Пожароопасный период
Н. В. Денисов
ЛИ И ДЖЕККИ
– А в Бангкок не заходили?
– Нет, не случилось. Вообще этот южный рейс во Владивосток вокруг Европы, через Индию и Сингапур мне как подарок после льдов выпал. Ты помнишь, что было в ту осень в восточном секторе Арктики?
– Когда затерло вас возле Певека? Ну кто же не помнит…
– Одним словом, до Берингова пролива наш «броненосец» так и не протолкался. Пошли на запад, в Мурманске почти весь экипаж поменяли, загранвизу имели несколько человек, в том числе и мне открыли.
Два школьных приятеля, два моряка – капитан и старший механик – сидят на бережке степной речки с удочками. Оба в отпусках. И так случилось, что съехались неожиданно в родном селе, откуда много лет назад уехали в мореходное училище. Теперь им под сорок, люди бывалые, тертые, представительные – особо, когда пройдутся по селу в форме, при полном параде, как говорится.
Сейчас бы кто глянул на них со стороны, подивился: босые, штаны закатаны до колен, легкомысленные майки, выцветшие отцовские кепчонки.
Окрест тишина и солнце. Пролетает паутина, свербят в траве кузнечики, на той стороне речки, возле березового колка, виден комбайн, косит пшеничное поле. Гула комбайна не слышно и потому благость и тишина еще вольготней полнят душу, клонят к воспоминаниям.
– Бангкок, Бангкок, – произносит капитан, глядя на неподвижный поплавок удочки. – Чудный город. А какие женщины! Я до этого ходил по Дуге большого круга – в Канаду, в Штаты. Но линия стала хиреть. Слышал, наверное? А тут заработала в полную силу «Феско – Индия». Часть пароходов поставили на нее. Меня как раз из старпомов на капитана выдвинули. Ну вот, первым рейсом и привел свой сухогруз в Бангкок.
– Ты про женщин заикнулся. Давай уж не темни. Трави на всю катушку, – сказал старший механик. – Помню, в школе наши девчонки по тебе с ума сходили. Да и ты парень был не промах. Трави, Ваня! Я тоже, может, о белых медведицах что вставлю.
Капитан подтянул леску, поправил на крючке червя и, поплевав на наживку, закинул снова. Воткнув удилище в берег, достал пачку сигарет.
– Тут, собственно, история такая, ничего особого, но тогда я чуть было не погорел из-за этой Джекки.
– Джекки? Чудесно! – стармех взял сигарету. – Не Дунька с Манькой, а? Одно имя что значит! – он прикурил от зажигалки, глубоко затянулся.
– Где-то на третий или четвертый день стоянки, когда уж все неотложные дела сделал, побывал в посольстве и торгпредстве, решил денек отдохнуть, столицу посмотреть. Там, Миша, есть на что посмотреть. Ну, тут еще одна бабочка, хозяйка фирмы, у которой мы закупили продукты для экипажа, предложила свои услуги. Часам к десяти утра подкатила к трапу на черном «Мерседесе». Я взял с собой первого помощника, Вику-буфетчицу и мы покатили в город.
Ли, так звали хозяйку фирмы, бабочка рисковая, жмет на полный керосин, только колеса свистят. Сама – маленькая, кругленькая, щелки-глаза, короткие пальчики цепко держат руль. Я знал, что фирма у нее не бог весть какого размаха. Служащих несколько человек, «Мерседес», счет в банке. Все от отца по наследству досталось. Живет одна. Приглашала в гости домой, да у меня какой-то тормоз сыграл. Поняла, больше речь не заводила об этом.
Ну, едем, потихоньку болтаем с ней о том, о сем. Попутчики мои, как глухонемые, ни слова по-английски. Вике простительно, а первый помощник – старичок из выдвиженцев – столько лет проплавал, а кроме о’кей – ол’райт! – ни звука не выучил.
Ну, едем! Знаешь, как это бывает: сиреневые от жаркой дымки и выхлопных газов улицы. То там, то тут автомобильные пробки. Ли сердито сигналит на замешкавшиеся при переходе улиц ручные тележки с овощами-фруктами, на размалеванные во все цвета моторикши и открытые автофургончики, откуда улыбаются смуглые рожицы ребятишек, дородные тайки-мамаши. Высыпят вдруг, как потревоженные в траве кузнечики, мотоциклы, тоже обвешанные седоками. Летят, презирая светофоры и запрещающие знаки. Азиаты, одним словом. В «Мерседесе» прохладно. Кондишен. Верчу головой: пестро на улицах. Огромные щиты кинореклам – скачут ковбои в широкополых шляпах, с кольтами; пышногрудые красотки улыбаются сочными губами; горят самолеты, корабли; супермены с мощными бицепсами строчат из автоматов. Американизация, словом. А на тротуарах – живая толпа, не столь парадная, как на рекламах. Торговые палатки, зонты от солнца, барахлишко разное на продажу, как для просушки, развешено. Мелькнул мост через мутную речку, мелькнул зеленый танк возле какого-то правительственного здания, поле для гольфа, пагоды с башенками и золочеными шпилями. Вот тебе Бангкок. Прибавь сюда пальмы, банановые деревья, жару и смуглолицых гибких таек, можно себе представить.
– Сингапур тоже.
– Не-е. Сингапур – другой. А в Бангкоке я петухов слыхал. Поют, знаешь, по-русски, как у нас по утрам. И где? Возле морского интерклуба. Не отвлекай, дед.
Тормознули возле какого-то кафе. Зашли. Блюда острые, огнем палит десны, нёбо. Как собаки рвут! Гарнир – молодой зеленый бамбук и – ни кусочка хлеба. Для русского человека – мучение. Но ничего! Принесли пиво. Холодная роса на бутылках. Первый помощник отказывается, говорит, подскочило давление. Ну, ну! – думаю. Мы с Викой потягиваем, блаженствуем. Как-то беззаботно, легко.
– Дорого, наверное, все это? – вдруг пугается Вика.
– Фирма веники не вяжет! – отвечаю ей. – Фирма укрепляет деловые контакты с русскими моряками.
Правда, потом я запорывался расплачиваться, но Ли с улыбкой отвела мою руку.
Опять кружим по столице. Посещаем храм Золотого Будды, босые – охрана приказала разуться! – смиренно созерцаем его великолепие.
Когда подъехали к королевскому дворцу – сказка в восточном стиле! – Ли говорит:
– Редкий случай, сегодня король Таиланда идет в храм молиться и народ может его видеть! Такое бывает раз в три-четыре месяца. Могу предложить экскурсию во дворец.
– Вы верующая, Ли? – спрашиваю.
– У нас все верующие.
Перевожу это своим спутникам. Первый помощник, Федор Павлович, жует тонкими губами, неопределенно роняет:
– Вы капитан, вам решать!
Вика хлопает в ладоши, прямо-таки светится, потряхивает пшеничными кудряшками.
– Отказываться грешно! – решаю. – Дело вовсе не в короле, дворец – жемчужина всей Юго-Восточной Азии, Федор Павлович.
Идем. Ли останавливается еще возле корзины с кокосовыми орехаму, что-то по-своему говорит торгашу, тот подкидывает на ладони тяжелый плод, ударом ножа отсекает ему макушку, подает вместе с соломинкой Вике. То же самое и – для нас, прицокивает языком, улыбается.
– Вы нас балуете, Ли! – говорю нашей хозяюшке, потягивая кокосовое молочко. А сам уж думаю, придется делать ответное приглашение в капитанскую каюту. Фирма наша тоже веников не вяжет! Укрепление контактов и пароходство поощряет.
И тут подходит она, Джекки! Прелестная девушка. Ещё издали улыбается.
– Это Джекки, мой шофер и личный секретарь – представляет ее Ли.
– Гуд монинг, Джекки! – произношу, пораженный ее красотой. Есть же такие создания!
На Джекки светлая кофточка просторного покроя, тонкого вельвета брючки, сандалии. Просто, небогато, но как ладно всё на её стройной, гибкой фигурке! Правильный овал лица, черные угли глаз и продуманная небрежность диковатых темных волос, перехваченных алой лентой.
– Она не понимает по-английски! – быстро произносит Ли. – Машину водит окей! Убедитесь на обратном пути.
Припарковав «Мерседес», проходим под арку дворца, мимо полосатой будки часового. На ходу пытаюсь сфотографировать дюжего молодца, но он, держась за карабин, повращал головой: нельзя!
Идут вольным строем несколько таких же солдат в защитной форме, стучат тяжелыми ботинками о брусчатку. Развод, смена часовых.
Прошли буддийские монахи – мужчины с серьезными лицами, стриженные под «ноль». В оранжевых таких, до пят, балахонах. Проходят таиландцы с детишками, разного фасона иностранцы, Пестрая публика. Я, понятно, «Зенит» свой в ход пускаю, щелкаю налево, направо. Фотографирую свою компанию. Смотрю через видоискатель в лицо Джекки и теплая такая, давно подзабытая волна приливает к груди. Бывают же такие создания!
– Влюбился, как мальчишка, ну, капитан! – сказал старший механик.
– Магнит какой-то тянет к ней. Щелкаю затвором, а сам говорю как бы между прочим первому помощнику: – Хорош снимок для семейного альбома, Федор Павлович?
– Мне-то уж ничего не угрожает! – с подковыркой отвечает он.
– Ну да уж ладно.
Перевожу наш разговор Ли, она заливисто хохочет. Потом она ненадолго исчезает, приносит пачку газет, говорит, что «король скоро выйдет, надо занять удобные места». Проходим еще одну арку с охраной, попадаем в настоящую сказку: все – пагоды, башенки, колонны, открытые анфилады – в золоте, в драгоценных камнях. Живопись настенная, фрески, всякие дива буддийские. Трудно описать, видеть надо! Но это я к слову. Мысли мои о Джекки. Она молчит, загадочно улыбается. О чем там думает, пойди разгадай!
А тут еще Вика:
– Иван Васильевич, сфотографируйте меня одну! Приеду в отпуск домой, покажу: вот где я была!
А в глазах ревнивые искорки. О, эти женщины!
Ли машет нам, поторапливает, семенит короткими ножками с игрушечными такими ступнями, совсем не похожая – ни осанкой, ни поведением на владелицу торговой фирмы.
– Вам очень хочется видеть своего короля, Ли?
– Да! У нас поверье – прикосновение короля принесет счастье и удачу на долгое время.
– Как это – прикосновение?
– Надо положить на ладонь какую-то сумму денег. Он возьмет и.
Говорю об этом Федору Павловичу:
– За общение с королем надо деньги платить!
– Пособнику полпотовцев? – бурчит он, мрачнея.
Конечно, я понимаю старика: он и здесь работает! Недавно, когда шли Сиамским заливом, он беседовал с экипажем о политике здешнего правительства, о внешнеторговых связях, о бандах красных кхмеров, выброшенных из соседней Кампучии, и «нашедших себе приют в приграничных джунглях Таиланда. Да, у него нет полутонов: друг, враг! Все – четко.
Ли уже расстелила газеты возле ограждения ковровой дорожки, по которой пойдет король. Девчата наши устраиваются с ней рядом.
Снует охрана в форме, с тяжелыми кольтами у бедер, гражданские в безукоризненных костюмах – с отдутыми у поясов пиджаками.
Будто с небес, полилась мелодичная музыка, малиновый такой перезвон, словно кто одним движением тронул сотни хрустальных колокольчиков.
Показался король со свитой. Все, кто в первых рядах, опустились на колени, на корточки. В задних рядах, где разрешается стоять, все больше еровпейцы, американцы с фото- и кинокамерами. Я ринулся туда. Салатная кепочка Федора Павловича давно уже задиристо торчит там, возле колонны. Блюдет себя старик, думаю.
Король шествует медленно; важно. Весь в белом – брюки, мундир с глухим стоячим воротом, погончики, орденские ленты, фуражка с крабом. На шаг позади в таком же одеянии – наследник, малый лет под тридцать. Чем тебе не морские офицеры! Король, правда, в очках.
– А королева, Ваня? – опять закурил стармех.
– Королеву, Миша, я потом увидел, на ступеньках храма, в свите ее не было. Тоже красивая женщина!
– У тебя все красивые!
– Пардон, ты перебиваешь… Слушай! Рослый гвардеец держит над головой короля тяжелый с кистями зонт, похожий на кухонный – по нынешней моде – абажур. Позади всякие генералы с лентами через плечо. И взвод карабинеров в белых касках. Зрелище живописное. Ну вот, доходит он до народа, делает едва заметное шевеление плечом, перед ним бухается на колени детина с сосудом и щеткой-кропильницей. И король по-поповски кропит в народ. Даже до меня капля долетела, клюнула в щеку».
Потом гляжу, и вправду дают ему деньги! Ничего, наклоняется, берет. Доходит до наших девчат, тоже наклоняется. Неужели, думаю, и Вика расщедрилась? Какая зарплата у буфетчицы!.
Потом уж, в машине, Вика восторженно шепнула мне:
– Ли дала мне сто батов для короля!
– Это сумма, Вика! Не жалко?
– А что жалеть? Не свои.
– Зато счастье теперь привалит! – ехидненько произносит Федор Павлович.
– Да-а. А нам, Миша, не везет сегодня. Поплавки-то, смотри, как умерли. Ну, бог с ними! Слушай дальше. Ли сидит на переднем сидении рядом с Джекки отрешенная, торжественная. Узкие щелки-глаза освещены как бы изнутри.
– Ли, вы прекрасно выглядите! – делаю ей комплимент.
– О, я счастлива сегодня! – оборачивает она круглую головку, – а вы, капитан?
Что-то там пробормотал, , не помню, насчет счастья. А «Мерседес» несется тем временем в порт. Тонкие руки Джекки неспокойно лежат на руле. Левая, с бирюзовым камушком перстенька, то и дело сманивает со лба прядку. Интересно, какой у нее голос? Наверное, мелодичный, нежный? Почему-то очень хочется, чтоб именно был мелодичный!..
– Ли, если не секрет, как говорят у нас в России, сколько лет этой юной прелестнице?
Мне тут показалось, что Джекки улыбнулась уголками губ. Трепетная тень скользнула по профилю лица. Она, наверное, все же немного понимала английский. Так мне показалось в тот момент.
– Двадцать два! – отвечает Ли. – Для восточной женщины – вечерняя заря.
– А для европейской – утренняя. О’кей!
И вот «Мерседес» ныряет под полосатую руку шлагбаума, катится по маслянистому асфальту порта. Длинные пакгаузы, ряды разноцветных контейнеров, ларьки, рекламы, как всюду, как во всех подобных южных портах. Мутная река, в устье которой стоим у причала, мусор, кожура бананов, кусты бамбука, черная скорлупа кокосов, похожих на круглые мины, все несется в море. И еще добавь к этому лодки, похожие на рыбу-иглу, су- масшедше летящие между судов на рейде. И торгаши в весельных лодках – под каждым бортом: купи кофе, купи фрукты, купи кальмаров! Бизнес, бизнес.
И флаги всех стран. Вот свой родной, красный!
Останавливаемся у трапа. Я учтиво приглашаю в гости Ли и Джекки. С ответным, так сказать, визитом. Ли была у нас за эти дни не раз, со старшим помощником занималась торговыми операциями. Ну, а сейчас я всем существом занят Джекки: так вот просто расстаться? Не знаю, как я выглядел со стороны, по крайней мере, в глазах Федора Павловича, Вики? Старик, чувствую, насквозь меня видит.
Поднялись на борт. Вика вопросительно смотрит на меня.
Спасибо, Вика, управлюсь сам по хозяйству, иди отдыхай.
– Старик пробормотал сухо:
Я тоже пойду к себе, перегрелся.
Черт знает, что получается! Невежливо все-таки с его стороны. Мог зайти, составить компанию, дипломатично помолчать, если уж бог не дал языка!
В каюте накрываю стол: икра, шпроты, масло, бутерброды, фрукты. Достаю из холодильника коньяк, водку, соки.
– О, русское гостеприимство! – закивала Ли.
Джекки сидит в кресле, молча наблюдает. Хоть бы одно слово!
– Прошу к столу, – говорю, – легкая закуска.
И тут она, Джекки, что-то произносит по-своему. Ли с улыбкой переводит:
– Джекки спрашивает, где помыть руки? Я покажу.
Через пару минут она одна выходит из спальни, уютно присаживается к столу. Превосходно, легко держится.
– Какие церемонии, капитан! Налейте коньяку.
– А водку возьмете с собой! Презент.
– Па-си-ба, Ван! – говорит Ли по-русски.
– Прекрасно, вы делаете успехи в русском языке!
– Я сегодня счастлива. Но я наблюдала за вами, капитан. Там, во дворце. Вы и ваш главный коммунист ушли в задние ряды.
– Стоять перед королем на коленях? – вспыхнул я.
Она вздохнула, кажется, искренне:.
– Король? Нет, я говорю о другом. Я стояла на коленях перед творением рук человеческих. Перед храмом, перед дворцом! Для меня дворец – это всесильная, всепокоряющая красота. Это власть, которой невозможно не подчиниться.
Знаешь, Миша, я не ожидал от нее такого поворота. Тогда я говорю:
– Я вас понимаю, Ли, но ведь.
– Идеология?
– Идеология – тоже!
– Я читала, что в России разрушают храмы.
– То время миновало, – перебил я, – и вообще это трудный для нас разговор. Боюсь, что мы друг друга пока не поймем.
Стармех усмехнулся:
– Ты, Ваня, прямо-таки страстным пропагандистом советского образа жизни выглядел в те минуты.
– Ну вот! – продолжал капитан. – Говорю ей: да, красота, действительно, властная сила, Один мудрец сказал, что красота спасет мир!
– Капитан, – отвечает Ли с улыбкой, – поднимите рюмку. Вы сейчас думаете о Джекки! Вам нравится Джекки? Нравится, я вижу.
Я поднял рюмку, собираясь произнести шутливый тост.
– Пойдите туда, – кивает Ли на дверь спальни. – Позовите ее. Это можно. Ну, подчинитесь женщине.
Какая-то гипнотизирующая сила в словах Ли! Черт возьми, встаю, подхожу медленно к спальне, толкаю дверь во внутрь. И глазам не верю. Джекки, чуть подогнув в коленях ноги, во всей своей первозданной откровенности точеного смуглого тела, лежит на розовом покрывале моей капитанской кровати. Опершись так на локоток, расплескав на подушке смоль волос. Две налитых вишенки грудей смотрят на меня пристально, зазывно, в упор.
– И ты, конечно, – произнес стармех.
– Нет, Миша, не конечно. Внезапно за какие-то мгновения, измучась от ее нагой красоты, от охватившей меня тоски, я все же выдавил из себя: Ноу, Джекки, ноу!
– Все же! – усмехнулся собеседник. – Эх, Ваня!
– Она еще несколько мгновений смотрит призывно, ласково. И тут в угольях-глазах ее взметнулся огонь. Резко, опаляюще. По-змеиному выгнувшись всем телом, она перевернулась на живот, утопила лицо в подушку. Я подошел, поцеловал ее в плечо. Сказал, кажется, по-русски, по-другому я не мог сказать: Джекки, я тебя люблю, но это невозможно. Она взвилась, толкнула меня всей силой, сколько было в ее тонких руках, ужалась в комок, как маленький хищный зверенок. И пока гортанно выталкивала из груди непонятные мне слова, я грубо сжимал в ладонях ее лицо, не помня уже себя, целовал соленые глаза, щеки, плечи. Потом, опомнясь, отшатнулся, показывая, что ей надо одеться. Она показывает на дверь, давая понять, чтоб я вышел.
– Ноу, Джекки, мы выйдем вместе!
Мы вышли. В проеме двери в каюту, знаешь, у меня нет привычки закрываться, когда я у себя, стоял первый помощник.
– Иван Васильевич, там какой-то конфликт с бригадой грузчиков вышел! – сказал старик.
– Без меня не разберутся! Зачем тогда грузовой помощник? – ответил я раздраженно и отвернулся.
Ли смотрела в иллюминатор.
– Приготовьте, пожалуйста, ей кофе, капитан! – сказала она рассеянно.
Через полчаса я провожал их к машине.
А еще через двое суток мы отдали швартовы, чтоб взять курс на Сингапур. Я вышел на крыло мостика. С берега махали русские работники нашего торгпредства.
Подъехал черный «Мерседес». Вышли Джекки и Ли. Ли в розовом брючном костюме, машет, прощаясь. Узнала меня, замахала еще энергичней. Я поднял бинокль, посмотрел в прекрасное лицо Джекки. В глазах у нее стояла грусть. Да и у меня, наверное, тоже.
Капитан замолк, впервые за весь разговор взял из пачки сигарету, неспешно размял в пальцах. День уже клонился к вечеру. И особенно пронзительно работали в траве кузнечики.
– Ну, а потом? – тронул его за плечо стармех.
– Я ждал, что старик накапает в пароходстве. Но все обошлось, он благополучно ушел на пенсию. Да в общем-то ничего и не было, как видишь! А в Бангкок заходили еще не раз. Фирма Ли с нами в тесном контакте. Общались, как полагается. А Джекки? Джекки с ней не было. Может, и к лучшему: слишком сильна власть красоты надо мной, Миша. Так-то, мой белый арктический медведь.
1985 г.
Н. В. Денисов
ЛИ И ДЖЕККИ
– А в Бангкок не заходили?
– Нет, не случилось. Вообще этот южный рейс во Владивосток вокруг Европы, через Индию и Сингапур мне как подарок после льдов выпал. Ты помнишь, что было в ту осень в восточном секторе Арктики?
– Когда затерло вас возле Певека? Ну кто же не помнит…
– Одним словом, до Берингова пролива наш «броненосец» так и не протолкался. Пошли на запад, в Мурманске почти весь экипаж поменяли, загранвизу имели несколько человек, в том числе и мне открыли.
Два школьных приятеля, два моряка – капитан и старший механик – сидят на бережке степной речки с удочками. Оба в отпусках. И так случилось, что съехались неожиданно в родном селе, откуда много лет назад уехали в мореходное училище. Теперь им под сорок, люди бывалые, тертые, представительные – особо, когда пройдутся по селу в форме, при полном параде, как говорится.
Сейчас бы кто глянул на них со стороны, подивился: босые, штаны закатаны до колен, легкомысленные майки, выцветшие отцовские кепчонки.
Окрест тишина и солнце. Пролетает паутина, свербят в траве кузнечики, на той стороне речки, возле березового колка, виден комбайн, косит пшеничное поле. Гула комбайна не слышно и потому благость и тишина еще вольготней полнят душу, клонят к воспоминаниям.
– Бангкок, Бангкок, – произносит капитан, глядя на неподвижный поплавок удочки. – Чудный город. А какие женщины! Я до этого ходил по Дуге большого круга – в Канаду, в Штаты. Но линия стала хиреть. Слышал, наверное? А тут заработала в полную силу «Феско – Индия». Часть пароходов поставили на нее. Меня как раз из старпомов на капитана выдвинули. Ну вот, первым рейсом и привел свой сухогруз в Бангкок.
– Ты про женщин заикнулся. Давай уж не темни. Трави на всю катушку, – сказал старший механик. – Помню, в школе наши девчонки по тебе с ума сходили. Да и ты парень был не промах. Трави, Ваня! Я тоже, может, о белых медведицах что вставлю.
Капитан подтянул леску, поправил на крючке червя и, поплевав на наживку, закинул снова. Воткнув удилище в берег, достал пачку сигарет.
– Тут, собственно, история такая, ничего особого, но тогда я чуть было не погорел из-за этой Джекки.
– Джекки? Чудесно! – стармех взял сигарету. – Не Дунька с Манькой, а? Одно имя что значит! – он прикурил от зажигалки, глубоко затянулся.
– Где-то на третий или четвертый день стоянки, когда уж все неотложные дела сделал, побывал в посольстве и торгпредстве, решил денек отдохнуть, столицу посмотреть. Там, Миша, есть на что посмотреть. Ну, тут еще одна бабочка, хозяйка фирмы, у которой мы закупили продукты для экипажа, предложила свои услуги. Часам к десяти утра подкатила к трапу на черном «Мерседесе». Я взял с собой первого помощника, Вику-буфетчицу и мы покатили в город.
Ли, так звали хозяйку фирмы, бабочка рисковая, жмет на полный керосин, только колеса свистят. Сама – маленькая, кругленькая, щелки-глаза, короткие пальчики цепко держат руль. Я знал, что фирма у нее не бог весть какого размаха. Служащих несколько человек, «Мерседес», счет в банке. Все от отца по наследству досталось. Живет одна. Приглашала в гости домой, да у меня какой-то тормоз сыграл. Поняла, больше речь не заводила об этом.
Ну, едем, потихоньку болтаем с ней о том, о сем. Попутчики мои, как глухонемые, ни слова по-английски. Вике простительно, а первый помощник – старичок из выдвиженцев – столько лет проплавал, а кроме о’кей – ол’райт! – ни звука не выучил.
Ну, едем! Знаешь, как это бывает: сиреневые от жаркой дымки и выхлопных газов улицы. То там, то тут автомобильные пробки. Ли сердито сигналит на замешкавшиеся при переходе улиц ручные тележки с овощами-фруктами, на размалеванные во все цвета моторикши и открытые автофургончики, откуда улыбаются смуглые рожицы ребятишек, дородные тайки-мамаши. Высыпят вдруг, как потревоженные в траве кузнечики, мотоциклы, тоже обвешанные седоками. Летят, презирая светофоры и запрещающие знаки. Азиаты, одним словом. В «Мерседесе» прохладно. Кондишен. Верчу головой: пестро на улицах. Огромные щиты кинореклам – скачут ковбои в широкополых шляпах, с кольтами; пышногрудые красотки улыбаются сочными губами; горят самолеты, корабли; супермены с мощными бицепсами строчат из автоматов. Американизация, словом. А на тротуарах – живая толпа, не столь парадная, как на рекламах. Торговые палатки, зонты от солнца, барахлишко разное на продажу, как для просушки, развешено. Мелькнул мост через мутную речку, мелькнул зеленый танк возле какого-то правительственного здания, поле для гольфа, пагоды с башенками и золочеными шпилями. Вот тебе Бангкок. Прибавь сюда пальмы, банановые деревья, жару и смуглолицых гибких таек, можно себе представить.
– Сингапур тоже.
– Не-е. Сингапур – другой. А в Бангкоке я петухов слыхал. Поют, знаешь, по-русски, как у нас по утрам. И где? Возле морского интерклуба. Не отвлекай, дед.
Тормознули возле какого-то кафе. Зашли. Блюда острые, огнем палит десны, нёбо. Как собаки рвут! Гарнир – молодой зеленый бамбук и – ни кусочка хлеба. Для русского человека – мучение. Но ничего! Принесли пиво. Холодная роса на бутылках. Первый помощник отказывается, говорит, подскочило давление. Ну, ну! – думаю. Мы с Викой потягиваем, блаженствуем. Как-то беззаботно, легко.
– Дорого, наверное, все это? – вдруг пугается Вика.
– Фирма веники не вяжет! – отвечаю ей. – Фирма укрепляет деловые контакты с русскими моряками.
Правда, потом я запорывался расплачиваться, но Ли с улыбкой отвела мою руку.
Опять кружим по столице. Посещаем храм Золотого Будды, босые – охрана приказала разуться! – смиренно созерцаем его великолепие.
Когда подъехали к королевскому дворцу – сказка в восточном стиле! – Ли говорит:
– Редкий случай, сегодня король Таиланда идет в храм молиться и народ может его видеть! Такое бывает раз в три-четыре месяца. Могу предложить экскурсию во дворец.
– Вы верующая, Ли? – спрашиваю.
– У нас все верующие.
Перевожу это своим спутникам. Первый помощник, Федор Павлович, жует тонкими губами, неопределенно роняет:
– Вы капитан, вам решать!
Вика хлопает в ладоши, прямо-таки светится, потряхивает пшеничными кудряшками.
– Отказываться грешно! – решаю. – Дело вовсе не в короле, дворец – жемчужина всей Юго-Восточной Азии, Федор Павлович.
Идем. Ли останавливается еще возле корзины с кокосовыми орехаму, что-то по-своему говорит торгашу, тот подкидывает на ладони тяжелый плод, ударом ножа отсекает ему макушку, подает вместе с соломинкой Вике. То же самое и – для нас, прицокивает языком, улыбается.
– Вы нас балуете, Ли! – говорю нашей хозяюшке, потягивая кокосовое молочко. А сам уж думаю, придется делать ответное приглашение в капитанскую каюту. Фирма наша тоже веников не вяжет! Укрепление контактов и пароходство поощряет.
И тут подходит она, Джекки! Прелестная девушка. Ещё издали улыбается.
– Это Джекки, мой шофер и личный секретарь – представляет ее Ли.
– Гуд монинг, Джекки! – произношу, пораженный ее красотой. Есть же такие создания!
На Джекки светлая кофточка просторного покроя, тонкого вельвета брючки, сандалии. Просто, небогато, но как ладно всё на её стройной, гибкой фигурке! Правильный овал лица, черные угли глаз и продуманная небрежность диковатых темных волос, перехваченных алой лентой.
– Она не понимает по-английски! – быстро произносит Ли. – Машину водит окей! Убедитесь на обратном пути.
Припарковав «Мерседес», проходим под арку дворца, мимо полосатой будки часового. На ходу пытаюсь сфотографировать дюжего молодца, но он, держась за карабин, повращал головой: нельзя!
Идут вольным строем несколько таких же солдат в защитной форме, стучат тяжелыми ботинками о брусчатку. Развод, смена часовых.
Прошли буддийские монахи – мужчины с серьезными лицами, стриженные под «ноль». В оранжевых таких, до пят, балахонах. Проходят таиландцы с детишками, разного фасона иностранцы, Пестрая публика. Я, понятно, «Зенит» свой в ход пускаю, щелкаю налево, направо. Фотографирую свою компанию. Смотрю через видоискатель в лицо Джекки и теплая такая, давно подзабытая волна приливает к груди. Бывают же такие создания!
– Влюбился, как мальчишка, ну, капитан! – сказал старший механик.
– Магнит какой-то тянет к ней. Щелкаю затвором, а сам говорю как бы между прочим первому помощнику: – Хорош снимок для семейного альбома, Федор Павлович?
– Мне-то уж ничего не угрожает! – с подковыркой отвечает он.
– Ну да уж ладно.
Перевожу наш разговор Ли, она заливисто хохочет. Потом она ненадолго исчезает, приносит пачку газет, говорит, что «король скоро выйдет, надо занять удобные места». Проходим еще одну арку с охраной, попадаем в настоящую сказку: все – пагоды, башенки, колонны, открытые анфилады – в золоте, в драгоценных камнях. Живопись настенная, фрески, всякие дива буддийские. Трудно описать, видеть надо! Но это я к слову. Мысли мои о Джекки. Она молчит, загадочно улыбается. О чем там думает, пойди разгадай!
А тут еще Вика:
– Иван Васильевич, сфотографируйте меня одну! Приеду в отпуск домой, покажу: вот где я была!
А в глазах ревнивые искорки. О, эти женщины!
Ли машет нам, поторапливает, семенит короткими ножками с игрушечными такими ступнями, совсем не похожая – ни осанкой, ни поведением на владелицу торговой фирмы.
– Вам очень хочется видеть своего короля, Ли?
– Да! У нас поверье – прикосновение короля принесет счастье и удачу на долгое время.
– Как это – прикосновение?
– Надо положить на ладонь какую-то сумму денег. Он возьмет и.
Говорю об этом Федору Павловичу:
– За общение с королем надо деньги платить!
– Пособнику полпотовцев? – бурчит он, мрачнея.
Конечно, я понимаю старика: он и здесь работает! Недавно, когда шли Сиамским заливом, он беседовал с экипажем о политике здешнего правительства, о внешнеторговых связях, о бандах красных кхмеров, выброшенных из соседней Кампучии, и «нашедших себе приют в приграничных джунглях Таиланда. Да, у него нет полутонов: друг, враг! Все – четко.
Ли уже расстелила газеты возле ограждения ковровой дорожки, по которой пойдет король. Девчата наши устраиваются с ней рядом.
Снует охрана в форме, с тяжелыми кольтами у бедер, гражданские в безукоризненных костюмах – с отдутыми у поясов пиджаками.
Будто с небес, полилась мелодичная музыка, малиновый такой перезвон, словно кто одним движением тронул сотни хрустальных колокольчиков.
Показался король со свитой. Все, кто в первых рядах, опустились на колени, на корточки. В задних рядах, где разрешается стоять, все больше еровпейцы, американцы с фото- и кинокамерами. Я ринулся туда. Салатная кепочка Федора Павловича давно уже задиристо торчит там, возле колонны. Блюдет себя старик, думаю.
Король шествует медленно; важно. Весь в белом – брюки, мундир с глухим стоячим воротом, погончики, орденские ленты, фуражка с крабом. На шаг позади в таком же одеянии – наследник, малый лет под тридцать. Чем тебе не морские офицеры! Король, правда, в очках.
– А королева, Ваня? – опять закурил стармех.
– Королеву, Миша, я потом увидел, на ступеньках храма, в свите ее не было. Тоже красивая женщина!
– У тебя все красивые!
– Пардон, ты перебиваешь… Слушай! Рослый гвардеец держит над головой короля тяжелый с кистями зонт, похожий на кухонный – по нынешней моде – абажур. Позади всякие генералы с лентами через плечо. И взвод карабинеров в белых касках. Зрелище живописное. Ну вот, доходит он до народа, делает едва заметное шевеление плечом, перед ним бухается на колени детина с сосудом и щеткой-кропильницей. И король по-поповски кропит в народ. Даже до меня капля долетела, клюнула в щеку».
Потом гляжу, и вправду дают ему деньги! Ничего, наклоняется, берет. Доходит до наших девчат, тоже наклоняется. Неужели, думаю, и Вика расщедрилась? Какая зарплата у буфетчицы!.
Потом уж, в машине, Вика восторженно шепнула мне:
– Ли дала мне сто батов для короля!
– Это сумма, Вика! Не жалко?
– А что жалеть? Не свои.
– Зато счастье теперь привалит! – ехидненько произносит Федор Павлович.
– Да-а. А нам, Миша, не везет сегодня. Поплавки-то, смотри, как умерли. Ну, бог с ними! Слушай дальше. Ли сидит на переднем сидении рядом с Джекки отрешенная, торжественная. Узкие щелки-глаза освещены как бы изнутри.
– Ли, вы прекрасно выглядите! – делаю ей комплимент.
– О, я счастлива сегодня! – оборачивает она круглую головку, – а вы, капитан?
Что-то там пробормотал, , не помню, насчет счастья. А «Мерседес» несется тем временем в порт. Тонкие руки Джекки неспокойно лежат на руле. Левая, с бирюзовым камушком перстенька, то и дело сманивает со лба прядку. Интересно, какой у нее голос? Наверное, мелодичный, нежный? Почему-то очень хочется, чтоб именно был мелодичный!..
– Ли, если не секрет, как говорят у нас в России, сколько лет этой юной прелестнице?
Мне тут показалось, что Джекки улыбнулась уголками губ. Трепетная тень скользнула по профилю лица. Она, наверное, все же немного понимала английский. Так мне показалось в тот момент.
– Двадцать два! – отвечает Ли. – Для восточной женщины – вечерняя заря.
– А для европейской – утренняя. О’кей!
И вот «Мерседес» ныряет под полосатую руку шлагбаума, катится по маслянистому асфальту порта. Длинные пакгаузы, ряды разноцветных контейнеров, ларьки, рекламы, как всюду, как во всех подобных южных портах. Мутная река, в устье которой стоим у причала, мусор, кожура бананов, кусты бамбука, черная скорлупа кокосов, похожих на круглые мины, все несется в море. И еще добавь к этому лодки, похожие на рыбу-иглу, су- масшедше летящие между судов на рейде. И торгаши в весельных лодках – под каждым бортом: купи кофе, купи фрукты, купи кальмаров! Бизнес, бизнес.
И флаги всех стран. Вот свой родной, красный!
Останавливаемся у трапа. Я учтиво приглашаю в гости Ли и Джекки. С ответным, так сказать, визитом. Ли была у нас за эти дни не раз, со старшим помощником занималась торговыми операциями. Ну, а сейчас я всем существом занят Джекки: так вот просто расстаться? Не знаю, как я выглядел со стороны, по крайней мере, в глазах Федора Павловича, Вики? Старик, чувствую, насквозь меня видит.
Поднялись на борт. Вика вопросительно смотрит на меня.
Спасибо, Вика, управлюсь сам по хозяйству, иди отдыхай.
– Старик пробормотал сухо:
Я тоже пойду к себе, перегрелся.
Черт знает, что получается! Невежливо все-таки с его стороны. Мог зайти, составить компанию, дипломатично помолчать, если уж бог не дал языка!
В каюте накрываю стол: икра, шпроты, масло, бутерброды, фрукты. Достаю из холодильника коньяк, водку, соки.
– О, русское гостеприимство! – закивала Ли.
Джекки сидит в кресле, молча наблюдает. Хоть бы одно слово!
– Прошу к столу, – говорю, – легкая закуска.
И тут она, Джекки, что-то произносит по-своему. Ли с улыбкой переводит:
– Джекки спрашивает, где помыть руки? Я покажу.
Через пару минут она одна выходит из спальни, уютно присаживается к столу. Превосходно, легко держится.
– Какие церемонии, капитан! Налейте коньяку.
– А водку возьмете с собой! Презент.
– Па-си-ба, Ван! – говорит Ли по-русски.
– Прекрасно, вы делаете успехи в русском языке!
– Я сегодня счастлива. Но я наблюдала за вами, капитан. Там, во дворце. Вы и ваш главный коммунист ушли в задние ряды.
– Стоять перед королем на коленях? – вспыхнул я.
Она вздохнула, кажется, искренне:.
– Король? Нет, я говорю о другом. Я стояла на коленях перед творением рук человеческих. Перед храмом, перед дворцом! Для меня дворец – это всесильная, всепокоряющая красота. Это власть, которой невозможно не подчиниться.
Знаешь, Миша, я не ожидал от нее такого поворота. Тогда я говорю:
– Я вас понимаю, Ли, но ведь.
– Идеология?
– Идеология – тоже!
– Я читала, что в России разрушают храмы.
– То время миновало, – перебил я, – и вообще это трудный для нас разговор. Боюсь, что мы друг друга пока не поймем.
Стармех усмехнулся:
– Ты, Ваня, прямо-таки страстным пропагандистом советского образа жизни выглядел в те минуты.
– Ну вот! – продолжал капитан. – Говорю ей: да, красота, действительно, властная сила, Один мудрец сказал, что красота спасет мир!
– Капитан, – отвечает Ли с улыбкой, – поднимите рюмку. Вы сейчас думаете о Джекки! Вам нравится Джекки? Нравится, я вижу.
Я поднял рюмку, собираясь произнести шутливый тост.
– Пойдите туда, – кивает Ли на дверь спальни. – Позовите ее. Это можно. Ну, подчинитесь женщине.
Какая-то гипнотизирующая сила в словах Ли! Черт возьми, встаю, подхожу медленно к спальне, толкаю дверь во внутрь. И глазам не верю. Джекки, чуть подогнув в коленях ноги, во всей своей первозданной откровенности точеного смуглого тела, лежит на розовом покрывале моей капитанской кровати. Опершись так на локоток, расплескав на подушке смоль волос. Две налитых вишенки грудей смотрят на меня пристально, зазывно, в упор.
– И ты, конечно, – произнес стармех.
– Нет, Миша, не конечно. Внезапно за какие-то мгновения, измучась от ее нагой красоты, от охватившей меня тоски, я все же выдавил из себя: Ноу, Джекки, ноу!
– Все же! – усмехнулся собеседник. – Эх, Ваня!
– Она еще несколько мгновений смотрит призывно, ласково. И тут в угольях-глазах ее взметнулся огонь. Резко, опаляюще. По-змеиному выгнувшись всем телом, она перевернулась на живот, утопила лицо в подушку. Я подошел, поцеловал ее в плечо. Сказал, кажется, по-русски, по-другому я не мог сказать: Джекки, я тебя люблю, но это невозможно. Она взвилась, толкнула меня всей силой, сколько было в ее тонких руках, ужалась в комок, как маленький хищный зверенок. И пока гортанно выталкивала из груди непонятные мне слова, я грубо сжимал в ладонях ее лицо, не помня уже себя, целовал соленые глаза, щеки, плечи. Потом, опомнясь, отшатнулся, показывая, что ей надо одеться. Она показывает на дверь, давая понять, чтоб я вышел.
– Ноу, Джекки, мы выйдем вместе!
Мы вышли. В проеме двери в каюту, знаешь, у меня нет привычки закрываться, когда я у себя, стоял первый помощник.
– Иван Васильевич, там какой-то конфликт с бригадой грузчиков вышел! – сказал старик.
– Без меня не разберутся! Зачем тогда грузовой помощник? – ответил я раздраженно и отвернулся.
Ли смотрела в иллюминатор.
– Приготовьте, пожалуйста, ей кофе, капитан! – сказала она рассеянно.
Через полчаса я провожал их к машине.
А еще через двое суток мы отдали швартовы, чтоб взять курс на Сингапур. Я вышел на крыло мостика. С берега махали русские работники нашего торгпредства.
Подъехал черный «Мерседес». Вышли Джекки и Ли. Ли в розовом брючном костюме, машет, прощаясь. Узнала меня, замахала еще энергичней. Я поднял бинокль, посмотрел в прекрасное лицо Джекки. В глазах у нее стояла грусть. Да и у меня, наверное, тоже.
Капитан замолк, впервые за весь разговор взял из пачки сигарету, неспешно размял в пальцах. День уже клонился к вечеру. И особенно пронзительно работали в траве кузнечики.
– Ну, а потом? – тронул его за плечо стармех.
– Я ждал, что старик накапает в пароходстве. Но все обошлось, он благополучно ушел на пенсию. Да в общем-то ничего и не было, как видишь! А в Бангкок заходили еще не раз. Фирма Ли с нами в тесном контакте. Общались, как полагается. А Джекки? Джекки с ней не было. Может, и к лучшему: слишком сильна власть красоты надо мной, Миша. Так-то, мой белый арктический медведь.
1985 г.