Волшебный круг
РЕЛИКТ СТАРОЙ НАЦИИ
Район Барута. Окраина. Улица упирается в гору. Пристойные дома среднего класса. Хижины бедноты. Магазинчики. Трескотня мотоциклов. Высокие разлапистые дерева. Сам дом, где мы сейчас, просторен, с возвышенным балконом. Со стороны горы, где слышу пение петуха, дом увит прелестными цветами…
Минули два года. Уже и не мыслил о новой встрече с моими зарубежниками. Но чудесным образом она произошла. И повод отменный – 60-летие русской колонии в Венесуэле.
Из разных весей – гостевой народ. Не густым числом, но дружно и в лучших чувствах к юбилярам. Праздник учинил последний строй русских кадет. Их пятеро осталось в кадетском строю Каракаса. Всего пятеро. Самый младший из пятерки – Алексей Борисович Легков. Но и ему «стукнуло» 85. Младший! И сейчас мы в его доме.
Читал где-то: стариков эмигрантов назвали «реликтом старой нации, уютно живущей в идеализированном прошлом Святой Руси и тешащей себя надеждами на её воз- рождение». С иронией, с недобротой, мол, люди эти сами хорошо понимают, что «возрождение никогда не наступит».
Допустим. А как отступить от тех понятий чести, любви к Отечеству, от мировоззрений, которые получили они, русские, в детском возрасте в гимназиях, в кадетских корпусах от русских офицеров-наставников, в семейном кругу от таких людей как мама Алеши Легкова – Мария Кузьминична: «маленькая хозяйка большого дома» – такой и сейчас помнят её в Каракасе.
В прежние встречи разговаривал с Легковым на «темы серьезные» – этакого технического характера… Теперь, скажу по-современному, информирован о его детстве, об умных, замечательных родителях, они «сделали» из мальчика того человека, каковым он стал, пройдя жизнь – с пользой не только для России, не только для второго своего Отечества – Венесуэлы, но и для граждан многих стран…
Столь же близки к нему по делам и мыслям однокашники. Простая истина: все началось от воспитания!
В 1935 -36 году Алеша потерял учебный год по болезни, но получил взамен незабываемые дни в обществе матери, семьи. Этот год сделал его русским человеком, любящим всё русское – родное.
«Дело» было в Югославии. Рано утром мальчик быстренько расчищал снег на дворе, и когда входил в дом, встречал запахи вкусного завтрака, который уже быстренько приготовила мама. Они садились за стол, включали радио и слушали музыкальные передачи из далекой коммунистической Москвы. Старый семейный радиоприемник был – «рогом изобилия».
«Внимание, говорит Москва, радиостанция имени Коминтерна. Московское время 12 часов. Сегодня будем передавать оперу Римского-Корсакова «Садко», – говорил диктор.
Мама вздыхала и говорила сыну: «Это станция нашей бедной России!»…Но «беда с Коминтерном» кончалась и начиналась опера. Передавали её историю, кем и когда написана, затем – короткая биография композитора, кто либреттист, кто поёт. Под музыку начиналось описание первого действия и декораций. «Виделось» – зрители, торжественное поднятие занавеса, как взмахивала дирижерская палочка…
Мама Алеши что-то быстро записывала в тетрадку и смотрела на часы: пора готовить обед. Придут отец и дядя, пообедают и опять уйдут на службу. А он будет готовить уроки по русскому с помощью мамы. Вечером дядя поможет ему по математике, физике и химии, а потом папа, хоть и усталый от дневных трудов, преподаст сыну нужное по истории, литературе – все, что необходимо для предстоящих экзаменов.
Мама опять брала тетрадку, зарисовывала декорации прослушанной днём оперы. Дядя Николай ей подсказывал, а папа подпевал арии. До сих пор помнит Алексей Борисович, как папа пел: «Лебеди летят…»… и как дядя Николай добавлял: «Спи, Садко, миг на лугу…». А мама прижимала ребенка к себе и говорила: «Видишь, Алешенька, какая наша Россия!»
По субботам и воскресениям интересных передач из Москвы не было. Эмигрантская семья сидела около теплой печки, и Алеша слушал рассказы о Гражданской войне, о старом русском прошлом и традициях, которыми жила и держалась сотни лет Родина-Россия. Той зимой и зародилась, затем продолжилась у его мамы рукописная тетрадочка с песнями и маршами русских полков, зарисовками военных форм и эмблем.
(Тетрадка сохранилась в бумагах венесуэльских кадет). Однажды дядя Николай радостно сказал: «В четверг из Москвы будут передавать «Травиату». Дождались и вчетвером сидели зачарованные и слушали прекрасную музыку, а потом передачу звона колоколов из Кремля…
Дивные вечера.
И вот еще из биографического.
Мама Легкова, Мария Кузьминична, родилась в 1901- м году в Софиевке, близ Екатеринослава. После гимназии поступила в Горный институт Петербурга, но революция все бурно и внезапно переворошила: вернулась к родителям. Отец её был заведующим конюшенным заводом Двора, где разводили породистых лошадей. «За буржуазность» его вскоре расстреляли красные, а семье пришлось бежать и влиться в Белую Армию. Марию приняли в полк простым солдатом, ходила в атаки. При Перекопе получила она «унтера» и медаль за храбрость.
В Югославии, куда после эвакуации, бегства из Крыма, попали многие воины Врангеля, Мария встретилась со штабс-капитаном Борисом Федоровичем Легковым, в 21-м году вышла замуж, получив от мужа торжественное обещание «не пить и не играть в карты», он строго соблюдал это до конца жизни.
Легкова отдала всю свою любовь мужу, сыну, а в Венесуэле – внукам, чтобы сделать их русскими.
В 1993 году «маленькая хозяйка большого дома» в Каракасе скончалась. И стоит дом не тронутым – никто из большой этой русской семьи не решается разрушить теплый уголок «маленькой хозяйки» – с русской обстановкой, с русской библиотекой, с её копиями знаменитых русских картин…
Борис Федорович Легков, отец Алексея, родился в Филях, в Москве, дворянского сословия был человек. В достатке жили: поскольку дед Федор был президентом московского банка.
В 1915-м Борис Федорович окончил ускоренный курс Павловского офицерского училища. Воевал на Кавказском фронте, затем в Добровольческой армии, был четыре раза тяжело ранен. Получил отличия, боевые награды. Был он начитанным, полным остроумия, обладал феноменальной памятью. Друзья называли его ходячей энциклопедией. В русской беженской колонии Югославии часто выступал он в качестве конферансье на праздниках, ставил написанные им водевили на мотивы опереток Штрауса и Легара.
В 1941 году… Новые испытания! Едва спасшись от расстрела немцами, записался на службу в Русский охранный корпус, где спасались многие русские эмигранты – из офицеров, казаков, солдат. Был снова ранен – теперь в пере- стрелке с красными титовскими партизанами. В 1948 году началась новая – уже венесульская русская жизнь, тут уж он, пройдя немало бед и страданий, вместе с женой полностью занялся внуками…
Дядя Легкова – Николай Кононов – тоже был из древнего дворянского рода. Его отец, начальник кавалерийского училища в Твери, генерал Кононов, в 1919 году застрелился, не захотел он служить, как многие из царских офицеров, ни у большевиков Троцкого, ни в белых частях у генералов Алексеева и Корнилова, считая, что они изменили присяге.
Дядя был отличным математиком, знатоком русской литературы и музыки. В эмиграции, в Белграде, он окончил военные курсы генерала Головина, но служить в охранный корпус не пошел: считая, что «немцам верить нельзя»…
Такая вот семья, где при союзе отца, матери, дяди, в доме Легковых всегда царило русское искусство, русский дух.
И за тот небольшой альбом со старинными песнями и маршами русских полков, собранных Марией Кузьминичной, благодарят её давно сошедшие в могилы драгуны, гусары, матросы, солдаты, кадеты, юнкера и офицеры. С ними встречались Легковы на сербских кривых улицах, на проспектах европейских столиц, на пыльных дорогах Южной Америки…
И затеваю я разговор о другом. До поры «дело» это, задумка, не афишировалась венесуэльскими русскими сознательно: а вдруг, не выгорит, сорвется, не получится!?
Что замыслили сегодня много повидавшие, много пережившие люди в своих страстных желаниях как-то помочь родному Отечеству, России, всматриваясь долгие лета в её далекий, родной облик? А то, о чем и я не предполагал даже в своих самых отчаянных и дерзких мечтаниях и фантазиях.
Русские в Каракасе (в содружестве с российской стороной!) задумали построить вблизи столицы страны, в горах (в высокогорье, там прохладнее), еще точнее – между Каракасом и Маракайем, возле местечка с названием Виктория, на высоте одна тысяча двести метров над уровнем Карибского моря – Русскую Деревню. С православной церковью, с культурным центром, школой, библиотекой, жаркой баней, домом заезжих, то есть с небольшой гостиницей, с атрибутами русскости в архитектурном облике деревни, вплоть до фантастических жар-птиц на ставнях и на фронтонах уютных жилых изб и «пятистенок», вплоть до колодца с журавлем, вплоть до «фабрички», где под руками женщин-мастериц родятся матрешки и куклы, вышивки и узорные платки, сарафаны и домашние тапочки, украшенные бисером.
На кухнях будет готовиться русская еда – щи с капустой и пельмени с горчицей, гречневая каша с маслом, рыбные пироги и сдобные шаньги, чай с медом и вареньем, крепкий квас с настоем пахучих трав. Конечно, кое-что и покрепче настоится, чтоб принять гостей, поднять тост за Россию. Последнее – непременно должно происходить – стоя и до дна! Как всегда случалось и ныне происходит в застольях этих людей, проживших в зарубежье десятилетия.
Прослышав о новости, заторопился я поговорить с главным подателем идеи русской деревни, с «заправилой», у которого в руках не только планы, практические расчеты, контакты с людьми из венесуэльских правительственных ведомств, что согласились помочь русским – сделать приспособленное для жизни, работы и отдыха их национально-территориальное образование в пределах тропического государства…
Конечно же, идея Легкова!
Но Алексея Борисовича сейчас, если уж не «разрывают по частям», то на нем и на его прекрасной и хлопотливой жене Хозефине все заботы по приему гостей праздника. Так что приходится вновь отложить прерванный разговор о «деревне». И пристальней обратиться к гостям!
Пришли соратники-кадеты. Пришли представители русского посольства. Пришли друзья из венесуэльцев, любящие русскую культуру, готовые при первых аккордах музыкального «ящика», им руководит бывшая норильчанка Надежда Константиновна Родина, подхватить мелодию «Подмосковных вечеров» или шуточную – про крокодила Гену. И если вдруг Надежда со своим зримым советским энтузиазмом ударит по клавишам своей «физгармони», а под потолок взовьется – «Комсомольцы, добровольцы, мы сильны нашей верною дружбой…», подхватят, чудится мне, и «белые» зарубежники!
Родина пришла на праздник всем семейством – с мужем Владимиром Ивановичем, дочерьми Леной и Ириной, которые уже отменно говорят на испанском, выступая на празднике в качестве переводчиков.
Провел молебен и освятил торжество священник отец Павел Волков. Он крестил многих местных и даже гостей колонии, крестил, повторюсь к месту, и автора данных строк.
Тут же большой друг каракасцев профессор Валерий Александрович Тараканов из Москвы, киногруппа из Петербурга во главе с режиссером Михаилом Львовичем Ордовским-Танаевским, родственником «того-самого» тобольского губернатора. И гости из заснеженной Тюмени: Лидия Ивановна и Виктор Иванович Рябковы. Опустившись с небес, выйдя из лайнера, мои земляки сразу попали в тридцатиградусную жару Каракаса. Нелегко даются и мне вместе с ними первые деньки акклиматизации, привыкания к новому часовому поясу, он разнится с Западной Сибирью аж в полсуток!
Бодр и весел, и на коне – земляк мой из Кургана – Михаил Дмитриевич Поляков, его жена Елена. Накануне праздника в легковском доме, мы побывали с Мишей в доме Рудневых-Варяжских, вручили сувениры, флотские подарки и памятные медали, учрежденные в России благотворительным фондом «Варяг». И как замечательно смотрелся юный из потомков командира героического крейсера, праправнук Всеволода Федоровича, семилетний Андрюша, Андрей Андреевич Руднев, надев полосатую матросскую тельняшку и «водрузив» на голову, пока просторную для малыша, бескозырку, на ленте которой горела золотом надпись – «ВАРЯГЪ».
Теперь – застолье. Готовили его всем скопом, вскладчину. Аннушка, сестра бабы Кати Волковой, сделала свое фирменное блюдо – салат «оливье». Баба Катя – приготовила вкуснейшее блюдо из мяса. Редактору кадетского «Бюллетеня» Борису Евгеньевичу Плотникову поручалась выпечка восьмидесяти штук пирожков. И пока мы, сибиряки, находясь в доме Плотникова, осуществляли с Виктором Ивановичем Рябковым «общее руководство», две Лиды – русская из Тюмени и Лида – приходящая служанка венесуэлка, стряпали и пекли эти замечательные пирожки. А пока я «дымил» в саду, наблюдая за птичкой колибри, атакующей цветочный бутон, Плотников вел счет готовой продукции, укутывал вместительную кастрюлю с пирожками в отрез мануфактуры, чтоб подольше держался продукт в горячем виде.
Стряпню поместили в старенький «шевроле» с прилипшим куриным пером на капоте, увезли в дом Легковых, передали хозяйке Хозефине и её помощницам.
Что другие кулинары и кондитеры сотворили, тоже налицо! Стол украсили бутылками сухого и «мокрого» вина – крепостью от десяти до сорока градусов, как и полагается в русском застолье.
Вот справился с поздравительной речью председатель праздника Георгий Григорьевич Волков. Последовала череда новых «речей», в которую неожиданным блеском внедрилось вручение сибиряком Виктором Рябковым, привезенных нами из России специальных «кадетских медалей» – Николаю Александровичу Хитрово, Юрию Львовичу Ольховскому, Алексею Борисовичу Легкову, Борису Евгеньевичу Плотникову и председателю объединения кадет в Венесуэле Георгию Григорьевичу Волкову.
В далекие теперь годы, предвидя, может быть, вот этот нынешний день, один из кадетских поэтов Константин Бертье де ла Гард написал:
Все меньше нас, и час настанет,
Когда, покинув этот свет,
Пред Императором предстанет
Последний строй Его кадет.
Слава Богу, что друзья наши деятельны, могут и слово достойное сказать и на поступок благородный в своем высоком возрасте решиться! Но согласятся и они со мной – это последний строй!
Последний строй, успевший дать напутствие – крепко держать Русское знамя юным кадетам, смене, которая в нынешней России все прибывает. Тому свидетели сами старые кадеты, навещавшие Родину в последние годы не- однократно…
И последнее «сказание» в этой книге…
Русская Деревня в Венесуэле! Для чего все же?
Юбилейные речи поулеглись, киношники свернули аппаратуру, приблизились к винам, закускам, гости из венесуэльцев хоть гомонили и пели, не мешали. Солидные дамы и господа сверкали бывалыми взорами, беседовали, вкушая некрепкие напитки, иль чинно прохаживались среди цветочной оранжереи.
Где-то в других пределах Каракаса смолкали митинги – «белых» и «красных». Гвардейцы Чавеса снимали до поры уличные «доспехи» в виде касок и бронежилетов, погромыхивая щитами, ставили ружья на предохранители. «Пыльный ящик» индейского базара на улице Франциско де Мирандо торговал засушенными скальпами и сувенирными сомбреро. Знакомые хохлы из рыбацкой деревни Токаригуа готовили на выход в море свои баркасы. В синей карибской дали возникала грозная тень североамериканского авианосца, наводящего адовы ракеты на прелестные пляжи Окумары. А в нашем Баренцевом море замышлялся уже поход боевых кораблей во главе с авианесущим крей-сером «Петр Великий» к дружественным России венесуэльским берегам. А в остальном мире, в том числе и в российском, взамен «классовой борьбы», с тем же «посылом» удержания власти, настойчиво и пламенно внедрялась «борьба с терроризмом»…
– Что нас объединяло с Отечеством? Желание восстановить нашу силу, историю, Великую Россию, – наконец продолжил разговор Легков. – Сегодня, в связи с политической ситуацией в мире, Венесуэла сблизилась с Русью. Сюда приезжает много русских, белорусов, которые тоже очень русские люди! Это в большинстве – технический персонал, строители. Они помогают строить фабрики вооружения, аммуниции. Чавес предварительно закупил у «Росвооружения» около ста тысяч пулеметов. Будет и свое производство! Намечается строительство предприятий по использованию урана. Русские специалисты помогут нашим делам по нефти, по трубопроводам… Мне приходится часто разговаривать с этими людьми. Выясняется, что, работая у нас в стране, они не очень себя удобно чувствуют. В бытовом плане, в первую очередь.
Такая картина. Мужчины трудятся на заводах – в Каракасе, в Валенсии, в других местах, в полевых условиях. Приезжают к семьям только на выходные, а их жены, дети без дела и «болтаются» по разным отелям. Персонал контрактников, их семей, зависит от предприятий, пославших их сюда. Жалованье им платит Россия. Пришли вовремя деньги, хорошо. Не пришли, надо упрашивать хозяев гостиниц – подождать с оплатой. Проблема и с ребятишками. Быстро учась тут «болтать» на испанском, забывают русскую грамоту, свои школы, детские сады, русскую культуру. Ненормально…
Сообща и появилась идея – создать русский автономный поселок. Да, назовем его деревней. Согласно законам Венесуэлы, это должен быть кооператив. Кто будет командовать кооперативом, заседать в нем? Исключительно честные люди, идеологически настроенный элемент. И каждый в кооперативе будет отвечать за свой участок работы.
Где обосновать поселок-деревню?
Я обратился в Министерство туризма. Связался с Министерства окружающей среды, оно у нас строго контролирует сохранение природы. Создали проект. В нем предусмотрены все «зоны», например, под школу, под жилые дома, под площадь… Обязательно должны быть в деревне сады, сохранены старые деревья, кустарники, ландшафт. Нашел архитектора, который будет «вести» проект. И что интересно: мы не будем вкладывать деньги ни в отведенную землю, ни в оплату архитектора. Этим делом займется банк, с директором которого у меня есть договоренность.
Как будут выплачиваться банку деньги русскими из России, которые станут жить в этой деревне? Просто. Допустим, Петя, приехавший на какой-то срок из Ростова-на-Дону, отработал по контракту, заплатил кооперативу двадцать тысяч боливаров. На место Пети приезжает Ваня. Он также расплачивается с кооперативом, а тот ведет расчеты с банком.
Русские из России, которые сейчас работают у нас по контрактам, их где-то около пятисот человек, не считая жен и детишек, готовы оплачивать всё. Но церковь православную, сказали, будут строить исключительно на свои средства!..
Слушая Алексея Борисовича, деловую речь его, внимаю знакомым мне названиям мест, шоссейных дорог, озер, горных вершин, понимаю, нашу деревню построят невдалеке от немецкой – Колония Товар. Знаю, место славное. В горах. И у подножия этих гор плещется теплое Карибское море…
Легков говорит: да, мол, будут одноэтажные домики, избы. Строительный материал? Камень. Дерево – огнеопасно и подтачивается насекомыми. К примеру, термиты «пожирают» здесь едва ли не всякое дерево, но не камень! Водоснабжение? Внизу, под горой, озеро чистой пресной воды. Для очистки «черных» вод, то есть канализационных, есть множество современных технических способов…
– Русские люди старой колонии в Венесуэле, дорогой Алексей Борисович, и все приезжающие сюда на работу из России, будут рады созданию автономного Русского Уголка. Возникнет объединительный центр русскости в Южной Америке… Живите еще сто лет на благо русской жизни!
– Спасибо за сто лет… Но это дорогое удовольствие, дорогой сибиряк. Гораздо легче лежать где-нибудь… Знаете, меня страшно поразила смерть моего папы, когда он извинился передо мной, что он устал и хочет спать. Пришли доктора, осмотрели, сказали: здоров, ничего существенного. А отец мне опять: «Ты, Алеша, не сердись на меня, я устал». И вы знаете, он умер через четыре дня – после этого разговора…
Вероятно, есть такой момент в жизни, когда и от жизни человек устает. От всего. Я тоже жду этого момента… А если хватит времени, то помогу создать еще и эту русскую деревню в тропической стране Венесуэле. И я построю там себе избу с петушком на крыше!
– Но вы еще горите на радость всем идущим вслед!
– Я бы сказал, Николай Васильевич, не горю, а сгораю. Но каждый из русских обязан внести свою маленькую лепту в дело России. Люди, которые будут приезжать сюда на работу, будут чувствовать себя дома. И увидят другую жизнь…
Старая колония, к сожалению, вымирает. Но те, которые ЭТО еще увидят, уголок этот русский, который мечта- ли увидеть всю жизнь, будет замечательно. Это будет од- ним из главных моментов долгой жизни русских беженцев вдали от Отечества…
– Мы, русские, все же особый народ, Алексей Борисович! И у вас ген оказался очень русским, потому вы так плодотворно и самозабвенно трудитесь для России.
– Александр Васильевич Суворов говорил: «Я счастлив, что я русский!» Что он имел в виду? А то, что мы народ поэтический. Мы не коммерсанты по натуре. Вы посмотрите на классическую русскую литературу, увидите такую игру слов, образов, настроений, которых вы нигде не найдете в литературе западной.
Запад! Они рационалисты. Были и будут ими всегда. У русских же сильна энергия души. Её не все понимают. По- тому Суворов и сказал: «Я счастлив, что я русский!»
РЕЛИКТ СТАРОЙ НАЦИИ
Район Барута. Окраина. Улица упирается в гору. Пристойные дома среднего класса. Хижины бедноты. Магазинчики. Трескотня мотоциклов. Высокие разлапистые дерева. Сам дом, где мы сейчас, просторен, с возвышенным балконом. Со стороны горы, где слышу пение петуха, дом увит прелестными цветами…
Минули два года. Уже и не мыслил о новой встрече с моими зарубежниками. Но чудесным образом она произошла. И повод отменный – 60-летие русской колонии в Венесуэле.
Из разных весей – гостевой народ. Не густым числом, но дружно и в лучших чувствах к юбилярам. Праздник учинил последний строй русских кадет. Их пятеро осталось в кадетском строю Каракаса. Всего пятеро. Самый младший из пятерки – Алексей Борисович Легков. Но и ему «стукнуло» 85. Младший! И сейчас мы в его доме.
Читал где-то: стариков эмигрантов назвали «реликтом старой нации, уютно живущей в идеализированном прошлом Святой Руси и тешащей себя надеждами на её воз- рождение». С иронией, с недобротой, мол, люди эти сами хорошо понимают, что «возрождение никогда не наступит».
Допустим. А как отступить от тех понятий чести, любви к Отечеству, от мировоззрений, которые получили они, русские, в детском возрасте в гимназиях, в кадетских корпусах от русских офицеров-наставников, в семейном кругу от таких людей как мама Алеши Легкова – Мария Кузьминична: «маленькая хозяйка большого дома» – такой и сейчас помнят её в Каракасе.
В прежние встречи разговаривал с Легковым на «темы серьезные» – этакого технического характера… Теперь, скажу по-современному, информирован о его детстве, об умных, замечательных родителях, они «сделали» из мальчика того человека, каковым он стал, пройдя жизнь – с пользой не только для России, не только для второго своего Отечества – Венесуэлы, но и для граждан многих стран…
Столь же близки к нему по делам и мыслям однокашники. Простая истина: все началось от воспитания!
В 1935 -36 году Алеша потерял учебный год по болезни, но получил взамен незабываемые дни в обществе матери, семьи. Этот год сделал его русским человеком, любящим всё русское – родное.
«Дело» было в Югославии. Рано утром мальчик быстренько расчищал снег на дворе, и когда входил в дом, встречал запахи вкусного завтрака, который уже быстренько приготовила мама. Они садились за стол, включали радио и слушали музыкальные передачи из далекой коммунистической Москвы. Старый семейный радиоприемник был – «рогом изобилия».
«Внимание, говорит Москва, радиостанция имени Коминтерна. Московское время 12 часов. Сегодня будем передавать оперу Римского-Корсакова «Садко», – говорил диктор.
Мама вздыхала и говорила сыну: «Это станция нашей бедной России!»…Но «беда с Коминтерном» кончалась и начиналась опера. Передавали её историю, кем и когда написана, затем – короткая биография композитора, кто либреттист, кто поёт. Под музыку начиналось описание первого действия и декораций. «Виделось» – зрители, торжественное поднятие занавеса, как взмахивала дирижерская палочка…
Мама Алеши что-то быстро записывала в тетрадку и смотрела на часы: пора готовить обед. Придут отец и дядя, пообедают и опять уйдут на службу. А он будет готовить уроки по русскому с помощью мамы. Вечером дядя поможет ему по математике, физике и химии, а потом папа, хоть и усталый от дневных трудов, преподаст сыну нужное по истории, литературе – все, что необходимо для предстоящих экзаменов.
Мама опять брала тетрадку, зарисовывала декорации прослушанной днём оперы. Дядя Николай ей подсказывал, а папа подпевал арии. До сих пор помнит Алексей Борисович, как папа пел: «Лебеди летят…»… и как дядя Николай добавлял: «Спи, Садко, миг на лугу…». А мама прижимала ребенка к себе и говорила: «Видишь, Алешенька, какая наша Россия!»
По субботам и воскресениям интересных передач из Москвы не было. Эмигрантская семья сидела около теплой печки, и Алеша слушал рассказы о Гражданской войне, о старом русском прошлом и традициях, которыми жила и держалась сотни лет Родина-Россия. Той зимой и зародилась, затем продолжилась у его мамы рукописная тетрадочка с песнями и маршами русских полков, зарисовками военных форм и эмблем.
(Тетрадка сохранилась в бумагах венесуэльских кадет). Однажды дядя Николай радостно сказал: «В четверг из Москвы будут передавать «Травиату». Дождались и вчетвером сидели зачарованные и слушали прекрасную музыку, а потом передачу звона колоколов из Кремля…
Дивные вечера.
И вот еще из биографического.
Мама Легкова, Мария Кузьминична, родилась в 1901- м году в Софиевке, близ Екатеринослава. После гимназии поступила в Горный институт Петербурга, но революция все бурно и внезапно переворошила: вернулась к родителям. Отец её был заведующим конюшенным заводом Двора, где разводили породистых лошадей. «За буржуазность» его вскоре расстреляли красные, а семье пришлось бежать и влиться в Белую Армию. Марию приняли в полк простым солдатом, ходила в атаки. При Перекопе получила она «унтера» и медаль за храбрость.
В Югославии, куда после эвакуации, бегства из Крыма, попали многие воины Врангеля, Мария встретилась со штабс-капитаном Борисом Федоровичем Легковым, в 21-м году вышла замуж, получив от мужа торжественное обещание «не пить и не играть в карты», он строго соблюдал это до конца жизни.
Легкова отдала всю свою любовь мужу, сыну, а в Венесуэле – внукам, чтобы сделать их русскими.
В 1993 году «маленькая хозяйка большого дома» в Каракасе скончалась. И стоит дом не тронутым – никто из большой этой русской семьи не решается разрушить теплый уголок «маленькой хозяйки» – с русской обстановкой, с русской библиотекой, с её копиями знаменитых русских картин…
Борис Федорович Легков, отец Алексея, родился в Филях, в Москве, дворянского сословия был человек. В достатке жили: поскольку дед Федор был президентом московского банка.
В 1915-м Борис Федорович окончил ускоренный курс Павловского офицерского училища. Воевал на Кавказском фронте, затем в Добровольческой армии, был четыре раза тяжело ранен. Получил отличия, боевые награды. Был он начитанным, полным остроумия, обладал феноменальной памятью. Друзья называли его ходячей энциклопедией. В русской беженской колонии Югославии часто выступал он в качестве конферансье на праздниках, ставил написанные им водевили на мотивы опереток Штрауса и Легара.
В 1941 году… Новые испытания! Едва спасшись от расстрела немцами, записался на службу в Русский охранный корпус, где спасались многие русские эмигранты – из офицеров, казаков, солдат. Был снова ранен – теперь в пере- стрелке с красными титовскими партизанами. В 1948 году началась новая – уже венесульская русская жизнь, тут уж он, пройдя немало бед и страданий, вместе с женой полностью занялся внуками…
Дядя Легкова – Николай Кононов – тоже был из древнего дворянского рода. Его отец, начальник кавалерийского училища в Твери, генерал Кононов, в 1919 году застрелился, не захотел он служить, как многие из царских офицеров, ни у большевиков Троцкого, ни в белых частях у генералов Алексеева и Корнилова, считая, что они изменили присяге.
Дядя был отличным математиком, знатоком русской литературы и музыки. В эмиграции, в Белграде, он окончил военные курсы генерала Головина, но служить в охранный корпус не пошел: считая, что «немцам верить нельзя»…
Такая вот семья, где при союзе отца, матери, дяди, в доме Легковых всегда царило русское искусство, русский дух.
И за тот небольшой альбом со старинными песнями и маршами русских полков, собранных Марией Кузьминичной, благодарят её давно сошедшие в могилы драгуны, гусары, матросы, солдаты, кадеты, юнкера и офицеры. С ними встречались Легковы на сербских кривых улицах, на проспектах европейских столиц, на пыльных дорогах Южной Америки…
И затеваю я разговор о другом. До поры «дело» это, задумка, не афишировалась венесуэльскими русскими сознательно: а вдруг, не выгорит, сорвется, не получится!?
Что замыслили сегодня много повидавшие, много пережившие люди в своих страстных желаниях как-то помочь родному Отечеству, России, всматриваясь долгие лета в её далекий, родной облик? А то, о чем и я не предполагал даже в своих самых отчаянных и дерзких мечтаниях и фантазиях.
Русские в Каракасе (в содружестве с российской стороной!) задумали построить вблизи столицы страны, в горах (в высокогорье, там прохладнее), еще точнее – между Каракасом и Маракайем, возле местечка с названием Виктория, на высоте одна тысяча двести метров над уровнем Карибского моря – Русскую Деревню. С православной церковью, с культурным центром, школой, библиотекой, жаркой баней, домом заезжих, то есть с небольшой гостиницей, с атрибутами русскости в архитектурном облике деревни, вплоть до фантастических жар-птиц на ставнях и на фронтонах уютных жилых изб и «пятистенок», вплоть до колодца с журавлем, вплоть до «фабрички», где под руками женщин-мастериц родятся матрешки и куклы, вышивки и узорные платки, сарафаны и домашние тапочки, украшенные бисером.
На кухнях будет готовиться русская еда – щи с капустой и пельмени с горчицей, гречневая каша с маслом, рыбные пироги и сдобные шаньги, чай с медом и вареньем, крепкий квас с настоем пахучих трав. Конечно, кое-что и покрепче настоится, чтоб принять гостей, поднять тост за Россию. Последнее – непременно должно происходить – стоя и до дна! Как всегда случалось и ныне происходит в застольях этих людей, проживших в зарубежье десятилетия.
Прослышав о новости, заторопился я поговорить с главным подателем идеи русской деревни, с «заправилой», у которого в руках не только планы, практические расчеты, контакты с людьми из венесуэльских правительственных ведомств, что согласились помочь русским – сделать приспособленное для жизни, работы и отдыха их национально-территориальное образование в пределах тропического государства…
Конечно же, идея Легкова!
Но Алексея Борисовича сейчас, если уж не «разрывают по частям», то на нем и на его прекрасной и хлопотливой жене Хозефине все заботы по приему гостей праздника. Так что приходится вновь отложить прерванный разговор о «деревне». И пристальней обратиться к гостям!
Пришли соратники-кадеты. Пришли представители русского посольства. Пришли друзья из венесуэльцев, любящие русскую культуру, готовые при первых аккордах музыкального «ящика», им руководит бывшая норильчанка Надежда Константиновна Родина, подхватить мелодию «Подмосковных вечеров» или шуточную – про крокодила Гену. И если вдруг Надежда со своим зримым советским энтузиазмом ударит по клавишам своей «физгармони», а под потолок взовьется – «Комсомольцы, добровольцы, мы сильны нашей верною дружбой…», подхватят, чудится мне, и «белые» зарубежники!
Родина пришла на праздник всем семейством – с мужем Владимиром Ивановичем, дочерьми Леной и Ириной, которые уже отменно говорят на испанском, выступая на празднике в качестве переводчиков.
Провел молебен и освятил торжество священник отец Павел Волков. Он крестил многих местных и даже гостей колонии, крестил, повторюсь к месту, и автора данных строк.
Тут же большой друг каракасцев профессор Валерий Александрович Тараканов из Москвы, киногруппа из Петербурга во главе с режиссером Михаилом Львовичем Ордовским-Танаевским, родственником «того-самого» тобольского губернатора. И гости из заснеженной Тюмени: Лидия Ивановна и Виктор Иванович Рябковы. Опустившись с небес, выйдя из лайнера, мои земляки сразу попали в тридцатиградусную жару Каракаса. Нелегко даются и мне вместе с ними первые деньки акклиматизации, привыкания к новому часовому поясу, он разнится с Западной Сибирью аж в полсуток!
Бодр и весел, и на коне – земляк мой из Кургана – Михаил Дмитриевич Поляков, его жена Елена. Накануне праздника в легковском доме, мы побывали с Мишей в доме Рудневых-Варяжских, вручили сувениры, флотские подарки и памятные медали, учрежденные в России благотворительным фондом «Варяг». И как замечательно смотрелся юный из потомков командира героического крейсера, праправнук Всеволода Федоровича, семилетний Андрюша, Андрей Андреевич Руднев, надев полосатую матросскую тельняшку и «водрузив» на голову, пока просторную для малыша, бескозырку, на ленте которой горела золотом надпись – «ВАРЯГЪ».
Теперь – застолье. Готовили его всем скопом, вскладчину. Аннушка, сестра бабы Кати Волковой, сделала свое фирменное блюдо – салат «оливье». Баба Катя – приготовила вкуснейшее блюдо из мяса. Редактору кадетского «Бюллетеня» Борису Евгеньевичу Плотникову поручалась выпечка восьмидесяти штук пирожков. И пока мы, сибиряки, находясь в доме Плотникова, осуществляли с Виктором Ивановичем Рябковым «общее руководство», две Лиды – русская из Тюмени и Лида – приходящая служанка венесуэлка, стряпали и пекли эти замечательные пирожки. А пока я «дымил» в саду, наблюдая за птичкой колибри, атакующей цветочный бутон, Плотников вел счет готовой продукции, укутывал вместительную кастрюлю с пирожками в отрез мануфактуры, чтоб подольше держался продукт в горячем виде.
Стряпню поместили в старенький «шевроле» с прилипшим куриным пером на капоте, увезли в дом Легковых, передали хозяйке Хозефине и её помощницам.
Что другие кулинары и кондитеры сотворили, тоже налицо! Стол украсили бутылками сухого и «мокрого» вина – крепостью от десяти до сорока градусов, как и полагается в русском застолье.
Вот справился с поздравительной речью председатель праздника Георгий Григорьевич Волков. Последовала череда новых «речей», в которую неожиданным блеском внедрилось вручение сибиряком Виктором Рябковым, привезенных нами из России специальных «кадетских медалей» – Николаю Александровичу Хитрово, Юрию Львовичу Ольховскому, Алексею Борисовичу Легкову, Борису Евгеньевичу Плотникову и председателю объединения кадет в Венесуэле Георгию Григорьевичу Волкову.
В далекие теперь годы, предвидя, может быть, вот этот нынешний день, один из кадетских поэтов Константин Бертье де ла Гард написал:
Все меньше нас, и час настанет,
Когда, покинув этот свет,
Пред Императором предстанет
Последний строй Его кадет.
Слава Богу, что друзья наши деятельны, могут и слово достойное сказать и на поступок благородный в своем высоком возрасте решиться! Но согласятся и они со мной – это последний строй!
Последний строй, успевший дать напутствие – крепко держать Русское знамя юным кадетам, смене, которая в нынешней России все прибывает. Тому свидетели сами старые кадеты, навещавшие Родину в последние годы не- однократно…
И последнее «сказание» в этой книге…
Русская Деревня в Венесуэле! Для чего все же?
Юбилейные речи поулеглись, киношники свернули аппаратуру, приблизились к винам, закускам, гости из венесуэльцев хоть гомонили и пели, не мешали. Солидные дамы и господа сверкали бывалыми взорами, беседовали, вкушая некрепкие напитки, иль чинно прохаживались среди цветочной оранжереи.
Где-то в других пределах Каракаса смолкали митинги – «белых» и «красных». Гвардейцы Чавеса снимали до поры уличные «доспехи» в виде касок и бронежилетов, погромыхивая щитами, ставили ружья на предохранители. «Пыльный ящик» индейского базара на улице Франциско де Мирандо торговал засушенными скальпами и сувенирными сомбреро. Знакомые хохлы из рыбацкой деревни Токаригуа готовили на выход в море свои баркасы. В синей карибской дали возникала грозная тень североамериканского авианосца, наводящего адовы ракеты на прелестные пляжи Окумары. А в нашем Баренцевом море замышлялся уже поход боевых кораблей во главе с авианесущим крей-сером «Петр Великий» к дружественным России венесуэльским берегам. А в остальном мире, в том числе и в российском, взамен «классовой борьбы», с тем же «посылом» удержания власти, настойчиво и пламенно внедрялась «борьба с терроризмом»…
– Что нас объединяло с Отечеством? Желание восстановить нашу силу, историю, Великую Россию, – наконец продолжил разговор Легков. – Сегодня, в связи с политической ситуацией в мире, Венесуэла сблизилась с Русью. Сюда приезжает много русских, белорусов, которые тоже очень русские люди! Это в большинстве – технический персонал, строители. Они помогают строить фабрики вооружения, аммуниции. Чавес предварительно закупил у «Росвооружения» около ста тысяч пулеметов. Будет и свое производство! Намечается строительство предприятий по использованию урана. Русские специалисты помогут нашим делам по нефти, по трубопроводам… Мне приходится часто разговаривать с этими людьми. Выясняется, что, работая у нас в стране, они не очень себя удобно чувствуют. В бытовом плане, в первую очередь.
Такая картина. Мужчины трудятся на заводах – в Каракасе, в Валенсии, в других местах, в полевых условиях. Приезжают к семьям только на выходные, а их жены, дети без дела и «болтаются» по разным отелям. Персонал контрактников, их семей, зависит от предприятий, пославших их сюда. Жалованье им платит Россия. Пришли вовремя деньги, хорошо. Не пришли, надо упрашивать хозяев гостиниц – подождать с оплатой. Проблема и с ребятишками. Быстро учась тут «болтать» на испанском, забывают русскую грамоту, свои школы, детские сады, русскую культуру. Ненормально…
Сообща и появилась идея – создать русский автономный поселок. Да, назовем его деревней. Согласно законам Венесуэлы, это должен быть кооператив. Кто будет командовать кооперативом, заседать в нем? Исключительно честные люди, идеологически настроенный элемент. И каждый в кооперативе будет отвечать за свой участок работы.
Где обосновать поселок-деревню?
Я обратился в Министерство туризма. Связался с Министерства окружающей среды, оно у нас строго контролирует сохранение природы. Создали проект. В нем предусмотрены все «зоны», например, под школу, под жилые дома, под площадь… Обязательно должны быть в деревне сады, сохранены старые деревья, кустарники, ландшафт. Нашел архитектора, который будет «вести» проект. И что интересно: мы не будем вкладывать деньги ни в отведенную землю, ни в оплату архитектора. Этим делом займется банк, с директором которого у меня есть договоренность.
Как будут выплачиваться банку деньги русскими из России, которые станут жить в этой деревне? Просто. Допустим, Петя, приехавший на какой-то срок из Ростова-на-Дону, отработал по контракту, заплатил кооперативу двадцать тысяч боливаров. На место Пети приезжает Ваня. Он также расплачивается с кооперативом, а тот ведет расчеты с банком.
Русские из России, которые сейчас работают у нас по контрактам, их где-то около пятисот человек, не считая жен и детишек, готовы оплачивать всё. Но церковь православную, сказали, будут строить исключительно на свои средства!..
Слушая Алексея Борисовича, деловую речь его, внимаю знакомым мне названиям мест, шоссейных дорог, озер, горных вершин, понимаю, нашу деревню построят невдалеке от немецкой – Колония Товар. Знаю, место славное. В горах. И у подножия этих гор плещется теплое Карибское море…
Легков говорит: да, мол, будут одноэтажные домики, избы. Строительный материал? Камень. Дерево – огнеопасно и подтачивается насекомыми. К примеру, термиты «пожирают» здесь едва ли не всякое дерево, но не камень! Водоснабжение? Внизу, под горой, озеро чистой пресной воды. Для очистки «черных» вод, то есть канализационных, есть множество современных технических способов…
– Русские люди старой колонии в Венесуэле, дорогой Алексей Борисович, и все приезжающие сюда на работу из России, будут рады созданию автономного Русского Уголка. Возникнет объединительный центр русскости в Южной Америке… Живите еще сто лет на благо русской жизни!
– Спасибо за сто лет… Но это дорогое удовольствие, дорогой сибиряк. Гораздо легче лежать где-нибудь… Знаете, меня страшно поразила смерть моего папы, когда он извинился передо мной, что он устал и хочет спать. Пришли доктора, осмотрели, сказали: здоров, ничего существенного. А отец мне опять: «Ты, Алеша, не сердись на меня, я устал». И вы знаете, он умер через четыре дня – после этого разговора…
Вероятно, есть такой момент в жизни, когда и от жизни человек устает. От всего. Я тоже жду этого момента… А если хватит времени, то помогу создать еще и эту русскую деревню в тропической стране Венесуэле. И я построю там себе избу с петушком на крыше!
– Но вы еще горите на радость всем идущим вслед!
– Я бы сказал, Николай Васильевич, не горю, а сгораю. Но каждый из русских обязан внести свою маленькую лепту в дело России. Люди, которые будут приезжать сюда на работу, будут чувствовать себя дома. И увидят другую жизнь…
Старая колония, к сожалению, вымирает. Но те, которые ЭТО еще увидят, уголок этот русский, который мечта- ли увидеть всю жизнь, будет замечательно. Это будет од- ним из главных моментов долгой жизни русских беженцев вдали от Отечества…
– Мы, русские, все же особый народ, Алексей Борисович! И у вас ген оказался очень русским, потому вы так плодотворно и самозабвенно трудитесь для России.
– Александр Васильевич Суворов говорил: «Я счастлив, что я русский!» Что он имел в виду? А то, что мы народ поэтический. Мы не коммерсанты по натуре. Вы посмотрите на классическую русскую литературу, увидите такую игру слов, образов, настроений, которых вы нигде не найдете в литературе западной.
Запад! Они рационалисты. Были и будут ими всегда. У русских же сильна энергия души. Её не все понимают. По- тому Суворов и сказал: «Я счастлив, что я русский!»