Волшебный круг
СТРАННЫЕ ТИПЫ
ВОЛОДЯ-ЧЕЧЕНЕЦ
В барчике, уточню еще раз, в полуподвальной части волковской «усадьбы», где в общем-то очень неплохо я «обитаю», чего только не услышишь! Ну, лягушечьи концерты по вечерам – в метре от зарешеченного окна, на сырой цветочной клумбе, явление рядовое. Про крики и ругачки попугаев за каменной стеной у соседа дона Хуана, уж и не повторяюсь. Банальности. Вот зудение невесть откуда возникшего москита – обычно в новость. В немалую. И вносит в полуподвальный быт разнообразие. Иль полуночная, веселая – с музыкой – тусовка во дворе, наехавших внезапно, юных пациенток доктора Саши – Волковского младшего внучка: галдят на своем испанском – дай бог!
При свете утра может наведаться свежий, но чаще знакомый, человек с разговором. Кто-то днем «завалит», вольно говоря. К вечеру, предполагать не надо, само собой. А у Бориса Евгеньевича Плотникова, неустанного труженика, как говаривали у нас, в прежнем СССР, так вот у этого труженика-строителя, а на данный момент еще и редактора самиздатского кадетского «Бюллетеня», манера – появляться в кинте друга Георгия Григорьевича Волкова – и вовсе с первыми лучами солнышка.
И все приходящие, приезжающие сначала ко мне – в барчик! Он на пути, его не минуешь.
Георгий Григорьевич, как хозяин гостеприимный, несет сюда из холодильника по случаю прихода любого гостя или приятеля несколько маломерных бутылочек пива. Мандарины иль бананы несет. Ставит на стол объёмные и высокие тонкого стекла стаканы. (Ну это вроде гостевое чаепитие, как бывало в старой русской деревне). Но до пива охотники не все, тогда из того же просторного холодильника, что во дворе под бабы Катиным навесом, доставляется дышащая морозным парком кока-кола или шипучий квас. Всем – по духу! И только один восьмидесятишестилетний Плотников чаще прочих «прихожан» шутливо, а то и всерьёз «требует», кивнув на крепкие напитки в барчике, налить ему рому.
– Борис Евгеньевич, вы ж за рулем! Нам же ехать, нам же любимые ваши орхидеи смотреть! – почтительно протестую я.
– У нас не у вас, молодой человек! У нас полиция не принюхивается! – это для меня. А для Волкова: – Георгий, ой, что-то зуб заболел! Не жалей, наливай полстакана… Я вчера обещал вот этому молодому человеку рассказать о «типах». Охотно выполню его просьбу…. (Далее – процесс наливания).
– Вот слушайте, – обращается Борис Евгеньевич ко мне, опорожнив одним духом налитое, и не понюхав, как делают наши российские мужики, сухую «материю» рукава.
Похвально – отмечаю! Действительно – передо мной сын Плотникова, полковника Российского Главного штаба Его Императорского Величества! Да и сам Борис Евгеньевич – военная косточка, хоть и изрядно постаревшая – бывший вице-унтер-офицер кадетского корпуса. Впрочем, «бывшим» ни он, ни его друзья-соратники, не считают себя до сей высоковозрастной поры. – Так вот, – продолжает Плотников, – работал я в русской православной церкви на Дос Каминос, ставили решетки забора. Красили. Народу рабочего было порядочно. И вот смотрю, в сторонке, на скамеечке устроился какой-то тип! Рюкзак лежит. А сам возле стоит, скучает. Час, другой проходит. Стоит. Мы работаем. Подхожу к нему. Спрашиваю на испанском: «Вам что-нибудь в церкви надо?» – «Но интендо!» То есть – не понимаю! Я тогда на русском спрашиваю: «А по-русски вы говорите?» – «Да!» – «Ну и что вам нужно?» Он отвечает, что ему нужно повидаться со священником, с отцом Павлом…
Был, кажется, четверг. Говорю, мол, вам придется ждать до субботы. Раньше отец Павел не появится! А он расстроен: что же мне делать? Я же совсем на улице. И никого не знаю, меня на бразильской границе подчистую ограбили, забрали, к тому же, все бумаги. А священник мне должен помочь… Должен!
Здоровый, крепкий такой, лет сорока двух детина… Вы разрешите, говорит, мне на этой скамеечке переспать?
Плотников говорит. А я тотчас представил ту скамеечку под церковными пальмами: в 91-м, в первый свой приезд в Каракас, долго и славно разговаривал на этой синей скамеечке с девяносто шестилетним Георгием Максимовичем – потомком знаменитого сибирского просветителя Иоанна, чьи благоухающие мощи и ныне покоятся на моей сибирской родине – в раке церкви в Тобольском кремле…
– Ну мне стало жалко беднягу, – возвращает к реальности хрипловатый басок Плотникова, – пригласил его к себе в автомобиль. Поехали мы в Лос Текес. У меня там тоже была подрядная работа: укрепляли берег реки бетонной стенкой. Одним словом, приехали мы с ним в Лос Текес, а это больше двухсот километров в один конец. Расплатился я с рабочими и повёз беднягу к себе домой. Накормил, уложил спать. И он остался у меня…. на несколько недель.
– Кто он, хоть сказал?
– Сперва он мне сказал, что он казак. Типа донского. А потом выяснилось, что он не столько казак, сколько чеченец или ингуш. Кавказец, одним словом! И живет, живет у меня, уходить и не собирается, причем страшно и по любому поводу меня критикует. И не только меня, всю здешнюю русскую колонию. И всех русских, «которые напали на его Чечню!» Мол, всех русских, где бы ни было, надо резать и убивать!.. Тогда, помните, как раз была эта вся заваруха в Чечне, когда чеченцы резали заложников. У меня, знаете, видеофильмы об этом есть. Ну там – всё наглядно показано…
– Вы это как терпели? Его «критику» русских?
– Терпел… Но после двух недель пребывания у меня, Володя этот, как назвался он мне, куда-то исчез. Потом я, позднее уже, узнал: встретился он с какой-то особой, прижился у неё…
Рассказчик помолчал. Затем встрепенулся, орлом глянул на слушателей, продолжил раздумчиво:
– Да я его «историю» всю знаю! В свое время, молодым парнем, он поступил на службу во французский иностранный легион. Привезли его сюда из Европы, это по соседству, во французскую Гуаяну, откуда он через некоторое время и сбежал. Ну, через все эти джунгли добрался до Каракаса, до нашей русской церкви, где и возник перед нами. А оттуда, как я сказал уже, ко мне… Говорил мне, мол, если его здесь поймают без документов, передадут французам в Гуаяну, а там посадят…
Ну вот… Узнал я случайно, один из наших русских достал ему документы на имя какого-то французского портного Кляйна, который якобы заведовал мужскими модами. Кляйн! Имя или фамилия, не знаю. С этими документами он и ходил по Каракасу. Познакомился с сыном Хитрово – Володиком. Занялись они вместе торговыми делами. На- пример, Володик доставал чеснок в Андах, здесь его мыли, приводили в порядок и продавали. Как-то Володик должен был уехать куда-то. Уехал, а Володя-чеченец получил чек за проданный чеснок. Деньги в банке обычно получал Володик Хитрово, а раз нет его в городе, Володя-чеченец, точнее Кляйн по документам, сам пошел в банк. В банке на «Кляйна» с чеком этим посмотрели и вызвали полицию! Полиция арестовала Володю-чеченца и посадила в тюрьму. Тюрьма эта была какая-то комичная. Это был дом, в котором находился полицейский участок. А в подвальном помещении того дома, типа вот этого барчика, держали арестантов.
– Пива, понятно, не приносили…
– Ясное дело! Там обычно сидело человек шесть-семь, все бандиты и подобные им личности. Ну, я говорил, Володя-чеченец парень здоровый, мне он признавался, что был чемпионом по джиу-джитсу… И на него в этом подвале-барчике сразу кто там напал, хотел обокрасть. Володя-чеченец как двинул того кулаком, тот и улетел под скамейку. Подскочил второй бандит. Второму в живот дал. Одним словом, навел он там такой порядок, что заставил всех работать! Достал краску, покрасил помещение, где сидели арестанты, сделал плакат-картинку:
«Слава Чавесу!
Спасибо за нашу счастливую жизнь!»
Потом покрасил весь дом. Во дворе был склад барахла. Он всё это барахло разобрал, ненужное выбросил, нужное прибрал. И это место стало замечательным! Вроде, церкви, знаете…
Начальник заведения полицейского в таком восторге был! Он и говорит Володе-чеченцу: «Слушайте, Кляйн, вы можете, когда захотите, ходить в город, только обязательно возвращайтесь к вечеру!»
И в конце концов этот Кляйн стал в тюрьме и на полицейском участке каким-то диктатором! И в самом полицейском управлении стал важнее самого шефа. Полковника или генерала, не знаю. В полиции ему сделали новые документы, он с ними гуляет, не о чем не тужит, забыл о том, что боялся когда-то, что его заберут французы в Гуаяму…
И сейчас он в Каракасе, как я говорил, сошелся с одной молодой русской дамой, когда помогал ей побелить в доме. И она его теперь содержит, хотя сама не живет в Каракасе. Только приезжает. А он обитает в её доме. И ничем почти не занимается. Но ко мне не заходит. И не узнает при встрече….
Вот это самое занятное!
СТРАННЫЕ ТИПЫ
ВОЛОДЯ-ЧЕЧЕНЕЦ
В барчике, уточню еще раз, в полуподвальной части волковской «усадьбы», где в общем-то очень неплохо я «обитаю», чего только не услышишь! Ну, лягушечьи концерты по вечерам – в метре от зарешеченного окна, на сырой цветочной клумбе, явление рядовое. Про крики и ругачки попугаев за каменной стеной у соседа дона Хуана, уж и не повторяюсь. Банальности. Вот зудение невесть откуда возникшего москита – обычно в новость. В немалую. И вносит в полуподвальный быт разнообразие. Иль полуночная, веселая – с музыкой – тусовка во дворе, наехавших внезапно, юных пациенток доктора Саши – Волковского младшего внучка: галдят на своем испанском – дай бог!
При свете утра может наведаться свежий, но чаще знакомый, человек с разговором. Кто-то днем «завалит», вольно говоря. К вечеру, предполагать не надо, само собой. А у Бориса Евгеньевича Плотникова, неустанного труженика, как говаривали у нас, в прежнем СССР, так вот у этого труженика-строителя, а на данный момент еще и редактора самиздатского кадетского «Бюллетеня», манера – появляться в кинте друга Георгия Григорьевича Волкова – и вовсе с первыми лучами солнышка.
И все приходящие, приезжающие сначала ко мне – в барчик! Он на пути, его не минуешь.
Георгий Григорьевич, как хозяин гостеприимный, несет сюда из холодильника по случаю прихода любого гостя или приятеля несколько маломерных бутылочек пива. Мандарины иль бананы несет. Ставит на стол объёмные и высокие тонкого стекла стаканы. (Ну это вроде гостевое чаепитие, как бывало в старой русской деревне). Но до пива охотники не все, тогда из того же просторного холодильника, что во дворе под бабы Катиным навесом, доставляется дышащая морозным парком кока-кола или шипучий квас. Всем – по духу! И только один восьмидесятишестилетний Плотников чаще прочих «прихожан» шутливо, а то и всерьёз «требует», кивнув на крепкие напитки в барчике, налить ему рому.
– Борис Евгеньевич, вы ж за рулем! Нам же ехать, нам же любимые ваши орхидеи смотреть! – почтительно протестую я.
– У нас не у вас, молодой человек! У нас полиция не принюхивается! – это для меня. А для Волкова: – Георгий, ой, что-то зуб заболел! Не жалей, наливай полстакана… Я вчера обещал вот этому молодому человеку рассказать о «типах». Охотно выполню его просьбу…. (Далее – процесс наливания).
– Вот слушайте, – обращается Борис Евгеньевич ко мне, опорожнив одним духом налитое, и не понюхав, как делают наши российские мужики, сухую «материю» рукава.
Похвально – отмечаю! Действительно – передо мной сын Плотникова, полковника Российского Главного штаба Его Императорского Величества! Да и сам Борис Евгеньевич – военная косточка, хоть и изрядно постаревшая – бывший вице-унтер-офицер кадетского корпуса. Впрочем, «бывшим» ни он, ни его друзья-соратники, не считают себя до сей высоковозрастной поры. – Так вот, – продолжает Плотников, – работал я в русской православной церкви на Дос Каминос, ставили решетки забора. Красили. Народу рабочего было порядочно. И вот смотрю, в сторонке, на скамеечке устроился какой-то тип! Рюкзак лежит. А сам возле стоит, скучает. Час, другой проходит. Стоит. Мы работаем. Подхожу к нему. Спрашиваю на испанском: «Вам что-нибудь в церкви надо?» – «Но интендо!» То есть – не понимаю! Я тогда на русском спрашиваю: «А по-русски вы говорите?» – «Да!» – «Ну и что вам нужно?» Он отвечает, что ему нужно повидаться со священником, с отцом Павлом…
Был, кажется, четверг. Говорю, мол, вам придется ждать до субботы. Раньше отец Павел не появится! А он расстроен: что же мне делать? Я же совсем на улице. И никого не знаю, меня на бразильской границе подчистую ограбили, забрали, к тому же, все бумаги. А священник мне должен помочь… Должен!
Здоровый, крепкий такой, лет сорока двух детина… Вы разрешите, говорит, мне на этой скамеечке переспать?
Плотников говорит. А я тотчас представил ту скамеечку под церковными пальмами: в 91-м, в первый свой приезд в Каракас, долго и славно разговаривал на этой синей скамеечке с девяносто шестилетним Георгием Максимовичем – потомком знаменитого сибирского просветителя Иоанна, чьи благоухающие мощи и ныне покоятся на моей сибирской родине – в раке церкви в Тобольском кремле…
– Ну мне стало жалко беднягу, – возвращает к реальности хрипловатый басок Плотникова, – пригласил его к себе в автомобиль. Поехали мы в Лос Текес. У меня там тоже была подрядная работа: укрепляли берег реки бетонной стенкой. Одним словом, приехали мы с ним в Лос Текес, а это больше двухсот километров в один конец. Расплатился я с рабочими и повёз беднягу к себе домой. Накормил, уложил спать. И он остался у меня…. на несколько недель.
– Кто он, хоть сказал?
– Сперва он мне сказал, что он казак. Типа донского. А потом выяснилось, что он не столько казак, сколько чеченец или ингуш. Кавказец, одним словом! И живет, живет у меня, уходить и не собирается, причем страшно и по любому поводу меня критикует. И не только меня, всю здешнюю русскую колонию. И всех русских, «которые напали на его Чечню!» Мол, всех русских, где бы ни было, надо резать и убивать!.. Тогда, помните, как раз была эта вся заваруха в Чечне, когда чеченцы резали заложников. У меня, знаете, видеофильмы об этом есть. Ну там – всё наглядно показано…
– Вы это как терпели? Его «критику» русских?
– Терпел… Но после двух недель пребывания у меня, Володя этот, как назвался он мне, куда-то исчез. Потом я, позднее уже, узнал: встретился он с какой-то особой, прижился у неё…
Рассказчик помолчал. Затем встрепенулся, орлом глянул на слушателей, продолжил раздумчиво:
– Да я его «историю» всю знаю! В свое время, молодым парнем, он поступил на службу во французский иностранный легион. Привезли его сюда из Европы, это по соседству, во французскую Гуаяну, откуда он через некоторое время и сбежал. Ну, через все эти джунгли добрался до Каракаса, до нашей русской церкви, где и возник перед нами. А оттуда, как я сказал уже, ко мне… Говорил мне, мол, если его здесь поймают без документов, передадут французам в Гуаяну, а там посадят…
Ну вот… Узнал я случайно, один из наших русских достал ему документы на имя какого-то французского портного Кляйна, который якобы заведовал мужскими модами. Кляйн! Имя или фамилия, не знаю. С этими документами он и ходил по Каракасу. Познакомился с сыном Хитрово – Володиком. Занялись они вместе торговыми делами. На- пример, Володик доставал чеснок в Андах, здесь его мыли, приводили в порядок и продавали. Как-то Володик должен был уехать куда-то. Уехал, а Володя-чеченец получил чек за проданный чеснок. Деньги в банке обычно получал Володик Хитрово, а раз нет его в городе, Володя-чеченец, точнее Кляйн по документам, сам пошел в банк. В банке на «Кляйна» с чеком этим посмотрели и вызвали полицию! Полиция арестовала Володю-чеченца и посадила в тюрьму. Тюрьма эта была какая-то комичная. Это был дом, в котором находился полицейский участок. А в подвальном помещении того дома, типа вот этого барчика, держали арестантов.
– Пива, понятно, не приносили…
– Ясное дело! Там обычно сидело человек шесть-семь, все бандиты и подобные им личности. Ну, я говорил, Володя-чеченец парень здоровый, мне он признавался, что был чемпионом по джиу-джитсу… И на него в этом подвале-барчике сразу кто там напал, хотел обокрасть. Володя-чеченец как двинул того кулаком, тот и улетел под скамейку. Подскочил второй бандит. Второму в живот дал. Одним словом, навел он там такой порядок, что заставил всех работать! Достал краску, покрасил помещение, где сидели арестанты, сделал плакат-картинку:
«Слава Чавесу!
Спасибо за нашу счастливую жизнь!»
Потом покрасил весь дом. Во дворе был склад барахла. Он всё это барахло разобрал, ненужное выбросил, нужное прибрал. И это место стало замечательным! Вроде, церкви, знаете…
Начальник заведения полицейского в таком восторге был! Он и говорит Володе-чеченцу: «Слушайте, Кляйн, вы можете, когда захотите, ходить в город, только обязательно возвращайтесь к вечеру!»
И в конце концов этот Кляйн стал в тюрьме и на полицейском участке каким-то диктатором! И в самом полицейском управлении стал важнее самого шефа. Полковника или генерала, не знаю. В полиции ему сделали новые документы, он с ними гуляет, не о чем не тужит, забыл о том, что боялся когда-то, что его заберут французы в Гуаяму…
И сейчас он в Каракасе, как я говорил, сошелся с одной молодой русской дамой, когда помогал ей побелить в доме. И она его теперь содержит, хотя сама не живет в Каракасе. Только приезжает. А он обитает в её доме. И ничем почти не занимается. Но ко мне не заходит. И не узнает при встрече….
Вот это самое занятное!