Осенний ветер
В. С. Коробейников
ИЗ ДЕРЕВНИ ЛУКОВО – В ГОРОД, ВАНЬКЕ ЖУКОВУ
_Чеховский_Ванька_Жуков_писал_о_своей_горькой_жизни_дедушке_на_деревню –_которая_во_все_времена_была_основой_российской_жизни_в_смысле_духовности,_человечности_и_трудолюбия._
_Сегодня_деревня_переживает_тяжелейшую_ломку_своих_многолетних_устоев._Реформы_сверху_не_понятны_крестьянам._
_В_этих_условиях_вполне_возможно,_что_деревенский_дед,_как_назвал_его_классик,_Константин_Макарович,_обратился_бы_к_городскому_внуку_с_горестным_письмом,_своеобразно_описывая_происходящую_в_деревне_трагедию._
"Дорогой внучек, возьми меня отсюда, а то жизнь стала невмочь. Деревня вся заваливается, а никому не надо. Одни пьют, другие воруют, остальные хоть помирай. Правления нету. Староста стал – головой зовут. Из района назначили. Машину дали. Он на ней шурует – то на рыбалку, то в район. А тута все валится. Детсад, столовую закрыли. "Хватит, – говорит, – жрать общее. Пущай каждый по себе". А сами уже весь колхоз по родне да знакомым растащили. Они и живут. Каждый жулик свои права качает. Говорят, что теперь можно, потому как государство правовым стало.
Чичас другое дело обскажу. Раньше дом был – быта. Пимы подшивали, холодильники, телевизоры правили. Теперь там лавку сделали. Кожанами торгуют да водкой. Кто картошку, кто мясо продаст и пьют. Ларек- то денно и ночно открыт, а хозяева из району.
"Пошто, – спрашиваем, – бытовку закрыли?" Голова говорит: "На дому будем обслуживать". И правда – обслужили. Приехали мужики из центра. Говорят – мастера. Телевизоры у кого не казали – все собрали и
увезли. Да и с концами. Где искать – никто не знает. Народ же верит – думает, как раньше. Поехали к участковому: сейчас, мол, решит! Держи карман шире! 'Вы, – говорит, – теперя хозяева, сами и ищите! Люди пропадают – найти не можем, а вы тута с мелочами!"
А еще приехали бритые на легковушках. "Мы – из страхкомпании. Страхуйте дома, а то сгорят!" Привязались к Марье Скоробедовой. У ей дом ладный. "Гони сто кусков, а то сгоришь!" Та говорит: "Какие куски, хлеба-то не возят с осени". "Ты, – говорят, – бабуся, дурочку не гони. Через неделю страховки не будет – дом сгорит".
Пошла к голове. "Это, – говорит, – Марья, дело законное, рэкет называется. Деньги надо платить. Неси сколь есть, я с имя договорюсь".
Та коровушку продала. Деньги унесла ему. А в субботу ночью пожар – в чем была осталась. Пошла к голове. "Ничего не знаю. Деньги отдал. Не веришь – в суд иди. Теперь он не как раньше – народный – сидели ничего не тямали. Нынче судей-то много. Главный от Ельцина, а остальные пристяжными называются".
Пошла она. Ну где же! Отказали. "У его, – говорят, – бабка, призубция большая – невиновный он, а у тебя нету". Конечно, у него будет большая. И в завхозах жрал, а теперь и вовсе брюхо в штаны не лезет. А Марья всю жизнь в свинарнике просидела. Откуль у ей призубция? Да и судьи-то тоже. Раньше, бывало, все повыспросят. И человека уймут и сами поплачут. А теперь – бац и все! Главный говорит: "Имеешь идти дальше жаловаться". А что толку? Если коренник не тянет – пристяжные не помогут.
А тут еще мост пал. Коммерсанты водку по деревням развозили и нарушили. Сперва на машине управлялись, а теперь на К-700 с телегой не успевают. Заехали с разгону – он и пал. Ну что – делать надо. А то весной отрежет совсем. Ни лесу, ни денег нет. Поехал голова в район просить. К вечеру вернулся – "не ждите, статья на мосты пустая". После слух прошел, что все деньги издержали – скотеджи строят. Видать, скота заводить думают. Ничего не поймешь, иди-ка их мать. В деревнях скот дорезают, а в районе скотеджи строят.
На неделе сход был деревенский. Староста собрал. "В казне денег, – говорит, – нету. Искать надо. Реформы велят углублять. Кто по тракту живет – к ним из города покойников хоронить возят. Имя дешевле обходится. С каждого места 86 тысяч берут. Кто к городу ближе, все кладбища забили. Скоро на пашню полезут. "Пишите, – говорит, – родне, знакомым в городе, кто помрет – пущай к нам везут. Всех схороним. За место не постоим. Лишь бы платили".
Еще сказывает: "Хлебушко наш никому не надо. Зерно растить не выгодно. Велят оглобли и дуги делать". Бабы с мужиками толкуют: "Кого запрягать думают? Не нас ли? Так мы уж и так от этих реформ в дугу согнулись, дальше некуда". Староста говорит: "Пока делать велят, а кого запрягать – новый указ будет. Пока никто не знает. Еще не придумали власти".
И то правда, тута задумаешься. Как пошли трактора, коней не стало. В прошлом годе коров с приплодом дорезали. Зарплату нечем платить было, да и молочишко никто не принимал.
Совсем житья не стало. Кто поможет? Никому не надо. Услышали – областной голова сильно за деревню радеет. "Я, – говорит, – всех кормить должен, потому как у меня вся власть". Давай к нему собираться. Склались и поехали к нему мужики на попутных. Марью с собой взяли. Из району опять обратно прибыли. Сказали им: "Не ездите пока. У его в доме разборки идут. С женой не управится. Покамест он в конторе – она в двух своих магазинах вещи продает. А деньги в банке держит и ему не сказывает!" Люди слышали по телевизору: "Я, – говорит, – об ей ничего не знаю. У ей спрашивайте!" Марья отсоветовала: "Пожалейте мужика. У его-то дел поболе нашего, а ходит поди не обстираный".
Тута слух прошел. Крестьяне в область ездили посоветоваться в сельхозуправление. А его уже нету. Новая контора. Дыропартамент зовут. Оно и понятно. Видать, к этому идем. Скоро вовсе без портков останемся. Посадили ученых, да кто деревни не видел. Говорят много, а понять не можно. Вроде, как собрались они все одну линию тянуть, а мы к ей приставать должны. А куда тянуть станут, про то не сказывают. Видно, тоже не определились. Ну, что, пущай сидят, думают – не наше горе – казна деньги заплатит.
Еще бы писал, да дров нет. Холодно в избе. Купить не под силу. Ограду, что ты мне ставил, разбираю да и топлюсь. А дальше как – не знаю.
Милый внучек, возьми меня отсюда, а то помру совсем. А ежели думаешь, что мешать буду, дак я еще и помогу. Детей нянчить стану, дом караулить. Мне и надо-то всего – угол теплый, хлебушка да чаю кружку. Ежели бы как раньше, то домишко мой продать можно, хоть на дрова. А теперь никто не купит. Уеду или помру, дак и так на дрова разберут. Да и Бог с ним! Пущай хоть греются, а то и так тяжело нынче на деревне.
Остаюсь, твой дедушка Константин.
_Закончив_письмо,_старик_вложил_его_в_конверт_и_дрожащей_рукой_бережно_вывел_адрес:_в_областной_центр,_район_Ленинский,_улица_Советская,_Ваньке_Жукову._
_После_этого_он_оделся_и_вышел_на_тракт –_ждать_оказию._Автобусы_не_ходили,_а_почта_давно_закрыта,_как_убыточная_и_нерентабельная_организация._
В. С. Коробейников
ИЗ ДЕРЕВНИ ЛУКОВО – В ГОРОД, ВАНЬКЕ ЖУКОВУ
_Чеховский_Ванька_Жуков_писал_о_своей_горькой_жизни_дедушке_на_деревню –_которая_во_все_времена_была_основой_российской_жизни_в_смысле_духовности,_человечности_и_трудолюбия._
_Сегодня_деревня_переживает_тяжелейшую_ломку_своих_многолетних_устоев._Реформы_сверху_не_понятны_крестьянам._
_В_этих_условиях_вполне_возможно,_что_деревенский_дед,_как_назвал_его_классик,_Константин_Макарович,_обратился_бы_к_городскому_внуку_с_горестным_письмом,_своеобразно_описывая_происходящую_в_деревне_трагедию._
"Дорогой внучек, возьми меня отсюда, а то жизнь стала невмочь. Деревня вся заваливается, а никому не надо. Одни пьют, другие воруют, остальные хоть помирай. Правления нету. Староста стал – головой зовут. Из района назначили. Машину дали. Он на ней шурует – то на рыбалку, то в район. А тута все валится. Детсад, столовую закрыли. "Хватит, – говорит, – жрать общее. Пущай каждый по себе". А сами уже весь колхоз по родне да знакомым растащили. Они и живут. Каждый жулик свои права качает. Говорят, что теперь можно, потому как государство правовым стало.
Чичас другое дело обскажу. Раньше дом был – быта. Пимы подшивали, холодильники, телевизоры правили. Теперь там лавку сделали. Кожанами торгуют да водкой. Кто картошку, кто мясо продаст и пьют. Ларек- то денно и ночно открыт, а хозяева из району.
"Пошто, – спрашиваем, – бытовку закрыли?" Голова говорит: "На дому будем обслуживать". И правда – обслужили. Приехали мужики из центра. Говорят – мастера. Телевизоры у кого не казали – все собрали и
увезли. Да и с концами. Где искать – никто не знает. Народ же верит – думает, как раньше. Поехали к участковому: сейчас, мол, решит! Держи карман шире! 'Вы, – говорит, – теперя хозяева, сами и ищите! Люди пропадают – найти не можем, а вы тута с мелочами!"
А еще приехали бритые на легковушках. "Мы – из страхкомпании. Страхуйте дома, а то сгорят!" Привязались к Марье Скоробедовой. У ей дом ладный. "Гони сто кусков, а то сгоришь!" Та говорит: "Какие куски, хлеба-то не возят с осени". "Ты, – говорят, – бабуся, дурочку не гони. Через неделю страховки не будет – дом сгорит".
Пошла к голове. "Это, – говорит, – Марья, дело законное, рэкет называется. Деньги надо платить. Неси сколь есть, я с имя договорюсь".
Та коровушку продала. Деньги унесла ему. А в субботу ночью пожар – в чем была осталась. Пошла к голове. "Ничего не знаю. Деньги отдал. Не веришь – в суд иди. Теперь он не как раньше – народный – сидели ничего не тямали. Нынче судей-то много. Главный от Ельцина, а остальные пристяжными называются".
Пошла она. Ну где же! Отказали. "У его, – говорят, – бабка, призубция большая – невиновный он, а у тебя нету". Конечно, у него будет большая. И в завхозах жрал, а теперь и вовсе брюхо в штаны не лезет. А Марья всю жизнь в свинарнике просидела. Откуль у ей призубция? Да и судьи-то тоже. Раньше, бывало, все повыспросят. И человека уймут и сами поплачут. А теперь – бац и все! Главный говорит: "Имеешь идти дальше жаловаться". А что толку? Если коренник не тянет – пристяжные не помогут.
А тут еще мост пал. Коммерсанты водку по деревням развозили и нарушили. Сперва на машине управлялись, а теперь на К-700 с телегой не успевают. Заехали с разгону – он и пал. Ну что – делать надо. А то весной отрежет совсем. Ни лесу, ни денег нет. Поехал голова в район просить. К вечеру вернулся – "не ждите, статья на мосты пустая". После слух прошел, что все деньги издержали – скотеджи строят. Видать, скота заводить думают. Ничего не поймешь, иди-ка их мать. В деревнях скот дорезают, а в районе скотеджи строят.
На неделе сход был деревенский. Староста собрал. "В казне денег, – говорит, – нету. Искать надо. Реформы велят углублять. Кто по тракту живет – к ним из города покойников хоронить возят. Имя дешевле обходится. С каждого места 86 тысяч берут. Кто к городу ближе, все кладбища забили. Скоро на пашню полезут. "Пишите, – говорит, – родне, знакомым в городе, кто помрет – пущай к нам везут. Всех схороним. За место не постоим. Лишь бы платили".
Еще сказывает: "Хлебушко наш никому не надо. Зерно растить не выгодно. Велят оглобли и дуги делать". Бабы с мужиками толкуют: "Кого запрягать думают? Не нас ли? Так мы уж и так от этих реформ в дугу согнулись, дальше некуда". Староста говорит: "Пока делать велят, а кого запрягать – новый указ будет. Пока никто не знает. Еще не придумали власти".
И то правда, тута задумаешься. Как пошли трактора, коней не стало. В прошлом годе коров с приплодом дорезали. Зарплату нечем платить было, да и молочишко никто не принимал.
Совсем житья не стало. Кто поможет? Никому не надо. Услышали – областной голова сильно за деревню радеет. "Я, – говорит, – всех кормить должен, потому как у меня вся власть". Давай к нему собираться. Склались и поехали к нему мужики на попутных. Марью с собой взяли. Из району опять обратно прибыли. Сказали им: "Не ездите пока. У его в доме разборки идут. С женой не управится. Покамест он в конторе – она в двух своих магазинах вещи продает. А деньги в банке держит и ему не сказывает!" Люди слышали по телевизору: "Я, – говорит, – об ей ничего не знаю. У ей спрашивайте!" Марья отсоветовала: "Пожалейте мужика. У его-то дел поболе нашего, а ходит поди не обстираный".
Тута слух прошел. Крестьяне в область ездили посоветоваться в сельхозуправление. А его уже нету. Новая контора. Дыропартамент зовут. Оно и понятно. Видать, к этому идем. Скоро вовсе без портков останемся. Посадили ученых, да кто деревни не видел. Говорят много, а понять не можно. Вроде, как собрались они все одну линию тянуть, а мы к ей приставать должны. А куда тянуть станут, про то не сказывают. Видно, тоже не определились. Ну, что, пущай сидят, думают – не наше горе – казна деньги заплатит.
Еще бы писал, да дров нет. Холодно в избе. Купить не под силу. Ограду, что ты мне ставил, разбираю да и топлюсь. А дальше как – не знаю.
Милый внучек, возьми меня отсюда, а то помру совсем. А ежели думаешь, что мешать буду, дак я еще и помогу. Детей нянчить стану, дом караулить. Мне и надо-то всего – угол теплый, хлебушка да чаю кружку. Ежели бы как раньше, то домишко мой продать можно, хоть на дрова. А теперь никто не купит. Уеду или помру, дак и так на дрова разберут. Да и Бог с ним! Пущай хоть греются, а то и так тяжело нынче на деревне.
Остаюсь, твой дедушка Константин.
_Закончив_письмо,_старик_вложил_его_в_конверт_и_дрожащей_рукой_бережно_вывел_адрес:_в_областной_центр,_район_Ленинский,_улица_Советская,_Ваньке_Жукову._
_После_этого_он_оделся_и_вышел_на_тракт –_ждать_оказию._Автобусы_не_ходили,_а_почта_давно_закрыта,_как_убыточная_и_нерентабельная_организация._