Испытание властью
В. С. Коробейников
АГЕНТ КГБ
* * *
Этот случай произошел со мной давно – в конце шестидесятых, когда, выражаясь языком «Великого Комбинатора», я был молодым, красивым, полным сил и устремлений, уверенности в себе.
Однажды осенним, поздним вечером я покидал Москву, возвращаясь из командировки. Меня провожали два моих бывших школьные друга – такие же рослые сибиряки, но обосновавшиеся в столице. Хотя мы и спешили, но традиционно отметились в крохотной «забегаловке» и, закусывая на ходу горячими сосисками, ринулись к вагону скорого поезда. Когда мы трое заслонили собой двери в купе – все обитатели его уставились на нас. Больше всего отреагировал пассажир с верхней полки. Он даже спустился на пол и оглядывал нас, как напуганный воробей, вместе с тем подробно и внимательно. Сам он выглядел неказисто – малорослый, рыжеволосый, неряшливо одетый, суетливый, с лица его не сходила простецкая улыбка.
Вагон дрогнул и за окнами его спокойно поплыл назад почти пустой перрон. Мы с ребятами дружно обнялись, и они побежали к выходу. Я уже собрался поднять на полку чемодан, как вдруг один из них вновь появился в дверях и со словами: «Чуть было не забыл в кармане» поставил на стол четвертинку водки и затопал, убегая из вагона. Никто из нас не предполагал в ту минуту, что именно эта маленькая бутылочка станет в дальнейшем как бы завязкой в той странной и необычной истории. Усевшись за столик, я огляделся. Напротив меня лежал на боку, опершись на локоть, пожилой мужчина. Его чистое холеное лицо было обрамлено неправдоподобно седой, короткой стрижки бородкой. Женщина средних лет на второй полке тоже расположилась на постели. Они молча смотрели на меня во все глаза с каким-то непонятным ожиданием. Я попытался завязать с ними разговор, но они, приветливо улыбаясь и кивая головами, продолжали молчать.
Меня распирало желание поведать попутчикам о том, какие хорошие и верные друзья меня провожали, но, не получив ни какой реакции с их стороны, я замолчал. Молодой парень на верхней полке стал похрапывать. Видя, что ко мне никто не проявляет интереса, я уже собирался выйти в коридор с надеждой найти там какого-нибудь собеседника, как вдруг дверь купе открылась и вошла молодая женщина с темными большими глазами, которые она удивленно направила на меня. Видимо, она уже была здесь раньше и поэтому смотрела на меня как на новичка.
Одежда ее резко отличалась от принятых тогда в нашей стране форм. Легкое шерстяное платье туго обтягивало ее безукоризненно-женственную фигуру. На пальцах рук несколько колец с камнями, на шее красивые бусы.
Обращаясь к старику, но, поминутно поглядывая на меня, она вдруг заговорила на немецком языке. Я прямо подскочил на месте. Дело в том, что мне пришлось целый год изучать этот язык, готовясь к сдаче минимума для работы над диссертацией и я кое-что мог понимать и чуть-чуть лопотать на языке Гейне. Как тут было не проявить себя! Я ввязался в разговор. Говорил заученными фразами, рекомендуясь и рассказывая о своей работе. Молодая женщина всплеснула руками и, протягивая мне ладонь, представилась: Гертруда.
Я попытался сказать ей, что у нас нет такого имени, и я буду звать ее просто Гера. Она поняла меня и закивала согласно головой, заливаясь смехом.
Парень на верхней полке, свесив голову, удивленно и, как мне показалось, даже настороженно уставился на нас. Тут я вспомнил о маленькой бутылочке, стоящей на столе.
Схватив четвертинку, я разлил ее в пять стаканов. Иностранцы не пили, а смаковали водку крохотными глоточками. Мне хотелось показать, что в отличие от них я – русский и, как мне казалось могучий, здоровый, свободный и независимый в своей стране. Кроме того, желая блеснуть своей образованностью, я вдруг встал и, почти неожиданно для самого себя, громко продекламировал из Некрасова:
«Пиши: в деревне Босове
Яким Нагой живет.
Работает он до смерти,
До полусмерти пьет».
С этими словами я вылил в рот положенную мне дозу спиртного, картинно уселся за столик и ждал реакции спутников. Иностранцы засмеялись, как мне показалось, одобрительно, а Гера захлопала в ладоши.
Неожиданно сверху спрыгнул рыжий парень и набросился на меня:
– Что ты мелешь? Какой Яким? Придумал, тоже мне философ – литературовед. Это когда было? Сто лет назад. Уже и в помине подобного нет!
Я большой и сильный, взял его за рукав, усадил рядом с собой и снисходительно потрепал по рыжим лохмам:
– Что пищишь, как из гнезда выпал? Это же классика. Пора тебе знать. Кроме того, они же по-русски не понимают ни черта – тупые, как бревна.
Рыжий весь побледнел и напрягся, казалось, сейчас он кинется на меня с дракой. Но, видимо, усмиренный моим неприступным видом, вдруг дурашливо захохотал, обнял меня за плечи:
Ну, сибиряк! Вот дает! Юморист! Пойдем покурим – и он буквально повис на мне, двигаясь к дверям. Мы вышли. Закурили. Он молчал и смотрел на меня. Я пускал дым над его головой. Наконец, он опять рассмеялся и пригласил меня в ресторан. Я похлопал по карману и сделал грустное лицо.
Крикнув: «Я угощаю», он за руку потащил меня в тамбур.
В вагоне-ресторане еще не было посетителей и мы, потягивая терпкий портвейн, разговорились. Он представился журналистом, а я снова с гордостью рассказал о своей работе, должности, области. Он опять захохотал и махнул на меня рукой.
– Брось выдумывать. Ты еще не дорос до такой работы, молод еще. Да может и не сибиряк ты вовсе?
Оскорбленный, я показал ему удостоверение и командировку, а сам снисходительно поглядывал на него.
– А где ты билет приобрел?
Я ответил, что по брони ЦК КПСС в кассе для героев. Он быстро бросил на меня взгляд.
– О, да ты еще и герой страны?
– Да нет, просто наши земляки работают в ЦК, они и организовали это дело.
Парень некоторое время смотрел на меня снизу вверх, как бы раздумывая над чем-то и вдруг беззвучно залился смехом, задирая голову и встряхивая рыжими лохмами.
– Вот в рот пароход! А мы все кассы проверили, никто билета не продавал! Ну, думаем – загадка – поезд забит, а место осталось пустое. До конца ждали – думали, какая-то особая птица появится. А тут вон кто! Инженер! Да еще сельский.
Теперь уже я, ничего не понимая, оторопело смотрел на него. Он огляделся вокруг, наклонился грудью на стол и тихо, но четко, властно заговорил:
– Слушай сюда, сибиряк! Я офицер КГБ. Сопровождаю иностранцев. Не простых. Они сдали в Москве авиабилеты и пересели на поезд. Едут через всю страну в Японию как туристы. Ты вот языком молотишь, что попало и доволен. Имей в виду – этот «старик» работает в Англии учителем русского языка и владеет им получше тебя. А молодушка – симпатяга знает шесть языков, в том числе и наш. Она у «старика» связная. По нашей версии им нужно с кем-то связаться, а где, неизвестно. Раз уж ты тут оказался, давай помогай. Продолжай общение с «молодушкой», да посмелее и похитрее. Не трусь. Чуть – что – я в вагоне не один, так что будь спок! Мне бы твою фактуру, я бы ее мигом расколол. Давай не прерывай контакты. Не сиди молчком. Лопочи что-нибудь. Смотри ей в глаза нахальней, за ребро пощупай. Да не переиграй, а то даст по уху и спать уйдет. Продержись до приезда на высшем пилотаже. Перед подходом поезда не отходи от нее. Возможно, она пойдет тебя провожать.
Чем глупее себя будешь вести, тем лучше. Не думай, что ты ее интересуешь. Она ищет с кем-то контакт и может быть рискнет связаться через тебя. Если сунет записку или что-то передаст на словах – все сообщи вашему КГБ. Понял? А теперь, давай, вали к ней.
Вернувшись в вагон, мы столкнулись с моей подопечной, стоящей в коридоре у окна. Она одним взглядом осмотрела нас обоих. Я глупо и растерянно улыбался, а чекист прикинулся пьяным и, пошатываясь, вошел в купе.
Женщина зябко задрожала плечами, встала ко мне под бок и, заглядывая в глаза, шутливо произнесла: «У-у-у! Оаз 151: как».
Не знаю, как чувствовала себя она, но я, получив информацию, уже не мог себя вести также раскованно, как при первом знакомстве, и, без конца улыбаясь, согласно кивал головой, стараясь всем видом показать, что будто бы понимаю ее и очень заинтересован.
Она говорила умышленно медленно, что-то чертила пальчиком на оконном стекле, через плечо, задирая кверху красивую голову, заглядывала в мои глаза. Я многозначительно кивал и поддакивал ей. Она благодарно улыбалась и продолжала шаловливо о чем-то рассказывать.
Только изредка отдельные знакомые слова прорывались к моему сознанию, рождая бессвязные подобия образов, тут же теряющихся в потоке звуков непривычной речи и не оставляя следа в памяти. Так прошло несколько часов. Иногда мы ходили по узкому коридору и с трудом пропускали мимо себя поздних посетителей ресторана.
Ровно в полночь мы разошлись спать каждый в свое купе. Поезд приходил в родной город утром.
Я рано встал и собрался. Гебист давно уже стоял в коридоре. Увидя меня, он горестно сморщил лицо и безнадежно покачал головой. За окнами показался перрон, я взял чемоданчик и собрался выходить. В это время открылась дверь купе и вышла Гера. На ней была короткая соболиная дошка и кокетливая шляпка.
Ни слова не говоря, она взяла меня под руку и мы пошли к выходу. Гебист как тень шел сзади. Около вагона он остановился, а мы проследовали к вокзалу. Волнение все больше охватывало меня: «Неужели? Неужели?»
У самых дверей Гера остановилась, повернулась ко мне, поднялась на носки и прикоснулась губами к моей щеке. Кокетливо отойдя на два-три шага, помахала рукой.
Открыв тяжелую дверь, я вошел в здание вокзала и облегченно вздохнул. Казалось, что с души свалился огромный камень. Я вступил в свою обычную, привычную жизнь.
Прошло недели три. С головой, погрузившись в работу, я стал уже забывать события московской командировки. Но однажды в кабинет ко мне зашел приветливый мужчина и представился майором госбезопасности. Он попросил никого не впускать и не отвлекаться на телефонные звонки.
– Это вы ехали из Москвы в одном купе с офицером безопасности?
Я ответил утвердительно, никак не выказывая удивления информированностью собеседника.
– А почему вы не выполнили его указаний?
– Мной было сделано все, о чем он говорил, но я не получил ни письменного ни устного сообщения для передачи.
– Почему не информировали нас? Мы ждали.
– А что я могу сказать?
– Думаю, что многое. Нас интересовали буквально все подробности. Вы поступили неправильно. Имейте в виду, что вы можете еще нам понадобиться, тем более сейчас, когда ваша героиня арестована в Новосибирске как агент иностранной разведки.
Он встал, вежливо пожал руку и вышел. Я остался один, недвижно посреди кабинета. Сердце мое болезненно сжалось. Видимо, так чувствуют себя дети, когда сказка завершается так страшно, нелепо, с чем не хочет соглашаться разум.
В. С. Коробейников
АГЕНТ КГБ
* * *
Этот случай произошел со мной давно – в конце шестидесятых, когда, выражаясь языком «Великого Комбинатора», я был молодым, красивым, полным сил и устремлений, уверенности в себе.
Однажды осенним, поздним вечером я покидал Москву, возвращаясь из командировки. Меня провожали два моих бывших школьные друга – такие же рослые сибиряки, но обосновавшиеся в столице. Хотя мы и спешили, но традиционно отметились в крохотной «забегаловке» и, закусывая на ходу горячими сосисками, ринулись к вагону скорого поезда. Когда мы трое заслонили собой двери в купе – все обитатели его уставились на нас. Больше всего отреагировал пассажир с верхней полки. Он даже спустился на пол и оглядывал нас, как напуганный воробей, вместе с тем подробно и внимательно. Сам он выглядел неказисто – малорослый, рыжеволосый, неряшливо одетый, суетливый, с лица его не сходила простецкая улыбка.
Вагон дрогнул и за окнами его спокойно поплыл назад почти пустой перрон. Мы с ребятами дружно обнялись, и они побежали к выходу. Я уже собрался поднять на полку чемодан, как вдруг один из них вновь появился в дверях и со словами: «Чуть было не забыл в кармане» поставил на стол четвертинку водки и затопал, убегая из вагона. Никто из нас не предполагал в ту минуту, что именно эта маленькая бутылочка станет в дальнейшем как бы завязкой в той странной и необычной истории. Усевшись за столик, я огляделся. Напротив меня лежал на боку, опершись на локоть, пожилой мужчина. Его чистое холеное лицо было обрамлено неправдоподобно седой, короткой стрижки бородкой. Женщина средних лет на второй полке тоже расположилась на постели. Они молча смотрели на меня во все глаза с каким-то непонятным ожиданием. Я попытался завязать с ними разговор, но они, приветливо улыбаясь и кивая головами, продолжали молчать.
Меня распирало желание поведать попутчикам о том, какие хорошие и верные друзья меня провожали, но, не получив ни какой реакции с их стороны, я замолчал. Молодой парень на верхней полке стал похрапывать. Видя, что ко мне никто не проявляет интереса, я уже собирался выйти в коридор с надеждой найти там какого-нибудь собеседника, как вдруг дверь купе открылась и вошла молодая женщина с темными большими глазами, которые она удивленно направила на меня. Видимо, она уже была здесь раньше и поэтому смотрела на меня как на новичка.
Одежда ее резко отличалась от принятых тогда в нашей стране форм. Легкое шерстяное платье туго обтягивало ее безукоризненно-женственную фигуру. На пальцах рук несколько колец с камнями, на шее красивые бусы.
Обращаясь к старику, но, поминутно поглядывая на меня, она вдруг заговорила на немецком языке. Я прямо подскочил на месте. Дело в том, что мне пришлось целый год изучать этот язык, готовясь к сдаче минимума для работы над диссертацией и я кое-что мог понимать и чуть-чуть лопотать на языке Гейне. Как тут было не проявить себя! Я ввязался в разговор. Говорил заученными фразами, рекомендуясь и рассказывая о своей работе. Молодая женщина всплеснула руками и, протягивая мне ладонь, представилась: Гертруда.
Я попытался сказать ей, что у нас нет такого имени, и я буду звать ее просто Гера. Она поняла меня и закивала согласно головой, заливаясь смехом.
Парень на верхней полке, свесив голову, удивленно и, как мне показалось, даже настороженно уставился на нас. Тут я вспомнил о маленькой бутылочке, стоящей на столе.
Схватив четвертинку, я разлил ее в пять стаканов. Иностранцы не пили, а смаковали водку крохотными глоточками. Мне хотелось показать, что в отличие от них я – русский и, как мне казалось могучий, здоровый, свободный и независимый в своей стране. Кроме того, желая блеснуть своей образованностью, я вдруг встал и, почти неожиданно для самого себя, громко продекламировал из Некрасова:
«Пиши: в деревне Босове
Яким Нагой живет.
Работает он до смерти,
До полусмерти пьет».
С этими словами я вылил в рот положенную мне дозу спиртного, картинно уселся за столик и ждал реакции спутников. Иностранцы засмеялись, как мне показалось, одобрительно, а Гера захлопала в ладоши.
Неожиданно сверху спрыгнул рыжий парень и набросился на меня:
– Что ты мелешь? Какой Яким? Придумал, тоже мне философ – литературовед. Это когда было? Сто лет назад. Уже и в помине подобного нет!
Я большой и сильный, взял его за рукав, усадил рядом с собой и снисходительно потрепал по рыжим лохмам:
– Что пищишь, как из гнезда выпал? Это же классика. Пора тебе знать. Кроме того, они же по-русски не понимают ни черта – тупые, как бревна.
Рыжий весь побледнел и напрягся, казалось, сейчас он кинется на меня с дракой. Но, видимо, усмиренный моим неприступным видом, вдруг дурашливо захохотал, обнял меня за плечи:
Ну, сибиряк! Вот дает! Юморист! Пойдем покурим – и он буквально повис на мне, двигаясь к дверям. Мы вышли. Закурили. Он молчал и смотрел на меня. Я пускал дым над его головой. Наконец, он опять рассмеялся и пригласил меня в ресторан. Я похлопал по карману и сделал грустное лицо.
Крикнув: «Я угощаю», он за руку потащил меня в тамбур.
В вагоне-ресторане еще не было посетителей и мы, потягивая терпкий портвейн, разговорились. Он представился журналистом, а я снова с гордостью рассказал о своей работе, должности, области. Он опять захохотал и махнул на меня рукой.
– Брось выдумывать. Ты еще не дорос до такой работы, молод еще. Да может и не сибиряк ты вовсе?
Оскорбленный, я показал ему удостоверение и командировку, а сам снисходительно поглядывал на него.
– А где ты билет приобрел?
Я ответил, что по брони ЦК КПСС в кассе для героев. Он быстро бросил на меня взгляд.
– О, да ты еще и герой страны?
– Да нет, просто наши земляки работают в ЦК, они и организовали это дело.
Парень некоторое время смотрел на меня снизу вверх, как бы раздумывая над чем-то и вдруг беззвучно залился смехом, задирая голову и встряхивая рыжими лохмами.
– Вот в рот пароход! А мы все кассы проверили, никто билета не продавал! Ну, думаем – загадка – поезд забит, а место осталось пустое. До конца ждали – думали, какая-то особая птица появится. А тут вон кто! Инженер! Да еще сельский.
Теперь уже я, ничего не понимая, оторопело смотрел на него. Он огляделся вокруг, наклонился грудью на стол и тихо, но четко, властно заговорил:
– Слушай сюда, сибиряк! Я офицер КГБ. Сопровождаю иностранцев. Не простых. Они сдали в Москве авиабилеты и пересели на поезд. Едут через всю страну в Японию как туристы. Ты вот языком молотишь, что попало и доволен. Имей в виду – этот «старик» работает в Англии учителем русского языка и владеет им получше тебя. А молодушка – симпатяга знает шесть языков, в том числе и наш. Она у «старика» связная. По нашей версии им нужно с кем-то связаться, а где, неизвестно. Раз уж ты тут оказался, давай помогай. Продолжай общение с «молодушкой», да посмелее и похитрее. Не трусь. Чуть – что – я в вагоне не один, так что будь спок! Мне бы твою фактуру, я бы ее мигом расколол. Давай не прерывай контакты. Не сиди молчком. Лопочи что-нибудь. Смотри ей в глаза нахальней, за ребро пощупай. Да не переиграй, а то даст по уху и спать уйдет. Продержись до приезда на высшем пилотаже. Перед подходом поезда не отходи от нее. Возможно, она пойдет тебя провожать.
Чем глупее себя будешь вести, тем лучше. Не думай, что ты ее интересуешь. Она ищет с кем-то контакт и может быть рискнет связаться через тебя. Если сунет записку или что-то передаст на словах – все сообщи вашему КГБ. Понял? А теперь, давай, вали к ней.
Вернувшись в вагон, мы столкнулись с моей подопечной, стоящей в коридоре у окна. Она одним взглядом осмотрела нас обоих. Я глупо и растерянно улыбался, а чекист прикинулся пьяным и, пошатываясь, вошел в купе.
Женщина зябко задрожала плечами, встала ко мне под бок и, заглядывая в глаза, шутливо произнесла: «У-у-у! Оаз 151: как».
Не знаю, как чувствовала себя она, но я, получив информацию, уже не мог себя вести также раскованно, как при первом знакомстве, и, без конца улыбаясь, согласно кивал головой, стараясь всем видом показать, что будто бы понимаю ее и очень заинтересован.
Она говорила умышленно медленно, что-то чертила пальчиком на оконном стекле, через плечо, задирая кверху красивую голову, заглядывала в мои глаза. Я многозначительно кивал и поддакивал ей. Она благодарно улыбалась и продолжала шаловливо о чем-то рассказывать.
Только изредка отдельные знакомые слова прорывались к моему сознанию, рождая бессвязные подобия образов, тут же теряющихся в потоке звуков непривычной речи и не оставляя следа в памяти. Так прошло несколько часов. Иногда мы ходили по узкому коридору и с трудом пропускали мимо себя поздних посетителей ресторана.
Ровно в полночь мы разошлись спать каждый в свое купе. Поезд приходил в родной город утром.
Я рано встал и собрался. Гебист давно уже стоял в коридоре. Увидя меня, он горестно сморщил лицо и безнадежно покачал головой. За окнами показался перрон, я взял чемоданчик и собрался выходить. В это время открылась дверь купе и вышла Гера. На ней была короткая соболиная дошка и кокетливая шляпка.
Ни слова не говоря, она взяла меня под руку и мы пошли к выходу. Гебист как тень шел сзади. Около вагона он остановился, а мы проследовали к вокзалу. Волнение все больше охватывало меня: «Неужели? Неужели?»
У самых дверей Гера остановилась, повернулась ко мне, поднялась на носки и прикоснулась губами к моей щеке. Кокетливо отойдя на два-три шага, помахала рукой.
Открыв тяжелую дверь, я вошел в здание вокзала и облегченно вздохнул. Казалось, что с души свалился огромный камень. Я вступил в свою обычную, привычную жизнь.
Прошло недели три. С головой, погрузившись в работу, я стал уже забывать события московской командировки. Но однажды в кабинет ко мне зашел приветливый мужчина и представился майором госбезопасности. Он попросил никого не впускать и не отвлекаться на телефонные звонки.
– Это вы ехали из Москвы в одном купе с офицером безопасности?
Я ответил утвердительно, никак не выказывая удивления информированностью собеседника.
– А почему вы не выполнили его указаний?
– Мной было сделано все, о чем он говорил, но я не получил ни письменного ни устного сообщения для передачи.
– Почему не информировали нас? Мы ждали.
– А что я могу сказать?
– Думаю, что многое. Нас интересовали буквально все подробности. Вы поступили неправильно. Имейте в виду, что вы можете еще нам понадобиться, тем более сейчас, когда ваша героиня арестована в Новосибирске как агент иностранной разведки.
Он встал, вежливо пожал руку и вышел. Я остался один, недвижно посреди кабинета. Сердце мое болезненно сжалось. Видимо, так чувствуют себя дети, когда сказка завершается так страшно, нелепо, с чем не хочет соглашаться разум.