Я – ваш корреспондент
Р. С. Гольдберг
ГОРОД НА ГЛАВНОЙ УЛИЦЕ
ГОРОДИЩЕ МОЕ, ГОРОДИЩЕ
_29_июля_1995_года_
В день города хочу поговорить о Городище.
Собственно, мое-то оно относительно. Но зато всегда перед глазами. Смотрю на него круглый год из окна, с тридцатиметровой высоты.
Малое Городище – один из старейших городских районов. Вы видели, как по весне оно словно вспыхивает белым огнем? Это цветут старые яблони, их полным полно на Городище. Летом его приземистые дома прячутся в зелени. А зимой – представляете? – белые сугробы–крыши, упругие дымы подпирают небо...
Но это взгляд сверху. К сожалению, четыре века, струясь сквозь тюменские улицы, как бы обтекали Городище, оставляя его все таким же низеньким, деревенским. Деревенское Городище. Я думаю, что рифмованные сравнения типа «Тюмень – деревень» родились на Городище.
Вот и последние бурные десятилетия тоже скользнули мимо него. Окраины росли вширь и ввысь. Бежали из центра улицы. Перешагивали через реку мосты, а через железные рельсы – виадуки. Городище же оставалось.
Сделайте двести шагов от мэрии по улице Герцена. Один квартал – и вы упретесь в лопухи, в непроезжесть, заваленную мусором и золой.
Не то заповедник, не то кусок города, куда шли строители, но какие-то неотложные дела задержали их в пути на десять–двадцать лет. Правда–правда, был когда-то проект построить на месте Городища университетский городок. Возвели на краю оврага студенческое общежитие по улице Красина. В другом месте – корпус исторического факультета. Но не потревожили они сонного спокойствия Городища, не принесли ему современного ритма жизни.
Была, рассказывают, идея у бывшего заместителя мэра Александра Гулько – создать УКС–2 по переустройству Городища. Крепкие дома – сохранить, хозяевам дряхлых – давать квартиры, на месте развалюх построить коттеджи. Не состоялось.
Город остался сам по себе. Городище – само по себе. Не то сноса ждет, не то надеется, что кто-то все это купит и перестроит. Но пока – живет. А как оно живет без дорог, без канализации, без водопровода? Ответ прост: как и четыреста лет назад. И любая непогодь превращает Городище в бастион, который никакой моторизованной бригаде не взять.
И подумалось мне, когда шел я по улице Орловской, не лучше ли сохранить Городище? Сохранить его облик. Облик «столицы деревень». Только проложить дороги, нормальные «человеческие – дороги. А то ведь даже глава районной администрации на своей новой служебной машине не рискнет сунуться в глубь Городища.
Мне рассказали, что Борис Ельцин, в бытность свою первым секретарем Свердловского обкома, за девять лет сделал проезжими все городские улицы с частной застройкой. Отчего же не он был секретарем в Тюмени?
И еще один довод. С моей, подчеркну, непрофессиональной точки зрения, Городище – самый красивый городской район. Среди плоской, как мелкая тарелка, надоедливой равнины – вдруг появляется изрезанный, изломанный ландшафт. Каньоны, овраги, буераки, а по-местному – лога. Представляете, сколь красивым могло бы это оказаться, куда бы валили толпы раскошеливающихся туристов – увидеть настоящую, без стилизации, кондовую Тюмень. Да что туристы – жили бы тут те самые коренные тюменцы, далекие предки которых пришли когда-то сюда вслед за Василием Сукиным, Данилой Чуйковым и Иваном Мясным. Как люди жили бы.
Мечты, однако.
ЖУРНАЛИСТЫ ЗАДАЮТ ГЛУПЫЕ ВОПРОСЫ
_26_сентября_1995_года_
Действительно, бывает. И ничего страшного тут нет. Главное, чтоб на глупые вопросы ответы были умные.
И вот очередной предельно глупый вопрос: почему у города забирают улицу?
Конечно, маленькую, конечно, второстепенную. Но пойдите и сами убедитесь: ладят чугунный забор и к нему двое ворот. А дело в том, что на углу улиц Урицкого и Челюскинцев построил себе здание «Тюменьпрофбанк». И решил «Тюменьпрофбанк» превратить улицу Урицкого в стоянку служебных и личных машин.
Я понимаю господина Новоселова, руководителя банка: красиво жить не запретишь. Но ведь городские улицы, согласно все еще действующему Земельному кодексу РСФСР, являются землями общего пользования (как пути сообщения). На них «...разрешается возведение строений и сооружений в соответствии с целевым назначением этих земель» (ст. 76).
Главный специалист городской инспекции архстройнадзора Татьяна Голенкова сперва рассуждала точь-в-точь, как я. Подготовила предписание № 100. Мол, давайте по-хорошему. А ей в ответ бумаги, что все уже давно (в январе 1992 года) согласовано – главным архитектором Игорем Литовкой. И это согласование подтверждено «на период аренды земельного участка» в 1995 году.
Есть и соответствующее распоряжение городской администрации № 1893. Правда, оно составлено весьма тонко. Ни о каких воротах речи нет. А есть речь о том, что 305 кв. метров предоставляются под автостоянку. Причем, в распоряжении уточняется, что нужно «обеспечить по мере необходимости беспрепятственный проезд автотранспорта через предоставленный в аренду земельный участок для жителей прилегающих жилых домов».
Есть и согласие этих самых жителей.
Хотелось бы возразить. Я думаю, что весьма уважаемые мною жители двух домов по улице Урицкого не являются собственниками улицы. Они могут давать или не давать согласия относительно дома, квартир, вероятно, двора. Улицы принадлежат всем. Даже мне, если раз в год мне придет блажь проехать по улице Урицкого. Равным образом и я не могу запретить ни этим жителям, ни сотрудникам «Тюменьпрофбанка», ни господину Литовке пользоваться улицей, на которой я живу. А устраивать отдельно взятую зону спокойствия можно только за счет других улиц, где, по мысли создателей данного архсооружения, вероятно, живут люди второго сорта. (Как тут не вспомнить недавние времена, когда ГАИ обвесила знаками улицу Хохрякова, едва на ней поселился секретарь обкома КПСС?)
Да, кстати, о ГАИ. Заместитель начальника облГАИ Сапожников разрешение банку подписал. Интересно: один заместитель начальника – подполковник Магера – соглашается со мною, что все улицы города должны равномерно работать в соответствии с расчетной нагрузкой. А другой – соглашается с «Тюменьпрофбанком». Кто из них правая рука начальника облГАИ, кто левая – меня не касается. Но хорошо бы, чтобы эти две руки знали, что они делают.
Меня пытались убедить, что все делается правильно. Что банк должен быть в безопасности. И что жителям никаких неудобств не будет: мол, подъедут они к воротам, сделают «би–би», и вооруженная охрана с готовностью распахнет одну или две створки.
Что касается второго, то я не так наивен, чтоб в это поверить. А что касается первого, то это – проблема «Тюменьпрофбанка» и только его. Пусть этим занимаются его службы, не умаляя прав остальных горожан.
ЕЛКИ И ЛАВОЧКИ
_8_февраля_1997_года_
Тюмень – добрый город или не очень? Я как-то не задумывайся над этим. А однажды услышал от соседки, женщины уже в годах, но веселого нрава и улыбчивой, что город, в котором живу уже четвертый десяток лет, недобрый город.
– Отчего так вы решили? – спрашиваю.
И она рассказала. Шла по улице, по самой центральной, по улице Республики. И увидела, как старушка остановилась у стены какого-то здания, рукой оперлась и глаза закрыла. Соседка моя подошла к ней и спрашивает: «Вам плохо?». А женщина отвечает, что она... просто остановилась передохнуть. Из магазина идет, сумка тяжелая руки оттянула, а присесть негде. Вдоль улицы, да–да, той самой, центральной, с прекрасным демократическим именем – улица Республики, нет ни одной скамейки. Кое–где на площадях – есть. Кое–где в скверах – есть. Кое–где на остановках – тоже есть. А просто так, на улицах, чтобы передохнуть, поговорить со знакомым – так этого нет. Не водится. Не принято. Не продумано.
А как продумано?
Да так, словно все еще продолжаются заснятые на кинопленку трудовые марши первых пятилеток: только быстро, только строем, только бегом...
Даже площадь у городской администрации с 1981-го по 1995 год не имела ни одной скамейки. Как будто власть, и старая, партийная, и нынешняя, постперестроечная, больше всего боялась, что народ станет у нее под окнами отдыхать, размышлять, ничего не делать. Мол, вперед, к великим свершениям, быстро, еще быстрее... Усилиями, в том числе и журналистов «Тюменского курьера», эту традицию удалось сломать. Теперь летом мамаши сидят с детишками. Старушки, ковыляющие в мэрию со своими проблемами. Мужички с бутылочкой пива... И, вы знаете, мир не перевернулся.
А от скамеек, которые будут просто так, без какой–либо идеологической цели, а от доброты душевной разбросаны там и сям, тоже, я думаю, не убудет. Может, в ту или иную голову даже мысль хорошая придет: сделать, в свою очередь, доброе дело и для кого-то другого?
Слышу трезвый и многоопытный голос. Мол, усядутся на этих скамейках хулиганы, станут «водку пьянствовать», гоготать на всю улицу, к девушкам приставать, оскорблять город своим внешним видом и поведением.
Согласен. Непременно станут. А что делать, если они выросли в городах недобрых, к мягкости душевной не располагающих. Если кроме бей–круши, они других призывов не слышали? Что же, и нам теперь, ожесточась, обматывать дома колючей проволокой, чтобы не прислонялись? Так это же будет не город, а тюрьма для особо опасных преступников...
Конечно, сограждане наши нередко, как говорится, оставляют желать... Вот был я на днях возле памятника жертвам политических репрессий, что на улице Полевой. Пушистый снег, дворник Иван Аммосович разметает дорожки. Рассказывает, что гости к памятнику наведываются часто. Одни цветы оставляют, а другие их – утаскивают. И еще рассказал Иван Аммосович, что часть сосенок, которые так любовно были высажены осенью, расти не будут. Чья-то злая рука обломала у них вершинки. Может быть, та же рука, что в Новый год спилила макушку ели возле городской администрации?
А может быть, они, хозяева этих рук, не столько злые, сколько невоспитанные и необразованные? Например, не знают, что ели и сосны относятся к вершиногонным: если у этого дерева сломать верхушку, оно расти не будет. И никто им этого в детстве не объяснил. Только ругали и ругали. Вместо того, чтобы сесть рядом на лавочку и все по-хорошему рассказать.
Впрочем, что это я? Забыл, что лавочек на улицах нет...
НЕТ У РЕВОЛЮЦИИ КОНЦА?
_4_апреля_1998_года_
Весьма уважаемый мною начальник инспекции по охране и использованию памятников истории и культуры Виктор Аликов недавно обратился в городской совет по топонимике с письмом. Виктор Аликов предлагает переименовать 24 улицы областного центра. Те, что в 20–х годах нашего века были в свой черед переименованы «по политическим мотивам», в зависимости «от идеологических установок и злобы дня».
Виктор Аликов абсолютно прав, утверждая, что имя улицы – «это знак судьбы», «памятник истории и культуры города». Вернув улицам прежние имена, мы «восстановим историческую справедливость, обретем связь времен, связь поколений, вернем городу его историю».
Прекрасная цель, кто спорит?
В предложенном списке – улицы Кирова, Кузнецова (не Николая, а другого, А.Н. Кузнецова, рабочего, погибшего в 1919 году), Осипенко, Орджоникидзе, Первомайская, Семакова, Хохрякова, Коммунистическая, Комсомольская, Красноармейская, Ленина...
Я мог бы в качестве весомого довода против переименования предложить поразмышлять хотя бы о том, в какую сумму нам всем это обойдется – новые таблички, печати и бланки, штампы в паспортах о регистрации, домовые книги, путаница в работе почты... Тем более, что и сам Виктор Аликов пишет: реализация предложения создаст «определенные трудности для работников связи, водителей, горожан».
Но тут спора нет. Спор, как видим, лежит в сфере исторической и, более того, идеологической.
Переменим, говорит, и восстановим, говорит, связь времен...
Каких времен?
Если грубо, то, видимо, века будущего, двадцать первого, с веком минувшим, девятнадцатым. А наш, двадцатый, куда денется? Он, вероятно, дня связи времен не годится? Он – «черная дыра»? Мы сами, наши родители, наши дети – это не часть истории?
Почему этот ужасный, кровавый, суматошный, несправедливый, но – наш единственный, наш двадцатый век должен пройти бесследно для истории? Почему временная цепь должна пропустить это звено? А, например, восемнадцатый век, век кровавого пугачевского восстания, век жестокого, на человеческих костях, строительства Петербурга, век бироновщины и Салтычихи, век цареубийств, – должен в истории оставаться?
Мне думается, что не стоит совету по топонимике еще раз повторять ошибки двадцатых годов. Тогда «по идеологическим соображениям» заменили названия Царевой улицы и Казачьей, и Спасской, и Подаруевской, и Успенской... А разве сейчас нам не предлагают заняться тем же самым? И точно из таких же идеологических соображений, хотя и с другим знаком, повторить вивисекцию над историей, над человеческой памятью.
Причем, из так и непонятных мне «идеологических соображений» письмо совету по топонимике предлагает одним улицам возвратить их прежние имена, а улице Герцена, например (помните знаменитое «К топору зовите Русь!»? Это Александр Иванович написал), нет. И улице Республики тоже.
Почему-то знаменитую летчицу Полину Осипенко надо срочно позабыть, а полярников–челюскинцев, а полярного же исследователя Георгия Седова – нет...
Сделаем вид, что двадцатого века не было? Но та самая связь времен, о которой с чисто революционным рвением печется Виктор Аликов, и которая сохранила для него и для его письма старые названия тюменских улиц, сбережет и те таблички, что так спешно он хочет убрать.
Может быть, не стоит спешить? Может быть, предоставить все естественному ходу вещей? Верю, что история разберется без нашей насильственной помощи. К тому же, нам пока, действительно, есть чем заняться.
НАШЕ ПРОШЛОЕ ПОЛУСТЕРТО
_11_марта_1998_года_
Представим себе Тюмень через сто или двести пет. Гуляющие по улочкам нынешнего «исторического центра» будут любовно созерцать потемневшие от времени краснокирпичные домики с мемориальными табличками на стенах «Частный особняк в стиле неокапитализма. Конец XX века. Охраняется государством».
Дыхание седой старины станет навевать нашим потомкам мысли «о времени и о себе».
Кто знает, как оно будет? Хочу лишь надеяться, что потомки лучше нас сумеют сберечь то, что останется от нашей эпохи.
...Лет двадцать назад, когда я переехал с улицы 50 лет Октября на Ялуторовскую, у меня было больше свободного времени. Часто вечерами или по выходным дням я гулял по старым улицам Тюмени. Смотрел на причудливые завитки резьбы, на рельефную кирпичную кладку. Пытался угадать, о чем думали строители, кому давали приют эти стены, что они видели и слышали, о чем помнят и что напоминают нам? Иногда мне казалось, что старинные здания – словно давние книги, при желании на их страницах можно прочесть прошлое.
Сегодня старая Тюмень быстро исчезает с лица земли. Кое–кто утверждает, что этому способствуют новые хозяева земельных участков, которые торопятся на освободившемся месте выстроить будущие «памятники старины». Не знаю. Куда чаще вижу самое обыкновенное разгильдяйство.
Стоит на углу Комсомольской и Водопроводной выгоревший изнутри деревянный особняк с ободранными наличниками и провалившейся крышей. Всего-то делов – был доверен какой-то «совершенно секретной части», военнослужащие слегка загуляли, электропроводку замкнуло весьма некстати...
Двумя годами раньше сгорел красивый старый дом, который городские власти вверили попечению тюменского казачества. Дома теперь нет. Казачество, как утверждают в мэрии, претендует на новую жилплощадь. Извините за вопрос: до очередного пожара?
Ничего не скажут тем, кто родился сейчас, слова «Серебряный дом». Его нет, он сгорел...
Получается, что мы сами уничтожаем свое прошлое.
В начале лета 1986 года сотрудница моего отдела в «Тюменской правде» Наталья Бубнова прибежала в редакцию в смятении. Оказывается, принято решение снести памятник культуры – дом по ул. Ленина, 46. И построить на его месте какое-то вспомогательное сооружение для Главтюменьнефтегаза. Кажется, вычислительный центр. Газета вступилась. Газета помогла. Дом стоит до сих пор и даже стал приютом для общества охраны памятников истории и культуры.
А вот усадьбу по улице Первомайской, 17–21 сохранить не удалось...
Словом, сколько живу в Тюмени – редкие удачи и частые потери. Меняются правительства и даже политический строй. Меняются городские начальники и депутаты. Меняются главные архитекторы. Не меняется лишь взгляд на созданный руками предков город, как на ничейное имущество.
С каким удовольствием я перечислил бы ответственных лиц, чьи подписи благословили двухэтажную надстройку над бывшим горсоветом (ул. Республики, 19). Кто разрешил выстроить напротив типовое здание «Тюменьгорстроя». Кто повелел снести старый ресторан «Сибирь» и украсил главную улицу города магазином «Океан»...
«Типовухи» стоят и на Дзержинского, и на Кирова. А во что превращена бывшая Спасская, ныне улица Ленина?
Поэтому я готов смириться с новыми особнячками – все-таки разнообразие. Жаль, что за это новое мы платим безвозвратными потерями.
Мы стоим у одра старой Тюмени и будто бы ждем, когда она испустит последний вздох. Чтобы засучить рукава и приняться за строительство. Только кто – через сто или двести лет – станет хранить и лелеять то, что создаем мы, что должно передать дух нашей эпохи?
Я не хочу сказать, что никто не думает о прошлом и его сохранении для будущего. Но, цитирую документ, недавно подписанный Степаном Киричуком, «тем, кто пытается строить, мы навязываем кабальные условия; тем, кто пытается отселить людей из памятника, мы ничего не предлагаем взамен; кто взялся реставрировать, тому мы навязываем свою проектную документацию, своих авторов, свои идеи, порой не бескорыстно...».
Будущее вырастает из прошлого. И когда-то оно тоже станет прошедшим. Разве не больно думать: то, что составляет вашу гордость и вашу радость, будет сломано безжалостной рукой. Неужели и через сто лет будущий мэр Тюмени обратится к горожанам с такими же словами, как и Степан Киричук: «Печальное состояние зданий, почти прекратившаяся работа по восстановлению памятников архитектуры приводят меня в состояние угнетения, болезни и отчаяния»?
ГОРОД НА ГЛАВНОЙ УЛИЦЕ РОССИИ
_13_мая_1998_года_
В тот год, когда я заканчивал университет и мне на распределении досталась Тюмень, выпускник вуза обязан был отработать год. В тот единственный год дипломов на руки не давали, а давали временное удостоверение о высшем образовании. А диплом – через год.
Таким образом, я ехал на работу в Тюменскую область ненадолго. И если бы не облетал за этот год Север, кто знает, куда и в какие края подался бы я с дипломом журналиста на руках...
Эти воспоминания plusquamperfekt не давали мне покоя в прошлое воскресенье, когда я по семейным делам съездил в Екатеринбург. Выехал, как положено, по Московскому тракту – из Тюмени. А в обратную сторону – по Сибирскому тракту.
Как сказал бы популярный герой из детской книжки: «Душераздирающее зрелище этот самый Московский тракт». Объясняю открытым текстом: Екатеринбург даже на въезде – город. Тюмень – нет. Можете обижаться, патриоты Тюмени. Но я уверен, что патриотизм не в том, чтобы хвалить, а в том, чтобы чистить.
Как бы мы по-тюменски ни называли этот тракт, с точки зрения всей республики он есть тракт Сибирский. Главная улица России. Для любого города стоять на главной улице – великая честь. И требует соответствующего отношения.
Однако наши подъезды к Тюмени по этому тракту засыпаны мусором, рваной бумагой, полиэтиленовыми пакетами, пластиковыми бутылками... Словно это не главная улица, а тупик.
То ли все это выбрасывают вольные сибиряки, проезжая по дороге, то ли ветер сдувает с грузовиков-мусоровозов. Не знаю, да дело и не в этом. Потому что не только подъезды, но и город наш засыпан мусором по самые брови, и пейзаж этот не меняется.
Почему я вспомнил про свой диплом и про то, что когда-то ехал в Тюмень только на год? На 365 дней – от августа 1965-го до августа 1966-го – срок небольшой.
Сложилось иначе. Я прожил уже в Тюмени большую часть своей жизни и не уехал из нее в более трудные времена, чем сейчас. Не уехал, когда меня едва ли не выпихивали из нее. Не уехал и тогда, когда господин Репетов и его друзья написали на заборе перед самым моим домом, что, мол, «Россия для русских». Я понимал, что Репетов – еще не вся Россия и, может быть, даже не Россия вовсе.
Тюмень стала моим домом. Но мне больно, что дом этот так не ухожен. Пару дней назад я обнаружил незнакомый березовый скверик возле заправки у бывшего ресторана «Стрела». Но лучше бы я его не видел. Клочок зелени, зажатый между домами и насыпью моста через железную дорогу, все в том же пластике, пленке, рваной бумаге...
Несколькими шагами дальше на перекрестке двух улочек – свалка. Как мне пояснили, никаких ящиков для мусора в здешних местах не бывает. Валят отходы на перекресток. А когда куча превышает допустимые размеры, ее кто-то куда-то вывозит.
Я не знаю, почему надо писать в газете, что город покрыт свалками. Я не знаю, зачем в городе существуют какие-то службы по очистке. Я не знаю, почему водитель дорогой машины, на которой – личной! – он зализывает каждую царапину, спокойно выбрасывает на дорогу коробку от сигарет или пластиковую бутылку...
Так сложилось, что большинство жителей Тюмени, подобно мне, – приезжие. Но отчего же, дорогие мои, этот выбранный нами дом так похож на временное пристанище, на замусоренный вокзал – с кочевым людом, со специфическим запахом и специфическим – только до ближайшего поезда! – отношением?
Куда едем-то?
КРАСОТА – ДЛЯ ВСЕХ
_25_августа_2001_года_
Итак, тюменская синагога, которой я по роду своих общественных обязанностей довольно плотно занимаюсь последние полтора года вообще и последнюю неделю, в частности...
Ну как мне это раньше представлялось? Культовое сооружение весьма специфической направленности. Так сказать, для узкого круга лиц, число которых, по официальной статистике, к тому же неуклонно сокращается. (Могу, конечно, поспорить, поскольку, по моим наблюдениям и подсчетам, чем больше народу из нашей общины уезжает, тем больше остается. Объяснить не могу. Но – факт). Пошли дальше. Пока за зеленым забором тарахтел кран, чего-то варили и бренчали железом о железо, интерес к синагоге проявляли, в основном враждебные силы – малочисленные, но очень энергичные.
Зато когда этот кирпичный особнячок в два с половиной этажа (первый из них на четыре пятых успел врасти в землю за 90 лет) вдруг расцвел в красках и стали видны необычные рельефы (не знаю, в силу каких традиций, но в здании нет ни одного прямого угла), – сразу появилось столько интересующихся. Причем, большинство интересующихся необыкновенно доброжелательно спрашивает: а что тут будет? Одобряет – какая красота расцвела на месте бывшей помойки! Председатель городского комитета по культуре Надежда Коломийцева вдруг обеспокоена: стараниями архитектуры здание синагоги зажато между двумя большими строениями, а как бы сделать, чтобы его с улицы Ленина было видно? Нельзя ли, мол, соседнюю новостройку хоть чуточку подвинуть вглубь участка?
Я, признаюсь, был готов к любой реакции. Но массовое доброжелательство меня просто подавило. Просятся посмотреть. Вместе со мной лазают по шатким стремянкам, пачкаются в цементе и алебастре. Пробуют на палец, прочна ли окраска (а ведь синагогу рабочие раскрашивали вручную, кисточками, кирпичик за кирпичиком).
Кстати, о рабочих. Понятно, что реконструкцию синагоги никак не назовешь ударной стройкой, да и где они сегодня – ударные стройки, примета организованного энтузиазма, мобилизация городов, областей и республик. Тем не менее, на небольшом пятачке по адресу ул. Кирова, 44 сошлись самые разные люди. Русские (начальник строительства, электрик, сварщик, плотники). Татарин (бригадир). Грузин и азербайджанец (отделочники). Армянские специалисты по гипсу (восстановили лепнину на стенах). Таджики (штукатуры и маляры) сейчас работают на потолке... Кажется, есть узбек...
Наверное, я кого-то не назвал. Написал лишь то, что очевидно, что бросается в глаза. Не станешь же спрашивать у человека, который полирует желтую, как сливочное масло, мраморную колонну, кто он по национальности. Да и неважно это. Важно, что красота, сотворенная почти сто лет назад, вернулась в наш город. Что ее возродили из пепла не просто адепты какой-то конкретной религии, а люди, поклоняющиеся чему-то очень важному, общему и вечному.
Поклоняющиеся красоте.
УХОДЯЩАЯ И ПРИХОДЯЩАЯ НАТУРА
_7_февраля_2002_года_
Между вечером и ночью. Хрусткий снег. Пустынное поле, прилегающее к первой школе. А по периметру – черные двухэтажные дома с вытянутыми прямоугольниками желтых окон. Очень красиво. И очень печально. И вдруг меня кольнуло: еще пара–тройка лет, и эта картинка нашей жизни сотрется, исчезнет навсегда.
Все чаще ловлю себя на мысли, что старый город уходит. Наверное, это нормально. Наверное, этому надо радоваться. Новые дома красивее, удобнее, в них тепло, не скрипят половицы, не дует из окон и по полу, на лестнице не пахнет кошками. «Мертвый – в гробе тихо спи, жизнью пользуйся живущий!». Но отчего мне так хочется выбрать солнечный день, пройтись по улицам деревянного города с фотоаппаратом в руке и успеть задержать мгновения прошлой жизни, тепло чьего-то бытия?
В тот же день, только утром, я побывал на заседании городского земельного комитета. Кажется, впервые после губернаторских выборов. Сколько было за это время тревог и волнений: перераспределения полномочий, перемещения чиновников, ликвидация одних должностей и утверждение новых.
Мы любим смеяться над чиновниками, которые до судорог держатся за свои кресла. Но подумаем: а что тут смешного? Что есть у чиновника, кроме его службы? Собственности нет. (Или – пока нет). Творчества нет. И любовь, и страсть, и драма с комедией, и смысл жизни, и история с географией – все в его рабочем кабинетике, где стул и стол, и любимая кофейная чашка, и стопка бумаг, нередко с уничтожающей резолюцией чиновника же, но рангом повыше... Но вернемся в комитет, где уже другие люди, вперемешку городские с областными, решают судьбу Тюмени.
Конечно, не так глобально все звучит. Идет, например, речь о том, что ОАО «Связьтранснефть» просит предоставить в аренду участок площадью в 225 кв. м. на Старом Тобольском тракте – антенну поставить. Или – СМП–280 намерен построить дом в районе улиц Щедрина–Тарской–Горького. Склад... Нежилое строение... Шиномонтажка... Участок под овощи... Всего 54 пункта повестки дня.
Власть решает: предоставить или отказать, продлить ли аренду, какой назначить коэффициент арендной платы – десять или всего два? А в сумме получается, что в этой пачке листков – вся наша жизнь, вся государственная политика и даже устремленность в будущее.
Самое интересное было для меня даже не в этом. А в том, куда в начале двадцать первого века склоняется индекс посягательств тюменцев?
Да, кто-то до сих пор обивает пороги жилищного комитета мэрии, имея лишь четырех–пятизначный номер своих надежд. А кто-то, как Анна Викторовна, просит лишь, чтобы ей предоставили в аренду дополнительный участок площадью 1136 квадратных метров под посадку овощных культур. Отметим: дополнительный! А другие сбиваются в ООО и водружают автозаправку: и кормятся сами, и детей учат...
Есть люди, страстно желающие слезть с государственных рук, даже отстраниться от государства, чтобы не зависеть. Да, у государства в целом к этому еще сложное отношение, но мне подумалось, что среднее и малое чиновничество уже не комплексует по этому поводу и все чаще разрешает – и дом с квартирами на продажу, и участок под овощи...
Не все гладко, и есть масса подводных камней, но не о них речь и не о земельщиках или архитекторах, и не о всесильных ведомствах и богатых фирмах, которые в состоянии поколебать даже магию термина «генеральный план». А совсем о другом, что еще трудно выразить в словах, но – чувствуется, что оно прорастает...
Вот такие заметки написались у меня на полях «Реестра земельных участков, предоставляемых муниципальным образованием «Город Тюмень» на рассмотрение совместной комиссии по выработке решений о предоставлении и передаче земельных участков гражданам и юридическим лицам» от 5 февраля...
СТРОИТСЯ МЕМОРИАЛ, А НАС НИКТО НЕ СПРАШИВАЕТ
_23_апреля_2002_года_
Еще каких-нибудь две с половиной недели – и наступит 57-й День Победы. Конечно, ему никогда не стать таким горько–радостным, каким он был в сорок пятом году. Или как в шестьдесят пятом, когда вернулись парады Победы, когда, повинуясь песенному призыву, фронтовики надели ордена и обновили ленточки на колодках. Или как в восемьдесят пятом, когда бывшие союзники, мы и американцы, ревниво и обидчиво пересчитывали свой и чужой вклад в преодоление фашизма...
Время идет. На днях скончался последний в Тюмени Герой Советского Союза Петр Панов. В сентябре ему было бы 90. От многомиллионной победившей армии, стоявшей под ружьем в 1945 году, остались сотни, а кое–где и десятки бойцов.
Несмотря на это, а может, именно по этой самой причине, власти хотели бы вернуть общество к чувствам, от которых оно отстранилось. Есть предложение отпраздновать День Победы–2002 как следует. Это значит – военный парад. Это значит – демонстрация трудовых коллективов и чтобы по восемнадцати человек в шеренге. Ну и, естественно, неорганизованные граждане, возложение цветов к Вечному огню... Потому мостоотряд–36 форсирует работы в районе дворца «Геолог», где и сооружается Вечный огонь №2.
Собственно, мне уже приходилось высказывать свои сомнения относительно этого мемориала. Хочу продолжить.
Идея мемориала с Вечным огнем в районе «Геолога» появилась лет двадцать назад в совете ветеранов Ленинского района. Тогда, рассказывают, к памятнику воинам, умершим в тюменских госпиталях от ранений, добирались через Текутьевское кладбище, и фигура скорбящего воина стояла лицом на запад. Потом памятник развернули, выстроили кирпичную стенку, замаскировали соседние гаражи, положили плиты с фамилиями фронтовиков (с большим, надо сказать, количеством ошибок). Наконец, решили строить большой комплекс. Партии, исповедовавшей научный атеизм, уже не было, поэтому первое, что пришло в голову, – поставить церковь или часовню. Так сказать, в пику недавнему прошлому. Мусульмане спросили: отчего не мечеть? А кто-то вовремя вспомнил стишок из Маршака: «Всё советские народы против общего врага...». И за недостатком места стали искать образное, а не конфессиональное решение. Так появилась свеча – в память всех вместе и каждого в отдельности.
По мнению специалистов архитектуры, идея оригинальная, хотя собственно исполнение оставляет желать.
«Сроки жмут, – признался один из тех, кто имеет непосредственное отношение к мемориалу. – А сама мысль хороша».
Между тем, события приобретают несколько неожиданный разворот. Некий бизнесмен выразил готовность поставить на этой же площадке, но ближе к мосту, храм. Говорят, получил благословение архиепископа Димитрия. Властям, по слухам, идея тоже нравится. Более того, как утверждают знакомые с историей вопроса чиновники, кроме храма должна быть построена и часовня (по инициативе милицейского начальства) в память убиенных в горячих точках. Тем временем на этой же относительно небольшой площади уже разбит сквер и посажены елочки родными тех, кто сражался в афганской и чеченских войнах...
Все в отдельности разумно, необходимо и понятно. Все вместе вызывает вопросы.
Например, как быть с павшими на фронтах верующими иных конфессий? Они памяти не заслужили? Как быть с теми, кто поднимался в атаку на призыв «коммунисты, вперед!»? Как быть с комсомольцами и другими атеистами? Или их, не спрашивая, отнесем «по исторической принадлежности»?
И самое главное: почему никто не советуется с горожанами? Почему готовый, как сказал главный архитектор города Валерий Кулачковский, проект не выставить на всеобщее обсуждение?
В последний раз такое сделал горком партии, когда решалась судьба памятника ребятам и девушкам фронтовой поры. Тому уже больше десяти лет. Памятник стоит в сквере напротив университета – там, где хотели его видеть бывшие школьники, и такой, каким они хотели его видеть.
Слишком много разных идей и желаний, много самолюбий сошлось на мемориальном комплексе у «Геолога». Получится ли от их механического сложения образ народного подвига и народной трагедии?
И БЕЗ ТОГО МНОГО!
_17_августа_2002_года_
To be or not to be – that is a question…
У. Шекспир «Гамлет»
Снова в театральных и архитектурных (а также некоторых иных) кругах муссируется вечный – потому что с прошлого века! – вопрос. Строить или не строить в Тюмени новый драматический театр? А если строить, то где?
Впрочем, многим тюменцам последний вопрос покажется риторическим. Ибо в довольно давние времена нынешняя площадь 400-летия Тюмени носила имя – Театральная. Поскольку пространство в восточной части площади отводилось под строительство именно драматического театра. Позднее, в юбилейном 1986 году, генпланом того времени здесь было точно определено место – под драмтеатр.
Новые времена – новые песни. Из всех искусств для нас важнейшим является маркетинг. Торговые драмы, разыгрываемые в нашей жизни сегодня, посильнее, чем «Фауст» Гете. (Например, трагедия из современной жизни под названием «Страсти в тюменском ЦУМе»).
Потому с ритмичностью смены времен года просыпается идея: на месте предполагаемого храма искусства возвести вполне осязаемое капище Меркурия. Под современным, естественно, названием. Гипермаркет.
В пользу такого решения на одном из заседаний градостроительного совета, где обсуждался вопрос «о возможности размещения торгового центра на площади 400-летия Тюмени», говорилось, что площадка для театра слишком просторна, что театр «работает только вечером», а «земля должна работать постоянно», что фирма, застраивающая площадь, вложила сюда много средств и намерена возвести тут «суперсовременный гипермаркет мирового уровня», а для театра она готова оплатить снос частного сектора в другом месте...
Однако большинство членов градостроительного совета решило, что лучшей площадки для драмтеатра в городе нет. И дважды совет идею гипермаркета отклонил.
Аргументы главного архитектора Тюмени Валерия Кулачковского: даже место под будущий театр город своими силами освободил от ветхого жилья; «гипер же супер» заполонит площадь автомобилями клиентов; что касается торговых центров, то прилегающий к площади район от недостатка их не страдает.
Аргументы Константина Стержантова, начальника отдела областного управления архитектуры и градостроительной политики: пора остановиться в попытках реконструировать бывший склад, что ныне исполняет роль театрального здания; Тюмени нужен новый театр, а в магазинах и так уже весь город. (По официальным данным, в Тюмени один магазин примерно на пятьсот жителей).
Конечно, на строительство театра потребуются бюджетные деньги, которых всегда не хватает. На гипермаркет же предлагаются деньги частные. Сулящие поддержку тому же бюджету в качестве налогов, извлекаемых в виде прибылей из наших карманов.
Пора бы остановить покушения на бывшую Театральную площадь и попытки превратить ее в площадь Рыночную. Пора бы прекратить ежегодную реанимацию многострадального убожества, именуемого зданием тюменского театра драмы. Пора бы, наконец, оглянуться окрест раздираемой в клочья площади 400-летия и увидеть бесконечный ряд супер– и не супермаркетов – слева, справа и напротив...
Некогда российский император Николай Павлович, преследуемый просьбами о разрешении открыть то или иное предприятие, на очередном прошении высочайше изволил собственноручно начертать: «И без того много!». Отчего бы нынешним отцам области и города не взять на вооружение столь же категоричный способ отказа, который бы отрезал даже саму мысль о поиске обходных путей.
ГОРОД ДЕРЕВЯННЫЙ НА РЕКЕ…
_18_марта_2003_года_
1 мая ДОКу «Красный Октябрь» исполняется 70 лет...
Нет, неправильно. Правильно так: 1 мая ДОК Красный Октябрь» празднует свое семидесятилетие.
Впрочем, и это тоже спорно. История нашего юбиляра весьма запутана. При желании легко доказать, что предприятию и 70, и 95, и 60 лет.
Тезис первый. О 70-летии. Страна строилась, возрастала потребность в столярных изделиях и строительных деталях. Трест «Союзстандартстрой» обратился в наркомат земледелия, и вопрос строительства был «решен положительно». Намеревались пустить ДОК 1 января 1933 года – не получилось. Сорвали и срок 1 апреля. Только 1 мая состоялся пробный пуск оборудования...
Тезис второй. О 95-летии. Летом 1908 года на правом берегу Туры купцы Иван Саввич Новоселов и Иван Афанасьевич Новоселов поставили лесопильный завод. После революции заводу было присвоено имя «Красный Октябрь». Когда лесозавод вошел в состав ДОКа, он передал ему и «краснооктябрьское» имя.
Но это было 60 лет назад... Первые годы лесозавод поставлял сырье для доковских цехов, оставаясь самостоятельным. А в 1943 году предприятия объединились и стали называться – ДОК «Красный Октябрь».
А теперь – о городе деревянном на реке... Про Тюмень это сказано. Город, сработанный «одним топором да долотом», уникальными зданиями которого – стены из серебряных от возраста бревен, окна в узорчатых наличниках, бахрома резьбы под карнизами – до сих пор любуются свои и приезжие. Давно пришли сюда люди и, как сказано в летописи, «поставиша град Тюмень». Что значит «поставиша»? Срубили лес, сложили в лапу стены, вытесали доски и покрыли крышу. Из бревен же, поставленных стоймя, соорудили тын. И стал город.
Сегодня нам вряд ли удастся обнаружить имя того, кто срубил первый дом. Только неявный след можно обнаружить в архивных бумагах.
«…на строение домовое сосновый лес покупают приплавной сверху от Верхотурья по реке Туре». «Отчего бы приплавной?» – спросим. Сибирь же. Тайга. Вокруг Тюмени лесу не хватало?
Не хватало. «Сосновый бор... длиною верст на десять шириною на версту, на строение из него не вырубают, потому что в нем удобного к строению лесу нет, хотя по признакам и был, однако ж в прежния времена городскими жителями весь сронен (свален – Р.Г.)» (из Описания отдельных сел и деревень, расположенных около Тюмени, ноябрь 1783 г. – Памятники тюменской деловой письменности. – ТГУ, стр. 258).
Как указывают старинные документы, сплавляли кругляк, а уж в Тюмени его разделывали. Сохранилось обязательство крестьянина Антона Бурмакина о постройке двух паромов – от 15 июля 1786 года – «из соснового прочного лесу... сделать дна из брусьев и сплотить и намостить вокруг из кровельного тесу, который прибить четвертными железными гвоздьми…».
А уж потом пришел 1908-й, когда два Ивана Новоселова на северо–западной оконечности Тюмени поставили лесопилку.
Ах, если бы здания могли говорить, они бы рассказали, в каких домах были использованы для строительства доски и балки новоселовского заводика? Вероятнее всего, в тех, что появились уже после 1908 года. Но мы можем только предполагать. Может быть, это была нынешняя архитектурно–строительная академия (1914), дом городского архитектора Чакина (те же годы), дом присяжного поверенного Вановского на улице Крупской (1919), тюменская синагога (1911–1912). Не исключено, что и знаменитый тюменский деревянный мост, простоявший более 50 лет, собран из балок того же завода.
Кто разгадает тайну, которую хранит деревянное зодчество старой Тюмени?
ЛЮДЯМ МОЖНО ДОВЕРЯТЬ, ЛЮДЯМ НУЖНО ДОВЕРЯТЬ
_31_января_2004_года_
Поначалу разговор с главным архитектором области Сергеем Песковым не получался. Мои вопросы, инициированные не столько личным интересом к проекту будущего бульвара (впрочем, и личным тоже), сколько опросом читателей и их звонками в газету.
Отсюда и назойливые вопросы о площади насаждений, о наборе аттракционов, об использовании «большой машины» для пересаживания взрослых деревьев. А то ведь рисуют завлекательные картинки зеленым цветом, где будто бы должны гулять мамаши с детьми, не фиксируя, что для маленьких детей полезны большие деревья... Песков не удержался и сказал: «Вижу, что вам проект не нравится!».
Пришлось открыться и перевести разговор в иную плоскость. А именно – почему нас, вот именно, не меня, а нас, полмиллиона жителей города, так никто не спросил, что мы думаем о реконструкции городского сада? Безразличны ли мы к исчезновению этого символа тюменского центра, этого, если хотите, памятника тюменской истории, которому нынешним летом исполняется 68 лет? Хотим ли мы лишиться и стадиона «Центральный»? Почему, извините, распорядители средств областного бюджета не сочли нужным хотя бы посоветоваться с создателями значительной части этого бюджета?
Сергей Песков сказал, что де и времени почти нет, начнем советоваться – к юбилею не успеем. Да и, считает главный архитектор области, голоса противников, а таковые есть, и они, как правило, возражают куда громче, чем сторонники, могут расхолодить строителей, нацеленных результат...
Очень может быть. Но, во–первых, никто и заставляет соглашаться с каждым мнением. А, во–вторых, критические голоса вынудят строителей тщательнее делать свое дело.
Главное, если кто-то заинтересован в том, чтобы тюменцы любили свой город, то им следует доверять нечто большее, чем только сбор мусора на газонах.
На моей памяти есть такие примеры. Когда в 1988–1989 годах выбирали проект памятника «Прощание», были очень острые дискуссии. Тот вариант, что сейчас украшает сквер против университета, выбрали именно большинством голосов. Хотя и другие проекты были не хуже.
В течение последнего времени я довольно много разговариваю с теми, кто за бульвар, и кто против. И убежден – многие возражения противников реконструкции происходят недостатка информированности, к которой добавляется обида – с нами не советуются, нас не считают нужным поставить в известность, нас не хотят даже спросить, а ведь мы живем в этом городе больше и дольше, чем те, кто начинает этот проект...
Город – суть среда обитания. В нем живут начальники и бомжи. Старики и дети. Депутаты и архитекторы. Шоферы и велосипедисты. Город один на всех. Он будет красив и ухожен не только тогда, когда росчерк пера высокого начальника выделит деньги на его украшение, но и тогда, когда это украшение станут любить и беречь те, кто живет в этом городе.
Потом, когда мы разговорились с Сергеем Песковым, выяснилось, что он учился архитектуре в городе, который я очень люблю. Это Хабаровск, я там стажировался перед окончанием университета и навсегда запомнил свободные бульвары, построенные на месте двух забранных в коллекторы речек-вонючек Плюснинки и Чердымовки, вроде нашей Тюменки. И мы с Песковым вдруг на несколько минут забыли о спорном бульваре и стали фантазировать – отчего бы в Тюмени не повторить этот хабаровский опыт на месте нашего «пятихвостого» оврага, который пока исполняет роль мусороотвала для частного сектора? Нашли общий язык.
Р. С. Гольдберг
ГОРОД НА ГЛАВНОЙ УЛИЦЕ
ГОРОДИЩЕ МОЕ, ГОРОДИЩЕ
_29_июля_1995_года_
В день города хочу поговорить о Городище.
Собственно, мое-то оно относительно. Но зато всегда перед глазами. Смотрю на него круглый год из окна, с тридцатиметровой высоты.
Малое Городище – один из старейших городских районов. Вы видели, как по весне оно словно вспыхивает белым огнем? Это цветут старые яблони, их полным полно на Городище. Летом его приземистые дома прячутся в зелени. А зимой – представляете? – белые сугробы–крыши, упругие дымы подпирают небо...
Но это взгляд сверху. К сожалению, четыре века, струясь сквозь тюменские улицы, как бы обтекали Городище, оставляя его все таким же низеньким, деревенским. Деревенское Городище. Я думаю, что рифмованные сравнения типа «Тюмень – деревень» родились на Городище.
Вот и последние бурные десятилетия тоже скользнули мимо него. Окраины росли вширь и ввысь. Бежали из центра улицы. Перешагивали через реку мосты, а через железные рельсы – виадуки. Городище же оставалось.
Сделайте двести шагов от мэрии по улице Герцена. Один квартал – и вы упретесь в лопухи, в непроезжесть, заваленную мусором и золой.
Не то заповедник, не то кусок города, куда шли строители, но какие-то неотложные дела задержали их в пути на десять–двадцать лет. Правда–правда, был когда-то проект построить на месте Городища университетский городок. Возвели на краю оврага студенческое общежитие по улице Красина. В другом месте – корпус исторического факультета. Но не потревожили они сонного спокойствия Городища, не принесли ему современного ритма жизни.
Была, рассказывают, идея у бывшего заместителя мэра Александра Гулько – создать УКС–2 по переустройству Городища. Крепкие дома – сохранить, хозяевам дряхлых – давать квартиры, на месте развалюх построить коттеджи. Не состоялось.
Город остался сам по себе. Городище – само по себе. Не то сноса ждет, не то надеется, что кто-то все это купит и перестроит. Но пока – живет. А как оно живет без дорог, без канализации, без водопровода? Ответ прост: как и четыреста лет назад. И любая непогодь превращает Городище в бастион, который никакой моторизованной бригаде не взять.
И подумалось мне, когда шел я по улице Орловской, не лучше ли сохранить Городище? Сохранить его облик. Облик «столицы деревень». Только проложить дороги, нормальные «человеческие – дороги. А то ведь даже глава районной администрации на своей новой служебной машине не рискнет сунуться в глубь Городища.
Мне рассказали, что Борис Ельцин, в бытность свою первым секретарем Свердловского обкома, за девять лет сделал проезжими все городские улицы с частной застройкой. Отчего же не он был секретарем в Тюмени?
И еще один довод. С моей, подчеркну, непрофессиональной точки зрения, Городище – самый красивый городской район. Среди плоской, как мелкая тарелка, надоедливой равнины – вдруг появляется изрезанный, изломанный ландшафт. Каньоны, овраги, буераки, а по-местному – лога. Представляете, сколь красивым могло бы это оказаться, куда бы валили толпы раскошеливающихся туристов – увидеть настоящую, без стилизации, кондовую Тюмень. Да что туристы – жили бы тут те самые коренные тюменцы, далекие предки которых пришли когда-то сюда вслед за Василием Сукиным, Данилой Чуйковым и Иваном Мясным. Как люди жили бы.
Мечты, однако.
ЖУРНАЛИСТЫ ЗАДАЮТ ГЛУПЫЕ ВОПРОСЫ
_26_сентября_1995_года_
Действительно, бывает. И ничего страшного тут нет. Главное, чтоб на глупые вопросы ответы были умные.
И вот очередной предельно глупый вопрос: почему у города забирают улицу?
Конечно, маленькую, конечно, второстепенную. Но пойдите и сами убедитесь: ладят чугунный забор и к нему двое ворот. А дело в том, что на углу улиц Урицкого и Челюскинцев построил себе здание «Тюменьпрофбанк». И решил «Тюменьпрофбанк» превратить улицу Урицкого в стоянку служебных и личных машин.
Я понимаю господина Новоселова, руководителя банка: красиво жить не запретишь. Но ведь городские улицы, согласно все еще действующему Земельному кодексу РСФСР, являются землями общего пользования (как пути сообщения). На них «...разрешается возведение строений и сооружений в соответствии с целевым назначением этих земель» (ст. 76).
Главный специалист городской инспекции архстройнадзора Татьяна Голенкова сперва рассуждала точь-в-точь, как я. Подготовила предписание № 100. Мол, давайте по-хорошему. А ей в ответ бумаги, что все уже давно (в январе 1992 года) согласовано – главным архитектором Игорем Литовкой. И это согласование подтверждено «на период аренды земельного участка» в 1995 году.
Есть и соответствующее распоряжение городской администрации № 1893. Правда, оно составлено весьма тонко. Ни о каких воротах речи нет. А есть речь о том, что 305 кв. метров предоставляются под автостоянку. Причем, в распоряжении уточняется, что нужно «обеспечить по мере необходимости беспрепятственный проезд автотранспорта через предоставленный в аренду земельный участок для жителей прилегающих жилых домов».
Есть и согласие этих самых жителей.
Хотелось бы возразить. Я думаю, что весьма уважаемые мною жители двух домов по улице Урицкого не являются собственниками улицы. Они могут давать или не давать согласия относительно дома, квартир, вероятно, двора. Улицы принадлежат всем. Даже мне, если раз в год мне придет блажь проехать по улице Урицкого. Равным образом и я не могу запретить ни этим жителям, ни сотрудникам «Тюменьпрофбанка», ни господину Литовке пользоваться улицей, на которой я живу. А устраивать отдельно взятую зону спокойствия можно только за счет других улиц, где, по мысли создателей данного архсооружения, вероятно, живут люди второго сорта. (Как тут не вспомнить недавние времена, когда ГАИ обвесила знаками улицу Хохрякова, едва на ней поселился секретарь обкома КПСС?)
Да, кстати, о ГАИ. Заместитель начальника облГАИ Сапожников разрешение банку подписал. Интересно: один заместитель начальника – подполковник Магера – соглашается со мною, что все улицы города должны равномерно работать в соответствии с расчетной нагрузкой. А другой – соглашается с «Тюменьпрофбанком». Кто из них правая рука начальника облГАИ, кто левая – меня не касается. Но хорошо бы, чтобы эти две руки знали, что они делают.
Меня пытались убедить, что все делается правильно. Что банк должен быть в безопасности. И что жителям никаких неудобств не будет: мол, подъедут они к воротам, сделают «би–би», и вооруженная охрана с готовностью распахнет одну или две створки.
Что касается второго, то я не так наивен, чтоб в это поверить. А что касается первого, то это – проблема «Тюменьпрофбанка» и только его. Пусть этим занимаются его службы, не умаляя прав остальных горожан.
ЕЛКИ И ЛАВОЧКИ
_8_февраля_1997_года_
Тюмень – добрый город или не очень? Я как-то не задумывайся над этим. А однажды услышал от соседки, женщины уже в годах, но веселого нрава и улыбчивой, что город, в котором живу уже четвертый десяток лет, недобрый город.
– Отчего так вы решили? – спрашиваю.
И она рассказала. Шла по улице, по самой центральной, по улице Республики. И увидела, как старушка остановилась у стены какого-то здания, рукой оперлась и глаза закрыла. Соседка моя подошла к ней и спрашивает: «Вам плохо?». А женщина отвечает, что она... просто остановилась передохнуть. Из магазина идет, сумка тяжелая руки оттянула, а присесть негде. Вдоль улицы, да–да, той самой, центральной, с прекрасным демократическим именем – улица Республики, нет ни одной скамейки. Кое–где на площадях – есть. Кое–где в скверах – есть. Кое–где на остановках – тоже есть. А просто так, на улицах, чтобы передохнуть, поговорить со знакомым – так этого нет. Не водится. Не принято. Не продумано.
А как продумано?
Да так, словно все еще продолжаются заснятые на кинопленку трудовые марши первых пятилеток: только быстро, только строем, только бегом...
Даже площадь у городской администрации с 1981-го по 1995 год не имела ни одной скамейки. Как будто власть, и старая, партийная, и нынешняя, постперестроечная, больше всего боялась, что народ станет у нее под окнами отдыхать, размышлять, ничего не делать. Мол, вперед, к великим свершениям, быстро, еще быстрее... Усилиями, в том числе и журналистов «Тюменского курьера», эту традицию удалось сломать. Теперь летом мамаши сидят с детишками. Старушки, ковыляющие в мэрию со своими проблемами. Мужички с бутылочкой пива... И, вы знаете, мир не перевернулся.
А от скамеек, которые будут просто так, без какой–либо идеологической цели, а от доброты душевной разбросаны там и сям, тоже, я думаю, не убудет. Может, в ту или иную голову даже мысль хорошая придет: сделать, в свою очередь, доброе дело и для кого-то другого?
Слышу трезвый и многоопытный голос. Мол, усядутся на этих скамейках хулиганы, станут «водку пьянствовать», гоготать на всю улицу, к девушкам приставать, оскорблять город своим внешним видом и поведением.
Согласен. Непременно станут. А что делать, если они выросли в городах недобрых, к мягкости душевной не располагающих. Если кроме бей–круши, они других призывов не слышали? Что же, и нам теперь, ожесточась, обматывать дома колючей проволокой, чтобы не прислонялись? Так это же будет не город, а тюрьма для особо опасных преступников...
Конечно, сограждане наши нередко, как говорится, оставляют желать... Вот был я на днях возле памятника жертвам политических репрессий, что на улице Полевой. Пушистый снег, дворник Иван Аммосович разметает дорожки. Рассказывает, что гости к памятнику наведываются часто. Одни цветы оставляют, а другие их – утаскивают. И еще рассказал Иван Аммосович, что часть сосенок, которые так любовно были высажены осенью, расти не будут. Чья-то злая рука обломала у них вершинки. Может быть, та же рука, что в Новый год спилила макушку ели возле городской администрации?
А может быть, они, хозяева этих рук, не столько злые, сколько невоспитанные и необразованные? Например, не знают, что ели и сосны относятся к вершиногонным: если у этого дерева сломать верхушку, оно расти не будет. И никто им этого в детстве не объяснил. Только ругали и ругали. Вместо того, чтобы сесть рядом на лавочку и все по-хорошему рассказать.
Впрочем, что это я? Забыл, что лавочек на улицах нет...
НЕТ У РЕВОЛЮЦИИ КОНЦА?
_4_апреля_1998_года_
Весьма уважаемый мною начальник инспекции по охране и использованию памятников истории и культуры Виктор Аликов недавно обратился в городской совет по топонимике с письмом. Виктор Аликов предлагает переименовать 24 улицы областного центра. Те, что в 20–х годах нашего века были в свой черед переименованы «по политическим мотивам», в зависимости «от идеологических установок и злобы дня».
Виктор Аликов абсолютно прав, утверждая, что имя улицы – «это знак судьбы», «памятник истории и культуры города». Вернув улицам прежние имена, мы «восстановим историческую справедливость, обретем связь времен, связь поколений, вернем городу его историю».
Прекрасная цель, кто спорит?
В предложенном списке – улицы Кирова, Кузнецова (не Николая, а другого, А.Н. Кузнецова, рабочего, погибшего в 1919 году), Осипенко, Орджоникидзе, Первомайская, Семакова, Хохрякова, Коммунистическая, Комсомольская, Красноармейская, Ленина...
Я мог бы в качестве весомого довода против переименования предложить поразмышлять хотя бы о том, в какую сумму нам всем это обойдется – новые таблички, печати и бланки, штампы в паспортах о регистрации, домовые книги, путаница в работе почты... Тем более, что и сам Виктор Аликов пишет: реализация предложения создаст «определенные трудности для работников связи, водителей, горожан».
Но тут спора нет. Спор, как видим, лежит в сфере исторической и, более того, идеологической.
Переменим, говорит, и восстановим, говорит, связь времен...
Каких времен?
Если грубо, то, видимо, века будущего, двадцать первого, с веком минувшим, девятнадцатым. А наш, двадцатый, куда денется? Он, вероятно, дня связи времен не годится? Он – «черная дыра»? Мы сами, наши родители, наши дети – это не часть истории?
Почему этот ужасный, кровавый, суматошный, несправедливый, но – наш единственный, наш двадцатый век должен пройти бесследно для истории? Почему временная цепь должна пропустить это звено? А, например, восемнадцатый век, век кровавого пугачевского восстания, век жестокого, на человеческих костях, строительства Петербурга, век бироновщины и Салтычихи, век цареубийств, – должен в истории оставаться?
Мне думается, что не стоит совету по топонимике еще раз повторять ошибки двадцатых годов. Тогда «по идеологическим соображениям» заменили названия Царевой улицы и Казачьей, и Спасской, и Подаруевской, и Успенской... А разве сейчас нам не предлагают заняться тем же самым? И точно из таких же идеологических соображений, хотя и с другим знаком, повторить вивисекцию над историей, над человеческой памятью.
Причем, из так и непонятных мне «идеологических соображений» письмо совету по топонимике предлагает одним улицам возвратить их прежние имена, а улице Герцена, например (помните знаменитое «К топору зовите Русь!»? Это Александр Иванович написал), нет. И улице Республики тоже.
Почему-то знаменитую летчицу Полину Осипенко надо срочно позабыть, а полярников–челюскинцев, а полярного же исследователя Георгия Седова – нет...
Сделаем вид, что двадцатого века не было? Но та самая связь времен, о которой с чисто революционным рвением печется Виктор Аликов, и которая сохранила для него и для его письма старые названия тюменских улиц, сбережет и те таблички, что так спешно он хочет убрать.
Может быть, не стоит спешить? Может быть, предоставить все естественному ходу вещей? Верю, что история разберется без нашей насильственной помощи. К тому же, нам пока, действительно, есть чем заняться.
НАШЕ ПРОШЛОЕ ПОЛУСТЕРТО
_11_марта_1998_года_
Представим себе Тюмень через сто или двести пет. Гуляющие по улочкам нынешнего «исторического центра» будут любовно созерцать потемневшие от времени краснокирпичные домики с мемориальными табличками на стенах «Частный особняк в стиле неокапитализма. Конец XX века. Охраняется государством».
Дыхание седой старины станет навевать нашим потомкам мысли «о времени и о себе».
Кто знает, как оно будет? Хочу лишь надеяться, что потомки лучше нас сумеют сберечь то, что останется от нашей эпохи.
...Лет двадцать назад, когда я переехал с улицы 50 лет Октября на Ялуторовскую, у меня было больше свободного времени. Часто вечерами или по выходным дням я гулял по старым улицам Тюмени. Смотрел на причудливые завитки резьбы, на рельефную кирпичную кладку. Пытался угадать, о чем думали строители, кому давали приют эти стены, что они видели и слышали, о чем помнят и что напоминают нам? Иногда мне казалось, что старинные здания – словно давние книги, при желании на их страницах можно прочесть прошлое.
Сегодня старая Тюмень быстро исчезает с лица земли. Кое–кто утверждает, что этому способствуют новые хозяева земельных участков, которые торопятся на освободившемся месте выстроить будущие «памятники старины». Не знаю. Куда чаще вижу самое обыкновенное разгильдяйство.
Стоит на углу Комсомольской и Водопроводной выгоревший изнутри деревянный особняк с ободранными наличниками и провалившейся крышей. Всего-то делов – был доверен какой-то «совершенно секретной части», военнослужащие слегка загуляли, электропроводку замкнуло весьма некстати...
Двумя годами раньше сгорел красивый старый дом, который городские власти вверили попечению тюменского казачества. Дома теперь нет. Казачество, как утверждают в мэрии, претендует на новую жилплощадь. Извините за вопрос: до очередного пожара?
Ничего не скажут тем, кто родился сейчас, слова «Серебряный дом». Его нет, он сгорел...
Получается, что мы сами уничтожаем свое прошлое.
В начале лета 1986 года сотрудница моего отдела в «Тюменской правде» Наталья Бубнова прибежала в редакцию в смятении. Оказывается, принято решение снести памятник культуры – дом по ул. Ленина, 46. И построить на его месте какое-то вспомогательное сооружение для Главтюменьнефтегаза. Кажется, вычислительный центр. Газета вступилась. Газета помогла. Дом стоит до сих пор и даже стал приютом для общества охраны памятников истории и культуры.
А вот усадьбу по улице Первомайской, 17–21 сохранить не удалось...
Словом, сколько живу в Тюмени – редкие удачи и частые потери. Меняются правительства и даже политический строй. Меняются городские начальники и депутаты. Меняются главные архитекторы. Не меняется лишь взгляд на созданный руками предков город, как на ничейное имущество.
С каким удовольствием я перечислил бы ответственных лиц, чьи подписи благословили двухэтажную надстройку над бывшим горсоветом (ул. Республики, 19). Кто разрешил выстроить напротив типовое здание «Тюменьгорстроя». Кто повелел снести старый ресторан «Сибирь» и украсил главную улицу города магазином «Океан»...
«Типовухи» стоят и на Дзержинского, и на Кирова. А во что превращена бывшая Спасская, ныне улица Ленина?
Поэтому я готов смириться с новыми особнячками – все-таки разнообразие. Жаль, что за это новое мы платим безвозвратными потерями.
Мы стоим у одра старой Тюмени и будто бы ждем, когда она испустит последний вздох. Чтобы засучить рукава и приняться за строительство. Только кто – через сто или двести лет – станет хранить и лелеять то, что создаем мы, что должно передать дух нашей эпохи?
Я не хочу сказать, что никто не думает о прошлом и его сохранении для будущего. Но, цитирую документ, недавно подписанный Степаном Киричуком, «тем, кто пытается строить, мы навязываем кабальные условия; тем, кто пытается отселить людей из памятника, мы ничего не предлагаем взамен; кто взялся реставрировать, тому мы навязываем свою проектную документацию, своих авторов, свои идеи, порой не бескорыстно...».
Будущее вырастает из прошлого. И когда-то оно тоже станет прошедшим. Разве не больно думать: то, что составляет вашу гордость и вашу радость, будет сломано безжалостной рукой. Неужели и через сто лет будущий мэр Тюмени обратится к горожанам с такими же словами, как и Степан Киричук: «Печальное состояние зданий, почти прекратившаяся работа по восстановлению памятников архитектуры приводят меня в состояние угнетения, болезни и отчаяния»?
ГОРОД НА ГЛАВНОЙ УЛИЦЕ РОССИИ
_13_мая_1998_года_
В тот год, когда я заканчивал университет и мне на распределении досталась Тюмень, выпускник вуза обязан был отработать год. В тот единственный год дипломов на руки не давали, а давали временное удостоверение о высшем образовании. А диплом – через год.
Таким образом, я ехал на работу в Тюменскую область ненадолго. И если бы не облетал за этот год Север, кто знает, куда и в какие края подался бы я с дипломом журналиста на руках...
Эти воспоминания plusquamperfekt не давали мне покоя в прошлое воскресенье, когда я по семейным делам съездил в Екатеринбург. Выехал, как положено, по Московскому тракту – из Тюмени. А в обратную сторону – по Сибирскому тракту.
Как сказал бы популярный герой из детской книжки: «Душераздирающее зрелище этот самый Московский тракт». Объясняю открытым текстом: Екатеринбург даже на въезде – город. Тюмень – нет. Можете обижаться, патриоты Тюмени. Но я уверен, что патриотизм не в том, чтобы хвалить, а в том, чтобы чистить.
Как бы мы по-тюменски ни называли этот тракт, с точки зрения всей республики он есть тракт Сибирский. Главная улица России. Для любого города стоять на главной улице – великая честь. И требует соответствующего отношения.
Однако наши подъезды к Тюмени по этому тракту засыпаны мусором, рваной бумагой, полиэтиленовыми пакетами, пластиковыми бутылками... Словно это не главная улица, а тупик.
То ли все это выбрасывают вольные сибиряки, проезжая по дороге, то ли ветер сдувает с грузовиков-мусоровозов. Не знаю, да дело и не в этом. Потому что не только подъезды, но и город наш засыпан мусором по самые брови, и пейзаж этот не меняется.
Почему я вспомнил про свой диплом и про то, что когда-то ехал в Тюмень только на год? На 365 дней – от августа 1965-го до августа 1966-го – срок небольшой.
Сложилось иначе. Я прожил уже в Тюмени большую часть своей жизни и не уехал из нее в более трудные времена, чем сейчас. Не уехал, когда меня едва ли не выпихивали из нее. Не уехал и тогда, когда господин Репетов и его друзья написали на заборе перед самым моим домом, что, мол, «Россия для русских». Я понимал, что Репетов – еще не вся Россия и, может быть, даже не Россия вовсе.
Тюмень стала моим домом. Но мне больно, что дом этот так не ухожен. Пару дней назад я обнаружил незнакомый березовый скверик возле заправки у бывшего ресторана «Стрела». Но лучше бы я его не видел. Клочок зелени, зажатый между домами и насыпью моста через железную дорогу, все в том же пластике, пленке, рваной бумаге...
Несколькими шагами дальше на перекрестке двух улочек – свалка. Как мне пояснили, никаких ящиков для мусора в здешних местах не бывает. Валят отходы на перекресток. А когда куча превышает допустимые размеры, ее кто-то куда-то вывозит.
Я не знаю, почему надо писать в газете, что город покрыт свалками. Я не знаю, зачем в городе существуют какие-то службы по очистке. Я не знаю, почему водитель дорогой машины, на которой – личной! – он зализывает каждую царапину, спокойно выбрасывает на дорогу коробку от сигарет или пластиковую бутылку...
Так сложилось, что большинство жителей Тюмени, подобно мне, – приезжие. Но отчего же, дорогие мои, этот выбранный нами дом так похож на временное пристанище, на замусоренный вокзал – с кочевым людом, со специфическим запахом и специфическим – только до ближайшего поезда! – отношением?
Куда едем-то?
КРАСОТА – ДЛЯ ВСЕХ
_25_августа_2001_года_
Итак, тюменская синагога, которой я по роду своих общественных обязанностей довольно плотно занимаюсь последние полтора года вообще и последнюю неделю, в частности...
Ну как мне это раньше представлялось? Культовое сооружение весьма специфической направленности. Так сказать, для узкого круга лиц, число которых, по официальной статистике, к тому же неуклонно сокращается. (Могу, конечно, поспорить, поскольку, по моим наблюдениям и подсчетам, чем больше народу из нашей общины уезжает, тем больше остается. Объяснить не могу. Но – факт). Пошли дальше. Пока за зеленым забором тарахтел кран, чего-то варили и бренчали железом о железо, интерес к синагоге проявляли, в основном враждебные силы – малочисленные, но очень энергичные.
Зато когда этот кирпичный особнячок в два с половиной этажа (первый из них на четыре пятых успел врасти в землю за 90 лет) вдруг расцвел в красках и стали видны необычные рельефы (не знаю, в силу каких традиций, но в здании нет ни одного прямого угла), – сразу появилось столько интересующихся. Причем, большинство интересующихся необыкновенно доброжелательно спрашивает: а что тут будет? Одобряет – какая красота расцвела на месте бывшей помойки! Председатель городского комитета по культуре Надежда Коломийцева вдруг обеспокоена: стараниями архитектуры здание синагоги зажато между двумя большими строениями, а как бы сделать, чтобы его с улицы Ленина было видно? Нельзя ли, мол, соседнюю новостройку хоть чуточку подвинуть вглубь участка?
Я, признаюсь, был готов к любой реакции. Но массовое доброжелательство меня просто подавило. Просятся посмотреть. Вместе со мной лазают по шатким стремянкам, пачкаются в цементе и алебастре. Пробуют на палец, прочна ли окраска (а ведь синагогу рабочие раскрашивали вручную, кисточками, кирпичик за кирпичиком).
Кстати, о рабочих. Понятно, что реконструкцию синагоги никак не назовешь ударной стройкой, да и где они сегодня – ударные стройки, примета организованного энтузиазма, мобилизация городов, областей и республик. Тем не менее, на небольшом пятачке по адресу ул. Кирова, 44 сошлись самые разные люди. Русские (начальник строительства, электрик, сварщик, плотники). Татарин (бригадир). Грузин и азербайджанец (отделочники). Армянские специалисты по гипсу (восстановили лепнину на стенах). Таджики (штукатуры и маляры) сейчас работают на потолке... Кажется, есть узбек...
Наверное, я кого-то не назвал. Написал лишь то, что очевидно, что бросается в глаза. Не станешь же спрашивать у человека, который полирует желтую, как сливочное масло, мраморную колонну, кто он по национальности. Да и неважно это. Важно, что красота, сотворенная почти сто лет назад, вернулась в наш город. Что ее возродили из пепла не просто адепты какой-то конкретной религии, а люди, поклоняющиеся чему-то очень важному, общему и вечному.
Поклоняющиеся красоте.
УХОДЯЩАЯ И ПРИХОДЯЩАЯ НАТУРА
_7_февраля_2002_года_
Между вечером и ночью. Хрусткий снег. Пустынное поле, прилегающее к первой школе. А по периметру – черные двухэтажные дома с вытянутыми прямоугольниками желтых окон. Очень красиво. И очень печально. И вдруг меня кольнуло: еще пара–тройка лет, и эта картинка нашей жизни сотрется, исчезнет навсегда.
Все чаще ловлю себя на мысли, что старый город уходит. Наверное, это нормально. Наверное, этому надо радоваться. Новые дома красивее, удобнее, в них тепло, не скрипят половицы, не дует из окон и по полу, на лестнице не пахнет кошками. «Мертвый – в гробе тихо спи, жизнью пользуйся живущий!». Но отчего мне так хочется выбрать солнечный день, пройтись по улицам деревянного города с фотоаппаратом в руке и успеть задержать мгновения прошлой жизни, тепло чьего-то бытия?
В тот же день, только утром, я побывал на заседании городского земельного комитета. Кажется, впервые после губернаторских выборов. Сколько было за это время тревог и волнений: перераспределения полномочий, перемещения чиновников, ликвидация одних должностей и утверждение новых.
Мы любим смеяться над чиновниками, которые до судорог держатся за свои кресла. Но подумаем: а что тут смешного? Что есть у чиновника, кроме его службы? Собственности нет. (Или – пока нет). Творчества нет. И любовь, и страсть, и драма с комедией, и смысл жизни, и история с географией – все в его рабочем кабинетике, где стул и стол, и любимая кофейная чашка, и стопка бумаг, нередко с уничтожающей резолюцией чиновника же, но рангом повыше... Но вернемся в комитет, где уже другие люди, вперемешку городские с областными, решают судьбу Тюмени.
Конечно, не так глобально все звучит. Идет, например, речь о том, что ОАО «Связьтранснефть» просит предоставить в аренду участок площадью в 225 кв. м. на Старом Тобольском тракте – антенну поставить. Или – СМП–280 намерен построить дом в районе улиц Щедрина–Тарской–Горького. Склад... Нежилое строение... Шиномонтажка... Участок под овощи... Всего 54 пункта повестки дня.
Власть решает: предоставить или отказать, продлить ли аренду, какой назначить коэффициент арендной платы – десять или всего два? А в сумме получается, что в этой пачке листков – вся наша жизнь, вся государственная политика и даже устремленность в будущее.
Самое интересное было для меня даже не в этом. А в том, куда в начале двадцать первого века склоняется индекс посягательств тюменцев?
Да, кто-то до сих пор обивает пороги жилищного комитета мэрии, имея лишь четырех–пятизначный номер своих надежд. А кто-то, как Анна Викторовна, просит лишь, чтобы ей предоставили в аренду дополнительный участок площадью 1136 квадратных метров под посадку овощных культур. Отметим: дополнительный! А другие сбиваются в ООО и водружают автозаправку: и кормятся сами, и детей учат...
Есть люди, страстно желающие слезть с государственных рук, даже отстраниться от государства, чтобы не зависеть. Да, у государства в целом к этому еще сложное отношение, но мне подумалось, что среднее и малое чиновничество уже не комплексует по этому поводу и все чаще разрешает – и дом с квартирами на продажу, и участок под овощи...
Не все гладко, и есть масса подводных камней, но не о них речь и не о земельщиках или архитекторах, и не о всесильных ведомствах и богатых фирмах, которые в состоянии поколебать даже магию термина «генеральный план». А совсем о другом, что еще трудно выразить в словах, но – чувствуется, что оно прорастает...
Вот такие заметки написались у меня на полях «Реестра земельных участков, предоставляемых муниципальным образованием «Город Тюмень» на рассмотрение совместной комиссии по выработке решений о предоставлении и передаче земельных участков гражданам и юридическим лицам» от 5 февраля...
СТРОИТСЯ МЕМОРИАЛ, А НАС НИКТО НЕ СПРАШИВАЕТ
_23_апреля_2002_года_
Еще каких-нибудь две с половиной недели – и наступит 57-й День Победы. Конечно, ему никогда не стать таким горько–радостным, каким он был в сорок пятом году. Или как в шестьдесят пятом, когда вернулись парады Победы, когда, повинуясь песенному призыву, фронтовики надели ордена и обновили ленточки на колодках. Или как в восемьдесят пятом, когда бывшие союзники, мы и американцы, ревниво и обидчиво пересчитывали свой и чужой вклад в преодоление фашизма...
Время идет. На днях скончался последний в Тюмени Герой Советского Союза Петр Панов. В сентябре ему было бы 90. От многомиллионной победившей армии, стоявшей под ружьем в 1945 году, остались сотни, а кое–где и десятки бойцов.
Несмотря на это, а может, именно по этой самой причине, власти хотели бы вернуть общество к чувствам, от которых оно отстранилось. Есть предложение отпраздновать День Победы–2002 как следует. Это значит – военный парад. Это значит – демонстрация трудовых коллективов и чтобы по восемнадцати человек в шеренге. Ну и, естественно, неорганизованные граждане, возложение цветов к Вечному огню... Потому мостоотряд–36 форсирует работы в районе дворца «Геолог», где и сооружается Вечный огонь №2.
Собственно, мне уже приходилось высказывать свои сомнения относительно этого мемориала. Хочу продолжить.
Идея мемориала с Вечным огнем в районе «Геолога» появилась лет двадцать назад в совете ветеранов Ленинского района. Тогда, рассказывают, к памятнику воинам, умершим в тюменских госпиталях от ранений, добирались через Текутьевское кладбище, и фигура скорбящего воина стояла лицом на запад. Потом памятник развернули, выстроили кирпичную стенку, замаскировали соседние гаражи, положили плиты с фамилиями фронтовиков (с большим, надо сказать, количеством ошибок). Наконец, решили строить большой комплекс. Партии, исповедовавшей научный атеизм, уже не было, поэтому первое, что пришло в голову, – поставить церковь или часовню. Так сказать, в пику недавнему прошлому. Мусульмане спросили: отчего не мечеть? А кто-то вовремя вспомнил стишок из Маршака: «Всё советские народы против общего врага...». И за недостатком места стали искать образное, а не конфессиональное решение. Так появилась свеча – в память всех вместе и каждого в отдельности.
По мнению специалистов архитектуры, идея оригинальная, хотя собственно исполнение оставляет желать.
«Сроки жмут, – признался один из тех, кто имеет непосредственное отношение к мемориалу. – А сама мысль хороша».
Между тем, события приобретают несколько неожиданный разворот. Некий бизнесмен выразил готовность поставить на этой же площадке, но ближе к мосту, храм. Говорят, получил благословение архиепископа Димитрия. Властям, по слухам, идея тоже нравится. Более того, как утверждают знакомые с историей вопроса чиновники, кроме храма должна быть построена и часовня (по инициативе милицейского начальства) в память убиенных в горячих точках. Тем временем на этой же относительно небольшой площади уже разбит сквер и посажены елочки родными тех, кто сражался в афганской и чеченских войнах...
Все в отдельности разумно, необходимо и понятно. Все вместе вызывает вопросы.
Например, как быть с павшими на фронтах верующими иных конфессий? Они памяти не заслужили? Как быть с теми, кто поднимался в атаку на призыв «коммунисты, вперед!»? Как быть с комсомольцами и другими атеистами? Или их, не спрашивая, отнесем «по исторической принадлежности»?
И самое главное: почему никто не советуется с горожанами? Почему готовый, как сказал главный архитектор города Валерий Кулачковский, проект не выставить на всеобщее обсуждение?
В последний раз такое сделал горком партии, когда решалась судьба памятника ребятам и девушкам фронтовой поры. Тому уже больше десяти лет. Памятник стоит в сквере напротив университета – там, где хотели его видеть бывшие школьники, и такой, каким они хотели его видеть.
Слишком много разных идей и желаний, много самолюбий сошлось на мемориальном комплексе у «Геолога». Получится ли от их механического сложения образ народного подвига и народной трагедии?
И БЕЗ ТОГО МНОГО!
_17_августа_2002_года_
To be or not to be – that is a question…
У. Шекспир «Гамлет»
Снова в театральных и архитектурных (а также некоторых иных) кругах муссируется вечный – потому что с прошлого века! – вопрос. Строить или не строить в Тюмени новый драматический театр? А если строить, то где?
Впрочем, многим тюменцам последний вопрос покажется риторическим. Ибо в довольно давние времена нынешняя площадь 400-летия Тюмени носила имя – Театральная. Поскольку пространство в восточной части площади отводилось под строительство именно драматического театра. Позднее, в юбилейном 1986 году, генпланом того времени здесь было точно определено место – под драмтеатр.
Новые времена – новые песни. Из всех искусств для нас важнейшим является маркетинг. Торговые драмы, разыгрываемые в нашей жизни сегодня, посильнее, чем «Фауст» Гете. (Например, трагедия из современной жизни под названием «Страсти в тюменском ЦУМе»).
Потому с ритмичностью смены времен года просыпается идея: на месте предполагаемого храма искусства возвести вполне осязаемое капище Меркурия. Под современным, естественно, названием. Гипермаркет.
В пользу такого решения на одном из заседаний градостроительного совета, где обсуждался вопрос «о возможности размещения торгового центра на площади 400-летия Тюмени», говорилось, что площадка для театра слишком просторна, что театр «работает только вечером», а «земля должна работать постоянно», что фирма, застраивающая площадь, вложила сюда много средств и намерена возвести тут «суперсовременный гипермаркет мирового уровня», а для театра она готова оплатить снос частного сектора в другом месте...
Однако большинство членов градостроительного совета решило, что лучшей площадки для драмтеатра в городе нет. И дважды совет идею гипермаркета отклонил.
Аргументы главного архитектора Тюмени Валерия Кулачковского: даже место под будущий театр город своими силами освободил от ветхого жилья; «гипер же супер» заполонит площадь автомобилями клиентов; что касается торговых центров, то прилегающий к площади район от недостатка их не страдает.
Аргументы Константина Стержантова, начальника отдела областного управления архитектуры и градостроительной политики: пора остановиться в попытках реконструировать бывший склад, что ныне исполняет роль театрального здания; Тюмени нужен новый театр, а в магазинах и так уже весь город. (По официальным данным, в Тюмени один магазин примерно на пятьсот жителей).
Конечно, на строительство театра потребуются бюджетные деньги, которых всегда не хватает. На гипермаркет же предлагаются деньги частные. Сулящие поддержку тому же бюджету в качестве налогов, извлекаемых в виде прибылей из наших карманов.
Пора бы остановить покушения на бывшую Театральную площадь и попытки превратить ее в площадь Рыночную. Пора бы прекратить ежегодную реанимацию многострадального убожества, именуемого зданием тюменского театра драмы. Пора бы, наконец, оглянуться окрест раздираемой в клочья площади 400-летия и увидеть бесконечный ряд супер– и не супермаркетов – слева, справа и напротив...
Некогда российский император Николай Павлович, преследуемый просьбами о разрешении открыть то или иное предприятие, на очередном прошении высочайше изволил собственноручно начертать: «И без того много!». Отчего бы нынешним отцам области и города не взять на вооружение столь же категоричный способ отказа, который бы отрезал даже саму мысль о поиске обходных путей.
ГОРОД ДЕРЕВЯННЫЙ НА РЕКЕ…
_18_марта_2003_года_
1 мая ДОКу «Красный Октябрь» исполняется 70 лет...
Нет, неправильно. Правильно так: 1 мая ДОК Красный Октябрь» празднует свое семидесятилетие.
Впрочем, и это тоже спорно. История нашего юбиляра весьма запутана. При желании легко доказать, что предприятию и 70, и 95, и 60 лет.
Тезис первый. О 70-летии. Страна строилась, возрастала потребность в столярных изделиях и строительных деталях. Трест «Союзстандартстрой» обратился в наркомат земледелия, и вопрос строительства был «решен положительно». Намеревались пустить ДОК 1 января 1933 года – не получилось. Сорвали и срок 1 апреля. Только 1 мая состоялся пробный пуск оборудования...
Тезис второй. О 95-летии. Летом 1908 года на правом берегу Туры купцы Иван Саввич Новоселов и Иван Афанасьевич Новоселов поставили лесопильный завод. После революции заводу было присвоено имя «Красный Октябрь». Когда лесозавод вошел в состав ДОКа, он передал ему и «краснооктябрьское» имя.
Но это было 60 лет назад... Первые годы лесозавод поставлял сырье для доковских цехов, оставаясь самостоятельным. А в 1943 году предприятия объединились и стали называться – ДОК «Красный Октябрь».
А теперь – о городе деревянном на реке... Про Тюмень это сказано. Город, сработанный «одним топором да долотом», уникальными зданиями которого – стены из серебряных от возраста бревен, окна в узорчатых наличниках, бахрома резьбы под карнизами – до сих пор любуются свои и приезжие. Давно пришли сюда люди и, как сказано в летописи, «поставиша град Тюмень». Что значит «поставиша»? Срубили лес, сложили в лапу стены, вытесали доски и покрыли крышу. Из бревен же, поставленных стоймя, соорудили тын. И стал город.
Сегодня нам вряд ли удастся обнаружить имя того, кто срубил первый дом. Только неявный след можно обнаружить в архивных бумагах.
«…на строение домовое сосновый лес покупают приплавной сверху от Верхотурья по реке Туре». «Отчего бы приплавной?» – спросим. Сибирь же. Тайга. Вокруг Тюмени лесу не хватало?
Не хватало. «Сосновый бор... длиною верст на десять шириною на версту, на строение из него не вырубают, потому что в нем удобного к строению лесу нет, хотя по признакам и был, однако ж в прежния времена городскими жителями весь сронен (свален – Р.Г.)» (из Описания отдельных сел и деревень, расположенных около Тюмени, ноябрь 1783 г. – Памятники тюменской деловой письменности. – ТГУ, стр. 258).
Как указывают старинные документы, сплавляли кругляк, а уж в Тюмени его разделывали. Сохранилось обязательство крестьянина Антона Бурмакина о постройке двух паромов – от 15 июля 1786 года – «из соснового прочного лесу... сделать дна из брусьев и сплотить и намостить вокруг из кровельного тесу, который прибить четвертными железными гвоздьми…».
А уж потом пришел 1908-й, когда два Ивана Новоселова на северо–западной оконечности Тюмени поставили лесопилку.
Ах, если бы здания могли говорить, они бы рассказали, в каких домах были использованы для строительства доски и балки новоселовского заводика? Вероятнее всего, в тех, что появились уже после 1908 года. Но мы можем только предполагать. Может быть, это была нынешняя архитектурно–строительная академия (1914), дом городского архитектора Чакина (те же годы), дом присяжного поверенного Вановского на улице Крупской (1919), тюменская синагога (1911–1912). Не исключено, что и знаменитый тюменский деревянный мост, простоявший более 50 лет, собран из балок того же завода.
Кто разгадает тайну, которую хранит деревянное зодчество старой Тюмени?
ЛЮДЯМ МОЖНО ДОВЕРЯТЬ, ЛЮДЯМ НУЖНО ДОВЕРЯТЬ
_31_января_2004_года_
Поначалу разговор с главным архитектором области Сергеем Песковым не получался. Мои вопросы, инициированные не столько личным интересом к проекту будущего бульвара (впрочем, и личным тоже), сколько опросом читателей и их звонками в газету.
Отсюда и назойливые вопросы о площади насаждений, о наборе аттракционов, об использовании «большой машины» для пересаживания взрослых деревьев. А то ведь рисуют завлекательные картинки зеленым цветом, где будто бы должны гулять мамаши с детьми, не фиксируя, что для маленьких детей полезны большие деревья... Песков не удержался и сказал: «Вижу, что вам проект не нравится!».
Пришлось открыться и перевести разговор в иную плоскость. А именно – почему нас, вот именно, не меня, а нас, полмиллиона жителей города, так никто не спросил, что мы думаем о реконструкции городского сада? Безразличны ли мы к исчезновению этого символа тюменского центра, этого, если хотите, памятника тюменской истории, которому нынешним летом исполняется 68 лет? Хотим ли мы лишиться и стадиона «Центральный»? Почему, извините, распорядители средств областного бюджета не сочли нужным хотя бы посоветоваться с создателями значительной части этого бюджета?
Сергей Песков сказал, что де и времени почти нет, начнем советоваться – к юбилею не успеем. Да и, считает главный архитектор области, голоса противников, а таковые есть, и они, как правило, возражают куда громче, чем сторонники, могут расхолодить строителей, нацеленных результат...
Очень может быть. Но, во–первых, никто и заставляет соглашаться с каждым мнением. А, во–вторых, критические голоса вынудят строителей тщательнее делать свое дело.
Главное, если кто-то заинтересован в том, чтобы тюменцы любили свой город, то им следует доверять нечто большее, чем только сбор мусора на газонах.
На моей памяти есть такие примеры. Когда в 1988–1989 годах выбирали проект памятника «Прощание», были очень острые дискуссии. Тот вариант, что сейчас украшает сквер против университета, выбрали именно большинством голосов. Хотя и другие проекты были не хуже.
В течение последнего времени я довольно много разговариваю с теми, кто за бульвар, и кто против. И убежден – многие возражения противников реконструкции происходят недостатка информированности, к которой добавляется обида – с нами не советуются, нас не считают нужным поставить в известность, нас не хотят даже спросить, а ведь мы живем в этом городе больше и дольше, чем те, кто начинает этот проект...
Город – суть среда обитания. В нем живут начальники и бомжи. Старики и дети. Депутаты и архитекторы. Шоферы и велосипедисты. Город один на всех. Он будет красив и ухожен не только тогда, когда росчерк пера высокого начальника выделит деньги на его украшение, но и тогда, когда это украшение станут любить и беречь те, кто живет в этом городе.
Потом, когда мы разговорились с Сергеем Песковым, выяснилось, что он учился архитектуре в городе, который я очень люблю. Это Хабаровск, я там стажировался перед окончанием университета и навсегда запомнил свободные бульвары, построенные на месте двух забранных в коллекторы речек-вонючек Плюснинки и Чердымовки, вроде нашей Тюменки. И мы с Песковым вдруг на несколько минут забыли о спорном бульваре и стали фантазировать – отчего бы в Тюмени не повторить этот хабаровский опыт на месте нашего «пятихвостого» оврага, который пока исполняет роль мусороотвала для частного сектора? Нашли общий язык.