Новая книга М. Федосеенкова «Тогда, и только тогда» набрана равно как из совсем новых строк, так и из запомнившихся читателям и слушателям более ранних.
Завершает этот подбор гротескно-фантастический цикл «Каприччо бытто», по-гойевски графически-резко заостряющий характерные черты жизни простых окраин…
В оформлении обложки использована репродукция живописной работы М. Федосеенкова «Натюрморт с полуприкрытыми часами».

Михаил Федосеенков
Тогда, и только тогда

Стихотворения


* * *

С каждой клеткой
Бытийной ткани
Незаметно, с годами, мы
Породняемся
                  до спеканий…
Ну а ткань та
Огромней тьмы.

Отдираться придётся с треском
От калиток и тополей,
От речушки
                 за перелеском,
Гомонящей среди полей.

И не знаю, с каким уж звуком
Отслоиться
                 придётся нам
От присматриванья за внуком,
Смеющегося волнам…



* * *

Гул далёкого состава
Эхом вис на волоске.
Бесприютные муравы
Раздухмянились в тоске.

И, прошитая пунктиром
Из шумов, тревог и слёз,
Ночь откланивалась с миром
Поздним сном
                    под грусть колёс…

А нетронутое словом
Приторочилось к заре
Слабым отсветом пунцовым
По-на облачной горе.



* * *

Дриад минуя и харит,
В аллее осени без края
Высокоточный лист парит,
Как раз в сонет мой попадая.

Отмежеваться от тревог
И опасения разлуки
По-человечески он смог,
И фатум с ним
                     циркачит трюки…

И я отчасти этот рок.
Сам находясь во власти рока.
Его приветствуя, без срока
Парить впускаю в лоно строк.

И, так же весь в фатальном лоне,
Затих я в чьём-то телефоне.



* * *

Семиречье речи я
Посетил, живя,
Под мерцанье Млечия,
Удаль соловья.

Молвится речение,
И речётся молвь,
В каждой зге Творения
Слышится любовь!



КАРТИНКА СТАРИНЫ

Колобок-оболок
Заглянул в окно,
Рухнуло в обморок
Вдруг веретено.

Мы гуляли с рощею,
Плавали с луной,
Ели полбу тощую
Жирною копной.

Анису бусина,
Дрожжи и мука,
Агриппина Кузина,
Щугарев Лука!



ТОГДА, И ТОЛЬКО ТОГДА

Когда на пределе
И разум и сердце,
И в тягостном теле
Им некуда деться,

Тогда во спасенье
Даруется свыше
Душе песнопенья
Священная ниша!



В СИЛАХ

Йе! Перо-то — репей…
Может так прицепиться,
Что забудешь про пиццу
И порхающих фей!

Есть в словах голоса
Тех, кто произносил их,
Мыслил ими, писал, —
Всех услышать мы в силах.

Йе! Чурили ручей
Зря молвы боязливо;
Там же души людей
Говорят с нами живо!

Слушай и выбирай
Соответственно вкусу;
Лишь глухому да трусу
Путь закрыт в этот рай.



* * *

Лесок осел
Там, где я вырос.
А гриб в нём бел
Прибавил
             в сырость.

Я рад, даря
Округе радость.
Хоть как заря
Угасла младость.

Настиг врасплох
Избёнки, печи
Чертополох,
Холоп от речи…



* * *


…И чертополох я — холоп от речи,
И я же — русской речи рядовой,
Чуть что — готов расстаться с головой,
Лишь выжил бы наш дух
                                  в глобальной сече!




* * *

Небывалый, неповторимый,
Необъятный, необъяснимый!

Ты зачем же меня настиг,
Наблюдая невыносимый,
Глупостью руководимый
Каждый шаг мой
                      и каждый миг?!

Я не знаю тебя, Космос, Хаос,
Мировое ли Божество,
Сам не тот, спотыкакаясь-каясь
И не ведая свой шесток…

Может, этот киоск газетный
С неприветливой в нём мадам
И пивною за ним — заветный
Мой удел?
              Или дальше?
                                Там…



* * *

Кто волей-неволею волот,
С того-то и спросятся тьмы.
А я прохлаждался, был молод,
В бурунах лихой кутерьмы.

И не было дела до спроса
И трижды святого труда…
Но центнер с лихвой стоероса
Любви осенила звезда!



МОЛЧБА

Молчба всего превыше.
Молчба. И хорошо.
Молчат дымы, и крыши,
И снежный порошок.

А если вдруг с наскока
Взблажает кто —
                   йе-хей! —
Окоротит ор око
Следящего за ней.



Я СЛЫШАЛ

Я слышал, как с грохотом жутким,
Вибрируя, падает лист,
За ним, с небольшим промежутком,
Смыкается воздух зернист;
Как дух, вырываясь из тела,
Танцует в расплясе лихом;
Как лира осанну им пела
Нездешним уже языком…



* * *

Ручонками он машет, топоча,
Порхает по траве, лопочет…
Рай — возле мамы и ключа,
Который весело бормочет!

И мотыльки вокруг и стрекоза
В едином празднике малютки;
Там жук сверкнул, синея за
Листком, и любопытно жутко;
Там земляничина висит, красна,
И съесться так и просится она…

Мы до поры ближайшим всем живём.
Земным… Что нам до звёзд каких-то!
Но всё роднее звёзды с каждым днём
К дню
        высочайшего вердикта.



СЕЙЧАС

Великие туманы и фантомы
Таинственностью
                         сушат мозг людей,
Уют микроскопического дома
Взрывает макромощь округи всей.

И нет посильных средств
                              для выраженья
Восторга и смятения у нас…

И, нежа сон Ио, иносажени
Иномазков являются сейчас!



ПРИГОВОР

Лепо долом и молодо пел
Он среди опостылевшей хмури,
Лебедями лил имя, дебел,
Отливал
            имя жизни в лазури.

И сказали — безумен Боян!
И содержат его-де рулады
Для народа зловредный изъян,
И такого-де слушать не надо!



* * *

Жизнь нас сталкивает лбами.
И с пелёнок все — враги…
Без участья в жёсткой драме
Не родишь крутой строки!
Ни Гомера, ни Шекспира
Мы не знали бы вовек,
Если б в состоянье мира
Жил растенье-человек…

Но порою так охота
От борьбы в конце концов
Убежать хоть на болото,
Выбыв из числа бойцов!



* * *

Знаю я, зачем рождён
В этой гонке бойкой,
С наилучшим из имён,
Трижды
          с двадцать двойкой:

Ликовать-куликовать
Над родным болотом,
Воспевая топь да падь
Редким оборотом!



ДАБЫ

Микро- зыркал акры зорким
По ту сторону зерцал,
По беззвучия задворкам,
Напрягая слух, мерцал.

Видел мнимок хороводы,
Слышал говоры тишин,
Неземные небосводы
Лил музыкою в кувшин.

Дабы дать гостям отведать
Небывалого вина
Да не ждать вовек ответа
По ту сторону рожна!



ЭПОХА ВЫВЕСОК

Имя. Имя. Имя. Имя — всё и везде.
Имя и под измываниями
Над подло распятыми на красной звезде,
Имя и над арт-страданиями
Якобы претерпевших
                             в режимной узде…

Ну а в истинной глуби
Всех имён-то раз-два-три;

И зарница — воструби,
И рог зова — возгори!



* * *

Гусли, да яровчаты,
Да былина о Вольге.
Складень многостворчатый,
Лики в золота фольге…

Сон сусальный длился бы,
Но клубились на дворе
Лжи кромешной выхлопы,
Очерняя
            ярь в заре!



* * *

На блёклом — серые дома.
Мои родные Зималаи.
И ты, сводящая с ума,
В мир просинь
                      нежную вливая.

Вовек отсюда никуда!
Пусть далеко тепло и море.
Сонатой белою вода
С утра узорится
                       в миноре.



* * *

О яростный прибой
Стихии бытия,
Я окрылён тобой,
Тобой осажен я!

Хотя перед тобой
Что есть такое я,
О яростный прибой
Стихии бытия?!




* * *

Со вчера скитался блудень
По сегодняшний полудень,
Не тверёз пускался в шашни,
Гнул берёз кудряшни-башни,

Разгонял-сгонял в лазури
Облака в кромешной дури,
Успокоился в лощине,
На крушине да лещине.

Всё вчера шерстил нещадно,
Будто что припоминая…
Успокоился — и ладно —
Начиналась быль иная.



САМО СОБОЙ

Древней книгою прописан
Камень мне александрит.
Чтоб, от порчи независим,
Стал зело я духовит.

Сам Изборник Святослава
Мне вменил хризоберилл,
Чтоб ни скверна, ни потрава
Не лишили вещих сил.

…Не носил и не ношу я
Всемогущих драгкамней,
В чёток бусину большую
Со Вселенной впаян всей!



* * *

Вдоль гравийных дорог
Земляные тропки,
Беркакит-городок,
Утлые коробки.

Посредине тайги
Вырастал, чтоб чахнуть;
На перроне шнурки
Предлагает частник…



* * *

О вера-зов, о зарево!
О долгожданная гроза!
О зрящие сквозь марево
Молниеносные глаза!

Мы чудо звали-верили,
И чудо нас звало в ответ;
Долой вериги времени,
Привет, несокрушимый свет!



* * *

Чары-чары-перечары,
Перечары-вычары,
Мы с тобой ходили парой,
Говорили вычурно.

Млели разного окраса
Розы подоконником;
Оседлала ты Пегаса,
Ну я стал конюхом!



* * *

Воскресенье, понедельник,
Вторник, середа,
Березняк да ельник,
Хрен да лебеда.

Гулевал без головы я
И без задних ног,
Вехи столбовые,
То ухаб, то лог!




СОГЛАСНО ИМЕНИ

Вот и августейший на дворе.
Приказав уняться пеклу.
Но и влаге
дал лишь на заре
Простучать по крышам бегло.

Всё по мере и без передряг.
Статно, чинно, благородно.
Кабачок красуется — толстяк —
За рябиной черноплодной…

Неужель
светлейший снизошёл
Учинять не в тягость произвол?!


* * *

Угрюмо-разбитная,
До чёрного огня,
Провинция родная
Произвела меня.

Жить надо бы потише,
Где нужно — промолчать…
Да приложилась свыше
Скандальная печать!



* * *

Снова в позе эмбриона
Мы к всевидящим очам
Востечём во время оно
По невидимым лучам.

И в себе замкнётся всякий
В напряженье неземном,
С силою семероякой
Зло в себе
              ища одном!



ВЕТЛА

Не ветла в гвалте вен,
Но в тиши ветла вин
Пристального отрешения
И таинственного свершения —
Пра- здесь и по-речение, —
Выполняю твоё поручение:

Яме ревень — не веремя,
Пика навар — трава-накипь;
Довремень и повремень,
Вбери нас
В достославную
Всего
Огибь!



* * *

Дирижёр добродушный, хороший,
Но который заведомо прав, —
Ветерок — ворошит и ворожит,
Льётся музыка терпкая трав.

Льётся пение хора лесного,
Восходя из глубоких корней…
Чует сердце всю мирооснову —
И отрадно становится с ней!



МОЙ ТИХИЙ ПРОИЗВОЛ

И вот меж «было» и «грядёт» весы
Уравновешены… Стоп, быстротечность!
Лежащие песочные часы
Рифмуются со знаком «бесконечность».

И в вотчине лирической моей
Всё бытие живёт одновременно.
Вчера
Царём всяк будет из царей,
Сейчас
Любой есть раб и червь презренный,
А завтра
Каждый был Творцом Вселенной!



* * *

Сменив лохмотьями цветенье,
Ушла отрада навсегда…
Я пред людьми бывал в смятенье,
Перед природой — никогда.

Пройдя все виды искушений,
Впал в одиночество не вдруг,
Сменив на вретище сюртук
Да на осенний лад
                           весенний.

Но в скромных красках
                                   мне открылись
Красоты пасмурного дня…
Крылатый клин, с высот звеня,
Простите мне
                     мою бескрылость!



* * *

Плечуком поведу —
И полягут враги.
Но победу-беду
Мне вершить
                   не с руки.

А с руки мне ваять
Ради вящей красы —
В том гораздый вояж
Против мрака бузы!



* * *

Где оно, начало жизни
В райском золоте лучей?
Пригорюнились качели
Без счастливых вихрачей —
Нас с сестрой… Да и далече —
Где-то в космосе висят —
На излуке крепкой ветви —
На одной из яблонь
                            в ряд…
Нет и сада остального
Здесь, в цветенья кураже;
Да и мы с сестрой —
                            давно седые —
И почти что
                  там уже!



В РАЗНЫХ СЛУЧАЯХ

Время нипочём
В сказке языка;
Паче нипочём,
Если му-зы-ка!

Время ни при чём,
Если духом крив,
С чёрным крылачом
Выгодно игрив…



* * *

За веру-верную свою
Ответ уже несу я.
Я вызвал целую струю
Игры словесной всуе.

То — ров воров ворот,
И ёрш, и кукиш реи…
Идите в прозу,
В перевод,
Оствьте с рифмою затею!



ТАК И ЕСТЬ

И марево верами,
И речево вечери,
И мило во Млечеве
С прозренья примерами!



* * *

И люли-пилюли,
И капли ай-люли,
И валенки в июле,
И щёки — цвет земли.

А всё ещё поётся
И любится еще,
Не баритоном Отса
Но с шуточкой вприщёлк!



НА ОЧЕРЕДНУЮ СХОДКУ «МИРОВЫХ ЭЛИТ»

Нечем — шабаш мечен —
Нечем доброе творить;
Оттого мир изувечен,
И времён тончает нить!



АВАНГАРДИЗМ

Мы лебеду — ду-ду! — дебелым
Воспели голосом трубы,
Приспособленьем пустотелым
Для проторения тропы…



* * *
Улице Мельникайте

Стоит в искрящей новизне
Метафор пир непрекратимый
На нашей улице родимой,
Где три моста по всей длине.

Сюда съезжаются друзья
Чудесных словосочетаний
Для их публичных испытаний,
В каких участвовал и я…



* * *

Круглосуточное пекло
И ни грамма ветерка
Отходную словно пело,
Нас моря наверняка.

Ну а мы ещё ершились —
Кто на дачу, кто в театр,
Кто свою гораздил вшивость
Графоманскую в пиар;

Кто свою таращил серость
От художества на мир,
Без искры имея смелость
Рушить ценностей ранжир…

Круглосуточное пекло
Вымораживало нас!
Волоклась сухая пакля
Дыма с Томска на Миас.



ЖЁСТКИЙ КОТРАСТ

Вер, дум опыт… Ты, помудрев,
Выдвигаешься на первый план
С учениками в тени дерев,
В лучшей из представимых стран…

Но идиллические мечты
С явью не совместимы напрочь!
И на последних задворках ты
Клянчишь на опохмелку мелочь.



* * *

Нам рак латал карман,
Нам утро мор-туман
Клубило близко-близко,
Мы жили в зоне риска,
А зона вся страна…
А жизни грош-цена.
Такие вот коврижки.
Выкладывай излишки!



* * *

Мы втачивались в мгновенья,
Врастали в веков коренья,
Не ведая, в честь чего,
Лишь славя за то
Его.
Могли бы и не рождаться…
Не браться за эти святцы…
Но, видимо, не могли,
Пьяны коль росой земли!



* * *

На пруду кубышки и трифоли
Жёлто-белый водят хоровод…
Вновь я засмотрелся поневоле,
Как в далёкий отроческий год.

В те поры вихрастый и влюблённый
Я сидел здесь с музой молодой;
Пруд теперь почти что весь зелёный,
Ну а я теперь уж весь седой!



* * *

Уже к иному брегу чаля,
Непостижимому уму,
Я в тяжкой не томлюсь печали,
Но тихо радуюсь всему.



* * *

За окном снегопад, ну а здесь цветопад
Красно-розовых парашютиков фуксии,
Взращённой и ухоженной
В небольшом глинянном горшке
Заботливыми руками женщины…

И, хотя «фуксия» звучит не комильфо,
Всё это — вместе с тишиной
Снегопадения
И негромким звуком приземления
Очередного цветка
На деревянный подоконник —
Порождает в моей измождённой душе
Давно забытое ощущение Г
армонии
И умиротворения…



* * *

На берегу реки небесной,
В стремнине ли реки словесной,
Где золотых песчинок кать,
Но довелось мне поблукать.

Пусть наночасть наносекукнды
Продлился этот опыт скудный,
Но славить я уже готов
Во веки
Зодчего веков!



ЛИРИЧЕСКИЕ СТРОКИ

Бессердечные нас забывали,
Выносили за скобки судеб…
Ну а кто-то сердечный, в печали,
Извлекал из словесных сусек!



* * *

Стволовые бытийные ткани —
Средостенье всех воль и судеб —
Различил я однажды на грани,
Где сбегала душа на ущерб.

Там уже не маячила вера,
И надежда сводилась к нулю…
И лишь в корчах последнего нерва
Пронеслось на излёте — люблю!




ИЗ ПЕРВОНАЧАЛЬНЫХ ВОСХИЩЕНИЙ

Присутствие одно сродни блаженству рая
Вот здесь, где пашня обнимает острова
Прозрачных рощиц, их волнами огибая,
И зеленеет под деревьями трава.

И дышит паром пробуждённая землица,
За ночь зимовья отдохнувшая сполна,
Ныряет в борозды прожорливая птица,
А синь переполняет душу допьяна.

Стоят далёких рощ лиловые подтёки,
Сверкают золотисто по низинам озерца;
И хорошо сидеть на юном солнцепёке,
И бытия вместилище
                               любовно созерцать!



ИНФЕРНОПОКАЯНИЕ

Путь мой мрачен и путан,
Он есть зла произвол.
Я Григорий Распутин,
Я державу извёл.

Я не дико осклаблен
И не пьян, как всегда;
Выкипает по капле
Лгой из крови вода…

Есть надежда на то лишь,
Что под скрежет и стон
Я скостил всё же долю
Легковерных ворон!



* * *

Застывающий зной
Нас постиг, расписной,
Рспластался, резной,
Неистёкшей весной.

Синий камень небес
Не ползёт никуда.
Не колышется лес,
Не искрится вода…

Лишь ползёт тишина
Из нигде-никогда;
В её хляби видна
Не прохлады волна —
Шума-гама гряда,
Стекленея до дна…
Вологда-гда-гда-гда!



* * *

Стоял июнь в сиреневом цветенье.
И в сладком опадания вине.
Едва порхнув по бровке разуменья,
Любовь перевернула душу мне!

Я стал другим — печально-одиноким.
Забыв былых увеселений хмель…
Пускай поют иные в караоке —
Грустит в тиши сердечная свирель.




В МОРОСЬ С С.Е

Лыв округи, фигур ковыль,
Зыбь на небе и ниже зыбь.
Пёс от влаги уже завыл…
Сыпь, гармоника,
                    допьяна сыпь!



* * *

Прошедший дождь деревья увлажнил
И сделал чётче их узоры,
Как будто бы при помощи чернил
Нанёс на блёклые просторы.

Но явно чересчур
                         был мастер хмур,
 Черно взирая исподлобья, —
Литая отрешённость их фигур
Напоминает мне надгробья…
И капли обрываются с ветвей,

И в лужах вздрагивает небо.
Однако вот становится светлей
Вокруг
          в предвосхищенье снега.



* * *

Далеко ещё до ледостава,
Но уже обрушилась листва.
И пошла пушистая летава
Укрывать окрестные места.

Всюду свежесть сразу же такая,
Точно заново родился мир!
И лишь белизне не потакая,
Речка правит
                   свой чернистый пир…



ЗАДОЛГО ДО

От тебя за несметные вёрсты,
И не снившиеся световым годам,
Я уже читал по твоим губам,
Что грядут наши бурные вёсны!



МЕЧТА И ПАМЯТЬ

Неиссякаемая юность —
Незабываемая юность,
Заоблачная гамаюнность
И улыбающийся взор
Чуть затуманенных озёр.



ПО ЖИЗНИ

«Ого!» — хитово тихого,
Без всяческого глянца,
Без придури с бредихою
По жизни изумлянца.

Есть дар синергетического зрения
И дар синестезического слуха;
Имея оба их с рождения,
Вскричать «ого!» —
Отнюдь не заляпуха.



НЕБЫЛИЦА

Как во селе Чурилове
Быки взревели вдруг:
В обрубове-опилове
Возник большой паук.

Он грыз любое дерево
И рос, как на дрожжах;
И всё собранье зверево
Пред монстром впало в страх.

Дворняги стихли с ропотом,
Коты глядят, шипя.
А был паук тот с хоботом,
Премерзкий из себя.

И вот, смолов бревёшечко,
Из хобота вдруг он
Пустил, да не немножечко,
В кадушку самогон…

С тех пор сидит на привязи,
Жуя окрестный лес;
Чуриловские витязи
Нашли свой интерес!



БЫЛИЦА

Алин речь чернила
Нам преподносили;
А лиру Чурила
Терзал не по силе.

Иные рядили,
Добро дав Чуриле,
А лире мерила
Торочили силой!



* * *

Насквозь лучиста, невесома
Возникла ты после заката,
Как будто вышла из видений
Мечтательного звездочёта.

Тебе я небылицы баял,
Ласкал тебя в бурьянах лунных.
Потом ты скрылась в надземелье
Уступами
             туманов
                         синих.



СЛУЖБА-ДРУЖБА

И лирово говорили,
И поклоны сказывали,
И лаве лугово гулевали,
И пива-кваса наливали,
Пили плошками-ушатами,
Ендовами-кадями,
Заедали дури шматами
С ижицами-ятями,
Хороводили лысатыми,
Бородатыми-усатыми,
Верой-правдою закатами,
Верой-правдою рассветами,
С Любами да Надями,
Зоями да Светами!



ПЕРЕДОВИЦА

А по косе водили довесок — опа!
А по Лене пара — Пенелопа!
А Лене веред — деревенели,
Топляками тлели,
                        сев на мели;
И шумели тихо ели.
И, к ногам привесив гири,
Дав певцам запечным гари,
С письменами одеял,
Велий Хлебников в Сибири
Облаками гулевал!



ИЗ МОНОЛОГОВ РЕДАКЦИОННЫХ

Да вы же за передовицу
Готовы все передавиться…
А я же волен — не хочу
И числю вас как саранчу!



БОЯН

Изронив жемчужный слог
Сквозь златое ожерелье,
Навсегда он не умолк
Запредельною свирелью.

Над церквой, над маковкой,
Над родной тоскою,
Где дворами гавкая,
Славят псы мирское,

Проплывёт он дымкою
До исчезновенья,
Но и невидимкою
Не оставит пенья…



* * *

Синевы холодный пробрезг
Гасит звёзд последних розбрызг.
Над рекой во власти чар
На дыбы
             встать тщится пар.

Он — как будто чья-то память —
В прошлой жизни утопает.
Чуф издал в кустах тетёр,
Тот перерастает в хор.

В желобках осочин капли
Серебристые набрякли.
Входит в них пологий луч,
Как от будущего ключ.



ЗНАЮ

Как верноподданный
Вьюг из цветочной пыльцы
Знаю доподлинно;
В мае цветут воронцы.

Пышные, лёгкие,
Словно невесты наряд,
Но под обёрткою
Зреет погибельный яд!




ТАЙНОДЕЙСТВО

Огневеют окраины облака плоского.
Завихряется пар по-над сонной протокой,
Отражающей нехотя космос далёкий
Да тягучий рассвет в духе кадров Тарковского.

Всё тебе здесь сподручно и любо с рождения.
 Всё загадочно и недоступно до смерти.
То ли ангелы пар колготят, то ли черти,
Но идёт постоянно в тумане брожение:

То он синий, то серо-зелёный, то розовый,
Порождающий сгустками смутные мысли,
Чтобы те в немоте копошились и висли
На торчащей коряге и ветке берёзовой…



* * *

Словно зримый отпечаток запредельного,
Проступает Родина в заснеженных ветвях
Проявленьем необъятного и цельного,
Протяжённого в веках.

Здесь чернеют избы брёвнами да ставнями,
А из белых крыш растут клубистые стволы,
Породняя с облаками стародавними
Наши бренные углы.

Кружевная эта явь заиндевелая
Как спасение нам брошена с небес.
И звенит дорога, словно пустотелая,
И суставами похрустывает лес.



* * *

Юн зовами, зима, возню
Души весеннюю
                       вонзю
В стекла куржавистый узор,
Чуть продышав
                      свой хваткий взор!



АКТУАЛЬНОЕ

Заполошной порой устоять,
Не сорваться, не слиться с потоком,
А возможно, идти даже вспять,
Возвращаясь к Есенину с Блоком!



САГА О

1
Везло. Зол зев
Их не пожрал.
Но бед посев
Дал плод не мал.


2

Рог — визави
Хандры, петли.
И, взяв, язви,
И лоб боли!



НЕПОГОДА

Взъелась хлябина-хлабоня,
Льдистым ливнем балахоня.
И ничем старуху не унять,
И сечёт зрачок седая прядь.

Взъелась лютая хлобыста
И мозжит двуногих исто…
Поскорей бы уж дотелепать
До избы,
            где пышет печки кладь!



* * *

Разнонаправленный туман
Плывёт над озером, а кони
На берегу стоят, на фоне,
И щиплют медленно бурьян.

Из-за тайги заря встаёт
И в синеву вливает алый,
И золотой в листвы прогалы,
И в зелень добавляет йод.

Водораздельная вода
Стремглав становится зеркальней,
И высота в ней вертикальней,
И чётче зарослей гряда!



ЯСНОСЛЫШАЩИЙ

Ниш рёв, низин, вершин,
Костоломная буря…
Но её он один
Слышит, брови нахмуря.

Люди мимо снуют,
Мило шутят, смеются…
Но их быт и уют
Разобьются как блюдце!




* * *

Как летели семь ветров
Над моей Отчизной,
Семь кружилось лепестков
Силою нечистой,

Выходил на семь дорог
Я, во лбу семь пядей,
И семь бед постигли в срок,
Восемь скрыли падей!



ТОЛЬКО БЫ

Аннушка да Нинушка,
Внученьки-кровинушки,
Светлою долинушкой
Жизни вам шагать,
Только бы не сгинула
В заморозок примулой
И вовек не кинула
Вас Россиия-мать!



* * *

Если днём снедают страсти,
Ночь — от всяческой напасти.
Если же наоборот,
Флаг вам в руки и вперёд!

Всё зависит от того,
Как взглянуть на это небо…
Ширью непочатого
Пахарь трудится Арепо.



ТОЧКА НЕВОЗВРАТА

Зеро. Бензовоз. Неборез.
Вот формула выхода вон.
Огнём озаряется лес.
Стенания близких вдогон.



БАЛОВНИ

В лимузине предорогом,
В лимузине чёрном
Двое мчались пригородом,
Мчались обречённо.

Был во взорах лёд кромешный
У богатой пары,
У четы роскошной бешено
Не светились фары…



ЖЕРТВА № 18

Мыслимо-немыслимая бездна
Мироустроения всего
С всею метафизикой совместно —
Лишь пеплинка пепла моего.

Я сгорел ещё до исчисленья
Мыслимо-немыслимых времён,
И мой прах развеян в поколеньях
Всех земных и неземных племён!



ПАРАДОКС ИСТОРИИ

Мы — дым
Отечества.
Но во главу угла
Судьба нас возвела.



НЕДОУМЕВАЛ

Один — нарочит,
А другой — ядовид,
А третий — безумен, как будто, на вид,
А тот — кучерявый — он явно темнит…
И это есть русской литературы ячейка?! —
Недоумевал
                 при «Лампе зелёной» ищейка.



ВЫЧЕРКНУВ

Воли теперь, Репетилов,
Воли, зоря яро, Зилов,
Воли, намаза Манилов
Масла на булку, изволь, —
Пришла пора вольных-воль,
Сочувствия вычеркнув боль!



НАСТОЯЩИЙ ХУДОЖНИК
Я подошёл к моей Лилит…
В. Набоков

Робости Лилит собор
Литератор не воздвиг.
Но и дерзости укор
Не поставил ни на миг!



СРЕДСТВО

Вы зачем же улыбнулись мне сейчас,
Тщетное мечтательство вселяя?
Напихаю мыла полный глаз,
Чтоб пропала страсть шальная!

Нет, за красоту вас вовсе не виню,
Токмо не смотрите более на мню!



В ПЛАЦКАРТЕ

Беседы кончились. Тем нет.
И за окном уже темнеет.
В котором милый силуэт
Ещё становится милее.

Откуда едет и куда
И кто она — осталось тайной.
Огней далёких череда
Вослед мигает нам и тает.

Течёт бытийная река,
Любовь извечно предрекая.
И локон вьёт её рука,
Полувоздушная такая…



* * *

Зачем друг друга любим,
Зачем обожествляем,
Зачем так верим людям,
Порою негодяям?

Ответа нет на это.
Для счастья и страдания,
Для обретенья света
И словосочетания…



* * *

Зачем-то оказался я в Тюмени.
Быть может, этот город полюбить,
Из многих увлечений и умений
Развив пера ухабистую прыть.

Бродил к чему-то по осенним скверам,
И вправду! — в них особый дух разлит,
По городищенским
                            проулкам серым,
Ища неповторимый колорит…



* * *

Пересекаю мост.
Под ним проходит поезд.
В нём тоже трудят мозг,
Ведя духовный поиск…

Как хорошо певцам,
Поющим в прутьях ивы,
Неведом их сердцам
Разлад с умом пытливым!



* * *

Увы-увы, я жил в тщете,
Душевном мраке, суете…
И лишь достоин порицанья,
Как чёрный аист — кольцеванья.

И пусть меня поймёт лишь тот,
Кто сам ходячий анекдот,
Однако я другим не стану
И не примкну к иному стану.



* * *

По Руси что ни день —
То варначья тень,
Верстовые столбы
Да в ночи серпы…

Раззудилась метель,
Без царя канитель.
А кто рвётся в цари —
Годен тот в упыри.




О СВОЁМ

Аукнется славою дело,
Забудется ли скороспело, —
Естественно, мне всё равно,
Но лишь бы вершилось оно!



ПУСТЬ

Шёл я после лекции
Заниматься в секции:
Бац-бац-вырубац,
Здравствуй кожаный матрац!

Стать хотел достойным той,
Что слепила красотой,
Отбив её у других
Провожатаев лихих.

Всё ж не стал я Костей Цзю,
Емельяновым не стал,
Только в шашки лишь рэндзю
Свой обыгрывал квартал…

Пусть красавица ко мне
Присмотрелась поскромней,
Но уж по котором дне
Вместе счастливы мы с ней!



В ИСКОННОМ КЛЮЧЕ

Ай ладушка-лада,
Ан видом, о дивна,
Напевом крылата,
Княжна, но книжно,
Душой непостижна!

Ай ладушка-лада,
Моя ты услада,
Моя ты баллада,
Моя ты отрада,
Пред небом расплата!



* * *

По-над лесом, по над градом
Да зарница заревала,
Разгоралась было ало,
Растекаясь плавно златом.

А в том городе с жар-птицей
Просыпалась и голубка
Во светёлке во халупке,
В радость баять мастерица…



* * *

Зелень утиного омута
Лунною пылью чуть тронута.
Овен. Чирок. И коричнево
Во поле зрения птичьего.

Влага ночная читается
Чином парящего таинства.
Сон. Полусон. И камышины
Мшуются в кротости слышимой.

…Ну а дрожаньем ресниц
Лучшей из спящих юниц
Явно себя выдают
Вспышки любовных зарниц,
В сердце нашедших приют.



* * *

Ах, медунка ты сладунка,
Красота чудесная,
Точно вышла из рисунка
Автора небесного!

На кого ни поглядишь ты,
Тот и улучшается:
Хорошеет неказистый
И трезвеет пьяница.

Что ни скажешь мимоходом,
Сразу то запомнится
И подхватится народом,
Словно бы пословица!



ЧУДО-МАСТЕРИЦА

Шила шубу из воды,
Щи варила из звезды,
Надевала плат из зноя,
Брагу ставила на снах,
Сеть вязала из покоя,
Постелала ум в сенях,
По уму входили гости
Без уныния и злости!



* * *

Цветопад сегодня с яблонь,
Под деревьями бело.
Платье пышное обмякло,
В лужи зябкие легло.

Мы с тобой проходим мимо,
Падшей свежестью дыша.
Так же ты неотвратимо
Отцветёшь, моя душа.



* * *

Эти плавные пальцы её,
Бередящие стебли пырея,
Словно плоти в себе не имея,
Проницают и сердце моё.

Эти нежные груди её,
Медуниц отдающие соком,
Золотятся при свете высоком
И нутро озаряют моё!



СТРАННАЯ-ОТШЕЛЬНИЧЬЯ

Как зовут, я гадал.
Да лесных ягод дал.
Оказалось — Оксаной,
Ой, негаданной самой…

Окса, берёзово в озере баско!
Окса, оксамитова возле трава!
Окса, взор твой — сердечная ласка,
А улыбка молчащая — неба слова.

Их уловлением я поодаль увлёкя,
Им же внимает, похоже, вода…
Лесом кудрей окунуться бы, Окса,
В ясные очи твои навсегда!

Окса! — прости, мы так не говорим,
Но и неполным именем твоим
Проникся я, любя уже, сполна…
И тем
        вся эта неохвать напоена!



ИСКУШЕНИЕ ВИТЯЗЯ

Что-то сладкое и страшное таится
В широко раскрытых девичьих глазах.
Этой негою пиявица-ночница
Иссушает сердце в любострастных снах.

И в лазоревых очах её гнездится
Бездна чёрная, манящая в себя.
В нежный морок роковой отроковицы
Угодил я безрассудно, не любя.

Эх бы, что ли, наваждение развеять
Смертной бранью
                   да разгульной ендовой!
Но зачем так неприкрыто розовеет
Нецелованная грудь передо мной?



ПЕЧАЛЬНЫЙ НАПЕВ

«Кто ты, ратник, пахарь,
Иль рубаха-парень,
Иль гуляка-хахаль
У девичьих ставень?

Где векуешь век свой
Без моей ты ласки,
Коротаешь бегство
От счастливой сказки?

Спишь ли под оградой
Как в муку измолотый?
Объявись-обрадуй,
Без тебя мне холодно.

Объявись скорее
Хоть орлом, хоть зябликом,
Хоть с рубцом на шее
От косожской сабельки!», —

Пела, вдаль глядела,
Пела-пела юная.
Без лица, без тела,
Только маска лунная…



* * *

В моей колёсной лире —
Степей, лесов ковры,
Мигучие миры
В зените и надире.

А также — сок пырея,
Что с детства на губах,
И крылья в облаках,
Размашисто белея…



* * *

Смаковал я отголоски
Древних песен в тишине.
Даже выголоски-блёстки
Подбирал на слуха дне.

Подбирал себе по нраву
Позабытую красу,
По неписанному праву
Заплетая в дев косу…



ПРОДОЛЖАЮ

Пускай невзрачен, нелеп
И зря поедает хлеб,
Зато высекает нечто
Из тусклого бесконечно!

Его презирает знать,
И чернь не желает знать;
А я продолжаю яро
Озвучивать кудеяра…



* * *

В берёзовых ветках
Тот свет по ночам
Качался, как будто
На горе свечам;
Под сводами свечи
Пугающе меркли,
Краснея зрачками
И зыркая
             в зеркале…
Мой голос из чьих-то
Далёких начал
Истошно до боли
Неслышно
               кричал.
Но грохот был слышен
Схожденья миров,
Есть память в ладонях
Их острых углов.
Кромешная правда
Дымящейся крови,
Склонённые выи, С
ведённые брови
И рвущий чужие
Гортани
           мой крик…
Кто я —
        тот младенец
Иль этот старик?!



СТАРОЖИЛ

В лужах блеск холодной ртути,
Облаков индиго бег;
Вертолётиками крутит
Невзлетающий вовек.

Разнесён коряволапо,
Несуразно разветвлён,
Желти пятнами уляпан
Средь двора страдает он.

Полетать давно мечтая,
Клён об этом видит сны,
Где парят дельфинов стаи
И курлычут с вышины…



ОБ УДИВЛЕНИЯХ РАЗНОГО РОДА

Удивляется, чуть привставая
И кумекая возле норы,
Рыжеватая мышь полевая —
Это что, мол, вокруг за миры?!

Удивляется медленно ива,
Наклоняясь над шустрой водой,
Уносящейся вдаль говорливо, —
Мол, ужель не устала?!
                                 Постой.

Ещё медленней горы дивятся,
Морща лбы свои тысячи лет:
Вот светила, мол, — старообрядцы! —
От начал не иначат
                           свой свет.



САМОДЕРЗОСТЬ

Был таким я,
Ну а стал другим.
Тот же, прежний,
Словно пилигрим,

Затерялся
В лабиринтах вьюг
И теперь мне
Даже и не друг.

И в кромешном
Мареве теней
Пусть хоть воет
О любви своей!



ДЕРЕВЕНСКИЕ ОЗОРНИКИ

Он катал её на раме,
А точнее — на руле.
Обнимала волосами,
Вся уже не на земле.

Тёма, ас велосипеда,
Тома, солнышко любви.
Посмеялись с ветром лето,
Растворились с ним же где-то,
Даже в поле не лови!



* * *

Дабы не сбивался наш день
На скучную обыкновень,
Пречистые русла Руси
Смыкаются на небеси.

Сердца окрапляет даждь-дождь,
Рождая поэзии рожь.
Текут за веками века,
К строке колосится строка.



* * *

Левобережная деревня
Слегка расплывчата сквозь пар.
Над ней берёзок оперенье
Пронзает розовый пожар.

Полутопляк влечётся тихо,
Торчит сучок как перископ.
А здесь — по ивам щебетиха,
Внезапный вспорх да перескок!




ГЛЯДЯ ИЗ КОЛПАШЕВО

Лес над обрывом пламенеет,
Река под ним ещё парит;
И возлежит, по Птолемею,
Земли недвижный монолит.

Снуют птенцы её спросонок,
Зевает с удочкой рыбак,
И никакие франкмасоны
Не сокрушат её никак!



КАРТИНКА ИЗ НАЧАЛА ТРИДЦАТЫХ

По Арбату суетятся
Туляки и светлоярцы,
Девки и старообрядцы,
Щипачи и тунеядцы,

Черемисы, телеуты,
Рапповцы, обэриуты,
Футы-нуты, пальцы-гнуты
И обычные зануды, —

Промышляет град-Москов; П
осреди стоит Глазков
И с обеих рук — каков! —
Всем им крутит у висков.



КАРТИНКА ИЗ ШЕСТИДЕСЯТЫХ

Вокзал. Глазков.
Флюиды «Солнцедара».
И лирики нектара
Лавина, будь здоров!

Как хмурый Спас
С иконы двоеданской
Во мгле тьмутараканской
Он высит глас…

Но вот позвал
Его вагон плацкартный;
И смолк вокзал
Тоскою безмоцартной.



О МЁРТВОМ И ЖИВОМ

Утоп в поту,
Трудясь над рифмой косной,
Забыв про ту,
Что подарила б Космос!

Утоп в поту,
Мудря бытийный слепок,
Забыв про ту,
Что родила бы деток…



«ДАТСКИЙ» СТИХ ОТ АРБОГАСТА

В связи с эпохой воцарившей
Всеместных бурь, а не затиший,
Желаю Вам со всей сердечностью
Факториал я бесконечности
В покое
Поисков, открытий
Без непредвиденных скопытий
И отпадения конечностей
На протяженье бескончности!



ПАСТУХ НЕЗРИМОГО

Вепса, руса, пасу распев,
Вековечные птах коленца
И лады разных трав
                            и древ
В песне ветра-переселенца!



НА СУРОВОМ ЯРУ

Чароброд зари и раздор-борач,
Неуёмный лесач-тундрач, трав расчесач,
Ветер северный,
И алоброд заката, и синеброд светил,
И волчий пень, и пот,
И патоки ток, —

Тем и жив народ, тем и жил,
Очарованный,
На суровом яру
Крепко-прочно основанный…



СНОВА О ПРЕЕМСТВЕННОСТИ

И любил здесь и глупил
Восхищённый сумасброд;
След его забвенья ил
Затянул в урочный год…

…Лад пророс как рожь его
Духа скоморошьего,
И поныне в том ладу
Мы дудим в свою дуду!



* * *

Неизбывные птичьи коленца,
Неизбывная песнь-заунывь
В кронах воздуха-переселенца,
Неизбывные зовы Луны…

Нынче Север всё перекрывает,
Ледяною пургой коченя;
И тропинка пропала кривая,
Что вела
            разгуляться меня!



NON VIRTUALIS

Пускай пора
Прискорбная пришла,
И с жизненно-рабочего стола
Меня в корзину смерти
                                  удалили…
Но завтра же, при встрече, — как дела? —
Скажу, —
Видал я смерть свою в могиле!



ВЕТЕР

Он бродил меж могил,
И крестов, и светил.
И твердил, что любил,
И столбил, что любил.

И явилась невеста
Запредельного жеста,
Поманила его,
Бури ищущего…

Вновь печалится где-то
Песня ветра-поэта;
И в печаль погружена
Где-то новая жена.



ВЕРНЫЙ СЕБЕ

Он в старых гайках прозябал.
На запчастей отвале.
Но вышел в жизненный финал.
И победил в финале.

Все те, кто на него плевал,
Светясь в другом металле,
Попали в жизненный отвал.
И канули в отвале!



* * *

Знавал я муштрованных гарпий
С их почерковедческим взглядом,
Жрецов вампирических партий
С посулов дурманящим ядом.

Но верен был укоренённым
Душою в исконно-родное,
Словцом восторгаясь ядрёным,
Вселенноустройством мудрёным,
А злато почтя ерундою!



ПОКЛОН

И птицы печали
Протяжно кричали…
Но горюшко-горькое
Отчалило зорькою.

Удоду,
И совам,
И стайкам дроздовым —
Поклон-благодарствие
За судьбоучастие!



ЗАМКНУТЬ

На Груманте угрюмом
Я выл метельной згой,
Когда в земельном трюме
Пахал отец-изгой.

Пятьсот вторая стройка
Вгоняла в топь родню,
Морошкой зимостойкой
Кричал я на корню.

Стенал стеной тумана
Над предком я своим,
В сугробы Магадана
Затоптанным живым…

Мечту о рае скомкав,
Я Родину молю
Все горести потомков
Замкнуть на жизнь мою!



НУ А МЫ

Во ребре церберов
Пребывает ад;
Недра суперсерверов
Планы зла таят.

Ну а мы с подружкою
Солнечной опушкою,
Где мечты сошлись,
Сочиняем жизнь!



STATUS QUO

Вот наги гигантов
Неземные телеса,
Вот нага вагантов
Греховодная буза.

Сны времён премногих
Почивают тоже вот.
Тот же клан при-богих
Набивает вот
                   живот!



ВО ДАЛЁКОМ

Во далёком порывисто-терпком,
Преисполненом солнечных мечт,
Я уже приставал к пионеркам
У горсада, где шёл «Щит и меч».

И гиганты Любшин и Янковский
Укоряли с афиши мальца,
Беспардонно в дырени совковской
Примерявшего роль удальца!

Так в порывисто-терпком далёком,
Где покуривал я втихаря,
Начиналась моя ненароком
Песня-Родина
                   не с букваря…



* * *

Не носил вериги я
Ради пакибытия,
Не играл в великие,
Не играл Вергилия,
Был самим собою я;
Радостью религия
Из кручин поёт моя.



ВОЗЗВАНИЕ К САМОМУ СЕБЕ

И, молен, не ломи
Ни стен, ни СМИ,
Но лишь хохми,
И хохломи,

И мир прими
Чудной вельми,
И не ропщи,
Хлебая щи!



* * *

Всецело сдавшись будням серым,
И мы сереем, словно сталь.
И только внутренним манером
Сбегаем в красочную даль.

Посылов плоских внемля туче
И уплощаясь так в сукно,
Лишь изнутри порхаем кучно
Мы в многомерности окно!



ЭТО

Выверты с подвывертом вертя,
Это состояло не из града,
Не из снега и не из дождя,
Но являлось цельною монадой,

Цельною просодией грозы,
Мощью,
           не имеющей предела!
И уже маячили пазы
Выхода реальности из тела,

И вбирал зияющий разлом
Утлые трёхмерные руины;
И сквозь траур
                      радостный псалом
Начинал кадиться херувимов…



ОТРЫВОК ИЗ ЛИБРЕТТО К ОПЕРЕ «ЛЕВИТ»

…Вот и океян Ледовитов
С богатством под льдом и снегом;
Вот и велики левитов
Заслуги перед Ковчегом;

В старости наш дом синагога.
Нет иудеев прилежней;
А просим мы лишь немного:
Чтобы маржа
Оставалась прежней!

Судьба нам дарует
За то, что мы есть.
Она же взыскует
За то, что мы здесь.

Но если плюс-минусы
Все нам учесть,
То нас, вроде, как бы,
И не было здесь…



ЕСЛИ

Если ты настоящий поэт,
Для тебя в этом мире суровом
Ничего бесполезного нет, —
Ёкнет всё соответственным словом!



ГЕРОЙ СВОЕГО ВРЕМЕНИ

Во ноли Филонов
Не забрёл в агонии,
В месиве изломов
Застолбив гармонию!



УТРО ЛЮБОМУДРА

В жизни дивном мираже,
Чуть освоенном уже,
Мыслит он под птичье пенье
На окраине тюменьей.

Здесь, у центра «Фаворит»,
Где фонтан в лучах горит,
Он вникает в дар явленья
Чуда общего рожденья.

Час-другой молчит сидит;
Люди думают — сердит…
Ну а он, не лыком шит,
Суть постиг
                земных всех гимнов,
Ногу за ногу закинув!



ИЛИ-ИЛИ

Или же ёжили
Воду, кукожили,
Или же воду вязали в узлы,
Вили верёвками воду?

А может, вписали в оду
Тех,
     на которых её везли?



ПРЕДСТАВЛЕНИЕ КОНЦЕПТА

Корень — не рок,
Фолк наш исток,
Классика плюс,
С джазом союз,
С ладом стихий
Инофоний.



ОТКРЫТИЕ ДУАЛИЗМА

Сей мир я словом бичевал.
И в подворотнях бичевал.
А значит, был одновременно
Я и великим и презренным!



ЗАЧЕМ И КАК

Зачем душе моей дано
Необозримое раздолье,
Ветров свободных разглаголье,
Порывов дерзостных вино?

Как уподобиться пчеле,
Полезный труд верша смиренно
И не имея совершенно
 Отметин страсти на челе?!



САМООЧАРОВАННЫЙ

Даже близко не святой,
Но так болен суетой,
Что себя вдруг возомнил он
Мудрым пастырем, всем милым!



БЫЛО

Теребила сердечко мне
Неотмирностью глаз,
Сине-стрельчато-млечными,
Глубиной бесконечными
Изумляя на раз!

И манила малинами
Спелыми
             своих губ;
И пшеничными длинными,
С плеч текущими — в глубь

Моего восхищения,
Чтоб дурманить меня
Ароматом забвения
У подножья огня…



* * *

И ветер горевал,
В проулках завывая:
Мы изгнаны с тобой
Из солнечного рая.

И молнии свои
Заламывали руки
Над рухнувшей мечтой
И горечью разлуки.



* * *

Такая тишина и отрешённость —
Как будто в мире выключили звук!
И старая сосна, качаясь сонно,
Роняет хвою рыжую из рук.

Неслышно всплёскивают крылья,
И ястреб застывает над тайгой;
А облака в подчёркнутом бессилье
За горизонт сливаются гурьбой…



* * *

Никогда я не буду жалеть
О подвластности всех моих лет
Красоте и любви,
Хоть взорви!
Никогда! —
               буду я говорить.
Вопреки госпоже Бовари
И расхожей молве,
Улови!



ОБУЯН

Меж одуванчиков, ромашек
И одуванов и ромах
Я мотыльков следил и пташек
И мотылей следил и птах…

О колыбельная стихия
Первоосвоенных полян,
Во дни благие и лихие
Твоим теплом я обуян!



ИЮНЬ

Горчаще-приторный паслён
Развеян в воздухе над полем.
Цветёт картофель рядным морем,
Слегка просёлком запылён.

В его ботве родов крестец,
В его соцветиях все краски
И даже бабушкины сказки
В его кореньях с самых детств.

В кореньях-клубнях дух земли
И плоть её же под ногтями,
И деда, шедшего боями,
В ней утопают костыли…

А над простором кряж плывёт
Из бело-розового пара,
И от бродяги-крутояра
Находит тень на околот.

Всё так и было. Так и есть.
Бесшумна тень, а птень щебечет.
И то ли коршун, то ли кречет
Шлифует высь, распластан весь.

И задыхается июнь
От благодати и свободы.
И от любви… Не важно, кто ты, —
Он любит всех, куда ни плюнь!



И ТЕПЕРЬ

Из советских лезли рамок
И бывали не тверёзы
Мы, осваивая «Замок»,
«Розу мира», «Имя розы»…

Из обыденности рамок
И теперь мы рвёмся нагло —
В луг,
        где лето спозаранок
Земляничиной набрякло!



* * *

За этим сказочным простором
Ещё есть сказочней простор,
А за чудесным перебором —
Ещё чудесней перебор;

Есть где-то музыка такая,
Что там не нужно даже тел,
Земли не нужно, неба, рая,
Но я туда бы не хотел!



* * *

А это настолько могуче —
Не сравнить ни с одной кручей,
Но выглядит очень скрытно,
Ни чем не выдавая прыти;

Концами уходит в узоры,
Идёт в очумелые взоры,
Оканчивается удочкой,
Стоит в ушах дудочкой!



* * *

Зерниста ночь, но целен день.
Нашармачка гуляет ветер,
Уже с утра изрядно весел,
Даря хрустящими Тюмень.

Сквозь монолит тоски крича,
Душа пронизывает время,
Со всем гармонию и всеми
Ища в неверности луча.



ИЗ ЗАМЕТОК НА ПОЛЯХ

У всякой осени есть оси
Симметрии, и сфер, и строк…
И с ветки лист
                     не просто сносит,
Но двойнику впротивоток!



ИЗ ПРАПАМЯТИ

Стоял я крайний
За высшей тайной
И знал, что не дождусь
Раскрытия,
                впав в грусть.

Воспряв позднее,
Сказал: «Бог с нею!», —
И стал лишь созерцать,
Шагнув сюда
                  сквозь мать…



В НИКУДА

Вечера-вечёрики
В тихом закутке.
Крохотные дворики
С чарочкой в руке.

Дядя Саша Поздныхов
Мнёт трёхрядь в тоске.
И плывёт по воздуху
Рай на волоске…

Золотою тучкою
В никуда сплыло
Захолустье лучшее
Словно энэло!



* * *

Эй вы, бегущие без устали
Легкотворения изустные!
По вам учились мы с Гомером
Словесной музыки размерам

И вдоволь вашими чертогами
Гуляли с Пушкиным и Гоголем;
И нет конца и края темы
Земной клубящейся поэмы…



ПРОВИНЦАЛЬНЫЙ МОТИВ

Нет, не романсы то, мой друг.
Но малость чокнутые стансы
Каких-то забубённых станций
Из закольцованных дистанций:
Арлюк. Баландино. Арлюк.

Нет, не бирюльки то, мой друг.
Но очень значимые вещи.
А может, даже и похлеще…
В баклаге мутной брага плещет.
Арлюк. Баландино. Арлюк.

Нет, не в нирване мы, мой друг.
Но мы в болтанке электрички —
Мелькают сосны, дачи, дички,
Авоськи, лица, косметички…
Арлюк. Баландино. Арлюк.

Нет, не расстанемся, мой друг.
Хоть и зовут из мрака выпи,
Из этой качки нам не выйти
И этот хмель до дна не выпить!
Арлюк. Баландино. Арлюк.



ИЗ НЕПРИДУМАННЫХ КУПЛЕТОВ

И жили в доме, окна на тюрьму.
И — глядя в окна дому своему.
Пообитали так и эдак мы
В процессе залихватской кутерьмы.

      Так оно жилось-моглось
      С радостью или поврозь;
      Так позёмкой нас носила
      Из конца в конец Россия.

Приезжие ютились кое-как,
Учились и трудились натощак.
Барыга за буханку забирал
Фамильных украшений капитал.

      Так оно жилось-моглось
      С радостью или поврозь;
      Так позёмкой нас носила
      Из конца в конец Россия.

И жили в доме, окна на тюрьму.
И — глядя в окна дому своему.
А там, где жил сапожник Афтандил,
Протез ходячий ужас наводил…



В ПУТИ

Дворцы промелькнут.
                              И лачуги — в контраст.
Железнодорожной тоскою обдаст.
Россия-Россия, родная страна,
Ужель не наступят
                         без бед времена?!



* * *

Те же хвори,
То же горе,
Те же тын да ворота.
Свищет рак на косогоре,
А ни с места нищета.

Век двадцатый,
Двадцать первый,
Год осьмнадцатый уже,
А прогорклые консервы
К полстаканчику — те же!



ТРЕВОЖНОЕ

С чем сравнить по чистоте
Ясный взор ребёнка?
Разве в звёздной мерзлоте
Столь гулит кто звонко?

Разве кто-то в бездне бездн
Столь пригож в коляске,
Словно с ангельских небес
Съехав в дол для ласки?

…Человече-человек,
Милое созданье,
Только б злом
                     ты не поверг
В ужас Мирозданье!



НЕ ИЩИ

Бликам в зеркале резвуха…
Там танцуют тени втуне,
Не доносится ни звука,
Но они поют, мигуньи.

Ало-мало, Лола мола,
Лола омута времён,
Выходила из-под пола,
Вглубь спускаясь веретён.

Теневело то, что ясно,
Ясневело то, что мрак;
И расплясно, и гримасно,
Всё не эдак да не так.

Ало-мало, Лола мола,
Лола омута времён,
Не ищи её престола,
До изнанки охмурён!

Ищи-свищи в пустотище,
Ищи-пищи, ищи пищи,
Ищи, солов, волосищи
Лолы-Лолушки до пят,
Древним ужасом объят!



УСТАМИ ОРАКУЛА

Тунику Никину кинут
И обескрылят красу.
Вгонят в макитру мякину,
Переоденут в джинсу.

Юноши чтить перестанут
Прежнюю святость её;
А через несколько стадий
Воинов сменит зверьё!



С ЧЕГО

Комли, коряги цепкие, как ересь,
Бурчание прожорливых болот…
С чего так бездорожье нас влечёт,
Преодоление пьянит как херес?!

С чего не забавляет то, что даром,
И ясно как пелёночный квадрат?
Но всякий обозреть с испода рад
Сам белый свет,
                    развёрнутый радаром!



ВЗЫСКУЮЩЕ

Глядит отец с заиндевелой «Индигирки»
В порту Игарки или в устье Колымы,
Глядит из Груманта, из грунта, из зимы
Сорок второго, прожигая грудь до дырки.

Он из глубин своих глядит в мои глубины
И сердце сына проверяет на просвет.
А за окном кровавятся кусты рябины,
А за душой как будто ни кровинки нет…



ВЕРДИКТ

И независимо от чина,
Труда, таланта и следа
Любая космоса песчина
Важна, а значит и свята!



ПОКА

На всю округу одиноко
Горит мигающее око.
В его убогом взоре мир —
Как исчезающий пунктир.

В такой глуши безлунной ночью
Тот свет мерещится воочию.
И плачет боем звонаря,
Качаясь, склянка фонаря.

Но вот стихает панихида.
И нету звука, нету вида.
Один цепляется репей,
В мозгу царапая: «Не пей!».

И вот, глухим окутан мраком,
Шагаю я по буеракам,
Рискуя напороться на
Остроконечие рожна.

Но любит нас родная темень.
И тем же платим мы по теме.
И потому хранит пока
Следящий сквозь обволака!



ПАМЯТНОЕ

Прибрежный ил, истоптанный скотом,
Похожий на неровную решётку.
Наделы, обнесённые плетнём,
Малец, через плечо влачащий плётку.

И стрекоза увенчивает кнут
Как будто ангел злато-изумрудный.
И старый ельник, в непогодь нагнут,
Торчит словно расчёт многоорудный.

И чуется дымок, смола и мёд,
С Томи чуть уловим
                             порыв чешуйный.
А за рекой девчоночка всё ждёт.
И сеновал грустит наш поцелуйный…



ТРИ ЗАГАДКИ

*

Служим испокон,
Наша чётка доля:
Кирзовым — препон,
Яловым — мы воля.

(итсач атороВ)

*

Дано для всех и каждого оно,
Никем доселе не объяснено,
Но пребываем в этом мы
От тьмы до тьмы.

(инзиж ещилитсемВ)

*

Кто у нас с наскоку
Выдал книжку хокку?
По-японски, главное,
В доску православную!

(нишакреЧ)


НЕ СОШЛИСЬ

Яра, веря Яре, Варя;
Яр, яви дородив, Яря,
Яр апрелями, имя Лер паря,
Яр аж уху печь, чепуху жаря!

Всё у пары вразнолад.
И глядит на Варю Влад…



ВОЛЬНО

Жизнь моя волнистая,
Мутная да чистая,
Ложная да истая,
Платина, железо,
Лазер аз зарезал! —

Обеззвучил плейер мой,
Зато сам пою я;
Вольно реет над муштрой
Голос размуштруя!



КУЛЬМИНАЦИЯ

Ре-ре Церер.
Ре-ми химер.
Ре-фа афер.
Ре-си, — и сер
Порвался нерв!



* * *

Постоянно на горестном свете
Чьи-то бренные рвутся тяжи.
В фиолетовом коконе смерти
Зарождается новая жизнь.

И повсюду сквозь юность и яркость
Смотрит тусклое время седин.
И всецело пронзает двоякость
До сердечных смертельных глубин.

Лишь на стыке ветров семеричных,
За семь бед где ответы сошлись,
Вызревает в пасхальном яичке
Наша новая, лучшая жизнь.



САМООЦЕНКА

Мои руки дырявы на деньги.
Это минус в хозяйстве большой.
Но зато мне так запросто тенькать
Да делиться влюблённой душой.

Я сижу в направлении цели.
Цель моя — достижение блага:
Чтоб, начав, выпускать не хотели
До прочтения эту бумагу.

Через то одолеть разобщённость
И восторженность людям вернуть,
Чтоб не брюлики звали девчонок —
Но любовь —
                в долгий жизненный путь!



НА ГРАНИ

Порой в тиши как декорации
Стоят сирени и акации,
А серо-белою абстракцией
Плывёт над ними небосвод.

Порой на грани отрешения
Причудой необыкновения
Произойдёт музыкновение,
И слух на цыпочки встаёт!



ВЕСТЕРН-МОТИВ

Не позабудут тебя перекрёстки-мосты,
Ни обречённых шагов, ни улыбок, ни взглядов;
Не позабудешь, наверно, вовеки и ты
Ужас навязчивый до мозговой сверлоты
Перемещающихся тупиков семиклятых…

О, они вовремя вдруг обступали тебя
И не давали прорваться ни свету, ни к свету,
Всё потому, что любили… Иначе любя!
И сотворив из тебя чистогана дитя;
Ты призови, Норма Джин, призови их к ответу!

Роль Настасьи Филипповны желая сыграть,
Ты воплощала пустышек белёсого цвета;
Жизнь в тупиках исключала понятие «мать»,
Эксплуатируя плоть лишь опять и опять;
Ты призови, Норма Джин, призови их к ответу!

Не позабудут тебя никогда города,
Не позабудут тебя кабаки и эстрады;
Хоть ты и Рильке зачитывалась иногда,
В строки твои выливались мечта и беда, —
Куклою быть обрекли
                                тупики-жизнекрады.



МЫ, КОМПОЗИТОРЫ

В лабиринтах и пещерах тишины
Попадаются такие экземпляры,
Что с земным чем-либо
                                  сходства лишены!
И до срока мы их числим как кошмары
Иль пустой математический абстракт…
Но нахлынет
                 соответсвующий такт.



* * *

По лугам стога мутны
В предрассветной свежести.
Посреди родной страны
Путь-дорога брезжится.

Что ты ржёшь, дорога, в рожь,
А до плёса — плещешься,
Гнёшь к святым ли на правёж,
На кутёж ли — к нечисти?!

Только дни обочь летят,
Только сердце мечется;
Свой свидетельский догляд
Нурят лики месяца…



БАСНЯ

Дыша полынью, мятой,
Осокою речной,
Иду, изрядно мятый,
С пирушки я ночной.

Кляну хмельную участь
И свой загул шальной;
Клокочет тина, пучась,
Сыч кроет
               за спиной…



ПРЕДСКАЗУЕМЫЙ ХОД

Вразноклякс да вразноляп
Наплодил картин безумный;
Античеловечий штаб
Оценил их басно-суммой!



ЛЮДОВИКО И ВИТТОРИЯ

Но — Медичи демон,
Стяжания страсть! —
И сдался ни с чем он
Под римскую власть…

А там дожидалась
Колонна Витто.
Лишь малую-малость
Вняв,
       понял: «Вот то,

Стремился к чему я,
Ища новый путь,
В стихах её чую
Я Истины суть!».



МОТОЛЮБОДЕЙ

Пропел как-то друг мне,
Села уроженец:
«Хоть плут я из плутней,
Но не извращенец,
Оставьте морали —
К реке на «Урале»
Мы с девочкой мчали,
Забыв про печали…
Припомнят, я знаю,
И Таню и Таю,
И как с пылу, с жару
«Уралил» и Лару!».



ФИКСАЦИЯ

Размотал судьбы клубок
Я в юродственный лубок.
Кто, знакомясь с этим, рад,
Кто нахмуривает взгляд…
А голубки-голубки
Гадят на мои лубки!



ФИАСКО НА КОНЦЕРТЕ

Солист-силос
Верещал, силясь,
Не беря нот;
Освистал народ.

Солист-силос
Проявил гнилость,
Оскорбив зал, —
Вы скоты! — сказал.



* * *

Ледяное терево,
Ой-да потетерево,
Налетело, жгучее,
Смертью неминучею.

Схоронюсь под ёлкою
Порушкой нелёгкою,
Дай же сила крестная
Продышать отверстие!



ПАСТОРАЛЬ

В большую звёздную шаровню
Попасть нас случай подгадал.
Пустырь, заброшенный коровник,
В траве заржавленный металл.

Шагает древняя Матрёна,
«Зачем вы, девочки…» поёт.
А космос высится ядрёный,
На мозг оказывая гнёт.

К чему громада Мирозданья,
Когда в деревне хорошо,
Когда подружка ждёт Маланья,
И с ней они хлебнут ещё?!

И вместе с банькой и сараем,
И вместе с выводком утят
Туда, где нет конца и края,
Благополучно улетят!



БЫВАЛО

Щемящий вкус, искрящий запах
И сногсшибательная грусть…
Сна по воде читая запись,
Реальность знал я наизусть!



АНТИПАФОС

Без анонса и рекламы,
Без свербения в мозгу
От самой природы-мамы
Изошло через тоску:

Как из помыслов из чистых
Вновь живое источится
И свободу обретёт,
Порождая яд и мёд…

Как из замыслов из честных
Возродится мир, исчезнув;
А нач-пендель, паразит,
Всех искусством поразит.

Но потом нач-пендель Рукин
Понесёт такую ругань,
Что зажмурится весь свет
На прекрасной из планет;

Но потом нач-пендель Покин
Понесёт такую погань,
Что пройдёт немного лет,
И на лучшей из планет,

На окраине окраин
Затрепещет словно Каин,
Заколеблется как пьян
Всё снедающий бурьян.

Он родится ради серых
Одинаковых консервов
И родится ради ран,
Расползаясь как туман…

А нач-пендель Чакин станет
В этом Супертуркестане
Новоявленным раджой,
Чтоб следить за паранджой;

Лет без счёта пронесётся,
Всё в огня водоворотце
Сгинет напрочь… И опять
Мир возьмутся возрождать.

И опять нач-пендель Мокин
Будет делать экивоки,
За эстетикой следя
Да сшибая желудя,

А заёмному глаголу,
Действуя по протоколу,
Обеспечивать строку
Так, чтоб было ни гу-гу…

Рукин-Покин-Чакин-Мокин,
Экивокен, караокен,
При делах и на коне
Хоть в вист-клубе,
                          хоть в огне!



* * *

Сквозь именины и помины,
Сквозь то, что можно и нельзя,
Прошла судьбина сквозь судьбины,
Почти нигде не тормозя.

Едва мелькнули предки, внуки,
Хибарки, рощи, пустыри,
Недолгие обиды, муки,
Осталось то, что изнутри…



СКОЛЬКО ЖЕ

Облака от стужи ёжатся
Как бездомные по лавкам.
Смерть в берёзовую рощицу
Поспешает за добавком…
А вчера я там с художником
Повстречался интересным;

Нынче под промозглым дождиком
Он шагнул к отцам небесным.
Сколько ж так врачей, мыслителей
Окочурилось в ознобе!
В никуда народа слитием
Кто-то тешится во злобе…



ГРУСТНАЯ КОНСТАТАЦИЯ

Разбонапартилось быльё
На месте бывших весей.
Расфордыбачилось жульё
На месте бывшей чести…



ПОДВОДЯ ИТОГ

Сам себя обыграл
Я в рулетку судьбы.
Сам себя обокрал,
Мои тощи супы.

Сам обставил себя
Я в судьбетку рулы.
Мой удел — отрубя
Да в печали «курлы!».



ВАВИЛОНСКАЯ БАШНЯ

На барабана барабан,
На балабана балабан,
На тарабана тарабан,
На добермана доберман,

На бурбонана бурбонан,
На растамана растаман,
На растамана матсаран,
На матсарана растаман,

На истукана истукан,
На павиана павиан,
На Манфред Манна Манфред Манн,
На Юлиана Юлиан,

На Мулермана Мулерман,
На Кукулькана Кукулькан,
На Губельмана Губельман,
На Юкатана Юкатан,

На Зурбагана Зурбаган,
На дастархана дастархан,
А много стран на много стран, —
Взошли И встали Как бархан!



РАЗБОЙНИК И КНЯЖЕСКАЯ ДОЧЬ
(версия)

Погуляли вдоволь по округе.
Пороняли в похоти кресты.
А потом промолвил он подруге —
Надоела мне порядком ты!

Бросил он её в людскую реку.
Стала побирушкою княжна.
И нашла в мужья себе калеку,
С ним одним
                 была по гроб нежна…



ВЛИЯТЕЛЬНЫЙ
(собирательный образ)

Он думал, что мы лишь статисты
В игре суперхитрой его,
Давая нам в сборнике листик,
Себе ж отводя — ого-го!

В итоге он сам, оказалось,
Никем был
                в спектакле судьбы:
У всех только вызвали жалость
Его показные ямбы!



СОИСКАТЕЛИ В ПИСАТЕЛИ

Запариженная в доску
Баба с русскою авоськой
За поэзию взялась,
Но ахматовит не в масть
Да цветаевит не всласть!

Этот жижею словесной
С подоплёкою злобесной
До кондрашки умотал,
Но роман талантом мал
 И годится лишь в отвал!



НОВОТОРЖЕСТВО

Из меж тем и этим разности,
И погрешности лихой,
И всей прочей несуразности
Возникает праздник мой.

И задору мела масто,
И руляю я вилём,
И вихрасто-облакасто
Замухряется кругом!

А из тройки по ботанике
Да вертлявости на пять,
Из роптания в предбаннике,
Смеха в бане вдругорядь

Происходят Кастро-Мастро
С Карло-Марлою вдвоём
И дразнясто-языкасто
Живы будем — не помрём!

Люди-мифы, люди-сказки,
Люди-здорово-живёшь,
Гонишь тюльку без подмазки,
Насыпай давай, хорош!

Люди-шляпы, люди-сейфы,
Люди-вынь-да-зажигай,
Ну а кто распустит шлейфы,
Их погасят, так и знай!

Эй, проныры да заныры,
Знайки горя от ума,
Покидайте ваши дыры,
Безнадёги закрома!

Разнотрёпы, разнопусты,
Разновыверты хандры,
Набивайте уши густо
Разномолом из муры!

Разномолом, разносолом
Разноперевыкрутным,
Чтоб бежать за комсомолом,
Вздрав штаны, по выходным!

На роге же кар свистит,
На шапке вора горит;
Кто там режиком заножит,
Кто затубит ропором?

Попадутся эти рожи —
Несдобруется потом!



АРИЯ ОТЧАЯВШЕГОСЯ ГЕРОЯ

Средой произведённый Франкенштейн —
Хвалебных лозунгов живой кронштейн —
Я выпростался из программы,
Запев вразлад с единой гаммой…
Вы слышите? — я вне программы
Пою вразлад с центральной гаммой!

В стране чередованья полигонов —
Военных с мусорными — я рождён.
Дотоле — медоносов, медогонов
Была страна. Но за наживой гон

Чинов от самых мелких до великих
Корректировку произвёл свою.
И по вине бездушных и безликих
Нет места здесь ни людям, ни зверью.

Плюс язвы скважин и карьеров,
Пустоты шахт и выкачанных недр;
И умирает жизнь в пределах серых,
Где не шумят берёза, ель и кедр…



ПО РАЗНАРЯДКЕ

Безмятежно спит округа,
И деревня, и река.
Но скрипит вдали подпруга,
Слышен гик издалека.

Рядом с кем краснеет крыжик —
В грёзах счастливо парят…
Но в труху сметённый рыжик
Их счастливее стократ!

Едут в куртках комиссары —
В тёртых кожах — будут вот,
Чтоб одних забрать на нары,
А других
            пустить в расход.



ПО ХОДУ СОБЫТИЙ

Ожидай

Нынче май как будто март
В нашем околотке —
Надоели снег и марь…

Зачехляйся да кимарь,
Ожидай погодки!


Под них

Прекраснодушные болваны
Теперь в писателях у нас —
Под них блажают бонвиваны,
Олигофрены, павианы,
Стоит хвостатый перепляс!


Ныне

Полно людей без интеллекта,
Но смётки хитрой в них лихва,
В глазах — монетка плюс монетка,
В мечтах — утехи да жратва.


По мере

Я не люблю кричать о вере,
Трещать, тем более, о ней.
Нас всех помилуют по мере
Ужесточения статей.


Лесенка

По судьбарам кутил,
В судьбору очутился,
Стал судьбяке не мил,
На судьбитву решился.


За что

Под Гольдберг-вариации
Я вышел из прострации,
За что и благодарен Баху,
Отставив горькую рюмаху.


Принцип

Трепыхаюсь, шебаршусь,
Как любая тварь живая.
Перед сильными не гнусь,
Делать боль и делать гнусь
Ближним-дальним избегаю.


Супермодели

Они моды домино,
Кости числовые.
Вешать тряпки суждено
Им на плечи-выи.


Ну а молодость пройдёт,
И пиши пропало:
Пьёт Танюха, Надька пьёт,
Керогазит Алла…


Ловкач

Сел на храм — и давай
Жарить-тачать тираж.
Грамотный шалопай —
Ловит во лжи кураж!


Ответка

Курам на смех да цыплятам
Гнев твой праведный, зоил,
Приписав меня к заклятым,
Ты же в них и угодил!


Очень жалкий

Сучок сухой
На древе жизни
Стучит клюкой
В зла пароксизме…


Убеждение

Я и на Рима замирания
Смотрю без страха за него;
Произойдёт в одно касание
Спасенье доброго всего!


Созерцая полуфиналы Ролан гаррос 2018

Тим — Чеккинато,
Надаль — Дель Потро.
Ничего не надо,
Всё ясно, бодро:
Тим на Надаля
Выйдет в финале!
(Так оно и оказалось.)



КАПРИЧЧО БЫТТО
Гротескный цикл
Где стол был яств, там гроб стоит…
Г. Державин

1

На окне стоит алоэ.
Спрыгнул кот с дивана.
А на снег упала хвоя.
А на ил — лиана.

Заплелись у стула ноги,
Рухнул мир со стула.
И круглят глаза в тревоге
Ангелы загула —

Из соседнего подъезда
Да из пиццерии,
С тридцать третьего
                                присеста
Не осилив змия.


2

Быт такой, аж рябит!
Гарнитур весь разбит,
Лезет смурь из орбит,
Вносит смрад колорит.

Телевизор — каюк,
Цепь замкнул таракан;
Прозябает здесь друг,
Круглосуточно пьян.


3

На окне висит кашпо.
Из него герань свисает.
Лев Толстой и Эдгар По
За стеклом в томах мерцают.

Слева-справа макраме
По стенам висят с кистями.
А меж них — ни бэ, ни мэ —
Зависаем мы с Костяном…


4

Константин, хлебнув немножко,
Прочастушил под гармошку:
«Раньше пенья редкий дар
Мы ценили — не пиар;
Олибузово зубило
Черепа нам всем пробило,
И теперь в них день и ночь
Правит бал пиара дочь!»


5

Шёл я до дому от Константина,
Вдруг возник предо мною детина,
Ну а с ним ещё три вахлака, —
Все набросились на дурака:

И по черепу череповали,
И по почкам зело почковали,
Оторвали рукав пиджака —
Благо, там не осталась рука!..


6

Колок влетел в колок.
В струну вошла струна.
О чём, понять не мог,
Загадка мне дана?

Комод влетел в домок
И вылетел опять;
Я отгадать не смог
Загадку вдругорядь.

Комок влетел в комок,
Пройдя через него,
И юркнул в кошелёк,
Я слышал звон его…

Какой-то странный смысл
Присутствует во всём!
К чему сидит, обгрызл,
Параграф за столом?

К чему на разворот
Всей полночи рассказ
Печатает народ,
А мне — читать как раз?!


7

То — убийственная проза…
Но роскошная, друзья!
Я не чувствую мороза,
Ею разум свой грузя.

…Вкупе с сердцем, буквоеды!
Может, с печенью ещё
Поджелудочную где-то
 Вставить тут?
                   Или не в счёт?!

Публикуйтесь все до кучи!
Только в прозе, господа,
И по трезвости… А лучше —
Не пишите никогда!

Разъярился я, конечно,
Ни с того и ни с сего.
Да и строчкой
                    чиркнет Млечной
Разве кто? Опричь Него.


8

«Волокита рати колов
Нарастает в мире,
Испарения адских котлов
Чую я в квартире», —

Безымянный кто-то стенал
За стеной бетонной…
Лёг на душу лишний бокал
Неподъёмной тонной.


9

Тени, баки, кабинет.
В стёклах шкафа — силуэт.
То ли Пушкин,
                   то ли Тютчев,
Но напрягся воздух чутче…

Нет, Отанина то тень.
Потеряв вчерашний день,
Ищет, чем бы
                     похмелиться,
Бакенбардистая птица!

Вот стакан берёт рука,
Что-то льёт из пузырька,
Разведя с водой, глотает —
И у нас пред очи тает…


10

На окне стоит бегония,
Наблюдая за погонею
Жадных глоток за куском,
Чуть подёрнутым грибком.

А с картины холстомасляной
Наблюдают за напраслиной
Три охотника вальяжных;
Ниже их старуха вяжет,

Причитая при компании —
Родила сыночка Ваню я,
Думала, потом поможет…
Он меня до смерти гложет!


11

Кору колол окурок
Туманных полушарий…
И вдруг один из хмурых
Сказал — долой лошарий!
Здесь базу создадим
Вселенской красоты!
Назло поганым — им,
Достойным мерзлоты!
И все сошлись борта
Космических объектов,
Из коих — мимо рта —
Ни грамма —
               в честь проекта!


12

Ни время барабанное — вперёд,
Ни жуткий валькирический полёт, —
Но выше этажом мордоворот
Врубает рэп
                 да по мозгам всем бьёт —
Реальность раздробляется в очах,
Как будто фокус цельности зачах,

И падают цветочные горшки,
И сеют из-под люстры порошки,
И только остаётся лишь одно —
Лечь срочно на бутылочное дно!


13

А после осьмнадцати рюмок
Оживший обойный рисунок
С рядами засиженных роз
На небо в окошке пополз,

На лысину Гены-соседа
Упал рыжеватою сетью,
На фильм в телевизоре лёг —
Там все аж попадали с ног!


14

…Тон обоев светло-синий,
Облакам подсчёта нет;
Предо мной почти что синий
Замечательный сосед.

То ль сосед, а то ль хозяин…
Но квартира не моя —
Как попал, в бутылку впаян?! —
Вспомнить, видно, не струя.


15

Всё ж я вытек из баклаги Клейна;
Не по-здешнему кривой
                                   пришёл домой,
О себе услышав не келейно,
Что, мол, «родственник»
                                  не дружит с головой…

Ох вы, детки, вы мои конфетки,
Ну зачем же так о папеньке своём?
Без меня б чирикали на ветке
Где-нибудь
                во измерении ином!


16

Мама Тома,
Баба Тюма,
Я — в упречности костюма,
Жор голодного рожна, —
Вся из жизненного трюма
Гоп-компания видна.

Где Тура виляет резко,
В тихом месте мы сидим,
И, костра внимая треску,
От поэзии —
               в кильдым!


17

Куртка цвета хаки, тельник,
С хитрецой прищур слегка;
По разгрузке дали денег,
Ведь крепка ещё рука.

Как обычно, в этот вечер,
Шёл домой он не тверёз;
Вдруг в жгуты скрутился ветер,
Поднял Кузю и унёс!

Лишь ноль пятая упала —
Об асфальт — и растеклась.
Вобрала в себя Вальхалла
Оттрубившего спецназ.

Как ты, Кузя-Кузедеев,
Там без нас, на небесах?
Щас бы жахнули, затеяв
Потасовку в пух и прах!


18

Как лемур с долгопятом набрался
В одиночестве Жека Скворцов.
Всё проспекты листал свои, прайсы
С музыкой мировых образцов.

Он — торгаш в музыкальном салоне,
А когда-то ударником был.
Но коньячить на жизненном склоне
Пристарстился, курилка, враспыл!

Убежала жена в неизвестность,
Дети выросли где-то далечь.
Коньячок придаёт бестелесность,
Отнимая рассудок и речь.


19

Лёха Подырев, Лехман,
Облегчай скорей карман,
Видишь, синие друзья-то,
Словно жизнь из нас изъята!

Лёха Подырев, Лехман,
Закадычный наш дружбан,
Ноль седьмых три штуки ставит,
Закрывая в завтра ставень…


20

Во тоске сидим в России,
И «Орфей» занудный Росси
Доведёт до асфиксии,
Если срочно пить не бросим…

Ставь-ка, брат, повеселее
На коллайдер свой пластинку —
То ли Брамса, то ли Глинку…
Вздрогнем, корчась да лысея!


21

«Деревянного принца»
Ставит друг мой, пострел,
От такого гостинца
Я сосной заскрипел!

Эти Бартока шутки
Под сивушный стакан
Фантастически-жутки —
Как дощатый кафтан…

Как же нам удавалось
Во рванье-лапотье
Быть с исусством хоть малость,
Хоть в хмельном бормотье?!


22

Кто сквозь музыку бормочет
И её морочит?..
Прочерк?!
Се босоног, оно собес,
Се бес.

А накат стакана —
Себе небес?
А намол Омана
Зело полез?

Исты-исты истуканы
Иступлённые стоят;
Обезьяны и туканы
Утоляют глад…


23

В предсмертных тенётах
Углы там и сям.
Всклокоченный кто-то
Всё шам да и шам;

Неясного пола,
Без смысла в очах,
Отвратная столла
На зыбких плечах…

И вдруг, словно шлеи,
Когтистые руки
Взметаются, в шею
Вам целясь от скуки!

Опрометью — в двери,
Трезвея за миг!
…Кажись, в шифоньере
Второй тлел…
                    старик…

Нас бреда игрою
Заносит в миры —
Чернее порою
И чёрной дыры!


24

К иным зайдёшь — обдаст тоской
И духом тошнотворным,
Как будто век там
                          день-деньской
Глотают мерзость обречённо!

Трупообразные жильцы
По комнатам блуждают
И точно некие жрецы Свой бред
бессчётно заклинают…


25

Вот этот быт тотсветный
И трижды затотстветный,
Семижды несусветный, —
Увы, приоритетный.

Хотим, иль не хотим мы,
Но он при нас, родимый,
И мы, увы, при нём,
Покуда не смыльнём
В предел
             неотвратимый!


26

В год семидесятый
Раз попал как будто…
Там поэт патлатый,
Затянувшись круто,

Мне читал, поддатый…
Было много смысла!
Тарахтел пузатый
Холодильник «Лысьва».

И сидели чинно
Молчуны-молчуньи;
Кто-то ж беспричинно
Выл на полнолунье…


27

Швеция-Швейцария,
Англия-Колумбия…
Не в салате харею,
Но заснул на клумбе я.

Будит Артамоновна,
Сплетница подъездная;
Я пою раскованно
Всей сквозною бездною!


28

…Вдруг просыпаюсь
                                от громкого чавка —
Это окно зажевало округу…
Эй, образина, оставь же как другу
Чтоб закусить опохмельную чарку!

Драться не стал я,
                           конечно же, с глупым,
Хоть ничего не осталось мне даже —
Ни облаков, ни дымков по халупам,
Ни деревца, ни дороги в пейзаже…


29

Помню случай
                     лет в шестнадцать:
К нам зашёл сосед дядь-Гоша,
Хоть любил он в горло бацать,
Но философ был хороший!

И под шкалик с помидором,
Примостясь на табурете,
Разразился разговором
Он о значимом предмете.

— Знаешь ли,
                   сосед мой юный, —
Говорил так дядя Гоша, —
Что не Канты и не Юмы,
Нам нужны, мозги ероша,

А простая тямка наша,
Про которую забыли?!
Но сия бездонна чаша…
Что-то тямкаешь хоть?
                                Или…

Были умники на свете —
Ницше да Гуссерли —
А пред тямкою и эти
Махом в лужу сели!


30

Я, дур валяя, лавр удя, —
Так о себе сказал герой, —
Проблемы ставлю не шутя
И заостряю их порой…

Отнюдь в созвучьях не дитя
Распространяю
                       опыт свой
Я, дур валяя, лавр удя
И любомудрствуя с лихвой!


31

Помню, тут вот у подъезда,
Для бесед святого места,
Услыхал я разговор
Древних бабушек вечор.

-  А у нашего Артёма
Зарастают окна дома,
Только выпьет двести грамм —
Вся квартира —
                   как вигвам…

-  А у нашего Бориса
Стены дома разбрелися —
Так он пил да попивал,
Что пустился дом в развал!

-  Чтой-то странное творится
На девятом,
                  у юриста, —
Как запьёт он дня на три,
Кони скачут изнутри…


32

Низенькая улочка
В ветхости плетня,
Улочка-роднулочка,
Как ты без меня?

Каждый куст твой
                          помню я,
Ясная краса,
Даже если втёмную
Резала гроза!

Там — родное-кровное,
Куры-лопухи…
Здесь чужое-ровное,
Плиты-тупики!


33

Жгут-несут в тартарары
Алкогольные пары;
Остановочку бы — спрыгнуть —
Но понюхай фигу с дрыгой!

Двор вращается, кусты;
Не шманай меня, эй ты,
Сам окажешься в отвале!
Но в конце он ставит vale.


34

Тут ест спокойненько,
Красавица мюсли;
А там покойника
Шнурки
            в доску вросли —

Буравят дерево —
Скорей бы на погост —
Хозяин в стелево,
А тут за тостом тост!

Внук не торопиться
Дедулю хоронить;
К междоусобице
Ведёт загула нить…

И слышит женщина,
Задумав тосты печь,
Шлепки-затрещины
Да пафосную речь.


35

У кого-то просто бизнес,
А у нас самоубизнес.
В грязь убитые квартиры,
В плач убитая сатира.

Подселила баба Нюра
Двух джигитов,
                      трёх каюров —
Нет ни хаты, ни гостей,
Ни баб-Нюриных костей!


36

Ик-пати — тапки,
Бигуди, пижамы;
Молодухи, бабки
Водку понужают.

Курица, горбуша,
Расстегаи, сало;
Сбегай-ка, Варюша! —
Показалось мало.

Музыку врубили,
Плачут и танцуют,
Давят кетчуп чили,
Любят
         вхолостую…


37

Сродни стали свиньям —
Гори оно синим!
Мужик бежит мимо —
Синее, чем синим!

Не лом вен — не вмолен;
Не лесом — так полем;
Что плакалось — взабыль,
Что маялось — за борт!

Гуляй, Спиридонна, Гуляй,
Артамонна, Варюшка, Танюшка,
Без имени дружка!

И вот наконец —
Центрифугой —
                    подушка…


38

На руках мозоли-ссадины,
На ногах мозоли-синяки,
Ах, какие даром дадены
Бабы нам платоновской руки!

Их лелеять нам да холить бы,
Одевая в бархаты-меха,
Да одна лишь цель у голытьбы:
Заколдырить зелья в потроха!


39

В груди и в голове
Стучит копыто;
В сплошной сиреневе
Каприччо бытто.

Но, знать, ещё живём,
И что-то значим;
Гони за пузырём —
Не надо сдачи!

И музыка звучит
В сиреневой ночи…
Да здравствует
                     каприччо
Юродственная притча!


40

Семиглавые тюлени,
Восьмиглазые олени,
Мавританские медведи,
Перуанские миледи

И египетские волки
Приходили к нам в светёлки,
Мы ж глотали всё равно,
Позже съело нас бревно!


41

Однажды бес внушил ему —
Не нужно золота в дому,
Мехов и кож, любой монеты, —
Мол, это зрячие предметы.

Они следят-де за душой,
Вред причиняя ей большой;
Враз пропил ценности, угробил,
За счёт семьи воздав утробе!


42

В тухлой хрущёбе
Несчастья оплот.
Внук на учёбе,
А бабушка пьёт.

Умерли дети
От этого зла;
Дед на том свете —
Тюрьма не спасла…

Внучек, болезный,
В чаду мутных харь
Кушай полезный
Последний сухарь!


43

На окне стоят пустые
Разной формы фуфыри.
Были волосы густые,
Днесь на Тере — пустыри.

Что ж ты, Терехов Колюня,
Растерял былую стать?
Раньше Баха на раз плюнуть
На гитаре мог сыграть!

Нет гитары — только тара
На просвет да по углам.
И — продлением кошмара —
Наш Колюня снова в хлам.


44

Пришёл Хлопун, затем Болтун,
Трясун вошёл последним;
Слились однако все в Бодун
Погожим утром летним…

— Что, Теря, снова Колотун, —
Сочувствуют соседи?
Но на него напал Молчун
С одной Бедой на свете…


45

Романтики-искатели —
Шатаний и Наташ
В коротких юбок штапеле —
Снискали раскардаш

Похмельный свой пожизненный
Да цоканье копыт,
К тому ж безукоризненный
В халупах антибыт!


46

Труд — полношняга.
Полношняга — безделье.
Пьёт вся общага
Контрафактное зелье.

Что видят дети?
В телевизоре счастье
В лучшей на свете
Их стране чудовластья!


47

И не волнуют сводки, климат,
Какое время на дворе;
Иных забот уже не имут —
Лишь было б зелье в конуре!
Спасибо партии за это —
Не той, так этой — всё равно,
Что мы скатились до «привета»,
И направление верно!


48

Игра, баки, кабарги.
Снова Пушкин на Кавказе…
А на деле — всё до зги —
Мы сидим — проквася!

Мы сидим Вселенной всей,
По Тюмени,
                по Тамани;
Вдалеке то ль Енисей,
То ли Стикс уж манит!


49

Вот компания честная
Веселится под «Любэ»,
Пляшет мебедь корпусная,
Уголки и ДСП.

Стопка пятая, шестая,
И десятая стопа,
Мебель — прахом,
выпуская Таракана да клопа!


50

По ячейкам общежитий
Мрут туберкулёзники;
Видит сон сановник сытый
Супер скрупулёзненький.

Как стоит он на трибуне,
Машет демонстрации,
А с клыков идущих слюни
Кровенятся кляксами,

И взирают с укоризной
На него покойники —
Разгребёшь когда Отчизной
Гиблые клоповники?!

Убегает поскорее,
Ищет он живёхоньких,
А по ходу
              всё мертвее
Да мрачнее охоньки…

Не трагикомедия —
То трагитрагедия,
Не над кем смеяться,
Вымерли паяцы!


51

От сна восстать не смог
Сановный разум…
Громилы были — морг,
Оживший разом;

Стоял погром и смог,
Сродни заразе,
И ад весь
               кекуок
Плясал в экстазе.


52

И кто я есть себе такой?
Себе я враг официальный.
Своею собственной рукой
Себя травлю маниакально!

А были б все мы не враги
Себе самим — в раю бы жили?
Ан нет. Такие пироги.
Иной хватило б гнили.


53

Разложение во всём…
Бабки, только бабки!
Тащим даже чернозём
Мы чужой на грядки.

Всяк чиновник, коль не вор,
Значит — враг уклада;
Невиновным — приговор,
А молчащим — благо.


54

Посреди двора в беседке
Ночь кутила молодёжь,
Раздурелись малолетки,
Даже и не подойдёшь!

Горячась вином дешёвым,
Утолкались только в пять;
А один недобрам словом
Поминал всё
                   чью-то мать…


55

Америкосы, энэлосы,
Другие лютые враги
Нам в кровь критические дозы
Вводили, Боже, помоги!

Страною всею вымирая
С календарём из выходных,
Дорогой торною до рая
Брели мы с нимбами святых…


56

Он плешью своею
Рядил так и эдак —
Пашу я сею,
А всё-то при бедах,

Утратах, уронах
И прочих невзгодах, —
Мол, в чём же мой промах,
Ошибка в рассчётах?!

Кумекал-кумекал
Былинный оратай…
Да закукарекал,
Хватив суррогата!


57

Козява завязок
Вселилась в макитру
Слагатаю сказок,
Залившему литру.

В руках его ключик,
Сюжет распирает;
А тень чья-то хрючит,
Надев респиратор!


58

Очнулся где-то я…
Темно вокруг.
И раздаётся монотонно вдруг —
Сопротивляться данности не сметь,
Идёт доброжелательная смерть…

Идёт процесс. Вершится мой замор.
Уже запел заупокойный хор.
Все тумблеры
                    во мне на выкл. — щёлк, щёлк.
Но вдруг один…
                        один сигнал не смолк:
— У! Чел! У! Чел! Лечу! Лечу!

Отверзлось мрака тут узилище:
Вокруг общага музучилища,
Весёлых муз душеприятный рой,
А предо мной — с чекушкою герой.

То был великолепный Бозырь,
Художник,
               лабух,
                        звездочёт.
Тогда пред ним младые козы
Вовсю толпились… Ум влечёт!

Он знал в них толк. В похмелье тоже.
Он через многое прошёл.
И взмыл в астрал,
                          сумнящеся ничтоже,
Когда в отключке тронул ствол…


59

Досель не познанную меру он познал.
Покинув моментально этой жизни зал.
Хотя и поздно — насчёт меры, — но и рано —
Насчёт ухода через КПП зерцал.

Хотелось бы мне с ним всё это обсудить.
А вижу пред собой лишь яростную прыть
Людей в алчбе,
                       сведённых к сущности баранов…
Но чую с ним связующую нить!


60

Какая-то из бывших,
Значительно подпивших,

На Бозыря, я слышал,
Весьма визжала гневно,
Но улично-напевно:

— Неслыханный матерщик,
Вульгарщик и скабрезчик,
Младых кобыл объезчик
И просто понторезчик,

Чтоб я тебя не знала
У Старого вокзала,
Когда ещё ходила
Большая крокодила!
…………………….


61

Проснулся снова я
От боли
            всех больней,
По комнате моей
Распляска шла белья.

Вращались, вереща,
Какие-то фигуры
Неведомой натуры
В простыночных плащах.

…Пергамских алтарей
Отнюдь не вспоминалось,
А бель сменяла алость
Зловещих простыней…

Потом все надо мной
Склонились,
                  гогоча;
И ели три врача
Под спирт
               мой мозг
                            больной
Палатою шестой!


62

Тать-лузер — тот результат!
Взломал. Надрался.
И — в отрубе.
Достал наручники сержант
И застегнул на трупе.

В полиции очнулся труп,
В мозгах ни тяти и ни мати;
С тех пор по гроб
                          остался глуп —
В ларьке лечился,
                          в каземате…


63

Жил-был смиренный лирик,
Писал стишки в блокнот.
Но, видно, стало клинить
В один прекрасный год.

И вот, хватив чего-то,
Наш друг очетверел —
Сказал бы Ямамото —
Числом —
              одьяволел!
Стал пить в четыре глотки,
Чудить за четверых,
Орать —
          сюда, молодки! —
Четвёрке нимф ночных;

И стал силён, как лошадь,
И нагл,
как троглодит,
Пришлось его ж уложить
При помощи копыт…


64

Не путая фрактал
                         с факториалом
И выпаденье чисел Гаусса следя,
Мадридским восторгался он «Реалом»
И под «Нирваны» звуки
                                 плакал как дитя.

Он стал главбухом
                          махом после вуза
В одной из фирм,
                        опустошавших материк,
Отгрохал замок
                       с подиумной музой…
Однако вскоре кукарекнулся мужик.

Из пушки помповой сперва подругу,
Ну а затем себя угрохал наповал!…
От Гаусса к Кобейну я по кругу —
До муз и помп —
                    всю ночь мороковал.


65

Чур, бояре! Меря обруч
Для кадушечки моей;
Я ж не половец, не обрич,
Мне бы надо
                  покрупней…

Как Илюша заповедал,
Бражки выпью море я
Над тоскою за победу,
Над тоскою бытия!


66

Лабудометры включите
Поскорее, господа,
Вновь на солнечной орбите
Нет светила и следа!

Я искал,
           да не увидел
Нашей звёздочки родной.
Вместо Солнца светит идол,
Отцифрованно-святой.

Днём и ночью, улыбаясь,
Он заботится о нас:
И приплод несёт как аист,
И копеечку подаст…


67

Серым клубящийся наволок,
Пляска по жести дождя.
В луже воззвание плавало,
Высям
         о скидках твердя.

Пахло листвою распаренной,
Жизнь поневоле
                        пьяня,
В посвист пуститься,
                             да с барыней,
Так и манило меня…


68

Ни я, ни Костя, ни Рашид,
Никая тварь не избежит
Любви с косой девицы…
Так стоит ли ершиться?!

И снова кто-нибудь спешит,
Покинув сень
                  стандартных плит,
С утра хоть чем-то похмелиться;
И поджидает жница…


69

Возомнив себя вещалом
После полубутыля,
Наш приятель протрищал нам,
Что оракул он с нуля!

Мол, хочу молчать — молчу я,
Развенчанья врак всех чуя;
А хочу сказать — скажу —
Было ясно, мол, ежу!

Ну а что открылось взору,
Мол, узнаете не скоро…
Захочу уйти — уйду,
С тем покончив суету.

Нам же все его расклады
Не понравились никак —
Он познал, что у собрата
Есть Дельфийского
                            кулак!


70

Лица бацил
Взглядом цедил
Лёнька Москвитя,
Всех ненавидя.

Пил или лип
К ёмкости яда?
Так возле лип
Сгнил под оградой…


71

И лавок ором мороковали
Лупни у точек и во дворах,
Соседей бедных вгоняя в страх,
А там — не помня уже деталей…

Кто бил о бордюр бутылкой,
Кто в стену «мобилой» бил,
Кто — деве за сорок — пылко
С признаньем вдыхал этил;

А кто-то метила хряпнул,
Шарами взрываясь в кровь…
Хорош в баскетболе Хряпа,
Спасая Россию вновь!


72

У природы нет панкреатита
И падагры тоже не сыскать.
Разве только молнии-колиты
Пошалят, но это благодать.

Ну а мы, болезные навылет,
В это время сходим за пивком;
Пусть потом нам головы намылят
Наши милые, но всё пучком!

У природы нет панкреатита
И цирроза тоже не сыскать.
Гром умолк.
                 А пиво — не добито…
И в душе такая благодать!


73

Яблонь позднее цветенье
В неподвластном нам году.
Мошкары остервененье
По Сибири, как в аду.

Люди добрые от власти
Повышают нищету
И клыками рвут на части
Наши души, как в аду.

Ну а мы цветём и пахнем
На балкончике с пивком,
За москитной сеткой,
                               с классным,
Подкопчённым омульком!


74

Суслов, Брагин, Солодов,
Ячменёв, Медов, Хмелёв, —
Звук фамилий золото,
Достояние веков!

Углубясь в историю,
Через русские рода,
Отказался вскоре я
От «завязок навсегда»!


75

Лома замол
Да пана напад,
Стенька нашёл,
Да хряснул
Кондрат!

Так и живём,
Думку жуём,
Думку про то,
Как бы по сто,

А там ещё
Двести в расчёт,
Триста к тому,
И — по уму!


76

Истёрлись доски, брюки,
Слова истёрлись, языки…
А глотки — нет, подлюки,
И дрянь глотают мужики.

Столкнутся две спирали,
Миры исчезнут без следа;
А мы — как поддавали —
Так будем халкать и тогда!


77

Он редел, исчезая,
Словно лес возле свалки,
Слыша только лишь «зая»
И не ведая скалки…

Только в этом ли дело?
Хворь иначе приспела.

Не родили потомства,
Не случилось, не вышло.
И жена стала монстром,
Не читая, не мысля.

В злато всё, что возможно,
Да и то, что нельзя,
Баба-банк неотложно
Превращала, скользя,

Убивала вещизмом,
Убивала алчбой,
И расстался он с жизнью,
В гроб сойдя золотой!


78

Будто открыв пещеру грабителя,
Вижу, как входят какие-то зрители.
-  О, наворовано-наворовано!
-  О, нашпиговано-нашпиговано!

Книги летят
                 по скромной обители…
Вслед их грубо поносят хулители…
Вдруг узнаю меж людей в униформе
Супермодель
                    на высокой платформе.

-  Это возмездие наше тебе!
Ты обличал нас в книжонках жестоко!
Были тебе ведь мы не по губе…
Тут я очнулся
                   под трубы с востока.


79

Трубы-трубные трубят
И горят, за рядом ряд…
Нету органов во мне,
Лишь орган
в сплошном в огне!

Ох, пылающий орган,
Далиистический изъян,
Босхоистический маразм,
Я затушу тебя зараз!

Но на спецсредство денег нет…
Не выручает уж сосед…
Диаблостический прокол!
Придётся
             применять
                            рассол…


80

Не чепуха — маху печень
Моя намедни дала!
Хотел заказывать свечи,
Но вот стою как скала.

И скоро встретимся снова,
Друзья, за тем же столом,
Чтоб вспомнить дела былого,
Прикинуть, как жить потом…


81

Ни пища, ни климат,
Ни жизнь не по нам…
А раньше могли мы
Скакать по волнам!

Теперь оживляют
На время сто грамм;
Да Сашка Некляев
Ушёл к праотцам…

Ни пойло, ни климат,
Ни жизнь не по нам…
Податься бы в Плимут,
Да кто мы им там?!

Один только выход —
На небушко выхлоп.


82

Ишача, лила чаши
За ворот свой мадам.
Спилась соседка наша,
Тамара, под «Агдам».

Теперь уж взрослый
Стасик, Единственный её,
Похлеще мамки квасит,
Грозя
        спалить жильё!


83

А в пивной
                улов крутой —
Вся попалась рыбь с икрой!
Взяли кружек по семь
Мы пивка под осень.

Моросит да моросит
Из неисчислимых сит…
Ну а тут без хлюпа
Заливать нам любо!


84

Идут рука об руку
Гудёж с кутежом,
По бряку-побряку
Да крику-покрику
Мы их узнаём.

Гуляет Русь-матушка,
Конца-края нет,
Такая растяпушка,
Такая ладушка,
Такой винегрет!


85

Итак. Сегодня вторник,
Двадцатое число.
Гребёт таджикский дворник
Что за ночь намело.

А мы с хорошим другом
Ещё берём
                ноль пять
И Куртом Воннегутом
Занюхаем опять…


86

В болезном сне
                      вчера явилось полотно
«Преображение в огне
                                блудниц и блудней».
И силой было,
                     без сомнения, оно
Иеронима с Сальвадором помогутней.

Там, в закипающих и рвущихся глазах,
Вдруг возникали те,
                            кто эти души гробил
Соблазнами с младых ногтей, —
                                             и рос размах
И численность стенаний
                                   в огненной утробе.
В одном из страждущих
                                  узнал я и себя…


87

В пьяной фатере
На окнах налёт.
В завтра затерян
Из прошлого ход.

Вынес владелец
Отсюда что мог.
Выпить хотелось —
Аж очи в комок!

Всё, что осталось —
Затёртый ковёр.
Видно, и малость
Не дали за сор.

С детства знакомый
Узор, не кори!
Петли балконной
Стенают двери.

К вечеру стёрли
С асфальта пятно.
В городе, в горле —
Не всё ли одно?!

В пьяной фатере
На окнах налёт;
Там уже Тере
Никто не нальёт.


88

В жёны брал улыбчивую
Крем-мёд-молодуху;
Пьянством, зуботычинами
Превратил в старуху.

Ради сына с дочкою
Всё терпела, выла.
А на гроб с цветочками
И взглянуть постыло…


89

Пусть судьбинка свилевата,
Сучковата да кривата,
Что поделаем тут мы,
Да ещё во льдах зимы?!

Будем как-то согреваться,
Лепорелло, доктор Ватстон
Да Оглоблин-свет
                          наш Прон,
А иначе всем Харон!


90

Всё больше к версии
Склоняемся мы той,
Что акт агрессии
Был совершён звездой…

Не переносною —
Реальною, родной, —
Ведь смертоносный нам
Был послан
                 недозной!


91

Порой, чем утвержденье вздорней,
Тем больше откликов во мгле;
Ужель достойны живодёрни
Мы все на горестной Земле?

А если нет — то пусть молитвой,
Беззвучною,
                  непоказной,
Пройдя острейшей нанобритвой,
Спасётся выводок земной!


92

Я возрождался, аки Феникс,
И снова заживо сгорал.
И посылал к едреней фене
Весь душегубный арсенал.

Увы, я обещанья нарушал
Исправиться, стать трезвым.
И снова нёс хмельной бокал
К своим губам облезлым.

За что же мне такая доля,
Что, как отрезанный ломоть,
Плыву я в море алкоголя?
Направь же к берегу, Господь!


93

Пускай ретивый слюногон
От критики здесь ищет
Блох всевозможных иль ворон —
Их, может, сотни, тыщи —

Но мы исполнили свой долг,
Излив каприччо боли,
Отнюдь не подводя итог
И не продляя боле.




ОБ АВТОРЕ

Михаил Алексеевич Федосеенков родился в 1957 году в Кемерово. Окончил Кемеровский технологический институт пищевой промышленности. Служил в Советской армии. Прибыл в Тюмень по распределению в 1984 году. Работал инженером, литконсультантом, художником, преподавателем. В 1989 году — участник IX Всесоюзного совещания молодых писателей. Автор многих книг стихов. Среди них — «Сердолик», «Рукоплесканье тишины», «Полночный глагол», «№ 16», «Просверки».
В разные годы неоднократно печатался в альманахах «Поэзия», «День поэзии», «Огни Кузбасса», «Эринтур», «Чаша круговая». Помимо того, стихи были изданы в антологиях «Сибирская поэзия», «Русская сибирская поэзия», в «Антологии русского верлибра», в журналах «Бийский вестник», «Наш современник», «Второй Петербург», «Врата Сибири», «Сибирское богатство», в центральных газетах — «Российский писатель», «Литературная Россия», «Литературная газета», а также в различных коллективных сборниках, хрестоматиях и региональной прессе.
Лауреат литературных премий Югры (2009) и Губернатора Тюменской области (2015).
Член Союза писателей России.