Мила Романова
Выбор
Повести
Сколько стоит счастье
Часть 1
Григорий
Григорий посмотрел на небо.
«Темнеет рано, день стал совсем коротким», — подумал он, тяжело вздохнул и влился в поток людей, двигающихся к станции метро.
Это людское течение подхватило и увлекло его за собой. Григорий и не сопротивлялся. Ему на ум почему-то пришли слова: «Если следовать за потоком, отдаться ему, можно гораздо легче добиться цели, чем если ты идешь против движения». Для него сейчас это было крайне важным — добиться цели с наименьшими потерями, а именно: выпутаться из сложнейшей ситуации, в которой он оказался.
Григорий посмотрел на часы: времени до назначенной встречи осталось совсем мало. Стрелки как будто торопились, бежали, спешили, не оставляя ему ни малейшего шанса на счастливую случайность.
Он снова тяжело вздохнул и ступил на эскалатор.
«Эх, вернуть бы все назад! Лет эдак на пять…» — продолжало всплывать в сознании.
Да, пять лет назад он, что называется, был на коне. Один из его старых друзей предложил бизнес, которым Григорий и начал заниматься. Был этот бизнес, может, не совсем правильным и не совсем законным, однако очень прибыльным. Нет-нет, что вы! Фирма Григория не торговала наркотиками, оружием или алкоголем. Она торговала деньгами. На счета поступали огромные деньги, которые потом снимали в наличной форме и за определенный процент передавали отправителю. В узких кругах эти операции называли коротко, но точно — обнал. Чиновники называли такие фирмы «черными прачечными», полиция добросовестно контролировала их работу, временами получая гонорары за молчание и бездействие, а процесс шел активно и продуктивно.
В карманах посредников, таких как Григорий, оседала приличная часть денежных средств, однако отправителям это было все равно выгодно и нуждающихся в подобных услугах меньше не становилось.
Может, дальше все так бы и шло, но внезапно возникли два весомых обстоятельства, которые внесли коррективы в жизнь Григория. И далеко не в лучшую сторону.
Первым обстоятельством была жадность: Григорию хотелось все больше и больше. Поэтому он придумал небольшую хитрость и установил дополнительный процент, который взымал со своих клиентов в случае, если те торопились и хотели получить деньги срочно. Этот процент был ощутимым, но никто не возражал. Чтобы обеспечить бесперебойный поток наличных денег, он привлек всех своих знакомых, пообещав хорошие проценты за пользование деньгами. И платил. Все вовремя, все по-честному. И гораздо больше, чем мог заплатить любой банк, положи человек эти деньги на депозит. Но намного меньше, чем сам Григорий брал со своих клиентов.
Однако один момент он предвидеть не смог: среди средств знакомых и друзей, которые он собрал, оказались деньги одно преступной группировки. Ребята, видите ли, тоже решили подзаработать. Наверное, в этом странном совпадении не было случайности, ведь недаром говорят, что подобное притягивается к подобному.
Вторым обстоятельством, которое лишило Григория спокойной жизни, было то, что руководство страны всерьез обратило внимание на подобные схемы, которыми пользовался не он один. Ряд новых законов поставил под угрозу весь бизнес.
Какое-то время Григорий вертелся как уж на сковородке, надеясь, что все как-то разрешится, успокоится и будет как раньше. Но время шло, а ситуация лишь усугублялась.
Последней миной, которая неожиданно рванула и разнесла жизнь Григория на куски, стал отзыв лицензии у банка, через который он совершал свои операции. Все деньги остались на счете, вывести их Григорий не успел. И хотя все наличные он успел отдать заказчикам, признать то, что он банкрот, было сложно. Да и люди, которые привыкли ежемесячно получать свои проценты, ждали. Вряд ли они захотели бы понять его трудности.
Казалось бы, возьми паспорт, деньги и уезжай из Москвы… Но ребята из той самой группировки узнали об отзыве лицензии раньше, чем он сам. Поэтому уехать он не успел. И последние полгода для Григория были сплошным хождением по мукам.
Началось с того, что появились те самые ребята. Они забрали его паспорт и «немного поговорили» с ним. После этого разговора у Григория диагностировали легкое сотрясение мозга. А еще они поставили условие. По справедливости. Каждый день Григорию необходимо было отдавать им определенную сумму. Совсем небольшую — всего десять тысяч рублей. Иначе… Что будет «иначе», он решил не проверять. Конечно, ему бы развернуться да бегом в полицию, сдать этих «справедливых» и дело с концом. Однако полиция тоже очень заинтересовалась Григорием. В отношении его фирмы возбудили уголовное дело по факту «отмывания денег». Его начали вызывать на допросы, задавать неудобные вопросы. И это тоже невероятно напрягало.
Плюс жена, которая, поняв, что нужно спасать и себя, и имущество семьи, подала на развод. Она объяснила Григорию, что так, дескать, будет лучше для всех. И его она, конечно, не бросит, а поможет. После развода все их совместное имущество стало собственностью жены, а еще через месяц она попросила его съехать и больше не беспокоить ее…
Григорий зашел в электричку.
— Будьте осторожны! Двери закрываются! Следующая станция «Комсомольская».
«Будьте осторожны… Актуально. Нужно быть очень осторожным. Денег нет. Где брать — не знаю. Как пить дать прибьют… Эх! Следующая «Комсомольская»? Значит, мне через две выходить. Пора. Все в жизни проходит… Молодость… Комсомол… Как давно это было!» — подумал он с грустью.
Григорию Ивановичу Распутину в этом году исполнилось пятьдесят шесть. Его отец был родом из далекой сибирской деревни Покровка, недалеко от Тобольска. Той самой, в которой родился и жил знаменитый Гришка Распутин. То ли совпадение, то ли правда они были родственниками, но, когда мальчик родился, его специально назвали Григорием. Сыну инициатива родителя стоила насмешек в школе, а затем и в институте. Он даже хотел поменять фамилию, но сначала это было сделать непросто, а потом времена изменились и необходимость отпала.
— Да, фамилия моя теперь по полной работает. Распутин — беспутин. Нет пути-дорожки, одна распутица. Ни дома, ни жены, ни друзей. Вот только вы да долги… — говорил он своим вымогателям, которые теперь ежедневно приезжали за деньгами. Чего только Григорию не пришлось предпринимать, чтобы отдавать эти десять тысяч рублей ежедневно. Однако он делал все, что мог. И что не мог тоже. Знал, ребята слов на ветер не бросают. Лучше «кинуть» кого-то другого. Но не их. Поэтому занимал, просил, обещал. Но деньги находил.
Высокий парень по кличке Кувалда только ухмылялся. Ему на философию Григория было наплевать, главное — деньги отдает исправно.
Но сегодня Григория на встречу позвал сам «Бармалей», так Григорий называл главного своего кредитора, невысокого толстого татарина по имени Рифкат. Что ждать от этой встречи, Григорий не знал, однако с утра его трясло мелкой дрожью, а солнечное сплетение сводило судорогой так, что он не мог даже нормально дышать.
Электричка остановилась, и новые пассажиры превратили и без того тесное пространство вагона в консервную банку, а людей — в вареную кильку. Тесно и душно. Григорий попытался повернуться и нечаянно задел рукой женщину, которая стояла рядом.
— Извините! — Он повернулся к ней и попытался оправдаться: — Совсем места нет…
— Да, я понимаю. — Женщина ободряюще улыбнулась. И было в этой улыбке что-то забытое и далекое, что навеяло Григорию воспоминание о детстве. Возможно, так улыбалась его мама, которую он едва помнил, потому как она умерла, когда ему только исполнилось пять.
«Может, познакомиться? — подумал он. — Вдруг она одинокая. А мне даже жить толком негде. Кто знает? А вдруг это шанс».
Электричку опять дернуло, и он уже намеренно наклонился в сторону своей соседки.
— Извините! Тесно…
— Да, конечно. Не беспокойтесь, я уже выхожу.
— Да? Я тоже.
И Григорий начал пробираться к выходу. Когда состав остановился, он постарался продвинуться поближе и встать за спиной своей новой знакомой, чтобы в толпе не потерять ее из виду. Двери открылись, и поток людей подхватил их обоих и вынес прямо на платформу станции. Григорию пришлось работать локтями. Он как будто забыл, что скоро ответственная встреча. Важнее всего было сейчас не упустить из вида эту женщину. Интуиция подсказывала — это шанс.
— Извините! Это опять я! — Он дотронулся до ее локтя.
— Ой! — Она испуганно оглянулась. — Вы меня напугали!
— Извините, не хотел. Познакомиться хотел, а не напугать.
Она снова улыбнулась мягкой улыбкой мамы из далекого детства и сказала:
— Ну что же! Давайте познакомимся. Я — Екатерина.
— А я — Григорий. — И он протянул ей руку.
— Очень приятно. — Протянув ему в ответ руку, она вдруг странно побледнела и начала оседать, но все-таки прошептала: — Извините, мне плохо…
Григорий подхватил ее, а рука Екатерины, которую он по-прежнему сжимал в своей, стала холодной и влажной.
— Помогите! Женщине плохо!
Двое мужчин подбежали и помогли ему отвести ее в сторону. Подошла служащая метрополитена и предложила вызвать скорую.
— Не нужно скорой. — Екатерина открыла глаза. — Мне просто надо принять лекарство. Помогите мне, Григорий, оно в сумочке.
Служащая метрополитена облегченно вздохнула и отошла в сторону. Добровольные помощники поняли, что их миссия закончена, и тоже ушли. Григорий достал лекарство из сумки Екатерины, а из своего портфеля — небольшую пластиковую бутылку с водой. Новая знакомая выпила таблетки и, закрыв глаза, откинула голову назад.
Григорий действовал по интуиции и был уверен, что делает все правильно. Впервые за последние полгода он не боялся. Набрал номер телефона и твердо сказал:
— Рифкат, привет. Я на встречу сегодня прийти не смогу. У меня близкому человеку очень плохо. — Послушал крик, который раздался в трубке в ответ на его слова, дождался, пока он смолкнет, и добавил: — Я действительно не могу. Я не прячусь и от своих обязательств не отказываюсь. Встретимся в любое время, которое ты назначишь, но не сейчас. Здесь нужна моя помощь. Ты же человек! Пойми, я должен помочь!
Рифкат неожиданно смягчился.
— Ладно. Встретимся завтра в это же время на условленном месте. — И со смешком добавил: — Помогайстер нашелся.
Григорий выключил телефон и повернулся к Екатерине. Она сидела, закрыв глаза, но на щеках появился легкий румянец.
— Катя, как вы? Можете идти?
Она как будто бы очнулась:
— Да-да. Спасибо.
— Я провожу вас до дома. Где вы живете?
— Ой, что вы! Не нужно. Так неудобно обременять вас своими проблемами.
— Ничего подобного. Никаких проблем. Так где вы живете?
Катя подняла на него глаза и назвала адрес.
— Сейчас выйдем из метро, возьмем такси и я отвезу вас. Надеюсь, ваш супруг не заревнует?
Катя снова улыбнулась:
— Не заревнует. Супруга у меня нет. Я живу одна.
Часть 2
Екатерина
По иронии судьбы Катю тоже назвали «в честь». Ее мать, студентка столичного университета, приехала в Москву из провинции и, когда узнала, что у нее будет ребенок, несколько раз пила лекарства, чтобы прервать беременность. Но ребенок оказался на удивление живучим, а будущая мать совсем не планировала бросать учебу и заниматься воспитанием. Когда начались схватки, девушка терпела до последнего и родила прямо в машине скорой помощи по дороге в родильный дом.
В приемном покое в тот день было очень много народу, поэтому никто не заметил, как новоиспеченная мамаша сбежала из больницы, оставив ребенка. Так девочка попала в дом малютки, где нянечка тетя Маша дала ей имя — Екатерина.
— Как новенькую назовем, теть Маш? — спросила директриса нянечку. — Ты же у нас всех малышей-подкидышей называешь.
— Екатериной назовем, — ответила тетя Маша. — В честь императрицы нашей Екатерины Второй.
— А отчество?
— Дак пусть Петровной будет. Муж у меня Петька. Вот пусть она будет Екатерина Петровна.
— А фамилия? Что, опять Московской запишем? Как всегда?
— А пусть будет Великая. Великая Екатерина Петровна.
— Не слишком ли пафосно, теть Маш?
— А что? Не повезло девчонке с рождением и с матерью, так хоть пусть с именем повезет.
Так девочку и записали. Однако недолго пришлось Кате пожить в доме малютки, вскоре ее удочерила пожилая семейная пара. У них не было своих детей, и они решились взять приемного ребенка. Ее приемный отец Николай Федорович Рублев был профессором математики в университете, мама — Анна Александровна — преподавала в школе русский язык и литературу.
И Екатерина Петровна Великая превратилась в Рублеву Екатерину Николаевну.
Девочку воспитывали в исключительно интеллигентной атмосфере. Она играла на скрипке и фортепиано, на память читала стихи Блока, Есенина и Ахматовой, решала сложнейшие математические задачи и всегда все делала отлично. Родители гордились девочкой и давали ей, что могли, знали и умели. Вот только в одном была беда — когда Катя стала взрослеть, у нее вдруг обнаружилась сложная и редкая болезнь крови.
— К сожалению, пока наша медицина бессильна, — говорил Николаю Федоровичу его ближайший друг, профессор медицины. — Человек с таким диагнозом может прожить много лет. Важно только иметь при себе поддерживающие препараты. Всегда и везде. И регулярно проходить лечение и обследование.
— А там? На западе? Они это лечат? — не мог успокоиться отец.
— Увы. Они так же бессильны, как и мы. Хотя лекарства у них получше. Поэтому покупай своей Катерине импортные препараты.
И Николай Федорович покупал. Он очень любил приемную дочь и готов был ради нее на все. Однако у жизни свои планы и свои законы. Его не стало, когда Катя только закончила школу и готовилась поступать в институт.
А через год Катя осталась и без приемной матери. Она одна жила в большой квартире родителей, наводила там идеальный порядок, чистила, мыла, убирала. Как будто ждала, что скоро придет в ее жизнь кто-то и все будет как раньше. Как тогда, когда папа и мама были живы. Но время шло, а она так и оставалась одна. После окончания института устроилась в школу учителем математики, да так и работала там.
В отпуск ходила редко и только для того, чтобы в очередной раз навести в огромной квартире идеальный порядок или сделать ремонт. Отдыхать никогда не ездила. Копила деньги. Они нужны были ей для того, чтобы содержать большую квартиру и покупать лекарства, или «таблетки жизни», как она их называла. В последнее время, после подорожания валюты, лекарства сильно выросли в цене, да и были в продаже не всегда. Поэтому приходилось покупать впрок и выходить из положения по обстоятельствам.
Замуж Катя так и не вышла. Она всегда помнила, что больна и ей нельзя иметь детей. Не хотела никому портить жизнь. Да, если честно, и женихов, желающих связать с ней свою судьбу, никогда не было.
О своей болезни она никому не рассказывала. Кроме подруги Нинки. Так, на всякий случай. А еще у Нинки был ключ от ее квартиры и доступ к таблеткам и деньгам. Опять же на всякий случай.
Сейчас Катя была в отпуске. Скоро ее день рождения — ей исполнялось сорок шесть. Она планировала немного отдохнуть и как обычно навести порядок дома. Решив в очередной раз сделать ремонт, она поехала в магазин кое-что присмотреть — так и оказалась в метро.
— Нет-нет! Мне так неудобно вас обременять! Я сама доеду! — слабо сопротивлялась Екатерина. С одной стороны, она понимала, что после приступа самостоятельно до дома ей не добраться, но с другой — внутренняя корректность и стеснительность не позволяли ей утруждать незнакомого человека.
— Мне совсем не трудно. И я ни за что не отпущу вас одну. Пойдемте! — Григорий крепко взял ее за руку и повел к выходу из метро. К нему вернулись уверенность и уже забытое чувство мужской силы, решительности и значимости. Эта женщина рядом была слабой, она нуждалась в его защите и поддержке. И это было как раз то, что он мог ей дать в обмен… В обмен на что? На ее открытую улыбку, напоминающую мамину.
Когда такси остановилось возле подъезда ее дома, Григорий чуть не присвистнул. Старинный дом в престижном районе Москвы. «Здесь же квартиры стоят целое состояние», — подумал, однако промолчал.
— Я провожу вас до квартиры, — сказал он спокойно и уверенно. Такой тон исключал любые возражения. Так обычно говорят мужчины, которые принимают решения за все общество в целом. Они готовы к этому: принимать глобальные решения и нести ответственность за последствия. Им подчиняются миллионы, потому что это тон президентов, полководцев и лидеров.
— Да, проводите, — отозвалась Катя, и голос ее был уставшим и тихим. Она напрасно храбрилась, ей и правда было плохо: приступ до конца не прошел. У нее не было сил спорить. Более того, она действительно боялась оставаться одна в таком состоянии. В такие моменты ей приходилось звонить Нинке и просить ее приехать. А у Нинки семья. Сейчас же сам бог послал ей доброго человека.
— Помогите! — Она достала ключи из сумочки и дала ему. Мраморное крыльцо, тяжелая дверь с кованой ажурной ручкой и консьерж в парадном.
«Как в музее», — подумал Григорий.
— Здравствуйте, Катерина Николаевна. — Консьерж, пожилой усатый дяденька, выглянул из своей каморки.
— Здравствуйте, Петр Ильич, — отозвалась она.
— Гость у вас? — продолжал расспрашивать Петр Ильич.
— Да. Родственник приехал, — почему-то соврала она.
— А-а-а… Ну да. Родственник.
— Хорошего дня вам, Петр Ильич, — попрощалась она с любопытным стариком и прошла мимо.
— И вам… и вам того же. — Консьерж понял, что разговор закончен, и снова нырнул в свою каморку.
Когда Катя включила свет, Григорий не смог сдержаться:
— Вот это хоромы! Царские.
— Это папина квартира. Он профессором был. Мне по наследству досталась. — И опять, прислонившись к стене, побледнела.
Григорий вдруг испугался. «Господи! Еще помрет ненароком!» — промелькнуло в голове. А вслух сказал:
— Катя! Что с вами? Может, все же скорую?
— Нет-нет! Помогите мне лечь. Там в тумбочке есть лекарства и шприц. Вы умеете делать уколы?
— Я? Нет, не приходилось. Но если нужно, могу попробовать. — К Григорию вернулись его решимость и сила.
— Да, нужно. Пожалуйста.
На следующий день он поехал на встречу с Рифкатом совсем другим человеком. Куда делся запуганный, зажатый в угол слабак. Григорий снова превратился в уверенного, расслабленного и сильного мужчину, способного решить любые проблемы.
— О-па! Гриша, ты что, клад нашел? — пошутил Кувалда, который пришел на встречу вместе с Рифкатом.
— Не твое дело! — огрызнулся Григорий.
— Ого! Он и рыпаться начал!
— Так! Заткнулись оба! — Рифкат смотрел на них снизу вверх, но его тон и взгляд были такими повелительными, что оба замолчали.
— Рассказывай. — Он повернулся к Григорию.
— Что?
— Как что?! Где деньги будешь брать? Как долг отдавать? — И Рифкат прищурился.
— Есть у меня одна мысль. Но при этом, — показал на Кувалду, — говорить не буду.
— Хорошо. Кувалда, отойди! — И, дождавшись, когда Кувалда отойдет, обратился к Григорию: — Ну? Излагай.
Он внимательно слушал, а когда Григорий закончил, задумчиво покачал головой:
— А что? Толково. Может, и выгорит. Давай, Гриша, действуй. — И, стукнув Григория по плечу, добавил: — Молодец!
Часть 3
Возлюби ближнего своего…
Катя влюбилась. Даже нет… не так. Она упала в любовь. Без оглядки, без холодных размышлений,
без оговорок и лишних слов. Она как-то сразу потянулась к этому мужчине всем сердцем, доверилась ему, приняла, как часть самой себя. Да, конечно, чувства в ее жизни случались и раньше, в молодости. Но она не совсем понимала тогда, что с ней происходит. Может, именно поэтому и осталась одна. Знаете, есть такая категория женщин, которые лет до тридцати остаются подростками, потом, после тридцати пяти, начинают осознавать свою женственность, но к замужеству и созданию семьи созревают только после сорока. Она, вероятно, была из их числа.
Училась, работала, старалась быть достойной своих родителей, а потом — памяти о них… Она не замечала, как идет время, просто жила одним днем. Тем более ее диагноз никогда не позволял ей расслабиться и быть такой, как все. Однажды в ее жизни все же случились серьезные отношения. Он был профессором, на тридцать лет старше ее.
— Катюша, деточка, это так много! — говорил он ей в редкие минуты встреч, когда она просила, чтобы он остался, не уходил.
— Нет! Это совсем не много, — пыталась сопротивляться она.
— Много, деточка, много. Когда ты только родилась, я уже имел семью, двоих детей и звание кандидата наук…
Она познакомилась с ним вскоре после смерти родителей. Ей так необходима была поддержка. Хотя именно этого он как раз и не мог ей дать. Тепло — да, любовь — да, деньги — да, но не поддержку. У него была семья: жена, дети, внуки, а также престижная работа и безупречная репутация. Ему было, что терять. Возможно, у него бы и хватило духу сделать выбор в пользу Кати, однако проверить это не удалось. Он скоропостижно скончался. И Катя осталась совсем одна. Не считая Нины.
Сейчас же она чувствовала заботу и поддержку. Настоящую. Именно такую, о которой мечтала всю свою жизнь.
— Кать, а давай поженимся, а? — Григорий смотрел на нее так, как раньше не смотрел ни один мужчина.
— Ну… не знаю. Я всегда была сама по себе. Странно все очень.
— Тебе плохо рядом со мной?
— Что ты, Гриша! Наоборот, очень хорошо.
— Почему тогда не знаешь? Мы будем вместе всегда. В горе и радости, в весельи и скорби, в болезни и здравии…
— А если… А если мы не поженимся… Мы не будем вместе?
— Что за глупости! Конечно будем. Но мне, как мужчине, приятнее будет, если ты станешь моей женой. По закону. Перед Богом и людьми.
— Ты веришь в Бога, Гриша?
— Верю.
— И мы будем венчаться в церкви?
— Ты хочешь?
— Это было бы здорово! Я мечтала об этом с детства.
— Значит, скоро твои мечты станут реальностью.
Она прижималась к его груди и ей казалось, что весь мир за окном замирает. Уличный гул растворялся в какой- то невероятной, звенящей тишине. Она закрывала глаза и слышала далекий колокольный звон и прекрасные звуки небесного хора. Ей казалось, что сонм небесных существ в белых светящихся одеждах поднимает их с Григорием вверх. Он обнимает ее за плечи, и она чувствует его защиту и поддержку.
«Как уютно и приятно, когда твоя открытая и беззащитная спина прикрывается надежной рукой любящего человека», — думала она.
Про то, что собирается замуж, не говорила никому. Зачем? Это же ее жизнь и никого больше не касается. И только накануне регистрации решила позвонить Нине.
— Замуж? Катя, ты что, ненормальная! Зачем тебе выходить замуж за почти незнакомого немолодого мужика? Ну, скажи мне, зачем?
— Затем, что я его люблю и он любит меня, — защищалась Катя от нападок подруги.
— Катюха, тебе сколько лет? Ты ничего не перепутала? Какое люблю? В этом возрасте уже замуж по уму выходят, а не по «люблю».
— Нина, ты не права. Тебе сложно меня понять: у тебя есть дети и муж. А я совсем одна. Мне тоже нужна поддержка и забота.
— И ты считаешь, что нашла ее? В образе этого «престарелого принца» Григория Распутина?
— Да, считаю.
— Ох, Катюха! Смотри, как бы не плакать потом. Боюсь, ему не ты нужна, а то, что у тебя есть.
— А что у меня есть? Ничего. Совсем ничего.
— Вот тут ты, подруга, не права. А квартира?
— Квартира? Но она же не моя. Мамина и папина.
— Господи боже мой! Ты так до сих пор ребенком и осталась. Да, была она родительская, но теперь-то твоя!
— Нина! Ты думаешь… — В глазах Кати сверкнули слезы. — …меня нельзя полюбить? По-настоящему? Нельзя?
— Катюша! Родная моя! Не обижайся! Делай, что хочешь, это твое право. Просто я волнуюсь и хочу, чтобы все было хорошо. Ты же такая… наивная.
— Спасибо. — Голос Кати стал ровным и немного холодным. — Я уже все решила. Завтра регистрация, а потом мы будем венчаться…
— Гриша, хотелось бы знать, как идут наши дела? Уже три месяца прошло. Я жду, верю в твою порядочность. Сколько еще? — Рифкат смотрел как обычно снизу вверх, однако этот взгляд был таким холодным и пронизывающим, что Григорию стало не по себе.
— Немного. Потерпи еще. Я же сказал: оно того стоит. Сполна все получишь, с процентами.
— Ну-ну… Ладно, держи меня в курсе.
— Буду. — Григорий пошел к выходу из кафе, в котором он встречался со своим самым беспощадным кредитором. Вышел на улицу, вдохнул свежий воздух.
«Завтра регистрация, и мы будем мужем и женой. А там… Думать нужно, как действовать дальше. Сколько Рифкат еще будет ждать? Месяц? Два? Да и квартиру такую быстро не продать. Разве что за бесценок. Но хотелось бы не только с долгом рассчитаться…»
В хорошем настроении он шел по улице, чувствуя прилив сил и надеясь на скорейшее решение своих проблем. И вдруг увидел красивую церковь прямо на перекрестке дорог.
«Я же обещал венчаться с ней, — вспомнил Григорий и, подумав, направился в сторону храма. — Нужно зайти, договориться с батюшкой. Узнать, как будет проходить обряд».
В это время Катя пила чай и думала, что нужно посмотреть в интернете о подготовке к венчанию.
«Может, молитвы какие-то выучить нужно…»
Ее приемные родители не были верующими. Впервые о Боге она услышала от пожилой нянечки в больнице, куда ее привезли с приступом.
— Тебя, Катюха, Боженька спас. Никак не иначе, — говорила она.
Позже Катя спрашивала у родителей, что все это значит, но те только отмахивались: мол, ерунда. Потеряв родных, она попыталась найти поддержку в вере, но у нее ничего не вышло. Может, потому что пойти в храм так и не осмелилась, а пыталась сама что-то искать, читать… Когда же узнала, что Григорий готов венчаться, Катя поверила, что наконец-то нашла не просто надежного человека, а того, кто приведет ее к вере. Ей казалось, что этот обряд несет в себе настоящее волшебство и искреннее обещание быть вместе и в трудные, и в счастливые времена, «в горе и радости, в печали и весельи».
«Возлюби ближнего своего, как самого себя, — вспомнила она строчки из Священного Писания, которое самостоятельно пыталась осваивать когда-то. Отпив ароматный чай, Катя продолжала размышлять: — А я и люблю Григория, как саму себя. Нет! Неправда! Я люблю его больше, чем себя. Я готова для него на все. В огонь и в воду!»
Регистрация брака прошла спокойно. Женщина-регистратор сначала говорила какие-то слова, но потом поняла, что ее не слушают, и замолчала.
— Поставьте свои подписи в книге, — пригласила она новоиспеченных молодоженов.
Когда они вышли из ЗАГСа, Григорий нежно обнял Катю за талию:
— Ну вот! Теперь ты моя жена!
— Да. Это так приятно. Но ведь скоро еще венчание будет. Я так жду…
— И я жду. А сегодня давай отметим рождение нашей семьи. Купим торт, шампанское и пойдем домой праздновать.
— Я думала, мы пойдем в кафе.
— Хочешь в кафе?
— Нет-нет! Давай сделаем так, как хочешь ты! — Она смотрела на него с доброй улыбкой мамы из далекого детства. От этого взгляда Григорию вдруг стало стыдно и неуютно. Как будто его застали за чем-то плохим. Но он отогнал прочь эти мысли и уверенно притянул Катю к себе:
— А давай в кафе, Екатерина Николаевна Распутина!
Это был первый день весны. И хотя снег постоянно
убирали, кое-где в парках и дворах еще оставались сугробы, как напоминание о снежной зиме. Сегодня холодные белые кучи нещадно таяли под яркими, веселыми лучами солнышка.
Если говорить начистоту, Григорий не любил Катю. Но и совсем безразличной она ему не была. «Улыбка мамы из детства», которую он видел на ее лице, трогала его сердце и согревала душу. Нет, его не мучила совесть — у него был план. И от исполнения этого плана зависела дальнейшая жизнь Григория. И его счастье. Он убеждал сам себя, что это — шанс, который бывает раз в жизни. И который появился в момент, когда, как казалось Григорию, он коснулся самого дна. Что же делать, если для получения желаемого нужно идти на не очень приятные шаги? Приходится выбирать.
И Григорий выбрал.
А Катя подставила лицо солнцу и безмятежно улыбалась. Она действительно была счастлива.
Часть 4
Каждую весну и осень у Кати случалось обострение. Она знала это и всегда заранее запасалась лекарством. Свои «таблетки жизни» она заказывала через знакомых и следила, чтобы дома они были в необходимом количестве. Но в этот раз Катя забыла об этом. Может, потому что стремительные изменения в жизни выбили ее из привычной колеи. А может, потому что, находясь в состоянии абсолютного, невероятного счастья, она расслабилась и позабыла обо всем на свете.
Они сидели на кухне и обсуждали предстоящее венчание, как вдруг Катя побледнела и наклонилась над столом.
— Катюша! — позвал Григорий. — Плохо? Приступ?
Она не ответила, только слабо кивнула головой и показала на тумбочку. Григорий кинулся к ней, подхватил на руки и отнес в комнату. Уложив Катю на диван, он побежал за лекарством. За эти три месяца он научился ставить уколы как настоящий медицинский работник. Через несколько минут лицо Кати снова порозовело, и она открыла глаза.
— Таблетки… там, в сумочке.
Он открыл сумку и нашел блистер с таблетками. Но он был почти пуст.
— Эти?
— Да. Но тут осталось всего две. Посмотри в тумбочке, там должны быть еще.
Григорий заглянул в тумбочку и увидел, что она пуста.
— Катюш, тут ничего нет.
— Странно. Хотя… да. Я же забыла их заказать. — Она как-то обреченно вздохнула и, закрыв глаза, тихо проговорила: — Гриша, придется вызывать скорую. Я не справлюсь сама.
Когда ее увезли, он долго сидел на кухне, глядя в одну точку. Все складывалось наилучшим образом: Кати нет, помешать ему никто не может. Ее паспорт он скопировал заранее, где лежат документы на квартиру — прекрасно знал. У Рифката есть свой «прикормленный» нотариус, который оформит на него генеральную доверенность от имени Кати. Можно начинать…
Но что-то его останавливало. Может, это был уют профессорской кухни или натертый до блеска паркет большой гостиной, а может, часы, которые ритмично отбивали медными ударами уходящее время.
Григорий оттягивал момент. Ему вдруг стало страшно как никогда в жизни. Страшнее, чем когда Рифкат с Кувалдой «поставили его на счетчик». И этот страх был не за свою жизнь и, конечно, не за жизнь Кати. Это был первобытный страх, который шел из глубины его естества, предупреждающий, что пришло время главного выбора в его жизни. Времени было мало, нужно действовать немедленно. А он продолжал сидеть, тупо уставившись в одну точку.
Из оцепенения его вывел звонок домашнего телефона, но только после третьего сигнала он понял, что за звук доносится из прихожей. Пока он шел по длинному коридору профессорской квартиры, телефон продолжал разрываться. А у Григория возникло странное ощущение: ему казалось, что он идет по тюремному коридору. И ведут его на эшафот.
Отогнав от себя назойливое ощущение, он снял трубку.
— Григорий Иванович?
— Да, это я.
— Вас беспокоят из районной больницы, куда привезли вашу жену Екатерину Николаевну.
— Что случилось?
— Екатерина Николаевна впала в кому. Вы, как ближайший родственник больной, можете подъехать в больницу, чтобы подписать кое-какие документы?
— Да, конечно, я приду. А что с Катей? Что значит «впала в кому»? Она жива?
— Да, жива. Однако исход может быть совершенно разный. Поэтому морально необходимо быть готовым к любому развитию событий. Врачи делают все возможное.
— Не сомневаюсь.
— Так когда вы сможете приехать?
— А вот сейчас и приеду!
Григорий положил трубку и лихорадочно заметался по квартире. Собрал документы, потом достал деньги из Катиного тайника. Постоял, подумал и открыл шкатулку, в которой лежали ее драгоценности: серьги с бриллиантами и колечко, что остались ей в наследство от матери. Прошелся по квартире, еще раз все осмотрел. Кажется, все. Пора. Взял портфель и вышел на площадку.
«Нужно все делать быстро. Если она умрет, никто не будет разбираться, почему перед смертью она продала квартиру. Может, у нее денег на лекарства не хватало? Кто знает. Кстати, если меня спросят, я так и скажу. Опять же я ее единственный наследник. Но ждать, пока можно будет это самое наследство продать… Нет, у меня нет времени. Рифкат сказал, что на квартиру уже есть покупатель. И деньги хорошие платит. Рифкат все сполна получит, да и мне приличная сумма останется. Нужно спешить. Но сначала в больницу. Уточнить что и как. К чему готовиться. Если она умрет, хоронить же придется. Нет, нужно валить из Москвы. Брать деньги и мотать. Чем дальше, тем лучше. Куда глаза глядят. Да хоть в Мурманск. И побыстрее».
— Добрый день, Григорий Иванович! — поздоровался консьерж, прервав его размышления.
— Добрый, — односложно ответил он.
— А что с Екатериной Николаевной? Видел, на скорой ее увезли.
— Да, приступ. Заболела. — Он злился, что Петр Ильич его задерживает, однако продолжал отвечать.
— Наверное, надолго в больницу ее. Как же вы один справляться будете?
— Извините, я очень тороплюсь. — Григорию стоило огромных сил, чтобы не заорать и не наброситься на этого старого идиота с кулаками.
— Да-да, понимаю. В больницу торопитесь? Катерине Николаевне привет и скорейшего выздоровления. Такая она добрая, душевная женщина. Дай бог ей поправиться. Передавайте, что волнуемся за нее все.
— Передам. — И Григорий, опустив глаза, торопливо пошел к двери.
«Сначала к Рифкату. Отдам документы, пусть делают генеральную доверенность. Подпись у нее несложная, я легко смогу подделать. Нужно быстро все проворачивать, счет времени идет на часы. Потом в больницу. Разузнать что к чему. И валить. В Мурманск».
Выйдя из больницы, он заметил, что погода переменилась. Яркое солнышко, что светило с утра, спряталось за серые тяжелые облака, над городом, как кисея, повисла легкая дымка. Он шел по улице и вспоминал слова седого врача, с которым только что разговаривал.
«Вероятность летального исхода очень высока, — говорил доктор. — Вам нужно быть готовым к самому худшему. Однако мы сделаем все возможное».
Что случилось в этот момент, Григорий не понял, но вдруг в сердце острой иглой появилась боль. Нет, не физическая. Странное ощущение утраты пришло откуда-то из глубокого детства, когда он маленьким мальчиком остался без мамы. Наверное, именно тогда в его сердце появилась пустота. Та, которая всю его жизнь хотела быть заполненной. И он заполнял ее, чем мог: деньгами, связями, успехами. Строил свое счастье, достигал желаемого, преодолевал, стремился, бежал. Однако пустота так и оставалась пустотой и с годами становилась только больше и страшнее.
Но даже все, что случилось с ним: развод с женой и ее предательство, «страшный Бармалей» Рифкат, ребята в погонах, которые продолжали вести уголовное дело, не вселяло в него тот ужас, который появлялся от ощущения этой черной, мрачной пустоты. Свой страх он впервые осознал на профессорской кухне, а теперь это ощущение стало осязаемым.
Понял он и то, что эта холодная, безразличная пустота была с ним всегда. Он забывал о ней, отгораживаясь делами, заботами, суетой, однако та продолжала жить внутри. Григорий вдруг подумал, что только небольшой период в жизни он не чувствовал эту жуткую пропасть — когда познакомился с Катей. Может, это ее любовь и вера давали ему силы. А может, магия маминой улыбки возвращала в детство и наполняла сердце надеждой.
И вот, стоя перед седым врачом, он почувствовал — пустота вернулась. Она накрыла его полностью, наполнила тело внезапным жаром, а потом бросила в холод. И ручейком пота побежала по спине.
— Нет никакой надежды? — спросил он.
Врач поднял на него глаза:
— Надежда есть всегда. А еще любовь. И вера. Медицине известны самые невероятные случаи. Это все, что я могу вам сказать.
Григорий шел по улице и думал над услышанным. Ему нужно было ехать в банк — сделка по продаже квартиры почти закончена. От имени собственника он должен получить деньги, передать свой долг людям Рифката и сразу на вокзал. В Мурманск. Или нет?
«Почему нет? Все закончено. Игра сыграна. Как в театре: финал, аплодисменты, занавес…» — размышлял он. Однако что-то мешало поставить точку.
С каждым шагом он чувствовал, что пустота внутри становится больше, темнее и плотнее. Стало тяжело дышать.
«Ничего. Вот доведу все до конца и отдохну. На всю катушку», — подумал он и зашел в метро.
— Такая женщина красивая, как ангел, — говорила в это время молоденькая медсестра своей коллеге. — Жаль будет, если умрет. Доктор говорит, что ее может спасти только чудо. Может, выкарабкается? Как думаешь?
— Все в руках божьих, — отвечала ей коллега. Она была более опытной и за время своей работы повидала многое. Поэтому в оценках была куда осторожнее. — Врачи у нас хорошие. Сделают все, что возможно. И что невозможно тоже сделают.
Два часа спустя Григорий вышел из банка. Ему очень хотелось снова вернуться в больницу. Почему? Он не мог объяснить себе. Но он не поехал туда.
«В больницу нельзя. А в Мурманск уеду завтра…» — решил он.
В этот момент он вспомнил церквушку, в которую заходил, чтобы узнать о венчании. Какой-то импульс толкнул его: нужно туда. А в голове всплыл разговор с Катей: «Ты веришь в Бога, Гриша?» — «Верю». — «И мы будем венчаться в церкви?» — «Ты хочешь?» — «Это было бы здорово! Я мечтала об этом с детства». — «Значит, скоро твои мечты станут реальностью».
Он вышел на нужной остановке и пошел к храму. На улице темнело. Облака превратились в сплошной покров, закрывающий лазурь небес и солнца.
Григорий вспомнил, что в прошлый раз батюшка объяснил, что к венчанию нужно готовиться. Более того, сначала им обоим нужно пройти обряд крещения, а уж потом… Но он не сказал об этом Кате. Думал, вдруг передумает. Да и в мыслях у него было совсем другое. Иные задачи и цели. А разве что-то изменилось сейчас? Да, изменилось.
Он вошел в ворота и поднялся по ступенькам. Услышал красивое пение церковного хора. Заглянул внутрь и увидел, что в храме идет венчание. Невеста в белом платье, рядом серьезный и сдержанный жених. Золотые венцы над их головами и легкий запах ладана. Григорий прошел дальше, чувствуя непреодолимое желание прикоснуться к этому чужому святому празднику. Он стоял тихо, затаив дыхание. Смотрел на огоньки многочисленных свечей и почему-то снова вспомнил детство. Теплые мамины руки, которые обнимали его с любовью. Ее добрые глаза. И улыбка. Такая же, как у Кати.
Почему-то стало тяжело дышать. Он прислонился к стене, прикрыл глаза и замер. Перед ним, как кинолента, пронеслась вся его жизнь, напоминая события давно ушедших лет. И среди этого круговорота эпизодов он вдруг увидел Катю, которая стояла перед алтарем в красивом подвенечном платье и подзывала его, махая рукой.
— Гриша! Гришенька! Пойдем! Пора.
Он сделал шаг ей навстречу, вдохнул и внезапно почувствовал, что пустота, которая была в его сердце, заполнилась. Стало легко и весело. И совсем не страшно. Будто птица счастья опустилась откуда-то сверху, подхватила его на свои крылья и понесла вверх. Все выше и выше…
«Эх! Хорошо-то как!» — успел подумать Григорий.
Волна воздуха поднялась вверх, церковный хор запел красивую величальную песню. Григорию было так радостно и приятно, что он даже не оглянулся на безжизненное тело, что резко осело на землю прямо у церковной двери.
— Доктор! Доктор! — кричала молодая сестричка. — Там больная в реанимации пришла в себя!
Катя открыла глаза, не совсем понимая, что происходит вокруг. Еще несколько секунд назад она в подвенечном платье стояла в храме. Рядом был Григорий. Они должны были венчаться…
— Если кажется, креститься надо! Ты же первый раз едешь за границу. Лучше сейчас все проверь! — Нина сделала строгое лицо.
— Все на месте. Деньги, документы, вещи, записочки твои в Стену Плача, лекарства…
— Ну, давай тогда присядем на дорожку.
— Давай. — И Катя опустилась на стул.
— Пора! Такси уже подъехало! — Нина резко встала и подхватила чемодан. — Пошли!
— Сейчас. — Катя посмотрела по сторонам. Вроде бы ничего не забыла. — Нин, ты только цветы не забудь поливать.
— Да помню я, помню.
Они вышли на площадку и стали спускаться вниз по мраморной лестнице.
— Уезжаете, Екатерина Николаевна? — Петр Ильич высунулся из своей каморки.
— В отпуск, — ответила она.
— Далеко? — продолжал любопытствовать тот.
— В Израиль лечу. На Святую землю.
— Ого! Не близкий свет!
— Катя! Пора! Такси ждет! — Нина недовольно посмотрела на дотошного консьержа. — В аэропорт опоздаешь. В городе пробки, нужно спешить.
— Да-да. Иду.
Они вышли на улицу и подошли к машине.
— Ладно, подруга. Удачного полета, мягкой посадки и скорого возвращения. — Нина порывисто обняла Катю.
— Спасибо, родная моя. Что бы я без тебя делала.
Эпилог
Посмотри еще раз. Все взяла?
— Кажется, все.
По дороге в аэропорт она думала о том, как удивительна жизнь. Вспомнила Гришу, и невольная слеза потекла по ее щеке. Прошел почти год, как она похоронила мужа, но не могла думать о нем без слез. Она до сих пор его любила.
Тогда в ее жизни действительно был странный и страшный период. Она попала в больницу, а потом узнала, что Гриша внезапно умер. Затем был суд по возвращению квартиры, которую Гриша якобы продал по ее доверенности. Она так и не поняла, почему он это сделал, но совсем на него не обиделась. Нет. Она и сама бы отдала ему все, только бы он был жив.
Квартиру вернули — у Нины был знакомый хороший адвокат. Причем он повернул дело так, что Кате даже деньги не пришлось возвращать, поскольку сама она сделку не совершала и деньги не получала.
А недавно и вовсе случилось чудо. Ей позвонили из банка и сказали, что, оказывается, ее покойный муж арендовал там ячейку и сейчас срок аренды закончился. Она вспомнила, что среди вещей Гриши, которые отдали ей в морге, был небольшой ключ. Она берегла его, поскольку не знала, откуда он. В ячейке оказались деньги — огромная сумма в разных валютах. А еще ее драгоценности, которые достались ей в наследство от мамы.
Катя была умной женщиной, однако в этот раз не стала задавать себе вопросы: «Откуда?» или «Что делать?» Она поместила деньги на депозиты в этом же банке. Теперь она могла не работать. Суммы процентов было достаточно не только на содержание квартиры и покупку лекарств, но и на поездки, одежду и даже благотворительность, которой Катя теперь активно занималась.
Сейчас она впервые летела за границу. Во-первых, потому что очень хотела побывать на Святой земле. Окрестившись сразу после выписки из больницы, она дала себе слово обязательно там побывать. А во-вторых, в Израиле появился положительный опыт лечения ее заболевания.
«Жаль, Гришеньки со мной нет. Вот бы вместе с ним…» — Катя смотрела в окно машины и вспоминала странное видение, что сопровождало ее теперь. То самое, которое впервые появилось в больнице. Она стоит у алтаря в красивом подвенечном платье и протягивает вперед руки. А Григорий, радостный и молодой, идет ей навстречу. Чтобы быть всегда рядом. В горе и радости. В весельи и скорби. В болезни и здравии…
Десять месяцев назад, в тот день, когда Григорий получил деньги, прямо в банке ему вдруг пришла в голову мысль. «Сейчас я кидаю Катюху. Хорошего человека, который меня любит. Почему же я не могу точно так же поступить с Рифкатом? А ведь могу! Это же моя игра! Моя! Стойте, маэстро! Не закрывайте занавес! Спектакль продолжается!»
Не выходя из банка, он оформил аренду банковской ячейки на несколько месяцев. В ячейку спрятал все деньги, что получил от покупателя, а также те деньги, что взял в Катиной квартире. И драгоценности. Оставил себе совсем немного.
«Уеду! А через полгода вернусь», — размышлял он. Григорий незаметно прошел по банковскому коридору и вышел на улицу через запасной выход, оставив людей Рифката, ожидающих его у входа, ни с чем.
…Катя ехала в аэропорт и чувствовала, как что-то новое и чистое приходит в ее жизнь. Может, это и есть счастье? Может, именно так оно и выглядит? Когда есть, что помнить, ради чего жить, куда идти. Сколько это стоит? Кому-то иллюзий. Кому-то амбиций. А кому-то жизни…
Мила Романова
Выбор
Повести
Сколько стоит счастье
Часть 1
Григорий
Григорий посмотрел на небо.
«Темнеет рано, день стал совсем коротким», — подумал он, тяжело вздохнул и влился в поток людей, двигающихся к станции метро.
Это людское течение подхватило и увлекло его за собой. Григорий и не сопротивлялся. Ему на ум почему-то пришли слова: «Если следовать за потоком, отдаться ему, можно гораздо легче добиться цели, чем если ты идешь против движения». Для него сейчас это было крайне важным — добиться цели с наименьшими потерями, а именно: выпутаться из сложнейшей ситуации, в которой он оказался.
Григорий посмотрел на часы: времени до назначенной встречи осталось совсем мало. Стрелки как будто торопились, бежали, спешили, не оставляя ему ни малейшего шанса на счастливую случайность.
Он снова тяжело вздохнул и ступил на эскалатор.
«Эх, вернуть бы все назад! Лет эдак на пять…» — продолжало всплывать в сознании.
Да, пять лет назад он, что называется, был на коне. Один из его старых друзей предложил бизнес, которым Григорий и начал заниматься. Был этот бизнес, может, не совсем правильным и не совсем законным, однако очень прибыльным. Нет-нет, что вы! Фирма Григория не торговала наркотиками, оружием или алкоголем. Она торговала деньгами. На счета поступали огромные деньги, которые потом снимали в наличной форме и за определенный процент передавали отправителю. В узких кругах эти операции называли коротко, но точно — обнал. Чиновники называли такие фирмы «черными прачечными», полиция добросовестно контролировала их работу, временами получая гонорары за молчание и бездействие, а процесс шел активно и продуктивно.
В карманах посредников, таких как Григорий, оседала приличная часть денежных средств, однако отправителям это было все равно выгодно и нуждающихся в подобных услугах меньше не становилось.
Может, дальше все так бы и шло, но внезапно возникли два весомых обстоятельства, которые внесли коррективы в жизнь Григория. И далеко не в лучшую сторону.
Первым обстоятельством была жадность: Григорию хотелось все больше и больше. Поэтому он придумал небольшую хитрость и установил дополнительный процент, который взымал со своих клиентов в случае, если те торопились и хотели получить деньги срочно. Этот процент был ощутимым, но никто не возражал. Чтобы обеспечить бесперебойный поток наличных денег, он привлек всех своих знакомых, пообещав хорошие проценты за пользование деньгами. И платил. Все вовремя, все по-честному. И гораздо больше, чем мог заплатить любой банк, положи человек эти деньги на депозит. Но намного меньше, чем сам Григорий брал со своих клиентов.
Однако один момент он предвидеть не смог: среди средств знакомых и друзей, которые он собрал, оказались деньги одно преступной группировки. Ребята, видите ли, тоже решили подзаработать. Наверное, в этом странном совпадении не было случайности, ведь недаром говорят, что подобное притягивается к подобному.
Вторым обстоятельством, которое лишило Григория спокойной жизни, было то, что руководство страны всерьез обратило внимание на подобные схемы, которыми пользовался не он один. Ряд новых законов поставил под угрозу весь бизнес.
Какое-то время Григорий вертелся как уж на сковородке, надеясь, что все как-то разрешится, успокоится и будет как раньше. Но время шло, а ситуация лишь усугублялась.
Последней миной, которая неожиданно рванула и разнесла жизнь Григория на куски, стал отзыв лицензии у банка, через который он совершал свои операции. Все деньги остались на счете, вывести их Григорий не успел. И хотя все наличные он успел отдать заказчикам, признать то, что он банкрот, было сложно. Да и люди, которые привыкли ежемесячно получать свои проценты, ждали. Вряд ли они захотели бы понять его трудности.
Казалось бы, возьми паспорт, деньги и уезжай из Москвы… Но ребята из той самой группировки узнали об отзыве лицензии раньше, чем он сам. Поэтому уехать он не успел. И последние полгода для Григория были сплошным хождением по мукам.
Началось с того, что появились те самые ребята. Они забрали его паспорт и «немного поговорили» с ним. После этого разговора у Григория диагностировали легкое сотрясение мозга. А еще они поставили условие. По справедливости. Каждый день Григорию необходимо было отдавать им определенную сумму. Совсем небольшую — всего десять тысяч рублей. Иначе… Что будет «иначе», он решил не проверять. Конечно, ему бы развернуться да бегом в полицию, сдать этих «справедливых» и дело с концом. Однако полиция тоже очень заинтересовалась Григорием. В отношении его фирмы возбудили уголовное дело по факту «отмывания денег». Его начали вызывать на допросы, задавать неудобные вопросы. И это тоже невероятно напрягало.
Плюс жена, которая, поняв, что нужно спасать и себя, и имущество семьи, подала на развод. Она объяснила Григорию, что так, дескать, будет лучше для всех. И его она, конечно, не бросит, а поможет. После развода все их совместное имущество стало собственностью жены, а еще через месяц она попросила его съехать и больше не беспокоить ее…
Григорий зашел в электричку.
— Будьте осторожны! Двери закрываются! Следующая станция «Комсомольская».
«Будьте осторожны… Актуально. Нужно быть очень осторожным. Денег нет. Где брать — не знаю. Как пить дать прибьют… Эх! Следующая «Комсомольская»? Значит, мне через две выходить. Пора. Все в жизни проходит… Молодость… Комсомол… Как давно это было!» — подумал он с грустью.
Григорию Ивановичу Распутину в этом году исполнилось пятьдесят шесть. Его отец был родом из далекой сибирской деревни Покровка, недалеко от Тобольска. Той самой, в которой родился и жил знаменитый Гришка Распутин. То ли совпадение, то ли правда они были родственниками, но, когда мальчик родился, его специально назвали Григорием. Сыну инициатива родителя стоила насмешек в школе, а затем и в институте. Он даже хотел поменять фамилию, но сначала это было сделать непросто, а потом времена изменились и необходимость отпала.
— Да, фамилия моя теперь по полной работает. Распутин — беспутин. Нет пути-дорожки, одна распутица. Ни дома, ни жены, ни друзей. Вот только вы да долги… — говорил он своим вымогателям, которые теперь ежедневно приезжали за деньгами. Чего только Григорию не пришлось предпринимать, чтобы отдавать эти десять тысяч рублей ежедневно. Однако он делал все, что мог. И что не мог тоже. Знал, ребята слов на ветер не бросают. Лучше «кинуть» кого-то другого. Но не их. Поэтому занимал, просил, обещал. Но деньги находил.
Высокий парень по кличке Кувалда только ухмылялся. Ему на философию Григория было наплевать, главное — деньги отдает исправно.
Но сегодня Григория на встречу позвал сам «Бармалей», так Григорий называл главного своего кредитора, невысокого толстого татарина по имени Рифкат. Что ждать от этой встречи, Григорий не знал, однако с утра его трясло мелкой дрожью, а солнечное сплетение сводило судорогой так, что он не мог даже нормально дышать.
Электричка остановилась, и новые пассажиры превратили и без того тесное пространство вагона в консервную банку, а людей — в вареную кильку. Тесно и душно. Григорий попытался повернуться и нечаянно задел рукой женщину, которая стояла рядом.
— Извините! — Он повернулся к ней и попытался оправдаться: — Совсем места нет…
— Да, я понимаю. — Женщина ободряюще улыбнулась. И было в этой улыбке что-то забытое и далекое, что навеяло Григорию воспоминание о детстве. Возможно, так улыбалась его мама, которую он едва помнил, потому как она умерла, когда ему только исполнилось пять.
«Может, познакомиться? — подумал он. — Вдруг она одинокая. А мне даже жить толком негде. Кто знает? А вдруг это шанс».
Электричку опять дернуло, и он уже намеренно наклонился в сторону своей соседки.
— Извините! Тесно…
— Да, конечно. Не беспокойтесь, я уже выхожу.
— Да? Я тоже.
И Григорий начал пробираться к выходу. Когда состав остановился, он постарался продвинуться поближе и встать за спиной своей новой знакомой, чтобы в толпе не потерять ее из виду. Двери открылись, и поток людей подхватил их обоих и вынес прямо на платформу станции. Григорию пришлось работать локтями. Он как будто забыл, что скоро ответственная встреча. Важнее всего было сейчас не упустить из вида эту женщину. Интуиция подсказывала — это шанс.
— Извините! Это опять я! — Он дотронулся до ее локтя.
— Ой! — Она испуганно оглянулась. — Вы меня напугали!
— Извините, не хотел. Познакомиться хотел, а не напугать.
Она снова улыбнулась мягкой улыбкой мамы из далекого детства и сказала:
— Ну что же! Давайте познакомимся. Я — Екатерина.
— А я — Григорий. — И он протянул ей руку.
— Очень приятно. — Протянув ему в ответ руку, она вдруг странно побледнела и начала оседать, но все-таки прошептала: — Извините, мне плохо…
Григорий подхватил ее, а рука Екатерины, которую он по-прежнему сжимал в своей, стала холодной и влажной.
— Помогите! Женщине плохо!
Двое мужчин подбежали и помогли ему отвести ее в сторону. Подошла служащая метрополитена и предложила вызвать скорую.
— Не нужно скорой. — Екатерина открыла глаза. — Мне просто надо принять лекарство. Помогите мне, Григорий, оно в сумочке.
Служащая метрополитена облегченно вздохнула и отошла в сторону. Добровольные помощники поняли, что их миссия закончена, и тоже ушли. Григорий достал лекарство из сумки Екатерины, а из своего портфеля — небольшую пластиковую бутылку с водой. Новая знакомая выпила таблетки и, закрыв глаза, откинула голову назад.
Григорий действовал по интуиции и был уверен, что делает все правильно. Впервые за последние полгода он не боялся. Набрал номер телефона и твердо сказал:
— Рифкат, привет. Я на встречу сегодня прийти не смогу. У меня близкому человеку очень плохо. — Послушал крик, который раздался в трубке в ответ на его слова, дождался, пока он смолкнет, и добавил: — Я действительно не могу. Я не прячусь и от своих обязательств не отказываюсь. Встретимся в любое время, которое ты назначишь, но не сейчас. Здесь нужна моя помощь. Ты же человек! Пойми, я должен помочь!
Рифкат неожиданно смягчился.
— Ладно. Встретимся завтра в это же время на условленном месте. — И со смешком добавил: — Помогайстер нашелся.
Григорий выключил телефон и повернулся к Екатерине. Она сидела, закрыв глаза, но на щеках появился легкий румянец.
— Катя, как вы? Можете идти?
Она как будто бы очнулась:
— Да-да. Спасибо.
— Я провожу вас до дома. Где вы живете?
— Ой, что вы! Не нужно. Так неудобно обременять вас своими проблемами.
— Ничего подобного. Никаких проблем. Так где вы живете?
Катя подняла на него глаза и назвала адрес.
— Сейчас выйдем из метро, возьмем такси и я отвезу вас. Надеюсь, ваш супруг не заревнует?
Катя снова улыбнулась:
— Не заревнует. Супруга у меня нет. Я живу одна.
Часть 2
Екатерина
По иронии судьбы Катю тоже назвали «в честь». Ее мать, студентка столичного университета, приехала в Москву из провинции и, когда узнала, что у нее будет ребенок, несколько раз пила лекарства, чтобы прервать беременность. Но ребенок оказался на удивление живучим, а будущая мать совсем не планировала бросать учебу и заниматься воспитанием. Когда начались схватки, девушка терпела до последнего и родила прямо в машине скорой помощи по дороге в родильный дом.
В приемном покое в тот день было очень много народу, поэтому никто не заметил, как новоиспеченная мамаша сбежала из больницы, оставив ребенка. Так девочка попала в дом малютки, где нянечка тетя Маша дала ей имя — Екатерина.
— Как новенькую назовем, теть Маш? — спросила директриса нянечку. — Ты же у нас всех малышей-подкидышей называешь.
— Екатериной назовем, — ответила тетя Маша. — В честь императрицы нашей Екатерины Второй.
— А отчество?
— Дак пусть Петровной будет. Муж у меня Петька. Вот пусть она будет Екатерина Петровна.
— А фамилия? Что, опять Московской запишем? Как всегда?
— А пусть будет Великая. Великая Екатерина Петровна.
— Не слишком ли пафосно, теть Маш?
— А что? Не повезло девчонке с рождением и с матерью, так хоть пусть с именем повезет.
Так девочку и записали. Однако недолго пришлось Кате пожить в доме малютки, вскоре ее удочерила пожилая семейная пара. У них не было своих детей, и они решились взять приемного ребенка. Ее приемный отец Николай Федорович Рублев был профессором математики в университете, мама — Анна Александровна — преподавала в школе русский язык и литературу.
И Екатерина Петровна Великая превратилась в Рублеву Екатерину Николаевну.
Девочку воспитывали в исключительно интеллигентной атмосфере. Она играла на скрипке и фортепиано, на память читала стихи Блока, Есенина и Ахматовой, решала сложнейшие математические задачи и всегда все делала отлично. Родители гордились девочкой и давали ей, что могли, знали и умели. Вот только в одном была беда — когда Катя стала взрослеть, у нее вдруг обнаружилась сложная и редкая болезнь крови.
— К сожалению, пока наша медицина бессильна, — говорил Николаю Федоровичу его ближайший друг, профессор медицины. — Человек с таким диагнозом может прожить много лет. Важно только иметь при себе поддерживающие препараты. Всегда и везде. И регулярно проходить лечение и обследование.
— А там? На западе? Они это лечат? — не мог успокоиться отец.
— Увы. Они так же бессильны, как и мы. Хотя лекарства у них получше. Поэтому покупай своей Катерине импортные препараты.
И Николай Федорович покупал. Он очень любил приемную дочь и готов был ради нее на все. Однако у жизни свои планы и свои законы. Его не стало, когда Катя только закончила школу и готовилась поступать в институт.
А через год Катя осталась и без приемной матери. Она одна жила в большой квартире родителей, наводила там идеальный порядок, чистила, мыла, убирала. Как будто ждала, что скоро придет в ее жизнь кто-то и все будет как раньше. Как тогда, когда папа и мама были живы. Но время шло, а она так и оставалась одна. После окончания института устроилась в школу учителем математики, да так и работала там.
В отпуск ходила редко и только для того, чтобы в очередной раз навести в огромной квартире идеальный порядок или сделать ремонт. Отдыхать никогда не ездила. Копила деньги. Они нужны были ей для того, чтобы содержать большую квартиру и покупать лекарства, или «таблетки жизни», как она их называла. В последнее время, после подорожания валюты, лекарства сильно выросли в цене, да и были в продаже не всегда. Поэтому приходилось покупать впрок и выходить из положения по обстоятельствам.
Замуж Катя так и не вышла. Она всегда помнила, что больна и ей нельзя иметь детей. Не хотела никому портить жизнь. Да, если честно, и женихов, желающих связать с ней свою судьбу, никогда не было.
О своей болезни она никому не рассказывала. Кроме подруги Нинки. Так, на всякий случай. А еще у Нинки был ключ от ее квартиры и доступ к таблеткам и деньгам. Опять же на всякий случай.
Сейчас Катя была в отпуске. Скоро ее день рождения — ей исполнялось сорок шесть. Она планировала немного отдохнуть и как обычно навести порядок дома. Решив в очередной раз сделать ремонт, она поехала в магазин кое-что присмотреть — так и оказалась в метро.
— Нет-нет! Мне так неудобно вас обременять! Я сама доеду! — слабо сопротивлялась Екатерина. С одной стороны, она понимала, что после приступа самостоятельно до дома ей не добраться, но с другой — внутренняя корректность и стеснительность не позволяли ей утруждать незнакомого человека.
— Мне совсем не трудно. И я ни за что не отпущу вас одну. Пойдемте! — Григорий крепко взял ее за руку и повел к выходу из метро. К нему вернулись уверенность и уже забытое чувство мужской силы, решительности и значимости. Эта женщина рядом была слабой, она нуждалась в его защите и поддержке. И это было как раз то, что он мог ей дать в обмен… В обмен на что? На ее открытую улыбку, напоминающую мамину.
Когда такси остановилось возле подъезда ее дома, Григорий чуть не присвистнул. Старинный дом в престижном районе Москвы. «Здесь же квартиры стоят целое состояние», — подумал, однако промолчал.
— Я провожу вас до квартиры, — сказал он спокойно и уверенно. Такой тон исключал любые возражения. Так обычно говорят мужчины, которые принимают решения за все общество в целом. Они готовы к этому: принимать глобальные решения и нести ответственность за последствия. Им подчиняются миллионы, потому что это тон президентов, полководцев и лидеров.
— Да, проводите, — отозвалась Катя, и голос ее был уставшим и тихим. Она напрасно храбрилась, ей и правда было плохо: приступ до конца не прошел. У нее не было сил спорить. Более того, она действительно боялась оставаться одна в таком состоянии. В такие моменты ей приходилось звонить Нинке и просить ее приехать. А у Нинки семья. Сейчас же сам бог послал ей доброго человека.
— Помогите! — Она достала ключи из сумочки и дала ему. Мраморное крыльцо, тяжелая дверь с кованой ажурной ручкой и консьерж в парадном.
«Как в музее», — подумал Григорий.
— Здравствуйте, Катерина Николаевна. — Консьерж, пожилой усатый дяденька, выглянул из своей каморки.
— Здравствуйте, Петр Ильич, — отозвалась она.
— Гость у вас? — продолжал расспрашивать Петр Ильич.
— Да. Родственник приехал, — почему-то соврала она.
— А-а-а… Ну да. Родственник.
— Хорошего дня вам, Петр Ильич, — попрощалась она с любопытным стариком и прошла мимо.
— И вам… и вам того же. — Консьерж понял, что разговор закончен, и снова нырнул в свою каморку.
Когда Катя включила свет, Григорий не смог сдержаться:
— Вот это хоромы! Царские.
— Это папина квартира. Он профессором был. Мне по наследству досталась. — И опять, прислонившись к стене, побледнела.
Григорий вдруг испугался. «Господи! Еще помрет ненароком!» — промелькнуло в голове. А вслух сказал:
— Катя! Что с вами? Может, все же скорую?
— Нет-нет! Помогите мне лечь. Там в тумбочке есть лекарства и шприц. Вы умеете делать уколы?
— Я? Нет, не приходилось. Но если нужно, могу попробовать. — К Григорию вернулись его решимость и сила.
— Да, нужно. Пожалуйста.
На следующий день он поехал на встречу с Рифкатом совсем другим человеком. Куда делся запуганный, зажатый в угол слабак. Григорий снова превратился в уверенного, расслабленного и сильного мужчину, способного решить любые проблемы.
— О-па! Гриша, ты что, клад нашел? — пошутил Кувалда, который пришел на встречу вместе с Рифкатом.
— Не твое дело! — огрызнулся Григорий.
— Ого! Он и рыпаться начал!
— Так! Заткнулись оба! — Рифкат смотрел на них снизу вверх, но его тон и взгляд были такими повелительными, что оба замолчали.
— Рассказывай. — Он повернулся к Григорию.
— Что?
— Как что?! Где деньги будешь брать? Как долг отдавать? — И Рифкат прищурился.
— Есть у меня одна мысль. Но при этом, — показал на Кувалду, — говорить не буду.
— Хорошо. Кувалда, отойди! — И, дождавшись, когда Кувалда отойдет, обратился к Григорию: — Ну? Излагай.
Он внимательно слушал, а когда Григорий закончил, задумчиво покачал головой:
— А что? Толково. Может, и выгорит. Давай, Гриша, действуй. — И, стукнув Григория по плечу, добавил: — Молодец!
Часть 3
Возлюби ближнего своего…
Катя влюбилась. Даже нет… не так. Она упала в любовь. Без оглядки, без холодных размышлений,
без оговорок и лишних слов. Она как-то сразу потянулась к этому мужчине всем сердцем, доверилась ему, приняла, как часть самой себя. Да, конечно, чувства в ее жизни случались и раньше, в молодости. Но она не совсем понимала тогда, что с ней происходит. Может, именно поэтому и осталась одна. Знаете, есть такая категория женщин, которые лет до тридцати остаются подростками, потом, после тридцати пяти, начинают осознавать свою женственность, но к замужеству и созданию семьи созревают только после сорока. Она, вероятно, была из их числа.
Училась, работала, старалась быть достойной своих родителей, а потом — памяти о них… Она не замечала, как идет время, просто жила одним днем. Тем более ее диагноз никогда не позволял ей расслабиться и быть такой, как все. Однажды в ее жизни все же случились серьезные отношения. Он был профессором, на тридцать лет старше ее.
— Катюша, деточка, это так много! — говорил он ей в редкие минуты встреч, когда она просила, чтобы он остался, не уходил.
— Нет! Это совсем не много, — пыталась сопротивляться она.
— Много, деточка, много. Когда ты только родилась, я уже имел семью, двоих детей и звание кандидата наук…
Она познакомилась с ним вскоре после смерти родителей. Ей так необходима была поддержка. Хотя именно этого он как раз и не мог ей дать. Тепло — да, любовь — да, деньги — да, но не поддержку. У него была семья: жена, дети, внуки, а также престижная работа и безупречная репутация. Ему было, что терять. Возможно, у него бы и хватило духу сделать выбор в пользу Кати, однако проверить это не удалось. Он скоропостижно скончался. И Катя осталась совсем одна. Не считая Нины.
Сейчас же она чувствовала заботу и поддержку. Настоящую. Именно такую, о которой мечтала всю свою жизнь.
— Кать, а давай поженимся, а? — Григорий смотрел на нее так, как раньше не смотрел ни один мужчина.
— Ну… не знаю. Я всегда была сама по себе. Странно все очень.
— Тебе плохо рядом со мной?
— Что ты, Гриша! Наоборот, очень хорошо.
— Почему тогда не знаешь? Мы будем вместе всегда. В горе и радости, в весельи и скорби, в болезни и здравии…
— А если… А если мы не поженимся… Мы не будем вместе?
— Что за глупости! Конечно будем. Но мне, как мужчине, приятнее будет, если ты станешь моей женой. По закону. Перед Богом и людьми.
— Ты веришь в Бога, Гриша?
— Верю.
— И мы будем венчаться в церкви?
— Ты хочешь?
— Это было бы здорово! Я мечтала об этом с детства.
— Значит, скоро твои мечты станут реальностью.
Она прижималась к его груди и ей казалось, что весь мир за окном замирает. Уличный гул растворялся в какой- то невероятной, звенящей тишине. Она закрывала глаза и слышала далекий колокольный звон и прекрасные звуки небесного хора. Ей казалось, что сонм небесных существ в белых светящихся одеждах поднимает их с Григорием вверх. Он обнимает ее за плечи, и она чувствует его защиту и поддержку.
«Как уютно и приятно, когда твоя открытая и беззащитная спина прикрывается надежной рукой любящего человека», — думала она.
Про то, что собирается замуж, не говорила никому. Зачем? Это же ее жизнь и никого больше не касается. И только накануне регистрации решила позвонить Нине.
— Замуж? Катя, ты что, ненормальная! Зачем тебе выходить замуж за почти незнакомого немолодого мужика? Ну, скажи мне, зачем?
— Затем, что я его люблю и он любит меня, — защищалась Катя от нападок подруги.
— Катюха, тебе сколько лет? Ты ничего не перепутала? Какое люблю? В этом возрасте уже замуж по уму выходят, а не по «люблю».
— Нина, ты не права. Тебе сложно меня понять: у тебя есть дети и муж. А я совсем одна. Мне тоже нужна поддержка и забота.
— И ты считаешь, что нашла ее? В образе этого «престарелого принца» Григория Распутина?
— Да, считаю.
— Ох, Катюха! Смотри, как бы не плакать потом. Боюсь, ему не ты нужна, а то, что у тебя есть.
— А что у меня есть? Ничего. Совсем ничего.
— Вот тут ты, подруга, не права. А квартира?
— Квартира? Но она же не моя. Мамина и папина.
— Господи боже мой! Ты так до сих пор ребенком и осталась. Да, была она родительская, но теперь-то твоя!
— Нина! Ты думаешь… — В глазах Кати сверкнули слезы. — …меня нельзя полюбить? По-настоящему? Нельзя?
— Катюша! Родная моя! Не обижайся! Делай, что хочешь, это твое право. Просто я волнуюсь и хочу, чтобы все было хорошо. Ты же такая… наивная.
— Спасибо. — Голос Кати стал ровным и немного холодным. — Я уже все решила. Завтра регистрация, а потом мы будем венчаться…
— Гриша, хотелось бы знать, как идут наши дела? Уже три месяца прошло. Я жду, верю в твою порядочность. Сколько еще? — Рифкат смотрел как обычно снизу вверх, однако этот взгляд был таким холодным и пронизывающим, что Григорию стало не по себе.
— Немного. Потерпи еще. Я же сказал: оно того стоит. Сполна все получишь, с процентами.
— Ну-ну… Ладно, держи меня в курсе.
— Буду. — Григорий пошел к выходу из кафе, в котором он встречался со своим самым беспощадным кредитором. Вышел на улицу, вдохнул свежий воздух.
«Завтра регистрация, и мы будем мужем и женой. А там… Думать нужно, как действовать дальше. Сколько Рифкат еще будет ждать? Месяц? Два? Да и квартиру такую быстро не продать. Разве что за бесценок. Но хотелось бы не только с долгом рассчитаться…»
В хорошем настроении он шел по улице, чувствуя прилив сил и надеясь на скорейшее решение своих проблем. И вдруг увидел красивую церковь прямо на перекрестке дорог.
«Я же обещал венчаться с ней, — вспомнил Григорий и, подумав, направился в сторону храма. — Нужно зайти, договориться с батюшкой. Узнать, как будет проходить обряд».
В это время Катя пила чай и думала, что нужно посмотреть в интернете о подготовке к венчанию.
«Может, молитвы какие-то выучить нужно…»
Ее приемные родители не были верующими. Впервые о Боге она услышала от пожилой нянечки в больнице, куда ее привезли с приступом.
— Тебя, Катюха, Боженька спас. Никак не иначе, — говорила она.
Позже Катя спрашивала у родителей, что все это значит, но те только отмахивались: мол, ерунда. Потеряв родных, она попыталась найти поддержку в вере, но у нее ничего не вышло. Может, потому что пойти в храм так и не осмелилась, а пыталась сама что-то искать, читать… Когда же узнала, что Григорий готов венчаться, Катя поверила, что наконец-то нашла не просто надежного человека, а того, кто приведет ее к вере. Ей казалось, что этот обряд несет в себе настоящее волшебство и искреннее обещание быть вместе и в трудные, и в счастливые времена, «в горе и радости, в печали и весельи».
«Возлюби ближнего своего, как самого себя, — вспомнила она строчки из Священного Писания, которое самостоятельно пыталась осваивать когда-то. Отпив ароматный чай, Катя продолжала размышлять: — А я и люблю Григория, как саму себя. Нет! Неправда! Я люблю его больше, чем себя. Я готова для него на все. В огонь и в воду!»
Регистрация брака прошла спокойно. Женщина-регистратор сначала говорила какие-то слова, но потом поняла, что ее не слушают, и замолчала.
— Поставьте свои подписи в книге, — пригласила она новоиспеченных молодоженов.
Когда они вышли из ЗАГСа, Григорий нежно обнял Катю за талию:
— Ну вот! Теперь ты моя жена!
— Да. Это так приятно. Но ведь скоро еще венчание будет. Я так жду…
— И я жду. А сегодня давай отметим рождение нашей семьи. Купим торт, шампанское и пойдем домой праздновать.
— Я думала, мы пойдем в кафе.
— Хочешь в кафе?
— Нет-нет! Давай сделаем так, как хочешь ты! — Она смотрела на него с доброй улыбкой мамы из далекого детства. От этого взгляда Григорию вдруг стало стыдно и неуютно. Как будто его застали за чем-то плохим. Но он отогнал прочь эти мысли и уверенно притянул Катю к себе:
— А давай в кафе, Екатерина Николаевна Распутина!
Это был первый день весны. И хотя снег постоянно
убирали, кое-где в парках и дворах еще оставались сугробы, как напоминание о снежной зиме. Сегодня холодные белые кучи нещадно таяли под яркими, веселыми лучами солнышка.
Если говорить начистоту, Григорий не любил Катю. Но и совсем безразличной она ему не была. «Улыбка мамы из детства», которую он видел на ее лице, трогала его сердце и согревала душу. Нет, его не мучила совесть — у него был план. И от исполнения этого плана зависела дальнейшая жизнь Григория. И его счастье. Он убеждал сам себя, что это — шанс, который бывает раз в жизни. И который появился в момент, когда, как казалось Григорию, он коснулся самого дна. Что же делать, если для получения желаемого нужно идти на не очень приятные шаги? Приходится выбирать.
И Григорий выбрал.
А Катя подставила лицо солнцу и безмятежно улыбалась. Она действительно была счастлива.
Часть 4
Каждую весну и осень у Кати случалось обострение. Она знала это и всегда заранее запасалась лекарством. Свои «таблетки жизни» она заказывала через знакомых и следила, чтобы дома они были в необходимом количестве. Но в этот раз Катя забыла об этом. Может, потому что стремительные изменения в жизни выбили ее из привычной колеи. А может, потому что, находясь в состоянии абсолютного, невероятного счастья, она расслабилась и позабыла обо всем на свете.
Они сидели на кухне и обсуждали предстоящее венчание, как вдруг Катя побледнела и наклонилась над столом.
— Катюша! — позвал Григорий. — Плохо? Приступ?
Она не ответила, только слабо кивнула головой и показала на тумбочку. Григорий кинулся к ней, подхватил на руки и отнес в комнату. Уложив Катю на диван, он побежал за лекарством. За эти три месяца он научился ставить уколы как настоящий медицинский работник. Через несколько минут лицо Кати снова порозовело, и она открыла глаза.
— Таблетки… там, в сумочке.
Он открыл сумку и нашел блистер с таблетками. Но он был почти пуст.
— Эти?
— Да. Но тут осталось всего две. Посмотри в тумбочке, там должны быть еще.
Григорий заглянул в тумбочку и увидел, что она пуста.
— Катюш, тут ничего нет.
— Странно. Хотя… да. Я же забыла их заказать. — Она как-то обреченно вздохнула и, закрыв глаза, тихо проговорила: — Гриша, придется вызывать скорую. Я не справлюсь сама.
Когда ее увезли, он долго сидел на кухне, глядя в одну точку. Все складывалось наилучшим образом: Кати нет, помешать ему никто не может. Ее паспорт он скопировал заранее, где лежат документы на квартиру — прекрасно знал. У Рифката есть свой «прикормленный» нотариус, который оформит на него генеральную доверенность от имени Кати. Можно начинать…
Но что-то его останавливало. Может, это был уют профессорской кухни или натертый до блеска паркет большой гостиной, а может, часы, которые ритмично отбивали медными ударами уходящее время.
Григорий оттягивал момент. Ему вдруг стало страшно как никогда в жизни. Страшнее, чем когда Рифкат с Кувалдой «поставили его на счетчик». И этот страх был не за свою жизнь и, конечно, не за жизнь Кати. Это был первобытный страх, который шел из глубины его естества, предупреждающий, что пришло время главного выбора в его жизни. Времени было мало, нужно действовать немедленно. А он продолжал сидеть, тупо уставившись в одну точку.
Из оцепенения его вывел звонок домашнего телефона, но только после третьего сигнала он понял, что за звук доносится из прихожей. Пока он шел по длинному коридору профессорской квартиры, телефон продолжал разрываться. А у Григория возникло странное ощущение: ему казалось, что он идет по тюремному коридору. И ведут его на эшафот.
Отогнав от себя назойливое ощущение, он снял трубку.
— Григорий Иванович?
— Да, это я.
— Вас беспокоят из районной больницы, куда привезли вашу жену Екатерину Николаевну.
— Что случилось?
— Екатерина Николаевна впала в кому. Вы, как ближайший родственник больной, можете подъехать в больницу, чтобы подписать кое-какие документы?
— Да, конечно, я приду. А что с Катей? Что значит «впала в кому»? Она жива?
— Да, жива. Однако исход может быть совершенно разный. Поэтому морально необходимо быть готовым к любому развитию событий. Врачи делают все возможное.
— Не сомневаюсь.
— Так когда вы сможете приехать?
— А вот сейчас и приеду!
Григорий положил трубку и лихорадочно заметался по квартире. Собрал документы, потом достал деньги из Катиного тайника. Постоял, подумал и открыл шкатулку, в которой лежали ее драгоценности: серьги с бриллиантами и колечко, что остались ей в наследство от матери. Прошелся по квартире, еще раз все осмотрел. Кажется, все. Пора. Взял портфель и вышел на площадку.
«Нужно все делать быстро. Если она умрет, никто не будет разбираться, почему перед смертью она продала квартиру. Может, у нее денег на лекарства не хватало? Кто знает. Кстати, если меня спросят, я так и скажу. Опять же я ее единственный наследник. Но ждать, пока можно будет это самое наследство продать… Нет, у меня нет времени. Рифкат сказал, что на квартиру уже есть покупатель. И деньги хорошие платит. Рифкат все сполна получит, да и мне приличная сумма останется. Нужно спешить. Но сначала в больницу. Уточнить что и как. К чему готовиться. Если она умрет, хоронить же придется. Нет, нужно валить из Москвы. Брать деньги и мотать. Чем дальше, тем лучше. Куда глаза глядят. Да хоть в Мурманск. И побыстрее».
— Добрый день, Григорий Иванович! — поздоровался консьерж, прервав его размышления.
— Добрый, — односложно ответил он.
— А что с Екатериной Николаевной? Видел, на скорой ее увезли.
— Да, приступ. Заболела. — Он злился, что Петр Ильич его задерживает, однако продолжал отвечать.
— Наверное, надолго в больницу ее. Как же вы один справляться будете?
— Извините, я очень тороплюсь. — Григорию стоило огромных сил, чтобы не заорать и не наброситься на этого старого идиота с кулаками.
— Да-да, понимаю. В больницу торопитесь? Катерине Николаевне привет и скорейшего выздоровления. Такая она добрая, душевная женщина. Дай бог ей поправиться. Передавайте, что волнуемся за нее все.
— Передам. — И Григорий, опустив глаза, торопливо пошел к двери.
«Сначала к Рифкату. Отдам документы, пусть делают генеральную доверенность. Подпись у нее несложная, я легко смогу подделать. Нужно быстро все проворачивать, счет времени идет на часы. Потом в больницу. Разузнать что к чему. И валить. В Мурманск».
Выйдя из больницы, он заметил, что погода переменилась. Яркое солнышко, что светило с утра, спряталось за серые тяжелые облака, над городом, как кисея, повисла легкая дымка. Он шел по улице и вспоминал слова седого врача, с которым только что разговаривал.
«Вероятность летального исхода очень высока, — говорил доктор. — Вам нужно быть готовым к самому худшему. Однако мы сделаем все возможное».
Что случилось в этот момент, Григорий не понял, но вдруг в сердце острой иглой появилась боль. Нет, не физическая. Странное ощущение утраты пришло откуда-то из глубокого детства, когда он маленьким мальчиком остался без мамы. Наверное, именно тогда в его сердце появилась пустота. Та, которая всю его жизнь хотела быть заполненной. И он заполнял ее, чем мог: деньгами, связями, успехами. Строил свое счастье, достигал желаемого, преодолевал, стремился, бежал. Однако пустота так и оставалась пустотой и с годами становилась только больше и страшнее.
Но даже все, что случилось с ним: развод с женой и ее предательство, «страшный Бармалей» Рифкат, ребята в погонах, которые продолжали вести уголовное дело, не вселяло в него тот ужас, который появлялся от ощущения этой черной, мрачной пустоты. Свой страх он впервые осознал на профессорской кухне, а теперь это ощущение стало осязаемым.
Понял он и то, что эта холодная, безразличная пустота была с ним всегда. Он забывал о ней, отгораживаясь делами, заботами, суетой, однако та продолжала жить внутри. Григорий вдруг подумал, что только небольшой период в жизни он не чувствовал эту жуткую пропасть — когда познакомился с Катей. Может, это ее любовь и вера давали ему силы. А может, магия маминой улыбки возвращала в детство и наполняла сердце надеждой.
И вот, стоя перед седым врачом, он почувствовал — пустота вернулась. Она накрыла его полностью, наполнила тело внезапным жаром, а потом бросила в холод. И ручейком пота побежала по спине.
— Нет никакой надежды? — спросил он.
Врач поднял на него глаза:
— Надежда есть всегда. А еще любовь. И вера. Медицине известны самые невероятные случаи. Это все, что я могу вам сказать.
Григорий шел по улице и думал над услышанным. Ему нужно было ехать в банк — сделка по продаже квартиры почти закончена. От имени собственника он должен получить деньги, передать свой долг людям Рифката и сразу на вокзал. В Мурманск. Или нет?
«Почему нет? Все закончено. Игра сыграна. Как в театре: финал, аплодисменты, занавес…» — размышлял он. Однако что-то мешало поставить точку.
С каждым шагом он чувствовал, что пустота внутри становится больше, темнее и плотнее. Стало тяжело дышать.
«Ничего. Вот доведу все до конца и отдохну. На всю катушку», — подумал он и зашел в метро.
— Такая женщина красивая, как ангел, — говорила в это время молоденькая медсестра своей коллеге. — Жаль будет, если умрет. Доктор говорит, что ее может спасти только чудо. Может, выкарабкается? Как думаешь?
— Все в руках божьих, — отвечала ей коллега. Она была более опытной и за время своей работы повидала многое. Поэтому в оценках была куда осторожнее. — Врачи у нас хорошие. Сделают все, что возможно. И что невозможно тоже сделают.
Два часа спустя Григорий вышел из банка. Ему очень хотелось снова вернуться в больницу. Почему? Он не мог объяснить себе. Но он не поехал туда.
«В больницу нельзя. А в Мурманск уеду завтра…» — решил он.
В этот момент он вспомнил церквушку, в которую заходил, чтобы узнать о венчании. Какой-то импульс толкнул его: нужно туда. А в голове всплыл разговор с Катей: «Ты веришь в Бога, Гриша?» — «Верю». — «И мы будем венчаться в церкви?» — «Ты хочешь?» — «Это было бы здорово! Я мечтала об этом с детства». — «Значит, скоро твои мечты станут реальностью».
Он вышел на нужной остановке и пошел к храму. На улице темнело. Облака превратились в сплошной покров, закрывающий лазурь небес и солнца.
Григорий вспомнил, что в прошлый раз батюшка объяснил, что к венчанию нужно готовиться. Более того, сначала им обоим нужно пройти обряд крещения, а уж потом… Но он не сказал об этом Кате. Думал, вдруг передумает. Да и в мыслях у него было совсем другое. Иные задачи и цели. А разве что-то изменилось сейчас? Да, изменилось.
Он вошел в ворота и поднялся по ступенькам. Услышал красивое пение церковного хора. Заглянул внутрь и увидел, что в храме идет венчание. Невеста в белом платье, рядом серьезный и сдержанный жених. Золотые венцы над их головами и легкий запах ладана. Григорий прошел дальше, чувствуя непреодолимое желание прикоснуться к этому чужому святому празднику. Он стоял тихо, затаив дыхание. Смотрел на огоньки многочисленных свечей и почему-то снова вспомнил детство. Теплые мамины руки, которые обнимали его с любовью. Ее добрые глаза. И улыбка. Такая же, как у Кати.
Почему-то стало тяжело дышать. Он прислонился к стене, прикрыл глаза и замер. Перед ним, как кинолента, пронеслась вся его жизнь, напоминая события давно ушедших лет. И среди этого круговорота эпизодов он вдруг увидел Катю, которая стояла перед алтарем в красивом подвенечном платье и подзывала его, махая рукой.
— Гриша! Гришенька! Пойдем! Пора.
Он сделал шаг ей навстречу, вдохнул и внезапно почувствовал, что пустота, которая была в его сердце, заполнилась. Стало легко и весело. И совсем не страшно. Будто птица счастья опустилась откуда-то сверху, подхватила его на свои крылья и понесла вверх. Все выше и выше…
«Эх! Хорошо-то как!» — успел подумать Григорий.
Волна воздуха поднялась вверх, церковный хор запел красивую величальную песню. Григорию было так радостно и приятно, что он даже не оглянулся на безжизненное тело, что резко осело на землю прямо у церковной двери.
— Доктор! Доктор! — кричала молодая сестричка. — Там больная в реанимации пришла в себя!
Катя открыла глаза, не совсем понимая, что происходит вокруг. Еще несколько секунд назад она в подвенечном платье стояла в храме. Рядом был Григорий. Они должны были венчаться…
— Если кажется, креститься надо! Ты же первый раз едешь за границу. Лучше сейчас все проверь! — Нина сделала строгое лицо.
— Все на месте. Деньги, документы, вещи, записочки твои в Стену Плача, лекарства…
— Ну, давай тогда присядем на дорожку.
— Давай. — И Катя опустилась на стул.
— Пора! Такси уже подъехало! — Нина резко встала и подхватила чемодан. — Пошли!
— Сейчас. — Катя посмотрела по сторонам. Вроде бы ничего не забыла. — Нин, ты только цветы не забудь поливать.
— Да помню я, помню.
Они вышли на площадку и стали спускаться вниз по мраморной лестнице.
— Уезжаете, Екатерина Николаевна? — Петр Ильич высунулся из своей каморки.
— В отпуск, — ответила она.
— Далеко? — продолжал любопытствовать тот.
— В Израиль лечу. На Святую землю.
— Ого! Не близкий свет!
— Катя! Пора! Такси ждет! — Нина недовольно посмотрела на дотошного консьержа. — В аэропорт опоздаешь. В городе пробки, нужно спешить.
— Да-да. Иду.
Они вышли на улицу и подошли к машине.
— Ладно, подруга. Удачного полета, мягкой посадки и скорого возвращения. — Нина порывисто обняла Катю.
— Спасибо, родная моя. Что бы я без тебя делала.
Эпилог
Посмотри еще раз. Все взяла?
— Кажется, все.
По дороге в аэропорт она думала о том, как удивительна жизнь. Вспомнила Гришу, и невольная слеза потекла по ее щеке. Прошел почти год, как она похоронила мужа, но не могла думать о нем без слез. Она до сих пор его любила.
Тогда в ее жизни действительно был странный и страшный период. Она попала в больницу, а потом узнала, что Гриша внезапно умер. Затем был суд по возвращению квартиры, которую Гриша якобы продал по ее доверенности. Она так и не поняла, почему он это сделал, но совсем на него не обиделась. Нет. Она и сама бы отдала ему все, только бы он был жив.
Квартиру вернули — у Нины был знакомый хороший адвокат. Причем он повернул дело так, что Кате даже деньги не пришлось возвращать, поскольку сама она сделку не совершала и деньги не получала.
А недавно и вовсе случилось чудо. Ей позвонили из банка и сказали, что, оказывается, ее покойный муж арендовал там ячейку и сейчас срок аренды закончился. Она вспомнила, что среди вещей Гриши, которые отдали ей в морге, был небольшой ключ. Она берегла его, поскольку не знала, откуда он. В ячейке оказались деньги — огромная сумма в разных валютах. А еще ее драгоценности, которые достались ей в наследство от мамы.
Катя была умной женщиной, однако в этот раз не стала задавать себе вопросы: «Откуда?» или «Что делать?» Она поместила деньги на депозиты в этом же банке. Теперь она могла не работать. Суммы процентов было достаточно не только на содержание квартиры и покупку лекарств, но и на поездки, одежду и даже благотворительность, которой Катя теперь активно занималась.
Сейчас она впервые летела за границу. Во-первых, потому что очень хотела побывать на Святой земле. Окрестившись сразу после выписки из больницы, она дала себе слово обязательно там побывать. А во-вторых, в Израиле появился положительный опыт лечения ее заболевания.
«Жаль, Гришеньки со мной нет. Вот бы вместе с ним…» — Катя смотрела в окно машины и вспоминала странное видение, что сопровождало ее теперь. То самое, которое впервые появилось в больнице. Она стоит у алтаря в красивом подвенечном платье и протягивает вперед руки. А Григорий, радостный и молодой, идет ей навстречу. Чтобы быть всегда рядом. В горе и радости. В весельи и скорби. В болезни и здравии…
Десять месяцев назад, в тот день, когда Григорий получил деньги, прямо в банке ему вдруг пришла в голову мысль. «Сейчас я кидаю Катюху. Хорошего человека, который меня любит. Почему же я не могу точно так же поступить с Рифкатом? А ведь могу! Это же моя игра! Моя! Стойте, маэстро! Не закрывайте занавес! Спектакль продолжается!»
Не выходя из банка, он оформил аренду банковской ячейки на несколько месяцев. В ячейку спрятал все деньги, что получил от покупателя, а также те деньги, что взял в Катиной квартире. И драгоценности. Оставил себе совсем немного.
«Уеду! А через полгода вернусь», — размышлял он. Григорий незаметно прошел по банковскому коридору и вышел на улицу через запасной выход, оставив людей Рифката, ожидающих его у входа, ни с чем.
…Катя ехала в аэропорт и чувствовала, как что-то новое и чистое приходит в ее жизнь. Может, это и есть счастье? Может, именно так оно и выглядит? Когда есть, что помнить, ради чего жить, куда идти. Сколько это стоит? Кому-то иллюзий. Кому-то амбиций. А кому-то жизни…