Мила Романова
Выбор
Повести
Купальский венок
Какие красивые! — Иванка подняла глаза и увидела лицо бабушки, которая продавала цветы. Сморщенное, похожее на печеное яблоко, а глаза голубые-голубые, как небо в солнечный летний день.
Седые пряди выбивались из-под белой аккуратной косынки.
— А ты купи, дочка! Это ромашки садовые.
— Да, я знаю, что это ромашки, но никогда таких больших не видела. А сколько стоит?
— Букет пятьдесят рублей, а заберешь все ведро — за сотню отдам.
— А зачем мне так много? — улыбнулась Иванка.
— Как зачем? Это же ромашки! Хоть в букет поставь, хоть венок плети. А еще на ромашке погадать можно: любит — не любит.
Иванка засмеялась:
— А зачем мне венок?
— Как зачем? По реке пустить. Сегодня же канун Иванова дня. Все девушки на суженых гадают.
— Иванов день?
— Ну да. Его еще в народе Иван Купала называют. Знаешь такой праздник, дочка?
— Конечно знаю, бабушка.
— Вот и сделай венок. Да к полуночи ближе по реке пусти.
— На суженого гадать? Поздно мне уже, бабушка.
— Почему поздно? Никогда не бывает поздно.
— Мне уже много лет. — Иванка замолчала, а потом добавила: — Завтра тридцать пять исполняется.
— Значит, ты в Иванов день родилась? Тогда тебе точно венок сделать нужно и по реке пустить. Он в твою жизнь что-то важное принесет. Да и разве тридцать пять это много? Мне вот восемьдесят, а я все считаю, что молода! — И бабушка хитро ей подмигнула.
— Я хотела сказать, что суженого искать уже поздно.
— Э, нет. Ты ведь не замужем? Значит, до сих пор своего не нашла.
— Да. Не нашла. Так сложилось.
— Ну вот. Чтобы сложилось иначе, возьми ромашки и еще вот это. — Бабушка достала из сумки большой сверток, завернутый в бумагу, и протянула Иванке.
— Что это?
— Это травы различные. Их тут одиннадцать разных. Ромашки добавишь — и двенадцать будет. В купальском венке должно быть не меньше чем двенадцать разных трав, тогда все правильно получится. И желание нужно загадать, когда венок плести будешь. Так берешь ромашки?
— Беру! — Иванка достала из кошелька сторублевую купюру, а затем подумала и добавила еще одну.
— А это еще за что? — удивилась бабушка.
— За травы. И за совет, — улыбнулась снова Иванка.
— Спасибо. Доброе сердце у тебя, дочка. Дай бог, судьба доброй будет. А зовут-то тебя как?
— Иванка.
— Так тебя и назвали в честь Иванова дня?! Значит, несешь ты в себе силу этого праздника. Вот как венок опустишь, глаза закрой и посиди так. Что-то важное придет к тебе. Не забудь!
— Спасибо, бабушка.
— Ступай с богом. Удачи, дочка.
Иванка взяла цветы и пошла к дому, который находился совсем недалеко.
«Интересно, — думала по дороге, — а как она узнала, что я не замужем? Ведь в моем возрасте у женщин обычно уже есть и семья, и дети. Наверное, просто кольца обручального не увидела. И предположила. А попала в точку».
А на следующий день Иванка Дмитрова будет отмечать свое тридцатипятилетие. Она никогда не задумывалась над тем, почему ей дали такое имя, и только сегодня старушка, продававшая цветы, сказала, что назвали-то ее в честь праздника Ивана Купалы. Наверное, так оно действительно и было.
«Нужно будет у мамы спросить», — продолжала думать по дороге Иванка.
Она выросла в «женской семье»: мама, бабушка, сестра. Дедушка давно умер, его в семье всегда вспоминали с почтением. Что касается отца, то о нем мама говорила мало и неохотно. Все, что Иванка о нем знала, это то, что был он болгарином и приезжал много лет назад сюда работать. Встретил маму, женился. Сначала у них родилась старшая дочь Росина, потом младшая — Иванка. Когда у отца закончился контракт, ему нужно было решать: либо уезжать обратно в Болгарию, либо оставаться здесь. Он решил уехать и хотел забрать с собой семью — жену и дочек. Но бабушка, которая к тому времени осталась уже одна, вдруг заболела. Мама ехать передумала, и отец уехал один. Иванка помнила его немного: такой высокий, статный, сильный. Он брал ее на руки и подбрасывал высоко-высоко, а она радовалась и смеялась.
— Расти большая и красивая, моя щерка! — приговаривал он.
Еще Иванка помнила, что в день рождения он всегда дарил ей подарки.
— Всегда в твой день много солнышка, потому что сама ты — мое солнышко! — и прижимал дочку к себе.
А еще он ей пел болгарскую песню, слова которой остались в ее памяти до сих пор:
«Немой, бабо, гьрбава,
Имаш щерка убава.
Айде, бабо, дай ми я,
Ке те дарам шамия».[1]
Потом еще много лет после того, как родители расстались, она каждый год в день рождения ждала в гости отца. И очень надеялась, что он приедет. Но годы шли, а он так и не появлялся.
— Мам, а почему папа не приезжает? — спрашивала она.
— Забудь его! Нет у тебя отца! — раздраженно отвечала мать.
Что там произошло между родителями, она не знала, а мама разговаривать на эту тему всегда отказывалась. А когда Иванка начинала настаивать, плакала и обвиняла ее в том, что она, Иванка, мать свою совсем не любит. И что она не заслуживает такого отношения от дочерей.
Старшая сестра Иванки — Росина — после замужества уехала в другой город и общение с матерью свела к минимуму. Иногда звонила Иванке, чтобы справиться, как у них дела. И все.
— Такая же, как и ее отец! Неблагодарная! — в сердцах говорила мать.
Иванка никогда с ней не спорила, знала: себе дороже. Мама была еще тем любителем все контролировать и постоянно командовала. Бабушка тоже была такой. Может быть, именно потому, что дома постоянно были конфликты, в которых громоотводом была Иванка, ее личная жизнь вообще никак не сложилась.
В детстве она играла на фортепиано и даже мечтала стать великой пианисткой, но бабушка сказала, что это ерунда, а не профессия. И девочка оказалась в медицинской академии. Начала встречаться с однокурсником по имени Игорь. Но маме он не понравился, и она просто запретила дочери с ним видеться. А на всякий случай, чтобы та не ослушалась, добавила, что никогда и ни за что не примет такого зятя. И если она хорошая дочь, то сделает так, как хочет мать. Потому как мать дочери плохого не пожелает.
Иванка работала, отдыхала, что-то делала, куда-то ездила. Но временами ей казалось, что все это не наяву, а во сне. И живет она не свою жизнь, а чужую.
Пробовала поговорить с матерью о том, что хочет разыскать отца, но как будто натыкалась на непробиваемую гранитную стену. Ни мама, ни бабушка никогда не пытались ее понять. Только требовали и устанавливали новые ограничения, в которых ей предстояло выживать. Когда-то давно, когда Росина была еще дома, Иванка решилась на разговор с сестрой. Как раз перед своим поступлением в медицинскую академию.
— Дорогая сестричка, — сказала тогда Росина, — хочешь свободы и нормальной жизни — беги отсюда. Иначе не будет ее никогда. Понимаешь? Ни-ког-да!
— А ты?
— А что я? Скоро замуж выхожу — и адью! Даже слышать обо мне перестанете.
— Почему так?
— Да потому, что мать наша себе жизнь испортила, а теперь хочет это сделать и с моей, и с твоей жизнью тоже. Нет уж. Ничего у нее не выйдет.
…Иванка зашла в подъезд, открывая дверь плечом, поскольку руки были заняты цветами.
— Привет, подруга! — услышала голос соседки и подруги Зины. — Это что за стог сена у тебя в руках вперемешку с цветами?
— Это травы и цветы. Для венка.
— Для какого венка? Умер кто-то?
— Фу-ты! Причем тут это! Венок на Ивана Купалу!
— Извини, подруга. Просто я тут сейчас скорую вызывала для мужика какого-то. Такой видный, хорошо одетый, седой. Сидел на лавочке возле дома, а потом раз — и упал. Я к нему, а он еле дышит. Вот я быстрее в скорую звонить…
— И что скорая?
— Не знаю. Но сказали, жить будет. Вот я поэтому так неудачно и пошутила. Извини. А венок тебе зачем?
— Хочу на речку отнести вечером. Тут же недалеко. Да и праздник такой… сказочный, что ли?
— А-а-а-а… Понятно. Ты решила вспомнить молодость. Здорово. А когда у нас Иван Купала?
— Завтра. И сегодня ночь купальская. Вот.
— Слушай, а пойдем ко мне! Я тоже венок сплету. Глядишь, что-то и в моей жизни изменится. А то живем с тобой, как две кукушки одинокие — ни мужа, ни детей.
— У меня мама с бабушкой есть, — возразила Иванка.
— О да! Еще как есть. Если бы не было их, вполне возможно, что муж и дети у тебя бы уже были. Как у Росины. А с твоими «дамочками» так и останешься старой девой. Ладно, пойдем. Будем пить чай, плести венки и менять свою жизнь. Согласна?
— Да уж…
Зашли в квартиру, Зина включила свет. Сумерки уже начали сгущаться над городом, накрывая его мягкой полупрозрачной кисеей. Травы пахли летом и солнцем, а еще далеким и радостным детством. Молодые женщины напились чаю и начали плести венки.
— Нужно желание загадать, — наставляла Иванка Зину, как научила ее сегодня продавщица ромашек. — Тогда точно знать будешь, чего ждать.
— А что тут загадывать? Чтобы встретить суженого. И остальное все, как в сказке с хорошим концом.
Иванка улыбнулась подруге, а сама подумала о том, что ее желание немного другое. Да, встретить суженого было бы здорово. А вот ее суженый всегда рядом. Все тот же Игорь, с которым мама запретила общаться. Игорь и Иванка работали вместе в областной больнице и почти каждый день встречались на работе.
Правда, он уже успел жениться и развестись, но по- прежнему жил в сердце Иванки и в ее мечтах. Она никак не показывала ему своих чувств. Он же пару раз пытался заговорить о прошлом, но Иванка всегда останавливала. Зачем? Ведь они никогда не смогут быть вместе. Мама такого зятя не примет.
«Что же загадать такое? — думала Иванка. — Даже и придумать-то не могу».
И вдруг внутри как ошпарило: она поняла!
«Я хочу наконец-то найти папу», — с надеждой загадала она, а пальцы в это время начали быстро собирать травы в пучок, а затем вплетать в венок.
— У меня все готово! — объявила Зина.
— А у меня тоже! — ответила ей Иванка.
— Пойдем?
— Рано еще. Пусть стемнеет сильнее. Бабушка сказала, что ближе к полуночи нужно идти к реке.
— А тебя твои «дамочки» не потеряют? Ты же шагу не можешь ступить без их согласия.
— Ладно тебе. Не накручивай! — Иванка подошла к фортепиано, что стояло в углу комнаты, открыла крышку: — Как давно я не играла!
— А сыграй! Прямо сейчас! — попросила Зина. — Ты же так играешь здорово!
— Что сыграть?
— Ну-у… не знаю. Что-нибудь красивое.
Иванка задумалась на несколько секунд и объявила:
— Бетховен. «Мелодия слез».
Ее пальцы коснулись клавиш, и комнату заполнила музыка.
— Боже, как красиво! — прошептала Зина. — Ты играешь божественно.
— Это просто музыка красивая. Обожаю Бетховена и Шопена.
— Но опять же — «Мелодия слез». А нет у этого Бетховена чего-то с более оптимистичным названием?
— Есть, конечно. Много чего. Вот, например, «Счастье». — Пальцы Иванки вновь коснулись клавиш, и прекрасная мелодия полилась в открытое окно.
— Ты играешь просто гениально! — не могла успокоиться Зина. — Хотя, если выбирать, я бы выбрала «Счастье». Хотя ты и «Слезы» отлично сыграла.
— Ладно тебе. Перехвалишь.
— У тебя пальцы, как мотыльки. Порхают над клавишами.
— Да ты, Зинуля, никак поэт! Но нам пора. Иначе станет совсем поздно и страшно.
Молодые женщины взяли готовые венки и вышли на улицу. Река действительно была недалеко. Нужно было пройти вниз по улице и по лестнице спуститься на набережную. А потом снова по ступенькам — уже к воде.
На набережной гуляли люди, и, чтобы не смущать ни их, ни себя, подруги пошли дальше, к мосту, где каменный парапет набережной заканчивался и начинался песчаный берег, поросший вербовыми кустиками.
Иванка и Зина спустились к реке. Обе молча сняли туфли и зашли в воду.
Темное небо было усыпано миллионами ярких звезд. И Иванке казалось, что это и не звезды вовсе, а много-много глаз, которые подглядывают за ней с высоты. От этого ощущения было немного неуютно, но она постаралась не замечать этого наблюдения за собой и опустила венок в воду.
«Как венок опустишь, глаза закрой и посиди так. Что- то важное придет к тебе», — будто наяву услышала Иванка голос бабушки, которая продала ей цветы.
Она подняла глаза. Ей вдруг показалось, что звезды начали вращаться, собираясь вместе и закручиваясь в тугую спираль. Мир вокруг тоже начал медленно вращаться.
«Голова кружится. Наверное, давление упало», — подумала Иванка, а сама вернулась на берег и медленно села на белый песок. Голова продолжала кружиться, и женщина устало прикрыла глаза. Несколько минут сидела неподвижно, а затем почувствовала рядом какое-то движение. Открыла глаза и с удивлением обнаружила рядом маленькую девочку. Наряженная в красивый сарафан, с яркой лентой в русых волосах, девочка была удивительно красивой. Она взяла Иванку за руку и, улыбнувшись, сказала:
— Пойдем.
— Куда?
— Как куда? К костру.
И только теперь Иванка заметила чуть дальше на берегу большой костер. Вокруг него было много людей. И даже издалека было видно, что одеты они ярко, в необычные колоритные костюмы.
«Странно, — подумала Иванка, — как мы с Зиной не заметили, что рядом столько людей. А кстати, где Зина?»
Оглянулась, посмотрела по сторонам, но Зины нигде не было.
— А ты подругу мою не видела? — спросила она девочку.
— Видела. Она ушла.
— Куда ушла? — не поняла Иванка.
— Туда. — Девочка неопределенно махнула рукой. — Нам нужно идти, нас там ждут.
— Кто ждет? — Иванка по-прежнему ничего не понимала.
— Сейчас сама все увидишь. — И девочка снова потянула ее за руку. — Пошли!
— Иду! Только не тяни, иначе руку мне оторвешь. А зовут-то тебя как?
— Леля.
— Красивое имя, — успела сказать Иванка, и они подошли к костру.
— Стой здесь. Я позову Живу. Она хотела что-то тебе сказать. — И девочка отбежала в сторону.
Иванка огляделась вокруг. Публика возле костра была и правда очень необычной. Недалеко стоял мужчина с ярко-рыжей бородой в красной рубашке. Он энергично жестикулировал и что-то рассказывал седому старику в белых одеждах. Чуть дальше стояли две молодые женщины: одна — в зеленом сарафане с ветками березы в руках, вторая — в золотистом нарядном платье с венком из спелых колосьев пшеницы на голове. Они о чем-то тихо разговаривали. Остальных она разглядеть не успела — вернулась ее спутница Леля в сопровождении красивой женщины в голубом нарядном сарафане и красном платке, повязанном вокруг головы.
— Жива, это та самая Иванка, про которую ты спрашивала. — Леля снова потянула Иванку за руку.
— Доброго вечера вам, Иванка, — поздоровалась женщина.
— Доброго и вам. Леля сказала, вы меня видеть хотели.
— Хотела. Давно хотела, но ты все не шла.
— Куда не шла? — не поняла Иванка.
— К себе, — еще более непонятно ответила женщина. — Хорошо, что сейчас пришла. Слушай меня внимательно. Жизнь твоя разворот делает. Как река. Это не конец, это не начало. Но разворот, который может полностью изменить все.
— И что мне сделать нужно?
— Выбрать.
— Что? Что выбрать?
— Что ты будешь играть в своей жизни. Какую музыку. «Счастье» или «Мелодию слез».
— При чем здесь Бетховен?
— Бетховен ни при чем. Просто другого шанса у тебя не будет.
— А это кто? — Иванка вдруг увидела еще одного старика, который прошел мимо. Вид у него был суровый и даже немного устрашающий.
— Где? Ах, вот… Это же Перун. Неужели не узнала?
— Не-е-е узна-ала… — Иванка почему-то начала заикаться.
— Да ты не бойся, тут все свои. Вон там Ярило разговаривает с Белобогом, а возле костра Мара и Тара. Тут все наши: и Магура, и Дана, и Лада, и Даждьбог…
— А-а-а… где я?
— Как где? У купальского костра. Сегодня же канун Ивана Купалы. Все славянские божества собираются в этот день вместе. Сейчас я тебя со всеми познакомлю, но прежде скажи: что ты в жизни своей выбираешь?
— Я так хочу найти отца, — вырвалось у Иванки, а потом она добавила: — Счастье. Как сказала моя подруга Зина, так оптимистичнее.
— Иванка! Иванка! Ты что, заснула? — Она почувствовала, что кто-то трясет ее за плечо. Открыла глаза и увидела перед собой Зину.
— Что с тобой? Ты что, спала? Я тебя зову, зову, а ты как будто не здесь.
Иванка удивленно завертела головой из стороны в сторону. Темная ночь смотрела на них миллионами звезд- глаз, воздух, наполненный ночной прохладой, бодрил и освежал, город затихал, погружаясь в сон. Но никакого костра рядом не было, как не было и колоритной компании его окружающей.
— Ты в порядке? — не унималась Зина.
— Да. Нормально все. Я как будто уснула. Пошли, пора. Уже очень поздно, мне на работу завтра рано вставать.
— Пойдем. Кстати, полночь прошла и твой день рождения уже наступил! Поздравляю!
— Спасибо, подруга. Вечером встретимся, посидим.
Она открыла дверь своим ключом и тихонько зашла
в квартиру.
— Ты где была? — вдруг услышала голос и увидела маму и бабушку, которые сидели рядом на диване с выпрямленными спинами и одинаково напряженными лицами.
— На речку ходила, — устало ответила Иванка. — А сейчас спать. Мне на работу утром.
— Нет, моя дорогая! — громко начала мать. — Сначала ты нам с бабушкой все объяснишь. По какому такому праву ты не приходишь с работы вечером домой, ходишь непонятно где и делаешь непонятно что. А дома две пожилые женщины, мать и бабушка, нуждаются в твоей помощи и заботе!
«Началось!» — Иванка инстинктивно втянула голову в плечи и уже собиралась ответить, как вдруг услышала первые аккорды прекрасной музыки. Такой знакомой и любимой.
— Людвиг ван Бетховен, — произнесла она вслух. — «Счастье».
И, развернувшись на глазах изумленных матери и бабушки, добавила:
— Спасибо за поздравления. Свой тридцать пятый день рождения я встречу на новом месте. На съемной квартире. Я уже большая девочка и могу жить одна. Спокойной ночи, дорогие мои.
Она зашла в свою комнату и закрыла дверь на ключ. Слышала, как мать что-то кричала ей вслед, но она не обращала никакого внимания. Сняла платье и залезла под одеяло.
Утро было ярким, свежим, по-настоящему праздничным и солнечным.
Иванка вошла в больницу с большой сумкой в руках. Она приняла решение — домой не вернется. И от этого на душе было так спокойно и приятно. А еще появилось ощущение жизни. Все вокруг обрело цвет и запах, наполнилось звуками и движением. Ей казалось, что она, как спящая красавица, долго-долго спала, а потом появился прекрасный принц и разбудил ее. Хотелось плакать и смеяться. А еще бегать, прыгать и совершать разные глупости, которые ей никогда не разрешалось делать.
Кстати о принце. Он тоже вскоре появился. В белом халате, с уставшими от бессонного дежурства глазами.
Игорь зашел в ординаторскую с большим букетом розовых роз.
— С днем рождения! Счастья тебе, — и, наклонившись, поцеловал ее в щеку.
— Спасибо! — Иванка почувствовала, что тот барьер, который она так старательно выстроила между собой и Игорем, внезапно рухнул. Ей неожиданно захотелось, чтобы он подошел ближе, обнял. Глядя в его такое родное лицо, вдруг поняла, что еще чуть-чуть — и она бросится ему на шею. С трудом сдержала нахлынувшие чувства.
— Иванка, я хотел поговорить с тобой раньше, да все никак не получалось. Меня пригласили работать в Москву, — и Игорь назвал одно из престижных медицинских учреждений. — И я принял предложение. Поэтому скоро я уезжаю.
От этой новости Иванка даже растерялась. Как так? Счастье, которое она так долго ждала, исчезает именно тогда, когда уже практически упало ей в руки. Видимо, он понял, почувствовал, как она расстроилась, поэтому быстро продолжил:
— Ты поедешь со мной?
— В качестве ассистента?
— Да. И не только. Еще и в качестве моей жены.
— Ты шутишь?
— Нет, я крайне серьезен.
— Я могу подумать?
— Конечно. У тебя для этого есть целых пять минут.
— Тогда я, пожалуй, соглашусь, — улыбнулась Иванка. Игорь подошел и обнял. Так, как она мечтала всегда.
«Это не конец, это не начало. Но разворот. Который может полностью изменить твою жизнь», — вспомнились слова, которые сказала ей Жива купальской ночью.
— Кстати, — вдруг вспомнил что-то Игорь, — нам вчера вечером на скорой мужика привезли. С сердцем ему плохо стало. Возле твоего дома забрали. У него фамилия такая же, как у тебя. И имя как твое отчество. Я еще подумал…
— Где? Скажи! В какой палате? — Иванка почувствовала, как задрожал голос. И она побежала по коридору.
— В сорок второй, — в спину ей крикнул Игорь.
Она ничего не видела и не понимала. Бежала по длинному больничному коридору, чувствуя, как замирает сердце, а в ушах звучит все та же мелодия Бетховена.
Возле двери остановилась, чтобы перевести дух.
«А если это не он? Нужно взять себя в руки. Да и как я смогу его узнать? Ведь столько лет прошло».
Осторожно открыла дверь и зашла в палату. Он лежал, закрыв глаза. Бледное лицо, седые волосы. Иванка всматривалась в его черты, пытаясь узнать, почувствовать.
Он открыл глаза. Посмотрел сначала настороженно, а потом вдруг вымученно улыбнулся и тихо позвал:
— Иванко! Щерка моя! С днем рождения! Спешил к тебе, да вот видишь, где оказался…
— Папа! Папочка! — Иванка уткнулась лицом в его грудь, накрытую больничным одеялом. — Наконец-то я тебя нашла!
Отец улыбался, гладил ее по голове:
— Какое солнце сегодня яркое. Всегда в твой день много солнышка, потому что ты — мое солнышко.
А потом вдруг тихо-тихо, как в детстве, запел:
— Немой, бабо, гьрбава,
Имаш щерка убава…
Иванка подняла лицо, вытерла слезы и несмело, но радостно подхватила:
— Айде, бабо, дай ми я,
Ке те дарам шамия…
Примечания
1
1 Не нужно, бабушка, горевать,
Что дочь уходит из дому.
Отдай ее за меня,
И будет она счастливой.
Мила Романова
Выбор
Повести
Купальский венок
Какие красивые! — Иванка подняла глаза и увидела лицо бабушки, которая продавала цветы. Сморщенное, похожее на печеное яблоко, а глаза голубые-голубые, как небо в солнечный летний день.
Седые пряди выбивались из-под белой аккуратной косынки.
— А ты купи, дочка! Это ромашки садовые.
— Да, я знаю, что это ромашки, но никогда таких больших не видела. А сколько стоит?
— Букет пятьдесят рублей, а заберешь все ведро — за сотню отдам.
— А зачем мне так много? — улыбнулась Иванка.
— Как зачем? Это же ромашки! Хоть в букет поставь, хоть венок плети. А еще на ромашке погадать можно: любит — не любит.
Иванка засмеялась:
— А зачем мне венок?
— Как зачем? По реке пустить. Сегодня же канун Иванова дня. Все девушки на суженых гадают.
— Иванов день?
— Ну да. Его еще в народе Иван Купала называют. Знаешь такой праздник, дочка?
— Конечно знаю, бабушка.
— Вот и сделай венок. Да к полуночи ближе по реке пусти.
— На суженого гадать? Поздно мне уже, бабушка.
— Почему поздно? Никогда не бывает поздно.
— Мне уже много лет. — Иванка замолчала, а потом добавила: — Завтра тридцать пять исполняется.
— Значит, ты в Иванов день родилась? Тогда тебе точно венок сделать нужно и по реке пустить. Он в твою жизнь что-то важное принесет. Да и разве тридцать пять это много? Мне вот восемьдесят, а я все считаю, что молода! — И бабушка хитро ей подмигнула.
— Я хотела сказать, что суженого искать уже поздно.
— Э, нет. Ты ведь не замужем? Значит, до сих пор своего не нашла.
— Да. Не нашла. Так сложилось.
— Ну вот. Чтобы сложилось иначе, возьми ромашки и еще вот это. — Бабушка достала из сумки большой сверток, завернутый в бумагу, и протянула Иванке.
— Что это?
— Это травы различные. Их тут одиннадцать разных. Ромашки добавишь — и двенадцать будет. В купальском венке должно быть не меньше чем двенадцать разных трав, тогда все правильно получится. И желание нужно загадать, когда венок плести будешь. Так берешь ромашки?
— Беру! — Иванка достала из кошелька сторублевую купюру, а затем подумала и добавила еще одну.
— А это еще за что? — удивилась бабушка.
— За травы. И за совет, — улыбнулась снова Иванка.
— Спасибо. Доброе сердце у тебя, дочка. Дай бог, судьба доброй будет. А зовут-то тебя как?
— Иванка.
— Так тебя и назвали в честь Иванова дня?! Значит, несешь ты в себе силу этого праздника. Вот как венок опустишь, глаза закрой и посиди так. Что-то важное придет к тебе. Не забудь!
— Спасибо, бабушка.
— Ступай с богом. Удачи, дочка.
Иванка взяла цветы и пошла к дому, который находился совсем недалеко.
«Интересно, — думала по дороге, — а как она узнала, что я не замужем? Ведь в моем возрасте у женщин обычно уже есть и семья, и дети. Наверное, просто кольца обручального не увидела. И предположила. А попала в точку».
А на следующий день Иванка Дмитрова будет отмечать свое тридцатипятилетие. Она никогда не задумывалась над тем, почему ей дали такое имя, и только сегодня старушка, продававшая цветы, сказала, что назвали-то ее в честь праздника Ивана Купалы. Наверное, так оно действительно и было.
«Нужно будет у мамы спросить», — продолжала думать по дороге Иванка.
Она выросла в «женской семье»: мама, бабушка, сестра. Дедушка давно умер, его в семье всегда вспоминали с почтением. Что касается отца, то о нем мама говорила мало и неохотно. Все, что Иванка о нем знала, это то, что был он болгарином и приезжал много лет назад сюда работать. Встретил маму, женился. Сначала у них родилась старшая дочь Росина, потом младшая — Иванка. Когда у отца закончился контракт, ему нужно было решать: либо уезжать обратно в Болгарию, либо оставаться здесь. Он решил уехать и хотел забрать с собой семью — жену и дочек. Но бабушка, которая к тому времени осталась уже одна, вдруг заболела. Мама ехать передумала, и отец уехал один. Иванка помнила его немного: такой высокий, статный, сильный. Он брал ее на руки и подбрасывал высоко-высоко, а она радовалась и смеялась.
— Расти большая и красивая, моя щерка! — приговаривал он.
Еще Иванка помнила, что в день рождения он всегда дарил ей подарки.
— Всегда в твой день много солнышка, потому что сама ты — мое солнышко! — и прижимал дочку к себе.
А еще он ей пел болгарскую песню, слова которой остались в ее памяти до сих пор:
«Немой, бабо, гьрбава,
Имаш щерка убава.
Айде, бабо, дай ми я,
Ке те дарам шамия».[1]
Потом еще много лет после того, как родители расстались, она каждый год в день рождения ждала в гости отца. И очень надеялась, что он приедет. Но годы шли, а он так и не появлялся.
— Мам, а почему папа не приезжает? — спрашивала она.
— Забудь его! Нет у тебя отца! — раздраженно отвечала мать.
Что там произошло между родителями, она не знала, а мама разговаривать на эту тему всегда отказывалась. А когда Иванка начинала настаивать, плакала и обвиняла ее в том, что она, Иванка, мать свою совсем не любит. И что она не заслуживает такого отношения от дочерей.
Старшая сестра Иванки — Росина — после замужества уехала в другой город и общение с матерью свела к минимуму. Иногда звонила Иванке, чтобы справиться, как у них дела. И все.
— Такая же, как и ее отец! Неблагодарная! — в сердцах говорила мать.
Иванка никогда с ней не спорила, знала: себе дороже. Мама была еще тем любителем все контролировать и постоянно командовала. Бабушка тоже была такой. Может быть, именно потому, что дома постоянно были конфликты, в которых громоотводом была Иванка, ее личная жизнь вообще никак не сложилась.
В детстве она играла на фортепиано и даже мечтала стать великой пианисткой, но бабушка сказала, что это ерунда, а не профессия. И девочка оказалась в медицинской академии. Начала встречаться с однокурсником по имени Игорь. Но маме он не понравился, и она просто запретила дочери с ним видеться. А на всякий случай, чтобы та не ослушалась, добавила, что никогда и ни за что не примет такого зятя. И если она хорошая дочь, то сделает так, как хочет мать. Потому как мать дочери плохого не пожелает.
Иванка работала, отдыхала, что-то делала, куда-то ездила. Но временами ей казалось, что все это не наяву, а во сне. И живет она не свою жизнь, а чужую.
Пробовала поговорить с матерью о том, что хочет разыскать отца, но как будто натыкалась на непробиваемую гранитную стену. Ни мама, ни бабушка никогда не пытались ее понять. Только требовали и устанавливали новые ограничения, в которых ей предстояло выживать. Когда-то давно, когда Росина была еще дома, Иванка решилась на разговор с сестрой. Как раз перед своим поступлением в медицинскую академию.
— Дорогая сестричка, — сказала тогда Росина, — хочешь свободы и нормальной жизни — беги отсюда. Иначе не будет ее никогда. Понимаешь? Ни-ког-да!
— А ты?
— А что я? Скоро замуж выхожу — и адью! Даже слышать обо мне перестанете.
— Почему так?
— Да потому, что мать наша себе жизнь испортила, а теперь хочет это сделать и с моей, и с твоей жизнью тоже. Нет уж. Ничего у нее не выйдет.
…Иванка зашла в подъезд, открывая дверь плечом, поскольку руки были заняты цветами.
— Привет, подруга! — услышала голос соседки и подруги Зины. — Это что за стог сена у тебя в руках вперемешку с цветами?
— Это травы и цветы. Для венка.
— Для какого венка? Умер кто-то?
— Фу-ты! Причем тут это! Венок на Ивана Купалу!
— Извини, подруга. Просто я тут сейчас скорую вызывала для мужика какого-то. Такой видный, хорошо одетый, седой. Сидел на лавочке возле дома, а потом раз — и упал. Я к нему, а он еле дышит. Вот я быстрее в скорую звонить…
— И что скорая?
— Не знаю. Но сказали, жить будет. Вот я поэтому так неудачно и пошутила. Извини. А венок тебе зачем?
— Хочу на речку отнести вечером. Тут же недалеко. Да и праздник такой… сказочный, что ли?
— А-а-а-а… Понятно. Ты решила вспомнить молодость. Здорово. А когда у нас Иван Купала?
— Завтра. И сегодня ночь купальская. Вот.
— Слушай, а пойдем ко мне! Я тоже венок сплету. Глядишь, что-то и в моей жизни изменится. А то живем с тобой, как две кукушки одинокие — ни мужа, ни детей.
— У меня мама с бабушкой есть, — возразила Иванка.
— О да! Еще как есть. Если бы не было их, вполне возможно, что муж и дети у тебя бы уже были. Как у Росины. А с твоими «дамочками» так и останешься старой девой. Ладно, пойдем. Будем пить чай, плести венки и менять свою жизнь. Согласна?
— Да уж…
Зашли в квартиру, Зина включила свет. Сумерки уже начали сгущаться над городом, накрывая его мягкой полупрозрачной кисеей. Травы пахли летом и солнцем, а еще далеким и радостным детством. Молодые женщины напились чаю и начали плести венки.
— Нужно желание загадать, — наставляла Иванка Зину, как научила ее сегодня продавщица ромашек. — Тогда точно знать будешь, чего ждать.
— А что тут загадывать? Чтобы встретить суженого. И остальное все, как в сказке с хорошим концом.
Иванка улыбнулась подруге, а сама подумала о том, что ее желание немного другое. Да, встретить суженого было бы здорово. А вот ее суженый всегда рядом. Все тот же Игорь, с которым мама запретила общаться. Игорь и Иванка работали вместе в областной больнице и почти каждый день встречались на работе.
Правда, он уже успел жениться и развестись, но по- прежнему жил в сердце Иванки и в ее мечтах. Она никак не показывала ему своих чувств. Он же пару раз пытался заговорить о прошлом, но Иванка всегда останавливала. Зачем? Ведь они никогда не смогут быть вместе. Мама такого зятя не примет.
«Что же загадать такое? — думала Иванка. — Даже и придумать-то не могу».
И вдруг внутри как ошпарило: она поняла!
«Я хочу наконец-то найти папу», — с надеждой загадала она, а пальцы в это время начали быстро собирать травы в пучок, а затем вплетать в венок.
— У меня все готово! — объявила Зина.
— А у меня тоже! — ответила ей Иванка.
— Пойдем?
— Рано еще. Пусть стемнеет сильнее. Бабушка сказала, что ближе к полуночи нужно идти к реке.
— А тебя твои «дамочки» не потеряют? Ты же шагу не можешь ступить без их согласия.
— Ладно тебе. Не накручивай! — Иванка подошла к фортепиано, что стояло в углу комнаты, открыла крышку: — Как давно я не играла!
— А сыграй! Прямо сейчас! — попросила Зина. — Ты же так играешь здорово!
— Что сыграть?
— Ну-у… не знаю. Что-нибудь красивое.
Иванка задумалась на несколько секунд и объявила:
— Бетховен. «Мелодия слез».
Ее пальцы коснулись клавиш, и комнату заполнила музыка.
— Боже, как красиво! — прошептала Зина. — Ты играешь божественно.
— Это просто музыка красивая. Обожаю Бетховена и Шопена.
— Но опять же — «Мелодия слез». А нет у этого Бетховена чего-то с более оптимистичным названием?
— Есть, конечно. Много чего. Вот, например, «Счастье». — Пальцы Иванки вновь коснулись клавиш, и прекрасная мелодия полилась в открытое окно.
— Ты играешь просто гениально! — не могла успокоиться Зина. — Хотя, если выбирать, я бы выбрала «Счастье». Хотя ты и «Слезы» отлично сыграла.
— Ладно тебе. Перехвалишь.
— У тебя пальцы, как мотыльки. Порхают над клавишами.
— Да ты, Зинуля, никак поэт! Но нам пора. Иначе станет совсем поздно и страшно.
Молодые женщины взяли готовые венки и вышли на улицу. Река действительно была недалеко. Нужно было пройти вниз по улице и по лестнице спуститься на набережную. А потом снова по ступенькам — уже к воде.
На набережной гуляли люди, и, чтобы не смущать ни их, ни себя, подруги пошли дальше, к мосту, где каменный парапет набережной заканчивался и начинался песчаный берег, поросший вербовыми кустиками.
Иванка и Зина спустились к реке. Обе молча сняли туфли и зашли в воду.
Темное небо было усыпано миллионами ярких звезд. И Иванке казалось, что это и не звезды вовсе, а много-много глаз, которые подглядывают за ней с высоты. От этого ощущения было немного неуютно, но она постаралась не замечать этого наблюдения за собой и опустила венок в воду.
«Как венок опустишь, глаза закрой и посиди так. Что- то важное придет к тебе», — будто наяву услышала Иванка голос бабушки, которая продала ей цветы.
Она подняла глаза. Ей вдруг показалось, что звезды начали вращаться, собираясь вместе и закручиваясь в тугую спираль. Мир вокруг тоже начал медленно вращаться.
«Голова кружится. Наверное, давление упало», — подумала Иванка, а сама вернулась на берег и медленно села на белый песок. Голова продолжала кружиться, и женщина устало прикрыла глаза. Несколько минут сидела неподвижно, а затем почувствовала рядом какое-то движение. Открыла глаза и с удивлением обнаружила рядом маленькую девочку. Наряженная в красивый сарафан, с яркой лентой в русых волосах, девочка была удивительно красивой. Она взяла Иванку за руку и, улыбнувшись, сказала:
— Пойдем.
— Куда?
— Как куда? К костру.
И только теперь Иванка заметила чуть дальше на берегу большой костер. Вокруг него было много людей. И даже издалека было видно, что одеты они ярко, в необычные колоритные костюмы.
«Странно, — подумала Иванка, — как мы с Зиной не заметили, что рядом столько людей. А кстати, где Зина?»
Оглянулась, посмотрела по сторонам, но Зины нигде не было.
— А ты подругу мою не видела? — спросила она девочку.
— Видела. Она ушла.
— Куда ушла? — не поняла Иванка.
— Туда. — Девочка неопределенно махнула рукой. — Нам нужно идти, нас там ждут.
— Кто ждет? — Иванка по-прежнему ничего не понимала.
— Сейчас сама все увидишь. — И девочка снова потянула ее за руку. — Пошли!
— Иду! Только не тяни, иначе руку мне оторвешь. А зовут-то тебя как?
— Леля.
— Красивое имя, — успела сказать Иванка, и они подошли к костру.
— Стой здесь. Я позову Живу. Она хотела что-то тебе сказать. — И девочка отбежала в сторону.
Иванка огляделась вокруг. Публика возле костра была и правда очень необычной. Недалеко стоял мужчина с ярко-рыжей бородой в красной рубашке. Он энергично жестикулировал и что-то рассказывал седому старику в белых одеждах. Чуть дальше стояли две молодые женщины: одна — в зеленом сарафане с ветками березы в руках, вторая — в золотистом нарядном платье с венком из спелых колосьев пшеницы на голове. Они о чем-то тихо разговаривали. Остальных она разглядеть не успела — вернулась ее спутница Леля в сопровождении красивой женщины в голубом нарядном сарафане и красном платке, повязанном вокруг головы.
— Жива, это та самая Иванка, про которую ты спрашивала. — Леля снова потянула Иванку за руку.
— Доброго вечера вам, Иванка, — поздоровалась женщина.
— Доброго и вам. Леля сказала, вы меня видеть хотели.
— Хотела. Давно хотела, но ты все не шла.
— Куда не шла? — не поняла Иванка.
— К себе, — еще более непонятно ответила женщина. — Хорошо, что сейчас пришла. Слушай меня внимательно. Жизнь твоя разворот делает. Как река. Это не конец, это не начало. Но разворот, который может полностью изменить все.
— И что мне сделать нужно?
— Выбрать.
— Что? Что выбрать?
— Что ты будешь играть в своей жизни. Какую музыку. «Счастье» или «Мелодию слез».
— При чем здесь Бетховен?
— Бетховен ни при чем. Просто другого шанса у тебя не будет.
— А это кто? — Иванка вдруг увидела еще одного старика, который прошел мимо. Вид у него был суровый и даже немного устрашающий.
— Где? Ах, вот… Это же Перун. Неужели не узнала?
— Не-е-е узна-ала… — Иванка почему-то начала заикаться.
— Да ты не бойся, тут все свои. Вон там Ярило разговаривает с Белобогом, а возле костра Мара и Тара. Тут все наши: и Магура, и Дана, и Лада, и Даждьбог…
— А-а-а… где я?
— Как где? У купальского костра. Сегодня же канун Ивана Купалы. Все славянские божества собираются в этот день вместе. Сейчас я тебя со всеми познакомлю, но прежде скажи: что ты в жизни своей выбираешь?
— Я так хочу найти отца, — вырвалось у Иванки, а потом она добавила: — Счастье. Как сказала моя подруга Зина, так оптимистичнее.
— Иванка! Иванка! Ты что, заснула? — Она почувствовала, что кто-то трясет ее за плечо. Открыла глаза и увидела перед собой Зину.
— Что с тобой? Ты что, спала? Я тебя зову, зову, а ты как будто не здесь.
Иванка удивленно завертела головой из стороны в сторону. Темная ночь смотрела на них миллионами звезд- глаз, воздух, наполненный ночной прохладой, бодрил и освежал, город затихал, погружаясь в сон. Но никакого костра рядом не было, как не было и колоритной компании его окружающей.
— Ты в порядке? — не унималась Зина.
— Да. Нормально все. Я как будто уснула. Пошли, пора. Уже очень поздно, мне на работу завтра рано вставать.
— Пойдем. Кстати, полночь прошла и твой день рождения уже наступил! Поздравляю!
— Спасибо, подруга. Вечером встретимся, посидим.
Она открыла дверь своим ключом и тихонько зашла
в квартиру.
— Ты где была? — вдруг услышала голос и увидела маму и бабушку, которые сидели рядом на диване с выпрямленными спинами и одинаково напряженными лицами.
— На речку ходила, — устало ответила Иванка. — А сейчас спать. Мне на работу утром.
— Нет, моя дорогая! — громко начала мать. — Сначала ты нам с бабушкой все объяснишь. По какому такому праву ты не приходишь с работы вечером домой, ходишь непонятно где и делаешь непонятно что. А дома две пожилые женщины, мать и бабушка, нуждаются в твоей помощи и заботе!
«Началось!» — Иванка инстинктивно втянула голову в плечи и уже собиралась ответить, как вдруг услышала первые аккорды прекрасной музыки. Такой знакомой и любимой.
— Людвиг ван Бетховен, — произнесла она вслух. — «Счастье».
И, развернувшись на глазах изумленных матери и бабушки, добавила:
— Спасибо за поздравления. Свой тридцать пятый день рождения я встречу на новом месте. На съемной квартире. Я уже большая девочка и могу жить одна. Спокойной ночи, дорогие мои.
Она зашла в свою комнату и закрыла дверь на ключ. Слышала, как мать что-то кричала ей вслед, но она не обращала никакого внимания. Сняла платье и залезла под одеяло.
Утро было ярким, свежим, по-настоящему праздничным и солнечным.
Иванка вошла в больницу с большой сумкой в руках. Она приняла решение — домой не вернется. И от этого на душе было так спокойно и приятно. А еще появилось ощущение жизни. Все вокруг обрело цвет и запах, наполнилось звуками и движением. Ей казалось, что она, как спящая красавица, долго-долго спала, а потом появился прекрасный принц и разбудил ее. Хотелось плакать и смеяться. А еще бегать, прыгать и совершать разные глупости, которые ей никогда не разрешалось делать.
Кстати о принце. Он тоже вскоре появился. В белом халате, с уставшими от бессонного дежурства глазами.
Игорь зашел в ординаторскую с большим букетом розовых роз.
— С днем рождения! Счастья тебе, — и, наклонившись, поцеловал ее в щеку.
— Спасибо! — Иванка почувствовала, что тот барьер, который она так старательно выстроила между собой и Игорем, внезапно рухнул. Ей неожиданно захотелось, чтобы он подошел ближе, обнял. Глядя в его такое родное лицо, вдруг поняла, что еще чуть-чуть — и она бросится ему на шею. С трудом сдержала нахлынувшие чувства.
— Иванка, я хотел поговорить с тобой раньше, да все никак не получалось. Меня пригласили работать в Москву, — и Игорь назвал одно из престижных медицинских учреждений. — И я принял предложение. Поэтому скоро я уезжаю.
От этой новости Иванка даже растерялась. Как так? Счастье, которое она так долго ждала, исчезает именно тогда, когда уже практически упало ей в руки. Видимо, он понял, почувствовал, как она расстроилась, поэтому быстро продолжил:
— Ты поедешь со мной?
— В качестве ассистента?
— Да. И не только. Еще и в качестве моей жены.
— Ты шутишь?
— Нет, я крайне серьезен.
— Я могу подумать?
— Конечно. У тебя для этого есть целых пять минут.
— Тогда я, пожалуй, соглашусь, — улыбнулась Иванка. Игорь подошел и обнял. Так, как она мечтала всегда.
«Это не конец, это не начало. Но разворот. Который может полностью изменить твою жизнь», — вспомнились слова, которые сказала ей Жива купальской ночью.
— Кстати, — вдруг вспомнил что-то Игорь, — нам вчера вечером на скорой мужика привезли. С сердцем ему плохо стало. Возле твоего дома забрали. У него фамилия такая же, как у тебя. И имя как твое отчество. Я еще подумал…
— Где? Скажи! В какой палате? — Иванка почувствовала, как задрожал голос. И она побежала по коридору.
— В сорок второй, — в спину ей крикнул Игорь.
Она ничего не видела и не понимала. Бежала по длинному больничному коридору, чувствуя, как замирает сердце, а в ушах звучит все та же мелодия Бетховена.
Возле двери остановилась, чтобы перевести дух.
«А если это не он? Нужно взять себя в руки. Да и как я смогу его узнать? Ведь столько лет прошло».
Осторожно открыла дверь и зашла в палату. Он лежал, закрыв глаза. Бледное лицо, седые волосы. Иванка всматривалась в его черты, пытаясь узнать, почувствовать.
Он открыл глаза. Посмотрел сначала настороженно, а потом вдруг вымученно улыбнулся и тихо позвал:
— Иванко! Щерка моя! С днем рождения! Спешил к тебе, да вот видишь, где оказался…
— Папа! Папочка! — Иванка уткнулась лицом в его грудь, накрытую больничным одеялом. — Наконец-то я тебя нашла!
Отец улыбался, гладил ее по голове:
— Какое солнце сегодня яркое. Всегда в твой день много солнышка, потому что ты — мое солнышко.
А потом вдруг тихо-тихо, как в детстве, запел:
— Немой, бабо, гьрбава,
Имаш щерка убава…
Иванка подняла лицо, вытерла слезы и несмело, но радостно подхватила:
— Айде, бабо, дай ми я,
Ке те дарам шамия…
Примечания
1
1 Не нужно, бабушка, горевать,
Что дочь уходит из дому.
Отдай ее за меня,
И будет она счастливой.