Герои новой книги Милы Романовой очень разные. Они живут, любят, мечтают, надеются, идут по жизни собственным путем, попадают в различные ситуации: иногда сложные, иногда банальные, а иногда мистические. Они принимают решения и совершают свой выбор — правильный или нет. И, конечно, несут ответственность за свои решения.

Мила Романова
Выбор


Повести



Дорогой читатель!
Я рада нашей новой встрече. Надеюсь, что эта радость взаимна. В очередной раз я зову тебя за собой.
Новая книга и новая тема, которую хочу обсудить, — это тема выбора. Интересно, не правда ли?
Каждый день, каждую минуту в жизни мы совершаем его снова и снова. Что надеть, куда пойти, сделать или нет, сказать или промолчать. Правда, часто этот выбор случается намного глубже и последствия его влияют на нашу жизнь определяющим образом. Что выбрать: счастье или карьеру? Деньги или любовь? Дружбу или выгоду? Веру или безверие?
Герои этой книги очень разные. Они идут по жизни собственным путем, попадая в различные ситуации: иногда сложные, иногда банальные, а иногда мистические. Они принимают решения и совершают свои выборы. Правильные и не очень. И, конечно, несут ответственность за свои решения. Познакомься с ними. Возможно, их опыт поможет и тебе тоже.
Некоторые истории покажутся тебе похожими на сказку, хотя у каждого героя в этой книге есть реальный прототип. Но я очень люблю сказки, в них всегда все так просто, волшебно и доходчиво. И главное, все хорошо заканчивается.
Однако, прежде чем перевернуть следующую страницу, позволь мне сказать спасибо всем, кто меня поддерживает, вдохновляет, питает своим энтузиазмом и силой. Тем, благодаря кому я начинаю очередное путешествие в глубину человеческой души, которое однажды превращается в новую книгу. Мои любимые, моя семья, мои учителя и наставники, моя команда. Огромное спасибо всем друзьям, единомышленникам, спонсорам и читателям. Ваши отзывы помогают мне, дают невероятную поддержку. Спасибо за то, что так часто пишете мне: «Мила, а когда будет новая книга? Очень ждем!»
Спасибо Существованию и Господу Богу!
Мила Романова


Купальский венок

Какие красивые! — Иванка подняла глаза и увидела лицо бабушки, которая продавала цветы. Сморщенное, похожее на печеное яблоко, а глаза голубые-голубые, как небо в солнечный летний день.
Седые пряди выбивались из-под белой аккуратной косынки.
- А ты купи, дочка! Это ромашки садовые.
- Да, я знаю, что это ромашки, но никогда таких больших не видела. А сколько стоит?
- Букет пятьдесят рублей, а заберешь все ведро — за сотню отдам.
- А зачем мне так много? — улыбнулась Иванка.
- Как зачем? Это же ромашки! Хоть в букет поставь, хоть венок плети. А еще на ромашке погадать можно: любит — не любит.
Иванка засмеялась:
- А зачем мне венок?
- Как зачем? По реке пустить. Сегодня же канун Иванова дня. Все девушки на суженых гадают.
- Иванов день?
- Ну да. Его еще в народе Иван Купала называют. Знаешь такой праздник, дочка?
- Конечно знаю, бабушка.
- Вот и сделай венок. Да к полуночи ближе по реке пусти.
- На суженого гадать? Поздно мне уже, бабушка.
- Почему поздно? Никогда не бывает поздно.
- Мне уже много лет. — Иванка замолчала, а потом добавила: — Завтра тридцать пять исполняется.
- Значит, ты в Иванов день родилась? Тогда тебе точно венок сделать нужно и по реке пустить. Он в твою жизнь что-то важное принесет. Да и разве тридцать пять это много? Мне вот восемьдесят, а я все считаю, что молода! — И бабушка хитро ей подмигнула.
- Я хотела сказать, что суженого искать уже поздно.
- Э, нет. Ты ведь не замужем? Значит, до сих пор своего не нашла.
- Да. Не нашла. Так сложилось.
- Ну вот. Чтобы сложилось иначе, возьми ромашки и еще вот это. — Бабушка достала из сумки большой сверток, завернутый в бумагу, и протянула Иванке.
- Что это?
- Это травы различные. Их тут одиннадцать разных. Ромашки добавишь — и двенадцать будет. В купальском венке должно быть не меньше чем двенадцать разных трав, тогда все правильно получится. И желание нужно загадать, когда венок плести будешь. Так берешь ромашки?
- Беру! — Иванка достала из кошелька сторублевую купюру, а затем подумала и добавила еще одну.
- А это еще за что? — удивилась бабушка.
- За травы. И за совет, — улыбнулась снова Иванка.
- Спасибо. Доброе сердце у тебя, дочка. Дай бог, судьба доброй будет. А зовут-то тебя как?
- Иванка.
- Так тебя и назвали в честь Иванова дня?! Значит, несешь ты в себе силу этого праздника. Вот как венок опустишь, глаза закрой и посиди так. Что-то важное придет к тебе. Не забудь!
- Спасибо, бабушка.
- Ступай с богом. Удачи, дочка.
Иванка взяла цветы и пошла к дому, который находился совсем недалеко.
«Интересно, — думала по дороге, — а как она узнала, что я не замужем? Ведь в моем возрасте у женщин обычно уже есть и семья, и дети. Наверное, просто кольца обручального не увидела. И предположила. А попала в точку».
А на следующий день Иванка Дмитрова будет отмечать свое тридцатипятилетие. Она никогда не задумывалась над тем, почему ей дали такое имя, и только сегодня старушка, продававшая цветы, сказала, что назвали-то ее в честь праздника Ивана Купалы. Наверное, так оно действительно и было.
«Нужно будет у мамы спросить», — продолжала думать по дороге Иванка.
Она выросла в «женской семье»: мама, бабушка, сестра. Дедушка давно умер, его в семье всегда вспоминали с почтением. Что касается отца, то о нем мама говорила мало и неохотно. Все, что Иванка о нем знала, это то, что был он болгарином и приезжал много лет назад сюда работать. Встретил маму, женился. Сначала у них родилась старшая дочь Росина, потом младшая — Иванка. Когда у отца закончился контракт, ему нужно было решать: либо уезжать обратно в Болгарию, либо оставаться здесь. Он решил уехать и хотел забрать с собой семью — жену и дочек. Но бабушка, которая к тому времени осталась уже одна, вдруг заболела. Мама ехать передумала, и отец уехал один. Иванка помнила его немного: такой высокий, статный, сильный. Он брал ее на руки и подбрасывал высоко-высоко, а она радовалась и смеялась.
- Расти большая и красивая, моя щерка! — приговаривал он.
Еще Иванка помнила, что в день рождения он всегда дарил ей подарки.
- Всегда в твой день много солнышка, потому что сама ты — мое солнышко! — и прижимал дочку к себе.
А еще он ей пел болгарскую песню, слова которой остались в ее памяти до сих пор:
«Немой, бабо, гьрбава,
Имаш щерка убава.
Айде, бабо, дай ми я,
Ке те дарам шамия».[1]

Потом еще много лет после того, как родители расстались, она каждый год в день рождения ждала в гости отца. И очень надеялась, что он приедет. Но годы шли, а он так и не появлялся.
- Мам, а почему папа не приезжает? — спрашивала она.
- Забудь его! Нет у тебя отца! — раздраженно отвечала мать.
Что там произошло между родителями, она не знала, а мама разговаривать на эту тему всегда отказывалась. А когда Иванка начинала настаивать, плакала и обвиняла ее в том, что она, Иванка, мать свою совсем не любит. И что она не заслуживает такого отношения от дочерей.
Старшая сестра Иванки — Росина — после замужества уехала в другой город и общение с матерью свела к минимуму. Иногда звонила Иванке, чтобы справиться, как у них дела. И все.
- Такая же, как и ее отец! Неблагодарная! — в сердцах говорила мать.
Иванка никогда с ней не спорила, знала: себе дороже. Мама была еще тем любителем все контролировать и постоянно командовала. Бабушка тоже была такой. Может быть, именно потому, что дома постоянно были конфликты, в которых громоотводом была Иванка, ее личная жизнь вообще никак не сложилась.
В детстве она играла на фортепиано и даже мечтала стать великой пианисткой, но бабушка сказала, что это ерунда, а не профессия. И девочка оказалась в медицинской академии. Начала встречаться с однокурсником по имени Игорь. Но маме он не понравился, и она просто запретила дочери с ним видеться. А на всякий случай, чтобы та не ослушалась, добавила, что никогда и ни за что не примет такого зятя. И если она хорошая дочь, то сделает так, как хочет мать. Потому как мать дочери плохого не пожелает.
Иванка работала, отдыхала, что-то делала, куда-то ездила. Но временами ей казалось, что все это не наяву, а во сне. И живет она не свою жизнь, а чужую.
Пробовала поговорить с матерью о том, что хочет разыскать отца, но как будто натыкалась на непробиваемую гранитную стену. Ни мама, ни бабушка никогда не пытались ее понять. Только требовали и устанавливали новые ограничения, в которых ей предстояло выживать. Когда-то давно, когда Росина была еще дома, Иванка решилась на разговор с сестрой. Как раз перед своим поступлением в медицинскую академию.
- Дорогая сестричка, — сказала тогда Росина, — хочешь свободы и нормальной жизни — беги отсюда. Иначе не будет ее никогда. Понимаешь? Ни-ког-да!
- А ты?
- А что я? Скоро замуж выхожу — и адью! Даже слышать обо мне перестанете.
- Почему так?
- Да потому, что мать наша себе жизнь испортила, а теперь хочет это сделать и с моей, и с твоей жизнью тоже. Нет уж. Ничего у нее не выйдет.
…Иванка зашла в подъезд, открывая дверь плечом, поскольку руки были заняты цветами.
- Привет, подруга! — услышала голос соседки и подруги Зины. — Это что за стог сена у тебя в руках вперемешку с цветами?
- Это травы и цветы. Для венка.
- Для какого венка? Умер кто-то?
- Фу-ты! Причем тут это! Венок на Ивана Купалу!
- Извини, подруга. Просто я тут сейчас скорую вызывала для мужика какого-то. Такой видный, хорошо одетый, седой. Сидел на лавочке возле дома, а потом раз — и упал. Я к нему, а он еле дышит. Вот я быстрее в скорую звонить…
- И что скорая?
- Не знаю. Но сказали, жить будет. Вот я поэтому так неудачно и пошутила. Извини. А венок тебе зачем?
- Хочу на речку отнести вечером. Тут же недалеко. Да и праздник такой… сказочный, что ли?
- А-а-а-а… Понятно. Ты решила вспомнить молодость. Здорово. А когда у нас Иван Купала?
- Завтра. И сегодня ночь купальская. Вот.
- Слушай, а пойдем ко мне! Я тоже венок сплету. Глядишь, что-то и в моей жизни изменится. А то живем с тобой, как две кукушки одинокие — ни мужа, ни детей.
- У меня мама с бабушкой есть, — возразила Иванка.
- О да! Еще как есть. Если бы не было их, вполне возможно, что муж и дети у тебя бы уже были. Как у Росины. А с твоими «дамочками» так и останешься старой девой. Ладно, пойдем. Будем пить чай, плести венки и менять свою жизнь. Согласна?
— Да уж…
Зашли в квартиру, Зина включила свет. Сумерки уже начали сгущаться над городом, накрывая его мягкой полупрозрачной кисеей. Травы пахли летом и солнцем, а еще далеким и радостным детством. Молодые женщины напились чаю и начали плести венки.
- Нужно желание загадать, — наставляла Иванка Зину, как научила ее сегодня продавщица ромашек. — Тогда точно знать будешь, чего ждать.
- А что тут загадывать? Чтобы встретить суженого. И остальное все, как в сказке с хорошим концом.
Иванка улыбнулась подруге, а сама подумала о том, что ее желание немного другое. Да, встретить суженого было бы здорово. А вот ее суженый всегда рядом. Все тот же Игорь, с которым мама запретила общаться. Игорь и Иванка работали вместе в областной больнице и почти каждый день встречались на работе.
Правда, он уже успел жениться и развестись, но по- прежнему жил в сердце Иванки и в ее мечтах. Она никак не показывала ему своих чувств. Он же пару раз пытался заговорить о прошлом, но Иванка всегда останавливала. Зачем? Ведь они никогда не смогут быть вместе. Мама такого зятя не примет.
«Что же загадать такое? — думала Иванка. — Даже и придумать-то не могу».
И вдруг внутри как ошпарило: она поняла!
«Я хочу наконец-то найти папу», — с надеждой загадала она, а пальцы в это время начали быстро собирать травы в пучок, а затем вплетать в венок.
- У меня все готово! — объявила Зина.
- А у меня тоже! — ответила ей Иванка.
- Пойдем?
- Рано еще. Пусть стемнеет сильнее. Бабушка сказала, что ближе к полуночи нужно идти к реке.
- А тебя твои «дамочки» не потеряют? Ты же шагу не можешь ступить без их согласия.
- Ладно тебе. Не накручивай! — Иванка подошла к фортепиано, что стояло в углу комнаты, открыла крышку: — Как давно я не играла!
- А сыграй! Прямо сейчас! — попросила Зина. — Ты же так играешь здорово!
- Что сыграть?
- Ну-у… не знаю. Что-нибудь красивое.
Иванка задумалась на несколько секунд и объявила:
- Бетховен. «Мелодия слез».
Ее пальцы коснулись клавиш, и комнату заполнила музыка.
- Боже, как красиво! — прошептала Зина. — Ты играешь божественно.
- Это просто музыка красивая. Обожаю Бетховена и Шопена.
- Но опять же — «Мелодия слез». А нет у этого Бетховена чего-то с более оптимистичным названием?
- Есть, конечно. Много чего. Вот, например, «Счастье». — Пальцы Иванки вновь коснулись клавиш, и прекрасная мелодия полилась в открытое окно.
- Ты играешь просто гениально! — не могла успокоиться Зина. — Хотя, если выбирать, я бы выбрала «Счастье». Хотя ты и «Слезы» отлично сыграла.
- Ладно тебе. Перехвалишь.
- У тебя пальцы, как мотыльки. Порхают над клавишами.
- Да ты, Зинуля, никак поэт! Но нам пора. Иначе станет совсем поздно и страшно.
Молодые женщины взяли готовые венки и вышли на улицу. Река действительно была недалеко. Нужно было пройти вниз по улице и по лестнице спуститься на набережную. А потом снова по ступенькам — уже к воде.
На набережной гуляли люди, и, чтобы не смущать ни их, ни себя, подруги пошли дальше, к мосту, где каменный парапет набережной заканчивался и начинался песчаный берег, поросший вербовыми кустиками.
Иванка и Зина спустились к реке. Обе молча сняли туфли и зашли в воду.
Темное небо было усыпано миллионами ярких звезд. И Иванке казалось, что это и не звезды вовсе, а много-много глаз, которые подглядывают за ней с высоты. От этого ощущения было немного неуютно, но она постаралась не замечать этого наблюдения за собой и опустила венок в воду.
«Как венок опустишь, глаза закрой и посиди так. Что- то важное придет к тебе», — будто наяву услышала Иванка голос бабушки, которая продала ей цветы.
Она подняла глаза. Ей вдруг показалось, что звезды начали вращаться, собираясь вместе и закручиваясь в тугую спираль. Мир вокруг тоже начал медленно вращаться.
«Голова кружится. Наверное, давление упало», — подумала Иванка, а сама вернулась на берег и медленно села на белый песок. Голова продолжала кружиться, и женщина устало прикрыла глаза. Несколько минут сидела неподвижно, а затем почувствовала рядом какое-то движение. Открыла глаза и с удивлением обнаружила рядом маленькую девочку. Наряженная в красивый сарафан, с яркой лентой в русых волосах, девочка была удивительно красивой. Она взяла Иванку за руку и, улыбнувшись, сказала:
- Пойдем.
- Куда?
- Как куда? К костру.
И только теперь Иванка заметила чуть дальше на берегу большой костер. Вокруг него было много людей. И даже издалека было видно, что одеты они ярко, в необычные колоритные костюмы.
«Странно, — подумала Иванка, — как мы с Зиной не заметили, что рядом столько людей. А кстати, где Зина?»
Оглянулась, посмотрела по сторонам, но Зины нигде не было.
- А ты подругу мою не видела? — спросила она девочку.
- Видела. Она ушла.
- Куда ушла? — не поняла Иванка.
- Туда. — Девочка неопределенно махнула рукой. — Нам нужно идти, нас там ждут.
- Кто ждет? — Иванка по-прежнему ничего не понимала.
- Сейчас сама все увидишь. — И девочка снова потянула ее за руку. — Пошли!
- Иду! Только не тяни, иначе руку мне оторвешь. А зовут-то тебя как?
- Леля.
- Красивое имя, — успела сказать Иванка, и они подошли к костру.
- Стой здесь. Я позову Живу. Она хотела что-то тебе сказать. — И девочка отбежала в сторону.
Иванка огляделась вокруг. Публика возле костра была и правда очень необычной. Недалеко стоял мужчина с ярко-рыжей бородой в красной рубашке. Он энергично жестикулировал и что-то рассказывал седому старику в белых одеждах. Чуть дальше стояли две молодые женщины: одна — в зеленом сарафане с ветками березы в руках, вторая — в золотистом нарядном платье с венком из спелых колосьев пшеницы на голове. Они о чем-то тихо разговаривали. Остальных она разглядеть не успела — вернулась ее спутница Леля в сопровождении красивой женщины в голубом нарядном сарафане и красном платке, повязанном вокруг головы.
- Жива, это та самая Иванка, про которую ты спрашивала. — Леля снова потянула Иванку за руку.
- Доброго вечера вам, Иванка, — поздоровалась женщина.
- Доброго и вам. Леля сказала, вы меня видеть хотели.
- Хотела. Давно хотела, но ты все не шла.
- Куда не шла? — не поняла Иванка.
- К себе, — еще более непонятно ответила женщина. — Хорошо, что сейчас пришла. Слушай меня внимательно. Жизнь твоя разворот делает. Как река. Это не конец, это не начало. Но разворот, который может полностью изменить все.
- И что мне сделать нужно?
- Выбрать.
- Что? Что выбрать?
- Что ты будешь играть в своей жизни. Какую музыку. «Счастье» или «Мелодию слез».
- При чем здесь Бетховен?
- Бетховен ни при чем. Просто другого шанса у тебя не будет.
- А это кто? — Иванка вдруг увидела еще одного старика, который прошел мимо. Вид у него был суровый и даже немного устрашающий.
- Где? Ах, вот… Это же Перун. Неужели не узнала?
- Не-е-е узна-ала… — Иванка почему-то начала заикаться.
- Да ты не бойся, тут все свои. Вон там Ярило разговаривает с Белобогом, а возле костра Мара и Тара. Тут все наши: и Магура, и Дана, и Лада, и Даждьбог…
- А-а-а… где я?
- Как где? У купальского костра. Сегодня же канун Ивана Купалы. Все славянские божества собираются в этот день вместе. Сейчас я тебя со всеми познакомлю, но прежде скажи: что ты в жизни своей выбираешь?
- Я так хочу найти отца, — вырвалось у Иванки, а потом она добавила: — Счастье. Как сказала моя подруга Зина, так оптимистичнее.
- Иванка! Иванка! Ты что, заснула? — Она почувствовала, что кто-то трясет ее за плечо. Открыла глаза и увидела перед собой Зину.
- Что с тобой? Ты что, спала? Я тебя зову, зову, а ты как будто не здесь.
Иванка удивленно завертела головой из стороны в сторону. Темная ночь смотрела на них миллионами звезд- глаз, воздух, наполненный ночной прохладой, бодрил и освежал, город затихал, погружаясь в сон. Но никакого костра рядом не было, как не было и колоритной компании его окружающей.
- Ты в порядке? — не унималась Зина.
- Да. Нормально все. Я как будто уснула. Пошли, пора. Уже очень поздно, мне на работу завтра рано вставать.
- Пойдем. Кстати, полночь прошла и твой день рождения уже наступил! Поздравляю!
- Спасибо, подруга. Вечером встретимся, посидим.
Она открыла дверь своим ключом и тихонько зашла
в квартиру.
- Ты где была? — вдруг услышала голос и увидела маму и бабушку, которые сидели рядом на диване с выпрямленными спинами и одинаково напряженными лицами.
- На речку ходила, — устало ответила Иванка. — А сейчас спать. Мне на работу утром.
- Нет, моя дорогая! — громко начала мать. — Сначала ты нам с бабушкой все объяснишь. По какому такому праву ты не приходишь с работы вечером домой, ходишь непонятно где и делаешь непонятно что. А дома две пожилые женщины, мать и бабушка, нуждаются в твоей помощи и заботе!
«Началось!» — Иванка инстинктивно втянула голову в плечи и уже собиралась ответить, как вдруг услышала первые аккорды прекрасной музыки. Такой знакомой и любимой.
- Людвиг ван Бетховен, — произнесла она вслух. — «Счастье».
И, развернувшись на глазах изумленных матери и бабушки, добавила:
- Спасибо за поздравления. Свой тридцать пятый день рождения я встречу на новом месте. На съемной квартире. Я уже большая девочка и могу жить одна. Спокойной ночи, дорогие мои.
Она зашла в свою комнату и закрыла дверь на ключ. Слышала, как мать что-то кричала ей вслед, но она не обращала никакого внимания. Сняла платье и залезла под одеяло.
Утро было ярким, свежим, по-настоящему праздничным и солнечным.
Иванка вошла в больницу с большой сумкой в руках. Она приняла решение — домой не вернется. И от этого на душе было так спокойно и приятно. А еще появилось ощущение жизни. Все вокруг обрело цвет и запах, наполнилось звуками и движением. Ей казалось, что она, как спящая красавица, долго-долго спала, а потом появился прекрасный принц и разбудил ее. Хотелось плакать и смеяться. А еще бегать, прыгать и совершать разные глупости, которые ей никогда не разрешалось делать.
Кстати о принце. Он тоже вскоре появился. В белом халате, с уставшими от бессонного дежурства глазами.
Игорь зашел в ординаторскую с большим букетом розовых роз.
- С днем рождения! Счастья тебе, — и, наклонившись, поцеловал ее в щеку.
- Спасибо! — Иванка почувствовала, что тот барьер, который она так старательно выстроила между собой и Игорем, внезапно рухнул. Ей неожиданно захотелось, чтобы он подошел ближе, обнял. Глядя в его такое родное лицо, вдруг поняла, что еще чуть-чуть — и она бросится ему на шею. С трудом сдержала нахлынувшие чувства.
- Иванка, я хотел поговорить с тобой раньше, да все никак не получалось. Меня пригласили работать в Москву, — и Игорь назвал одно из престижных медицинских учреждений. — И я принял предложение. Поэтому скоро я уезжаю.
От этой новости Иванка даже растерялась. Как так? Счастье, которое она так долго ждала, исчезает именно тогда, когда уже практически упало ей в руки. Видимо, он понял, почувствовал, как она расстроилась, поэтому быстро продолжил:
- Ты поедешь со мной?
- В качестве ассистента?
- Да. И не только. Еще и в качестве моей жены.
- Ты шутишь?
- Нет, я крайне серьезен.
- Я могу подумать?
- Конечно. У тебя для этого есть целых пять минут.
- Тогда я, пожалуй, соглашусь, — улыбнулась Иванка. Игорь подошел и обнял. Так, как она мечтала всегда.
«Это не конец, это не начало. Но разворот. Который может полностью изменить твою жизнь», — вспомнились слова, которые сказала ей Жива купальской ночью.
- Кстати, — вдруг вспомнил что-то Игорь, — нам вчера вечером на скорой мужика привезли. С сердцем ему плохо стало. Возле твоего дома забрали. У него фамилия такая же, как у тебя. И имя как твое отчество. Я еще подумал…
- Где? Скажи! В какой палате? — Иванка почувствовала, как задрожал голос. И она побежала по коридору.
- В сорок второй, — в спину ей крикнул Игорь.
Она ничего не видела и не понимала. Бежала по длинному больничному коридору, чувствуя, как замирает сердце, а в ушах звучит все та же мелодия Бетховена.
Возле двери остановилась, чтобы перевести дух.
«А если это не он? Нужно взять себя в руки. Да и как я смогу его узнать? Ведь столько лет прошло».
Осторожно открыла дверь и зашла в палату. Он лежал, закрыв глаза. Бледное лицо, седые волосы. Иванка всматривалась в его черты, пытаясь узнать, почувствовать.
Он открыл глаза. Посмотрел сначала настороженно, а потом вдруг вымученно улыбнулся и тихо позвал:
- Иванко! Щерка моя! С днем рождения! Спешил к тебе, да вот видишь, где оказался…
- Папа! Папочка! — Иванка уткнулась лицом в его грудь, накрытую больничным одеялом. — Наконец-то я тебя нашла!
Отец улыбался, гладил ее по голове:
- Какое солнце сегодня яркое. Всегда в твой день много солнышка, потому что ты — мое солнышко.
А потом вдруг тихо-тихо, как в детстве, запел:
- Немой, бабо, гьрбава,
Имаш щерка убава…
Иванка подняла лицо, вытерла слезы и несмело, но радостно подхватила:
- Айде, бабо, дай ми я,
Ке те дарам шамия…



Даймон Лиза





Часть 1
Марсель
Привет, народ! Как дела? Что нового, хорошего? — Марсель зашел в кабинет, широко открыв дверь.
Мы все удивленно оглянулись. Наш шеф не был человеком разговорчивым. Максимум, на что его хватало, это вежливое приветствие и все.
- Что вы так странно на меня смотрите, как на явление Христа народу? — продолжал удивлять нас Марсель.
- Да так… Мы ничего. Доброе утро, — первой нашлась Лидочка, стол которой стоял ближе всех к двери.
- Доброе! Еще какое доброе! — И Марсель снова странно улыбнулся, а затем подытожил: — Ладно, через пятнадцать минут все ко мне на планерку!
- Что это с ним? — первой не выдержала Ольга, когда за шефом закрылась дверь.
- Да просто настроение у человека хорошее! — предположил Слава, желая снизить интерес коллектива.
- Ты сам-то в это веришь? Настроение хорошее. Скажешь тоже! Ты что, нашего шефа не знаешь? У него за последние десять лет много раз было хорошее настроение, но чтобы так… — Ольга покачала головой.
- Пожалуй, Оля права, — осторожно продолжила Лидочка. — Вы обратили внимание, как он поздоровался? Никогда раньше не слышала, чтоб наш шеф так выражался.
- А что он такого сказал? — продолжал упираться Слава. — Вам что, больше бы понравилось, если бы он ругаться начал? Может, сон хороший человек увидел. Или влюбился, в конце концов!
- Все. Давайте закончим строить предположения и немного поработаем. На планерку скоро, мне нужно материалы приготовить. — Евгения Михайловна, которая до сих пор молчала, недовольно посмотрела на всех поверх очков, которые носила на самом кончике носа.
Все замолчали, каждый занялся своим делом. Однако вопрос о странном поведении шефа остался висеть в воздухе…
Мы любили и уважали своего шефа, но сегодня он и вправду отличался от самого себя странным образом. Между собой мы называли его «наш француз», исходя из его необычного имени. Однако Марсель, увы, не был французом. Все, что мы о нем знали, это то, что родился он в далекой сибирской деревне, где жил с рождения и до окончания школы.
* * *
История Марселя началась тогда, когда его мама сразу после окончания института приехала работать учительницей математики в маленькую деревню. По распределению. Теперь кажется странным, что она добровольно могла уехать из областного центра средней полосы России в глухую сибирскую деревню почти на границе с Казахстаном. Но тогда, в конце пятидесятых, никому даже в голову не могло прийти, чтобы отказаться от обязательного распределения и не поехать. Вот и она надеялась, что отработает положенные три года, да и вернется обратно в свой город.
В это же время в школе, куда ее распределили, проходил стажировку студент из Казани — высокий светловолосый и голубоглазый татарин по имени Рашид. Он был так красив и обходителен, а она так одинока…
Их отношения развивались стремительно, а когда Рашиду пришло время уезжать, она обнаружила, что беременна. Он клятвенно заверил, что обязательно скоро вернется. Мечтал о том, что у них родится сын и они назовут его Марселем. А еще он обещал забрать ее вместе с сыном в Казань. Она верила и честно ждала возвращения молодого человека до самых родов.
Когда в роддоме ей сказали, что родился мальчик, она очень обрадовалась. Назвала сына Марселем и надеялась на встречу со своим «казанским принцем» долгие годы. Увы, но он так и не приехал.
Вернуться в родной город с ребенком она не посмела. Слишком строгим был нрав у ее отца, да и мама бы расстроилась. Поэтому решила остаться здесь, в деревне. Родителям писала короткие письма и никогда не ездила в отпуск. Дед с бабкой узнали о существовании Марселя, когда тот уже ходил во второй класс. Так случилось, что мать внезапно заболела и оказалась в больнице. Мальчика не с кем было оставить, и сердобольная соседка по своей инициативе позвонила родителям.
* * *
- Ну как выполнение плана? — спросил шеф, когда мы зашли к нему в кабинет на планерку.
Он по-прежнему выглядел необычно: всегда аккуратно зачесанные назад волосы сейчас были в беспорядке, а в глазах — искорки.
- Да, сейчас доложу. — Евгения Михайловна встала, поправила очки и обстоятельно изложила информацию по выполнению плана подразделениями компании, оперируя цифрами и примерами.
Может, кто из присутствующих и слушал ее, однако это точно был не Марсель. Его мысли сейчас находились совершенно в другом месте.
Мы пытались слушать доклад Евгении Михайловны и переглядывались между собой с недоумением, понимая, что шеф в прямом смысле слова не здесь. Он ничего не слышит и не понимает.
А Марселю в этот самый момент почему-то вспомнилось детство и урок математики, который вела его мама. Он часто вспоминал этот день. Почему? Наверное, он сам не смог бы ответить. Но хорошо помнил, что с того самого дня что-то очень светлое и доброе ушло из его жизни навсегда. Но что именно, он и сам не знал.
В тот день его одноклассница, маленькая Верочка, пришла на урок с платком на шее. Она была его соседкой по парте, а еще — настоящим другом. Самым верным и преданным. Они много времени проводили вместе после уроков. Играли, бегали за деревню в овраг искать клад пиратов, а летом вместе ходили купаться на речку, вместе учили уроки и, главное, знали все тайны друг друга. Он сам хотел спросить ее о платке, но не успел.
- Верочка, — обратилась к девочке учительница, — ты болеешь?
- Нет, у меня все в порядке, — ответила та.
- А почему ты в платке?
- Ну-у-у… — Верочка не умела врать.
- Так что случилось?
Верочка не ответила, только опустила глаза и вдруг заплакала.
Учительница подошла к ней:
- Не плачь. Просто сними платок и садись на свое место. В платке нельзя. Сними!
- Я не-е… могу-у… — Верочка зарыдала в голос.
- Почему не можешь? Ну ладно, я тебе помогу. — Учительница подошла ближе и сдернула платок с ее шейки. Под платком на тонкой шелковой ниточке висел блестящий серебряный крестик.
- Что это? — В голосе учительницы звучало негодование и даже испуг.
- Это… крестик, — Верочка по-прежнему заикалась.
- Значит, ты, пионерка, носишь на шее это безобразие? Тебе не стыдно? Разве ты не знаешь, что бог — это пережиток прошлого?
- Знаю.
- И продолжаешь верить в бога?
- Верю. — Голос Верочки стал тихим и дрожащим.
- Откуда ты его взяла? Скажи — откуда? Твои родители знают? Или это они сами отвели тебя в церковь? Ты должна, как пионерка, все честно рассказать!
Девочка продолжала молчать, только тихонько хлюпала носом.
- Нет, я это так не оставлю! Этот вопрос нужно вынести на совет пионерской дружины, — продолжала кричать учительница. — Почему пионерка Вера Климова вместо галстука, символа пролитой нашими отцами и дедами крови в классовой борьбе, носит на шее крест. Религиозный пережиток. Рудимент. Позор! Позор всему отряду!..
…Марсель задумчиво смотрел в окно и вспоминал все, что было в тот день. Верочка тогда убежала из класса и в школу больше не вернулась. Ни в этот день, ни на следующий. Никогда.
Он глубоко страдал, ведь Верочка Климова ему очень нравилась. И не только как друг. Это была первая незрелая любовь, симпатия пятиклассника к девочке. Такое случается почти с каждым мальчиком в школьные годы. Он сильно переживал исчезновение Верочки и долго злился на мать. Ведь это по ее вине все произошло. Именно это событие отдалило их с матерью друг от друга. И уже никогда они не были близки, как раньше.
А еще ему казалось, что если бы он сам сказал Верочке, что крестик нужно снять, потому что носить его пионеру нельзя, она бы послушалась и сняла. И все сложилось бы иначе. Сам он в бога не верил. Ни тогда, ни теперь. Да и не только в бога, но и во все другое, что выходило за пределы материальной жизни: ни в колдовство, ни в магию, ни в привидения, ни в ангелов и демонов.
- Я атеист, — любил повторять он, — человек, который не верит в бога. Неверующий.
Дискуссии на эту тему мы часто вели на работе в обеденный перерыв.
- Неправда, — однажды сказала ему Лидочка. — Вы верите в то, что бога нет. Значит, вы тоже верующий. Атеизм — это тоже вера. Только в обратном направлении.
- Точно. Шиворот-навыворот. У меня вера наоборот, — согласился он. И всегда добавлял скептические замечания, когда в его присутствии заводился разговор на подобные темы.
- А почему? — спросила его однажды Ольга. — Почему вы не верите в бога? Во что вы верите?
- Я верю в человека. В его таланты и способности. Считаю, что только сам человек строит свою судьбу. Тот, кто много работает, имеет больше, чем лентяй.
- Далеко не всегда. В жизни-то все как раз шиворот- навыворот, — грустно заметила Ольга. — Обычно денег больше совсем не у тех, кто много работает, а у тех, кто в нужное время оказался в нужном месте. Теория счастливого случая.
- Нет. Я категорически так не считаю. — В разговорах на подобные темы Марсель обычно начинал сильно злиться. Правда, его лицо по-прежнему оставалось бесстрастным, только уши превращались в два полыхающих костра. Мы, подчиненные, знали — в таком состоянии нашего шефа лучше не трогать. Хорошего не будет ничего, а вот на неприятность нарваться — пара пустяков.
В жизни Марселя теория счастливого случая сыграла решающую роль. И он в нужное время попал в нужное место. В девяностых, когда в стране началась приватизация, он руководил крупной государственной фирмой. И ему удалось приватизировать ее на себя. Так началась карьера «крутого бизнесмена», которая (нужно отдать ему должное) продолжала успешно развиваться и до сих пор.
Марсель отвернулся от окна и отстраненно посмотрел на нас. Было понятно, что он продолжал пребывать в своих мыслях.
- Я закончила, — громко сказала Евгения Михайловна и посмотрела на начальника. — Вопросы есть?
После этих слов взгляд шефа стал более осознанным:
- Нет, вопросов нет. Все по рабочим местам. Сделать все возможное по выполнению плана, ведь скоро конец года.
Мы в недоумении выходили из кабинета. У всех осталось ощущение незавершенности, как будто что-то самое главное шеф нам не сказал.
- Точно, с ним что-то странное происходит, — вздохнула Ольга.
- Да оставьте вы мужика в покое! — снова заступился за него Слава. — Может, выпил вчера лишнего?
- Выпил? — Мы все повернулись к нему. В нашей конторе все знали, что шеф абсолютно не употребляет спиртное.
- Ладно. Понял. Глупость сморозил.
А Марсель в это время продолжал смотреть в окно и думать.
Пару лет назад он купил новую квартиру. Это была большая четырехкомнатная квартира в центре города.
Рядом сад, озеро, чудесный вид из окна. На этой же площадке была еще одна квартира. Она стояла пустой. Однажды, зайдя по делам в управляющую компанию, он задал вопрос: продана ли эта квартира? Марсель пожалел, что сразу не купил ее — дети подрастали, кому-то из них она как раз бы подошла.
- Да. Квартира продана, — ответили ему.
- Жаль. Хотел ее купить. Не знаете, хозяин не продает ее случайно? В ней никто ни разу не появлялся. Может, телефон хозяина дадите?
- Нет, телефона владельца у нас нет. Квартиру покупали по доверенности. Все платежи вносят исправно. Информацией о возможной продаже тоже не располагаем.
Квартира продолжала стоять пустой. А сегодня утром Марсель вдруг увидел, как из нее вышла девочка лет одиннадцати. Маленькая, хрупкая в розовом пуховичке, белой шапочке и белых сапожках. Светлые локоны выбивались из-под шапки, делая ее лицо кукольным и удивительно беззащитным.
- Доброе утро, — поздоровалась девочка.
- Доброе! Значит, ты моя соседка? — спросил Марсель.
- Выходит так, — девочка улыбнулась.
- Ну, тогда давай знакомиться. Я — дядя Марсель. — И, наклонившись, он протянул девочке руку.
- А я Лиза. Даймон Лиза. — Она протянула руку в ответ.
- Даймон — это фамилия?
Девочка смущенно улыбнулась.
- Ну да… Фамилия.
- А ты с кем здесь живешь? — продолжал спрашивать Марсель.
- С папой, — коротко ответила Лиза.
- А мама где?
- Нет мамы. — Она сказала это даже немного резко, и Марсель понял, что дальше спрашивать не нужно.
- Ты такай самостоятельная. — Он решил загладить оплошность. — А папа уже ушел на работу?
- Нет. Папа в командировке, я одна дома. Но вам пора на работу. Уже времени много. Опоздаете.
Марсель глянул на часы:
- Вот черт! Точно, опаздываю! Ладно, пока. Увидимся. — И он побежал по лестнице.
…Что дальше происходило на лестничной площадке, Марсель не слышал и не видел.
- Пока. — Лиза посмотрела ему вслед и уже тише добавила: — Фу! Как противно! Зачем его вспоминать? Ну не веришь ты в бога, не зовешь его — ладно, не зови. Но рогатых-то зачем призывать? Странный человек.
Она подошла к окну в подъезде и открыла его. Посмотрев вниз, увидела, как Марсель сел в машину. Автомобиль заревел и уже через несколько секунд исчез из вида.
Лиза подтянулась на руках и залезла на подоконник. Вдохнула свежий морозный воздух, посмотрела на парк с укутанными снегом деревьями и озеро, покрытое льдом. С высоты девятого этажа оно казалось сделанным из хрусталя или стекла. Лиза еще раз тихонько вздохнула и сделала шаг в окно. Прямо навстречу чистому снегу и приятному декабрьскому морозцу…
«Что же со мной происходит? — Марсель задумчиво потер виски и начал внимательно разглядывать гладкую поверхность стола. Что-то упорно не давало ему покоя. И по дороге на работу, и даже сейчас он продолжал думать о маленькой соседке. — Странно, отец в командировке, оставил ребенка одного. Бывают же такие безответственные родители. Нужно вечером зайти. Может, девочка голодная или ей нужно чего».
Его настроение вдруг улучшилось по непонятной причине, и он почувствовал небывалый прилив сил и энергии.
Вспомнились детство и первая любовь. Та самая, которая случилась в пятом классе. Ощущение было таким, как будто у него за спиной выросли крылья.
«Даймон Лиза, — повторял он про себя. — Даймон Лиза».
Ощущение счастья в сердце прибывало. Он чувствовал вдохновение и желание работать.
Сейчас, сидя за рабочим столом, он пытался рассуждать здраво, а не поддаваться эмоциям, что волнами наполняли сердце.
«Интересно, что такого произошло? Почему меня так впечатлила эта девочка? Ну ребенок как ребенок. Ничего особенного. Что со мной?»
Мозг лихорадочно работал, переворачивая страницы его жизни, оживляя события давно ушедших дней. Он чувствовал: есть что-то там, в прошлом, то, что всколыхнула Лиза своим появлением. Есть. Но что?
Продолжал усиленно думать, однако никак не мог вспомнить ничего подходящего.
- Может, чаю?
Он поднял глаза и увидел перед собой Ольгу, которая принесла документы на подпись. Обычно по утрам она делала ему чай с молоком. Именно так, как он любил.
- Да, пожалуй, чаю.
Внезапно память услужливо подсказала ему очередной эпизод из его жизни и — озарение! — он вспомнил. Перед глазами появился образ Верочки. Школьной подружки, которая ему очень нравилась и которая внезапно исчезла из деревни и из его жизни.
Он вспомнил боль потери. Первой значимой потери в его детской жизни. И еще то, что так и не простил мать за этот случай. Никогда ей об этом не говорил. Даже перед ее смертью. Но не простил.
Все это пронеслось в голове Марселя за несколько секунд, как раз пока Ольга несла ему чай. Он вдруг понял: маленькая девочка по имени Лиза Даймон, его новая соседка, точь-в-точь похожа на девочку из его детства — Верочку Климову.
Ольга вышла из кабинета шефа озадаченная:
— Что-то француз наш сегодня не в себе! То веселый, то странный, то задумчивый. Может, заболел?
Ей никто не ответил, каждый продолжал заниматься своим делом. Однако все мы внутренне собрались, потому что были полностью согласны с Ольгой. Что-то здесь не так. И непонятно, чем для каждого из нас обернется странное поведение и состояние нашего начальника. Кто знает?
Часть 2
Верочка Климова
Вера открыла глаза и посмотрела на часы: четыре утра, пора вставать. Ей очень хотелось спать, но выработанная годами привычка служила безотказно. Она откинула в сторону одеяло и села на жесткой кровати. Потом встала, надела халат и пошла умываться. Тело сопротивлялось, потому как умывалась она всегда холодной водой. Увы, времени на то, чтобы согреть воду, у нее не было. Быстро умылась, вытерла лицо полотенцем, тоже холодным. Машинально посмотрела в окно. Было еще совсем темно: небо, усыпанное звездами, и хрустальная холодная глубина зимней ночи манили ее и одновременно пугали своей таинственной неприкосновенностью.
Она начала быстро одеваться — пора становиться на молитву. Внезапно вспомнила сон, который снился ей ночью и который она так резко прервала пробуждением.
Ей снилось, что она маленькая девочка и ходит в школу. Она увидела себя в школьной форме — коричневом платьице и черном фартуке. Вот она входит в класс, садится за парту. Рядом с ней тогда сидел мальчишка. Такой смешной, но добрый. Он всегда угощал ее яблоками и орехами, а иногда даже карамелью. Как же его звали? Имя было такое странное, непривычное для русского уха. Мишель? Нет. Марк? Тоже нет. Ах да, Марсель! Точно. Его ребята еще «французом» между собой называли. Верочка сидела с ним за одной партой уже пятый год. Хороший мальчишка. Верочке он нравился.
А потом вдруг вспомнился тот самый урок математики, после которого ее жизнь изменилась странным образом.
Верочкины родители всегда были верующими. Они тайком ходили в церковь, а вечерами читали молитвы у икон, спрятанных за занавеской. Она так привыкла к этому, а еще к тому, что об этом никому нельзя рассказывать, что даже не замечала неудобств. Эта двойная жизнь стала для нее нормой. Да, Верочка верила в Бога. Она всегда знала, что он где-то есть и, если вдруг случится беда, он, Бог, всегда придет ей на помощь.
Но точно так же верила она и в Ленина, и в партию. По-своему, по-детски, но верила. Ей казалось, что партия — это какой-то большой и уютный дом, где всем есть место и где угощают вкусным чаем с пирожками. А Ленин — добрый дедушка, похожий на деда Спиридона, что живет напротив. Ей была непонятна классовая категоричность, а маленькое детское сердце всегда было способно искренне удивляться и радоваться всему новому.
Когда она прошла обряд крещения в старой деревенской церкви, мама сказала ей:
- Крестик нужно снять и спрятать. Если кто-то заметит, будут неприятности.
- Но разве носить крестик — это плохо? — спросила ее Верочка.
- Нет, доченька. Носить крестик — это очень хорошо. Но лучше этого не делать.
Мама Верочки была мудрой женщиной. Она была родом «из бывших», когда-то сосланных в Сибирь.
- Мамочка, но ты же сама говорила, что врать — это плохо. И боженька врунов не любит.
- Да, моя хорошая. Ты права. Врать — это плохо. Но ты не будешь врать. Просто никому-никому не рассказывай о том, что ходила в церковь с родителями и крестилась. Это будет твоим секретом. Хорошо?
- Да, хорошо, — согласилась девочка.
Однако крестик она не сняла. Ей было так уютно и тепло оттого, что он висел на ее шейке. Она решила, что поносит его немного, прикрывая платком. Совсем чуть- чуть. Хотя бы один день. Никто и не увидит. А потом она его снимет и спрячет. Но в этот самый «один день» на уроке математики ее разоблачили. Учительница увидела крестик и устроила большой скандал. Она доложила обо всем директору школы и родителей вызвали к нему. Кажется, та учительница была мамой Марселя. Или нет? Может, она что-то путает. Ведь столько лет прошло.
Верочка надела тяжелое черное платье и покрыла голову, зажгла свечу. Подняла глаза и посмотрела на иконы. Тусклая лампадка едва освещала святые лики, и от этого света они казались странно-нереальными, возвышенными и таинственными.
- Во имя Отца и Сына и Святаго Духа… — проговорила Вера и начала читать утреннюю молитву.
Ее жизнь сложилась очень непросто. Однако, вернись все назад, она ни за что не стала бы менять свою судьбу. Ведь было в ней все: горькие потери и яркие открытия, радость и боль, надежда и отчаяние. Но главное место в ее жизни всегда занимал Бог. Именно это и привело ее в монашество. Верочка Климова осталась в прошлом. Сейчас она была настоятельницей Богородского женского монастыря игуменьей Ефимией.
В тот злополучный день много лет назад учительница математики повела ее к директору. Тот и сам был человеком верующим, однако об этом никто даже не догадывался. Он понимал, что, если девочке-пятикласснице приклеить клеймо «церковной», это сломает ей всю жизнь. Поэтому он пригласил родителей Верочки на беседу и искренне посоветовал им уехать из деревни как можно быстрее. Немедленно. Благо уехать было куда: социалистическая страна создавала себя снова. Везде гремели молодежные стройки, появлялись новые населенные пункты, которых раньше не было на карте, открывались нефтяные месторождения, осваивались новые земли. Ее родители решились на переезд удивительно быстро. Уже через несколько дней семья оказалась в Казахстане, где полным ходом осваивались новые целинные земли.
В поселке, куда они приехали, жили люди из разных уголков страны, разных национальностей. Это они когда- то первыми приехали поднимать целину. Кто-то прибыл сюда в порыве энтузиазма и в поисках романтики, кого- то прислали по распределению, а кому-то нужны были деньги.
Верочке очень нравился тот период ее жизни. Они поселились в деревянном бараке. Справа от них жила семья из Армении. Девочка быстро нашла общий язык с двумя братьями-близнецами из этой семьи. Соседями слева была семья из Белоруссии. Их дочка Олеся стала Верочкиной лучшей подружкой.
— Ныне и присно, и во веки веков. Аминь! — закончила молитву матушка Ефимия.
Пора идти в храм на заутреню.
Надела на голову «княжескую шапочку», обула тяжелые ботинки, накинула на плечи толстую черную шаль и вышла во двор.
Ее келья была отдельно от келий монашек. Так было положено согласно ее высокому монашескому статусу и монастырскому уставу. Она вышла на крыльцо и увидела, что оно покрыто пушистым слоем свежевыпавшего снега.
«Нужно велеть послушницам, чтобы почистили дорожки. И возле центрального храма весь снег убрали. На вечернюю службу много прихожан придет. Так всегда бывает в праздники и накануне. Нужно, чтобы все чисто было и красиво», — размышляла Ефимия, планируя, что еще нужно сделать сегодня.
Она ступила на дорожку, протоптанную сестрами-монашками среди сугробов, и направилась в храм.
- Матушка! Матушка! Благословите, матушка! — Вдруг услышала за своей спиной детский голос.
На дорожке, по которой она только что прошла, стояла девочка. Наверно, ей было лет одиннадцать, но выглядела она маленькой и хрупкой. В розовом пуховичке, белой шапочке и белых сапожках. Светлые локоны выбивались из- под шапки, и она поправляла их рукой в белой рукавичке.
- Кто ты, деточка? Где твои родители? — спросила матушка Ефимия.
- Я Лиза. Мне очень важно получить ваше благословение, матушка.
Ефимия протянула руку, перекрестила голову девочки:
- Во имя Отца и Сына… благословляю.
Девочка схватила ее за руку и неуклюже поцеловала ладонь.
- Спасибо, матушка.
- А ты с кем сюда пришла, Лиза? — продолжала расспрашивать Ефимия.
- Я сама. Мне очень нужно было увидеть вас, прежде чем я пойду к нему.
- К кому?
- К одному человеку.
- А зачем ты к нему пойдешь?
- Понимаете, матушка, он хороший. Очень хороший. Он заслужил. Но он не верит.
- Совсем?
- Нет конечно, не совсем. Он думает, что не верит.
- Ты хочешь научить его вере? Но разве этому можно научить?
- Нельзя. Вера либо есть, либо ее нет совсем. Ее можно обрести, но научить вере нельзя.
- Да, ты права, деточка. И чем же ты хочешь ему помочь?
- Я хочу, чтобы он задумался. Ведь верит же он в то, что бога нет. Значит, это тоже вера. Важно поменять ее качество — и все будет в порядке.
- Думаешь, справишься?
- Надеюсь. Это его последний шанс. Если он не поверит, за ним придут они…
- Ты не хочешь, чтобы они к нему приходили?
- Нет! Нет! Он же хороший! — На лице девочки застыл ужас.
- А почему тебе нужно именно мое благословение?
- Ну, просто этот человек вам знаком. Он из далекого прошлого. Если я буду чувствовать вашу поддержку, у меня будет больше шансов. Вдруг он вспомнит детство и те чудеса, которые происходили с ним тогда.
- А если в его детстве не было чудес?
- Неправда. Чудеса бывают всегда. Дети их замечают и помнят. Это взрослые не верят.
- Но он же сейчас взрослый.
- В том-то все и дело. Поэтому мне гораздо сложнее. Его воспитывали так. Мама постоянно повторяла: бога нет. Так говорили его друзья, учителя, коллеги. Вся страна тогда не верила… Или думала, что не верит.
- Человека, о котором ты говоришь, зовут Марсель? — задумчиво проговорила матушка Ефимия, внезапно вспомнив сегодняшний сон.
- Да, матушка, вы правы.
- Ну что же, дитя мое, иди с Богом. И пусть он тебе поможет!
- Спасибо! — И девочка сделала шаг в темноту раннего зимнего утра.
- Лиза, — окликнула ее матушка, — тебе будет трудно. Но ты держись.
- Я знаю, — отозвалась Лиза из темноты. — Но у меня хватит сил, я же даймон. И это моя работа — спасать, помогать, исцелять.
- Удачи тебе, маленький ангел!
Матушка Ефимия пошла дальше по тропинке по направлению к храму. Она вспомнила, как шестнадцатилетней девушкой пришла в этот монастырь. Ее родители умерли, когда ей исполнилось четырнадцать. Какая-то болезнь забрала их быстро, друг за другом.
- Так любили они друг друга, что и ушли вместе, — говорили соседи.
Верочку определили в интернат, где она проучилась только год. Потом поступила в ПТУ на швею-мотористку.
Однако долго учиться не стала. Она хотела посвятить себя служению Богу и давно думала об этом. После смерти родителей приняла решение — уйти в монастырь. Пережила исключение из ПТУ и из комсомола, стойко перенесла насмешки вчерашних друзей. Иногда ей было горько и больно от двуличия многих людей, которых она считала близкими, но вера жила в ее сердце и грела, как огонек, вопреки всем испытаниям. Верочка знала, что многое может и запас ее внутренней прочности необычайно высок, особенно сейчас, когда она нашла свой Путь.
Она была самой молодой послушницей монастыря, а затем, приняв постриг, стала самой молодой монашкой. Да, порой было очень нелегко: жесткая монастырская дисциплина, тяжелые обеты послушания и многочасовые молитвы были очень трудны для молодого организма девушки. Но она смогла, справилась. И ее вера стала еще сильнее, ярче.
Она умела видеть в людях лицемерие и ложь, искренность и чистоту. Недаром сестры монастыря называли ее прозорливой и всегда обращались в минуты тяжести и уныния. Матушка знала, какие и кому сказать слова так, чтобы они были восприняты сердцем.
Ефимия открыла тяжелую массивную дверь и зашла в храм. Перекрестилась трижды и стала обходить иконы. В храме народу прибавилось. Она подумала, что за последние несколько лет численность монашек возросла в два раза, да и послушниц стало больше. И если в те времена, когда она сама пришла в монастырь, молодая девушка была здесь редкостью, то теперь таких послушниц было много.
«Что привело их сюда? Вера? Желание служить Богу? Сострадание к людям?» — часто спрашивала она сама себя. И с грустью отмечала, что все чаще сюда приходят люди разочарованные, те, кому в жизни не повезло, у кого не сложилось. Они прячутся за стенами монастыря от проблем, сомнений и заблуждений, надеясь получить умиротворение и покой. Но здесь таким людям трудно вдвойне. Ибо не понимают они, почему должны терпеть лишения и трудности. Да это и правда нелегко, если в сердце нет веры. Или если слаба она. Важно, чтобы она заполняла сердце полностью, поднимала с колен и направляла снова и снова на путь истинный. Но такое дается не каждому. Кто-то из послушниц, не выдержав, уходил обратно в мир. Кто-то оставался.
Когда-то давно, когда она только получила благословение возглавить монастырь, ей пришла в голову идея, которую она успешно реализовала. При расширении монастыря матушка предложила следующее: кельи для послушниц были построены в той части монастыря, что располагалась рядом с базарной площадью. В каждой келье было два окна: одно выходило на базарную площадь, а другое — в монастырский двор с тропинкой прямо к храму.
— Пока в послушницах ходят, пусть выбирают, где их место — там, среди людей, или здесь, среди сестер монастыря. Мы никого не задерживаем. И никого не прогоняем. Пусть выбирают сердцем.
…В храме пахло ладаном, горели свечи. Отец Алексий уже начал службу. Матушка Ефимия сняла с плеч шаль и встала на свое место. Подняла глаза и невольно встретилась взглядом с глазами маленького ангела, изображенного на своде храма. Эти глаза были ей знакомы.
«Лиза, — мысленно проговорила она про себя. — Удачи тебе, Лиза!»
И погрузилась в молитву.
Часть 3
Вера
Марсель сидел и слушал звук двигателя машины. Она целый день стояла перед офисом на улице и сейчас, прежде чем ехать, нужно было ее хорошенько прогреть. Включил радиоприемник послушать, что творится в мире.
— …потерпел крушение самолет. — Услышал он голос диктора.
- Опять катастрофа! — сказал он вслух. — Опять кто-то чего-то недоглядел!
— …однако все пассажиры и экипаж чудом остались живы. Самолет удалось посадить, — продолжал диктор.
- Ну хоть живы все остались. И то ладно! — продолжил разговаривать сам с собой Марсель.
- Да. Все остались живы. Слава Богу! Богу слава! — прозвучало где-то рядом.
- При чем тут бог? — вступил он в разговор с невидимым собеседником.
- Это он спас. — Снова услышал рядом.
- Ничего подобного! Никакого бога нет! Есть технический прогресс и сила человеческого мозга.
- И этот человеческий мозг создал Вселенную?
- Есть теория Большого взрыва. Она все объясняет.
- А как ты думаешь, люди… ну те, что летели в самолете, во время аварии… О чем они вспоминали в тот момент? О теории Большого взрыва? Или о Боге?
- Ерунду говоришь. При чем здесь это? Да и обошлось же все благополучно!
- Обошлось. Слава Богу!
- Фу-ты, заладил! Бог, бог… Не верю я. Нету его! Кто его видел? Никто! У меня вера шиворот-навыворот! Никто меня не убедит в том, что бог есть. Атеистом живу, атеистом помру!
- Помрешь… помрешь… помрешь…
Марсель замер, огляделся вокруг: стояла тишина, в машине, кроме него, никого не было.
- Та-а-ак… Тихо шифером шурша, крыша едет не спеша… — проговорил он недоуменно. — Уже разговариваю непонятно с кем. Совсем спятил.
Прислушался к звукам, доносившимся из радиоприемника. Они возвращали его в реальный мир, и Марселю стало легче.
Мужской голос пел какую-то песню. Слов нельзя было разобрать, но музыка понравилась и он сделал громче.
- Ты не ангел, но для меня, но для меня ты стала святой… — услышал слова песни.
- Тьфу ты черт! И тут святые, ангелы и всякая разная чепуха! — И раздраженно выключил приемник.
Нажал на газ и выехал на оживленную зимнюю улицу. Машин на дороге было много. Небольшой снегопад ухудшал видимость. Снег падал на проезжую часть и сразу приминался проносившимися машинами, превращая дорогу в скользкий каток.
«Какой-то странный сегодня день, — думал Марсель, выруливая на центральную улицу города. — Утром эта девочка Лиза. Такая маленькая и совсем одна. Кстати, я же хотел вечером зайти узнать, как там она. Отец какой- то безответственный, оставил ребенка одного, сам уехал в командировку. А матери, видно, нет. Девочка не стала об этом говорить. Любопытно, где ее мать? И почему эта девочка так похожа на Верочку Климову? А если это ее дочь? Вот было бы интересно увидеть Верочку через столько лет. А смог бы я ее сейчас узнать? А она меня? Хотя зачем?
Все эти воспоминания — дела давно ушедших дней. Зачем ворошить прошлое? Что было — то прошло. Однако все же интересно. Нужно спросить у Лизы, как зовут ее маму. Может, это и вправду Верочка. Хотя у Лизы фамилия Даймон, а у Веры была Климова. Наверное, вышла замуж за какого-то Даймона и сменила фамилию. Странная, кстати, фамилия. Непривычная для русского уха. Впрочем, как и мое имя. Вот была Верочка Климова, а стала Вера Даймон…»
Он продолжал предаваться своим размышлениям, перестраиваясь на другую полосу. Его внимание немного притупилось, и, чтобы сконцентрироваться, он вслух повторил:
- Вера Даймон. А что, красиво! Была Верочка, стала Вера.
- Вера — это действительно красиво. Если она есть. — Снова услышал он голос за своей спиной.
От неожиданности Марсель вздрогнул и дернул руль: машина выписала пируэт и ему с трудом удалось выровнять ее на скорости.
- Кто там? — Он хотел оглянуться, но не смог. Интенсивное уличное движение задавало свой ритм и жило по своим законам.
Марсель почувствовал, что по спине пробежал легкий холодок.
- Кто там? — повторил он, с трудом скрывая панические нотки в голосе.
- Это я, твоя вера. Та, которая шиворот-навыворот.
- Прекратите шутки! Они у вас какие-то дурацкие! — Паника в голосе усилилась.
- Кто шутит? Я? Нет. Я не шучу. Все шутки уже закончились. Как в той пословице — пришло время собирать камни.
- Какие камни? Что вы несете? Я сейчас остановлюсь, и вы выйдете из машины! Проникли в машину, спрятались. Решили меня напугать? Или это просто дурацкий розыгрыш? Интересно, в каком отделе вы работаете? Уволю! Немедленно!
В ответ не раздалось ни звука. Марсель никак не мог повернуться. Он пытался в зеркало заднего вида рассмотреть своего собеседника, но в отражении была лишь пустота.
Он лавировал среди машин, понимая, что припарковаться сейчас никак не получится.
«Вот проеду мост и остановлюсь. Выгоню этого негодяя из машины. А потом уволю с работы! Тоже придумал шутку. Очень неудачно!» — думал раздраженно Марсель.
- Эй, вы! Что замолчали? Уже, наверное, пожалели, что вляпались в эту историю. Но если вы честно признаетесь, зачем этот дурацкий розыгрыш, так и быть, я не стану вас увольнять. Признавайтесь, пока не поздно!
— …поздно… поздно… поздно… — эхом раздалось в ответ.
Машина выехала на мост и начала спуск.
- У вас последний шанс. Признавайтесь. Когда я остановлю машину, будет уже поздно, признавайтесь немедленно!
— …медленно… медленно… медленно… — снова едва слышно прозвучало в тишине.
Марсель осторожно ехал по скользкому мосту. Его внимание раздваивалось, мозг кипел, а внутри бушевал шквал эмоций. Раздражение сменялось гневом, гнев переходил в злость, злость превращалась в ярость… Ему так хотелось наказать шутника, который пробрался к нему в машину, и сделать это хотелось побыстрее. Но скользкий спуск тянул машину вниз и ему едва удавалось удерживать ее, сконцентрировав все внимание на дороге.
Вдруг он увидел темную тень, что двигалась между машин. Это был высокий мужчина в длинном пальто, который пытался перейти улицу.
- А это кого принес нечистый! — зло крикнул Марсель. — Вот черт! Носит идиотов всяких по дороге в такую погоду!
В это время мужчина подошел к машине Марселя, заглянул внутрь и пристально посмотрел на него.
- Фу-ты, черт! Он еще смотрит! Беги быстрее, козел ты рогатый, иначе плохо будет!
— …будет… будет… будет… — вторило ему пространство.
- Заткнись! К чертям собачим! Заткнись! — крикнул Марсель, теряя контроль над собой. Нажал на педаль и вдруг понял, что у машины отказали тормоза.
Он лихорадочно начал давить на педали, выворачивая руль. Скорость машины возросла, спуск был крутым и длинным.
- А-а-а! — закричал Марсель, по-прежнему пытаясь остановить машину, но это ему не удалось.
Перед глазами мелькнуло лицо странного мужчины, что несколькими мгновениями раньше переходил дорогу. Потом появилось лицо Верочки Климовой. Или это была Лиза? Лицо было грустным, с капельками слез на розовых щечках. Потом замелькали беспорядочные отрывки каких-то событий его жизни. А потом противный голос сказал:
- Как считаешь, о чем человек думает в момент смерти? О теории Большого взрыва? Или о Боге?
В следующее мгновение он успел осознать, что его автомобиль на огромной скорости несется прямо на снегоуборочную машину, которая стояла у съезда с моста.
«Неужели все?» — мелькнуло в его голове. И уже через секунду он крикнул во все горло:
- Не-е-ет… Я не хочу! Господи, спаси! Спаси меня, Боже!
Последнее, что он помнил, это лицо Лизы Даймон, появившееся перед его глазами. А может, это все же была Верочка Климова? Вера?
…Когда он открыл глаза, то увидел перед собой белый потолок с лампами. Свет был очень ярким, и глазам стало больно.
- Оклемался? — услышал он голос медсестры, что сидела рядом.
Он перевел взгляд с потолка на нее. Короткая стрижка, голубые глаза, светлые волосы. Немного полновата, но лицо доброе.
- Что со мной было? — спросил тихо.
- Совсем ничего не помнишь?
- Помню спуск, мужика в пальто на дороге и еще этот голос дурацкий… Кстати, в моей машине еще пассажир был. Как он? С ним все в порядке?
- Не знаю. В тот день, когда тебя, голубчик, привезли, было много аварий. Гололед был страшный. А ты, говорят, чудом жив остался. Благодари Бога!
- При чем здесь бог? — Старая привычка дала о себе знать снова, и Марсель занял оборону.
- А кто же еще?
- Никто. Счастливый случай, удача. И все.
- Ну как хочешь. Тебе — удача, а мне — Бог. Без него ведь и удача к тебе бы, парень, не пришла. Без него в этом мире волос не упадет с головы, не то что человек без внимания останется. Хочешь верь, хочешь не верь. Но без веры в этом мире делать нечего.
- Я верю. В то, что бога нет. У меня вера такая, шиворот-навыворот. Я атеист.
- Баловник ты. — Медсестра посмотрела как-то ласково и одновременно снисходительно. Так взрослые смотрят на маленьких несмышленых детей. — Играешь словами, балуешься. Неужели, когда с моста летел, Бога не вспомнил? Не поверю.
Она посмотрела на него, хитро прищурившись.
- Не до того было, — соврал Марсель.
- Ага. — Медсестра улыбнулась. — Кстати, там к тебе посетитель.
- Да? Кто?
- Не знаю. Дочка, наверное. Лиза.
- Лиза! — Он сразу оживился. — Мне можно ее увидеть?
- Конечно. Сейчас позову.
- Спасибо. — Раздражение Марселя сменилось радостью, и он обратился к медсестре: — Я ведь даже не знаю вашего имени.
- Вера я, — сказала та, повернувшись вполоборота, и пошла в коридор.
Он удивился, но уже через минуту забыл об этом странном разговоре, потому что дверь открылась и в палату вошла девочка.
На ней был уже знакомый розовый пуховичок, белые сапожки и белая шапочка. Румяные щечки. И капелька- слеза на щеке. Совсем как в видениях Марселя.
- Лиза! — позвал он. — Как ты меня нашла?
- Ох, вы меня так напугали! — Лиза подошла ближе.
- Все уже позади, — сказал Марсель. — Кто тебе рассказал?
- Ваша жена. Я вечером ждала, что вы придете. Вы же обещали. А потом пошла узнать, что случилось. Ваша жена сказала, что вы попали в аварию и сейчас в больнице. Я так испугалась! — снова повторила она.
- Чего ты испугалась? — спросил Марсель, а сам почувствовал теплую волну и нарастающее ощущение счастья.
Ответ Лизы прозвучал крайне странно:
- Я думала, вы так и не скажете этого… ну… главного. Боялась, что я не успела, не справилась…
Марсель хотел спросить, что Лиза имеет в виду, но сон мягкой пеленой начал окутывать его тело. Оно стало теплым и тяжелым. Отяжелевшие веки закрыли усталые глаза, и он понял, что не может больше сопротивляться.
- С чем ты не справишься? — успел спросить, но ответа уже не услышал. Мягкое облако сна уносило, закручивало, переворачивало и поднимало все выше и выше…
Он видел сугробы белых облаков, синюю даль и яркое солнце там, над головой. Внизу виднелась земля, расчерченная линиями дорог, укутанная снегом, с огнями городов и ожерельем озер.
Было совсем не страшно, а как-то хорошо и легко.
«Куда я лечу?» — думал он. Но мысли тоже были тяжелыми и неповоротливыми и думать совсем не хотелось. Поэтому он не дождался ответа, закрыл глаза и затих. Когда же снова открыл их, то увидел себя на полянке. Яркий солнечный день, где-то слышен смех и разговоры.
- Он проснулся! — услышал он рядом детский голос. Посмотрев в сторону, увидел девочку в школьном коричневом платье и черном фартучке.
- Верочка! — воскликнул он. — Ты же Верочка Климова?! Правильно?
- Я не Верочка. Я Вера, — ответила ему девочка и начала на глазах превращаться в медсестру, которая дежурила в его палате.
- А где Лиза? — спросил он.
- Там. — Вера показала куда-то в сторону.
Он повернулся и увидел Лизу вместе с пожилым бородатым мужчиной. Тот смотрел на Марселя добрыми, участливыми глазами.
- Это кто? Лизин папа? — спросил Марсель.
- И Лизин. И мой. И твой.
- Как так может быть?
- Может.
- Кто он? — снова спросил Марсель.
- Неужели не понял? Конечно же Бог.
- Бог? Глупость какая! Чушь! — крикнул громко.
- Уверен? — Вера смотрела насмешливо. Несколькими часами раньше она уже так смотрела на него.
— Бог — это фикция, вымысел! — продолжал кричать Марсель. — Вы специально этот розыгрыш придумали, чтобы меня позлить.
Мужчина повернулся и пошел на крик. Подошел и встал рядом.
- Успокойся, сынок. — Он опустил на плечо Марселя теплую большую руку. — Не злись. Спи. Тебе много сил сейчас нужно.
Тело Марселя мгновенно расслабилось, он начал погружаться в небытие и только краешком сознания услышал слова, которые пожилой мужчина сказал, повернувшись к своей спутнице Вере:
- Это его выбор, какой дорогой идти. Путь разрушения — тоже Путь. И он имеет на это право. А вера… она должна в сердце родиться, не иначе. По-другому не бывает…
Часть 4
Удача

День уже существенно прибыл, зима шла на убыль, когда Марселя наконец-то выписали из больницы.
Он стоял на крыльце своего дома и с жадностью вдыхал свежий воздух, в котором явно чувствовалось приближение весны.
- Добрый день, сосед!
Он оглянулся и увидел пожилого мужчину с бородой и теплыми, добрыми глазами. Марселю показалось знакомым его лицо, но где и когда он видел этого человека, припомнить не мог.
- Добрый день! — ответил он немного растерянно, с немым вопросом в голосе.
- Я Лизин папа. — Как будто услышал его вопрос собеседник.
- А-а-а! Здорово. Приятно познакомиться! — облегченно выдохнул Марсель.
- И мне. Я о вас многое знаю. Лиза рассказывала.
- Удивительная у вас девочка! — Марселю захотелось поговорить о Лизе. — Такая чуткая, добрая и вообще какая-то неземная.
- Вот тут вы правы, — улыбнулся мужчина, — неземная. Верит в чудеса. Даже когда исправить ничего нельзя, продолжает надеяться и верить.
- Ребенок еще, — добавил Марсель.
- Да, ребенок. Но упорства ей не занимать. Сильная она и очень последовательная.
- А, кстати, где она сейчас? — спросил Марсель. — Я не видел ее уже несколько дней.
- У родственников. В гостях.
- А как же школа?
- Ах да… школа. — Мужчина как будто вспомнил что-то. — Пропустит немного. Она девочка сообразительная. Догонит.
- Ну ладно, мне пора. До свидания. — Марсель собрался уходить.
- Удачи вам.
- Спасибо. — И Марсель пошел к машине.
- Удачи! — еще раз повторил ему вслед сосед.
Марсель сел в машину, завел мотор — и вдруг до него
дошло: сегодня тот самый день! Он ждал этого дня несколько месяцев. Дело в том, что его фирма принимала участие в тендере, который проводили местные органы управления. Если они выиграют этот тендер, то на несколько лет фирма будет обеспечена хорошей, высокооплачиваемой работой. Марсель помнил об этом дне и ждал его, но в последнее время стал совсем забывчивым.
«Удивительно. Лизин папа мне удачи пожелал. С чего бы это? Наверное, просто совпадение. Но она мне сегодня ох как нужна!» — думал он, считая, что его компания имеет все шансы получить этот контракт.
Он выехал на центральную улицу. Машин на дороге было много и двигались они медленно.
- Опять пробка! — вздохнул Марсель и попытался вспомнить, во сколько же он должен быть в офисе.
В последнее время с его памятью и правда что-то происходило. То ли возраст, то ли последствия аварии. Невольно снова вспомнился тот несчастливый день и странное стечение обстоятельств, в результате которых он оказался в больнице. И чудом остался жив.
Утром он познакомился с Лизой, а вечером к нему в машину забрался какой-то шутник, который действовал ему на нервы всю дорогу. Жаль, что ему так и не удалось узнать, кто это был. Если бы узнал, сразу бы уволил. Марсель ни капли не сомневался, что злополучный шутник был сотрудником его фирмы.
Марсель был погружен в свои размышления, когда зазвонил его телефон. Продолжая одной рукой вести машину, он полез за ним в карман.
Почему-то вновь вспомнился сосед, пожелавший ему удачи.
Телефон с большим трудом был извлечен из внутреннего кармана. Все это время он продолжал звонко трезвонить.
«Что там случилось такое срочное?» — подумал он, поднося трубку к уху.
- Шеф, вы где? — Голос Евгении Михайловны был взволнован.
- В пробке стою, — ответил Марсель. — А что случилось?
- Случилось. Нам документы по тендеру вернули на доработку. Ошибка в одном месте обнаружилась. Мы все переделали. Нужна ваша подпись. Срочно.
- Когда нужно отправить документы? — спросил он, чувствуя нарастающее напряжение.
- Как обычно, вчера. Мы уже практически опоздали, но они обещали подождать нас еще час. Потому как мы самые приемлемые претенденты на этот объем работы.
Но только час и ни одной минутой больше. Вы же знаете наших чиновников…
— Знаю… Ладно. Все понял. Буду в самое ближайшее время.
Он выключил телефон и машинально засунул его в карман.
«Что же делать? Быстро мне не проскочить. Как быть? — Он попытался просчитать различные варианты выхода из сложившейся ситуации, но все было напрасно — машины по-прежнему еле двигались. И тут он вспомнил. — Монастырь! Старая заброшенная дорога мимо монастыря, но если поехать дворами, можно достаточно быстро добраться до офиса».
Марсель начал разворачиваться прямо посередине дороги. Водитель машины, что ехала позади него, демонстративно покрутил у виска, однако пропустил. Другие тоже посторонились и дали ему возможность немного отъехать назад и свернуть в темный узкий переулок, который вел к монастырю.
Несмотря на светлое время суток, в переулке было сумрачно и неуютно. Марсель нажал на газ и увеличил скорость. Вскоре машина выскочила на старую улицу, а затем за поворотом возникла темная громада монастыря. Как давно не бывал он в этой части города.
Тут он заметил, что все небо затянуло облаками и постепенно стали сгущаться сумерки.
«Странно, еще ведь достаточно рано, а уже так темно. Облака такие тяжелые… Наверное, снова пойдет снег», — крутилось в его голове.
В подтверждение этих мыслей на лобовое стекло упало несколько крупных капель, а затем повалили хлопья мокрого снега.
Марсель глянул на часы. У него оставалось минут тридцать, не больше.
В это время машина подозрительно чихнула и остановилась. Лампочки на доске приборов потухли. Марсель попытался завести двигатель, но у него ничего не вышло.
- Вот черт! — выругался он и стукнул по рулю. Несколько секунд неподвижно смотрел перед собой, потом отстегнул ремень безопасности и вышел на улицу.
Открыл капот, внимательно посмотрел внутрь. Потом закрыл его и обошел машину вокруг. От безысходности и невозможности что-либо изменить внутри начала закипать ярость. Она неудержимой волной поднималась почти до самого горла, он буквально захлебывался в этом приступе дикой злости.
- Черт! Черт! Черт! — крикнул он громко, стуча ногой по колесу.
- Думаете, он вам поможет? — услышал голос рядом и поднял глаза.
Совсем недалеко, возле монастырских ворот, стояла женщина, одетая в черную монашескую одежду. Она внимательно наблюдала за Марселем, но продолжала оставаться на месте.
- Вот только не нужно меня учить! — Ярость продолжала бушевать и кипеть.
- Разве я вас учу? Я лишь спросила, уверены ли вы в том, что тот, кого вы зовете, сможет вам помочь.
- Мне сейчас вообще никто не поможет! Времени осталось совсем мало, а эта чертова машина сломалась!
- А к Богу обращаться не пробовали? — Голос монашки был тихим, но каким-то очень сильным и твердым.
- При чем тут бог? У меня машина сломалась!
- Я вижу, что машина сломалась. Да и душа тоже. Ей ремонт нужен не меньше, чем машине. Потому как машина что? Металл. Ее починить легко можно. А вот душу…
- Прекратите ерунду молоть! Мне сейчас не до шуток!
- А я и не шучу. Начинайте Богу молиться. Он услышит и поможет.
- Не верю я в бога. И вообще ни во что не верю.
- Странно. Совсем недавно вы кое-кого звали себе на помощь… А говорите не верю.
- Никого я не звал. Просто разозлился и все. А в бога с детства не верю!
Глаза монашки стали темнее, а может, на них просто упала легкая тень.
- А вы поверьте. Прямо сейчас. И попросите его помочь.
- Вот еще ерунда! Уверен, не поможет.
- Просите.
- Да отстаньте! Не могу я! Взрослый, самостоятельный мужчина, успешный, реализованный… и просить. Нет! — А потом вдруг, изменив тон, добавил: — Вот если бы сейчас машина завелась и поехала, я бы поверил в то, что существует что-то такое… запредельное.
- Во-первых, не что-то, а Бог. А во-вторых, он в такие детские игры не играет. Зачем?
- Ну, как зачем? Чтобы я поверил, что он есть!
- А зачем ему это? Он — Бог. Ему все равно, верите вы или нет. Вера нужна вам. И помощь его нужна тоже вам.
В кармане пальто снова зазвонил телефон. Марсель достал его и посмотрел на дисплей — высветился номер фирмы. Отвечать не стал, просто глянул на часы. В запасе у него осталось только двадцать минут. Посмотрев в сторону монастырских ворот, он удивленно замер: возле них никого не было.
Снегопад тем временем стал сильнее. Мокрые холодные комочки падали ему на непокрытую голову, проваливались за шиворот и, растаяв, стекали по спине. Он открыл дверь и сел в салон машины. Опустил голову на руль, закрыл глаза.
«Удачи вам», — снова промелькнуло в голове. Теперь Марселю показалось, что сосед сказал эти слова с легкой долей иронии.
«И где она, моя удача?» — подумал он.
И вдруг увидел монашку. Ту, с которой совсем недавно разговаривал. Она прошла вдоль монастырской стены, повернулась, посмотрела в его сторону, махнула рукой и скрылась за воротами.
«А как ты думаешь, что вспоминали люди… ну там, в самолете, во время катастрофы? Теорию Большого взрыва или Бога?» — вдруг пришло на ум.
- Господи, помоги! Я опаздываю! Мне нужно успеть. Что мне делать, я не знаю… Пожалуйста! Господи, великий, всемогущий, помоги!
Он снова закрыл глаза. Опять перед ним появился образ Лизы. Такой он увидел ее впервые: в розовом пуховичке, белой шапочке и белых сапожках.
- Заводи машину. Ты еще успеешь, — безмолвно шептали ее губы.
Марсель очнулся, тряхнул головой. Снова посмотрел на часы. Десять минут до назначенного времени. Вздохнул и машинально повернул ключ зажигания. Машина завелась сразу, как будто и не ломалась вовсе.
В эту же минуту Марсель забыл все, что было несколькими минутами раньше.
«Успеть! Мне нужно успеть любой ценой!» — Эта мысль подгоняла его, ведь на нем лежала ответственность за стольких людей.
…Он действительно успел, и важный тендер они выиграли. Марсель чувствовал себя победителем.
- Фух! Слава богу, выиграли! Поздравляю, шеф! — улыбаясь, Евгения Михайловна зашла в его кабинет.
- Да! Выиграли! — Марсель улыбался в ответ. — Но при чем здесь бог? Вы же знаете, как я не люблю разговоры на подобные темы!
- Извините! — Евгения Михайловна покраснела.
- Ладно. Главное — мы молодцы! Мы сделали это!
- Да-да. Так и есть.
Она поспешила выйти из его кабинета.
Марсель резко повернулся и нечаянно глянул в темное окно. Ему вдруг показалось, что там, прямо на стекле, появился едва заметный силуэт женщины в черном монашеском облачении.
- Да! — крикнул он ей. — Я атеист! Вот такая вера у меня — шиворот-навыворот. Главное, удача со мной!

Часть 5
Лиза

Лиза стояла у окна и смотрела на гладь озера, видневшуюся среди голых деревьев.
- Бесполезно все это!
Мужчина сидел за столом и тихим голосом повторял эту фразу уже десятый раз. Лиза молчала и смотрела в окно. Внешне ничего не изменилось, лишь на ее детской щеке появилась маленькая капелька, похожая на каплю дождя.
- Даймон Лиза! Твое задание выполнено! Ты можешь вернуться домой!
- Нет! Пожалуйста, нет! Можно я еще останусь? — Лиза повернулась. Теперь ее взгляд был наполнен мольбой.
- Но ведь ты уже сама понимаешь, бесполезно все это. Вере нельзя научить. Ты испробовала все, что могла. Он не будет с нами. За ним придут они.
- Нет! Пожалуйста! Он хороший. И… у меня еще есть один способ.
- Даймон Лиза! Что ты такое говоришь? Это же совсем крайний способ. Его можно использовать только в исключительных случаях!
- А это как раз такой случай и есть!
- Нет, Лиза! Я не могу тебе позволить пожертвовать собой ради человека, который не верит. И не поверит.
- Он поверит! Обязательно поверит! — горячо и убежденно говорила Лиза.
- Но ведь два раза он отрекался…
- Просто еще не пришло время. Можно я останусь и продолжу?
- Но… Ты же знаешь сама. Остался только единственный способ.
- Знаю.
- И ты готова?
- Готова.
- Ты очень смелая.
- Просто я хочу довести это дело до конца.
- Хорошо. Хочешь — оставайся. Но мне будет жаль, если ты не вернешься домой.
- Благослови, отец. — Девочка подошла и склонила голову.
Мужчина положил руку на ее белую курчавую головку. И неожиданно на его щеке появилась маленькая капелька, похожая на каплю дождя.
- Удачи тебе, маленький ангел…

* * *

…Уже стало совсем тепло, и Марсель вышел на улицу без куртки.
«Хорошо как! — подумал он, вдыхая полной грудью аромат первых цветов и едва распустившейся зелени. — Нужно в выходные вывезти семью на природу. Костер, шашлычки… Эх, красота!»
Он подошел к машине и сел за руль. Внезапно вспомнились детство и далекая сибирская деревня, где он вырос. Старый деревянный дом с перекошенной дверью, окна с резными наличниками. Вспомнил, как в деревню приходила весна и ему нужно было помогать матери в огороде. Благодаря урожаю, который им удавалось собрать, выживали. Они с матерью жили очень тяжело. У Марселя не было хорошей одежды, и он очень стеснялся, когда приехал учиться в город. Вспомнил свой первый стройотряд и джинсы, которые купил себе на заработанные там деньги.
Пьянящий и таинственный аромат весны витал в воздухе. Он нес в себе загадку и манил за собой, кружа голову. Марсель вдохнул еще раз и завел мотор.
«Как хорошо, что у моих детей теперь есть все. Я, как отец, дал им максимально, что мог».
Это было чистой правдой. И дочь, и сына он учил в престижных высших учебных заведениях за границей, помогал им деньгами, заботился. Он помогал и другим людям. Тем, с кем работал, и тем, с кем дружил. Марсель был добрым человеком. Немного прагматичным и нудным, но мягким и отзывчивым.
Вдруг он подумал, что учебный год скоро завершится, а его маленькой соседки уже очень давно не было видно. Марсель даже несколько раз звонил в квартиру, где она жила со своим отцом, но ему никто не открыл. Странным образом он привязался к этому совсем чужому ребенку и невероятно по ней скучал.
«Может, нам с женой еще ребенка родить? — вдруг пришло в голову. — Пускай нам уже много лет. Успеем воспитать. Или в детском доме ребенка взять… Ведь тянет меня к этой Лизе. Хочется поговорить с ней, позаботиться, купить подарок. Наверное, это инстинкт отцовства до конца не реализованный. Свои дети уже выросли, вот и тянет меня к чужим».
Он нажал на газ и вырулил на улицу. Уже начинало темнеть. Фонари вдоль дороги только зажглись и своим светом превращали окружающий мир в волшебную страну.
— Красиво! — выдохнул Марсель.
Снова вспомнилось детство и то, как он маленьким мальчиком искренне верил в чудеса, а в Новый год ждал Деда Мороза. А еще он верил в то, что в лесу за деревней живут маленькие гномы и одна волшебная фея. В том самом овраге, где они с Верочкой искали клад пиратов. Он верил в чудеса. Поэтому вместе с местными мальчишками они специально ходили в лес, чтобы найти жилище Деда Мороза.
Детство осталось позади, Марсель стал взрослым. И, как все взрослые, верить в чудо перестал.
Однако сегодня было так красиво и необычно, что поневоле вспоминались те далекие детские ощущения, когда живешь как в сказке и постоянно ждешь какого-то чуда. Снова на ум пришла Лиза.
«Странно, я уже давно их не вижу. Ни ее, ни отца. Может, уехали куда? Или вообще переехали? — Мысль о том, что Лиза может так же внезапно пропасть из его жизни, как и появилась, принесла ему неприятные ощущения и вызвала легкое чувство тревоги. — Да нет. Не может быть. Они же только зимой заехали в эту квартиру. Значит, просто где-то в отъезде. И вообще, странно так: девочка, вместо того чтобы в школу ходить, ездит непонятно где».
Тревога в душе начала расти, вместе с ней появилось раздражение.
«Вот была бы у девочки мать… Кстати, я так и не спросил, как мать звали. Чем больше смотрю на Лизу, тем больше она напоминает мне Верочку Климову».
Дорога была свободной, и Марсель прибавил скорость. Ехать нужно было через центр, но он понимал, что там, вероятнее всего, пробка.
«Устал. Скорее домой и в душ. Поеду-ка я объездной дорогой. Чуть дальше, зато точно пробок нет».
Он свернул на мост и выехал на объездную дорогу.
Машина летела по пустынному шоссе. Здесь не было уличных фонарей, дорогу освещали только фары его собственной машины. Вдруг одна фара мигнула и погасла.
- Вот черт! — громко выругался Марсель и хотел сбавить скорость и остановиться, чтобы посмотреть в чем дело, однако боковым зрением заметил какую-то тень, что мелькнула справа. Послышался глухой удар, и что-то прокатилось по крыше машины.
Марсель резко нажал на тормоза — раздался страшный визг, машина остановилась. Дрожащими руками он отстегнул ремень безопасности и выскочил из автомобиля. Все его самые страшные мысли и предположения о случившемся оказались реальными. То, что он увидел, заставило сердце остановиться.
На высокой скорости он сбил человека. Тело ударилось о правую сторону машины и перелетело через крышу. Уже само по себе это событие было шокирующим. Но еще больший ужас вызывало то, что пострадавший был не взрослым человеком, а ребенком. И когда Марсель подбежал ближе, то увидел россыпь белых кудрей на асфальте, тонкую струйку крови на виске и мертвенно-бледное лицо… Это была Лиза.
- Лиза! Лизонька! Девочка! Как же так?
Марсель достал телефон и начал вызывать скорую и полицию. Его трясло мелкой дрожью, ледяными пальцами пробовал набирать номер телефона. В это время он заметил, что Лиза шевельнулась. Марсель подскочил к ней.
- Жива! — Он наклонился к ней. — Потерпи немножко. Сейчас скорая приедет, они помогут тебе…
- Нет, не они… — прошептала Лиза — Ты.
- Что я? — не понял Марсель.
- Ты можешь мне помочь. Не они.
- Как? Что я могу сделать? Скажи! Я все сделаю!
- Молись. Проси у Бога. И верь, что он поможет.
- Но я же…
Лиза на мгновение закрыла глаза, и ему показалось, что она перестала шевелиться.
«Неужели умерла? Нет! Господи! Помоги! Спаси жизнь этому ребенку! Боже! Помоги!» — отчаянный крик его души рвался к небесам.
В это мгновение ему в лицо ударил свет — приехали полиция и скорая помощь. Потом было много тяжелых часов. Девочку увезли в больницу, а его забрали в участок. Больше всего в этой ситуации его мучила неизвестность. Он не знал, что с Лизой. Жива ли она? Может, ей нужна помощь? Лекарства? Или… Думать об ином варианте ему не хотелось. Он даже боялся предположить такой исход. Что будет с ним самим, его не волновало. Он готов был понести наказание по всей строгости закона. Понимал, что если он попадет в тюрьму, то, значит, так ему и нужно. Самого себя он судил строго, после того, что случилось, собственная судьба его не заботила.
Несколько раз он спрашивал следователя, есть ли новости из больницы, но ему уклончиво отвечали, что все по-прежнему.
А потом вдруг его отпустили. Следователь вызвал к себе и сказал, что больше нет необходимости держать его под стражей. Дал подписать какие-то бумаги и попрощался. Марсель был в недоумении. Он вышел на улицу и зажмурился от яркого света.
«Нужно срочно в больницу! Узнать, как там Лиза!»
Но он не знал, в какую больницу ее увезли. Поэтому помчался к ней домой, чтобы хоть что-то выяснить у ее отца. Однако дверь в квартиру Лизы ему никто не открыл.
Жены дома не было, и он порадовался, что не нужно слушать ничьи причитания и отвечать на ненужные вопросы. Быстро принял душ, надел чистую рубашку, выпил чашку кофе. Затем взял телефон и начал обзванивать больницы города. Но везде, куда он обращался, ему отвечали, что больной по имени Елизавета Даймон у них нет.
Быстро собрался и вышел на улицу. Боялся, что скоро вернется жена, а ему сейчас было не до объяснений.
Вышел во двор и вдруг очень ясно вспомнил день, когда на крыльце встретил Лизиного отца. Это был день, когда они выиграли тендер. Подробности тех событий всплыли в его голове: и пробка на дороге, и монастырь, и темная фигура в монашеском облачении.
«Кстати, там, рядом с монастырем, есть еще одна небольшая больница. Может, Лиза там?»
Марсель решительно спустился с крыльца и завернул за угол, где начинался узкий переулок, ведущий к монастырю.
…Матушка Ефимия как раз собралась на службу. Набросила на плечи шаль, вышла из своей кельи и направилась к храму. Она шла и думала о том, как изменились времена и как часто люди приходят к Богу самым невероятным способом.
Сегодня утром она беседовала с одной из послушниц, которая готовилась принять постриг. Та уже несколько лет жила в монастыре. Пришло время принимать решение. Молодая девушка смотрела ей в глаза и очень искренне говорила:
- Я очень люблю Бога. Верю. Но как подумаю, что после пострига в моей жизни не будет ничего, кроме Бога, страшно становится.
- А что ты хочешь иметь еще?
- Ну не знаю… например, любовь.
- А неужели Бог не дает тебе любви? Ведь он сам — это любовь.
- Да, матушка. Я это знаю.
- Знаешь, но не чувствуешь?
- Примерно так.
- Хочешь вернуться в мир?
- Нет. Я хочу проверить свою веру.
- Вера… знаешь, она либо есть, либо ее нет. И если веры нет в сердце, проверяй не проверяй, она там не появится. А вот если она там есть, то и сердце живо…
Матушка Ефимия свернула на тропинку к храму и вдруг увидела у ворот монастыря мужчину. Каким-то внутренним чутьем она сразу поняла — этот человек пришел к ней. Она развернулась и направилась прямо к нему.
Марсель стоял, переминаясь с ноги на ногу. Он не знал, что ему делать. В больнице, куда он зашел перед этим, ему сказали, что никакой Елизаветы Даймон у них нет. Зачем он пришел сюда, он тоже не совсем понимал. Просто воспоминания о том дне, когда он смог решить важный вопрос, привели его в это место.
Когда Ефимия подошла ближе, то вдруг поняла — этот человек ей знаком.
«Неужели? — подумала она. — Значит, Лизины труды не пропали даром».
А потом, обращаясь к мужчине, вслух спросила:
- Добрый день! Вы кого-то ищете?
- Ищу. — Марсель растерялся от неожиданного вопроса и машинально ответил: — Девочку Лизу. Несколько дней назад я сбил ее на дороге…
- А в больницах спрашивали? — Матушка Ефимия нахмурила брови.
- Нигде нет.
- А здесь почему ищете?
- Сам не знаю. Даже объяснить не могу.
Он покраснел, а его уши стали похожи на два полыхающих костра. Матушка Ефимия вспомнила, что в школе было так же: когда Марсель был в растерянности или злился, его уши превращались в два пылающих костра.
- Может, вы еще что-то потеряли? — спросила матушка, внимательно наблюдая за Марселем.
- Не знаю… вроде бы все на месте, — растерялся тот.
- А как насчет самого себя? Все на месте?
- Вы правы. Душа не на месте… С тех пор как авария эта случилась, места себе не нахожу.
- Душа? А что такое душа? — Глаза монахини стали темными как ночь.
Она внимательно, не мигая, смотрела куда-то за его спину.
- Не знаю я. В груди болит и ноет. Кстати, вы правы, какая душа? Так, вырвалось… Просто плохо мне. — И Марсель тяжело вздохнул.
Матушка Ефимия тем временем внимательно наблюдала за черной машиной с тонированными стеклами, что остановилась недалеко от монастыря. Она видела, как из машины вышел мужчина в длинном черном пальто и черной шляпе. Посмотрел вокруг, заметил Марселя и полез в карман. Достал оттуда пачку сигарет, закурил.
«Господи! Неужели все напрасно? Неужели жертва маленькой Лизы оказалась бесполезной? Похоже, что так, если они пришли…» — У матушки неожиданно закружилась голова и она покачнулась. Марсель понял, что его собеседнице плохо, и успел подхватить ее и поддержать.
- Воды! Принесите воды! Матушке плохо! — крикнул он послушнице, что проходила мимо. Та с перепуганными глазами ринулась к хозяйственному корпусу.
- Опустите меня на землю… — прошептала Ефимия. — Нельзя мужчине прикасаться…
Марсель осторожно опустил ее на землю, подложив ей под голову свой свернутый пиджак. Сам присел рядом.
- Лизы больше здесь нет, — тихонько прошептала монахиня. — Она дома.
- Что? Что вы сказали?
Марсель наклонился, однако больше ничего не услышал. Матушка потеряла сознание.
Прибежали монашки и послушницы, их было много, они оттеснили Марселя в сторону. Подняли матушку на руки и понесли в ту часть монастыря, куда мирянам заходить не разрешалось.
Он растерянно постоял какое-то время в монастырском дворе, а затем медленно пошел в сторону храма, что сверкал золотыми куполами в прозрачных весенних сумерках.
В храме стоял полумрак, лишь свет многочисленных свечей скользил по иконам, освещая строгие лики святых. Пахло ладаном и еще чем-то. Марсель впервые в своей жизни оказался в храме. Он не знал, что нужно делать, поэтому просто стоял и смотрел. Благо, что в храме в это время было пусто.
Его взгляд скользил по алтарю, иконам, букетам цветов, расставленных повсюду. Белые лилии. Именно их чудесный аромат наполнял все вокруг.
Он поднял голову и неожиданно увидел глаза. Знакомые, родные. Эти глаза принадлежали девочке по имени Лиза. Его соседке. Той, которую он сбил на дороге и теперь никак не мог найти. Лизе Даймон.
- Господи! — вырвалось из его груди. — Пожалуйста, Господи! Пусть она будет жива и здорова! Я готов отдать за это все, что у меня есть. Только пусть чудо случится!
- Ты веришь в Бога? — как будто спросили эти глаза.
Марсель хотел ответить обычное «нет». Однако почувствовал, как пустота в его сердце стала наполняться чем-то теплым, приятным и чистым.
На сердце стало тихо и спокойно, и как будто издалека он услышал свой голос:
- Верю…
- Уверен? — спросили глаза.
- Уверен. — Его голос стал тверже.
- Поздравляю, — улыбнулись глаза.
- С чем? — не понял Марсель.
- С рождением твоей веры.
Марсель присмотрелся и понял, что глаза, так похожие на Лизины, принадлежат маленькому ангелу, изображенному на куполе.
Он вздохнул и пошел к выходу, стараясь не расплескать то удивительное чувство наполненности, что появилось в его сердце.
Возле двери увидел монашку и спросил:
- Скажите, как там матушка? Как ее самочувствие?
- С Божьей помощью, все в порядке, — ответила ему та.
- Слава богу! — Марсель почувствовал, что ему стало легко и даже как-то весело. Как в детстве.
- А… я хотел бы знать, как зовут матушку?
- Это игуменья наша, матушка Ефимия.
- Спасибо. Она давно здесь?
- Давно. Девчонкой пришла. Святая она, наша матушка. Недаром ее и в миру Верой звали.
- Вера? А фамилия как? Не скажете?
- Отчего же. Скажу. Климова она в миру. Верочка Климова…
Марсель улыбнулся.
- Спасибо.
- Благослови вас Господи. — Монашка вслед перекрестила его и пошла по своим делам.
Он вышел из монастыря, направился к машине. И совсем не обратил внимания на мужчину в черном пальто, который отошел от машины и направлялся к нему. А потом вдруг остановился и замер.
Марсель завел мотор и поехал домой, а мужчина в черном пальто достал телефон:
— Нет, ничего не получилось. Он не наш. Опять вмешалась эта Лиза. Вот уж воистину хранитель. Очередного клиента у нас забрала. Надоела…
Эпилог
Марсель ехал очень осторожно. Ему так хотелось
сохранить то тепло, что теперь наполняло его изнутри. Хотелось петь и смеяться.
— Расцветали яблони и груши, — запел он что есть силы. От звука собственного голоса почувствовал вибрацию в салоне автомобиля. Глубоко вздохнул.
«Ну вот, Верочка Климова, я тебя нашел! — подумал и испытал новую волну радости в сердце. — Кстати… она что-то говорила про Лизу. Про то, что Лиза у себя дома. Но ведь я звонил, стучал. Нужно попробовать зайти сейчас. Может, она дома или ее отец. И если матушка сказала, что Лиза дома, значит, она жива и здорова. Слава богу!»
В хорошем настроении он подъехал к дому и припарковал машину. Вышел на улицу и потянулся.
«Господи! Хорошо-то как!»
Поднял голову и посмотрел на небо, которое уже совсем потемнело. Случайно взгляд остановился на вывеске, что висела в окне: «Срочно продаю» и номер телефона.
Объявление было в окне квартиры, в которой жили Лиза и ее отец.
Марсель быстро поднялся по лестнице и позвонил в дверь. Скоро он услышал шаги, а уже через пару секунд дверь открылась.
- Вам кого? — спросила приятная светловолосая женщина.
- Тут девочка жила. В этой квартире. Лиза. И папа ее. Не подскажете, где они?
- Девочка? Какая девочка? — удивилась женщина.
- Лиза. Ее зовут Лиза. Она тут жила вместе со своим отцом.
- Извините, но вы что-то путаете. Эта квартира продается уже год. Тут никто не жил и не живет. Она пустая стоит.
- Как пустая? Не может быть. Я же сам видел…
- Наверное, вы просто перепутали. И эта Лиза со своим папой живут в другой квартире, — женщина мягко улыбнулась, глядя на него тепло и снисходительно. Так смотрят на маленьких детей, когда они рассказывают родителям истории про то, что в их комнате живут гномики или страшные чудища.
- А… вы кто? Простите… — Марсель начал заикаться. — Я хотел сказать, если здесь никто не жил и не живет, то…
- Я — риелтор. Продаю эту квартиру. И уже достаточно давно. Захотите купить — обращайтесь.
- Я подумаю. Спасибо. — И Марсель медленно отошел в сторону.
- Да не за что. — Женщина улыбнулась и, закрывая дверь, попрощалась: — До свидания.
Марсель задумчиво постоял на площадке, а потом поднялся по ступенькам вверх. Он подошел к окну, из которого когда-то Лиза шагнула навстречу зимнему утру, и залез на подоконник. Сел, посмотрел на парк и озеро, которое в сгущающейся весенней темноте уже почти совсем не было видно.
«Лиза, Лиза… Неужели мне все это привиделось, приснилось? Нет. Не может быть! Все было наяву. И события, и ощущения. А вдруг я что-то упустил? Не заметил? Или действительно перепутал?»
Марсель сидел на подоконнике, болтал ногами и размышлял. Темнота на улице сгущалась, и внизу загорались фонари, похожие на маленькие золотые бусины, опоясывающие город нарядным золотым ожерельем. На сердце было тепло и тихо, а душа теперь была заполнена умиротворением и еще чем-то неуловимо-светлым. Он не знал, что это, и не мог объяснить. Да, наверное, и не нужно было ничего объяснять.
Он спрыгнул с подоконника… и вдруг вспомнил! То, что не давало ему покоя. Даймон. Раньше он где-то слышал это слово. И сейчас вспомнил, что встречал его в какой-то книге. И значило оно — ангел.
События замелькали перед его глазами, все пазлы сложились, и он увидел полную картину всего, что произошло за последние несколько месяцев в его жизни. Увидел и понял.
— Так вот оно в чем дело! — Он сделал шаг и выдохнул. И затем, вдохновленный своим новым открытием и ощущениями счастья и радости, громко сказал: — Я понял! Наконец-то я все понял! Спасибо тебе за веру, маленький ангел Лиза!


Дорогое удовольствие






Терезия презрительно скривила носик и скептически сказала:
- Блузка у тебя… вообще замкадовская…
- Что это значит? — Я не всегда понимала, что она имела в виду. Мы были очень разными. Возможно, именно поэтому дружили.
- Это значит, она выглядит старомодно и дешево! — изрекла она.
Я опустила глаза и растерянно осмотрела себя, насколько это вообще было возможно. Блузка как блузка. Очень даже ничего. Купила ее на какой-то распродаже по хорошей цене. Надевала редко, только на официальные мероприятия, и считала, что она идеально подходит именно для такого случая.
- А мне кажется, нормально. — Я по-прежнему была растеряна.
- Знаешь, что нужно делать, когда кажется?
— Что?
- Сходить к психологу.
Наверное, скажи мне эти слова кто-то другой, я бы обиделась, но Терезия… Она была для меня эталоном моды и иконой стиля. Высокая, стройная, с модной стрижкой и безупречно подобранным гардеробом.
- И… Что же делать? — Я растерялась окончательно.
Она деловито посмотрела на стильные золотые часики.
- Еще есть время! Пойдем!
- Ку-у-да-а? — начала заикаться я.
- Как куда? В магазин. Блузку нормальную тебе покупать!
- Но… у меня денег с собой нет, — пыталась сопротивляться я. Не то чтобы я была против, просто покупка новой блузки действительно совсем не вписывалась в мой бюджет.
- У меня есть!
- Но…
- Никаких «но»! Когда сможешь, отдашь!
Я вздохнула и, понимая, что сопротивление бесполезно, поплелась следом за Терезией.
Новая блузка была куплена в дорогом бутике и стоила почти половину моей месячной зарплаты.
- Какая стильная! Ты в ней выглядишь совсем по-другому! — восхищалась подруга.
- Как по-другому? — Я пребывала в легком унынии от внезапно образовавшегося долга.
- Стильно. Дорого. Это же здорово — носить такие красивые вещи! Получай удовольствие.
- Слишком дорого это удовольствие стоит, — слабо отпиралась я.
- Все ценное стоит дорого. И настоящее удовольствие — всегда дорогое.
Спорить я не стала, хотя и подумала, что мое «дорогое удовольствие» обойдется мне парой недель капустной диеты, поскольку на что-то более вкусное и полезное денег просто не хватит.
Конечно, Терезии этого было не понять, ведь она была женой банкира. И не простого, а руководителя самого крупного банка в нашем регионе. К слову сказать, в этом самом банке они и познакомились, когда она еще студенткой университета пришла к нему на практику. Терезия была из очень известной и интеллигентной семьи: ее дедушка был генералом, а папа — знаменитый профессор. Но, несмотря на это, с деньгами в семье всегда было не очень.
Что же касается Тимофея, то в его жизни все было как раз наоборот. Его родители сначала торговали на рынке, потом открыли магазин. Затем второй, третий… десятый. Бизнес процветал. Единственному сыну дали образование и через знакомых устроили в банк. Парень оказался хватким и хитрым. Где-то лестью, где-то при помощи интриг, но скоро он стал начальником отдела, а затем и заместителем руководителя, которого через пару лет благополучно «съел». К моменту их знакомства у Тимофея были деньги, но не было статуса и пропуска в «высшее общество». Брак с Терезией давал ему все это. Он же в свою очередь взялся заботиться о ее благополучии.
Мы с Терезией были подругами еще с университета. Правда, моя жизнь сложилась несколько иначе. С тех студенческих времен за мной ухаживал парень по имени Сергей. Его воспитывала одна мама, поэтому он постоянно подрабатывал. Работал в нескольких местах и был всегда занят.
Может быть, именно это и помешало ему сделать мне предложение. Мы продолжали встречаться до сих пор, хотя после университета прошло уже больше пяти лет. Несколько раз я хотела все прекратить. Но время шло, моложе и красивее я не становилась, а очереди женихов, предлагающих мне руку и сердце, возле моей двери не наблюдалось.
На работу меня взяли в небольшую аудиторскую фирму помощником аудитора. Я была этому рада, потому как молодому специалисту устроиться на хорошую работу бывает нелегко. А здесь перспективы…
Однако прошло пять лет, а перспективы так и остались в перспективе…
Все это я к тому, что точки отсчета в наших с Терезией жизнях была совершенно разные. Но мы продолжали дружить. Она очень переживала по поводу моей неустроенности, поэтому время от времени «выводила в свет». А проще говоря, брала с собой на светские мероприятия в надежде познакомить с кем-то. Возможно, с потенциальным работодателем или с потенциальным мужем.
Сегодня как раз был такой день: то ли конференция, то ли деловой ужин в одном из престижных ресторанов города. Очередное дорогое удовольствие.
Перед началом светского мероприятия в холле ресторана была организована традиционная фотосессия участников, и все присутствующие с удовольствием позировали.
- Пойду! — решительно сказала Терезия. — Нужно почаще мелькать в хронике светских новостей.
- Да. Иди. Я тут подожду. — И я отошла в сторону.
Терезия спорить не стала, только кивнула головой: мол, хорошо.
Народ в холле прибывал. Красивые, богато одетые женщины, холеные и важные мужчины. Мне было интересно наблюдать за всем происходящим, однако самой хотелось спрятаться в дальний угол и быть совсем незаметной. Наверное, мне это отлично удалось, потому как меня действительно никто не замечал: ни стоящие рядом люди, которые продолжали вести себя так, будто я — пустое место, ни официанты, которые разносили напитки и постоянно проходили мимо, не останавливаясь возле меня. А мне очень хотелось пить, и я с удовольствием выпила бы стакан воды, сока или красного вина.
- Это сугубо конфиденциальная информация, я надеюсь, что она останется строго между нами, — говорил солидный мужчина в дорогом костюме своему коллеге, который стоял ко мне спиной.
Они беседовали уже несколько минут, и я понимала, что разговор действительно важный. Став невольным свидетелем, я чувствовала себя немного неловко, но они, кажется, совсем меня не замечали.
Проходящий мимо официант остановился, чтобы предложить мужчинам напитки. Тот, что стоял ко мне спиной, взял в руки бокал красного вина, второй — стакан с виски. Я подумала, что это и мой шанс, протянула руку к подносу и тоже взяла бокал с красным вином.
Появление меня из ниоткуда стало столь неожиданным для мужчин, что они резко прервали разговор. Один из них, который стоял ко мне спиной, дернулся и резко повернулся. Его бокал наткнулся на мой, послышался звон разбитого стекла. Будто в замедленной съемке я наблюдала, как содержимое двух бокалов опрокидывается на мою новую дорогую блузку.
Я была настолько ошарашена, что несколько секунд стояла неподвижно и думала лишь о том, что блузка, купленная в долг за половину моей зарплаты, безнадежно испорчена. Мгновенно я оценила ситуацию: вывести такое пятно и не повредить качество ткани практически невозможно. От этого я чуть не заплакала.
Совершенно расстроенная, я подняла глаза и увидела, что виновник этой ситуации пристально смотрит на меня. Мужчина не извинился и не попытался помочь. Он стоял и сверлил меня взглядом, прожигая насквозь. Когда мысли начали проясняться, я решила немедленно пойти в дамскую комнату, чтобы попытаться застирать пятно. Но только я сделала шаг в сторону, как мужчина резко схватил меня за руку чуть выше локтя. Его собеседник тоже подошел ближе.
- Кто ты? Кто тебя прислал? Почему ты за нами следишь?
Его слова были как удары по лицу.
- Я… не слежу. Я просто стояла. В углу. Случайно. И… я вас не знаю…
- Не знаешь? — Мужчина странно улыбнулся. — Врешь! Меня все знают! Говори, кто тебя прислал? Говори, или будет плохо!
Он сжал руку сильнее, и мне стало больно.
- Но я действительно… случайно здесь… — Слова застревали в горле, руке было больно, а красное пятно на блузке постепенно подсыхало, убивая надежду хоть как- то его отстирать.
Ужаснее я чувствовала себя только раз в жизни, в далеком детстве, когда соврала маме по какому-то пустяку, а потом правда вышла наружу. С тех пор я никогда не врала. Это было просто не совместимо с моим образом жизни и системой ценностей. Но этот мужчина как раз и пытался обвинить меня во вранье. Да еще и в шпионаже! Это было слишком! Я посмотрела на него в упор и мне показалось, что его глаза отражают какую-то пустоту и потерянность. Это придало мне сил.
- Да какое вы имеете право!
Я резко дернулась вперед и вырвала свою руку, а потом отклонилась и со всей силы влепила ему звонкую пощечину. В это время музыка в холле затихла, видимо, начиналась основная программа вечера. Поэтому звук пощечины разнесся эхом по всему пространству. Разговоры резко стихли, народ начал поворачиваться в нашу сторону. Я увидела, как несколько человек с фотоаппаратами направились в нашу сторону, засверкали вспышки фотокамер. Понимая, что меня больше никто не держит, я рванула прямо к выходу из ресторана и через мгновение была уже на оживленной вечерней улице.
Блузку спасти не удалось, как я ни старалась. Потом я плакала, стоя под душем, жалея свою невезучую жизнь и проклиная себя за то, что пошла на этот дурацкий вечер.
«Нужно знать свое место. Дорогие магазины и рестораны — это не мое. Куда я пошла? Зачем? Вот и получила! Нарвалась на хама в дорогом костюме… Слишком дорого для меня обошлось удовольствие от посещения этого светского мероприятия. Да и удовольствие, честно говоря, сомнительное… Никогда больше с Терезией не пойду! Нужно знать свое место…»
Я не буду подробно рассказывать, как на следующее утро в газетах появились фотографии, где я даю пощечину, с надписями: «Известный олигарх получает пощечину в публичном месте!», «Девушка в грязной блузке напала на знаменитого олигарха с кулаками» и так далее. И о том, что наутро мне позвонила Терезия и долго читала лекцию о моем неприличном поведении в светском обществе… И про то, что в моей аудиторской фирме после этого случая на меня почему-то стали смотреть подозрительно… А Сергей позвонил по телефону и сказал, что между нами все кончено и что он никогда не думал, что я такая… Интересно какая?
Честно говоря, я так до конца и не поняла, что же такого случилось и что я совершила такого страшного, за что меня стоит осуждать. Но я не хочу об этом говорить. Каждый в своей жизни сам принимает решения и делает выводы.
Лучше я расскажу, как однажды утром, через неделю после этих событий, в дверь моей квартиры позвонили. Я никого не ждала, поэтому немного растерялась, когда открыла дверь и увидела курьера. Он принес посылку.
- От кого? — спросила я.
- Там все написано. Распишитесь вот здесь.
- Это не ошибка?
- Имя, фамилия, отчество, адрес ваши?
- Мои.
- Значит, все верно. Распишитесь.
Когда курьер ушел, я открыла посылку. В ней была новая блузку моего размера. Точно такая же, как та, что я облила красным вином на злополучном вечере.
«Снимаю шляпу перед отважной девушкой», — было написано в записке. И телефон.
Забегая вперед, скажу, что автором этой записки был совсем не «знаменитый олигарх» и не его коллега, который стоял рядом. Нет. Незнакомец был одним из тех журналистов, что снимали вечеринку, и который стал впоследствии моим мужем.
Я часто думаю о том, что Терезия все-таки очень помогла мне, приглашая на эти светские рауты. Ведь иначе я могла никогда не встретить человека, который и есть моя настоящая половинка, моя любовь, мое счастье.
Теперь-то я точно знаю, что дорогое удовольствие — это не то, что дорого стоит, а то, чем дорожишь. То, что ценишь по-настоящему. Поэтому для меня сейчас самое дорогое, важное и нужное — это мое женское счастье. Жить в этом, быть частью этого — вот оно, настоящее дорогое удовольствие.
P.S.: Недавно в газете видела фотографии с очередной помолвки «знаменитого олигарха». Дорогая машина, дорогой ресторан, дорогие наряды… Веселье, гости. Все на высоте. Еще бы!
Но глаза у человека на фотографиях были такие же, как во время нашей встречи в ресторане, — пустые и потерянные…


Выбор




Алиса поправила непослушные волосы, падающие на лицо, и посмотрела в окно. Всю ночь шел снег, и теперь за окном была картина, будто написанная волшебной кистью художницы зимы. Девушка вздохнула и встала из-за стола. Посмотрела на часы: почти полдень.
— Почему так быстро летит время? — сказала вслух и подумала, что времени действительно мало, а она до сих пор так и не решила, как ей быть. Подошла к наряженной новогодней елочке, стоящей в углу комнаты, включила гирлянду.
На елке было много разноцветных игрушек, но взгляд остановился на двух, которые случайно оказались рядом. Первая напоминала пухлого новорожденного младенца с золотистыми кудрями. Добрый, нежный и светлый, с белоснежными ангельскими крылышками, он открыто улыбался Алисе, будто говорил: «Эй! Не грусти! Все будет хорошо!»
Алиса задумчиво улыбнулась в ответ и тронула его кончиками пальцев, тихо сказав: «Что-то не верится мне. Извини, друг…»
Вторая игрушка была маленьким смешным чертенком в коротких штанишках и с бабочкой на шее. Милый, безобидный и даже трогательный. Он смотрел на Алису черными глазками, как будто повторяя: «Все бесполезно…»
Ему отвечать Алиса не хотела, поэтому немного постояла, подумала и выключила гирлянду.
Был канун Нового года, а Алиса так и не решила, с кем ей встретить праздник. Да и настроение, честно говоря, было совсем не праздничное. На днях ее уволили с работы. Все было спокойно, и она так и не поняла, почему это произошло. Ей всегда казалось, что она делает гораздо больше, чем другие, и, помимо основных обязанностей, выполняет множество дополнительной работы, всем помогает, обо всех заботится, проявляет инициативу… Но ее начальник считал по-другому. Он требовал четкого выполнения должностных инструкций и совсем не замечал, как много она на себя взвалила.
Пару дней назад он вызвал ее к себе и предложил написать заявление по собственному желанию, мотивируя это тем, что она «слишком распыляется, а главного не делает»… Так Алиса осталась без работы, а поскольку жить она привыкла на широкую ногу — то и без денег. Наверное, она могла бы занять у подруг или попросить у родителей, или рассказать обо всем Борису…
Борис… Это было ее наказание и счастье одновременно. Бориса она любила, хотя время от времени и устраивала ему «дни страшного суда». Он, видимо, тоже любил, потому что терпел все Алисины выходки. Несмотря на то что они встречались уже четыре года, предложения он ей пока не сделал. Кстати, Борис пригласил встречать Новый год с ним. Может, пойти?
— Боря, Боренька… как же я люблю тебя! Но порой мне кажется, что я тебе совершенно не нужна, — сказала она и тихо вздохнула.
Борису она пообещала приехать вечером, часов в десять, но не была уверена в том, что поедет. Ведь сомнения терзали ее все сильнее. А после увольнения — особенно. Ее самооценка в последние дни резко упала. И уверенность в успехе тоже.
- А может, к родителям?.. Я так давно с ними не виделась, — продолжала рассуждать вслух Алиса.
С родителями отношения тоже были не очень. Мама считала, что дочери давно пора замуж, а отец утверждал, что ей необходимо поступать в аспирантуру и защищать кандидатскую, а не «тратить время на всякую ерунду». Это объяснялось тем, что папа сам был доктором экономических наук. Приехать в Новый год и рассказать родителям, что она потеряла работу, осталась без денег, а Боря так замуж и не зовет… Нет! Это было выше ее сил.
Алиса пошла на кухню и открыла холодильник.
«Может, поесть чего-нибудь? Голова будет соображать лучше. Проверенное средство!»
Она достала сыр, масло и хлеб, начала сооружать себе бутерброд. Задумчиво откусила большой кусок.
«Или к девчонкам? Маринка сказала, что у них какой- то босс Костин будет в гостях. Специально пригласили. Во-первых — начальник, во-вторых — холостой. Вдруг что- то получится. Вот и Зойка настаивает, говорит, что ради меня стараются, чтоб приезжала обязательно».
Она продолжала жевать, понимая, что ни с каким боссом ей знакомиться не хочется. Потому что любит она Бориса. Но Борис не делает ей предложения. Увы! А еще она понимала, что очень хочет к маме, давно с ней не виделась и очень соскучилась. Но… Опять это проклятое «но»!
В это время Елена Петровна, мать Алисы, вышла из магазина с пакетом продуктов и подошла к машине.
- Коль, возьми!
Муж выскочил из машины:
- Ну что ты сама таскаешь! Не могла меня позвать? Да и зачем так много всего?
- Как зачем? Дочь придет! Посидим, поговорим. Так давно не встречались и не говорили по-человечески!
- Так она ведь сама…
- Перестань! Хватит учить ее жизни. Она взрослая девочка, сама во всем разберется. И давай договоримся: никаких нравоучений! Никаких аспирантур! Только праздник, семья и душевный разговор.
- А она точно придет? Что-то я сомневаюсь.
- Придет. Сказала, будет в десять. Но ты обещай мне…
- Да обещаю, обещаю! Что я ей — враг? Отец ведь родной. Счастья желаю дочери. — Николай тяжело вздохнул.
Борис в это время тоже был в магазине. Но это был совсем другой магазин — ювелирный. Он стоял у прилавка уже битый час и действовал на нервы молодой девушке- консультанту, которая, в свою очередь, мечтала поскорее закончить работу и пораньше прийти домой, чтобы накрыть новогодний стол. Но Борис никак не мог выбрать и все перебирал и перебирал кольца.
- Ваша девушка такая привередливая? — не выдержав, съязвила продавец.
- Моя девушка самая лучшая, — спокойно ответил Борис. — А это кольцо — предложение! Поэтому оно тоже должно быть самым лучшим. Покажите еще вон то, с маленькими бриллиантами.
Продавщица тяжело вздохнула и начала открывать витрину, чтобы достать кольцо.
«Хотя, если честно, — думала она, — повезло девчонке. Сразу видно, мужик надежный. А я злюсь, потому что завидую».
- Мариша, привет! — Зоя ввалилась в квартиру с кучей сумок в руках. — Принимай продукты.
- Ты что, роту солдат решила накормить? — Марина округлила глаза.
- Да тут деликатесы всякие. Смотри: рыбка, икорка, грибочки. У нас же миссия! Мы Лисуню нашу знакомить будем с Костиным боссом. Кстати, а где сам Костя?
- По магазинам поехал. А ты давай мой руки и на кухню. Ты же «шубу» обещала сделать.
- А может, не надо? Сколько всякой всячины.
- Надо! Это же Новый год. Деликатесы — деликатесами, а селедка под шубой — это святое!
Алиса доела бутерброд, прошлась по комнате и, чтобы хоть как-то поднять себе настроение, снова включила елку. Но на душе по-прежнему было тоскливо и холодно.
«Что же делать? Куда пойти? Всем пообещала, а идти не хочется… Или вообще никуда не ходить? Вот уж выбор так выбор!»
Она посмотрела на елку. В блике новогодних огоньков ей показалось, что чертенок ей подмигивает. Мол, предупреждаю, все бесполезно!
Алиса отчаянно тряхнула головой и приняла решение:
«А пойду-ка я в магазин! Куплю торт и шампанское. Куда бы я ни решила пойти, это будет актуально! Да и денег хватит. Вот на что-то большее может и не хватить, а на это…»
Она вышла на улицу и вдохнула свежий морозный воздух. Стало немного легче. Девушка продолжала размышлять:
«Почему? Ну почему так часто приходится выбирать? Стоишь как Иван-царевич на распутье. Налево пойдешь — коня потеряешь, направо пойдешь… Хотя какой я Иван- царевич? Скорее царевна. Нет, в русских сказках царевны в тереме сидят и ждут, когда приедет тот самый царевич на белом коне и освободит их от Змея Горыныча. А я все сама да сама. И за царевну, и за царевича, и даже за белого коня. Да и за Змея Горыныча по совместительству. Как там сказал мой бывший шеф? Распыляюсь!»
- А кто тебя заставляет? — вдруг сказала она вслух и от звука собственного голоса вздрогнула и оглянулась. Хорошо, что рядом никого не было.
«Ага! Уже сама с собой разговариваю, — подумала она и продолжила свои прерванные размышления: -
А все потому, что не умею я делать в жизни правильный выбор. Вот и хватаюсь за все, чтобы не упустить чего- то важного, а в результате…»
- А в результате — все бесполезно! — прозвучало рядом.
Она опять оглянулась, но за спиной никого не было.
Через двор шел мужчина, а в арке возле дома стояли две старушки. Но все они были достаточно далеко.
«Ого! Доразмышлялась! Ладно! Хватит!» — И Алиса ускорила шаг по направлению к ближайшему магазину.
Елена Петровна в это время мыла руки, закончив лепить вареники с сыром. Она знала, что дочь их очень любит, и старалась ей угодить.
- Коля! — позвала она мужа. — Давай стол ставить! Я накрывать буду.
- Да рано еще, — ответил он, не отрываясь от телевизора, где шел вечный новогодний фильм «Ирония судьбы, или С легким паром!».
- Давай-давай. Мне же приготовить все нужно. А кино это ты видел двести раз!
- Все равно интересно. — Николай вздохнул и пошел ставить стол.
Зоя тоже мыла руки на кухне у Марины, она закончила делать «шубу».
- Далась тебе эта «шуба»! Столько еды всякой, а она… Вот теперь руки пахнут селедкой. И это надолго.
- Хватит причитать, — улыбалась Марина. — Селедка под шубой — это главное блюдо новогоднего стола! Тем более ты сама сказала, что у нас миссия.
- Ну да, миссия. Но руки все равно селедкой пахнут. Что прикажешь делать? Помыть руки Костиным одеколоном?
- Не смей! — шутливо прикрикнула на подругу Марина. — Костя этого не переживет!
А Борис с удовлетворением открыл портфель и спрятал туда только что купленное кольцо.
«Алисе понравится. И она будет счастлива. А рядом с ней и я тоже. Ведь умеют же женщины заряжать нас позитивными эмоциями. Как-то у них это получается удивительно легко. Подбежала, в щеку чмокнула — и ты уже главный герой и победитель».
На улице смеркалось. Зажглись фонари, и в окнах домов виднелись огоньки новогодних гирлянд. Праздничная суета с улиц переместилась в квартиры. Казалось, что даже в воздухе повисло напряжение последних часов уходящего года. Что еще не успели сделать? Кому позвонить? Что сказать? Какое желание загадать?
Алиса примерила нарядное платье и посмотрела в зеркало. В целом хороша. Вот только глаза будто испуганные.
«Так куда же все-таки пойти?» — продолжала она размышлять, так до сих пор и не определившись.
В зеркале за ее спиной отражалась нарядная елочка. Ангелочка видно не было, зато озорной чертенок через отражение заглядывал ей в глаза: «Все бесполезно!»
- Почему бесполезно? — вслух попыталась поспорить с ним Алиса. — У меня есть друзья. Вернее, подруги! Все, решено, поеду к Марине!
А чертенок подмигивал ей в ответ, как будто спрашивал: «Уверена?»
- Ну… Может, к Борису? Я же ему обещала. Некрасиво получается.
«А четыре года голову девушке морочить — красиво?»
В свете мигающих огоньков гирлянды ей показалось, что чертенок укоризненно покачал головой.
- К маме! Точно! Поеду к родителям!
В этот момент в дверь позвонили. Алиса удивилась: кто бы это мог быть? Ведь она никого не ждет.
За дверью стояла соседка. К ней уже пришли гости, а стульев не хватило, вот она и решила попросить у Алисы пару табуреток.
- А ты с кем Новый год встречаешь? — спросила соседка.
- Да вот, не знаю пока.
- Пошли к нам! У нас компания собралась веселая, дружная.
- Нет, я, наверное, к родителям.
- Ну хоть на пять минут зайди. Шампанского выпьем, старый год проводим.
Алиса вернулась через час. Часы над дверью показывали десять минут девятого. Она села на диван и почувствовала легкое головокружение.
«Напрасно я шампанского выпила. Теперь голова кружится. Ладно, лягу на полчаса, отлежусь. И поеду к родителям. Или к Борису?»
Она легла на диван и укрыла ноги пледом. Часы над дверью мерно отмеряли последние мгновения уходящего года. Маленький ангел на елке улыбался и обещал всем радость и удачу. Чертенок молчал, хитро поблескивая глазками.
В половине первого ночи Елена Петровна встала из-за стола с нетронутым угощением.
- Давай убирать будем, — сказала она мужу, тяжело вздохнув.
Он молча кивнул и начал помогать жене. Внутренним чутьем Николай понимал — говорить ничего не нужно, ведь жене и так плохо. Она так ждала Алису к новогоднему столу.
Борис тоже убирал со стола. Сначала он ждал, что Алиса приедет, потом пытался до нее дозвониться. Но она так и не появилась и трубку не брала.
«Неужели все? Почему так? Могла бы сказать, предупредить. Почему она так поступила? Может, я и правда ошибся? Предложение сделать хотел. А может, я ей и не нужен вовсе?»
Коробочка с кольцом снова перекочевала со стола в портфель. Борис вздохнул и пошел в ванную.
У Марины же веселье шло полным ходом. Костин шеф оказался интересным и дружелюбным человеком. Вся компания весело встретила Новый год, потом танцевали и даже пели. А теперь играли в фанты.
- Слушай, Мариш, а почему Алиска не пришла, как думаешь? И на телефон не отвечает.
- Не знаю. Может, с Борисом? Пора ему уже решиться.
- Хорошо, если так.
- А разве могут быть варианты?
- Пожалуй, ты права. Наверняка она с Борисом.
А Алиса лежала на диване у себя в гостиной, погрузившись в глубокий сон. Ее не разбудила даже канонада фейерверков, разразившаяся за окном сразу после того, как часы пробили двенадцать. Наступил новый год. С новыми надеждами, мечтами и планами. С новыми возможностями и новыми выборами.
Она спала и видела сон. Удивительный и сказочный. В этом сне она стояла на развилке дорог и выбирала, в какую сторону ей идти. Большой камень на перекрестке: налево пойдешь, направо пойдешь… Она стоит и выбирает. Вдруг в воздухе возникают два образа: маленького грустного чертенка и пухлого улыбчивого ангела.
«Все бесполезно, — твердит чертенок. — Что бы ты ни выбрала, все бесполезно».
«Верь в себя, надейся на лучшее, люби жизнь и стремись к цели, — улыбается ей ангел. — И тогда любой твой выбор будет правильным».
Часы показывали десять часов утра, когда Алиса наконец-то открыла глаза. Веселый луч солнца пробрался сквозь плотные шторы и отражался в зеркале ярким, светящимся пятном. Он был похож на маленькую звездочку, что темной ночью показывает путникам дорогу.
«О боже! Я проспала!» — Алиса села на диване.
Огоньки на новогодней елке по-прежнему горели, шампанское и торт, которые она купила накануне, стояли на столе.
«Я спала, а мама меня ждала!» — Алиса схватила телефон. Она увидела двадцать три неотвеченных вызова.
«Мама, папа, Борис, девчонки… Они мне звонили. А я все проспала!»
- Мама! Мамочка! — крикнула она, как только услышала тихое «алло» в трубке. — Прости! Я проспала! Легла на минуточку и только сейчас проснулась!
- С Новым годом, доченька! — голос Елены Петровны был теплым и нежным. Как в детстве.
- Мама! Мамочка! Можно я приеду? Сейчас!
- Конечно, дорогая моя. Мы с папой тебя очень любим и ждем. Всегда.
- Я сейчас! Соберусь и приеду. А вареники? — добавила весело.
- Они ждут тебя с прошлого года, — рассмеялась в трубку Елена Петровна.
Алиса выключила телефон и побежала в ванную. После разговора с мамой настроение резко поднялось, а давящая сердце тоска вчерашнего дня сменилась легкостью и весельем.
Она вытирала голову полотенцем, когда услышала звонок в дверь.
«Наверное, соседка стулья принесла», — подумала и побежала открывать. Но это была не соседка. На пороге стоял Борис. Немного бледный, с легкой изморозью на волнистых волосах.
- Привет! — Его голос был напряженным и настороженным.
- Привет, Боря! Как хорошо, что ты пришел! Прости меня! Я проспала! Легла на минутку отдохнуть и проснулась утром. Вот только встала и хотела тебе позвонить…
Борис немного помолчал, потом спросил:
- Зайти можно?
- Да! Да! Конечно!
Он вошел и немного недоверчиво оглядел комнату. Его взгляд остановился сначала на бутылке шампанского и торте, что стояли на столе, а потом на новогодней елке, что по-прежнему мигала огоньками. Посмотрел на диван и смятый плед, что так и остался лежать, после того как Алиса встала.
- Ты и правда проспала?
- Да. Банально, но факт! — Алиса улыбалась. Ей было легко и хотелось смеяться. — Наобещала маме, что заеду. Тебе. Маринке с Зойкой. А сама всю новогоднюю ночь проспала. Ты обиделся?
Борис подошел ближе:
- Это не имеет значения.
Алисе показалось, что он напрягся и как-то внутренне собрался. Но ее настроение никак не изменилось. Она любила Бориса и сейчас говорила ему правду. Теперь выбор был за ним.
Повисла тишина. Борис открыл портфель, который держал в руках, и начал там что-то искать. Взгляд Алисы снова привлекли игрушки на новогодней елке.
«Я же говорил…» — как будто произнес чертенок.
«Все будет хорошо. Самое наилучшее из того, что ты, Алиса, заслуживаешь!» — улыбнулся ангел.
Борис наконец-то нашел то, что искал. Это была маленькая коробочка с кольцом. Продолжая чувствовать его напряжение, которое переросло в волнение, Алиса увидела, как он протянул эту коробочку ей.
- Ты выйдешь за меня?
…Прошло две недели. Удивительно, но в России Новый год празднуют дважды: по новому и старому стилю. И порой второе празднование ничуть не хуже первого. В этот раз Алиса вместе с Борисом была в гостях у Марины и Кости. Пришли и Зоя, и Костин босс. Хорошо, дружно посидели.
А накануне Борис и Алиса подали заявление в ЗАГС. Через месяц они станут мужем и женой.
Алиса прошлась по квартире, подошла к елочке, что все еще стояла на тумбочке. Праздники прошли, пора снимать украшения. Она начала складывать новогодние игрушки в большую коробку.
«В следующий Новый год я буду наряжать елку уже в нашем общем с Борей доме. Но я обязательно возьму все игрушки с собой. Их ведь еще мои родители покупали».
Маленький ангел сверкнул ей в ответ улыбкой: мол, все правильно. Нужно помнить прошлое и стремиться в будущее. Ценить близких, родных. Тех, кто тебя любит и кого любишь ты.
Чертенок, как всегда, сомневался. Его черные глазки смотрели немного грустно и вопросительно.
- Знаешь что? — обратилась к нему Алиса. — Тебе просто нужно перестать сомневаться. Жить станет легче.
«Как же так? А что, как не сомнение, удержит нас от поспешных и неправильных решений?» — как будто спрашивал он.
- Любовь и вера в себя. А еще выбор, который делает наше сердце. Когда умеешь слушать сердце, выбор всегда будет правильным.
Чертенок немного задумался, а потом вдруг улыбнулся ей в ответ. Открытой и доброй улыбкой ангела.


Сколько стоит счастье





Часть 1
Григорий
Григорий посмотрел на небо.
«Темнеет рано, день стал совсем коротким», — подумал он, тяжело вздохнул и влился в поток людей, двигающихся к станции метро.
Это людское течение подхватило и увлекло его за собой. Григорий и не сопротивлялся. Ему на ум почему-то пришли слова: «Если следовать за потоком, отдаться ему, можно гораздо легче добиться цели, чем если ты идешь против движения». Для него сейчас это было крайне важным — добиться цели с наименьшими потерями, а именно: выпутаться из сложнейшей ситуации, в которой он оказался.
Григорий посмотрел на часы: времени до назначенной встречи осталось совсем мало. Стрелки как будто торопились, бежали, спешили, не оставляя ему ни малейшего шанса на счастливую случайность.
Он снова тяжело вздохнул и ступил на эскалатор.
«Эх, вернуть бы все назад! Лет эдак на пять…» — продолжало всплывать в сознании.
Да, пять лет назад он, что называется, был на коне. Один из его старых друзей предложил бизнес, которым Григорий и начал заниматься. Был этот бизнес, может, не совсем правильным и не совсем законным, однако очень прибыльным. Нет-нет, что вы! Фирма Григория не торговала наркотиками, оружием или алкоголем. Она торговала деньгами. На счета поступали огромные деньги, которые потом снимали в наличной форме и за определенный процент передавали отправителю. В узких кругах эти операции называли коротко, но точно — обнал. Чиновники называли такие фирмы «черными прачечными», полиция добросовестно контролировала их работу, временами получая гонорары за молчание и бездействие, а процесс шел активно и продуктивно.
В карманах посредников, таких как Григорий, оседала приличная часть денежных средств, однако отправителям это было все равно выгодно и нуждающихся в подобных услугах меньше не становилось.
Может, дальше все так бы и шло, но внезапно возникли два весомых обстоятельства, которые внесли коррективы в жизнь Григория. И далеко не в лучшую сторону.
Первым обстоятельством была жадность: Григорию хотелось все больше и больше. Поэтому он придумал небольшую хитрость и установил дополнительный процент, который взымал со своих клиентов в случае, если те торопились и хотели получить деньги срочно. Этот процент был ощутимым, но никто не возражал. Чтобы обеспечить бесперебойный поток наличных денег, он привлек всех своих знакомых, пообещав хорошие проценты за пользование деньгами. И платил. Все вовремя, все по-честному. И гораздо больше, чем мог заплатить любой банк, положи человек эти деньги на депозит. Но намного меньше, чем сам Григорий брал со своих клиентов.
Однако один момент он предвидеть не смог: среди средств знакомых и друзей, которые он собрал, оказались деньги одно преступной группировки. Ребята, видите ли, тоже решили подзаработать. Наверное, в этом странном совпадении не было случайности, ведь недаром говорят, что подобное притягивается к подобному.
Вторым обстоятельством, которое лишило Григория спокойной жизни, было то, что руководство страны всерьез обратило внимание на подобные схемы, которыми пользовался не он один. Ряд новых законов поставил под угрозу весь бизнес.
Какое-то время Григорий вертелся как уж на сковородке, надеясь, что все как-то разрешится, успокоится и будет как раньше. Но время шло, а ситуация лишь усугублялась.
Последней миной, которая неожиданно рванула и разнесла жизнь Григория на куски, стал отзыв лицензии у банка, через который он совершал свои операции. Все деньги остались на счете, вывести их Григорий не успел. И хотя все наличные он успел отдать заказчикам, признать то, что он банкрот, было сложно. Да и люди, которые привыкли ежемесячно получать свои проценты, ждали. Вряд ли они захотели бы понять его трудности.
Казалось бы, возьми паспорт, деньги и уезжай из Москвы… Но ребята из той самой группировки узнали об отзыве лицензии раньше, чем он сам. Поэтому уехать он не успел. И последние полгода для Григория были сплошным хождением по мукам.
Началось с того, что появились те самые ребята. Они забрали его паспорт и «немного поговорили» с ним. После этого разговора у Григория диагностировали легкое сотрясение мозга. А еще они поставили условие. По справедливости. Каждый день Григорию необходимо было отдавать им определенную сумму. Совсем небольшую — всего десять тысяч рублей. Иначе… Что будет «иначе», он решил не проверять. Конечно, ему бы развернуться да бегом в полицию, сдать этих «справедливых» и дело с концом. Однако полиция тоже очень заинтересовалась Григорием. В отношении его фирмы возбудили уголовное дело по факту «отмывания денег». Его начали вызывать на допросы, задавать неудобные вопросы. И это тоже невероятно напрягало.
Плюс жена, которая, поняв, что нужно спасать и себя, и имущество семьи, подала на развод. Она объяснила Григорию, что так, дескать, будет лучше для всех. И его она, конечно, не бросит, а поможет. После развода все их совместное имущество стало собственностью жены, а еще через месяц она попросила его съехать и больше не беспокоить ее…
Григорий зашел в электричку.
- Будьте осторожны! Двери закрываются! Следующая станция «Комсомольская».
«Будьте осторожны… Актуально. Нужно быть очень осторожным. Денег нет. Где брать — не знаю. Как пить дать прибьют… Эх! Следующая «Комсомольская»? Значит, мне через две выходить. Пора. Все в жизни проходит… Молодость… Комсомол… Как давно это было!» — подумал он с грустью.
Григорию Ивановичу Распутину в этом году исполнилось пятьдесят шесть. Его отец был родом из далекой сибирской деревни Покровка, недалеко от Тобольска. Той самой, в которой родился и жил знаменитый Гришка Распутин. То ли совпадение, то ли правда они были родственниками, но, когда мальчик родился, его специально назвали Григорием. Сыну инициатива родителя стоила насмешек в школе, а затем и в институте. Он даже хотел поменять фамилию, но сначала это было сделать непросто, а потом времена изменились и необходимость отпала.
- Да, фамилия моя теперь по полной работает. Распутин — беспутин. Нет пути-дорожки, одна распутица. Ни дома, ни жены, ни друзей. Вот только вы да долги… — говорил он своим вымогателям, которые теперь ежедневно приезжали за деньгами. Чего только Григорию не пришлось предпринимать, чтобы отдавать эти десять тысяч рублей ежедневно. Однако он делал все, что мог. И что не мог тоже. Знал, ребята слов на ветер не бросают. Лучше «кинуть» кого-то другого. Но не их. Поэтому занимал, просил, обещал. Но деньги находил.
Высокий парень по кличке Кувалда только ухмылялся. Ему на философию Григория было наплевать, главное — деньги отдает исправно.
Но сегодня Григория на встречу позвал сам «Бармалей», так Григорий называл главного своего кредитора, невысокого толстого татарина по имени Рифкат. Что ждать от этой встречи, Григорий не знал, однако с утра его трясло мелкой дрожью, а солнечное сплетение сводило судорогой так, что он не мог даже нормально дышать.
Электричка остановилась, и новые пассажиры превратили и без того тесное пространство вагона в консервную банку, а людей — в вареную кильку. Тесно и душно. Григорий попытался повернуться и нечаянно задел рукой женщину, которая стояла рядом.
- Извините! — Он повернулся к ней и попытался оправдаться: — Совсем места нет…
- Да, я понимаю. — Женщина ободряюще улыбнулась. И было в этой улыбке что-то забытое и далекое, что навеяло Григорию воспоминание о детстве. Возможно, так улыбалась его мама, которую он едва помнил, потому как она умерла, когда ему только исполнилось пять.
«Может, познакомиться? — подумал он. — Вдруг она одинокая. А мне даже жить толком негде. Кто знает? А вдруг это шанс».
Электричку опять дернуло, и он уже намеренно наклонился в сторону своей соседки.
- Извините! Тесно…
- Да, конечно. Не беспокойтесь, я уже выхожу.
- Да? Я тоже.
И Григорий начал пробираться к выходу. Когда состав остановился, он постарался продвинуться поближе и встать за спиной своей новой знакомой, чтобы в толпе не потерять ее из виду. Двери открылись, и поток людей подхватил их обоих и вынес прямо на платформу станции. Григорию пришлось работать локтями. Он как будто забыл, что скоро ответственная встреча. Важнее всего было сейчас не упустить из вида эту женщину. Интуиция подсказывала — это шанс.
- Извините! Это опять я! — Он дотронулся до ее локтя.
- Ой! — Она испуганно оглянулась. — Вы меня напугали!
- Извините, не хотел. Познакомиться хотел, а не напугать.
Она снова улыбнулась мягкой улыбкой мамы из далекого детства и сказала:
- Ну что же! Давайте познакомимся. Я — Екатерина.
- А я — Григорий. — И он протянул ей руку.
- Очень приятно. — Протянув ему в ответ руку, она вдруг странно побледнела и начала оседать, но все-таки прошептала: — Извините, мне плохо…
Григорий подхватил ее, а рука Екатерины, которую он по-прежнему сжимал в своей, стала холодной и влажной.
- Помогите! Женщине плохо!
Двое мужчин подбежали и помогли ему отвести ее в сторону. Подошла служащая метрополитена и предложила вызвать скорую.
- Не нужно скорой. — Екатерина открыла глаза. — Мне просто надо принять лекарство. Помогите мне, Григорий, оно в сумочке.
Служащая метрополитена облегченно вздохнула и отошла в сторону. Добровольные помощники поняли, что их миссия закончена, и тоже ушли. Григорий достал лекарство из сумки Екатерины, а из своего портфеля — небольшую пластиковую бутылку с водой. Новая знакомая выпила таблетки и, закрыв глаза, откинула голову назад.
Григорий действовал по интуиции и был уверен, что делает все правильно. Впервые за последние полгода он не боялся. Набрал номер телефона и твердо сказал:
- Рифкат, привет. Я на встречу сегодня прийти не смогу. У меня близкому человеку очень плохо. — Послушал крик, который раздался в трубке в ответ на его слова, дождался, пока он смолкнет, и добавил: — Я действительно не могу. Я не прячусь и от своих обязательств не отказываюсь. Встретимся в любое время, которое ты назначишь, но не сейчас. Здесь нужна моя помощь. Ты же человек! Пойми, я должен помочь!
Рифкат неожиданно смягчился.
- Ладно. Встретимся завтра в это же время на условленном месте. — И со смешком добавил: — Помогайстер нашелся.
Григорий выключил телефон и повернулся к Екатерине. Она сидела, закрыв глаза, но на щеках появился легкий румянец.
- Катя, как вы? Можете идти?
Она как будто бы очнулась:
- Да-да. Спасибо.
- Я провожу вас до дома. Где вы живете?
- Ой, что вы! Не нужно. Так неудобно обременять вас своими проблемами.
- Ничего подобного. Никаких проблем. Так где вы живете?
Катя подняла на него глаза и назвала адрес.
- Сейчас выйдем из метро, возьмем такси и я отвезу вас. Надеюсь, ваш супруг не заревнует?
Катя снова улыбнулась:
- Не заревнует. Супруга у меня нет. Я живу одна.

Часть 2
Екатерина

По иронии судьбы Катю тоже назвали «в честь». Ее мать, студентка столичного университета, приехала в Москву из провинции и, когда узнала, что у нее будет ребенок, несколько раз пила лекарства, чтобы прервать беременность. Но ребенок оказался на удивление живучим, а будущая мать совсем не планировала бросать учебу и заниматься воспитанием. Когда начались схватки, девушка терпела до последнего и родила прямо в машине скорой помощи по дороге в родильный дом.
В приемном покое в тот день было очень много народу, поэтому никто не заметил, как новоиспеченная мамаша сбежала из больницы, оставив ребенка. Так девочка попала в дом малютки, где нянечка тетя Маша дала ей имя — Екатерина.
- Как новенькую назовем, теть Маш? — спросила директриса нянечку. — Ты же у нас всех малышей-подкидышей называешь.
- Екатериной назовем, — ответила тетя Маша. — В честь императрицы нашей Екатерины Второй.
- А отчество?
- Дак пусть Петровной будет. Муж у меня Петька. Вот пусть она будет Екатерина Петровна.
- А фамилия? Что, опять Московской запишем? Как всегда?
- А пусть будет Великая. Великая Екатерина Петровна.
- Не слишком ли пафосно, теть Маш?
- А что? Не повезло девчонке с рождением и с матерью, так хоть пусть с именем повезет.
Так девочку и записали. Однако недолго пришлось Кате пожить в доме малютки, вскоре ее удочерила пожилая семейная пара. У них не было своих детей, и они решились взять приемного ребенка. Ее приемный отец Николай Федорович Рублев был профессором математики в университете, мама — Анна Александровна — преподавала в школе русский язык и литературу.
И Екатерина Петровна Великая превратилась в Рублеву Екатерину Николаевну.
Девочку воспитывали в исключительно интеллигентной атмосфере. Она играла на скрипке и фортепиано, на память читала стихи Блока, Есенина и Ахматовой, решала сложнейшие математические задачи и всегда все делала отлично. Родители гордились девочкой и давали ей, что могли, знали и умели. Вот только в одном была беда — когда Катя стала взрослеть, у нее вдруг обнаружилась сложная и редкая болезнь крови.
- К сожалению, пока наша медицина бессильна, — говорил Николаю Федоровичу его ближайший друг, профессор медицины. — Человек с таким диагнозом может прожить много лет. Важно только иметь при себе поддерживающие препараты. Всегда и везде. И регулярно проходить лечение и обследование.
- А там? На западе? Они это лечат? — не мог успокоиться отец.
- Увы. Они так же бессильны, как и мы. Хотя лекарства у них получше. Поэтому покупай своей Катерине импортные препараты.
И Николай Федорович покупал. Он очень любил приемную дочь и готов был ради нее на все. Однако у жизни свои планы и свои законы. Его не стало, когда Катя только закончила школу и готовилась поступать в институт.
А через год Катя осталась и без приемной матери. Она одна жила в большой квартире родителей, наводила там идеальный порядок, чистила, мыла, убирала. Как будто ждала, что скоро придет в ее жизнь кто-то и все будет как раньше. Как тогда, когда папа и мама были живы. Но время шло, а она так и оставалась одна. После окончания института устроилась в школу учителем математики, да так и работала там.
В отпуск ходила редко и только для того, чтобы в очередной раз навести в огромной квартире идеальный порядок или сделать ремонт. Отдыхать никогда не ездила. Копила деньги. Они нужны были ей для того, чтобы содержать большую квартиру и покупать лекарства, или «таблетки жизни», как она их называла. В последнее время, после подорожания валюты, лекарства сильно выросли в цене, да и были в продаже не всегда. Поэтому приходилось покупать впрок и выходить из положения по обстоятельствам.
Замуж Катя так и не вышла. Она всегда помнила, что больна и ей нельзя иметь детей. Не хотела никому портить жизнь. Да, если честно, и женихов, желающих связать с ней свою судьбу, никогда не было.
О своей болезни она никому не рассказывала. Кроме подруги Нинки. Так, на всякий случай. А еще у Нинки был ключ от ее квартиры и доступ к таблеткам и деньгам. Опять же на всякий случай.
Сейчас Катя была в отпуске. Скоро ее день рождения — ей исполнялось сорок шесть. Она планировала немного отдохнуть и как обычно навести порядок дома. Решив в очередной раз сделать ремонт, она поехала в магазин кое-что присмотреть — так и оказалась в метро.
- Нет-нет! Мне так неудобно вас обременять! Я сама доеду! — слабо сопротивлялась Екатерина. С одной стороны, она понимала, что после приступа самостоятельно до дома ей не добраться, но с другой — внутренняя корректность и стеснительность не позволяли ей утруждать незнакомого человека.
- Мне совсем не трудно. И я ни за что не отпущу вас одну. Пойдемте! — Григорий крепко взял ее за руку и повел к выходу из метро. К нему вернулись уверенность и уже забытое чувство мужской силы, решительности и значимости. Эта женщина рядом была слабой, она нуждалась в его защите и поддержке. И это было как раз то, что он мог ей дать в обмен… В обмен на что? На ее открытую улыбку, напоминающую мамину.
Когда такси остановилось возле подъезда ее дома, Григорий чуть не присвистнул. Старинный дом в престижном районе Москвы. «Здесь же квартиры стоят целое состояние», — подумал, однако промолчал.
- Я провожу вас до квартиры, — сказал он спокойно и уверенно. Такой тон исключал любые возражения. Так обычно говорят мужчины, которые принимают решения за все общество в целом. Они готовы к этому: принимать глобальные решения и нести ответственность за последствия. Им подчиняются миллионы, потому что это тон президентов, полководцев и лидеров.
- Да, проводите, — отозвалась Катя, и голос ее был уставшим и тихим. Она напрасно храбрилась, ей и правда было плохо: приступ до конца не прошел. У нее не было сил спорить. Более того, она действительно боялась оставаться одна в таком состоянии. В такие моменты ей приходилось звонить Нинке и просить ее приехать. А у Нинки семья. Сейчас же сам бог послал ей доброго человека.
- Помогите! — Она достала ключи из сумочки и дала ему. Мраморное крыльцо, тяжелая дверь с кованой ажурной ручкой и консьерж в парадном.
«Как в музее», — подумал Григорий.
- Здравствуйте, Катерина Николаевна. — Консьерж, пожилой усатый дяденька, выглянул из своей каморки.
- Здравствуйте, Петр Ильич, — отозвалась она.
- Гость у вас? — продолжал расспрашивать Петр Ильич.
- Да. Родственник приехал, — почему-то соврала она.
- А-а-а… Ну да. Родственник.
- Хорошего дня вам, Петр Ильич, — попрощалась она с любопытным стариком и прошла мимо.
- И вам… и вам того же. — Консьерж понял, что разговор закончен, и снова нырнул в свою каморку.
Когда Катя включила свет, Григорий не смог сдержаться:
- Вот это хоромы! Царские.
- Это папина квартира. Он профессором был. Мне по наследству досталась. — И опять, прислонившись к стене, побледнела.
Григорий вдруг испугался. «Господи! Еще помрет ненароком!» — промелькнуло в голове. А вслух сказал:
- Катя! Что с вами? Может, все же скорую?
- Нет-нет! Помогите мне лечь. Там в тумбочке есть лекарства и шприц. Вы умеете делать уколы?
- Я? Нет, не приходилось. Но если нужно, могу попробовать. — К Григорию вернулись его решимость и сила.
- Да, нужно. Пожалуйста.
На следующий день он поехал на встречу с Рифкатом совсем другим человеком. Куда делся запуганный, зажатый в угол слабак. Григорий снова превратился в уверенного, расслабленного и сильного мужчину, способного решить любые проблемы.
- О-па! Гриша, ты что, клад нашел? — пошутил Кувалда, который пришел на встречу вместе с Рифкатом.
- Не твое дело! — огрызнулся Григорий.
- Ого! Он и рыпаться начал!
- Так! Заткнулись оба! — Рифкат смотрел на них снизу вверх, но его тон и взгляд были такими повелительными, что оба замолчали.
- Рассказывай. — Он повернулся к Григорию.
— Что?
- Как что?! Где деньги будешь брать? Как долг отдавать? — И Рифкат прищурился.
- Есть у меня одна мысль. Но при этом, — показал на Кувалду, — говорить не буду.
- Хорошо. Кувалда, отойди! — И, дождавшись, когда Кувалда отойдет, обратился к Григорию: — Ну? Излагай.
Он внимательно слушал, а когда Григорий закончил, задумчиво покачал головой:
- А что? Толково. Может, и выгорит. Давай, Гриша, действуй. — И, стукнув Григория по плечу, добавил: — Молодец!

Часть 3

Возлюби ближнего своего…
Катя влюбилась. Даже нет… не так. Она упала в любовь. Без оглядки, без холодных размышлений,
без оговорок и лишних слов. Она как-то сразу потянулась к этому мужчине всем сердцем, доверилась ему, приняла, как часть самой себя. Да, конечно, чувства в ее жизни случались и раньше, в молодости. Но она не совсем понимала тогда, что с ней происходит. Может, именно поэтому и осталась одна. Знаете, есть такая категория женщин, которые лет до тридцати остаются подростками, потом, после тридцати пяти, начинают осознавать свою женственность, но к замужеству и созданию семьи созревают только после сорока. Она, вероятно, была из их числа.
Училась, работала, старалась быть достойной своих родителей, а потом — памяти о них… Она не замечала, как идет время, просто жила одним днем. Тем более ее диагноз никогда не позволял ей расслабиться и быть такой, как все. Однажды в ее жизни все же случились серьезные отношения. Он был профессором, на тридцать лет старше ее.
- Катюша, деточка, это так много! — говорил он ей в редкие минуты встреч, когда она просила, чтобы он остался, не уходил.
- Нет! Это совсем не много, — пыталась сопротивляться она.
- Много, деточка, много. Когда ты только родилась, я уже имел семью, двоих детей и звание кандидата наук…
Она познакомилась с ним вскоре после смерти родителей. Ей так необходима была поддержка. Хотя именно этого он как раз и не мог ей дать. Тепло — да, любовь — да, деньги — да, но не поддержку. У него была семья: жена, дети, внуки, а также престижная работа и безупречная репутация. Ему было, что терять. Возможно, у него бы и хватило духу сделать выбор в пользу Кати, однако проверить это не удалось. Он скоропостижно скончался. И Катя осталась совсем одна. Не считая Нины.
Сейчас же она чувствовала заботу и поддержку. Настоящую. Именно такую, о которой мечтала всю свою жизнь.
- Кать, а давай поженимся, а? — Григорий смотрел на нее так, как раньше не смотрел ни один мужчина.
- Ну… не знаю. Я всегда была сама по себе. Странно все очень.
- Тебе плохо рядом со мной?
- Что ты, Гриша! Наоборот, очень хорошо.
- Почему тогда не знаешь? Мы будем вместе всегда. В горе и радости, в весельи и скорби, в болезни и здравии…
- А если… А если мы не поженимся… Мы не будем вместе?
- Что за глупости! Конечно будем. Но мне, как мужчине, приятнее будет, если ты станешь моей женой. По закону. Перед Богом и людьми.
- Ты веришь в Бога, Гриша?
- Верю.
- И мы будем венчаться в церкви?
- Ты хочешь?
- Это было бы здорово! Я мечтала об этом с детства.
- Значит, скоро твои мечты станут реальностью.
Она прижималась к его груди и ей казалось, что весь мир за окном замирает. Уличный гул растворялся в какой- то невероятной, звенящей тишине. Она закрывала глаза и слышала далекий колокольный звон и прекрасные звуки небесного хора. Ей казалось, что сонм небесных существ в белых светящихся одеждах поднимает их с Григорием вверх. Он обнимает ее за плечи, и она чувствует его защиту и поддержку.
«Как уютно и приятно, когда твоя открытая и беззащитная спина прикрывается надежной рукой любящего человека», — думала она.
Про то, что собирается замуж, не говорила никому. Зачем? Это же ее жизнь и никого больше не касается. И только накануне регистрации решила позвонить Нине.
- Замуж? Катя, ты что, ненормальная! Зачем тебе выходить замуж за почти незнакомого немолодого мужика? Ну, скажи мне, зачем?
- Затем, что я его люблю и он любит меня, — защищалась Катя от нападок подруги.
- Катюха, тебе сколько лет? Ты ничего не перепутала? Какое люблю? В этом возрасте уже замуж по уму выходят, а не по «люблю».
- Нина, ты не права. Тебе сложно меня понять: у тебя есть дети и муж. А я совсем одна. Мне тоже нужна поддержка и забота.
- И ты считаешь, что нашла ее? В образе этого «престарелого принца» Григория Распутина?
- Да, считаю.
- Ох, Катюха! Смотри, как бы не плакать потом. Боюсь, ему не ты нужна, а то, что у тебя есть.
- А что у меня есть? Ничего. Совсем ничего.
- Вот тут ты, подруга, не права. А квартира?
- Квартира? Но она же не моя. Мамина и папина.
- Господи боже мой! Ты так до сих пор ребенком и осталась. Да, была она родительская, но теперь-то твоя!
- Нина! Ты думаешь… — В глазах Кати сверкнули слезы. — …меня нельзя полюбить? По-настоящему? Нельзя?
- Катюша! Родная моя! Не обижайся! Делай, что хочешь, это твое право. Просто я волнуюсь и хочу, чтобы все было хорошо. Ты же такая… наивная.
- Спасибо. — Голос Кати стал ровным и немного холодным. — Я уже все решила. Завтра регистрация, а потом мы будем венчаться…
- Гриша, хотелось бы знать, как идут наши дела? Уже три месяца прошло. Я жду, верю в твою порядочность. Сколько еще? — Рифкат смотрел как обычно снизу вверх, однако этот взгляд был таким холодным и пронизывающим, что Григорию стало не по себе.
- Немного. Потерпи еще. Я же сказал: оно того стоит. Сполна все получишь, с процентами.
- Ну-ну… Ладно, держи меня в курсе.
- Буду. — Григорий пошел к выходу из кафе, в котором он встречался со своим самым беспощадным кредитором. Вышел на улицу, вдохнул свежий воздух.
«Завтра регистрация, и мы будем мужем и женой. А там… Думать нужно, как действовать дальше. Сколько Рифкат еще будет ждать? Месяц? Два? Да и квартиру такую быстро не продать. Разве что за бесценок. Но хотелось бы не только с долгом рассчитаться…»
В хорошем настроении он шел по улице, чувствуя прилив сил и надеясь на скорейшее решение своих проблем. И вдруг увидел красивую церковь прямо на перекрестке дорог.
«Я же обещал венчаться с ней, — вспомнил Григорий и, подумав, направился в сторону храма. — Нужно зайти, договориться с батюшкой. Узнать, как будет проходить обряд».
В это время Катя пила чай и думала, что нужно посмотреть в интернете о подготовке к венчанию.
«Может, молитвы какие-то выучить нужно…»
Ее приемные родители не были верующими. Впервые о Боге она услышала от пожилой нянечки в больнице, куда ее привезли с приступом.
- Тебя, Катюха, Боженька спас. Никак не иначе, — говорила она.
Позже Катя спрашивала у родителей, что все это значит, но те только отмахивались: мол, ерунда. Потеряв родных, она попыталась найти поддержку в вере, но у нее ничего не вышло. Может, потому что пойти в храм так и не осмелилась, а пыталась сама что-то искать, читать… Когда же узнала, что Григорий готов венчаться, Катя поверила, что наконец-то нашла не просто надежного человека, а того, кто приведет ее к вере. Ей казалось, что этот обряд несет в себе настоящее волшебство и искреннее обещание быть вместе и в трудные, и в счастливые времена, «в горе и радости, в печали и весельи».
«Возлюби ближнего своего, как самого себя, — вспомнила она строчки из Священного Писания, которое самостоятельно пыталась осваивать когда-то. Отпив ароматный чай, Катя продолжала размышлять: — А я и люблю Григория, как саму себя. Нет! Неправда! Я люблю его больше, чем себя. Я готова для него на все. В огонь и в воду!»
Регистрация брака прошла спокойно. Женщина-регистратор сначала говорила какие-то слова, но потом поняла, что ее не слушают, и замолчала.
- Поставьте свои подписи в книге, — пригласила она новоиспеченных молодоженов.
Когда они вышли из ЗАГСа, Григорий нежно обнял Катю за талию:
- Ну вот! Теперь ты моя жена!
- Да. Это так приятно. Но ведь скоро еще венчание будет. Я так жду…
- И я жду. А сегодня давай отметим рождение нашей семьи. Купим торт, шампанское и пойдем домой праздновать.
- Я думала, мы пойдем в кафе.
- Хочешь в кафе?
- Нет-нет! Давай сделаем так, как хочешь ты! — Она смотрела на него с доброй улыбкой мамы из далекого детства. От этого взгляда Григорию вдруг стало стыдно и неуютно. Как будто его застали за чем-то плохим. Но он отогнал прочь эти мысли и уверенно притянул Катю к себе:
- А давай в кафе, Екатерина Николаевна Распутина!
Это был первый день весны. И хотя снег постоянно
убирали, кое-где в парках и дворах еще оставались сугробы, как напоминание о снежной зиме. Сегодня холодные белые кучи нещадно таяли под яркими, веселыми лучами солнышка.
Если говорить начистоту, Григорий не любил Катю. Но и совсем безразличной она ему не была. «Улыбка мамы из детства», которую он видел на ее лице, трогала его сердце и согревала душу. Нет, его не мучила совесть — у него был план. И от исполнения этого плана зависела дальнейшая жизнь Григория. И его счастье. Он убеждал сам себя, что это — шанс, который бывает раз в жизни. И который появился в момент, когда, как казалось Григорию, он коснулся самого дна. Что же делать, если для получения желаемого нужно идти на не очень приятные шаги? Приходится выбирать.
И Григорий выбрал.
А Катя подставила лицо солнцу и безмятежно улыбалась. Она действительно была счастлива.

Часть 4

Каждую весну и осень у Кати случалось обострение. Она знала это и всегда заранее запасалась лекарством. Свои «таблетки жизни» она заказывала через знакомых и следила, чтобы дома они были в необходимом количестве. Но в этот раз Катя забыла об этом. Может, потому что стремительные изменения в жизни выбили ее из привычной колеи. А может, потому что, находясь в состоянии абсолютного, невероятного счастья, она расслабилась и позабыла обо всем на свете.
Они сидели на кухне и обсуждали предстоящее венчание, как вдруг Катя побледнела и наклонилась над столом.
- Катюша! — позвал Григорий. — Плохо? Приступ?
Она не ответила, только слабо кивнула головой и показала на тумбочку. Григорий кинулся к ней, подхватил на руки и отнес в комнату. Уложив Катю на диван, он побежал за лекарством. За эти три месяца он научился ставить уколы как настоящий медицинский работник. Через несколько минут лицо Кати снова порозовело, и она открыла глаза.
- Таблетки… там, в сумочке.
Он открыл сумку и нашел блистер с таблетками. Но он был почти пуст.
- Эти?
- Да. Но тут осталось всего две. Посмотри в тумбочке, там должны быть еще.
Григорий заглянул в тумбочку и увидел, что она пуста.
- Катюш, тут ничего нет.
- Странно. Хотя… да. Я же забыла их заказать. — Она как-то обреченно вздохнула и, закрыв глаза, тихо проговорила: — Гриша, придется вызывать скорую. Я не справлюсь сама.
Когда ее увезли, он долго сидел на кухне, глядя в одну точку. Все складывалось наилучшим образом: Кати нет, помешать ему никто не может. Ее паспорт он скопировал заранее, где лежат документы на квартиру — прекрасно знал. У Рифката есть свой «прикормленный» нотариус, который оформит на него генеральную доверенность от имени Кати. Можно начинать…
Но что-то его останавливало. Может, это был уют профессорской кухни или натертый до блеска паркет большой гостиной, а может, часы, которые ритмично отбивали медными ударами уходящее время.
Григорий оттягивал момент. Ему вдруг стало страшно как никогда в жизни. Страшнее, чем когда Рифкат с Кувалдой «поставили его на счетчик». И этот страх был не за свою жизнь и, конечно, не за жизнь Кати. Это был первобытный страх, который шел из глубины его естества, предупреждающий, что пришло время главного выбора в его жизни. Времени было мало, нужно действовать немедленно. А он продолжал сидеть, тупо уставившись в одну точку.
Из оцепенения его вывел звонок домашнего телефона, но только после третьего сигнала он понял, что за звук доносится из прихожей. Пока он шел по длинному коридору профессорской квартиры, телефон продолжал разрываться. А у Григория возникло странное ощущение: ему казалось, что он идет по тюремному коридору. И ведут его на эшафот.
Отогнав от себя назойливое ощущение, он снял трубку.
- Григорий Иванович?
- Да, это я.
- Вас беспокоят из районной больницы, куда привезли вашу жену Екатерину Николаевну.
- Что случилось?
- Екатерина Николаевна впала в кому. Вы, как ближайший родственник больной, можете подъехать в больницу, чтобы подписать кое-какие документы?
- Да, конечно, я приду. А что с Катей? Что значит «впала в кому»? Она жива?
- Да, жива. Однако исход может быть совершенно разный. Поэтому морально необходимо быть готовым к любому развитию событий. Врачи делают все возможное.
- Не сомневаюсь.
- Так когда вы сможете приехать?
- А вот сейчас и приеду!
Григорий положил трубку и лихорадочно заметался по квартире. Собрал документы, потом достал деньги из Катиного тайника. Постоял, подумал и открыл шкатулку, в которой лежали ее драгоценности: серьги с бриллиантами и колечко, что остались ей в наследство от матери. Прошелся по квартире, еще раз все осмотрел. Кажется, все. Пора. Взял портфель и вышел на площадку.
«Нужно все делать быстро. Если она умрет, никто не будет разбираться, почему перед смертью она продала квартиру. Может, у нее денег на лекарства не хватало? Кто знает. Кстати, если меня спросят, я так и скажу. Опять же я ее единственный наследник. Но ждать, пока можно будет это самое наследство продать… Нет, у меня нет времени. Рифкат сказал, что на квартиру уже есть покупатель. И деньги хорошие платит. Рифкат все сполна получит, да и мне приличная сумма останется. Нужно спешить. Но сначала в больницу. Уточнить что и как. К чему готовиться. Если она умрет, хоронить же придется. Нет, нужно валить из Москвы. Брать деньги и мотать. Чем дальше, тем лучше. Куда глаза глядят. Да хоть в Мурманск. И побыстрее».
- Добрый день, Григорий Иванович! — поздоровался консьерж, прервав его размышления.
- Добрый, — односложно ответил он.
- А что с Екатериной Николаевной? Видел, на скорой ее увезли.
- Да, приступ. Заболела. — Он злился, что Петр Ильич его задерживает, однако продолжал отвечать.
- Наверное, надолго в больницу ее. Как же вы один справляться будете?
- Извините, я очень тороплюсь. — Григорию стоило огромных сил, чтобы не заорать и не наброситься на этого старого идиота с кулаками.
- Да-да, понимаю. В больницу торопитесь? Катерине Николаевне привет и скорейшего выздоровления. Такая она добрая, душевная женщина. Дай бог ей поправиться. Передавайте, что волнуемся за нее все.
- Передам. — И Григорий, опустив глаза, торопливо пошел к двери.
«Сначала к Рифкату. Отдам документы, пусть делают генеральную доверенность. Подпись у нее несложная, я легко смогу подделать. Нужно быстро все проворачивать, счет времени идет на часы. Потом в больницу. Разузнать что к чему. И валить. В Мурманск».
Выйдя из больницы, он заметил, что погода переменилась. Яркое солнышко, что светило с утра, спряталось за серые тяжелые облака, над городом, как кисея, повисла легкая дымка. Он шел по улице и вспоминал слова седого врача, с которым только что разговаривал.
«Вероятность летального исхода очень высока, — говорил доктор. — Вам нужно быть готовым к самому худшему. Однако мы сделаем все возможное».
Что случилось в этот момент, Григорий не понял, но вдруг в сердце острой иглой появилась боль. Нет, не физическая. Странное ощущение утраты пришло откуда-то из глубокого детства, когда он маленьким мальчиком остался без мамы. Наверное, именно тогда в его сердце появилась пустота. Та, которая всю его жизнь хотела быть заполненной. И он заполнял ее, чем мог: деньгами, связями, успехами. Строил свое счастье, достигал желаемого, преодолевал, стремился, бежал. Однако пустота так и оставалась пустотой и с годами становилась только больше и страшнее.
Но даже все, что случилось с ним: развод с женой и ее предательство, «страшный Бармалей» Рифкат, ребята в погонах, которые продолжали вести уголовное дело, не вселяло в него тот ужас, который появлялся от ощущения этой черной, мрачной пустоты. Свой страх он впервые осознал на профессорской кухне, а теперь это ощущение стало осязаемым.
Понял он и то, что эта холодная, безразличная пустота была с ним всегда. Он забывал о ней, отгораживаясь делами, заботами, суетой, однако та продолжала жить внутри. Григорий вдруг подумал, что только небольшой период в жизни он не чувствовал эту жуткую пропасть — когда познакомился с Катей. Может, это ее любовь и вера давали ему силы. А может, магия маминой улыбки возвращала в детство и наполняла сердце надеждой.
И вот, стоя перед седым врачом, он почувствовал — пустота вернулась. Она накрыла его полностью, наполнила тело внезапным жаром, а потом бросила в холод. И ручейком пота побежала по спине.
- Нет никакой надежды? — спросил он.
Врач поднял на него глаза:
- Надежда есть всегда. А еще любовь. И вера. Медицине известны самые невероятные случаи. Это все, что я могу вам сказать.
Григорий шел по улице и думал над услышанным. Ему нужно было ехать в банк — сделка по продаже квартиры почти закончена. От имени собственника он должен получить деньги, передать свой долг людям Рифката и сразу на вокзал. В Мурманск. Или нет?
«Почему нет? Все закончено. Игра сыграна. Как в театре: финал, аплодисменты, занавес…» — размышлял он. Однако что-то мешало поставить точку.
С каждым шагом он чувствовал, что пустота внутри становится больше, темнее и плотнее. Стало тяжело дышать.
«Ничего. Вот доведу все до конца и отдохну. На всю катушку», — подумал он и зашел в метро.
- Такая женщина красивая, как ангел, — говорила в это время молоденькая медсестра своей коллеге. — Жаль будет, если умрет. Доктор говорит, что ее может спасти только чудо. Может, выкарабкается? Как думаешь?
- Все в руках божьих, — отвечала ей коллега. Она была более опытной и за время своей работы повидала многое. Поэтому в оценках была куда осторожнее. — Врачи у нас хорошие. Сделают все, что возможно. И что невозможно тоже сделают.
Два часа спустя Григорий вышел из банка. Ему очень хотелось снова вернуться в больницу. Почему? Он не мог объяснить себе. Но он не поехал туда.
«В больницу нельзя. А в Мурманск уеду завтра…» — решил он.
В этот момент он вспомнил церквушку, в которую заходил, чтобы узнать о венчании. Какой-то импульс толкнул его: нужно туда. А в голове всплыл разговор с Катей: «Ты веришь в Бога, Гриша?» — «Верю». — «И мы будем венчаться в церкви?» — «Ты хочешь?» — «Это было бы здорово! Я мечтала об этом с детства». — «Значит, скоро твои мечты станут реальностью».
Он вышел на нужной остановке и пошел к храму. На улице темнело. Облака превратились в сплошной покров, закрывающий лазурь небес и солнца.
Григорий вспомнил, что в прошлый раз батюшка объяснил, что к венчанию нужно готовиться. Более того, сначала им обоим нужно пройти обряд крещения, а уж потом… Но он не сказал об этом Кате. Думал, вдруг передумает. Да и в мыслях у него было совсем другое. Иные задачи и цели. А разве что-то изменилось сейчас? Да, изменилось.
Он вошел в ворота и поднялся по ступенькам. Услышал красивое пение церковного хора. Заглянул внутрь и увидел, что в храме идет венчание. Невеста в белом платье, рядом серьезный и сдержанный жених. Золотые венцы над их головами и легкий запах ладана. Григорий прошел дальше, чувствуя непреодолимое желание прикоснуться к этому чужому святому празднику. Он стоял тихо, затаив дыхание. Смотрел на огоньки многочисленных свечей и почему-то снова вспомнил детство. Теплые мамины руки, которые обнимали его с любовью. Ее добрые глаза. И улыбка. Такая же, как у Кати.
Почему-то стало тяжело дышать. Он прислонился к стене, прикрыл глаза и замер. Перед ним, как кинолента, пронеслась вся его жизнь, напоминая события давно ушедших лет. И среди этого круговорота эпизодов он вдруг увидел Катю, которая стояла перед алтарем в красивом подвенечном платье и подзывала его, махая рукой.
- Гриша! Гришенька! Пойдем! Пора.
Он сделал шаг ей навстречу, вдохнул и внезапно почувствовал, что пустота, которая была в его сердце, заполнилась. Стало легко и весело. И совсем не страшно. Будто птица счастья опустилась откуда-то сверху, подхватила его на свои крылья и понесла вверх. Все выше и выше…
«Эх! Хорошо-то как!» — успел подумать Григорий.
Волна воздуха поднялась вверх, церковный хор запел красивую величальную песню. Григорию было так радостно и приятно, что он даже не оглянулся на безжизненное тело, что резко осело на землю прямо у церковной двери.
- Доктор! Доктор! — кричала молодая сестричка. — Там больная в реанимации пришла в себя!
Катя открыла глаза, не совсем понимая, что происходит вокруг. Еще несколько секунд назад она в подвенечном платье стояла в храме. Рядом был Григорий. Они должны были венчаться…
- Если кажется, креститься надо! Ты же первый раз едешь за границу. Лучше сейчас все проверь! — Нина сделала строгое лицо.
- Все на месте. Деньги, документы, вещи, записочки твои в Стену Плача, лекарства…
- Ну, давай тогда присядем на дорожку.
- Давай. — И Катя опустилась на стул.
- Пора! Такси уже подъехало! — Нина резко встала и подхватила чемодан. — Пошли!
- Сейчас. — Катя посмотрела по сторонам. Вроде бы ничего не забыла. — Нин, ты только цветы не забудь поливать.
- Да помню я, помню.
Они вышли на площадку и стали спускаться вниз по мраморной лестнице.
- Уезжаете, Екатерина Николаевна? — Петр Ильич высунулся из своей каморки.
- В отпуск, — ответила она.
- Далеко? — продолжал любопытствовать тот.
- В Израиль лечу. На Святую землю.
- Ого! Не близкий свет!
- Катя! Пора! Такси ждет! — Нина недовольно посмотрела на дотошного консьержа. — В аэропорт опоздаешь. В городе пробки, нужно спешить.
- Да-да. Иду.
Они вышли на улицу и подошли к машине.
- Ладно, подруга. Удачного полета, мягкой посадки и скорого возвращения. — Нина порывисто обняла Катю.
- Спасибо, родная моя. Что бы я без тебя делала.
Эпилог


Посмотри еще раз. Все взяла?
- Кажется, все.
По дороге в аэропорт она думала о том, как удивительна жизнь. Вспомнила Гришу, и невольная слеза потекла по ее щеке. Прошел почти год, как она похоронила мужа, но не могла думать о нем без слез. Она до сих пор его любила.
Тогда в ее жизни действительно был странный и страшный период. Она попала в больницу, а потом узнала, что Гриша внезапно умер. Затем был суд по возвращению квартиры, которую Гриша якобы продал по ее доверенности. Она так и не поняла, почему он это сделал, но совсем на него не обиделась. Нет. Она и сама бы отдала ему все, только бы он был жив.
Квартиру вернули — у Нины был знакомый хороший адвокат. Причем он повернул дело так, что Кате даже деньги не пришлось возвращать, поскольку сама она сделку не совершала и деньги не получала.
А недавно и вовсе случилось чудо. Ей позвонили из банка и сказали, что, оказывается, ее покойный муж арендовал там ячейку и сейчас срок аренды закончился. Она вспомнила, что среди вещей Гриши, которые отдали ей в морге, был небольшой ключ. Она берегла его, поскольку не знала, откуда он. В ячейке оказались деньги — огромная сумма в разных валютах. А еще ее драгоценности, которые достались ей в наследство от мамы.
Катя была умной женщиной, однако в этот раз не стала задавать себе вопросы: «Откуда?» или «Что делать?» Она поместила деньги на депозиты в этом же банке. Теперь она могла не работать. Суммы процентов было достаточно не только на содержание квартиры и покупку лекарств, но и на поездки, одежду и даже благотворительность, которой Катя теперь активно занималась.
Сейчас она впервые летела за границу. Во-первых, потому что очень хотела побывать на Святой земле. Окрестившись сразу после выписки из больницы, она дала себе слово обязательно там побывать. А во-вторых, в Израиле появился положительный опыт лечения ее заболевания.
«Жаль, Гришеньки со мной нет. Вот бы вместе с ним…» — Катя смотрела в окно машины и вспоминала странное видение, что сопровождало ее теперь. То самое, которое впервые появилось в больнице. Она стоит у алтаря в красивом подвенечном платье и протягивает вперед руки. А Григорий, радостный и молодой, идет ей навстречу. Чтобы быть всегда рядом. В горе и радости. В весельи и скорби. В болезни и здравии…
Десять месяцев назад, в тот день, когда Григорий получил деньги, прямо в банке ему вдруг пришла в голову мысль. «Сейчас я кидаю Катюху. Хорошего человека, который меня любит. Почему же я не могу точно так же поступить с Рифкатом? А ведь могу! Это же моя игра! Моя! Стойте, маэстро! Не закрывайте занавес! Спектакль продолжается!»
Не выходя из банка, он оформил аренду банковской ячейки на несколько месяцев. В ячейку спрятал все деньги, что получил от покупателя, а также те деньги, что взял в Катиной квартире. И драгоценности. Оставил себе совсем немного.
«Уеду! А через полгода вернусь», — размышлял он. Григорий незаметно прошел по банковскому коридору и вышел на улицу через запасной выход, оставив людей Рифката, ожидающих его у входа, ни с чем.
…Катя ехала в аэропорт и чувствовала, как что-то новое и чистое приходит в ее жизнь. Может, это и есть счастье? Может, именно так оно и выглядит? Когда есть, что помнить, ради чего жить, куда идти. Сколько это стоит? Кому-то иллюзий. Кому-то амбиций. А кому-то жизни…


Разменная
монета





Посмотри, что я тебе принес! — Дмитрий опустил руку в карман и затем протянул ее Егору.
На его ладони лежала большая серебряная монета, на которой хорошо был виден портрет Екатерины I.
- Монета? Откуда? — удивился Егор.
- Нашел дома в бабушкиных вещах. После того как она умерла, а ее квартиру продали, вещи так и лежали дома неразобранные. Вот я и решил навести порядок. И нашел это. Вспомнил, что мой лучший друг — нумизмат, и принес монету тебе.
- Спасибо, конечно. Но я не могу ее взять.
- Почему?
- Ты знаешь, сколько она стоит? Это же серебряный рубль 1725 года. Такая монета стоит кучу денег!
- Не преувеличивай. Прямо уж кучу! Кроме того, наша с тобой дружба стоит дороже. Так что — дарю! — и положил монету прямо в руку Егора.
- Ты уверен?
- Еще как уверен!
- Ну, тогда спасибо еще раз. Мне бы такую монету никогда не купить. Их очень мало в продаже попадается, все в основном находятся в частных коллекциях. Так что, Димка, ты мне можно сказать эксклюзив подарил!
И он с любовью и азартом коллекционера стал рассматривать монету. Она была в хорошем состоянии: и портрет императрицы, и надпись и двуглавый орел на другой стороне.
Потом поднял глаза и радостно улыбнулся:
- Спасибо, друг, — и протянул руку Дмитрию, которую тот крепко и искренне пожал.
…Егор познакомился с Димой в пятом классе. Отца Егора перевели на новую работу, и они всей семьей переехали жить в другой город. Учебный год уже начался. Когда Егора привели в класс, занятия шли полным ходом.
- Это Егор. Он будет учиться в нашем классе, — представила нового ученика классная руководительница. — А теперь выбери себе место и садись, — обратилась она к Егору.
Тот немного растерялся. Он был невысокого роста, хилый и тщедушный. Носил очки из-за плохого зрения и часто болел. Для него было большим стрессом поменять город и школу. Сейчас он стоял в центре класса и не знал, куда ему сесть.
- Что-то очкарик нерешительный какой-то! Может, помочь тебе, парняга? — подал голос с задней парты Федька Петров. Он был второгодником. Высокий и плотный, с рыжими волосами и громким голосом, он был грозой всех ребят в классе, да и в школе вообще.
- Петров! Прекрати! — учительница повысила голос.
- Да ладно, прекращаю! — прокомментировал Федька, которому учительница давно была не указ.
Егор продолжал стоять, растерянно осматриваясь по сторонам.
- А садись ко мне, — вдруг подал голос невысокий парень, что сидел на второй парте в среднем ряду, — тебе тут удобно будет.
Все ребята повернулись в сторону говорившего. Димка Соколов с детства занимался боксом. Это, пожалуй, был единственный человек в классе, которого Федька Петров никогда не трогал. Он даже списывать у него никогда не пытался. Знал: сам списать не даст, поскольку принципиальный, а заставить не получится. Когда-то в самом начале учебного года, Федька пытался «выяснить отношения» с Димкой с помощью кулаков. Но позорно проиграл. С тех пор Димку обходил стороной и в школе и за ее пределами.
Егор подошел к парте и очень по-взрослому протянул руку:
- Егор!
Димка пожал ее искренне:
— Дима!
С тех пор прошло много лет, но они сохранили свою дружбу. Школа давно осталась позади, а также армия и еще добрый кусок жизни. Сейчас Егор занимал достаточно значимое место в местном муниципалитете и даже собирался баллотироваться в Думу. Дмитрий работал в детской спортивной школе, тренером. Но дружба их с тех пор только крепла.
- А что, Димон, давай махнем завтра за город? Пятница ведь. Посидим на берегу, порыбачим, ушицы поедим. Согласен? — Егор оторвался от разглядывания монеты и поднял глаза на друга.
- А давай! — ответил тот.
На следующий день Егор заехал за Дмитрием на работу. Тот как раз заканчивал тренировку. Услышал сигнал автомобиля, выглянул в окно:
- Все, ребята, тренировка Закончена! Всем пока! Встретимся в понедельник! — и заспешил в раздевалку. Он пришел на работу с вещами, чтобы не тратить время и сразу поехать за город. В пятницу вечером дорога всегда бывает загруженной, многие горожане стремятся уехать на природу, чтобы провести там выходные дни. Поэтому, если выехать пораньше, была надежда не попасть в пробку.
- Привет, Егор! — Дмитрий открыл дверцу и сел на переднее сиденье. — Ну что, вперед?
- Вперед, друг мой! — ответил ему Егор и нажал на газ.
Дмитрий почувствовал в воздухе странный запах,
принюхался. Нет, ошибки быть не могло.
- Егор, ты что, выпил? — спросил он, повернувшись к другу.
- Немного. Пару рюмок коньяку. День рождения у начальства, нужно было уважить.
- Ну и как ты поедешь? Пятница, вечер, полицейские на каждом перекрестке…
- Но ты же знаешь, что меня они тормозить не будут. Мою машину местная полиция знает. Так что не дрейфь! Прорвемся!
- И все-таки, — не унимался Дмитрий, — может, лучше за руль сяду я? Мало ли что.
Когда-то давно Егор оформил доверенность на управление автомобилем на Дмитрия и вписал его в страховку так, на всякий случай. Случай этот бывал крайне редко, но сегодня, кажется, случился.
- Да ладно тебе! Раскудахтался как курица. Не боись! Все будет хорошо.
Они подъезжали к оживленному перекрестку на окраине города, недалеко от контрольного пункта дорожной полиции. Впереди следовал старый красный жигуленок шестой модели, постепенно притормаживая перед перекрестком.
Егор наклонился к приемнику и стал переключать каналы, пытаясь найти приличную музыку.
- Егор! На дорогу смотри! Тут вон пробка вообще… — Дмитрий повернулся к нему.
- Не нужно меня учить! — огрызнулся Егор и выпрямился. Нога соскользнула с педали. Он поставил ее обратно и понял, что Дима прав: нужно тормозить. Нажал педаль сильнее. Вместо тормоза — газ.
Машина подпрыгнула на месте, в доли секунды догнала красный жигуленок и со всей силы врезалась в него сзади.
- Егор! Ты в порядке? — Дима тряс его за плечо. От удара о руль тот на мгновение отключился.
- В порядке. Если можно так сказать. — Егор потер лицо руками. — Вот черт, угораздило! Не хватало еще накануне выборов попасть в хронику дорожных происшествий. Еще как назло и полиция рядом. И журналюги налетят как вороны. Их хлебом не корми, сенсацию подавай.
Он увидел, что полицейские заметили аварию. А из красного жигуленка уже показался водитель. Это был высокий седой старик в пиджаке. Когда он повернулся к ним лицом, Егор с Дмитрием увидели, что вся грудь его в орденах, а еще среди наград красовалась медаль «Золотая Звезда» Героя Советского Союза.
- Ох ты! Посмотри, у него не грудь, а иконостас. Похоже, неприятности не заставят себя ждать. Конец моей репутации, — продолжал сокрушаться Егор.
- Слушай меня внимательно. Сейчас быстро выходим из машины и меняемся местами. Понял? Пока сюда никто не пришел. За рулем был я. Ты сидел рядом, — спокойно и решительно произнес Дмитрий.
- А как же?..
- Давай, пошли, — и Дмитрий вышел из машины. Егор тоже едва успел выскочить, как владелец красного жигуленка направился к ним.
…Прошло несколько месяцев. Избирательная кампания закончилась, и Егор получил депутатский мандат. Дмитрий по решению суда должен был восстановить поврежденный автомобиль Сизикова Прохора Георгиевича, который оказался не только Героем Советского Союза, но и дважды кавалером ордена Красного Знамени. Кроме того, его лишили водительских прав на один год.
Заработная плата у преподавателя спортивной школы очень небольшая, но теперь половину ее удерживали, чтобы возместить ущерб пострадавшему. Егор обещал со временем все вернуть. Но только позже, не сейчас. Нужно сначала восстановить свой поврежденный в аварии автомобиль, а это ведь немалых денег стоит. Машина импортная, ремонтировать нужно на специализированной станции технического обслуживания, а не где попало. Кроме того, на выборы много денег пошло. Да и вещи нужно было некоторые купить. Такие, что соответствуют его нынешнему статусу: дорогие очки, часы, ручку, зажигалку. А это тоже расходы.
Дмитрий только молча махнул рукой: мол, ладно, когда сможешь, тогда и отдашь.
Время шло, у Егора появилось множество новых обязанностей. И новых расходов, постоянно требующих дополнительных средств. Про долг Дмитрию забыл. Вернее не забыл, а все чаще убеждал себя в том, что точно: это не он, а Димка был тогда за рулем. Убеждал, убеждал, пока полностью не поверил, что это правда. Общаться с другом перестал. Когда тот звонил или заходил, отвечал, что очень занят. Обещал перезвонить сам. Когда освободится. Но никогда не перезванивал. И та великая дружба, которая, казалось, была проверена годами, разменялась, растратилась. Как деньги. Вот, например, возьмешь купюру пятитысячную и разменяешь на монеты и купюры помельче. Один раз купил что-то, второй, третий. А потом смотришь, а денег совсем не осталось. Вот так и дружба. Была да растерялась вся. Распалась на части, превратилась в разменную монету.
Прошло еще полгода. В этот день у Егора был прием граждан по личным вопросам. Народу было много: просьбы, жалобы, нарекания, обращения. Егор порядком вымотался и мечтал только об одном: поскорее закончить все это и поехать на обед. Обедать он любил в маленьком итальянском ресторанчике, где готовили великолепную лазанью и пасту.
- Закончили? Больше посетителей нет? — спросил он секретаря, подняв трубку телефона.
- Последний остался. Пусть заходит?
- Давай.
Дверь открылась, и Егор увидел, как в кабинет вошел старик. Худой, высокий, в черном пиджаке с орденами на лацканах. Егор узнал его сразу. Это был тот самый «пострадавший» во время аварии.
- Сизиков Прохор Георгиевич, — представился вошедший.
— Добрый день, Прохор Георгиевич. По какому вопросу ко мне?
- Да вот, с просьбой пришел. Дело в том, что есть у меня друг старинный, Семен. Мы с ним с детства вместе. Всю войну прошли и живыми домой вернулись. Он меня там, на фронте, из-под пуль вытащил раненого. На себе тащил. Врачи сказали, что чудом я жив тогда остался, и только благодаря другу. Потом после войны на заводе вместе работали: я — мастером, он — сварщиком. Семьями дружили, в гости друг к другу ходили. Все эти годы просто не разлей вода. Потом женку его схоронили. А потом и мою тоже. Дети выросли, разъехались кто куда. Только мы с Семеном вместе и остались. Живем мы в одном дворе, но дома разные. Так вот. Узнали мы, что дом Семена готовят под снос. Может, оно и правильно, ветхий он совсем, ремонтировать смысла нет. Да и живем-то мы в самом центре города. Но всех жильцов дома расселять должны. И квартиры новые им дают совсем в другом конце города, на окраине. Мы уже старые оба. На другой конец города не наездишься. Вот и пришел я просить. Или меня тоже переселите рядом с ним. Или уж оставьте его рядом. Может, можно не расселять его так далеко…
Старик замолк, глядя на Егора с надеждой и ожиданием.
Егор хотел ответить, что, мол, нельзя. Есть план расселения и нарушать его не положено. Он уже приготовился сказать первую фразу, как вдруг случайно опустил руку в карман и нащупал там монету. Достал и, опустив глаза, посмотрел на нее. Это была та самая монета с портретом Екатерины I, которую когда-то ему подарил Дмитрий.
«Откуда она здесь? — мелькнуло в голове. — Я же ее в альбом положил. Хорошо помню. Принес домой — и сразу в альбом».
- Так поможете? — услышал он голос Прохора Георгиевича.
- Попробую. — Он слышал свой голос как будто издалека. — Все, что в моих силах… Приходите через неделю.
- Обязательно приду! — Прохор Георгиевич ответил радостно, бойко, с надеждой. — Спасибо вам. И до свидания.
- Всего хорошего, — отозвался Егор.
Старик уже повернулся, чтобы выйти из кабинета, а потом вдруг снова заговорил:
- А я ведь вспомнил, где видел вас раньше. Авария была. В мой жигуленок красный иномарка въехала. Потом еще суд был и виновник мне деньги выплачивал долго. Дмитрий Соколов, так кажется? Проклятый склероз, все забываю. Так вы ведь тоже там были. Верно? И за рулем сидели вы в момент аварии, а не он. У меня хоть память и плохая, а зрение хорошее…
- Вы это сейчас к чему? — опешил Егор, чувствуя, как внутри поднимается раздражение.
- Просто так, — почему-то весело произнес старик. — Ведь по всему выходит, что друг ваш тоже в какой-то степени «вынес вас из-под пуль», — и, заметив состояние Егора, добавил: — Да не злитесь вы, господин депутат. Никуда я не пойду и никому ничего не скажу. Человек я старый, мне уже о душе да о смерти думать пора. И рассказал я об этом совсем не для того, чтобы заставить вас действовать. Просто подумал, что, если рядом с вами такой человек, как Дмитрий этот, значит и вы знаете, что такое настоящая мужская дружба. До свидания! — и вышел из кабинета.
Егор несколько минут сидел неподвижно. Потом подбросил монету вверх и поймал, подвинул к себе телефон и набрал хорошо знакомый номер:
- Димон, привет! Прости, ради бога, что пропал. Все дела депутатские. Я встретиться хотел, деньги отдать. Должен ведь я тебе немалую сумму. Да и просто отдохнуть, пивка попить, пообщаться. Давно не виделись. Когда? В пятницу? Отлично! Заеду за тобой, махнет на рыбалку, ушицы поедим…
Он положил трубку и еще раз подбросил монету. А когда поймал, положил на ладонь и стал внимательно ее рассматривать. Монета серебрилась на ладони, а императрица Екатерина улыбалась величественной, одобряющей улыбкой.



Я тебя никогда не забуду…




Телефон зазвонил неожиданно. Я сидела на балконе, попивая утренний кофе и наблюдая за просыпающимся городом. Было раннее июньское утро воскресного дня. Я вернулась с ежедневной утренней прогулки и наслаждалась несколькими свободными часами, перед тем как окунуться в повседневные заботы. Сегодня вместе с сыном и его женой планировали поездку по магазинам за стройматериалами для предстоящего ремонта.
«Я тебя никогда не увижу! Но уже никогда не забуду…» — прозвучало громко, на всю квартиру, в сонной тишине.
Я сразу даже не сообразила, что это телефон. Дело в том, что в моем сотовом телефоне две сим-карты. Одной я пользуюсь постоянно. Этот номер знают все друзья, семья, близкие и далекие знакомые. И когда мне звонят на этот номер, играет мелодия в исполнении любимого скрипача Эдвина Мартона. Вторая сим-карта почти никогда не используется. Этот номер появился у меня лет двадцать назад, когда мне только подарили первый сотовый телефон. Я оставила его на всякий случай, а вместо звонка поставила песню из знаменитой рок-оперы «Юнона и Авось» — еще со студенческих времен она мне очень нравилась.
«Я тебя никогда не увижу…» — звучала любимая мелодия, нарушая тишину. До меня наконец дошло — это же телефон! Кто-то звонил мне по старому номеру.
— Алло! — ответила я.
- Доброе утро! Извините за столь ранний звонок, — на том конце телефонного моста звучал приятный мужской голос. — Я вас не разбудил?
- Доброе! — ответила я. — Нет, вы меня не разбудили.
Я отвечала, а сама думала, что, вероятно, это совсем незнакомый человек, коль он не знает моей давней привычки вставать утром рано.
- А могу я услышать Самойленко Станислава Георгиевича? — продолжал мой невидимый собеседник.
Услышав это, я вдруг почувствовала, что ноги стали ватными, а во рту пересохло. Конечно, я знала это имя. Мы прожили вместе в счастливом браке шестнадцать долгих лет. Но уже десять лет, как расстались.
- Нет. Не можете. Его здесь нет. Кроме того, я не знаю ни его адреса, ни телефона.
Это было чистой правдой. После развода бывший муж прекратил общение и со мной, и с сыном. Его новая жена была категорически против любых контактов, и он не стал ей возражать. Да и алименты платить, видимо, не хотелось.
На том конце замешкались, а потом очень осторожно смутно знакомый голос спросил:
- Мила… Это ты? Я… Леня… Леня Кучер. Ты меня помнишь?
- Леня? — Воспоминания вдруг нахлынули и закружились в моей голове, как рой новогодних снежинок. — Кучер? Из Украины?
- Да! Да! Я Стасика земляк! Помнишь?
Перед моими глазами появилась нескладная фигура молодого парня в форме курсанта Тюменского военноинженерного училища.
- Конечно помню, — ответила я, улыбнувшись себе в зеркало. — Какими судьбами ты в Тюмени?
- Приехал на встречу выпускников. Сколько же лет я здесь не был? Даже не верится. Все как вчера. Я так хотел вас найти. Тебя и Стасика. Ведь вы были мне как родители здесь, когда я учился. Помнишь?
- Да, Леня, помню. Разве такое можно забыть? Это же наша молодость.
- Да, молодость. А Стас?
- Мы развелись. У него другая семья.
- Но он здесь? В Тюмени?
- Да, здесь. Но я не знаю его координат. Мы не общаемся.
- А мне можно тебя увидеть? — вдруг спросил он.
- Конечно! Приезжай, — и я назвала адрес.
…Это был далекий тысяча девятьсот восемьдесят шестой. Мне недавно исполнилось девятнадцать, и я вышла замуж за молодого лейтенанта, с которым готова была ехать на край земли. Этот порыв моей души вскоре пришлось подтверждать реальными действиями, потому как лейтенант после окончания училища получил распределение на тот самый «край земли» — в далекий город под названием Тюмень. Все, что я слышала про те края, это что там добывают нефть и что там очень-очень холодно.
Я родилась и выросла на Украине в семье интеллигентов. В большом и красивом столичном городе. И тогда мне казалось, что уехать из дома за любимым мужем будет легко и просто. Так воспитывали меня мама и бабушка, которые тоже были преданными женами и матерями.
Оказавшись одна в чужом городе, я не растерялась, а начала обустраивать, как могла и умела, наше первое семейное гнездо — комнату в офицерском общежитии. Рядом жила семья старшего лейтенанта Шульги из Белоруссии, прямо напротив комнату занимала совсем юная девушка по имени Людочка. Почему Людочка жила в офицерском общежитии, никто не знал. Она только что поступила в Тюменский университет, была очень приятным и застенчивым человеком. Уже позже я узнала, что по городку ходили слухи, якобы Людочка — племянница начальника училища, генерал-майора Кутепова.
В третьей комнате, что была на нашей площадке, жили два офицера. Они были холостыми: старший лейтенант Костин и капитан Володин. Оба казались мне ужасно старыми: Костину было лет двадцать пять, а Володину — целых двадцать восемь.
Мой муж, недавно окончивший военно-политическое училище, приехал служить в должности заместителя командира роты по политической части, или замполита, как называли его на местном «военном» жаргоне.
Впервые Леня пришел к нам, наверное, через месяц после нашего приезда. Веселые глаза, открытое улыбчивое лицо. Оказалось, что с моим мужем они учились в одной школе, только Леня был на пять лет моложе. Они пили чай за столом в нашей небольшой общежитской комнате и вспоминали школьные годы. Я помню, как Леня рассказал тогда свою историю. В школе он любил девочку по имени Оля, свою одноклассницу. Оля тоже отвечала ему взаимностью. Когда он решил ехать поступать в Тюмень, Оля приняла непростое решение и тоже выбрала для своей учебы этот город. Поступила в университет на филологический факультет, поселилась в общежитии. По всей вероятности, ей тогда было очень одиноко в чужом городе, поэтому она с нетерпением ждала, когда любимого отпустят в увольнение. Но молодых курсантов отпускали крайне редко. Сразу же после присяги их увезли на месяц в лагеря, на базу военного училища, которая располагалась в тридцати километрах от города на берегу озера Андреевского. Оля не понимала, почему Леня ее бросил. Она была слишком молодой и импульсивной. Он не успел предупредить ее о спешной передислокации, и она продолжала ждать его прихода по выходным. С телефонами в то время было очень плохо. Леня несколько раз пытался позвонить в общежитие, где жила Оля, на вахту. Но ее как раз в это время там не было. Сама Оля, как выяснилось позже, тоже пыталась позвонить в училище, но так ничего и не смогла узнать о любимом. Когда через месяц Леня вернулся в город, нашел письмо, которое написала ему Оля. В письме она обвиняла его в том, что он ее разлюбил, и просила ее не искать. В первую же увольнительную Леня поехал в общежитие, чтобы найти Олю и все ей рассказать, объясниться. Но в общежитии сказали, что она уехала. Куда — никто не знал.
Я помню, как он прибежал расстроенный к нам, как спрашивал совета, что делать.
- Да пошла она!.. — Стас размахивал руками, занимая все пространство нашего небольшого жилища. — Нашлась тоже цаца! Она что, не понимала, что ты в погонах. Родина сказала — надо! И ты вперед! Ты — советский офицер, себе не принадлежишь. У тебя долг на первом месте. И жена рядом должна быть понимающая. Как подруга, как поддержка. Надежный тыл! Вот как моя Милка!
Я ставила перед ними тарелки с горячим борщом и незаметно для мужчин гордилась сама собой. Да, это все про меня. Я готова поехать за мужем, справляться с любыми тяготами и быть верной женой. До конца своих дней.
- Нет, Стас, нет! Оля хорошая. Просто она и правда не поняла, что случилось. А я не успел предупредить…
- Ладно! Не грузись. Служи спокойно. А там, глядишь, найдется тебе девушка получше твоей Оли, — отвечал Стас тоном опытного служаки. — Главное сейчас — это твоя служба. Вот закончишь училище, тогда и про семью думать будешь.
Я в разговоры мужчин не вмешивалась, но мне почему-то было жалко эту совсем незнакомую девочку по имени Оля. Я представляла, как одиноко и грустно ей в чужом городе, и понимала, что письмо, которое она написала Лене, было всего лишь актом отчаяния. И когда Стас не слышал, я сказала Лене тихонько:
- Не грусти, курсант! Придет время, и объявится твоя Оля. Если любит, обязательно объявится, вот увидишь!
Леня молча благодарно улыбнулся мне в ответ.
В то время в Тюмень приезжало поступать много ребят из Украины, поэтому к нам частенько приходили земляки. Но почему-то именно Леня был ближе всех.
Мужа часто не было дома, и я очень сдружилась со своими соседками по общежитию: Еленой, женой старшего лейтенанта Шульги, и студенткой Людочкой. Мы часто вместе пили чай, разговаривали, обменивались кулинарными рецептами, занимали на всех очередь в магазинах. Ведь в то время тотального дефицита, чтобы что-то купить, нужно было вдоволь побегать по магазинам, да еще постоять в очередях.
- Девочки! В магазине «Северянка» колготки детские дают! Я заняла очередь! Пошли! — Людочка забежала в общий коридор, который мы к тому времени превратили в общую кухню.
- Да! Давай, Мила, одевайся! Пошли! Быстро! — засуетилась Елена.
Сейчас, вспоминая это, мне становится грустно и смешно. Ну ладно, у Елены в то время уже был ребенок — двухлетняя Кира. Ну ладно, я как раз была беременна. Но зачем детские колготки были незамужней Людочке, у которой даже парня на примете не было? Однако мы все быстро собрались и пошли в магазин.
- Мила, помоги мне написать первую курсовую, — попросила меня Людочка, пока мы стояли в очереди. — Я совсем ничего не понимаю.
Прежде чем выйти замуж, я успела очно окончить три курса Киевского университета, а затем продолжала учиться уже заочно. Подготовка у меня и правда была отличная. Школа с золотой медалью, потом муштра киевской высшей школы. Учиться я умела, любила и знала, как это правильно делать. Поэтому и откликнулась на просьбу Людочки с удовольствием. Вдруг так захотелось вернуться в недавнее прошлое, когда я была такой же студенткой!
- Хорошо, завтра вместе поедем в университетскую библиотеку, позанимаемся там.
- А без этого никак? — скривилась Людочка.
- Нет, моя дорогая. Без библиотеки никак.
- Ну ладно, — согласилась она.
На следующий день мы вместе с Людочкой поехали в библиотеку.
- Слушай, я иногда думаю: вот бы в библиотеке работать. Тихо, чисто, тепло, — вслух рассуждала она.
- А что же ты тогда на библиотечное дело в институт культуры не поступала?
- Меня бы дома не поняли, — горестно вздохнула она.
Когда через два часа мы выходили обратно, в дверях
столкнулись с девушкой, которая как раз заходила в библиотеку.
- Привет! — обратилась она к Людочке. — Курсовую писала?
- Да, — ответила та. — А ты сделала?
- Почти. Сегодня закончу.
- Однокурсница? — спросила я, когда мы отошли достаточно далеко.
- Да. Кстати, тоже не в восторге от выбранной специальности. Как и я.
- А зачем поступала тогда?
- Не знаю. Наверное, как и у меня, родители настояли. Или другая причина.
…Время шло незаметно. Тюменская серая осень неожиданно обледенела и засыпала город снегом. Хотя было только самое начало ноября.
- Да, помню, предупреждали меня, что здесь холодно… — Я куталась в теплую шаль, стоя на нашей кухне- коридоре, и ждала, пока закипит чайник на электрической плитке. В коридоре было холодно. Не спасали даже пуховые носки, связанные бабушкой, и теплая шаль.
- Холодно? Это, миленькая моя, еще не холодно, — отозвалась Елена, которая за соседним столом варила для малышки Киры кашу. — Мы тут уже третью зиму. В прошлом году в эту пору минус сорок ударило. А сейчас пока только пятнадцать.
- Сорок? — испугалась я. — И как же… здесь жить? Как такое возможно?
- Обыкновенно. Или ты не жена офицера?
Я только тяжело вздохнула, поглаживая свой округлившийся живот. Холод я не любила. В моем родном городе он случался крайне редко, поэтому даже одежды подходящей для минус сорока у меня не было.
- Добрый день! Здесь живет лейтенант Самойленко?
На нашу импровизированную кухню зашел солдат с
большой сумкой в руках. Вместе с ним залетел поток холодного воздуха, и я поежилась. Однако ответила:
- Да, здесь. Но он сейчас на службе. А я — его жена.
- Я знаю, что он на службе. Возьмите. Это для вас, — и протянул мне сумку.
- А что здесь? — спросила растерянно. Сумка оказалась тяжелой.
- Там посмотрите, — уклончиво ответил солдат и вышел.
Поскольку мой муж служил в роте обеспечения, где как раз и были солдаты, а не курсанты, я не удивилась. Наверное, муж передал.
Зашла к себе в комнату и начала распаковывать сумку. В ней оказались продукты: большая тушка копченой утки, банка соленых груздей, несколько свежемороженых рыбин с острыми носами и чешуйчатым гребешком на спине, трехлитровая банка моченой брусники, пять огромных желтых апельсинов и плитка шоколада «Особый». Это было невероятное богатство. К тому же у меня был страшный токсикоз, поэтому брусника с апельсинами пришлись как раз кстати. Меня не нужно было уговаривать: я схватила большую ложку и, стоя прямо возле стола, стала с наслаждением уплетать бруснику, доставая ее прямо из банки. Потом съела утиную ножку, одну апельсинку и половину плитки шоколада.
И почувствовала себя совершенно счастливой.
А вечером к нам забежал Леня. И как раз со службы пришел Стас. Ни о чем не подозревая, я бросилась ему на шею с благодарностью за полученные деликатесы.
- Какая передача? — недоумевал он. — Я ничего не передавал и солдата не присылал.
- Ну как же… — я растерялась.
- Вероятно, это к кому-то из солдат приехали родители и решили дать мне взятку, — предположил муж.
- Взятку? Апельсинами? — Я была крайне растеряна.
Леня молча наблюдал за происходящим.
- Нужно все собрать. Я отнесу это добро обратно! — решительно заявил муж. — Пусть знают, что замполит у них — принципиальный человек и взяток не берет!
- Как? — Я понимала, что уже все попробовала и возвращать это нельзя. Кроме того, мне так хотелось еще и брусники, и апельсинов…
- Вот так! Собирай! — скомандовал муж.
- Нет! Стас! Ну, пожалуйста! Не нужно отдавать! Давай оставим! — начала просить я.
- Я сказал, нет! Быстро все собери!
Я всегда была эмоциональным человеком, однако умела с этим справляться. Но сейчас я была беременна, меня постоянно тошнило, кружилась голова. Я ничего толком не могла есть. И вдруг такой подарок — куча продуктов, которые мне подходят. И у меня их хотят отобрать. Я села на стул и заревела во все горло.
- Стас! Извини, что вмешиваюсь, — осторожно начал Леня, — но, может, не нужно? Мила права: какая это взятка? Благодарность — да. За то, что ты хороший командир, что наставляешь солдат на верный путь. Ты скоро сам станешь отцом, будешь беспокоиться о своем ребенке.
Представь: у тебя родится сын. И однажды он тоже пойдет в армию. И командир у него будет хороший. Такой, как ты сейчас. Неужели тебе не захочется отблагодарить его? Просто, по-житейски?
Муж исподлобья посмотрел на Леню, потом на меня:
- Ладно, парламентер, так и быть. Милка, не реви! — обратился ко мне. — Давай ужинать!
С тех пор мы с Леней стали настоящими друзьями. На несколько месяцев, до декретного отпуска, мне удалось устроиться на работу преподавателем в училище, которое готовило кондитеров и поваров. Я была рада, что меня взяли, ведь в других местах вежливо показывали на дверь, многозначительно глядя на мой живот. Время от времени я водила своих студентов на кондитерскую фабрику на практику. Там девочки-кондитеры частенько угощали меня то жареным миндалем, то сухофруктами, то свежим печеньем. Я приносила эти богатства домой и всегда откладывала немного, чтобы дать Лене с собой, когда он приходил в увольнительную.
- Мила, ты мне как мама! — смеялся Леня.
- А то! И поругать могу, и похвалить! — подыгрывала я.
- Главное — накормить! — продолжал он.
Удивительным было то, что мой муж, который ревновал меня ко всем мужчинам на свете, включая соседей Шульгу, Костина и капитана Володина, к Лене относился добродушно, а над нашей дружбой посмеивался:
- Вот уж и впрямь нашли друг друга! Подружки!
Кстати, в той посылке, что Леня «спас» для меня, было
несколько рыбин. Как оказалось — это стерлядь. Попробовав впервые эту рыбу тогда, я люблю ее до сих пор.
- Девочки! Скоро Восьмое марта! Давайте все вместе отметим! — предложила Елена как-то утром, стоя на нашей кухне-коридоре.
- Здорово! — захлопала в ладоши Людочка. Она вела замкнутый образ жизни, никуда не ходила. Разве на каникулы уезжала к родителям. — Давайте! Давайте придумаем, кто будет что готовить. Я, например, могу… — и Людочка задумалась, — сделать винегрет и оливье. Если колбасы и майонеза удастся купить.
- Я белорусские колдуны сделаю и жаркое, — добавила Елена.
- Ну а я на работе тортик закажу. Какой хотите? «Прагу», «Сказку», «Подарочный»?
- «Прагу»! — дружно закричали девочки.
- Хорошо. А кого пригласим? Холостяков наших звать будем? — спросила я.
- А что? Давайте пригласим, — улыбнулась Елена. — Вон Людочка у нас невеста. Нужно ей жениха искать!
- Нет! — категорически заявила Людочка. — Не подходят они мне. Старые и противные. Костин курит как сапожник, а Володин вообще…
Что значит «вообще», она не пояснила, только сильно покраснела.
— А давай я Леню приглашу? Земляка. Курсанта. Ты его видела, он к нам часто заходит, — предложила я Людочке. — И молодой, и красивый, и холостой. Будущий офицер инженерных войск Советского Союза.
- Видеть-то видела, — ответила Людочка, опустив глаза, — но не рассмотрела…
- Вот и рассмотришь! — засмеялась умудренная опытом Елена.
А за пять дней до праздника я уходила в декрет. Отработала последний день и уже хотела уйти домой, как одна из кондитеров, бойкая Татьяна, предложила:
- Девочки, давайте сходим все вместе в бар «Тройка», который возле кинотеатра «Юбилейный». Там такой десерт обалденный из мороженого делают, называется тоже «Тройка». И Милочку нашу отправим в декрет с чистой душой.
Все ее дружно поддержали. Я тоже согласилась: мужа дома не было, он уехал в командировку в штаб округа, осталась одна. И хотя рядом жило много людей, я ощущала себя одинокой и беззащитной.
Мы дружной компанией доехали на автобусе до кинотеатра «Юбилейный», а потом также организованно пошли в «Тройку», что находилась через дорогу. Этот бар стоял на горке, и нужно было подниматься по ступенькам. Мой большой живот тянул вниз, поэтому шла я медленно, позади всех. И вот когда мы уже почти подошли к бару, я вдруг увидела пару, которая только что вышла оттуда. Мужчину в форме я узнала сразу — это был наш сосед, капитан Володин. Девушка тоже показалась мне знакомой. Но где и при каких обстоятельствах я ее видела, вспомнить не могла.
«Вот и хорошо, что не позвали холостяков на праздник, — подумала я. — У Володина вот невеста есть. Наверное, и у Костина тоже. Вот было бы разочарование для нашей Людочки. Хорошо, что Леня холостой и свободный. Вот и познакомим их. Ребята хорошие. Вдруг что-то между ними и получится».
К праздничной вечеринке готовились заранее. Людочка достала и колбасу, и майонез. Я подозреваю, что для этой цели она использовала «запасной ресурс» — своего дядю генерала. Елена приготовила великолепное жаркое и очень вкусное блюдо под названием колдуны. Это такие оладьи картофельные с мясной начинкой, запеченные в духовке. Мои ученицы тоже не подвели — принесли большой торт, который сами и украсили в виде корзины с клубникой. Ягоды выглядели так натурально, что наш сосед, старлей Костин, выходя из своей холостяцкой комнаты, даже присвистнул:
- Вот это красота! Как будто и правда корзина со свежей клубникой! Милочка, кто та девушка, что сделала это? Покажи мне ее! Сразу женюсь!
- Иди-иди! — строго ответила ему Елена. — Женишок! Знаем мы таких! Уже вон двадцать шесть скоро, а все один! Только мозги пудрить и умеешь!
- Что вы, Елена Прекрасная, рассерчали? Женюсь я. Честное слово, женюсь… Обязательно женюсь!
- Сюрприз! — Дверь открылась, и зашел Стас с большой коробкой в руках.
- Что это? — Все повернулись к нему.
- Это подарок Милочке к женскому дню! — торжественно произнес он. Поставил коробку на стол и начал распаковывать. В коробке оказался настоящий японский магнитофон Sony.
- Ты где такой взял? — Моему восторгу не было предела.
- Командир привез из Москвы. У него там связи какие- то в «Березке». Вот он и привез — себе и нам.
- Здорово! Вот еще бы песни хорошие записать — и праздник будет на славу! — сказала Людочка.
Стас достал из кармана три кассеты и торжественно произнес:
- Вот! Первая — Александр Розенбаум. Вторая — твоя любимая рок-опера «Юнона и Авось», а третья — Виктор Цой и группа «Кино».
- Ура! Ура! Включи! Стас, ну пожалуйста! — закричала я.
- Не могу отказать беременной жене! — и поставил кассету в магнитофон.
«Я тебя никогда не увижу, но уже никогда не забуду…» — зазвучало на нашей импровизированной кухне.
На какое-то мгновение все затихли, завороженно прислушиваясь к словам песни.
- Разрешите? — услышали мы и дружно повернулись на голос. В дверях стоял солдат. — Лейтенанта Самойленко срочно вызывают в расположение части, — громко отчеканил он.
- Ну вот… а я думала, — начала возмущаться я.
- Долг есть долг. Начинайте праздновать без меня. Я приду по возможности быстро.
И, чмокнув меня в висок, муж быстро вышел следом за солдатом. Несколько минут все молчали, и только слова песни звучали из магнитофона:
«Заслонивши тебя от простуды, я подумаю: Боже Всевышний, я тебя никогда не забуду, я тебя никогда не увижу…»
Когда мы накрыли окончательно стол, часы показывали восемь вечера. Мужа моего по-прежнему дома не было. Почему-то не было и старшего лейтенанта Шуль- ги. Наши холостяки тоже куда-то пропали: Костин ушел сразу после разговора на кухне, а капитана Володина не видно было с утра. Приглашенный гость — Леня — тоже почему-то запаздывал.
Елена уложила Киру спать и вышла к столу:
- Ну что, девушки-красавицы, делать будем? Сядем сами или мужчин подождем?
- Я не знаю, — растерянно отвечала ей Людочка.
- А давайте и сядем, и подождем! — предложила я.
- Это как? — спросила Елена.
- Ну-у-у… за стол сядем, морс нальем… поговорим. И подождем! — ответила я.
- А что? Идея! Спиртного нам все равно нельзя: Милка беременна, я — кормящая, а Людочка — несовершеннолетняя, ей еще нет двадцати одного. Вот и посидим скромно. А там и мужчины подтянутся.
Мы сели за стол, и Елена налила клюквенный морс в стаканы:
- Давайте выпьем. За нас, за женщин. За боевых подруг, жен, любимых, матерей… За женскую верность и преданность.
- Да, давайте! — подхватила я. — Помните в «Юноне и Авось»: Кончита сорок лет ждала своего Резанова. Вот за таких женщин!
Мы подняли стаканы с морсом и чокнулись. Молча выпили по глотку.
- Сорок лет… С ума сойти. Я бы не смогла, — задумчиво заметила Людочка.
- А я бы смогла, — продолжила Елена. — У меня бабушка ждала деда с войны. Похоронку получила, но не поверила. Ждала. К ней председатель колхоза сватался — отказала. Сказала: «Я замужем и знаю, что Петя мой вернется». Война закончилась, а она ждала. Над ней уже в деревне посмеиваться стали, но она никого не слушала. А через три года после войны дед вернулся. Живой. Оказалось, в лагере был, потому как довелось ему побывать в плену и бежать. Он часто говорил бабушке, что чувствовал ее любовь и веру. Поэтому и смог выжить. Он обязан был к ней вернуться…
- А что было дальше? — спросила задумчиво Людочка.
- А дальше они прожили в счастье и любви много лет. Когда бабушка умерла, дед всегда говорил, что следом пойдет, потому что нет ему в жизни теперь места без нее, без его любимой. И умер через полгода.
- Какая грустная и красивая история! — В глазах Людочки стояли слезы. — Как в романе!
- Наша жизнь порой сильнее романов закручивает! — успела сказать я и включила электрическую плитку, чтобы подогреть жаркое, которое уже начало остывать.
В это время внезапно потух свет. На улице уже было темно, поэтому наша кухня-коридор в одно мгновение превратилась в темную глубокую яму.
- Вот это подарочек! — воскликнула Елена. — К женскому дню!
- Ой! А я темноты боюсь ужасно! — тоненьким голосом запричитала Людочка.
Я почувствовала, что у меня закружилась голова, но промолчала.
- Спокойно! — К Елене вернулось самообладание. — Думаю, что просто выбило пробки. Мила плитку включила, вот напряжение и подскочило. Сейчас все исправим!
- Как мы это сделаем? — Я чувствовала, что темнота начинает давить мне на голову, поднимается тошнота.
- Я сейчас найду свечку и спички. Мы дотянемся до счетчика и включим кнопку предохранителя. Вот и все. Или мы не жены советских офицеров?!
- Да! — уверенно поддержала ее Людочка.
А мне вдруг в голову пришла неуместная мысль о том, что Людочка вообще пока не замужем.
Тем временем Елена на ощупь добралась до своей комнаты, и через несколько минут наше темное пространство осветил мерцающий огонек свечи.
- Вот! — В ее голосе слышалось торжество. — Да будет свет! Теперь давайте искать счетчик!
Мы принялись осматривать нашу кухню-коридор и вскоре обнаружили электрический счетчик недалеко от входной двери. Расположен он был достаточно высоко, почти под потолком.
- А как мы туда дотянемся? Стол же занят, — несмело осведомилась я.
- Тумбочку подвинем! — Елена была настроена решительно. — На! Держи! — и протянула мне свечу. Я взяла ее, а Елена с Людочкой начали освобождать тумбочку. На пол перекочевали и две электрические плитки, и новый магнитофон, а еще несколько пакетов с крупами и большой мешок с мукой, что хранились в тумбочке.
- Мила, ты главное свечку держи! Мы с Людочкой сейчас все сделаем! — Елена обрела уверенность и распоряжалась по-деловому четко.
Однако, когда тумбочка оказалась в нужном месте и Елена залезла на нее, до счетчика она так и не достала. Дом, в котором располагалось офицерское общежитие, был старой, еще «сталинской» постройки. Потолки высокие, а Елена — ниже среднего роста.
- Да! Дела. — Елена спустилась с тумбочки. — Что дальше делать будем?
- А давайте на тумбочку табуретку поставим, — предложила Людочка.
- Это идея! — обрадовалась Елена. — И вместо меня ты, Людочка, залезешь сюда. Ты ростом повыше, точно сможешь дотянуться до кнопки.
- Почему я? Я не смогу, — перепугалась Людочка.
- А кто? Милка беременная? Я же сказала: ты выше меня, ты достанешь… Я буду табуретку держать, чтобы ты не упала. А Мила свечку подержит…
…А часом раньше Леня вышел за ворота военного училища и направился в сторону центрального рынка. Он надеялся, что сможет там купить хоть какие-то цветы. Ведь он шел в гости, а я предупредила, что там будут, кроме меня, еще соседка Елена и Людочка — девушка, с которой я хочу его познакомить.
- А может, не надо? — спросил он меня с надеждой в голосе.
- Надо, Вася, надо! — отшутилась я, а потом тихо поинтересовалась: — От Ольги так ничего и нет?
- Ничего. Как сквозь землю провалилась. Если бы время позволяло, я бы ее нашел. Но ты же знаешь…
- Да, знаю. Человек в погонах сам себе не принадлежит. А с Людочкой познакомься. Она просто хороший, добрый человек. А там… как сложится.
Леня направился на рынок, потому что ребята рассказывали, что возле него, прямо на улице, перед 8 Марта всегда продают веточки мимоз, которые можно купить даже вечером.
Ему и правда повезло. Старушка в пуховом платке, что уже собиралась уходить, продала ему несколько веток желтых мимоз. Теперь можно было ехать в гости: у него на целые сутки была увольнительная. Он быстро пошел через сквер к автобусной остановке, увидев на дороге свет фар приближающегося автобуса. С транспортом было туговато, поэтому он решил поторопиться и побежал через дорогу.
Автобус шумно остановился, выпуская и впуская пассажиров. Леня еле успел перед закрывающейся дверью. С силой подался вперед и нечаянно толкнул девушку, что стояла, повернувшись к нему спиной. Она покачнулась и чуть не упала.
- Осторожнее! — недовольно заметила она.
- Извините! — Леня поднял глаза и замер. Этот взгляд бездонных любимых глаз, которому будущий советский офицер готов был сдаться без боя…
В это время Людочка залезла на тумбочку и сейчас пробовала встать еще и на табуретку. Это было достаточно трудно, учитывая сложную стратегическую обстановку. Во-первых, она боялась темноты, а заодно и высоты тоже. Во-вторых, свеча горела тускло и постоянно мигала и Людочке чудилось какое-то движение рядом, созданное игрой теней, что сильно пугало и мешало сосредоточиться. Полированная тумбочка была скользкой, стоять на ней было неудобно и страшно. А еще нужно было лезть выше и дотягиваться до какой-то кнопки в электрическом счетчике. У Людочки дрожали ноги и потели руки. Но она понимала, что больше некому. Елена действительно была существенно ниже ростом, а я — на седьмом месяце беременности. Поэтому, преодолевая страх, она полезла наверх.
Елена держала табуретку, я подняла свечу как можно выше, чтобы Людочка хоть что-то могла разглядеть и достать эту самую кнопку, от которой зависел весь наш дальнейший праздник. Людочка выпрямилась во весь рост и потянулась к кнопке. Я ничего не видела, только напряженные ноги девушки и сосредоточенное лицо Елены. Мы были собранны и действовали слаженно. Как настоящая команда. Еще бы! Ведь мы же жены советских офицеров! Хотя… пардон, кроме Людочки.
В это время за дверью послышался странный звук, но мы не обратили на него внимания, продолжая свое дело.
Как я уже сказала раньше, электрический счетчик был расположен прямо над входной дверью.
Что случилось дальше, я сначала не поняла, поскольку все события развивались очень стремительно. Кто-то попытался резко открыть дверь. Табуретка, на которой стояла Людочка, поехала по скользкой поверхности полированной тумбочки. Людочка начала падать. Рукой она задела свечу, которую держала я, и та потухла. Послышался грохот, крик и еще множество разных звуков неясного происхождения. Однако кнопку Людочка все-таки достала, поскольку уже в следующее мгновение загорелся свет.
Глаза не сразу привыкли к свету, и я какое-то время стояла зажмурившись.
Когда я наконец-то смогла открыть глаза, увидела странную картину. В центре кухни-коридора стоял капитан Володин. Его офицерская шинель была покрыта белым порошком, похожим на снег. Уже позже я поняла, что это была мука. Мешок, который вытащили из тумбочки и поставили на пол, сейчас валялся у его ног. На руках он держал перепуганную Людочку. Он был похож на средневекового викинга, храброго героя, который только что совершил подвиг. Рядом стояла Елена с табуреткой в руках. Она продолжала крепко сжимать ножки, не совсем понимая, что случилось.
Я стояла рядом с Еленой и высоко держала в руках потухшую свечу. А в дверях с большой охапкой мимоз стоял Леня. Но он был не один. Рядом с ним была девушка. Сначала она показалась мне незнакомой, но потом я вдруг вспомнила, что как минимум два раза уже ее видела. Первый раз — в библиотеке, когда ездила туда помогать Людочке писать курсовую. А второй раз — рядом с баром «Тройка». В компании капитана Володина.
От неожиданности я попятилась и задела ногой магнитофон, что тоже теперь стоял на полу.
«Я тебя никогда не увижу, но уже никогда не забуду», — зазвучало надрывно на всю кухню.
- А что здесь происходит? — вернул к действительности громкий командирский голос старшего лейтенанта Шульги. Он тоже появился в дверях. А за ним мой муж.
Не успели мы ему ответить, как следом появился Костин. Первой нашлась Елена. Она наконец-то оставила табуретку в покое, улыбнулась и мило сказала:
- Володин, поставьте уже Людочку на место! А вы, дамы и господа офицеры, проходите! Будем отмечать праздник! Стол накрыт!
…После Лениного звонка воспоминания всплывали снова и снова. Мы договорились, что он приедет в гости днем в три часа. У него были и другие дела в городе, у меня тоже была запланирована поездка по магазинам.
«Надо же. Сколько лет прошло, а все как вчера было?» — снова и снова вспоминала я давние события.
Вспомнила Костина. Я недавно видела его в городе. Он давным-давно уволился из армии и стал достаточно известным в городе бизнесменом. У него была большая фабрика по производству мебели и несколько магазинов. Обеспеченный, успешный человек. Но с личным все так и не сложилось. Слышала, что был он женат. Но с женой расстались давно, так и живет теперь один.
Я вспомнила, как Елена отчитывала его на нашей общей кухне.
- Балбес! — распекала она его. — Как был балбесом, так и остался! Не хочешь брать на себя ответственность, поэтому и не женишься!
- Что вы, Елена Премудрая! — отбивался он шутя. — Просто я не встретил такую женщину, как вы: добрую, верную и любящую…
От нахлынувших воспоминаний мне стало немножко грустно.
Вспомнилась Елена. Она мне была как мама, как старшая сестра. Учила, заботилась, наставляла. Где она сейчас? Как сложилась ее жизнь? Как Кира? Сколько же ей сейчас лет? Уже взрослая. Наверное, уже сама замужем и стала мамой. Надо же… Как бежит время! Елена уехала обратно на родину в девяносто шестом. После того, как майор Шульга геройски погиб в первую чеченскую кампанию. С тех пор никаких известий.
Снова предстал перед глазами тот вечер и празднование женского дня. Тогда мужа срочно вызвали в часть. Оказалось, там случилось чрезвычайное происшествие — самострел. Солдату, служившему в роте обеспечения, пришло из дома письмо о том, что его девушка выходит замуж за другого. У него был доступ к боевому оружию, и он решил свести счеты с жизнью. К счастью для всех, неудачно. Помню, муж рассказывал, что, когда он пришел в больницу, чтобы с ним поговорить, тот повторял только одно:
— Как же теперь жить после такого предательства?
Жаль, я не знаю, как сложилась дальше судьба этого солдата, но очень хочется верить в то, что он смог простить, забыть, отпустить. И начать жить заново. Найти смысл, силу и веру. Стать сильнее после того, как тот, кого ты так любил, оказался совсем другим. Не таким, каким казался еще вчера. И что такое вообще предательство? Можно ли его забыть, простить, принять?
А может, это просто возможность? Главное, увидеть ее и понять.
А я смогла? Не знаю. Иногда я думаю, что смогла. Многого добилась, многое поняла. Но время от времени мне кажется, что что-то очень важное, ценное и значимое ушло безвозвратно. Растворилось в тумане прошлого. Без права доступа. Что же это? Юность, наивность, доверие? Или что-то другое, более глубокое и личное?
Вспомнилась та посылка, которую принес солдат, и то, как Леня тогда смог уговорить моего мужа принять ее.
Что же он тогда сказал такого, что тот его услышал? То, что Стас и сам скоро станет отцом и у него родится сын.
Действительно, он очень ждал сына и был страшно рад, когда тот появился на свет. Так что же случилось? За все эти годы я так и не смогла найти ответ на вопрос: как и когда мы разрушили то, что когда-то с такой любовью создавали вдвоем.
Он пришел ровно в три часа, как и обещал. Сказывалась старая офицерская привычка — быть пунктуальным.
Спортивный, подтянутый, моложавый, одет дорого и со вкусом. Принес огромный букет розовых роз, французский коньяк и коробку шоколадных конфет ручной работы. Я старательно вглядывалась в его лицо, пыталась узнать, найти давно забытые черты молодого долговязого парня с короткой курсантской стрижкой и доверчивыми голубыми глазами. Передо мной был уверенный, красивый мужчина. Веселый, добродушный, но… незнакомый.
- Милочка, ты все такая же! Помнишь, я всегда раньше говорил, что тебе очень подходит твое имя — Мила, это значит милая. А ты и есть милая и красивая. Совсем не изменилась!
- Ладно врать-то! Не положено офицеру… м-м-м… российской армии, — улыбалась я.
- Нет, я давно уволился из армии. Работаю на государственной службе уже много лет. Но привычки, ты права, во многом остались офицерские.
- Ты тоже хорошо выглядишь, — попыталась я быть вежливой.
- Да ладно! — махнул он рукой. — Прошло все. Не вернуть. Годы. Знаешь, мне уже никогда не сыграть роль Ромео…
- А хочется? — Я смотрела с легкой улыбкой.
Он задумался всего на несколько секунд:
- Честно? Нет, не хочется. Мне моя жизнь нравится.
Потом мы пили чай и вспоминали прошлое. Как это обычно бывает у старых друзей. Пусть и не виделись мы долгие годы, но то пространство доверия, которое возникло много лет назад, оказалось живо до сих пор.
- А ты помнишь, как Стас нас подружками называл? — смеялся Леня.
- Конечно помню!
- А Восьмое марта, когда Людочка полетела с табуретки?
- Да, это был номер. Кстати… — Я включила мелодию своего телефона и зазвучало: «Я тебя никогда не увижу, но уже никогда не забуду…»
- О! Это же хит был в те времена. Времена нашей молодости. Моя Ольга до сих пор любит эту песню…
- Вы с Олей так вместе и прожили все эти годы?
- Да. В горе и в радости, — улыбнулся Леня. — Сына вырастили, дерево посадили, и не одно. Дом построили. И, конечно же, пуд соли вместе съели…
- А помнишь, как ты переживал, когда она из общежития пропала?
- Да, помню. А потом на Восьмое марта встретил ее в автобусе. Так с тех пор и не расстаемся.
- Любовь — великая вещь, — продолжила я.
- Да, наверное, не только любовь. Понимание, уважение, забота. Я всегда знал: в мире много красивых и достойных женщин. Но моя — только одна. А… вы? Почему вы со Стасом расстались? Или это слишком некорректный вопрос?
- Нормально, — ответила я. — А расстались, потому что должны были расстаться. Знаешь, я определила себе понятие — ресурс отношений. Когда между людьми возникают отношения, они всегда имеют какой-то потенциал. Иногда он маленький совсем. Как в поезде. Ехали вместе, познакомились, чай попили, пооткровенничали, а потом каждый вышел на своей станции. Бывает и по-другому: встречаются люди, чтобы вместе сделать что-то важное, создать что-то для общества. Идут вместе по жизни, работают, живут. А потом, когда задача выполнена, понимают — все, конец. А еще иногда, когда нам нужна помощь, наш вечный ангел-хранитель вселяется в какого-то человека. Такой человек приходит на помощь, поддерживает, защищает. А потом раз — и ангел уходит. Миссия выполнена. Вроде бы человек тот же, но в то же время совсем другой…
- У тебя целая философская теория на этот счет. А что случилось в вашем случае? Ангельских наклонностей у Стасика я никогда не замечал, — Леня попробовал смягчить щепетильность темы шуткой.
- Мы задачу общую исполнили, — сказала я таким тоном, что стало ясно: продолжать обсуждение дальше я не желаю.
- Да уж… — Леня все понял. — Кстати, мы с Олей недавно ездили в деревню к ее бабушке. Видели Володина с Людочкой. Он уже генерал. А Людочка так и работает в библиотеке, как и мечтала.
- А Ольга? Где работает твоя Ольга. Помнится, они с Людочкой учились вместе в университете на филфаке.
- Моя Оля работает женой, — важно ответил Леня.
Я улыбнулась и почему-то снова вспомнила тот далекий день, нашу кухню-коридор, накрытый к празднику стол и капитана Володина с Людочкой на руках. Вспомнила свое изумление, когда узнала в девушке, что пришла вместе с Леней, ту самую, которую видела в баре «Тройка» и приняла за невесту капитана Володина.
Оказывается, Олина мама была родом из той же деревни, что и капитан Володин. Более того, ее бабушка была соседкой Володиных. Когда Ольга поехала за Леней поступать в Тюмень, мама дала ей адрес земляка. Так, на всякий случай. Сначала Ольга адресом не воспользовалась. Но потом, когда она из общежития переехала на квартиру, когда Леня исчез без предупреждения, ей стало очень грустно и одиноко. Кроме того, со слов мамы она знала, что земляк тоже офицер и служит как раз в том самом училище, где учился ее любимый. Ольга долго думала, собиралась. Но ждать больше и жить в неизвестности она не могла. Поэтому решилась и поехала по указанному адресу. Удивительным оказался тот факт, что, когда она приехала в офицерское общежитие, ни я, ни Елена, ни Людочка ее не видели.
Володин был настоящим джентльменом. Он пригласил землячку в кино и в бар и пообещал помочь ей найти курсанта Кучера. Тогда я как раз и увидела их вместе.
А еще я вспомнила, что в тот день, когда Людочка буквально «прилетела ему в руки», до нас с Еленой наконец- то дошло — капитану Володину очень нравится наша Людочка. Он и раньше пытался за ней ухаживать, но очень неумело.
— Советский офицер должен думать о службе, о долге. А не об этих «сюси-пуси», — услышала я как наяву голос бывшего мужа. Он ответил мне так, когда я спросила его, почему Володин не переходил к решительным действиям. А он продолжал: — Да и гарантии у него никакой не было. Он бы раньше начал за ней ухаживать, а она бы взяла и отказала. Позорище. Поэтому ему нужно было убедиться и действовать наверняка. Ну и еще один немаловажный факт, про который ты забыла: Людмила — племянница нашего генерала. Один неверный шаг — и были бы неприятности…
Когда за Леней закрылась дверь, я долго стояла, глядя на огромную охапку роз, которые он принес. Было как-то тихо и радостно. Оттого, что сложилось именно так. Оттого, что нашла свой путь, сумела отделить важное от второстепенного. Пусть через потери и осознание, через разрушение и созидание, через правду и ложь. Потому что они идут в нашей жизни бок о бок. И порой нельзя их разделить. Хотя выбрать, как жить, можно всегда. И жить потом с этим выбором, создавая свое будущее таким, которого достоин.
Медленно подошла к зеркалу и подумала, что он, конечно же, слукавил, когда сказал, что я совсем не изменилась. Сеточка морщин под глазами и серебристые ниточки седины в волосах. Но если бы мне заново пришлось прожить свою жизнь, я бы ничего не стала в ней менять. Ничего!..
Вдруг снова зазвонил телефон.
«Я тебя никогда не забуду!» — зазвучало на всю квартиру.
- Милочка! Я забыл сказать. Приезжай к нам в гости. В любое время. И если вдруг нужно что-то в Москве или транзитом будешь ехать, звони. Всегда встречу, проведу, помогу!
- Спасибо, Леня, спасибо. И ты приезжай… — и нажала отбой.
Еще раз глянула в зеркало, улыбнулась.
Да. Что было, то прошло. Что-то действительно ушло безвозвратно. Как там сказал Леня: «Не сыграть больше Ромео». Верно. Позади осталось много ролей, которые мне так и не пришлось сыграть. Важно, что все-таки самую главную, самую нужную роль в своей жизни я смогла узнать. И не прошла мимо. А значит, и выбор сделала правильный.
Я вернулась в комнату и еще раз посмотрела на прекрасный букет:
«Дорогая моя молодость! — почему-то пришло в голову. — Я тебя никогда не забуду! Но уже никогда не увижу…»



Наваждение


Часть 1
Любаша
Любаша открыла дверь. В квартире было темно и тихо.
«Странно, — подумала она, — а где же Иван? Должен быть дома».
Но дома никого не было. В полутьме комнаты отражались размытые очертания дивана и стола, тишину нарушало только мерное тиканье кухонных часов.
Она сняла пальто и сапоги в прихожей, бросила все на пол, включила свет. Прошла по коридору, заглядывая в комнаты сыновей и в свою спальню. Она знала, что у Ивана была привычка спать вечером, а потом уходить на всю ночь. Но постели везде были заправлены, в квартире полный порядок. Обычно, когда Иван бывал дома, она находила его разбросанные вещи в самых разных уголках квартиры. Несмотря на то, что сыну недавно исполнилось двадцать четыре, он был крайне не организован в быту. Хотя бизнес вел строго и очень аккуратно. Дома же бросал вещи где попало, не любил убирать за собой и постоянно ругал младшего брата.
Любаша вздохнула. Она любила их одинаково. Своих мальчиков. Хотя они были такими разными…
Вернулась в прихожую, подняла с пола пальто, повесила в шкаф. Потом взяла сапоги и убрала их за дверь. И вдруг почувствовала облегчение и спокойствие.
«А все-таки хорошо дома. Как редко я бываю одна! Практически никогда».
Хотелось есть. Она открыла холодильник и поняла, что он почти пуст. На одной из полок лежали маринованные огурцы, банка рыбных консервов и кусок засохшего сыра. Больше там ничего не было. Она достала свои находки, поставила на стол. В хлебнице нашла небольшой кусок черствого хлеба.
«Хоть что-то. И то хорошо. Сейчас поем и лягу спать. Устала. Хорошо хоть Кеша у бабушки остался, иначе сейчас бы пришлось бежать в магазин и готовить сыну ужин. А так поем, в ванную и спать…»
Люба Вершинина была адвокатом. И не простым, а адвокатом по уголовным делам.
- Собачья у тебя работа! — часто сетовала мама.
- Зато позволяет мне жить безбедно! — парировала обычно Люба.
- Лучше бы ты замуж вышла за нормального человека, а не с бандитами и рецидивистами общалась, — продолжала вздыхать мама.
- Эти бандиты и рецидивисты, мамуль, тоже люди. Надо же кому-то их защищать.
- Да ну тебя! — Мама вздыхала и замолкала, потому что спорить с Любашей было бесполезно. Работу свою она любила и слушать ничего не хотела.
Люба, в девичестве Старцева, родилась и выросла в красивом большом городе на Урале — центре отечественного машиностроения. Ее отец всю жизнь проработал на заводе, производившем большегрузные автомобили. Мама после окончания института вышла замуж, родила подряд троих детей, а потом до самой пенсии работала на том же заводе, что и отец. В отделе кадров.
У Любы была старшая сестра Олеся и младший брат Тарас. Обычная советская семья. В школе училась хорошо, поэтому все были уверены, что она легко поступит в институт. Два последних года перед выпуском Люба тщательно готовилась: учила химию и биологию. Собиралась поступать в медицинский.
Что случилось потом, так никто и не понял. Но после окончания школы она внезапно вышла замуж, а вместо медицинского института поступила в университет на юридический. Хотя в одном все были правы — поступила она легко и сразу.
- Совсем девка спятила, — расстраивался отец, который не мог понять неожиданных Любиных поступков. — Хотела быть доктором, с Максимом дружила. А тут, бац! Как белены объелась! Дура! Набитая дура!
- Ну, может, любовь случилась внезапная. Бывает же такое, — защищала мама Любу, хотя и сама была в полном недоумении.
- Это она специально! — злилась Олеся. — У меня ведь свадьба скоро, вот она назло мне и сделала все это! Чтобы меня опередить!
Тарас только пожимал плечами: мол, бывает.
Что же касается самой Любы, то внезапность такого решения она объясняла сама себе очень просто. Это была обида. Та, которую невозможно ни простить, ни забыть. Сколько она себя помнила, ей очень нравился одноклассник по имени Максим. Они сидели за одной партой, вместе готовились в медицинский, гуляли, мечтали, ходили в кино, в парк и на каток. Любаша привыкла считать Максима своим. Она даже представить себе не могла, что когда-то в жизни наступит период, в котором Максима не будет. Нет. Наоборот. Она представляла его своим мужем, отцом общих детей, а еще — известным хирургом, вместе с которым она будет работать рядом всю жизнь. Возможно, это была первая юношеская любовь, привязанность или что-то другое, но Любаше казалось, что Максим всегда был, есть и будет в ее жизни. Это он мечтал о медицине, а ей хотелось быть рядом и делать все то, что нравится ему.
Однако порой жизнь вносит коррективы в наши судьбы и то, что еще вчера казалось решенным и понятным, вдруг превращается в замок из песка, смытый морскими волнами. Так случилось и с ней.
В один из дней, незадолго до вступительных экзаменов в институт, они должны были встретиться и вместе позаниматься, но Максим не пришел. Любаша ждала. Она пробовала пописать химические уравнения сама, но что-то не получалось, не клеилось. Ожидание сменилось беспокойством, беспокойство переросло в нетерпение, нетерпение заставило действовать.
«Может, что-то случилось. Или заболел. Почему не пришел?» — стучал в висках назойливый вопрос.
Дома не сиделось, поэтому она вышла на улицу и пошла дорогой, по которой обычно ходил Максим к своему дому. Путь проходил через старый парк, в последние годы заброшенный и поэтому заросший молодой порослью кустарника. Был теплый летний вечер, воздух наполнен ароматом цветов и свежестью. Только что прошел мелкий дождик и прибил пыль, поэтому идти было легко и приятно. Она шла по темной аллее, окруженной кленами, и думала о чем-то своем.
В какое-то мгновение ей показалось, что вокруг что- то начало происходить. Странное, необъяснимое. Воздух стал плотным, и ей приходилось прилагать усилия, чтобы двигаться вперед. А кленовая аллея оказалась и не аллеей вовсе, а длинным коридором большого величественного замка. Люба непроизвольно расправила плечи и почувствовала на них меховую накидку, а на голове — капюшон, в котором она пыталась спрятать свое лицо.
«Будь осторожной, Луиза. Это очень опытный враг, сильный и хитрый. Будь начеку!» — услышала она где-то рядом тихий голос. Она шла веред, не оборачиваясь, понимая, что голос обращен к ней.
Сумерки сгущались, и ей показалось, что в конце длинного коридора зажгли свечи или факелы.
«Нужно идти осторожно. Не позволять, чтобы меня заметили», — мелькнуло в голове. Она пошла медленнее, стараясь ступать почти бесшумно. Ей казалось, что она плывет по воздуху, который стал еще плотнее и гуще, то поднимаясь немного вверх, то опускаясь вниз. Как будто раскачивалась на качелях.
«Будь осторожна, Луиза!» — звучало в ее голове.
Вдруг она увидела, что впереди что-то зашевелилось, и еще больше замедлила шаг, а вскоре вовсе остановилась. Часы на городской башне пробили десять раз. Десять вечера.
Она замерла и заметила, как окружающая ее картинка начала стремительно меняться. Длинный коридор замка снова стал обычной кленовой аллеей, а из Луизы она превратилась в Любашу.
На одной из лавочек, что прятались в глубине зарослей, она увидела Максима вместе с их одноклассницей Таней. Парочка вдохновенно целовалась. Любашу они не видели, поскольку были всецело поглощены друг другом.
Несколько секунд она стояла неподвижно, а потом вдруг, как от резкого удара, отпрянула, развернулась и что есть силы побежала в сторону дома. Слезы текли по щекам и, срываясь от порывистых движений, падали на землю тяжелыми каплями, лицо стало мокрым. Тело начало трясти, а руки и ноги сразу стали холодными.
«Предатель! Подлый предатель! Никогда ни за что не прощу!» — больно стучало в висках.
Она бежала так стремительно, что ноги почти не касались земли, но она совсем не боялась упасть. На душе было настолько темно и больно, что она не замечала ничего вокруг.
Вдруг снова что-то начало меняться, и она поняла, что бежит по длинному коридору замка. Ноги путаются в длинном платье, капюшон, что скрывал ее лицо, сбился на спину.
«Предатель! Подлый изменщик! Ненавижу! Как же теперь жить? Как? И зачем? Я не хочу! Не хо-чу!»
«Стой, Луиза! Стой! Остановись!» — вдруг услышала мысленный приказ. Он прозвучал жестко и уверенно. Ослушаться она не посмела, поэтому остановилась.
«В мире много разных людей. Предательство и измена будут в твоей жизни не однажды. Важно не то, что сделал другой человек, а то, что делаешь и чувствуешь ты. У тебя есть цель, предназначение. Это предназначение ты обязана выполнить любой ценой. Ведь от этого зависит весь твой Путь. И не только твой. Успокойся, будь благоразумной и помни о главной цели. Не разменивайся на ежесекундные эмоции, Луиза. Учись прощать, принимать, обходить острые углы. И не останавливаться на своем Пути. Помни, если ты плачешь — ты слабая. Если ты остановилась — значит умерла. Двигайся. Действуй. Иди к своей цели. Но будь осторожна. И помни, главное испытание еще не наступило. Оно впереди. Жди его, но не останавливайся. Ни при каких обстоятельствах. Запомнила?»
- Запомнила, — проговорила она вслух и вдруг осознала, что снова стоит на темной аллее, обсаженной кленами.
«Что это было? — подумала она. — Странно так. И голос, и ощущение. Такое реальное! Невероятно. Наваждение какое-то!»
Она пошла дальше, продолжая находиться в этом странном состоянии. Однако немного успокоилась.
«Что там говорили мне? Что-то про путь, про какую- то цель. А еще о том, что главное испытание ждет впереди. Но ведь оно уже случилось, это испытание. Максим оказался предателем и подлецом! Я же верила ему! Любила его! А он!»
Слезы снова навернулись на глаза, но вдруг вспомнилось: «…не разменивайся на ежесекундные эмоции, Луиза. Помни, если ты плачешь — ты слабая. Если ты остановилась — значит умерла».
«Кстати, а почему Луиза? Меня ведь Любашей зовут», — подумала.
Продолжая идти дальше, она заметила, что тело стало легким и даже каким-то воздушным. Слезы высохли, и лицо немного стянуло. Испытывая от этого небольшой дискомфорт, она остановилась, зажмурила глаза и энергично потерла лицо руками.
- Какая красивая девушка и без охраны. — Люба убрала руки и открыла глаза, услышав приятный мужской голос с легкой ноткой иронии.
Перед ней стоял мужчина. Высокий, статный, красивый, одетый в милицейскую форму.
- Обидел кто? — снова спросил он, пока Люба соображала, что ему ответить. — Плачешь?
- Да… так… — Она не знала, что ему сказать.
- Давай-ка рассказывай. Не бойся, теперь тебя никто не тронет. И не обидит.
- Да… так… — повторила она и вдруг, сама того не ожидая, начала говорить: — Да! Обидел!
Слова торопились и застревали в горле, а она спешила рассказать совершенно незнакомому человеку о своих обидах и неожиданном предательстве. Казалось, каждое сказанное слово приносит ей облегчение и дарит защиту. Она рассказала ему все: и про медицинский институт, и про Максима, и про то, что только что увидела в парке.
Парень молча слушал. Потом, когда она закончила, подошел ближе и резко взял за руку.
- Ну, что ты, детка, расстроилась. Предателей в этой жизни хватает. Но это не повод для слез такой красивой девушки, как ты. Замуж хочешь? — вдруг спросил неожиданно.
- Все хотят, — обобщила Любаша.
- Так выходи за меня замуж! — Он подошел еще ближе.
- Как? — Она не поняла.
- Как, как! Обычно. Как замуж выходят? Девушка переезжает к мужу, вместе живут, детей рожают.
— Ты… шутишь?
- Нет. Ей-богу, нет. Ты красивая, умная. Вот только в медицинский поступать не нужно. Давай в юридический. Будет у нас, так сказать, династия. Может, адвокатом станешь или судьей. Так как? Согласна?
- На что согласна? — не поняла Любаша.
- Замуж за меня. Пойдешь?
- Ко-ко-гда? — начала заикаться она.
- А прямо завтра! У меня знакомые в ЗАГСе есть, нас распишут сразу, без проблем. Не нужно месяц ждать. Раз, два — и все готово. Зашли-вышли — и уже муж и жена. Ну как? Согласна?
«Глупость какая-то. Наваждение. Разве так в жизни бывает? Разве так предложение делают?» — мелькнуло в голове.
- Нет. Я не могу. Мои родители будут против. Да и вообще… Мне в институт поступать.
- Ерунда все. Родители привыкнут, в институт поступишь. Да еще и этому предателю отомстишь! Или слабо?
Последние слова были похожи на пощечину. Она вздрогнула, подняла на него глаза и твердо сказала:
- Согласна! Но тебе-то это зачем? Первый раз видишь и сразу замуж.
- А у меня времени нет для этих «сюси-пуси». Мне воров и рецидивистов ловить нужно и в тюрьму сажать. Поэтому от ухаживаний уволь. Да и зачем? Ты красивая и умная. Я тоже ничего. Будем вместе жить-поживать…
Так в ее жизни появился Гордей Егоров. Он был действительно хорошим следователем: хитрым, умным, любящим правду. Раскрывал самые запутанные преступления и вычислял самых ловких преступников. Начальство его ценило, друзья уважали, преступники боялись. Однако жить рядом с таким человеком оказалось ох как непросто.
Она поступила в юридический, как он и хотел. Старалась не перечить и подчиняться мужу, хотя иногда чувствовала, что он на самом деле переходит все границы. Иногда случайно, но чаще — умышленно. Да, Гордей был исключительно честным ментом. Он не брал взяток, а плюс еще и часть зарплаты отдавал своей одинокой матери. Любе он запрещал просить деньги у родственников, поэтому ей приходилось выживать, еле-еле сводя концы с концами. Временами он был злой. Очень злой и жестокий. В такие моменты лучше было не попадаться ему под руку. Однако Любаша терпела. Мужа она не любила. Уважала — да, боялась — конечно. Но не любила. Странным образом сделанный когда-то выбор не давал ей права просто все бросить и уйти. Поэтому она терпела. Столько, сколько могла. А это оказалось очень и очень долго. Терпела скандалы, злые слова, пьяные выходки, ночные отсутствия и размахивание оружием над головой.
Несмотря ни на что, старалась понять, принять, простить мужа и поддерживала его, как умела.
Родился сын Иван. Она какое-то время сидела дома, взяв академический отпуск в институте.
— Я же говорил, что не доведет до добра этот брак, — сердился отец. — Даже образование получить нормально не может. Такая хорошая девочка была, а потом вдруг как с цепи сорвалась… Не окончит Любка институт. Как пить дать не окончит!
Но она окончила. Более того, сдала экзамен и стала адвокатом по уголовным делам. Вышла на работу и постепенно, хоть и очень нескоро, создала себе репутацию хорошего адвоката. Стала зарабатывать приличные деньги. Гордея это невероятно злило, но она снова прощала и молчала. Вероятно, так уготовано было судьбой, но в один прекрасный день они с Гордеем оказались по разные стороны баррикад. И она победила. Стерпеть подобное мог кто угодно, только не он. Когда Люба вечером вернулась домой и увидела его лицо, поняла: нужно срочно принимать меры, иначе могут быть большие неприятности. К счастью, он, не глядя на нее, собрался и ушел из дома. Больше искушать судьбу она не решилась. На следующий день, пока муж был на работе, собрала сына, свой немногочисленный скарб и поехала к родителям.
- Ты чего приехала? — С этими словами отец вышел ей навстречу из кухни, где обычно вечерами читал газеты.
- Пап, я немного у вас поживу. Можно?
- А что так? Выгнал тебя твой мент? Прошла любовь, завяли помидоры? — Отец презрительно прищурился.
- Пап, не надо. Пожалуйста. Я очень устала. Я только до завтра останусь. Потом уйду.
Отец не успел ответить, в коридор вышла мама:
- Ладно, ладно. Проходи, дочка.
В ту ночь она долго не могла уснуть, а под утро провалилась в сон, как в пропасть. И приснилось ей, что она идет по лесу. Ночь, гроза, ветер. А она идет с небольшим узелком в руках и молит Бога, чтобы скорее получить кров. Вот в темноте она видит высокие стены монастыря, подходит к воротам. Ей открывает пожилая монашка:
- К кому?
- К сестре Терезе.
- Проходи.
Она заходит в монастырь и вдруг слышит тихий голос за спиной:
- Будь осторожна, Луиза. Твой враг коварен и хитер. Будь бдительной. Не позволяй себе расслабляться. Помни, главное твое испытание еще впереди.
- Куда же больше? — отвечает она голосу. — У меня отобрали все…
- У тебя невозможно отобрать твою душу и твое сердце. Порой самые большие приобретения и подарки в нашей жизни похожи на потери. И только со временем понимаешь, что иногда настоящая, большая удача — это не получить желаемого. Отличить желаемое от настоящего не каждому дано. Да и приходит настоящее не сразу. В него поверить нужно. Вот тогда оно к тебе придет и откроется.
— Проходите, мадам. — Монашка провожает ее в тесную келью. — Сейчас я позову сестру Терезу.
Любаша проснулась, села на кровати.
«Что за странный сон? Наваждение какое-то. Когда- то уже было подобное, кажется. Точно было! Как раз когда мы с Гордеем познакомились. Та же странная картинка, и Луиза, и голос… — Любаша задумалась. — А может, это знак? В прошлый раз это случилось как раз тогда, когда в моей жизни все изменилось. Я тогда тоже подумала, что это наваждение. Может, и в этот раз Луиза появляется, чтобы меня предупредить о чем-то, предостеречь? Или наоборот: показывает, что начинаются перемены?»
Придумать ответ она не смогла, зато прозвала новое явление своей жизни синдромом Луизы, или коротко — наваждением. И приняла для себя как аксиому: появляется Луиза — значит жди перемен. Понятно, что об этом она никогда и никому не рассказывала, поскольку у большинства ее знакомых такое откровение могло вызвать замешательство и желание отправить Любашу на обследование к психиатру на предмет раздвоения личности.
С тех пор прошло много лет.
Люба вздохнула и выловила из банки последнюю шпротину.
«Спать, спать, спать… Нужно хорошо отдохнуть, завтра сложный процесс».
Однако, вопреки своему намерению, спать она не легла. Сначала включила телевизор, но, не найдя там ничего интересного, выключила его и пошла к компьютеру.
«Только проверю почту и пойду спать», — дала она сама себе установку.
Открыв почту, просмотрела ряд деловых писем, затем увидела уведомление фейсбука о том, что там ее тоже ожидает сообщение.
«Странно, кто это мне написал?» — подумала Люба.
В социальных сетях она бывала редко, однако иногда писала там письма бывшим одноклассникам и однокурсникам.
Перешла по ссылке и открыла письмо. Оно было коротким: «Привет! Познакомимся?»
«Ерунда какая. Еще в интернете я не знакомилась!» — возмутилась она.
Однако интерес адвоката уже проснулся и она решила посмотреть на человека, который ей написал. Зашла на страницу своего адресата, прочитала вслух — Александр Франц, а затем открыла альбом с фотографиями. Их было всего две. На первой был изображен молодой человек за рулем машины, на второй — лицо крупным планом. Она рассматривала фотографии и вдруг почувствовала, как под ложечкой странно засосало. Плотный горячий комок поднялся в сердце и разорвался там на тысячу частиц, обжигая все тело изнутри и заливая горячим потоком голову, руки, ноги. Потом появились озноб и волна холодного пота. А затем снова обжигающий взрыв. Всматриваясь в его лицо, ее неотступно преследовала мысль, что этот человек ей знаком и даже занимает какое-то важное место в ее жизни. Но ведь она видит его впервые. Что за странное наваждение?
«О боже! Что со мной? — только и успела подумать, а пальцы уже сами писали ответ: — Привет. Давай».
Человек на другой стороне этого странного мостика, выстроенного интернетом, как будто ждал ее письма. Ответ пришел мгновенно.
«Отлично, давай знакомиться! Меня зовут Сашка. Мне 30 лет. Ищу человека, близкого по духу».
Это ее немного отрезвило, и она написала:
«Я — Любовь. Мне 43. Рада знакомству. Вряд ли я подойду на роль такого человека. Слишком мы разные. Разные поколения, разные интересы, разные взгляды на жизнь».
Его ответ ее обескуражил:
«Ой ли? Ты уверена в этом? А возраст не имеет никакого значения, когда встречаешь родную душу. Может, ты как раз та, кого я ищу?»
Люба опять почувствовала комок, поднимавшийся в груди.
«Что же это такое? Почему я так странно себя чувствую? Может, это действительно родная душа? Иначе как можно это все объяснить?»
Внезапно она почувствовала легкий запах костра, а голос за ее спиной сказал: «Будь осторожна, Луиза! Твой враг силен и хитер!»
«О-па! Начинается синдром Луизы, наваждение. Значит, действительно в мою жизнь стучатся перемены…»

Часть 2

Луиза, или Побочный эффект
Луиза де Плизе была единственной дочерью барона де Плизе. Отец очень ждал мальчика и невероятно расстроился, когда повитуха вышла из покоев, где рожала его жена Шарлотта, и торжественно объявила:
— Девочка!
Получив добрую порцию разочарования от этого известия, он не стал дожидаться, когда можно будет увидеть жену и новорожденную, а собрался и поехал в кабак. Там его ждала компания верных друзей, с которыми было выиграно не одно сражение, большая кружка старого хмельного вина и веселая Марсельеза, с которой он время от времени забывался.
Девочка словно чувствовала, что отец ее особо не любил: росла болезненной и скрытной. Мечты барона о сыне так и не стали реальностью. Во время вторых родов его жена Шарлотта скоропостижно умерла, не успев разрешиться от бремени. Младенец тоже погиб. И это опять была девочка.
Спустя год барон снова женился в надежде получить желанного наследника.
Его новая жена Сюзанна была красива, своенравна и достаточно жестока. Она с первого взгляда невзлюбила падчерицу и делала все, чтобы настроить мужа против Луизы. Отношение отца к дочери и без того прохладное стало вовсе безразличным и отстраненным. А иногда в присутствии Луизы он испытывал даже приступы неуправляемой ярости. В такие моменты его боялась даже Сюзанна. Поэтому, когда муж приходил не в духе, она говорила падчерице:
— Уйди с глаз! Не раздражай его!
И Луиза уходила. Спешила на скотный двор, где пряталась в стоге сена. Сын кухарки и конюха Поль приносил ей туда сыр и хлеб. И вообще, этот мальчик был, пожалуй, единственным человеком на свете, который заботился о ней. Она чувствовала его искренность и преданность. И любила его всем своим маленьким сердцем.
Отца своего она ненавидела, на мать обижалась за то, что та умерла так рано, мачеху готова была убить. Нет, она не была жертвой отцовского произвола. Скорее наоборот, поскольку характер у нее как раз был отцовский — боевой и азартный.
Через год после женитьбы на Сюзанне у барона де Плизе снова родилась дочь, а через два — близнецы. Тоже девочки. Однако эпидемия скарлатины, которая прошлась по селению, забрала с собой все три маленькие жизни, а заодно и их мать — Сюзанну де Плизе.
Луизе самой чудом удалось избежать смерти. Поскольку она часто была предоставлена самой себе, то временами выходила за пределы замка искать себе занятия. Однажды она случайно встретила старика, который шел по дороге. Увидев Луизу, он остановился и позвал ее за собой.
- Я знаю, ты умная. Ты сможешь понять то, что я тебе расскажу. А мне нужен кто-то, кто сохранит мои знания. Я уже стар и скоро умру. Но я успею тебя научить.
Так в жизни Луизы появился Соломон. Кто он и откуда, она не знала, да и не спрашивала. Просто иногда тихонько сбегала из дома и проводила в лачуге Соломона целые дни. Она никому об этом не рассказывала. Только Полю.
- Кто он, Луиза? — спрашивал Поль.
- Я не знаю, — отвечала она. — Он точно может получать золото из любого металла, а может и снадобье сварить волшебное, которое хвори разные лечит. И травы знает, и заговоры всякие.
- Колдун, — вздыхал Поль. — Будь осторожна с ним, Луиза!
- Не волнуйся! Я все примечаю и в обиду себя не дам.
- Смотри, чтоб не узнал кто. А то с колдунами да ведьмами у нас разговор короткий.
- Не узнает никто! — твердила Луиза.
Когда началась эпидемия скарлатины, Соломон сварил какое-то зелье и заставил Луизу его выпить.
- Теперь не заболеешь, — твердо сказал он.
- А… можно я Поля тоже приведу? Чтобы и он не заболел?
- Кто такой Поль?
- Это мой друг надежный, — ответила Луиза.
- Ну, коль надежный… Веди!
И действительно, и Луизу, и Поля эпидемия, которая унесла много жизней, обошла стороной.
Третья попытка барона де Плизе получить наследника снова была неудачной.
Его третья жена, Анна-Мария, вообще оказалась бесплодной. Она была добрым человеком. Луизу жалела и защищала, но вскоре сама оказалась под ударом. Под нажимом жестокого мужа она приняла решение уйти в монастырь и стать монашкой. Это была еще одна потеря для Луизы, поскольку Анна-Мария стала ей скорее доброй подругой, но не мачехой.
Жениться еще раз барону не удалось. Как-то ночью он возвращался пьяный домой, в темноте упал в канаву, где и захлебнулся нечистотами. Унизительная смерть для вельможного господина. Поэтому пустили слух, что барона убили подлые недоброжелатели, поджидающие его темной ночью.
В возрасте пятнадцати лет Луиза де Плизе вдруг неожиданно для всех стала очень привлекательной девушкой и завидной невестой. Во-первых, она оказалась наследницей приличного состояния, принадлежащего семейству де Плизе, а во-вторых, из болезненного худого ребенка превратилась в молодую и удивительно красивую девушку. У нее появилось множество кавалеров, которые наперебой предлагали ей руку и сердце. Но она действительно не понимала, что ей нужно делать. На всей земле у нее были только два человека, которых она по-настоящему любила, — Анна-Мария, которая теперь стала сестрой Терезой, и друг детства Поль.
Нет, был еще Соломон. Он был уже очень стар, по- прежнему жил в своей лачуге, но, как и раньше, всегда радовался ее приходу. Он продолжал ее учить, но никогда ничего о себе не рассказывал, не любил отвечать на вопросы, кто он такой и откуда. Лишь однажды он случайно проговорился:
- Это было давно, лет сто назад. Я тогда жил…
- Что? — не поняла Луиза. — Ты жил так давно? Как такое может быть?
Соломон прищурился хитро-хитро, а потом произнес:
- Ошибся я. Конечно не жил. Другое хотел сказать.
Однако те знания, которые он давал Луизе, были порой так странны и необъяснимы, что, наверное, если бы Соломон сказал, что жил в будущем, она бы непременно ему поверила.
- Сегодня я покажу тебе один ритуал, — сказал ей Соломон однажды. — Он очень сильный. Его нужно выполнять предельно четко, иначе могут быть разные последствия. Применяй его редко и только тогда, когда действительно тебе или тем, кого ты любишь, грозит большая опасность. Часто не делай, иначе результат может быть непредсказуемым. И еще запомни — то, что ты будешь испытывать во время проведения ритуала или сразу после него, материализуется.
Луиза все впитывала как губка. Она действительно была хорошей ученицей. А скоро как раз и настал момент, когда она испытала силу волшебного ритуала.
Дело в том, что у барона де Плизе был младший брат, которому по завещанию почти ничего не досталось из наследства. Он был женат и имел трех сыновей. Теперь, когда владелицей родового замка стала его племянница, у него появилась реальная возможность все прибрать к своим рукам. Замысел состоял в том, чтобы Луиза вышла замуж за своего кузена Жака, старшего из трех сыновей дяди.
Когда ей впервые сказали об этом, она только рассмеялась. Вспомнила Жака, большого рыжего толстяка, который и на лошади-то толком сидеть не умел, и отмахнулась. Ну, какой из него муж!
Она не понимала, что все это слишком серьезно, до тех пор, пока однажды Жак не зажал ее в угол в одном из замковых переходов.
- Отпусти! Сейчас же отпусти! — кричала она.
Но он только сопел, придавив ее толстым большим телом. А еще от него очень плохо пахло. Он никогда не мылся и пил много вина.
- Отпусти! Я буду звать на помощь!
- Не дерись! Ты же почти моя жена! Давай прямо сейчас позабавимся! — И она почувствовала, как его толстая потная рука залезла ей под платье.
- Отпусти! Сейчас же!
Но он продолжал делать свое дело, совсем не обращая внимания на ее вопли. И тогда она, собрав все свои силы, двинула его ногой прямо в пах. Он взвыл словно раненое животное и ослабил хватку. Этого было достаточно, чтобы Луиза выскользнула из его рук.
- Ну, подожди! — кричал он ей вслед. — После свадьбы я тебе покажу!
- А не будет никакой свадьбы! — тихо, но решительно сказала она.
Поздно вечером она надела меховую накидку и побежала в лес, на берег озера. Там она впервые совершила ритуал Соломона. Тот самый, который можно было применять очень редко и только для защиты. А когда она возвращалась обратно в замок, с ней приключилась очень странная вещь. В какой-то момент ей показалось, что она бежит не по коридору замка, а по тенистой аллее в лесу или парке. Она прикрывает свое лицо, чтобы случайно никто ее не смог узнать. И вдруг видит в темном углу аллеи лавочку, на которой целуются двое. Парень и девушка. Они чудно одеты и вообще все вокруг очень необычное. А потом она слышит голос Соломона: «Будь осторожной, Луиза! Это очень опытный враг, сильный и хитрый. Будь начеку!»
«Луиза? Но ведь мое имя Любаша», — вдруг всплывает в голове.
Уже через секунду удивительное состояние рассеялось, и она вновь очутилась в одном из коридоров замка.
«Нужно сходить к Соломону и спросить, что это значит. Кто такая Любаша? И почему я назвала себя этим именем?»
Но прийти она смогла только через неделю. На следующий день она узнала, что ее любезный кузен и будущий муж скоропостижно скончался во сне. Эта новость принесла Луизе облегчение, поскольку ненавистное бракосочетание теперь отменялось.
- Ты сделала ритуал? — Такими словами встретил ее Соломон.
- У меня не было другого выхода.
- Ты уверена?
- Уверена. И я не знала, что результат будет таким.
- Но я же предупреждал, что это очень мощный ритуал и делать его можно только в исключительных случаях.
- Это был исключительный случай.
- Хорошо. Я тебе верю. Расскажи, как он прошел. Я должен знать все.
Луиза рассказала. Начала с момента, когда Жак остановил ее в темном коридоре, и закончила странным видением, что случилось с ней после обряда. Именно эта часть ее рассказа заинтересовала Соломона больше всего.
- Скажи, Соломон, что это было? Кто такая Любаша? И что это за парень с девушкой в аллее?
- Полагаю, что Любаша — это ты… Только много-много лет спустя. В будущем.
- Как так? Мы живем, умираем, и наша душа попадает либо в ад, либо в рай. Так сказано в Библии.
- А если предположить, что все иначе? Душа возвращается на землю снова и снова.
- Много раз?
- Именно так.
- А зачем она это делает? Ведь во многих жизнях можно нагрешить гораздо больше, чем в одной.
- И исправить сделанное тоже легче, если у тебя времени больше. Вот что я тебе скажу, Луиза. И в одной жизни можно дров наломать столько, что в десяти последующих эти ошибки не исправишь. А если жить праведно? Делать добро, учить людей, помогать им… Разве плохо, если у тебя жизней много?
- Не знаю, учитель. Но мне страшно оттого, что вы говорите. Неужели это так? Кто эта Любаша? Она меня помнит?
- Нет. Конечно не помнит. Но, видимо, при выполнении ритуала ты создала сильный временной вихрь, вот он и открыл тебе коридор в будущее. Так что с Любашей ты можешь поздороваться.
- Ты говорил мне что-то про врага. То, что враг у меня коварен и силен. Кого ты имел в виду?
- Я не могу тебе сказать. Еще не время. Не торопись. Но будь готова принять любой вызов жизни. А теперь иди, тебе пора.
- До свидания, учитель.
Соломон подошел, порывисто обнял ее и резко отвернулся:
- Удачи, Луиза! Прощай!
Это была их последняя встреча. Когда через несколько дней Луиза пришла в лачугу Соломона, она увидела, что там все перевернуто вверх дном, а самого хозяина нет. Уже собираясь уходить, она заметила на полу небольшой свиток, который закатился за ножку стола. Подняла, развернула и прочитала. Сверху было написано: «Графу Сен-Жермену».
«Странно, — подумала она. — Что это письмо, адресованное какому-то графу, делает в лачуге Соломона? Может, они знакомы?»
«Любой металл можно превратить в золото. В обмен на золото можно купить все. Но не талант.
Любого человека можно подчинить. Сделать покорным и послушным. Но заставить насильно полюбить нельзя.
Время испепеляет все: талант, любовь, тело. Но не душу.
Время уходит, сжигая себя. Остается Вечность».
Луиза прочитала странное послание несколько раз, но так ничего и не поняла. Подумала:
«Пожалуй, я заберу это с собой, а потом отдам учителю при встрече. Где он сам и почему здесь такой беспорядок?»
Так она размышляла, когда услышала шум на улице, и быстро спряталась под кучу тряпья, валяющегося в углу.
В жилище Соломона вошли два человека. Они громко разговаривали, по их речи можно было понять, что это простолюдины.
- Колдун сбежал, — говорил первый. — Можно золото поискать здесь. Говорят, он добывал его из любого металла.
- Не нужно мне золото бесовское! Нас сюда зачем прислали? Дом поджечь. Будем поджигать.
- Ну, Жан, давай поищем! Мы же никому не скажем. И про то, что золото бесовское, тоже никто не узнает. А дом подожжем потом. Вдруг тут золота много.
- Тут уже искал кто-то. Видишь, все перевернуто в лачуге.
- А вон там дверь, смотри. Давай посмотрим, что там, в подвале.
Второй вздохнул и милостиво разрешил:
- Ладно, только быстро. И будем дом колдуна жечь!
Луиза услышала удаляющиеся шаги и скрип. Осторожно вылезла из своего укрытия и на цыпочках пошла к двери. А когда оказалась на улице, стремительно побежала в сторону дома.
«Нужно Полю все рассказать!» — подумала она и завернула на конюшню, где Поль работал вместе с отцом.

* * *

…Любаша лежала и смотрела в темноту. Сон никак не шел. Повернулась на правый бок, потом на левый. По- прежнему не спалось. Села на кровати.
«Выспаться нужно, а не спится, как назло! Еще Сашка этот…»
В чем виноват ее новый виртуальный знакомый, она объяснить не могла, однако встала и снова включила компьютер. Что-то притягивало, будоражило, цепляло.
«Наваждение какое-то!» — подумала она.
Посмотрела на часы: 02:05. Вспомнила, как мама говорила, что после полуночи и до рассвета на землю приходит дьявол, чтобы искушать людей.
Улыбнулась в темноте:
«Точно! Права мама была! Дьявол-искуситель, вот он кто!»
Но села поближе к компьютеру и снова зашла на свою страницу.
Он написал сразу же, как будто наблюдал за ней:
«Не спится, красавица?»
«Не спится», — ответила она.
«Поговорим?»
«Давай».
«Пиши номер».
«Сейчас».
И уже через несколько мгновений она услышала телефонный звонок. Ответила:
- Алло!
- Привет, красавица. Это я. Твой Сашка.
Голос проникал в ее тело и наполнял каждую клеточку. У Любаши закружилась голова, а сердце отчаянно забилось. Было в этом совсем чужом голосе что-то такое родное, близкое и знакомое, что она даже зажмурила в темноте глаза.
«Еще не хватало такой напасти! Стою над пропастью и готовлюсь совершить очередную глупость. Какую? Пока не знаю. Но точно это будет глупость. Еще бы… Кажется, я пропала», — только и успела подумать.
Тогда, после расставания с Гордеем, она дала себе слово — никакой спонтанности.
- Отношения — это вещь серьезная, — любила повторять мама. — Вот видишь, что ничего путного не вышло из твоего скоропалительного замужества! Потому что к браку нужно подходить уважительно. И мужа выбирать солидного, богатого. А не такого, как этот твой остолоп в погонах.
- Мамуль, во-первых, Гордей не остолоп. И вообще, он отец твоего внука. А во-вторых, где я тебе найду богатого? Они все женаты давно.
- А ты искала? Сначала Максим мозги пудрил, а потом замуж быстро выскочила. Вот послушалась бы родителей…
Упоминание о Максиме почему-то принесло ей неожиданную боль, и она поняла, что обида до сих пор жива. Поэтому решила прекратить разговор и больше не говорить на эту тему.
- В следующий раз обязательно послушаюсь, — улыбалась она.
Но это было неправдой — никого слушать она не собиралась. Однако волею судьбы вторым ее мужем стал, по мнению родителей, человек подходящий и порядочный.
Георгий был достаточно успешным бизнесменом. Невысокого роста, лысый, с круглым пивным брюшком. Он мало напоминал принца из девичьих грез. Зато был обходителен, ненавязчив и, главное, постоянен. Познакомились они, когда он пришел к ней, как к адвокату, на консультацию. У него были какие-то «разборки» с бывшими партнерами.
Сначала он пригласил ее в театр, потом в ресторан. Затем стал заезжать регулярно, приглашая на обеды и ужины. Через месяц знакомства он привел ее к себе домой и познакомил со своими близкими: мамой и сестрой. И наконец, напросился в гости к ее родителям и официально сделал предложение.
Это была его вторая попытка построить личное счастье. Первая семья Георгия распалась. Его жена вышла замуж за иностранца и вместе с сыном уехала в Германию. Почему так вышло, Георгий не любил рассказывать. И вообще, все, что касалось его прошлого, Георгий трогать не разрешал:
- У каждого в шкафу есть свои скелеты. Вот пусть они там и остаются. Нечего доставать их на свет божий и трясти пылью. Это никого не сделает счастливым. А вот навредить однозначно может.
Мама была в восторге:
- Вот это мужчина! Мечта! Даже не думай! Выходи за него. За таким всю жизнь будешь как за каменной стеной!
- Но… понимаешь, мам, не торкает он меня как-то… Что есть он рядом, что нет. Без разницы. Совсем никаких эмоций.
- Хватит! Уже один раз торкнуло! Вон теперь растет безотцовщина. Пора начать головой думать, а не другим местом! Дурой будешь, если такую партию упустишь!
Любаша вздохнула:
— Да уж.
И не упустила. Вскоре она переехала жить к Георгию, а через год родился Кеша. И за это она была благодарна мужу. Однако не он, а именно сын стал для нее самым любимым и родным существом.
Через пять месяцев после рождения Кеши она собрала вещи и ушла от Георгия. В никуда, на съемную квартиру.
- Дура! Набитая дура! — плакала мама. — Что же ты наделала? Двое детей, мужа нет… Вы на нее посмотрите! Видите ли, не торкает ее! Тьфу!
Любаша молчала и не спорила. Она понимала, что, наверное, мама права. Но от этой правды ей было ни жарко ни холодно. Именно поэтому она и решилась уйти от обременительных отношений с человеком, которого не любила… А «скелет в шкафу» оказался банальным, но неприятным: у Георгия все это время была еще одна семья, в которой росла дочь.

* * *

— …Поль! Поль! — Луиза забежала на конюшню. — Где ты, Поль?
Неожиданно кто-то схватил ее сзади и набросил на голову мешок. Сильные руки скрутили ее и куда-то потащили. Луиза пыталась кричать, но ее уже никто не услышал…

Часть 3
Сашка

Сашка Франц родился в удачной семье. Знаете, так бывает, когда папа — руководитель нефтяной компании, а мама — известный журналист.
С самого детства у него было все самое лучшее. Сначала он ходил в частный элитный садик, потом в такую же элитную гимназию. С ними жила нянька по имени Василиса, или тетя Вася, как называл ее Сашка. Она так любила и опекала «своего Шурика», что, даже когда тому исполнилось восемнадцать, продолжала завязывать ему шнурки.
Кроме Сашки в семье были две старшие девочки — Полина и Арина. Конечно, их тоже любили. Но Сашка был ненаглядным и долгожданным сыном.
Если честно, его действительно нельзя было не любить, потому что был он светлым, радостным и очень милым. Знаете, есть такая особая категория людей, которые могут обаять других, даже не открыв рот. Именно таким был и Сашка Франц. В школе был всеобщим любимчиком всего женского состава учебного учреждения, включая учениц, учителей, техничек и даже поварихи. Однако ни с кем не встречался и не заводил романтических отношений, хотя друзей, вернее подружек, у него было много. Каждая из них втайне мечтала о том, что однажды Сашка признается ей в любви, но эти мечты так и оставались мечтами. Он никого не выделял, был со всеми вежлив, учтив, доброжелателен и галантен. Потом, правда, кто-то пустил по школе сплетню, что, мол, не интересуют его девочки вообще. Наверное, от обиды или неразделенной любви. Но сплетня не прижилась, поскольку никто ее особо поддерживать не стал. Да и не хотелось верить в то, что ни у кого из девочек шансов нет. Поэтому немного поболтали и затихли.
После окончания школы Сашка уехал учиться в Англию, потому что так решил папа. Сестры тоже учились там. И все бы, наверное, в его судьбе сложилось самым наилучшим образом, если бы не трагический случай, который полностью изменил его жизнь…
Что-то случилось на работе у отца. Что именно, никто не знал, а он сам никому ничего не рассказывал. Только пришел домой расстроенный, ужинать не стал, а ушел в кабинет и там закрылся. Когда утром отец не вышел к завтраку, тетя Вася стала стучать ему в дверь, но он не открывал. Дверь взломали и обнаружили уже совсем холодное тело. Отец умер во сне от обширного инфаркта.
И «великая империя бизнеса», построенная им так грамотно, вдруг осталась без руководителя. Сначала мама пыталась взять дело в свои руки. Но оказалось, что быть хорошим журналистом и быть хорошим руководителем нефтяной фирмы — совсем разные вещи.
Муж Полины, тоже преуспевающий бизнесмен, предложил маме свои услуги. Но она, понимая, что, передав зятю бразды правления, потеряет все, отказалась. Арина сама захотела попробовать поруководить. Но быстро поняла, что в нефтяном бизнесе она совсем ничего не смыслит. Компания начала нести убытки и очень скоро оказалась на грани банкротства.
Когда Сашка вернулся из Англии, семейному бизнесу уже практически пришел конец. Он попытался его спасти. Как мог и умел. В результате… оказался в тюрьме из- за экономических преступлений, связанных с неуплатой налогов и выводом денег из фирмы.
- Да. Это правда! — твердо сказал он на суде. — Хотел спасти бизнес отца. Если бы дела наладились, мы снова начали бы исправно платить налоги.
Адвокат укоризненно качал головой: мол, наломал дров, парень. Но дело, увы, было сделано.
После вынесения приговора его поместили в камеру, а семья подала аппеляционную жалобу. Однако, пока жалоба пошла в высшие инстанции, Сашка должен был находиться в заключении.
Первые дни в тюрьме были поистине адскими. Но Сашка очень быстро понял, что и здесь нужно приспосабливаться. Его способность располагать к себе людей и умение нравиться пригодились и тут. И очень скоро все «камерное начальство» стало ему покровительствовать.
Кроме того, Сашка был продвинутым пользователем, а у Костыля, главного в камере, был компьютер, которым тот и пользоваться толком не умел.
Сначала Сашка научил Костыля играть в игрушки, потом — пользоваться интернетом.
- А как бы мне бабу найти? — однажды спросил его Костыль.
- Зачем? — не понял Сашка.
- Ну как зачем? Письма ей писать буду.
- А-а-а… — Сашка улыбнулся. Он уже понял, что у многих заключенных поразительная жестокость уживалась вместе со слезливой сентиментальностью. — Это тебе нужно на сайте знакомств регистрироваться.
- Давай, регистрируй!
А потом Сашка от имени Костыля отвечал на письма всех женщин, которые тому писали.
Однажды Костыль сказал:
- А напиши-ка ей, чтобы денег мне на телефон бросила. — У Костыля был и телефон тоже. — Проверим, на что она готова…
И тогда в голову Сашке пришла идея. Он придумал занятие, которое не только развлекало его сокамерников, но и приносило хороший доход.
Ночью, когда все ложились спать, он брал компьютер Костыля, заходил в интернет и начинал искать. Он просматривал сайты знакомств, социальные сети, группы по интересам. Сашка находил там женщин обычно одиноких, но социально реализованных. Завязывал знакомство и начинал им писать. Практически всегда ему отвечали. Почему? Может, просто потому, что многие женщины так устали от одиночества и тоски, что даже видимость отношений давала им надежду. Начиналась активная переписка. А через какое-то время женщина становилась его заложницей. Он умело расставлял сети: просил прислать фотографии, восхищался, льстил и «лил» сладкую ложь в уши, которые так истосковались по теплым словам. Затем наступал «час икс»: Сашка рассказывал женщине о том, что находится в заключении, и ждал. Если «проглотила» и это, можно было переходить к более масштабным действиям. Он подключал и других сокамерников, которым эта игра очень нравилась. Сашка передавал им ту или иную свою виртуальную подружку, и ей начинали писать другие, но от его имени. Признания в любви сменялись угрозами, просьба прислать новую фотографию преображалась в требование пополнить телефон или карту деньгами, виртуальные поцелуи заканчивались заданием собрать посылку или прийти на свидание.
Удивительным было то, что практически всегда эта игра приносила результаты. Когда за дело бралась братва, начиналось жесткое принуждение и жертва выполняла все условия, которые ей ставили…
«Почему так? — размышлял Сашка. — Что это? Потребность быть униженной? Жертвенность? Преданность? Почему такое качество есть в русских женщинах? Удивительно! Ведь в Англии все совсем по-другому. Но ведь если сама женщина попадает в заключение, общество отвергает ее…»
Он вспомнил, что однажды видел передачу про женскую колонию. Там как раз говорили о том, что женщину, попавшую в тюрьму, мужья, как правило, бросают, на свидания никто не приходит и дома ждут разве что дети и родители, да и то не всегда.
«Интересно, почему? Женщина, которая сидела в тюрьме, — преступница, а мужчина — почти романтический герой. Откуда это? Возможно, с тех самых времен, когда в тюрьме оказывался сам цвет нации. Времена политических репрессий. Любой инакомыслящий считался политическим преступником. Но ведь и женщин тогда сажали так же часто, как и мужчин. А может, это какая-то особенность нашего народа?» — размышлял Сашка, однако продолжал делать свое дело.
Сашка был умным парнем и часто рассуждал о подобных вещах, однако делал это мысленно, а не вслух. Его сокамерникам ни к чему было знать, о чем он думает. Важно, что они уважали его, а главный в камере — Костыль — постоянно повторял:
— Академика не трогать! Он — голова.
Так у Сашки появилась кличка — Академик.
Ему разрешались такие вещи, которые другим заключенным даже не снились. И скоро у него даже появился свой собственный сотовый телефон. Но Сашка понимал: все это временно. И «тюремный рай» — это фикция, иллюзия. Нужно выходить отсюда, и как можно скорее.
«Потянуло на честность дурака, — вспоминал он судебный процесс. — Нужно было адвоката слушать, а не отсебятину пороть. Оно и понятно. Я же только из Англии приехал, совсем забыл законы России-матушки».
Однако все уже случилось. У Сашки хватало мудрости и хитрости тянуть тюремную лямку с наименьшими усилиями.
Однажды он решил «прогуляться» по фейсбуку, поискать подходящих женщин и там. У него был аккаунт, благодаря которому он общался со своими зарубежными друзьями.
«Нужно друзьям письма написать. Тем, с кем учился и жил в Англии», — подумал он.
Однако привычка взяла верх и вместо того, чтобы писать письма друзьям, стал просматривать женские профили. Сразу отбирал тех, кто, по его мнению, подходил под категорию «обрабатываемых».
«Так… пятьдесят лет, не замужем… директор страховой компании… Годится. Нужно будет развести эту тетеньку на фотки интимные. Точно пришлет. Сделает и пришлет. Видно по ней, что рисковая. А риска этого ей в жизни не хватает. Да и по внешности видно, что мужчины рядом нет. Слишком уж явно демонстрирует себя. Поэтому фотки она пришлет. И обязательно нужно сказать, чтобы на этих интимных фото лицо было хорошо видно. Так более пикантно будет. А потом пригрозить ей эти фотки выставить на обозрение всех друзей в фейсбуке. Сколько их там? Около пяти тысяч? Отлично. Наверное, и коллеги есть среди них, и клиенты. И ультиматум. Чтоб денег прислала. Тысяч пять долларов. Или больше? Можно и десять. Не обеднеет. А потом еще раз. И еще».
Он рассуждал, машинально листая, и просматривал фотографии женщин, выбирая будущих жертв. Холодно и расчетливо. Он не испытывал к ним неприязни. Как и симпатии тоже. Не испытывал и жалости или сострадания. Только холодное безразличие.
«Если ведутся, то, значит, так им и надо. Женщина добродетельная не вляпается в такую историю. А если ей «перчика» не хватает, так пусть кушает вдоволь. Полной ложкой. Заодно и урок получит платный. Хорошие уроки стоят дорого».
Вдруг его взгляд остановился на одном фото. На нем была изображена женщина с ребенком где-то на юге. Невысокая, полная и вся какая-то мягкая, улыбчивая. Светлые волосы, детские глаза, румяные щеки. Лицо похоже на свежее спелое яблоко.
«Стоп! А это у нас кто? — Вернулся, зашел на ее страницу и прочитал: — Любовь Вершинина. Адвокат по уголовным делам».
Еще раз посмотрел на фото. Ничего особенного. Женщина как женщина.
«Адвокат! Надо же. Может, поэтому и привлекла. Прикольно же адвоката развести на деньги!» — улыбнулся он. Потом посмотрел семейный статус. Разведена.
«Что и требовалось доказать! Моя тема!»
Вдруг внутри что-то зашевелилось. Как будто в голове его жил большой клубок змей, и он сейчас их разбудил. Было во взгляде этой незнакомой женщины-адвоката что-то такое, что поднимало внутри его тела волну напряжения или даже злости. Сашка ненавидел такое состояние. Беспокойство, перерастающее в легкую дрожь в солнечном сплетении. И противный сладковатый привкус во рту. Безнадежная попытка что-то вспомнить, которая снова закончилась ничем. Это состояние его невероятно злило.
«Ну что же, Люба, Любаша, Любонька… держись! Тебе достанется особая программа!»
Он выдохнул, вытер вспотевшие руки и написал: «Привет. Познакомимся?»
Состояние внутреннего напряжения не прошло, а наоборот, усилилось. Тело пробила волна озноба.
«Фу-ты, глупость какая! Почему колбасит-то так? Откуда? Никак не могу понять, при чем тут эта Люба? А может, это совпадение и все. Или все же из-за нее? Странно, ей-богу! Тьфу!»
Он рассердился сам на себя и выключил компьютер. Однако беспокойство нарастало, поэтому он завалился на свою кровать и попробовал уснуть. Уснуть не удавалось, тело продолжало сжиматься, хотя сознание расслабилось и мягко соскользнуло в полудрему. Он вдруг увидел странную картинку: старинная лаборатория со множеством различных колб, реторт, баночек. Что-то кипит и булькает, образуя огромное облако пара. Ему показалось, что он стоит в самом центре этой лаборатории и держит в руках какой-то свиток. Очень старый. Что написано на свитке, рассмотреть невозможно, но он понимает, что там что-то очень-очень важное. И ему нужно срочно прочитать текст. Сквозь пелену пара он видит, как открывается дверь и в комнату входит девушка в накидке с капюшоном. Он не видит ее лица, оно скрыто тенью капюшона. Только мягкий подбородок и чувственный изгиб губ…


* * *

— …Ведьма! На костер! — Луиза смотрела на лица своих палачей и понимала, что пощады не будет.
- Что ты можешь сказать в свое оправдание? — спросил, обращаясь к ней, толстый священник с узкими щелками-глазами и высоким женским голосом.
- Я ничего плохого не делала! — отвечала она.
- Ты ходила к колдуну. У тебя нашли его свиток. Это ты помогла ему бежать! Он тебя учил, и ты совершала страшные сатанинские ритуалы…
Она понимала, что доказывать что-то бесполезно. В толпе судей она увидела своего дядю, который давно претендовал на наследство, но не знал, как его получить. Он не сказал ни слова в ее защиту, наоборот, был главным обвинителем.
- Ведьма! — кричал он громче всех.
«Это его рук дело», — подумала Луиза и поняла, что это конец.
Приговор суда был единодушным — смерть. Она чувствовала, как затрясло все тело, однако, не показывая страха, подчинилась своим конвоирам и очень скоро оказалась в темном вонючем помещении с узкими бойницами вверху. Легла на ворох старой соломы и замерла.
Она не плакала, слез не было совсем. Наступила какая-то тянущая, парализующая пустота. Она лежала на ворохе старой соломы и смотрела в темноту.
«Учитель! Что мне делать? Ты дал мне много знаний, но что они значат на пороге смерти? Ничего… За что? Что плохого я сделала? Почему они так хотят моей смерти?»
- Ты не умрешь, Луиза! — вдруг услышала она тихий голос где-то рядом.
- Учитель! Ты здесь? В тюрьме?
- В тюрьме… Но я не могу тебе помочь.
- Они тоже тебя схватили?
- Нет, Луиза, нет. Однако не трать время, у тебя его мало. До рассвета всего несколько часов, потом они поведут тебя на казнь.
- Что же делать?
- Помнишь ритуал, которому я тебя учил?
- Помню. Это тот, который я сделала. Ну и… когда появился побочный эффект и какая-то Любаша.
- Верно. Она может тебя спасти.
- Кто?
- Любаша.
— Как?
- Нужно, чтобы она услышала тебя. Чтобы поверила, что она — это ты. И чтобы нашла свиток, который они потеряли.
- Как же она найдет его, если она так далеко? Совсем в другом времени…
- Не задавай глупых вопросов, Луиза! — Голос учителя стал строгим. — Действуй! Помни, у тебя мало времени!
В углу что-то зашуршало, и Луиза почувствовала рядом какое-то шевеление:
- Крысы! Учитель! Я безумно боюсь крыс!
- Не бойся! Они тебя не тронут. Действуй!
- Как? Что я должна сделать? Учитель! Скажи!
Однако ответа не последовало. В узкие бойницы пробивался свет полной луны, слышалось далекое фырканье лошадей и звук падающих капель воды. Больше ничего.
«Поль! — вдруг вспомнила Луиза. — Где ты, Поль? Помоги мне, Поль!»

* * *
…Сашка вздрогнул, очнулся и сел на кровати. Несколько минут сидел с закрытыми глазами, постепенно возвращаясь к реальности.
«Фу-ты! Приснится же всякая ерунда!»
Он окончательно проснулся и снова включил компьютер. Зашел на свою страничку, увидел, что от Любы пришел ответ.
«Попалась в сети, красавица ты моя ненаглядная!» — потер довольно руки. Улыбнулся в темноте и защелкал клавишами. А через несколько минут у него уже был номер ее телефона. Набрал номер, чувствуя близкую и легкую победу.
- Привет! Это я. Твой Сашка.
Начав разговор, он испытывал странные чувства: пойманная им азартная, захватывающая волна не только будоражила его тело и сознание, но и одновременно очень раздражала.
Голос на том конце провода был знакомым, приятным и почему-то очень родным. Вдруг возникло странное желание защитить, помочь. Хотелось обнять эту женщину, успокоить, сказать о том, что все будет хорошо, потому что он, Сашка, рядом. А еще научить, как справляться с проблемами, и рассказать что-то хорошее и смешное.
«Ерунда! Сентиментальным становлюсь. Как все зэки», — раздраженно подумал, однако это не сбило его с толку. Сашка продолжал свою игру.


* * *


…Поль не успел. Он издалека видел, как схватили Луизу, но сделать ничего не мог. Он подоспел к конюшне, когда там уже никого не было.
- Что делать? Что же делать? — От собственного бессилия на глаза наворачивались слезы. — Как мне ее спасти?
Он метался из стороны в сторону, не в силах остановить бурлящее чувство гнева и бессилия одновременно. Сначала побежал по дороге, по которой тащили Луизу, потом понял, что это ничего не даст. Нужно думать, как ее выручать. Повернул обратно. Вдруг немного в стороне от разъезженной колеи увидел свиток, видимо выроненный кем-то из преследователей Луизы. Нагнулся, поднял. Читать Поль не умел, поэтому свернул его поплотнее и спрятал под рубашку.
«В монастырь надо! Может, Тереза сможет помочь!» — вдруг вспомнил он последнюю мачеху Луизы, которая стала монашкой, и тут же, развернувшись, побежал в сторону леса, по направлению к монастырю, что виднелся из-за кромки черных деревьев.

* * *

…Любашин виртуальный роман развивался стремительно. Она не могла понять, что происходит и зачем она это делает. Как она, взрослая состоявшаяся женщина, известный адвокат, может часами разговаривать по телефону или переписываться по интернету. Однако уже через пару дней она поняла, что тянет ее к этому странному Сашке с невероятной силой. Было ощущение, что она заболела и у нее жар. Иногда пробовала «включить голову», но этого хватало ненадолго. И она выполняла все его просьбы и с нетерпением ждала нового общения.
Ее мама сразу поняла, что с Любашей что-то не так. Однажды вечером она отвела ее в сторону и спросила:
- Люба, что с тобой?
- Ничего. Все в порядке, мамочка.
- Ох, неправда. Знаю я тебя, ох как знаю. Как ты говорила? Торкнуло? Смотри, не наломай дров! У тебя двое детей! Помни об этом!
- Помню, мамочка! Все помню! — И бежала домой, с трепетом в сердце ожидая вечернего звонка Сашки…
- Ну как там новая мадама, Академик? Готова? — Костыль заглянул Сашке через плечо на экран компьютера. — Можно на толпу выводить?
Сашка от неожиданности вздрогнул:
- Ну… нет. Еще нужно время. Не готова она.
- Эй, Академик, не тяни резину. Ты с ней уже две недели болтаешь. Раньше все быстрее было. Давай, выводи! Или сам на нее залип? — и Костыль противно засмеялся.
Сашка почувствовал, что его пытаются загнать в угол:
- Не гони! Я ей еще даже не сказал, где я сейчас…
- Вот сегодня и скажи! Посылку нужно передать. Свои подставляться не будут, опасно. А мадама твоя — адвокат! Глядишь — пронесет. Ну а нет, так посидит! Вот мы сидим здесь, и она посидит! — Костыль снова противно засмеялся.
- Хорошо! Сегодня поговорю с ней. — Сашка еле сдержал волну гнева и бессилия одновременно. Хотелось встать и ударить Костыля прямо в морду. Однако он не стал перечить. Знал, бесполезно, да и себе дороже.
Что же происходило на самом деле? Неужели Сашку тоже очень увлекло это общение? Странно, но он чувствовал в Любе близкого по духу человека. Хорошо знакомого и родного.
«Сегодня придется открывать карты. Вот и проверим, насколько она готова что-то сделать для меня стоящее. Хотя до сих пор осечек не было. Компромата у меня предостаточно…»
От осознания того, что игра подходит к концу, появилось легкое разочарование, а одновременно с этим странная грусть. Как перед расставанием с близким человеком.
И если раньше он спокойно передавал сокамерникам очередную жертву, то сейчас почувствовал сопротивление собственного естества. Как будто он действительно предавал человека, который был его другом.
Однако изменить Сашка ничего не мог, потому как быть Академиком под патронажем Костыля гораздо приятнее, чем выносить парашу.
Поэтому он открыл компьютер и написал Любе короткое письмо:
«Привет! Пришло время поговорить серьезно. Я хочу рассказать тебе правду…»

Часть 4
Алхимия отношений

Любаша второй день ходила как в воду опущенная. Ей не хотелось ни есть, ни работать. Было огромное желание спрятаться от всего окружающего мира под одеялом и так сидеть долго-долго.
Было очень больно внутри. И еще как-то пусто и холодно.
- Мамочка, пойдем кушать! Я омлет приготовил, — звал ее Кеша.
- Нет, сыночек, не хочу.
- Мам, пойдем чаю попьем, — приглашал Иван.
- Нет. Лучше я полежу. — И отворачивалась к стене.
- Так я и знала! — сердилась мама. — Не иначе как опять дров наломала! Ну, Любка!
Люба ничего не отвечала. Она все пыталась понять, как она, опытный адвокат с огромным количеством судебных процессов за плечами, не поняла, что почти месяц общалась с заключенным. Хотя сам этот факт для нее ничего не значил: она много раз приходила в тюрьму на встречи со своими подопечными. На ее счету было уже много спасенных судеб, так как она умела в самом закоренелом преступнике найти хорошие, добрые черты. Однако в этот раз ей действительно «дали по носу». Удар был настолько болезненным, что оправиться она никак не могла. Также она понимала, что в руках ее нового знакомого было множество материала, с помощью которого ее можно шантажировать…
Еще ее подавляло то, что после признания Сашка начал вести себя очень странно. Он практически перестал ей звонить, сославшись на то, что у него сломался телефон. Письма же продолжал писать. Однако тон их постоянно менялся. Ласковые и нежные слова сменялись угрозами испортить ей репутацию, а потом вдруг становились сентиментально-слащавыми. А вчера после порции угроз последовало требование забрать в назначенном месте посылку и доставить ее в тюрьму.
Люба прекрасно знала, что при передаче посылки в тюрьме потребуют паспорт, а еще она напишет заявление, в котором поручится за то, что в посылке недозволенных вещей нет. И если при проверке обнаружится обратное, она будет нести ответственность по всей строгости закона. Все это она понимала. Однако другого выхода из этой ситуации не видела.
Это угнетало и мучило ее. И чем больше проходило времени и настойчивее становились требования, тем больше она склонялась к тому, чтобы уступить, сделать так, как хочет Сашка.
Здравый ум опытного адвоката останавливал. Однако страх, неуверенность и «неприкрытая спина» одинокой женщины толкали ее к опасной черте, перейдя которую она может потерять все.
— Любка, скажи, что ты натворила! — истерила мама. — Помни, у тебя двое детей!
— Помню, — вздыхала Люба. И действительно, толь- ко присутствие рядом сыновей позволяло ей «собирать себя в кучу».
Еще через три дня тон писем Сашки стал крайне требовательным и грубым. Она не могла больше сопротивляться. Спросила, где и когда забрать посылку, и получила четкие инструкции и номер телефона человека, который ее привезет.
Вечером Люба легла спать рано — нужно было хорошо отдохнуть. Завтра предстояло много дел.
«Будь что будет, — думала она. — Понимаю, что это очень опасно. Но ведь выхода нет. Дура я, дура! Но сейчас уже поздно, да и сделать ничего нельзя!»
Сон как назло не шел. Она вертелась из стороны в сторону и слушала тишину. Где-то на кухне тикали часы, в ванной из крана капала вода. Люба открыла глаза и пристально вгляделась в темноту.
Вдруг на какое-то мгновение ей показалось, что она находится совсем не в комнате, а в каменном каземате с узкими бойницами под потолком. Что-то зашуршало рядом.
«Крысы! Я очень боюсь крыс! — пронеслось в голове. И уже в следующее мгновение ее отрезвила мысль: — Господи! Какие крысы? Тринадцатый этаж, центр мегаполиса…»
Она заворочалась на кровати и замерла. Стало тихо. И снова в голову пришла странная мысль: «Скоро рассвет! Они поведут меня на казнь!»
Села в кровати, пощупала себя. Лицо, руки. Включила свет, оглядела комнату: все стоит на своих местах. Выключила свет, снова легла, закрыла глаза. И опять всем естеством почувствовала себя в темнице. Сквозь узкие бойницы пробивается тусклый свет полной луны, где- то слышно фырканье лошадей и звук капающей воды. Вдруг до нее дошло:
«Точно! Это же синдром Луизы начинается! Значит, будут в моей жизни перемены!»
На мгновение затихла, а потом вдруг неожиданно для самой себя позвала:
- Луиза! Ты здесь?
Ответ пришел сразу, просто родился в ее голове:
«Да! Как хорошо, что ты меня услышала! Спаси меня, Любаша. Они схватили меня и хотят казнить! Учитель сказал, что меня можешь спасти только ты!»
«Как? Что я могу сделать? Скажи! Я все сделаю!»
«Свиток! Нужно найти свиток! Так сказал учитель! И тогда я буду спасена».
«Какой свиток? Луиза! Какой свиток? Как он выглядит?»
Однако наваждение-видение исчезло так же внезапно, как и появилось, а Любаша снова оказалась в своей комнате на кровати. Она понимала, что заснуть теперь точно не сможет, поэтому встала, оделась и тихонько, чтобы не разбудить сыновей, пошла к входной двери.


* * *

«Почему? Почему моя жизнь и мое спасение зависят от Любаши? Учитель сказал, что она — это я. Разве так бывает? Захочет ли она меня спасать? И вообще, поняла ли она, что нужно сделать? Где искать этот свиток?» — Луиза пыталась оценить ситуацию, в которой оказалась. От этого умственного процесса стало немного легче. Голова была занята, поэтому было не так страшно. И хотя тело по-прежнему сводило судорогой от ожидания предстоящих ужасов казни, размышления помогали ей ощущать себя способной еще что-то исправить, попытаться найти какой-то выход.
В это время Поль стучал в ворота монастыря.
- Откройте! Пожалуйста! Беда! Беда!
Ему не приходило в голову, что сестры монастыря могут отказать ему в помощи. Но ведь Луиза ни в чем не виновата!
Ворота открылись, показалась черная фигура со свечой в руках:
- Что случилось? Какая беда?
- Они забрали ее! Убить хотят! Помогите!

* * *

Сашка Франц задумчиво смотрел в стену. Завтра все закончится. Она сама подпишет себе приговор. Сашка знал, что в посылке, которую должна передать Любаша, будут наркотики. Может, и повезет, конечно. И тогда Костыль продолжит игру от его имени и будет снова и снова заставлять ее выполнять его поручения. До тех пор, пока она либо не сорвется, либо не попадет в окончательную западню. От осознания этого факта Сашке почему-то стало тошно. Хотя у него был повод для хорошего настроения. Он узнал, что сестра Полина добилась пересмотра его дела и появился шанс, что скоро он выйдет на свободу. Однако игра с Любашей вышла за пределы его возможностей. От его имени ей писала вся камера. Так было и раньше с другими женщинами. Но именно в этот раз у Сашки почему-то возник протест. Ему хотелось написать Любаше правду, но он понимал: как только он откроет компьютер, его сразу же «засветят». Костыль чувствовал, что эта «новая мадама» интересует Академика. Поэтому компьютер ему теперь не давали.
Что испытывал Сашка? Ему было тошно и противно. Впервые за все время тюремного заключения он задумался о том, что испытывали женщины, которых он так жестоко разводил. Он не жалел их и совсем не сожалел о содеянном. Однако понял: все, конец. Он больше так действовать не может.
В это самое время Любаша вышла во двор, завела машину. Ей хотелось что-то делать, двигаться. Она вырулила со двора и медленно поехала по почти пустынной улице.
«Где искать этот свиток? Понятия не имею! Может, он продается где-то… — думала Любаша. — Тьфу! Где продается? Я здесь! Она там. Какой это век? Семнадцатый или восемнадцатый? Кажется, Франция. Что я знаю про этот период? Почти ничего. Алхимики пытались получить золото из любого металла. Золото, золото… Всегда людьми правила нажива. Эх! Но ведь талант не купишь, мастерство тоже».
Она вдруг вспомнила, как началась ее адвокатская карьера, свои первые дела, а также тот день, когда со своим первым мужем Гордеем пришлось вступить в схватку, защищая интересы клиента. Неожиданно вспомнила о Сашке.
«Я бы могла сделать так, чтобы его условно-досрочно освободили! Точно! Нужно написать ему, предложить подать дело на пересмотр!»
Увидела впереди светящуюся вывеску кафе — 24 часа. Припарковалась, вышла из машины. Люба вдруг почувствовала страшный голод, ведь последние несколько дней она почти совсем не ела.
Кафе было пустым и на удивление уютным. Большие часы, висевшие прямо возле входа, показывали три часа ночи.
«Как там мама говорила? Дьявол правит в это время? — Любаша впервые за последние несколько дней улыбнулась. — Вот он и искушает меня едой».
Официант был молодым и немного сонным, но очень вежливым. Он напомнил ей сына Ивана, и это немного улучшило ее настроение. Она заказала шашлык из курицы, большую тарелку салата и чашку кофе. Когда официант ушел, продолжила размышлять:
«Что я еще знаю про времена Луизы? Ничегошеньки! Хотя… кажется, граф Сен-Жермен жил в те времена. И он-то как раз был то ли колдуном, то ли алхимиком…»

* * *

- Будь осторожен, но торопись, — наставляла Поля сестра Тереза. — Помни, ты никому не должен говорить о том, что был здесь. Я буду молиться и просить Бога, чтобы он сохранил жизнь Луизе. Больше я ни тебе, ни ей помочь ничем не смогу. Это бутыль с вином. Напои этим вином конвоиров, они быстро уснут. Забери ключи и освободи Луизу. А затем бегите. Вот деньги, они пригодятся вам первое время. Я знаю, что вам будет трудно. Но имущество Луизе не вернуть. Титул и имя тоже. Да и разве это главное! У вас есть то, чего нет у многих-многих людей на земле. Любовь. Это поможет вам пройти все испытания вместе. Но сейчас поспеши. До рассвета осталось мало времени, потом они поведут ее на казнь.
- Спасибо. — Поль неуклюже пытался поклониться. В это время свиток, который он спрятал под рубаху, выпал прямо на пол.
- Что это? — спросила сестра Тереза.
- Не знаю. Нашел. Но я не умею читать. — Он поднял и протянул свиток ей. — Возьмите.
Сестра Тереза развернула свиток и прочитала. Ее лицо стало строгим. Она немного помолчала, а потом сказала:
- Да. Это ее спасет. Но торопись! До рассвета осталось мало времени.

* * *
Любаша с удовольствием ела салат. Она вдруг почувствовала себя живой, сильной, умной. Про то, что завтра нужно везти посылку в тюрьму, она не думала, как будто совсем забыла.
Думала о Луизе и никак не могла понять, чем она может ей помочь.
Почему-то вспомнился Георгий, отец Кеши. Вспомнила, как выходила за него замуж, как заставляла саму себя. Это была сделка, принуждение. Она пошла за него замуж только потому, что все вокруг убеждали — хорошая партия. Дура будешь, если упустишь!
«Да уж, воистину дура. Сколько лет понадобилось, чтобы понять. Можно себя заставить, можно другого принудить к чему-то. Но полюбить насильно нельзя». — Люба вздохнула и снова позвала официанта.
- Пирожное! Большое и вкусное, — улыбнулась она. — Порекомендуете что-нибудь?
- Да. «Наполеон». Очень вкусно. Я своей маме всегда беру, она говорит, что это напоминает ей вкус детства. Как делали пирожные во времена вашей молодости. — Официант резко осекся, понимая, что сказал что-то не то. — Извините.
- Ладно, не извиняйся. У меня сын твоего возраста, — Люба умышленно перешла на «ты», чтобы помочь парню сгладить оплошность.
Молодой человек облегченно выдохнул:
- Сейчас принесу!
«Вот тебе, Любаша, и напомнили о возрасте», — мелькнуло в голове. Стало немножко грустно, однако она отогнала эту грусть, как осеннюю муху, в сторону.
«А если я не стану передавать посылку? Сашка реально начнет мне вредить? У него хватит подлости использовать против меня все, что у него есть? И почему он так сильно изменился в общении? Я должна подумать…»
Официант принес кофе и пирожное, и она снова переключилась на еду.
«Да, конечно, так и есть. Мне уже много лет. Но я же имею право на счастье! Какая разница, сколько лет! В конце концов, в масштабах вечности мне еще очень мало. Придет время, и тело превратится в прах. И все то, что еще вчера было Любовью Вершининой, станет пылью и воспоминанием. И может, через пару столетий родится на земле кто-то, кто снова вернет мою душу на землю. Как в случае с Луизой. Ведь по всему выходит, что душа вечна. Но как же мне помочь Луизе? Время идет, а я по-прежнему не знаю, что делать. А себе? Как мне помочь и себе тоже?»
Сашка посмотрел на часы: 03:40. Все сокамерники дружно спали. Сашка тихонько встал, подошел в кровати Костыля и взял свой телефон, который лежал на тумбочке. Несколько дней назад у него отобрали и телефон тоже.
— Нашему Академику мадаму жалко! — ерничал Костыль. — Поэтому он пока поживет без связи. Пока у нас игра идет по-крупному!
Вернулся на свою кровать и быстро нашел номер Лю- баши в списке контактов.
«Люба! За посылкой не ходи. Это подстава. Удали свой аккаунт в фейсбуке, поменяй адрес почтового ящика и номер телефона. Это срочно. Никому не отвечай, если тебе будут писать или звонить от моего имени. На этот номер не пиши и не звони. Мое сообщение удали. Удали и номер телефона, который тебе дали для связи с почтальоном при передаче посылки. Очень надеюсь, что скоро покину эти стены. Спасибо тебе за общение. Держись. Поверь, ты достойна самого лучшего. Сашка Франц».
Он отправил сообщение, получил подтверждение о его доставке абоненту. Затем очистил базу телефона, удалив все полученные и отправленные сообщения. Тихо встал и вернул телефон на место…
Люба пила кофе, когда услышала, что телефон пикнул, извещая ее о новом сообщении. Она открыла его и прочитала. Несколько минут сидела, застыв, обдумывая прочитанное. В голове упорно вертелась фраза: «Нет ничего постоянного. Все переменно. Все изменяемо. Все проходяще. И только вечность существует всегда…»
«Вечность есть вечность… Она всегда есть. Потому что она вечная», — думала Люба, а на душе было горько и пусто, И вдруг почему-то вспомнилась обида. Та самая обида на Максима, который предал ее когда-то.
Молча расплатилась, оставив щедрые чаевые, надела пальто и пошла к выходу. Вышла на улицу и поежилась от свежего весеннего ветра. Светало. За горизонтом на востоке уже появилась розовая дымка, а небо окрасилось в невероятные, фантастические цвета.
«Уже утро…Луиза! Я так и не смогла тебе помочь! Как жаль!»
Подойдя к машине, она оглянулась и случайно зацепила взглядом вывеску кафе, из которого только что вышла. На ней был изображен мужчина с бородкой, в странной шляпе и со свитком в руках. А ниже красовалось светящееся название: кафе «Тайный свиток Сен- Жермена».
В этот момент Сашка почти полностью погрузился в предрассветный сон. Он чувствовал, как расслабилось тело, и впервые за много-много дней ему стало легко и свободно. Уже почти полностью окунувшись в марево небытия, он вдруг увидел странное помещение. Это видение уже однажды появлялось.
Он стоит с колбой в руках посередине большой старинной лаборатории. Он — великий алхимик, способный любой металл превратить в золото. Напротив: него девушка в меховой накидке. Она поднимает капюшон, и он видит ее лицо. Она очень похожа на Любашу, только моложе и одета совсем по-другому.
- Учитель! — обращается она к нему. — Спасибо! Ты спас мне жизнь!
- Не стоит, Луиза! Ты должна жить, ибо твоя миссия только сейчас начинается. Это не моя заслуга. И Любаша, и Поль успели вовремя.
- Ты предостерегал меня от врага. Хитрого и коварного. Много раз. Скажи: кто он? Кого мне следует опасаться? Моего дядю?
Он поднимает голову, смотрит на нее внимательно:
- Нет, Луиза. Не он. Твой самый большой враг — это твои иллюзии, ожидания. Нельзя переделать другого человека. Можно его принудить, сломать. Или принять и понять. Как часто нам кажется, что мы сильнее, умнее, мудрее многих. Помнишь, я говорил тебе о том, что ритуал, которому я тебя научил, можно делать в исключительных случаях. Ты сделала. И поверила в то, что ты неуязвима… Иллюзия… Избавляйся от иллюзий, принимай и цени жизнь такой, какая она есть.
- Но… а Поль? Скажи: он тоже моя иллюзия?
- Поль? Нет. Он твоя любовь и поддержка. Но он совсем не такой, как ты думаешь. Учись принимать людей, Луиза. Не позволяй своему сердцу затуманиться. Разреши всему многообразию жизни пройти через тебя.
- И еще… Ты постоянно говорил мне о моем Пути, моем предназначении.
- Я помню.
- Какое же оно, это предназначение?
- Ты сама ответишь на этот вопрос, Луиза. Придет время, и ты ответишь. Вот только обязательно постарайся быть счастливой. Ведь ты же женщина. А это не исчадие ада, как считают многие святоши, а вершина божественного творения… Твое предназначение — провести самую важную алхимическую реакцию в мире: превратить обыденность в счастье…
- Спасибо, Соломон! Спасибо, учитель!
- Прощай, Луиза! И удачи!
Любаше тоже приснился сон. Она уснула, как только добралась домой и коснулась головой подушки. Во сне увидела красивое чистое поле и молодую пару: парня и девушку. Они шли по дороге, взявшись за руки.
- Луиза! — позвала Любаша. — Ты на свободе?
Девушка оглянулась и махнула ей рукой:
- Да! Спасибо, Любаша!
А потом толкнула плечом парня, и он тоже повернулся:
- Это мой Поль. Мой любимый.
- Здорово… Счастливого пути!
А сама вдруг подумала:
«Хорошо, что хоть в той жизни я нашла свою любовь…»
- Увидимся, — откликнулась Луиза, постепенно растворяясь в голубой дымке утренней мглы.

Эпилог

Привет!
Голос школьной подруги Нади она узнала сразу.
- Привет, Надюша, какими судьбами?
- Ну как же! Встреча у нас. Ты разве не знаешь? — Голос Нади стал удивленным и от этого немного детским.
- Встреча? Нет, не знаю.
- Ну… вот! Я тебе и говорю! Встреча. Первого февраля, вечером, встречаемся в нашей школе, всем классом. Ну что-то вроде двадцать пять лет спустя.
- Неужели? Так много!
- Да, дорогая моя подруга, прошло уже очень много лет. Придешь?
- Не знаю. Времени нет. Да и стоит ли встречаться вообще? Ведь в памяти все молодыми остались.
- Конечно стоит! Это же так здорово увидеть всех снова после стольких лет. Давай, приходи!
- Я подумаю.
- Нечего тут думать! — резко сказала она, но потом вдруг сменила интонацию и Люба опять услышала знакомые с детства нотки: — Ну, Любаша! Пожалуйста! Так увидеть тебя хочу!
Люба вздохнула и согласилась.
В день встречи немного волновалась, сама не понимая почему.
«Ну конечно, все изменились. Разные интересы, увлечения. Разная жизнь. О чем мы разговаривать будем? Ну хорошо, сначала вспомним дела прошлые. Учителей, учеников, все наши приключения школьные и будни. А потом, когда начнем говорить о нас сегодняшних. Хвастаться успехами? Как-то глупо. Но очень в стиле сегодняшнего времени. Оценивать друг друга в новом качестве? Вероятно, да. Никак не могу найти мотивацию: зачем? Зачем мне туда идти? Ну да, встретиться с Надей и, возможно, еще парой школьных подруг. Но ведь с ними можно увидеться и не на встрече бывших одноклассников, а в другое время и в другом месте. Нет. Не пойду. Нечего там делать. Да и времени жалко».
Это была истинная правда. Времени у нее последние полгода действительно не хватало, особенно с того момента, когда она стала руководителем адвокатской конторы, или «большим боссом», как называл ее водитель Серега. Да-да, у нее теперь был собственный водитель, как и положено ее статусу. И собственная адвокатская контора, в которой работало более двадцати сотрудников.
Дела семейные тоже требовали времени. Иван теперь жил в другом городе, но Кеше необходимо было уделять все больше и больше внимания. Парень рос, и Любаша старалась быть в курсе всех дел своего сына. Быть ему не только мамой и папой в одном лице, но другом и доверенным лицом тоже.
Кстати, тогда, после странной истории, в ее жизнь пришли большие перемены. Она сделала все, как велел Сашка. И больше ее никто не беспокоил: не писал и не звонил.
Но что-то в ней изменилось точно. То, что дало ей возможность стать одним из самых успешных адвокатов города. Теперь она могла позволить себе заграничные поездки, дорогие шубы и совсем недавно даже купила новую квартиру. Однако в личном плане все оставалось без изменений. Любаша по-прежнему была одна. На новые знакомства наложила табу: больше никаких историй и никакого «торкнуло»!
После того как немного успокоилась и стала более трезво оценивать произошедшие с ней события, она пыталась найти человека по имени Александр Франц. Ей даже удалось посмотреть его уголовное дело, которое к тому времени уже было закрыто. Узнала о том, что после освобождения он уехал к сестре в Англию и, кажется, теперь живет там.
«Нет. Не пойду. Да и надеть нечего. Вся одежда у меня деловая, строгая, «адвокатская», — снова подумала она, пытаясь найти оправдание своему нежеланию идти на встречу.
И вдруг вспомнила, что сестра Олеся подарила ей чудесное красное платье, которое она так ни разу и не надела.
«Все равно не пойду. Сколько лет прошло. Даже подумать страшно. Многих я последний раз видела на выпускном. С ума сойти! Нет, не пойду!»
Однако на встречу она все-таки пошла. Собралась в самый последний момент, надела платье и позвонила водителю, чтобы отвез ее к школе.
Когда подъезжала, посмотрела на часы: она опаздывала уже на сорок минут.
«Ну и ладно. Кого нужно увидеть, того и увижу!» — подумала Люба.
На улице уже темнело, первый февральский день выдался ветреным и промозглым. Вышла из машины и плотно запахнула полы новой шубы, но резкий порыв ветра вырвал их из ее рук и поднял вверх, превратив на какую-то долю секунды в меховые крылья.
Внезапно она уловила запах факелов и сквозь уличный гул услыхала тихое ржание лошадей.
«Луиза? Ты?» — проговорила она мысленно.
«Да, это я», — услышала привычный ответ.
«Почему ты пришла?»
«Потому что у каждой истории когда-то наступает конец».
«Сейчас наступает конец нашей истории?»
«Да».
«Ты больше не придешь?»
«Нет».
«Почему? История завершается. А дальше? Что будет дальше? Ты знаешь?»
«Нет. Я только знаю, что дальше будет твоя история. Без меня».
«Какая она? Веселая? Грустная?»
«Не знаю. Она твоя. Какой ты ее создашь, такой она и будет. Не история Луизы де Плизе, а история другой женщины — Любови Вершининой. Успешного адвоката, счастливой матери, любимой женщины».
«Но ведь…»
«Не спорь. Все это ты можешь создать в своей жизни. Ведь имя твое — Люба. Любовь. Понимаешь?»
«Понимаю. Но…»
«Никаких «но». Пришло время. Я ухожу. Прощай!»
«Луиза!»
«Что?»
«А как закончилась твоя история?»
Она почувствовала улыбку на своем лице.
«История еще не закончилась…»
Порыв ветра снова ударил в лицо. Она увидела, что стоит возле школы, которую окончила много лет тому назад. Открыла дверь и зашла. В школе было тихо и пусто. Бывшие выпускники уже разошлись по классам. Длинный коридор громким эхом отвечал на стук ее каблуков.
Она шла полутемным коридором и вдыхала знакомые с детства запахи. Пахло свежевымытым полом, молочной кашей и резиной спортивных снарядов, книжной пылью и еще чем-то забытым, но до боли родным и любимым.
«Как давно я здесь не была! — подумала она. — Соскучилась, оказывается».
Вдруг в самом конце коридора, возле окна, она заметила одинокую фигуру. Любаша не могла хорошо разглядеть, однако очевидно, что это был мужчина. Услышав стук ее каблуков, он повернулся и сделал несколько шагов навстречу.
- Любаша! — Он подошел ближе. — А я тебя жду!
Она сделала еще шаг и сквозь сгущающиеся сумерки увидела его глаза. Такие знакомые с самого детства. Это был Максим.
- О, Макс! Привет! Ты почему здесь?
- Тебя жду! Надя сказала, что ты обещала прийти, вот я и жду.
- Ну… Вот и дождался. — Она улыбнулась. — Пойдем в класс?
- Позже. Давай поговорим.
- Хорошо. Давай. О чем?
- О жизни, Любаша. О ней.
- Тогда расскажи мне о своей жизни. О своей семье, работе, хобби.
- Семьи у меня нет. Был дважды женат, но все давно закончилось. Детей нет. А ты? У тебя как?
- У меня два сына. Я счастливая мать.
- Здорово. — Голос Максима стал глуше. — А муж? Кто он?
- Муж? — Любаша вздохнула. — Муж объелся груш. Вернее, оба мужа. Дважды была замужем. Сейчас одна. Моя история закончилась.
Она почувствовала, как к горлу подкатил комок той самой обиды, которая все это время жила внутри.
- Нет, она не закончилась. — Максим смотрел на нее. Сумерки сквозь окно обволакивали их тонкой полупрозрачной кисеей. Она смотрела на его до боли родное лицо и думала, что все эти годы, всю свою жизнь — и прошлую, и настоящую, и даже будущую — она любила и любит только его. Обжигающая волна поднялась вверх по телу и растворила острый камень обиды, как кусок льда в горячей воде.
Вдруг пространство дрогнуло и поплыло, а вместо лица Максима она увидела лицо Поля.
- Поль! — не смогла скрыть удивления. — Ты?
- Поль рядом с Луизой. А я рядом с тобой. — Услышала она спокойный голос Максима.
- Ты! Откуда ты знаешь?
- Знаю.
- Откуда, расскажи?
- Я верю в теорию переселения душ. И в то, что проживаем мы на земле много жизней. Поэтому считаю, что Поль и Луиза — это мы с тобой. В каком-то далеком, прошлом воплощении.
Любаша удивленно замолчала. Такое никогда не приходило ей в голову.
- Ты хочешь сказать…
- Нет. Не хочу. Я уже все сказал.
- Но, эта история. Чем закончилась их история?
- Ты хочешь спросить меня, чем закончилась наша история в прошлый раз? — Она увидела, что он улыбается в темноте.
Любаша растерялась:
- Странно звучит. И вообще все это странно…
- Наваждение какое-то, — продолжал улыбаться он.
Она была несказанно удивлена совпадением ее мыслей и его слов, однако спросила:
- Ты знаешь?
- Знаю. Ведь мы с тобой всегда думали одинаково.
- И знаешь конец?
- Конец? Нет, не конец. Продолжение. Я знаю, что будет дальше в нашей с тобой истории. В этой жизни.
- И что же?
- Я возьму тебя за руку, и мы пойдем в класс, к нашим бывшим одноклассникам.
- А дальше?
- А дальше мы будем жить долго и счастливо. В любви и согласии.
- Ну а конец? Какой будет конец?
- Обычный. Как у всех. Только в новой жизни мы с тобой снова встретимся и снова начнем все сначала. — Максим опять улыбнулся.
- Наваждение какое-то, — только и смогла сказать она.
- А то! — Он крепко взял ее за руку и повел за собой.
Любаша чувствовала, как теплая волна в сердце пульсировала, двигалась, наполняла. Дарила надежду и продолжала исцелять израненное сердце…
«Твое предназначение — провести самую важную алхимическую реакцию на земле: превратить обыденность в счастье», — звучал в ее голове тихий голос Соломона.
На улице стало совсем темно, зажглись фонари, пошел мелкий снег.
…Луиза уснула прямо на полу у камина. Поль укрыл ее теплой меховой накидкой и сел рядом. Он смотрел на яркие язычки пламени и думал о том, как красива жизнь, а каждое ее мгновение прекрасно и величественно. И как здорово, что можно проживать все это. Надеяться, верить, любить, помнить, ценить. Совершать ошибки и получать новые знания, а с ними и новый жизненный опыт… Просто жить… Каждое мгновение. Наслаждаться. Прямо здесь и прямо сейчас. И обыденность превращать в счастье…






Примечания
1
1 Не нужно, бабушка, горевать,
Что дочь уходит из дому.
Отдай ее за меня,
И будет она счастливой.