Традиционный сборник рассказов о путешествиях, поисках, открытиях состоит из трех разделов. В первом помещены материалы по истории нашей Родины, от литературной реконструкции Куликовской битвы до очерка о первых изыскателях БАМа. Второй раздел посвящен современности, путешествиям по нашей Родине. В третий вошли рассказы о Вьетнаме, Кубе, Тунисе, о первом полете на Луну и другие.

БРИГАНТИНА

Сборник рассказов о путешествиях, поисках, открытиях


Владимир ФАЛЕЕВ
ПРЕДАНЬЯ СТАРИНЫ ГЛУБОКОЙ


1

Осенью дядя Василий выдавал замуж дочь Валентину. На плясовом кругу отчаянно отбивала чечетку сухопарая Фекла. Женщина она немолодая, грубоватая и до гулянок охочая. В марте была Фекла при смерти, лежала в районной больнице. После операции ее как безнадежную выписали домой. Доктора самой Фекле болезнь не открыли, а дочери сказали.
Теперь, провалявшись в кровати немало месяцев, Фекла пересилила хворь, встала на ноги, чтобы опять плясать и по-мужски работать.
Утром второго дня свадьбы мы сидели с Феклой на бревнышке под навесом. Лицо у нее темное, испитое, но Фекла отмахнулась: это не от болезни, а от того, что шибко вчера куролесила.
— Теперь мне болезнь жить не мешает, — сказала она.
С марта лечилась Фекла травами.
— Где же вы их берете?
— У Ирины.
Работал я тогда литсотрудником в тюменской комсомольской газете. Возвратясь со свадьбы, намеревался съездить к травнице. Но в те дни другая областная газета напечатала про знахарку Спиридонову Ирину Федоровну фельетон. «Бабка торгует сеном да мухоморами, а простаки верят малограмотной обманщице», — смеялся фельетонист. Интерес к травнице на время пропал. Выздоровление Феклы я отнес к исключительному случаю, к силе самовнушения.
А травница Ирина жила по-прежнему на озере Андреевском.
От Тюмени до Андреевского двадцать километров по асфальту; от нашей деревни, где я часто бывал у матери, — двадцать минут езды на мотоцикле через грибной бор. Но близок путь, да долги сборы. Встретиться с травницей Ириной Федоровной мне удалось лишь несколько лет спустя. Встрече этой предшествовали любопытные знакомства.
…Летом 1965 года, шагая полем от железнодорожной станции к деревне, заметил я в березняке среди темных крестов погоста высокую сгорбленную фигуру. Незнакомцы у нас редки, и я свернул в лесок, думая, что кто-то из наших, деревенских.
Сутулый старик в гимнастерке, подпоясанный армейским ремнем, опирался на посошок. Желтоватое, словно сплетенное из сухих прутьев лицо его выражало усталость. Нет, я не знал этого старика. Но он охотно отозвался на приветствие, сказал, что родом из здешних мест, отставной полковник Александр Степанович прибыл из Иркутска.
— Родных навещаете? — осторожно спросил я. И вдруг разглядел в траве разрыхленные черные бороздки.
Александр Степанович перехватил мой взгляд и усмехнулся:
— Место себе присматриваю. Сердце совсем ослабло, скорости ни у ног, ни у рук не стало.
Темные бороздки в траве, прокопанные кончиком стариковской клюшки, обозначали прямоугольник могилы. Мне стало неловко, что я подошел к старику в такую минуту.
Он почувствовал мое смущение и, неопределенно ковырнув посошком дерн, проговорил:
— Ну да, может, еще не скоро помру. Слыхал, тут бабка-лекарка крепит сердце огнецветками…
Мы шли в деревню, а я все думал, что вот и в образованном человеке живет наивная вера в фантастическое растение, и ему на исходе жизни, так же как и малограмотному крестьянину, нужна сказка про омолаживающие цветы, нужно утешение.
Минуло пять лет.
В то утро я шел, как обычно, в редакцию и, пересекая площадь, разминулся с высоким, крепкого сложения военным. Что-то вдруг подсказало мне: тот сутулый старик из березового колка и этот немолодой, но бодрый мужчина — один и тот же человек.
Я окликнул его, он обернулся. Теперь я увидел ясно: то же словно сплетенное из прутьев лицо, но посвежевшее.
Александр Степанович тоже узнал своего случайного попутчика. Он басовито, без хрипоты и шамканья приветствовал меня.
— Чем же вы лечились? — не терпелось узнать мне.
— Огнецветками. — Ни тени шутки не мелькнуло в его глазах.
— У бабки на озере Андреевском?
— У нее.
Оказалось, что вот уже несколько лет берет полковник пакетики с травой и пьет ежедневно по солдатской кружке отвара, тем и укрепил сердце. Еще до кладбищенской нашей беседы адрес старушки с озера Андреевского дал полковнику приятель Павел Иванович, прежде выведший травами недуг; того натолкнул на негласный метод лечения некто Григорий Евстигнеевич…
Вечером того же дня я выехал на озеро. Туман обволакивал сосняк. Автобус несся по сумеречному проему в лесу, мягко шурша по глади асфальта. Левая сторона леса отверзлась, открылся знакомый простор озера, по берегу которого разбежались улицы поселка.
Через полчаса я сидел в избе дяди Василия и расспрашивал его жену, тетку Олю, о местной травнице. Оказалось, что дом старушки совсем рядом — в двухстах шагах, за огородами. Живет она с внучонком, травы заготавливает возами, хранит в сараях… Не колдунья она, конечно, никакая. Толпятся у ее ворот пришлые; по московскому тракту подъезжают «Волги». А что увозят? Коробочки с травой.
Мнения в поселке о бабушке разные. Соседи сердятся, что рядом с избушкой лекарки крепкий гараж, в котором заперта машина. Почтари завидуют, зная о денежных переводах в старушкин адрес. Местные врачи отзываются о Спиридоновой и вовсе противоречиво.
Утром тетя Оля по моей просьбе пошла к знахарке. Вернулась она скоро. Не могла она увидеть старушку: ночью Ирину Федоровну разбил паралич.
Так и уехал я в город не солоно хлебавши.
Но в то лето удалось мне побеседовать с несколькими пациентами Спиридоновой. Записал я названия травок, которыми они лечились. Все, кто получал целебные пакеты у Ирины Федоровны, уже испытали на себе медицинские препараты. Мне хотелось обнаружить очевидный случай, когда именно народное снадобье стало радикальным средством: свидетельские показания больного не аргумент.
И тут судьба свела меня с преподавателем Тюменского педагогического института, ботаником Лидией Нестеровной Суриной. Она принесла в редакцию заметку о народных лекарственных травах.
— А вы не слыхали о знахарке Спиридоновой? — спросил я.
Лидия Нестеровна сперва опешила, потом засмущалась. Оказалось, она дружит с озерной бабкой уже несколько лет, часто ездит к ней и подсчитала, что бабка применяет в заготовительной практике более двухсот пятидесяти лекарственных растений…
— Да как же вы это выяснили?
На луговых и лесных угодьях бабушки Ирины проходили практику студенты пединститута. Они записали травки, которыми пользуется травница, составили гербарий. В лесной аптеке И. Ф. Спиридоновой, помимо общеизвестных лекарственных растений, обнаружено семьдесят совершенно уникальных. Лечебная ценность некоторых из них, по заключению врачей, испытавших травы на себе, несомненна. Методы лечения Спиридоновой привлекли внимание тюменских врачей, фармацевтов, ботаников.
Меня занимала судьба бабушки Ирины, хотелось понять людскую среду — житейскую оболочку травницы, которая поощряет пожилую женщину на занятие столь древним ремеслом. По словам Лидии Нестеровны, Спиридонова уже оправилась от паралича, и мы договорились о совместной поездке к народной травнице.

2

В преддверии знойного субботнего дня (жара ожидалась до сорока градусов!) Тюмень походит на южный город. Пестрые потоки горожан стекаются к автобусным остановкам: люди торопятся вырваться из камня, стекла, бетона в живую природу, в березовые рощи, на крутые берега реки Туры.
Нам с Лидией Нестеровной удалось взять такси. Обгоняя автобусы, машина понеслась по главной улице, перепрыгнула через железнодорожные пути; перед нами распахнулся простор автострады.
Лидия Нестеровна дала мне наставления, как вести себя с Ириной Федоровной. «И прежде всего, — говорила она, — не называйте травницу знахаркой: словцо-то грязное…»
Позднее я раскрою том академического словаря и прочитаю: «Знахарство — лечение средствами, рассчитанными на невежество». Именно в этом значении и понимала слово «знахарство» Лидия Нестеровна.
Но справедливо ли такое к нему отношение?
В дореволюционной России медицина редко выходила из городов к обступающим их селам и деревенькам. Здоровье крестьянина оберегали и правили народные лекари, то есть знахари. Ремесло врачевания травами переходило от отца к сыну, от сына к внуку; опыт приумножался от поколения к поколению. Не идеализируя этот опыт, ибо кому не известны массовые эпидемии, которые уносили миллионы жизней, мы все-таки признаем, что слово «знахарь» возникло как побег от корня «знать», а «ведун» от «ведать». Знания этих лекарей, разумеется, не имели научной точности, но все-таки это были знания. И потому «знахарь» — слово вовсе не грязное. Суть его более ста лет назад определил Владимир Иванович Даль, написав: знахарь — «сведущий в деле, лекарь самоучка…»
Таксист оставил нас на посыпанной песком поселковой улочке возле пришибленной временем избушки с низкими оконцами, где и обитала травница Ирина Федоровна.
Неказистый вид избушки за палисадничком дополнялся тесовым забором, за которым виднелись крыши сараев. Лидия Нестеровна отыскала потайную кнопку звонка. Ворота заскрипели; к нам вышли сразу две женщины: одна в пестрой кофте, другая в темном халате, моложавая и стеснительная.
Мы вступили на чисто подметенный двор. Под ногами повизгивали щенята, их было штук девять. Одна из женщин оттаскивала под навес рыжую оскаленную собаку. Лидия Нестеровна показала на дощатые сараи. Сараи были наполнены лесными лекарствами. Под навесом я увидел расстеленные тонким слоем зеленоватые и крепкие, широколистые травы, принесенные, видимо, недавно.
Полноватая женщина в голубом цветочками сарафане и в таком же переднике неторопливо подошла к нам, по-крестьянски всплеснула руками:
— Не обессудьте, добрые люди, я в хлопотах. Лето, травы собираю.
Выглядела «бабка» лет на пятьдесят, была она крепкая, проворная; когда Лидия Нестеровна шепнула, напомнив, что старушка перенесла какой-то паралич, что ей шестьдесят восемь, я удивился. Мы нырнули за хозяйкой в темноту сеней, миновали одну, вторую дверь и вошли в кухню.
Теперь я мог разглядеть круглое, почти без морщин лицо Ирины Федоровны; спрятанные в тени бровей зоркие небольшие глаза выдавали в ней женщину волевую, властную.
Первый же мой вопрос о ее жизни побудил травницу к рассказу о том, как она хотела подружиться с городскими врачами.
— Отпрактиковала я трех толстомясых почечуйников, уладила им кровообращение. Пили отвары, на автомашине наведывались… Один и надоумил: «Сходи ты, бабка Ирина, к городским докторам, покажи им лесные травки. Зачем они живые органы режут, когда почечуй от малой былинки исчезает…» — Лукавство разливается по лицу Ирины Федоровны. Тая улыбку, она продолжает: — Нагребла я в полосатый матрац целебных растений, взвалила на спину — и айда в город! В городе пассажиры пособили ношу закинуть на загорбок. Поплелась я в больницу, до хирургического отделения дошагала. Очень мне хотелось с главным врачом повидаться, отдать ему травку: пусть испробует, больные благодарностями книгу жалоб испишут. Откуда ни возьмись окружили меня со всех сторон белые халатики — практикантки. Хохочут: «С концертом, бабуся, пожаловала?» Рассказала им про целебные свойства травок, а они пуще прежнего резвятся: «Ты, бабушка, за деньги представленье даешь али бесплатно?» — «Бесплатно», — говорю. Проводили меня в аптеку. Подтащила матрац к прилавку, продавщица на меня взъярилась! «Ты, — кричит, — людей сеном хочешь кормить? Заразу растрясаешь!» Подхватила я куль свой да и убралась подобру-поздорову…
Бабушка потаенно хохочет, прикрывая ладошкой губы, защурив один глаз, другим внимательно наблюдая за нами. Но история ее больше грустная, чем веселая. Тогда Ирина Федоровна задиристо говорит, что ни перед милиционером, ни перед профессором знаний своих о травах скрывать не хочет, и предлагает: ставьте палатку в лесу, привозите профессоров, она их всему, что сама знает, обучит…
В самоуверенности этой ее утвердили приезжие «спецы», которые в поле не могли различить и двух десятков растений, не то чтобы аптеку собрать.
В переднюю вбежал внук, босоногий парнишка лет десяти, перебил Ирину Федоровну, попросил денег на портфель. Бабушка пошла в спальню, принесла красную бумажку, вручила ее внуку, наставляя, чтобы не забыл вернуть сдачу.
— В прошлую субботу вышибли меня из кровати, — снова садится она на стул. — В ворота камнем бьют. «Отворяй, — кричат, — а то запустим в ограду красного петуха». Испугалась я: никак разбойники! И в самом деле. Двое стриженых привели под руки третьего. Велят затушить прострел ноги. «Да разве ж я, — говорю, — миленькие, хирург? Разве ж ранку воском залью или пучком соломки заткну. Ступайте, — говорю, — с богом в поликлинику, милиционер вас не настиг, а от огня гангренного не убежать».
Все присказкой, присказкой, но в голосе обида. Действительно, многие не понимают старушку.
Идут к ней больные, отчаявшиеся излечиться «белым врачеванием», обиженные докторами, но так как молва «крестит» ее и «колдуньей» и «знахаркой», то наведываются порой люди с очень странными желаниями.
Однажды пожаловала молодая бабенка, принаряженная, напомаженная. Переступила порог, на колени бросилась: «Пособи, муженек покинул!» — «Чем же пособить?» — растерялась травознайка. Молодка с коленей не встает: «У тебя присуха-трава есть». Осерчала Ирина Федоровна: «Да какая у меня присуха-трава! Сама тридцать лет как безмужняя!»
Молодуха в слезы. Пожалела ее Ирина Федоровна, усадила, стала спрашивать, что да как. Выяснилось: дитё у молодухи не завязывается.
«Эх, — вздыхает Ирина Федоровна. — Какое же тут волшебство? Любка тебе нужна. — Пошла в сени, принесла ей стеклянную банку, а в банке той шарики желтоватые, яйцевидные, а ростки из них вроде картофельных. — Станешь клубешки кушать да приговаривать: «Люби меня, не спокинь, люби меня, как я тебя». Нарожаешь желудей глазастых».
— На четыре года потерялась та молодуха, — посмеиваясь, продолжает травознайка. — А минувшей осенью влазит в избу грязными сапогами рыжий верзила, выпрямился жердиной до потолка. «Старая лиходейка!» — кричит. «Да я ведьма, — говорю, — дуну на тебя, дурака, окочуришься». — Приутих. «Порчу, — говорит, — с жены Катерины сними». Оказывается, что ни год — в доме маленький пищит. На третью весну из роддома привез двойню, а жена вскорости опять забрюхатела. Опустошили басурманы хозяйство. Квартира на пятом этаже, на балконе картошку не посадишь. Парень, бывший ефрейтор, отделением солдат командовал, а взводом младенцев не обучен… Ну и ладно, думаю. Дала другую баночку — с дряблыми корешками: «Пускай жена кушает да приговаривает: «Не родитесь, детушки, а родитесь денюшки», — сила детородная поослабнет».
Ирина Федоровна поднялась, приоткрыла дверь, крикнула со двора одну из женщин. Распорядилась собрать возле сарая травку в снопы, положить на полку под навес; велела напоить молоком щенят: налить молоко в баночку да потыкать их мордочками.
А я сидел и думал: правда ли то, что сейчас рассказано, или выдумка лукавой старушки. Тогда ничего не мог ответить на этот вопрос. Лишь позднее, уже после опубликования очерка о травознайке, увидел в газете «Сельская жизнь» заметку «Горец почечуйный», в ней рассказывалось: «Лечение препаратом горца почечуйного проведено было в клиниках Казахского медицинского института и в других медицинских учреждениях у больных, страдавших геморроем. У больных уменьшались жалобы на боли, уменьшались или прекращались кровотечения, постепенно стихали воспалительные процессы».
Копаясь в травниках, в сборнике «Лекарственные растения в научной и народной медицине», изданном в 1967 году Саратовским университетом, найду я любопытные свидетельства о «любке». Под именем «любка» скрываются разные виды ятрышников, которые широко распространены на территории Советского Союза. «Лекарственным сырьем являются клубни, которые в высушенном виде называются салепом»… «Сбор клубней производится в конце цветения или вскоре после отцветения растения. Выкопанные клубни очищают от земли, быстро моют в холодной воде и на 2–3 минуты опускают в кипяток, чтобы воспрепятствовать прорастанию клубней во время сушки и ускорить ее»… «Назначают клубни как обволакивающее и смягчающее внутрь в виде отвара из клубней ятрышника (1:20) при воспалительных заболеваниях желудочно-кишечного тракта, поносах, воспалении мочевого пузыря, при отравлении ядами»… «Для питания взрослого человека при отсутствии иных видов пищи достаточно на сутки 40 г клубней, истолченных в порошок и приготовленных в виде эмульсии на воде (а еще лучше на молоке). При далеких переходах татарские конники запасались клубнями ятрышника на случай недостатка пищи»… «В народной медицине клубни салепа применяются как возбуждающее при половой слабости, у больных туберкулезом, для поддержания сил в старческом возрасте и у людей, которые перенесли тяжелые кровотечения, психические травмы».

3

А время идет. Мы сидим у Ирины Федоровны уже не один час.
— Эй, Аня! — летит ее зычный голос через сени во двор. — Справь гостям завтрак…
Наше отнекивание Ирина Федоровна во внимание не берет. Она наставляет вызванную из огорода женщину в цветастой кофте, что готовить на завтрак, вдруг резко оборачивается к нам и, тыча пальцем в зеркало, советует заглянуть в него. Мы с Лидией Нестеровной поочередно приближаемся к настенному зеркалу и обнаруживаем там знакомые лики. Бабушка похохатывает:
— Свыклись с хворями; рожицы-то бледные. Соками вас подзаряжу.
— Витаминами.
Крутит головой, задорно возражает:
— Соками…
В сенях тренькнула сигнализация, вызывая хозяйку к воротам. Гость знал замаскированную кнопку. Но бабушка не торопилась повидаться с ним, не пошла она и к окошку, чтобы узнать, кто прибыл. Да и никто отворять ворота не устремился, а только из кухни неслышно явилась Аня и остановилась возле хозяйки:
— Впускать ли? Секретарша его.
Бабка расхаживала по комнатке взад-вперед, словно обдумывала хитрый план. Я выглянул в окошко.
За решеткой изгороди пофыркивал невыключенный мотор «Волги». Возле ворот стояла высокая девушка в красном платье. Наши глаза встретились. Девушка помаячила мне пальцем, чтобы я вышел, отпер двери. Я тоже покрутил растопыренными пальцами — дескать, не имею права. Девушка тотчас состроила гримасу, выкинула в мою сторону кулачок и, не оглядываясь, спряталась за дверцей «Волги». Машина выпустила на изгородь грязный клуб дыма, мягко побежала по траве на дорогу.
Бабушка снова вышла в сени, стала звать из огорода вторую помощницу. Обряженная в темный хлопчатобумажный халат, в неяркий платок и в высокие резиновые сапоги, та смирнехонько встала перед бабушкой, словно школьница на экзамене. Лицо у нее было спрятано в тени платка, вид покорный до раболепия. Бессловесность моложавой женщины насторожила меня.
— Познахарка Мотя, — не скосив даже глаз на пришедшую, представила ее бабушка Ирина.
Познахарка — познающая ремесло травособирания. Мотя переступила с ноги на ногу. Безучастное, исполнительное существо ничем не напоминало подвижную, волевую, своенравную хозяйку дома. Ирина Федоровна сердито проворчала:
— Чего киснешь? — А для нас прибавила: — Она шустрая, вместо меду может дать перцу…
Бабушка сходила в спальню и вынесла старинный травник в темном переплете, а также какой-то современный медицинский справочник. Мотя стояла не шелохнувшись.
— Отвечай, голубица, что спросят, — приказала Ирина Федоровна.
Мы сидим как члены комиссии.
— Чем помочь ослабевшему сердцу?
Смугловатое лицо Моти розовеет, улыбка проступает на нем — забитая домработница преображается:
— Купеной, адонисом, боярышником, пустырником, белозором болотным, пастушьей сумкой, валерианой, гречихой посевной, горцем птичьим, земляникой, лабазником вязолистным, ноготками, ромашкой, спаржей, татарником, хвощом полевым, шиповником…
В переборе этих языческих названий я различил и словцо «огнецвет». Меня так и подбросило со стула.
— Огнецвет? — переспросил я.
Познахарка выскользнула в сени и через секунду вернулась с небольшим разветвленным стебельком в руках, на котором еще не завяли узковатые, в зубчиках листочки. Стебелек с висячим стручком и желтеньким цветком из мелких-мелких лепестков перешел ко мне. Лидия Нестеровна сказала, что огнецвет — прозаический желтушник, что считается он лекарственным со времен Древнего Рима. Растение это ядовитое, обладает сильным и быстрым сердечным действием.
— Что применяют при туберкулезе?
— Багульник, березу, василистник малый, дымянку, горечавку желтую, душицу, исландский мох, капусту, клевер луговой, крапиву, одуванчик, мать-и-мачеху, подорожник, пырей, просвирник, рожь, ромашку, сирень, смородину, солодку, сосну лесную, спорыш, фиалку трехцветную, хвощ, чистотел…
— А при тромбофлебите?
— Бобы, донник лекарственный, мышиный горошек, люцерну, кору рябины, хмель, чину луговую…
— Что назначают испуганному ребенку? — спрашиваю я Мотю.
— Фиалку трехцветную, вереск, маточник…
Бабушка кивает, соглашается.
— Ну а можно ли излечить рак?
Мотя тараторит:
— Марьин корень, аир, татарник, чернокорень, кошачья лапка, полынь, свекла, хрен, чистотел большой, чага, череда… мухомор…
На стол принесли еще снопик полевых цветов, для нашего «интересу». От густого аромата закружилась голова.
Шепчу Лидии Нестеровне: не дарит ли бабушка вместе с полезными лекарственными растениями и бесполезные, а то и вредные для жизни человека? В сараях к концу лета скопятся сотни мешочков… Так же шепотом она отвечает, что, конечно же, науке еще предстоит отсортировать ценные былинки от вредных, отделить истинное лекарство от мнимого, но знания бабуси неплохо сверены с медицинскими пособиями… Запасы Спиридоновой получили одобрительную оценку со стороны московских и ленинградских ученых. Сколько, скажем, знаем мы песен о полевом васильке, который очень любят девушки, собирают во ржи, плетут венки! А василек-то ведь и лекарство. Ирина Федоровна широко предлагает его больным. Голубые лепестки цветка снимают бессонницу, действуют как успокаивающее, тушат язву желудка и воспаление почек, могут бороться с простудой. Но самое печальное, что ни на одной фабрике не налажено производство лекарства из васильков: лекарственным свойством обладают лишь крайние лепестки, выщипывать их занятие муторное, а механизировать это дело едва ли возможно.
— Кто ангину прогонит? — экзаменует бабушка.
— Береза, душица, земляника, лук репчатый, марь белая, ромашка, черника, ноготки…
— Кто белокровицу уведет?
— Донник, вербейник, окопник, тысячелистник, сосна сибирская, морковь, земляника, крапива, сабельник болотный…
— Кто токсикоз беременной уймет?
— Гусиная лапка, царские кудри…
— Кто зренье прибавит?
— Кровяк, черемуший цвет, вороний глаз…
— Кто камни в почках разобьет?
— Синяя юбочка, вереск, калина-ягода…
Бабка машет рукой. Мотя смолкает.
— Много пропускаешь, — замечает Ирина Федоровна своей ученице.
Воля бабушки Ирины беспрекословна. Людей топчется в иные дни очень много. Приезжие и прихожие. Без самодержавной дисциплины хозяйство давно бы растащили по скляночке.
Дом и огород — это своеобразная школа, где Спиридонова обучает женщин травознайству. Приходят они к ней в свободное время, обрабатывают цветы в огороде, учатся отличать один цветок от другого, в сухую солнечную погоду снимают подоспевший урожай растений. Ведь у каждой былинки свой срок. В один день, скажем, снимают листья или стебли, в другой идут копать корешки. Спиридонова следит, чтобы лекарственное сырье не слеживалось, не гнило, «не горело». Хотелось бабке Ирине, чтобы к ней на курсы шли девочки — «у них ум боле прилипчив». Но студентки повьются возле бабки час-другой, пощиплют ягодки, да и потеряются. А запоминать все лесные полянки, где какие цветы растут, на глаз и на запах научиться различать сотни корешков, стебельков и листочков — дело нескорое.
— В бору пионеры брусничник щиплют. — Бабушка от удивления втягивает голову в плечи и зажмуривает глаза. — В июне-то! Кто их послал? Брусничный лист дорог из-под снега. А то еще в аптеке отвешивают чагу прошлогоднюю… Стыд… Ей цена — три-четыре месяца, а после она только на помойку годится. (Сведения старушки о брусничнике и чаге совпадают, кстати, с книжными.)
Угодья, которые приходится обходить, чтобы снять лесной урожай, обширны. Ирина Федоровна изучает их уже более двадцати лет. Часто она вызывает из города такси, путешествует с помощницами в дальние лесные уголки. Такие путешествия обходятся ей недешево. Хозяйство, однако, не разоряется.

4

Подошел, пожалуй, срок рассказать об одной из пациенток бабушки Ирины, вылечившейся, несомненно, народными снадобьями. Женщина эта — Елена Р. из поселка Винзили, в котором я учился. Муж ее тоже окончил школу в этом поселке. Вот как Елена Р. сама излагает обстоятельства лечения у бабушки Ирины: «Я родилась в 1940 году. Болезнь разбила все мои мечты.
В 1953 году от ушиба заболела нога, левый коленный сустав. Помнится, признавали гонит, потом синовит, а еще позднее туберкулезный синовит. В 1958 году был установлен диагноз: туберкулез кости. Ходила на костылях… В 1967 году лечащий врач-хирург сказал, что меня ожидает полное окостенение суставов и произойдет это через полгода или через год. Последний диагноз — инфекционный деформирующий полиартрит.
Измаялась я. Сегодня примет один врач, завтра другой, послезавтра попадешь к третьему. Разный диагноз, разное лечение; переходила из лечебницы в лечебницу. Последний раз в отчаянии убежала из санатория на костылях. Поехала к Ирине Федоровне. Она дала мне разных травок. Пила отвары, принимала ванны. Через два месяца после побега я уже зашла в кабинет хирурга Николая Григорьевича Дубовика с одним костылем. Он сказал, что его лечение не могло дать столь быстрой поправки. Расспрашивал о травах и разрешил ими лечиться. Еще через три месяца поехала к бабушке Ирине на велосипеде. Пила травки настойчиво и постоянно делала ванны из трав. Бабушка Ирина дала сперва для ванн и для компрессов корень черный (настоять на вине), корень окопника (пропустить на мясорубке с медом); я даже толкла их в ступе, принимала как порошок. Натиралась настойкой (полынь, скипидар, мухомор, муравьи). Много растений собирала сама. Ванны делала на багульнике, полыни, на березовом листе (все собрано в мае, июне)».
Всего в письме перечислено тридцать два растения. Победа над «неизлечимой» болезнью, как видим, далась Елене Р. не от применения какого-либо одного радикального снадобья, а при интенсивном обстреле залпами разнообразных, но с прицелом подобранных растений. Судя по письму, бабушка пользовалась способом, который называется в науке методом проб и ошибок. Сначала она назначала «скрещение» пяти-семи растений, спрашивала о результате и, несколько изменив состав, опять предлагала делать отвары и пить в надежде чем-нибудь да накрыть болезни, полагая, что их в теле много.
Реестр трав приводить в очерке нет смысла: часть из них медициной еще не изучена. Кроме того, очерк ни в какой мере не ориентирует читателя на самолечение или на лечение по методу бабушки Ирины. Укрепив здоровье, выйдя замуж и родив двух полноценных детей (превосходно учатся, мальчик демонстрировал мне игру на баяне, а умиленная мать уверяла меня, что все отговаривали ее иметь детей), Елена Р. каждое лето заготавливает по кулю трав, пьет отвары. Главным растением ее сбора является окопник. Важнее, мне думается, выявить подлинную основу принципов народного траволечения, психологию его.
Я вслушивался в увлеченные, вдохновенные рассуждения бабушки Ирины «о государе Зверобое» и угадывал в ее речи элементы старинных языческих представлений о цветах и травах, которые казались человеку живыми существами, населяющими леса и луга и, возможно, даже имеющими свой особый язык. От былинки родился когда-то человек, говорит Спиридонова, а не от обезьяны. Ведь и сама обезьяна произошла от былинки. Всякая былинка способна изгонять из человека хвори. А еще лучше объединить былинки в веник с другими травками — вместе они чище выметают из тела болезни.

5

…В самом раннем детстве проклевывается в человеке росток судьбы, который потом определяет всю его жизнь. Ирина Федоровна вспоминает, что и бабушка ее, которая прожила на свете сто двадцать восемь лет, и мать Наталья Георгиевна занимались траволечебным ремеслом. Жила семья в деревне Федоровке под Петроградом, бабушка и мать с раннего детства приобщали девочек к сбору в лесу и на лугах лекарственных травок. Когда Ирина Федоровна подросла, потянуло ее к медицинской науке. Но, только став взрослой, получила специальность техника по проявлению снимков в рентгенокабинете, некоторое время работала в поликлинике. Не имея образования, тайны медицины постичь не смогла и ушла в продавщицы. Заведовала лавкой на окраине города. Была у Ирины Федоровны подружка Тася Гудонец. Песни вместе пели, за город ездили, сокровенным делились. Тася кассиром работала. И однажды исчезла из города с молоденьким солдатом, прихватив с собой дневную выручку. С того дня жизнь Ирины Федоровны пошла зигзагами…
Поймали Тасю только через год, как раз перед войной. Когда Ирину Федоровну освободили, немцы уже блокировали город. Детский дом, в котором находились трое ее детей, эвакуировался. На мужа скоро пришла похоронка. Саму Ирину Федоровну война забросила в Тюмень.
И не осталось у нее в жизни другого смысла, как отыскать потерянных детей. Но ходатайства ее о розыске в дни войны ничего не дали — слишком много было у всех забот и горя. Материнская тоска подтолкнула ее к безродному детдомовскому мальчонке; усыновила его, отправила в школу. На восьмом году поисков по детским домам страны обнаружила в Кинешме своего Коленьку, еще через четыре года дочь Евдокию. Старшего, Виктора, обняла после разлуки только на двадцать третьем году исканий. Стал он шахтером, живет в Караганде. Бабушка воспитывает внучонка — сына дочери.
— Характер у меня жизнестойкий, — хвалится она. — Меня жизнь вытаптывает, как подорожник, а я все норовлю на тропку вылезти.
Бесхлебье послевоенных лет склонило Ирину Федоровну к торговле грибами. На рынке у прилавка покупатели спрашивали про лечебные травы. Сама она тоже смекнула, что заготовка цветов и корешков — занятие увлекательное. Стала вечерами в избе при керосиновой лампе вчитываться в травники, подаренные ей соседкой, прикупила медицинских книг. Особо обогащалась в беседах с деревенскими травознаями, ходила с ними в лес, вспоминала забытую за ненадобностью науку собирания и хранения трав, которой обучала ее когда-то мать.
— Всяк травку знает, да не всяк опознает…
Хворые люди толпились во дворе с утра до вечера. Чтобы быть поближе к лесу, купила Ирина Федоровна избушку в двадцати километрах от города у озера Андреевского.
Человек, в сознании бабушки, не дробится на легкие, почки, нервную систему. Нет в избе кабинетов, чтобы в одном слушать сердце, в другом зуб рвать. Простоват прием: сядет бабушка с пациенткой, побеседует — и даст старушка пакет от «сердца», сказав, что есть тут травки и для успокоения нервов, и для аппетита. Травы лечат буквально всего человека, а не просто больной орган.
Нет нужды идеализировать способы лечения Спиридоновой. Ирина Федоровна имеет слишком элементарное представление об анатомии и физиологии человека, приемы распознавания болезней за семью печатями. Что скажут, тому и верит. Да и само понятие «недугов» у нее туманно, поэтому докторам она ни в чем не перечит. Даже наоборот, без их лабораторнокабинетной службы травы ее не имели бы эффективного действия. Она признает и врачебные диагнозы, и науку травников, изданных учеными по траволечению. Но докторов она порицает за то, что они «отпугивают» больных, вот те и идут к ней. А она уж как бы исправляет ошибки бесталанных медиков, хотя свои ошибки или скрывает, или, скорее, вовсе не знает. Но даже при этом в травознайстве ее скрываются громадные потенциальные возможности — о них и речь.
Врачевание зародилось в непроницаемой древности из инстинкта самосохранения, из того звериного «шестого» чувства, благодаря которому больная деревенская собака отыскивает в поле нужную ей лекарственную травку. Врачевание выделилось из частного опыта самолечения как осознание чудодейственных сил, скрытых в зеленых листочках, и утвердилось как вера в потаенное покровительство природы человеку. Не случайно первыми лекарями были жрецы.
Лечение — волшебство. Лечащий листок таинствен своей силой. В знаменитый день 23 июня, когда славяне устраивали празднества, сходились на игрища, совершали жертвоприношения, сжигали чучело, топили его в воде, изгоняя смерть, разжигали костры, прыгали через них, очищаясь дымом от злого духа, когда прославляли Ярилу, плясали, пели, когда, по сведениям христианских миссионеров, «бывало отрокам осквернение и девам растление», парни умыкали себе жен, тогда же чествовали природу, собирали травы, искали волшебный чудодейственный цветок. Лечебная сила цветка — тайна. Но и громыхание тучи тоже тайна. И солнечная жара непонятна. И урожайность года загадочна. И много вокруг неизвестного. Слову «не знаю» было эквивалентно «бог». То, что необъяснимо, значит, от него, от бога, или от русалки, или от домового и лесного. Олицетворение — метка познания мира, природы, освоение ее. «Ходит Сонко по улице, носит спанье в рукавице, вступи же, Сонко, до нас», — поется в старинной колыбельной. Одушевление сна — фиксация явления, выделение его из общего потока жизни. Кто поможет неспящему ребенку? Дух Сонко — травка «сонная одурь», или сон-трава. Знание смешивается с волшебством. Всякое обращение к богам и явлениям — художественная оболочка с целью введения их в обиходный круг жизни, но уже в новом качестве. Сказка — социальная утопия. Сквозь художественную одежду просвечивает нам миропонимание тех эпох. Разрыв-трава, сон-трава — это не вполне реальная сила цветка, а желаемая и гиперболизированная художественной фантазией. Однако такое преувеличение не беспричинно.
Славянская мифология намного скромнее древнегреческой. Но и она уже начала специализировать богов: Перун — громовержец, Сварог — ковач железа подобно Гефесту, Даждьбог — бог жатвы и благосостояния, Волос — «скотский бог», а Мокош — видимо, покровительница ткачихам.
Удивительный мифологический мир пеленал сознание древних. Греки и эллины обнаружили бога Хроноса, ведающего временем, и Пана — бога лесов и рощ. Оказалось, что на пьянство совращает Дионис, здравомыслием ведает Метида, любовными страстями занимается прелестная Афродита, тайны памяти хранит Мнемосина… Знания в их олицетворенном виде впитывались человеком со дня рождения, и, сотрудничая в своей деятельности с богами, то есть с вымыслами и легендами, на самом деле жил он по выработанному его пращурами опыту. Практическая жизнь все больше расслаивала людей по специальностям, по ремеслам, но сознание не желало отказываться от привычного способа одушевления явлений и понятий. В обиход вводились все новые и новые фантастические существа: боги молодости, бедности, богатства, дверных запоров, дождя, беременности, злословия, немоты, болтливости, зависти, духи, нимфы, полубоги… Многие названия трав дошли до наших дней именно из язычества.
«Не знаю» эквивалентно «бог», или «дух», или «чудо». Но вот фармацевтическая химия узнала лекарственные элементы подорожника, выделила из сока его алкалоиды, гликозид аукубин, ферменты, каротин, витамин С, лимонную кислоту… И несведущему может показаться, что она узнала все. В том-то и штука, что, читая книгу природы, мы видим, что количество еще не прочитанных страниц не уменьшается. Просто граница, отделяющая «знаю» от «не знаю», перемещается, территория «знаю» увеличивается. Завоеванное пространство порождает иллюзию исчерпаемости былинки.
Наука творит быстродействующие и сильные лекарства, иные недуги одолеваются в считанные часы. Однако далеко не все крепости взяты.
Медицина шла обычным путем науки: совершенствовала абстрактные понятия, искала надежные способы определения болезней, подходя к ним как к «мишени», в которую можно быстро и метко попасть ядрами лекарственных пилюль, порошков, растворов. Она брала и берет со столов других наук все, что годится для лечения, вплоть до меченых атомов.
Бабушка Ирина пользуется методами исцеления Древней Руси эпохи язычества, хотя сама она по жизненному опыту человек вполне современный. Разумеется, в подборе трав она советуется с медицинскими травниками, следовательно, с подсказками научной медицины. Но именно в старинном подходе к лечению вся загадочность бабушкиного врачевания. Минули эпохи, науки сделали новые шаги… Да ведь так они могли и перешагнуть через какие-то ценности народного опыта, не заметить их?!
Идея науки, что химики способны выделить из растения то вещество, ради которого данная травка применяется, избавить организм человека от приема балластных веществ, дала эффективные лекарства. Казалось бы, ныне смешно лечиться архаическими смесями трав. Более трети всех лекарственных средств изготовлено для аптек из растений, сами аптечные лекарства беспрестанно обновляются, с производства снимают то один препарат, то другой; медицинская наука признает ошибки, накапливая знания. А народная медицина по старинке заваривает в плошках пучки растений и корешки…
По старинке ли?.. Народная медицина — опыт. А опыт, как известно, способен к самонакоплению. Уже не по памяти, а сличая с ботаническими картами и определителями, собирают люди травы, уже советуясь с врачами, с многочисленными новыми и старыми печатными травниками, применяют люди лекарственные растения. Не только по советам бабусь, которые тоже учатся уже у травников, но и по рекомендациям ботаников узнают сроки сборов корней, цветов и стеблей. Два потока — научные знания и народный опыт — беспрестанно взаимодействуют. Коварство иных медицинских средств, а также бессилие врача над некоторыми недугами побуждают пробовать опасные самодеятельные способы лечения… В безысходных ситуациях больному ничто запретить невозможно.
Сильнодействующие «ядра» медицины предполагают точное очерчивание «мишени», для которой они предназначаются. Ну а в тех нередких случаях, когда болезнь «блуждает» в теле? Когда прописанные спецами быстродействующие стрелы из менделеевской таблицы химических элементов, из реестра лекарств не угождают в цель? К сожалению, организм человека трудно изобразить в виде медицинской мишени. Вьются ученые над взаимодействием алкоголя с тканями и органами, но не могут обнаружить «яблочко», выстрелив в которое можно было бы освободить человека от опасного влечения к спиртному. И вынуждены признать: «В религиозной России зарок от пьянства, дававшийся алкоголиком в церкви, обрывал злоупотребление страхом божьим не менее успешно, чем в наше время более реальные средства». Старинные неточные «бабушкины» методы выжигания болезни иногда почему-то оказываются надежнее точных. Почему?..
Вспомним сказку про Кощея Бессмертного. В лесу есть озеро, на озере остров, на острове дуб, под дубом ящик; в том ящике уточка, а в уточке яйцо, в яйце иголка… Попробуй-ка добыть иголку, чтобы иметь в руках Кощееву смерть. Глубоко спрятаны тайны природы. Найти, открыть их нелегко. У нас пока нет полного знания взаимодействия соков и отваров растений с тканями и органами тела.

6

Стены избушки содрогнулись от рева автомобильного мотора, скрежета тормозов, надсадного рыдания сирены. Выглянув в окно, я опять увидел «Волгу». Та же девушка в красном платье выскочила из нее, забарабанила палкой по воротам. Гремел в сенях звонок, лаяла в клети собака.
Мотя открыла дверь. Каблучки девушки простучали в сенях. Не обращая на нас с Лидией Нестеровной внимания, большеглазая красавица стала чего-то требовать от Ирины Федоровны «согласно договоренности». Бабушка со смиренным видом молчала. Потом, усмехнувшись, поднялась и поплелась на кухню. Девушка шмыгнула за ней. Через мгновение обе помощницы старушки забегали из кухни в сени, из сеней в кухню, перетаскивая туда такое количество кулечков, кульков, пакетов, словно бы у девицы захворали все ее поклонники. Девушка вышла с пузатой, набитой до отказа сумкой, машина отъехала от ограды. Бабушка Ирина вернулась к столу. В руках у нее были две жестяные баночки, на этикетках которых значилось «икра». Не баклажанная икра — осетровая!
— В самый аккурат, — промолвила старушка. — К столу. — И отдала банки Ане, чтобы та выложила икру на блюдечко.
Стол едва вмещал яства. Впрочем, мы обратим внимание только на салат. Он был сделан из крапивы, одуванчика, щавеля, капусты, стрельчатого лука и еще десятка каких-то травок, сдобрен яйцом и сметаной — ароматный, горьковато-кислый на вкус. Лидия Нестеровна тут же, за столом, просвещала меня: в старой России крапива культивировалась как овощ, шла в котлеты, в запеканки. Одуванчик же — древнее лакомство монахов, он и ныне деликатесное блюдо во Франции, Китае, Египте…
В руках хозяйки оказалась граненая черная бутылка. Из горлышка забулькала удивительно ароматная жидкость.
— Бальзам из двадцати четырех трав, облагораживает нутро. — Бабушка налила в рюмки и запечатала бутылку, добавив, что не водка это — лекарство.
— Что за девушка приезжала? — Меня не покидал интерес к странной пациентке, которая на больную не походила.
Ирина Федоровна от «бальзама» повеселела, но вместо ответа показала рукой на потолок. И сколько я ни пытался уточнить, от кого был гонец, бабка только произнесла, хитро ухмыляясь, что она «умеет хранить врачебные тайны». Она ворковала: «С ученым доктором иметь дружбу приятно, у него в поликлинике тело по волоконцу разобрать могут, чего не видят, просветят, излишки отрежут да выбросят, а коль нехватки, заплату пришьют». Еще бабка шутила про то, как там антибиотиков напускают в кровь на вредных черненьких микробов: мол, микробы меж собою дерутся, кусаются, красные побеждают черных. Но черные-то микробы ныне тоже не простаки — приспосабливаются к антибиотикам, загрызают их… Из шуток бабушки Ирины можно было понять, что ее «друг доктор» работает в поликлинике. На том мои догадки и кончились.
С местной больницей Спиридонова скрыто соперничает. Хотя она и расхваливает вовсю врача Александру Петровну, но это-то расхваливание и обнаруживает ее подлинное отношение к поселковым медицинским работникам: они специалисты толковые, но все-таки неполноценные, потому что «не знают лекарственных трав».
В сараях Ирины Федоровны при хорошем урожае да при старательной работе помощниц скапливается по нескольку центнеров лекарственных трав. В сотнях мешков, корзин, ящиков хранится по отсекам до двухсот пятидесяти «предметов»; складам хозяйства позавидуют подсобные службы районной аптеки.
— Не пишите о суеверии, — наставляет Лидия Нестеровна. — Это бросает тень на дело бабушки. Никакая она не кудесница, а просто травознайка…
После обеда Ирина Федоровна ведет нас в свой огород, берет заступ, выворачивает корневище, привычно погружает пальцы в черную рыхлую землю, очищая волосатый корень от сыроватых и рассыпчатых комьев. Бабушка Ирина в своем роде и ботаник, и чернорабочий, и фармацевт, и сказочник… Могущество науки в предстоящем мне безопасном перелете из Сибири в Москву, в безупречно рассчитанных и вывешенных дозах пилюль, в безусловной стерильности хирургических инструментов… Но, оглядывая бабушкин огород с пятьюдесятью лекарственными растениями, представляя тьму лесных, полевых и луговых травок, из которых бабушка готовит целебные «сборы», вдруг осознаешь, какой маленький краешек природы освоен наукой и сколько на земле еще неизученного! Народная медицина, казалось бы, давно поглощенная научной, подготовила ей даже в одном огороде Ирины Федоровны такое количество загадок, на разгадку которых уйдут десятки лет работы больших коллективов специалистов.
— Болиголов, — очистив корень от земли, представляет мне растение бабушка. Гладит ладонью по перышкам листьев осторожно, приговаривая, что скрывался от нее шельмец в лесах долгие годы, а поймала бегуна на Червишевском тракте, за кюветом, на обочине. Два корешка выкопала, перевезла в огород. Снимает урожай. Ядовит болиголов: и коренья и стебель опасны. Зато ядовитость его якобы пособляет тушить некоторые болезни. Скопление болиголова попалось ей и на Московском тракте — драла его прошлым летом. Загрузила в машину, доставила, в ограду, да, как расставила сушить, позабыла утереть губы, запыленные при работе. Попила квасу и захворала. Были судороги, едва отводилась с собой.
Болиголов пятнистый — один из самых таинственных представителей лекарственных растений. Во многих справочниках отмечено, что в народной медицине он и успокаивающее, и противосудорожное, и болеутоляющее средство, помогает при эпилепсии, судорожном кашле (коклюше), мигрени; экстракт и пластырь применяют наружно как обезболивающее средство. Но наукой он почти совсем не исследован: слишком сложен его химический состав, сам он опасен, не так-то просто разобраться. И потому в «белом» врачевании болиголов не используется.
Время клонилось к вечеру. Солнце садилось на западный берег озера. На розоватом склоне неба ярусами лежали валы облаков, будто большие пуки трав на полках. Пора было нам с Лидией Нестеровной возвращаться в город.
Возле столбика у сарая на моих глазах одна из учениц Ирины Федоровны сбросила с себя рабочий халат. Не без удивления увидел я скромную Мотю опрятной, красивой женщиной. «Познахарка» оказалась городской интеллигенткой: зовут ее Матреной Ивановной, она жена начальника геологической экспедиции. Пристрастилась к травкам после того, как себя подлечила и подкрепила ребятишек. Ездит к Ирине Федоровне уже несколько лет. Выйдет ли из нее травознайка?
— Уже много знает, — посмеивается бабушка Ирина.
В Москве, во Всесоюзном институте лекарственных растений, специалисты убежденно говорили мне, что народные травоведы переведутся, как только в аптеках в изобилии появятся лекарственные пакеты из трав и кореньев. Сельский мир с его сказками, преданьями, поверьями, обычаями и приметами уже преобразовался в цивилизованные поселки, все более заселяется образованными людьми, озарен электричеством, озвучен радиоголосами и развлекается перед окошками телеэкранов и во Дворцах культуры. Сведения о лекарственных былинках записываются специалистами, учитываются и проверяются наукой. У научных работников, разумеется, свои проблемы: сложно выявить в растении целебное вещество, не менее трудно научиться выращивать избранное наукой растение на цивилизованной плантации. Скажем, загадочен сок подорожника, вылечивающий желудок с пониженной кислотностью. Но вот наука, расщепив тайну листка подорожника, узнала, что в нем имеется. Это не полное знание, но знание! Ученые научились готовить препарат плантаглюцид, который лечит язвы. А дальше проблема другая: обеспечить препаратом все аптеки… Артели собирателей растений не способны заготовить тысячи тонн подорожника или другого растения, чтобы удовлетворить в сырье медицинскую промышленность. Значит, дикорастущую травку нужно «приручить». Это сделать потруднее, чем выдрессировать для цирка леопарда или рысь. Селекционеры, агрономы, инженеры, рабочие совхозов занимаются освоением новых видов лекарственных растений, учатся вовремя высевать семена, ухаживать за цветочками и корешками, механизируют уборку урожая. Фармацевтические предприятия перерабатывают лекарственное сырье, чтобы дать аптекам и больницам лекарство. И нигде в этой цепи производства нет места для бабушки с ее травками и коробочками…
Не успели мы распрощаться с бабушкой, как снова затрещал звонок. Матрена Ивановна приоткрыла ворота, выглянула и широко раскрыла их. Навстречу нам шагнул полковник Александр Степанович! Ехал мимо на машине, посчитал за грех проскочить бабушкину избу, не зайти.
Ирина Федоровна провожает нас за ворота. Жаль, не узнал я одно «таинственное» имя: кто же все-таки скрывается за тем гонцом в облике высокой «секретарши»? Лидия Нестеровна машет Ирине Федоровне — удовлетворите, мол, вы его любопытство.
Дружит, оказывается, травознайка с главным врачом первой тюменской поликлиники, от него и был «гонец». Да можно назвать еще с десяток специалистов.
Машина вынесла нас на Московский тракт, летела по берегу озера. На дорогу выходили, выезжали на мотоциклах и автомашинах «пляжники». Автобусы летели набитые битком.
И мы мчались в этом потоке к городу, все дальше и дальше от избушки Ирины Федоровны, от ее сказочного мира «государя Зверобоя». На какое-то мгновение казалось, будто совсем другая жизнь обступает нас. Но только на мгновение…

* * *

Очерк этот был опубликован в журнале «Север» в 1972 году. И я уже почти забыл о нем, не думая возвращаться к теме. Изредка из деревни мне писали, что бабушка Ирина еще жива, по-прежнему заготавливает вокруг озера Андреевского лекарственные растения и наполняет ими свои сараи, а поток паломников к ее избушке не прекращается. Но вдруг… Именно «вдруг»! — приходит мне на квартиру пакет от знакомого тюменского врача, вскрываю обертку, и в руках у меня оказывается книга в плотном переплете. «Целебные растения тюменского края». На обложке я увидел фамилию — Спиридонова И. Ф. Это же народная травознайка! Рядом с ее фамилией — Л. И. Сурина, М. И. Сурина. Дочь и мать, одна ботаник, другая врач. Чудес на земле не бывает. Сурины скрупулезнейшим способом изучали «аптеку» Ирины Федоровны Спиридоновой, собирали вместе с нею растения в лесу, описали лекарственные цветы и травы. Рецензировал книгу заслуженный деятель науки, доктор биологических наук, профессор В. В. Соколов, научным редактором была доктор медицинских наук З. И. Рожнова. Помощь в подготовке книги к печати авторам оказала известный профессор А. Ф. Гаммерман. Ссылаясь на опыт народной медицины, авторы утверждают, что народная практика использует более 600 лекарственных растений, тогда как научная медицина освоила пока лишь 200 видов. Не задаваясь целью оценивать новый травник, хвалить или порицать его, я вчитываюсь в аннотацию и в предисловие: «Особая ценность книги в том, что она основана на народном опыте и поможет вести поиски полезных растений, еще не нашедших применения в современной медицинской науке»; читатель предостерегается, «что пользоваться книгой как домашним лечебником без врачебного контроля и совета не следует, особенно когда речь идет о ядовитых растениях». Чудес не бывает. И я вспомнил другой травник, изданный Медгизом, в котором говорилось, что семьдесят лекарственных растений допущены Управлением по внедрению новых лекарственных средств и медицинской техники Минздрава к свободной продаже без рецепта врача. О том, в какой пропорции смешаны в теле человека органические вещества и химические элементы, мы никогда не узнаем, но очевидно, что при нарушении гармонии в организме мы хвораем, и тогда нам необходимы знания специалистов, чтобы восстановить равновесие душевное, нормализовать обмен веществ, выровнять дыхание и кровообращение… Мы не знаем почему, но сказочные травки, пришедшие в медицину из опыта разных стран — «английская» наперстянка, «русский» горицвет, «украинский» ландыш и «китайский» лимонник, если их точно применить, помогают нам подняться с постели и возвращают бодрость. Анютины глазки, ключ-трава, медвежье ушко, корень-человек, змеевик, козлобородник, аралия маньчжурская, шалфей эфиопский, хурма кавказская, белладонна, полынь таврическая, кукушкины слезки, бессмертник… Я радуюсь тому, что могущественная наука освоила эти растения с удивительными именами, что она все глубже познает мир природы, вываривает из вершков и корешков препараты, выщербляет из шелухи поверий, из сгустков преданий истинные зерна пользы. Это же прекрасно, что, заболев, человек пойдет в светлый кабинет врача, а не к знахарю… Это прекрасно!.. Но, прикоснувшись к народному опыту, я вдруг обратил внимание на свое медицинское невежество: оказывается, научная медицина допустила для свободной продажи населению семьдесят лекарственных растений! Семь-де-сят! А кто о них знает? Врачи, да и то не все, не говоря уже о всех людях. Так значит, они Опять-таки известны более всего народным травознаям. Как же мне было бы стыдно, если бы я в поле не отличил пшеницу от овса! Но почему не считается невежеством, что культурный человек не узнает с первого взгляда зверобой или кипрей, то бишь иван-чай? Ну да это уже другой разговор. С меня довольно и того, что я прикоснулся к народной медицине, к народному опыту, к сказкам и легендам.


Антонина ТУРОВА,
профессор, доктор медицинских наук
ПОСЛЕСЛОВИЕ

Очерк «Преданья старины глубокой» выражает тот всеобщий интерес к лекарственным растениям, который наметился в последние десятилетия в нашей стране и за рубежом. Автор очерка совершил своеобразную поездку не только к травознайке на озеро, но и в реальный мир народного опыта, примет, юмора, преданий, а также в ту среду, которая верит травознаям и поощряет их. Я с большим интересом прочитала очерк, взглянув на сибирскую травознайку Спиридонову Ирину Федоровну (кстати, рецепты ее мне известны по книге, изданной в Свердловске) как бы с другой стороны. Некоторые рецепты Спиридоновой, безусловно, заслуживают внимания ученых.
Как человек, посвятивший многие годы своей жизни медицинской науке, хочу оттенить медицинскую сторону затронутой темы. Впервые о народном траволечении я узнала еще в детские годы… Семья наша жила в деревне Голодаихе Вятской губернии. У отца с матерью было восемь детей. А всего нас родилось в крестьянской избе семнадцать, но девять умерло в младенческом возрасте. Мать Анна Павловна собирала травы, заготавливала их на зиму. Ни врача, ни фельдшера в деревне не было, так что лечение травами — единственное средство спасения от болезней. Помню, захворала старшая сестра Прасковья. Отец молился перед образами: «С кем, господи, я сено косить буду». Пошли за просвирней, она принесла пакет травок. Это снадобье и помогло моей старшей сестре.
Но чудес не бывает. Я отдала медицине и медицинской науке около пятидесяти лет, директорствовала в Московском фармацевтическом институте, заведовала кафедрой фармакологии, руководила в годы войны военным госпиталем, четверть века возглавляла лабораторию фармакологии народной медицины в ВИЛРе и убедилась, что абсолютное большинство полезных народных рецептов уже занесено в книги и не является для науки новым. Если в старое время в дореволюционной России знахарство было оправданно, то теперь при наличии всеобщей медицинской помощи населению оно просто вредно.
Но почему же и ныне некоторые люди идут к травознаям? По разным причинам. Автор очерка прав: во-первых, в аптеках все еще не хватает лекарственных трав и препаратов из них; во-вторых, врачи недостаточно знают лекарственные растения и их применение; в-третьих, у знатоков трав иногда действительно сохраняются отдельные очень полезные рецепты, не известные медицинской науке и ждущие проверки фармакологов.
В любом случае лечение у знахаря не может быть оправдано, ибо там нет медицинского контроля, смертельные исходы не регистрируются. А вот изучать народный опыт надо более энергично, чем это делается сейчас, хотя тут много сложностей. Ведь только в нашей стране имеется около двадцати тысяч видов лекарственных растений!
При поисках перспективных лекарственных растений современная фармакология использует в основном два пути: берет опыт народной медицины, осевший в книгах, а также сообщения травознаев; применяет ботанический принцип подбора растений по родству.
Растений, используемых в народной медицине, очень много. Например, окопник лекарственный ранее применялся медициной, но оставлен ею, так как найдены более сильные препараты. Нам нужны лишь такие растения, которые помогают при болезнях, не поддающихся лечению средствами современной медицины, несмотря на ее большие достижения. Во Всесоюзном институте лекарственных растений нам приходилось работать над багульником болотным, подсказанным народной медициной, из него было выделено активное вещество — ледол, который оказался хорошим средством при спастических бронхитах, при экспериментальной бронхиальной астме и при обычном кашле. Ледол передан на клиническое изучение. Правы народные травознаи оказались, когда назвали тридцать растений, из которых мы выбрали три, заслуживающих особого внимания: в них обнаружены активные вещества, снижающие сахар крови. Пчеловоды давно «лечат» людей медом, маточным молочком, прополисом, пыльцой. Но пыльца, собранная пчелами, нестандартна, фармакологический комитет отклонил предложение одной шведской фирмы о применении пыльцы в советской медицине. Мы исследовали однородную пыльцу с различных деревьев, кустарников и трав, получили стандартную пыльцу. Оказалось, что пыльца кукурузы сорта «Стерлинг» оказывает стимулирующее действие на организм, восстанавливает функции его после болезни. В пыльце найдены биологически активные вещества, витамины, аминокислоты и микроэлементы, это открывает большие возможности для использования ее в медицинской и ветеринарной практике, тем более что возможности получения ее в стране неограниченны.
В народе давно пользуются для лечения верхних дыхательных путей ростками и клубнями картофеля, вдыхая пары. Нам удалось извлечь из ростков картофеля препарат — стероидный алкалоид соланин, который обладает противовоспалительными и антиаллергическими свойствами, оказался эффективным при лечении болезней уха, горла, носа. Он еще не вошел в аптеки, но это уже по каким-то «техническим» причинам.
Еще в конце пятидесятых годов в медицинскую практику введена микстура Троскова для лечения бронхиальной астмы. Помню, что Тросков предложил микстуру, состоящую преимущественно из трав, которая прошла экспериментальные изучения в нашей лаборатории, затем клинические изучения и получила одобрение, и названа именем автора.
Опыт народной медицины продолжает обогащать научную медицину. Хотя тут не обходится порой без курьезов и неприятностей. Несколько лет назад народная молва и газеты прославили дедушку Василия Иосифовича Карчана из украинского города Лебедянь. Он продавал смеси трав людям, страдающим эндартеритом и нефритом. Болезни эти коварные. А дедушка оказался хитрым, он так и не раскрыл «секрет» своих смесей ни нам, ни Комитету по изобретениям и открытиям. Были затрачены силы и средства по изучению этих смесей, но исследования пришлось прекратить, ценность смесей не установлена. А слухи доходят, что родственники Карчана торгуют травками.
Так, к сожалению, бывает. Хотя народная мораль всегда ограждала и народную медицину от наживы за счет страданий людей.
Сейчас медицине требуются лекарства для профилактики и лечения заболеваний сердечно-сосудистой системы, особенно эндартерита и тромбофлебита; атеросклероза, болезней печени, почек, в частности, нефрита. Почти нет препаратов для лечения ревматизма, недостаточно средств против нервных и психических расстройств, эндокринных заболеваний, например, диабета; вирусных болезней, а также против таких, которые восстанавливали бы силы больного в период выздоровления после перенесенных тяжелых заболеваний. Не хватает «растительных» лекарств по предупреждению умственного и физического переутомления. Особый долг науки перед народом — найти средства для лечения злокачественных опухолей.
Народная медицина по всем этим направлениям предлагает довольно обширный список трав; хотя изучение их до последних пор шло не весьма успешно, все-таки кое-что введено в лечебную практику.
Очерк «Преданья старины глубокой» затронул очень важную тему. Наряду с применением синтетических лекарств в современной медицине отводится место и использованию лекарств растительного происхождения. В последние годы установлено, что растения и препараты из них предпочтительнее для лечения некоторых болезней, чем синтетические средства, они родственны организму и почти бесконфликтно входят в живую клетку, в меньшей степени вызывают побочные явления. В медицинской науке есть специалисты, которые недооценивают лекарственное значение растений, но имеются и такие, кто принижает ценность синтетических препаратов. Истина на золотой середине. Широта знаний врача позволяет ему правильно назначать те или другие лекарства в зависимости от болезни и состояния больного.
Применение лекарственных растений в медицине имеет большие потенциальные возможности, но дошедший до нас опыт народной медицины изучается пока недостаточно. Разумеется, единственным путем продвижения лекарственных растений в практику является научный эксперимент.