А. П. МИЩЕНКО
ПОДАРИ ОЗЕРАМ ЖИЗНЬ
НА СТРОИТЕЛЬСТВЕ ЗАВОДА
…Решив неотложные дела в сельском Совете Абалака, Мальковский направился к Иртышу. У иссеченной временем монастырской стены на крутом берегу задержался и окинул взглядом открытые дали. Через реку змеилась в синих торосах тропинка. В прозрачном холодном воздухе хорошо просматривается низкий противоположный берег: до самого горизонта укрытые кожухом снега луга, разрезанные кое-где тонкими рядками пойменного леса. И среди этого простора — пятачок будущего завода. Движущиеся на белом фоне люди, бульдозеры, очищающие площадку для строительства. Из-за матовых туч выглянуло солнце и высветило искусственно созданные вырастные пруды и отводной канал, по которому тысячи осетрят и других ценных рыб будут уходить в далекое плавание по акватории Обь-Иртышского бассейна.
Пролетело уже полтора месяца с того дня, как Валерий принял предложение начальника управления и вновь приехал в Тюмень. И тут только выяснилось, что предприятия еще нет. Мальковского, оказалось, назначили заместителем директора Тобольского рыбозавода — ему предстояло выполнять функции заказчика по строительству осетрового завода и готовить к вводу первую очередь. Это известие не обескуражило его: не лишне набраться опыта и по строительству. Успокоил Мальковского заместитель Загваздина — Валентин Александрович Хозяинов, заявив, что осетровый отделят потом от Тобольского рыбозавода. Валентин Александрович вызвал к себе Мальковского для «благословения». Они сидели в кабинете и говорили о первоочередных задачах на важной стройке.
Валентин Александрович более двух десятилетий работал на тюменских промыслах, знал Обь-Иртышский бассейн. В управлении Валентин Александрович ведал добычей и рыбоводством. Мальковский уже несколько раз обращался к нему с вопросами по озерным делам, и Хозяинов не отказывал в советах.
В Тобольске Мальковский в первую очередь подобрал себе кадры. Рыбовод Юрий Карпушин, механик Виталий Мещеряков — на них он мог опереться.
В ненастный осенний день со свистящим знобливым ветром Мальковский стоял у корпуса компрессорного цеха и говорил ребятам:
— Крупнейшим в Сибири будет завод! Из тысяч выметанных в нерест икринок до взрослой рыбы доживают единицы. И гибнет не молодь, а икра в основном. До нее охочи не только люди — много гурманов и среди самих рыб. Тут и ерш, и окунь, и налим… Кто же откажется от высококалорийной пищи?.. А мы осетров живыми доставим сюда, запустим в садок — восьмидесятиметровый канал, и пусть там плавают, пока окончательно дозревает икра. Потом хирургическое вмешательство: операцию делаем осетру, достаем икру. Затем процесс инкубации, и — пускаем мальков в специальные вырастные пруды. Здесь и обогащение воды кислородом будет, и подкормка — настоящие детские ясли. Окрепнут осетрята, и пустим на волю их. Плавают пусть в Иртыше и Оби, вырастают, полнят богатства «деликатесного цеха» страны. Надо заставить время работать на нас.
Подмигнул Виталию Мещерякову. Это его, механика, пытался пронять он такой лекцией: Карпушин знал, как разводить осетров.
— Чтоб столько их было в Иртыше и Оби, как раньше, два-три века назад, — снова заговорил Мальковский, — когда на пуд кренделей-сушек можно было выменять пять осетров.
Это было ново и Карпушину, который с удивлением глядел теперь на «шефа». А тот с воодушевлением продолжал «просветительскую» речь:
— Тогда шили рогожу и обувь из осетровой шкуры и варварским «стоповым посолом» превращали осетра в малосъедобные жесткие «ремни». Но потомки, я думаю, не допустят этого… Быстрей выстроить нужно завод. И давать жизнь этому интереснейшему биологическому виду. Чтоб не попал он в Красную книгу исчезающих редких животных и рыб.
Ученые Института биологии внутренних вод Академии наук страны установили способом гидролокации, что осетр ежедневно проходит по 25–30 километров, когда движется в верховья на нерест. Заблудится где на ямах — выпрыгивает из воды, как дельфин, чтоб сориентировать свой путь по берегу или солнцу, вынюхивает запахи родной реки. Реликт, во! Думаю я, что по звездам они ночью «ходят». Высказывают же ученые гипотезу о лососях: ориентируются по звездному небу…
Весело блестели глаза у Карпушина и Мещерякова, которых захватила перспектива завода. Оба они закончили Тобольский рыбопромышленный техникум.
— Завод наш должен выпустить в реки за предстоящее пятилетие до 35–40 миллионов штук молоди, — повторил за Валерия Карпушин.
Еще в Казанке заприметил Валерий Карпушина. Находясь на озерах, практикант-рыбовод не расставался с подводным стетоскопом, который по вычитанному описанию смастерил из бамбуковой палки, стебля тростника и алюминиевой трубки. Приложив ухо к раструбам, он прослушивал июльскую какофонию рыб — цоканье, всплески, ритмичные удары, хрипы.
Светлый, с косинкой в глазах, Мещеряков, представший перед Мальковским в строгом свитере, понравился ему с первого взгляда.
Зимой семьдесят пятого года наметили пуск завода. Однако в работе не обошлось без заторов. Построили линию подачи воды в садки, оборудовали и опробовали насосную станцию, завезли двух живых осетров. Неожиданно перемерзли трубопроводы, и осетры погибли.
Мальковский принял решение: «Готовиться к инкубации икры сиговых рыб». Рабочие под руководством Карпушина и Мещерякова начали отогревать трубы, не покидали объекты до полуночи. Карпушин был незаменим: нужно варить — становился на электросварку;
в котельной отстоит смену, если требует обстановка. Все получалось свободно и просто, без нажима Мальковского. Он только и говорил:
— Пустим завод — отдохнем.
Не всем нравился, однако, изматывающий режим стройки. Но жаловались, как правило, женщины детные, и можно было понять их. Мальковский с друзьями убеждал коллектив, что сейчас просто необходимо работать на пределе.
— Пустим завод — больше будет нам веры, помощи.
И люди проникались мыслями и заботами Валерия
Владимировича, которого давно уже считали директором нового предприятия. Забыл о роли заказчика и сам Мальковский, строительство завода было теперь его собственным, кровным делом. Мальковский начал выбивать технику для своего предприятия.
…Три часа дребезжал вездеход по ухабистой снежной дороге, его бросало из стороны в сторону, как лодку в бурю на разбушевавшемся Иртыше.
Я закутался в шубу и вспоминал встречи с Владимиром Ивановичем Ивановым, в бригаду которого мы ехали, вновь видел бронзовое от ветров и солнца его лицо.
Не раз бывал у него на промыслах. Коммунист Иванов награжден орденом Трудового Красного Знамени. Бригада его выполнила два пятилетних плана, более половины улова — ценная рыба, пелядь, выращенная самими добытчиками. Владимир Иванович — известный в Обь-Иртышском бассейне новатор. Как испытатель, он дал жизнь средствам механизации на стрежевом лове, когда громадным, метров в 600–700, неводом перегораживал реку, осваивал плавучие рыбацкие «станы» — мотоневодники, нашел ключ к облову зарыбленных тобольских озер.
— Четыре метра в секунду — скорость у пеляди, — объяснял он секреты лова. — Никакими орудиями не возьмешь. Шустрая, скоростная рыбешка. Но мы открыли закономерность: спасаясь от замора, пелядь
устремляется в речки. А главные системы тобольских озер соединены протоками. И на них мы начали ставить ловушки-запоры, так называемые котцы. Эффектнее и ученые и проектировщики ничего не дали пока, хотя надо искать, внедрять современное — электролов, свет, звук.
На берегу Большого Карасьего озера несколько построек. Над большим домом алеет флаг, на березе покачивается скворечник. Летом вокруг непроходимые топи и попадают сюда самолетом.
В доме порядок: как и положено в общежитии, аккуратно заправлены постели, на стене свежий вестник штаба социалистического соревнования «Рыбацкая новь», в «красном углу» телевизор. Повар готовит обед, и по комнате плавает запах «тройной» ухи.
Идем с Ивановым на тонь. Солнце лучится неярким светом, но белый до голубизны простор озера слепит глаза, кажется, это горят снега, излучая сияние. Иванов дает свое пояснение:
— Где-то читал однажды, что некоторые художники считают это свойством северных местностей.
Рыбаки щурятся, сверкают литые бока крупных, в большую сковороду, карасей.
— Знатный улов, — с удовольствием отмечает Владимир Иванович.
Кугаевский, заместитель директора по добыче и рыбоводству, проводит вечером собрание промысловиков. Некоторые бригады отставали с выполнением квартального плана, и коллективу Владимира Ивановича надо было подстраховать предприятие.
— Подстрахуем, — заявил от имени рыбаков бригадир. И продолжил: — Хорошо хоть приехал, Владилен Николаевич, а то и забыли дорогу к нам.
— Прижало, — сознался Кугаевский.
— Вот то-то, прижало, — подхватил бригадир и начал изливать наболевшее.
Его дружно поддержали все промысловики.
— Нужно бы советоваться с рыбаками, какие и как водоемы облавливать. Зарыбляем 36 озер, а ловим только в Щучьем и Большом Карасьем. Раньше самоходные льдобуры были в бригадах, а теперь лошадки одни. И кормить их нечем: сено им завезли — на него собака не ложится. Что это за организация производства такая? Нам ведь не авральщики нужны: жми, дави, вкалывай, — а мыслящие руководители, организаторы. Мы — профессионалы и обязаны знать рыбоводство и промысловое дело как свои пять пальцев, управлять им.
Иванов и его товарищи зарыбляли под руководством специалистов озера, проводили водно-мелиоративные работы. Они научились умело добывать то, что вырастили.
Над залитой солнцем искристой смежной равниной мы летели на Ми-4 с председателем Тюменского рыбакколхозсоюза Николаем Рощектаевым и главным инженером Геннадием Тархановым на самое крупное, под восемь тысяч гектаров площадью, угодье колхоза «Красный промысловик» — озеро Андреевское. Завязался любопытнейший разговор. Тарханов рубит ладонями воздух, выкладывая краткие, но емкие мысли:
— «Красный промысловик» — татарский колхоз, инициатор социалистического соревнования наших хозяйств за досрочное выполнение заданий десятой пятилетки. Рыбаки там все молодые, умелые. Испокон веку здесь ловят, от дедов и прадедов передаются любовь к промысловому делу и хватка. За девятую пятилетку колхоз добыл 16 тысяч центнеров пеляди. «Урожайность» каждого гектара Андреевского довели до 80 килограммов. Вокруг Андреевского имеются маленькие, с родниками на дне, озерки, которые «отпочковались» от него торфяниками. Зовут их здесь лайдами. Рыбаки прокопали канавы к ним с главного водоема, и как покроется Андреевское льдом и пелядь, спасаясь от замора, начнет искать «выходы», — открывают заслонки. И пелядь идет на этот созданный в прибрежье живун. Тут ее и отлавливают. Недавно мы отгрузили в адрес колхоза землеройную технику и насосы. Сейчас делаем вокруг Андреевского дополнительно еще и ямы-копанцы метрах в двадцати-тридцати от берега, в которые будем закачивать воду из озера и канальчиками вновь спускать ее, создавая ток. Двойной эффект: обогащение Андреевского кислородом, аэрирование, и ловушки работают… Все эти новшества предложили инженер рыбакколхозсоюза Геннадий Кугаевский и техник лова «Красного промысловика» Раис Ниязов.
К Тарханову подключился Николай Андреевич:
— Три года облавливаем Андреевское через лайды. Не раз просили Сибрыбниипроект помочь нам облагородить надежный и эффективный метод, отшлифовать его. У нас все-таки примитивно поставлено дело. Придумали бы ученые, какое сечение оптимальное дать канальчикам и каналам, какова скорость воды и прочее. Не реагируют пока потому, что уж очень просто все кажется им.
Вечером я был у Кугаевских дома.
Глава семьи устроился на диване, куда пригласил и меня. Хозяйка Людмила Васильевна присела к столу, ей нужно было срочно готовить отчет о работе лаборатории озерного рыбоводства Сибрыбниипроекта, которую она возглавляла здесь.
Сколько добрых слов слышал я о Людмиле Васильевне от работников инкубационного цеха Тобольского рыбозавода. Молодые стремились походить на свою наставницу отношением к делу… Людмила Васильевна в тот вечер показала письмо, которое она собиралась отправить с отчетом директору института. Пояснила:
— Нужно использовать любые пути, чтобы доводить результаты своих исследований, практические рекомендации до всех рыбоводов-производственников. Прошу помочь в издании серии плакатов по инкубации. Тексты я подготовила, готовы уже и рисунки. Это практическое пособие.
Практические вопросы рыбоводства — главная задача лаборатории, нам нужно докапываться до глубинных вопросов. Нужны физиологические и биохимические, на уровне клетки, исследования с молодью рыб, икрой, а мы располагаем приборами, которыми можно лишь взвесить, измерить рыбу, изучить внешнее строение. На «технике» довоенного выпуска еще работаем…
А потом Людмила Васильевна рассказывала о своих коллегах по институту Сибрыбниипроект, которые по-тимирязевски смотрят на знание — как на доверенное им сокровище, составляющее собственность всего народа. И дорожа ею, подвижнически ведут исследования в самых трудных условиях. Стоило ей упомянуть имя Жени Андриенко из Ханты-Мансийска, как мне тотчас вспомнилась недавняя встреча с ним.
Всю зиму до мая проводил Женя на Ямале. И в эти дни, когда над тундрой гудели циклоны, одетый в малицу ихтиолог Андриенко сидел на льдине в фанерном домике. Неторопливым движением брал в прорубленной «ванне» рыбу, исследовал ее.
Женя учился в Астрахани. Несколько раз был на практике в Западной Сибири и на Ямале. И после окончания института стал работать младшим научным сотрудником Обь-Тазовского отделения Сибрыбниипроекта. На Тюменском Севере решил искать он свой «философский камень».
Ихтиолог Андриенко попытался получить ответ на важный научный вопрос: почему мигрирует ряпушка? Что побуждает ее к этому? Мнения на этот счет были разные. Одни утверждали, что рыбу гонит замор, то есть недостаток кислорода в воде, покрытой долгие месяцы льдами. Другие связывали движение ряпушки с «блужданием» границы соленой и пресной воды, где якобы самые лучшие корма. Третьи проводили аналогию с периодическим перемещением оленьих стад по пастбищам.
Проблема захватила молодого ихтиолога.
В своем дневнике, который вел изо дня в день, он писал: «Морозы 40–50 градусов. По неделе вьюжит. Носа не высунешь. Сети проверять ходим по тросу, по колышкам с флажками. День за днем исследую ряпушек…
Дружно, но тесновато живем мы на промысле — двенадцать рыбаков Новопортовского завода и научный сотрудник. Встаем в шесть утра, завтракаем и — за работу… Заканчиваю обследование последней, восьмой тысячи рыб. Подтвердится ли моя догадка — перемещения рыб с границею соленых и пресных вод? Оказывается, приливы и отливы тоже влияют на миграцию. И облачность тоже, хотя вроде бы через толщу льда рыбы не должны ощущать ничего.
Изготовил из чурочек самодельные шахматы и сражаюсь вечерами с одним рыбаком. После отдыха — литература, штудирую иностранный и философию, готовлюсь в аспирантуру.
…Удивительный край — Север. Здесь полезно побывать. Хотя бы «для самоопределения», для того, чтобы разобраться в себе, побыстрее найти себя.
…Поддерживая спортивную форму, продолжаю купаться в проруби. Когда-то мучил меня ревматизм. Сейчас забыл, что это такое. Спрашивают, не морж ли я. Это громко. Просто купаюсь для физической и эмоциональной закалки».
Доклад Андриенко на институтской конференции молодых ученых и специалистов признан был одним из самых лучших. Теперь осталось провести его мысль в жизнь, и на Ямале можно будет вылавливать дополнительно до 5 тысяч центнеров ряпушки. Он написал письмо начальнику Сибрыбпрома с просьбой выделить средства на создание хорошо оснащенного изыскательского научно-поискового звена, которое определяло бы места активного лова.
Сейчас Женя принялся за изучение других рыб — чира и муксуна. Рыбоводов Тобольска очень интересуют работы Андриенко: своими исследованиями он углубляет знания о биологии разводимых в озерах видов.
…Людмила Васильевна вздохнула:
— В тяжелых условиях работают наши коллеги на Ямале. Не жалуются, конечно, нет. Но посиди-ка в щелястой фанерной будочке на льдине…
А потом добавила:
— Есть недостатки, много их, но есть и озера с «живой водой». Как встретишь «живую воду», где рыба ходуном ходит, — думается, ради этого живут и работают рыбоводы.
А. П. МИЩЕНКО
ПОДАРИ ОЗЕРАМ ЖИЗНЬ
НА СТРОИТЕЛЬСТВЕ ЗАВОДА
…Решив неотложные дела в сельском Совете Абалака, Мальковский направился к Иртышу. У иссеченной временем монастырской стены на крутом берегу задержался и окинул взглядом открытые дали. Через реку змеилась в синих торосах тропинка. В прозрачном холодном воздухе хорошо просматривается низкий противоположный берег: до самого горизонта укрытые кожухом снега луга, разрезанные кое-где тонкими рядками пойменного леса. И среди этого простора — пятачок будущего завода. Движущиеся на белом фоне люди, бульдозеры, очищающие площадку для строительства. Из-за матовых туч выглянуло солнце и высветило искусственно созданные вырастные пруды и отводной канал, по которому тысячи осетрят и других ценных рыб будут уходить в далекое плавание по акватории Обь-Иртышского бассейна.
Пролетело уже полтора месяца с того дня, как Валерий принял предложение начальника управления и вновь приехал в Тюмень. И тут только выяснилось, что предприятия еще нет. Мальковского, оказалось, назначили заместителем директора Тобольского рыбозавода — ему предстояло выполнять функции заказчика по строительству осетрового завода и готовить к вводу первую очередь. Это известие не обескуражило его: не лишне набраться опыта и по строительству. Успокоил Мальковского заместитель Загваздина — Валентин Александрович Хозяинов, заявив, что осетровый отделят потом от Тобольского рыбозавода. Валентин Александрович вызвал к себе Мальковского для «благословения». Они сидели в кабинете и говорили о первоочередных задачах на важной стройке.
Валентин Александрович более двух десятилетий работал на тюменских промыслах, знал Обь-Иртышский бассейн. В управлении Валентин Александрович ведал добычей и рыбоводством. Мальковский уже несколько раз обращался к нему с вопросами по озерным делам, и Хозяинов не отказывал в советах.
В Тобольске Мальковский в первую очередь подобрал себе кадры. Рыбовод Юрий Карпушин, механик Виталий Мещеряков — на них он мог опереться.
В ненастный осенний день со свистящим знобливым ветром Мальковский стоял у корпуса компрессорного цеха и говорил ребятам:
— Крупнейшим в Сибири будет завод! Из тысяч выметанных в нерест икринок до взрослой рыбы доживают единицы. И гибнет не молодь, а икра в основном. До нее охочи не только люди — много гурманов и среди самих рыб. Тут и ерш, и окунь, и налим… Кто же откажется от высококалорийной пищи?.. А мы осетров живыми доставим сюда, запустим в садок — восьмидесятиметровый канал, и пусть там плавают, пока окончательно дозревает икра. Потом хирургическое вмешательство: операцию делаем осетру, достаем икру. Затем процесс инкубации, и — пускаем мальков в специальные вырастные пруды. Здесь и обогащение воды кислородом будет, и подкормка — настоящие детские ясли. Окрепнут осетрята, и пустим на волю их. Плавают пусть в Иртыше и Оби, вырастают, полнят богатства «деликатесного цеха» страны. Надо заставить время работать на нас.
Подмигнул Виталию Мещерякову. Это его, механика, пытался пронять он такой лекцией: Карпушин знал, как разводить осетров.
— Чтоб столько их было в Иртыше и Оби, как раньше, два-три века назад, — снова заговорил Мальковский, — когда на пуд кренделей-сушек можно было выменять пять осетров.
Это было ново и Карпушину, который с удивлением глядел теперь на «шефа». А тот с воодушевлением продолжал «просветительскую» речь:
— Тогда шили рогожу и обувь из осетровой шкуры и варварским «стоповым посолом» превращали осетра в малосъедобные жесткие «ремни». Но потомки, я думаю, не допустят этого… Быстрей выстроить нужно завод. И давать жизнь этому интереснейшему биологическому виду. Чтоб не попал он в Красную книгу исчезающих редких животных и рыб.
Ученые Института биологии внутренних вод Академии наук страны установили способом гидролокации, что осетр ежедневно проходит по 25–30 километров, когда движется в верховья на нерест. Заблудится где на ямах — выпрыгивает из воды, как дельфин, чтоб сориентировать свой путь по берегу или солнцу, вынюхивает запахи родной реки. Реликт, во! Думаю я, что по звездам они ночью «ходят». Высказывают же ученые гипотезу о лососях: ориентируются по звездному небу…
Весело блестели глаза у Карпушина и Мещерякова, которых захватила перспектива завода. Оба они закончили Тобольский рыбопромышленный техникум.
— Завод наш должен выпустить в реки за предстоящее пятилетие до 35–40 миллионов штук молоди, — повторил за Валерия Карпушин.
Еще в Казанке заприметил Валерий Карпушина. Находясь на озерах, практикант-рыбовод не расставался с подводным стетоскопом, который по вычитанному описанию смастерил из бамбуковой палки, стебля тростника и алюминиевой трубки. Приложив ухо к раструбам, он прослушивал июльскую какофонию рыб — цоканье, всплески, ритмичные удары, хрипы.
Светлый, с косинкой в глазах, Мещеряков, представший перед Мальковским в строгом свитере, понравился ему с первого взгляда.
Зимой семьдесят пятого года наметили пуск завода. Однако в работе не обошлось без заторов. Построили линию подачи воды в садки, оборудовали и опробовали насосную станцию, завезли двух живых осетров. Неожиданно перемерзли трубопроводы, и осетры погибли.
Мальковский принял решение: «Готовиться к инкубации икры сиговых рыб». Рабочие под руководством Карпушина и Мещерякова начали отогревать трубы, не покидали объекты до полуночи. Карпушин был незаменим: нужно варить — становился на электросварку;
в котельной отстоит смену, если требует обстановка. Все получалось свободно и просто, без нажима Мальковского. Он только и говорил:
— Пустим завод — отдохнем.
Не всем нравился, однако, изматывающий режим стройки. Но жаловались, как правило, женщины детные, и можно было понять их. Мальковский с друзьями убеждал коллектив, что сейчас просто необходимо работать на пределе.
— Пустим завод — больше будет нам веры, помощи.
И люди проникались мыслями и заботами Валерия
Владимировича, которого давно уже считали директором нового предприятия. Забыл о роли заказчика и сам Мальковский, строительство завода было теперь его собственным, кровным делом. Мальковский начал выбивать технику для своего предприятия.
…Три часа дребезжал вездеход по ухабистой снежной дороге, его бросало из стороны в сторону, как лодку в бурю на разбушевавшемся Иртыше.
Я закутался в шубу и вспоминал встречи с Владимиром Ивановичем Ивановым, в бригаду которого мы ехали, вновь видел бронзовое от ветров и солнца его лицо.
Не раз бывал у него на промыслах. Коммунист Иванов награжден орденом Трудового Красного Знамени. Бригада его выполнила два пятилетних плана, более половины улова — ценная рыба, пелядь, выращенная самими добытчиками. Владимир Иванович — известный в Обь-Иртышском бассейне новатор. Как испытатель, он дал жизнь средствам механизации на стрежевом лове, когда громадным, метров в 600–700, неводом перегораживал реку, осваивал плавучие рыбацкие «станы» — мотоневодники, нашел ключ к облову зарыбленных тобольских озер.
— Четыре метра в секунду — скорость у пеляди, — объяснял он секреты лова. — Никакими орудиями не возьмешь. Шустрая, скоростная рыбешка. Но мы открыли закономерность: спасаясь от замора, пелядь
устремляется в речки. А главные системы тобольских озер соединены протоками. И на них мы начали ставить ловушки-запоры, так называемые котцы. Эффектнее и ученые и проектировщики ничего не дали пока, хотя надо искать, внедрять современное — электролов, свет, звук.
На берегу Большого Карасьего озера несколько построек. Над большим домом алеет флаг, на березе покачивается скворечник. Летом вокруг непроходимые топи и попадают сюда самолетом.
В доме порядок: как и положено в общежитии, аккуратно заправлены постели, на стене свежий вестник штаба социалистического соревнования «Рыбацкая новь», в «красном углу» телевизор. Повар готовит обед, и по комнате плавает запах «тройной» ухи.
Идем с Ивановым на тонь. Солнце лучится неярким светом, но белый до голубизны простор озера слепит глаза, кажется, это горят снега, излучая сияние. Иванов дает свое пояснение:
— Где-то читал однажды, что некоторые художники считают это свойством северных местностей.
Рыбаки щурятся, сверкают литые бока крупных, в большую сковороду, карасей.
— Знатный улов, — с удовольствием отмечает Владимир Иванович.
Кугаевский, заместитель директора по добыче и рыбоводству, проводит вечером собрание промысловиков. Некоторые бригады отставали с выполнением квартального плана, и коллективу Владимира Ивановича надо было подстраховать предприятие.
— Подстрахуем, — заявил от имени рыбаков бригадир. И продолжил: — Хорошо хоть приехал, Владилен Николаевич, а то и забыли дорогу к нам.
— Прижало, — сознался Кугаевский.
— Вот то-то, прижало, — подхватил бригадир и начал изливать наболевшее.
Его дружно поддержали все промысловики.
— Нужно бы советоваться с рыбаками, какие и как водоемы облавливать. Зарыбляем 36 озер, а ловим только в Щучьем и Большом Карасьем. Раньше самоходные льдобуры были в бригадах, а теперь лошадки одни. И кормить их нечем: сено им завезли — на него собака не ложится. Что это за организация производства такая? Нам ведь не авральщики нужны: жми, дави, вкалывай, — а мыслящие руководители, организаторы. Мы — профессионалы и обязаны знать рыбоводство и промысловое дело как свои пять пальцев, управлять им.
Иванов и его товарищи зарыбляли под руководством специалистов озера, проводили водно-мелиоративные работы. Они научились умело добывать то, что вырастили.
Над залитой солнцем искристой смежной равниной мы летели на Ми-4 с председателем Тюменского рыбакколхозсоюза Николаем Рощектаевым и главным инженером Геннадием Тархановым на самое крупное, под восемь тысяч гектаров площадью, угодье колхоза «Красный промысловик» — озеро Андреевское. Завязался любопытнейший разговор. Тарханов рубит ладонями воздух, выкладывая краткие, но емкие мысли:
— «Красный промысловик» — татарский колхоз, инициатор социалистического соревнования наших хозяйств за досрочное выполнение заданий десятой пятилетки. Рыбаки там все молодые, умелые. Испокон веку здесь ловят, от дедов и прадедов передаются любовь к промысловому делу и хватка. За девятую пятилетку колхоз добыл 16 тысяч центнеров пеляди. «Урожайность» каждого гектара Андреевского довели до 80 килограммов. Вокруг Андреевского имеются маленькие, с родниками на дне, озерки, которые «отпочковались» от него торфяниками. Зовут их здесь лайдами. Рыбаки прокопали канавы к ним с главного водоема, и как покроется Андреевское льдом и пелядь, спасаясь от замора, начнет искать «выходы», — открывают заслонки. И пелядь идет на этот созданный в прибрежье живун. Тут ее и отлавливают. Недавно мы отгрузили в адрес колхоза землеройную технику и насосы. Сейчас делаем вокруг Андреевского дополнительно еще и ямы-копанцы метрах в двадцати-тридцати от берега, в которые будем закачивать воду из озера и канальчиками вновь спускать ее, создавая ток. Двойной эффект: обогащение Андреевского кислородом, аэрирование, и ловушки работают… Все эти новшества предложили инженер рыбакколхозсоюза Геннадий Кугаевский и техник лова «Красного промысловика» Раис Ниязов.
К Тарханову подключился Николай Андреевич:
— Три года облавливаем Андреевское через лайды. Не раз просили Сибрыбниипроект помочь нам облагородить надежный и эффективный метод, отшлифовать его. У нас все-таки примитивно поставлено дело. Придумали бы ученые, какое сечение оптимальное дать канальчикам и каналам, какова скорость воды и прочее. Не реагируют пока потому, что уж очень просто все кажется им.
Вечером я был у Кугаевских дома.
Глава семьи устроился на диване, куда пригласил и меня. Хозяйка Людмила Васильевна присела к столу, ей нужно было срочно готовить отчет о работе лаборатории озерного рыбоводства Сибрыбниипроекта, которую она возглавляла здесь.
Сколько добрых слов слышал я о Людмиле Васильевне от работников инкубационного цеха Тобольского рыбозавода. Молодые стремились походить на свою наставницу отношением к делу… Людмила Васильевна в тот вечер показала письмо, которое она собиралась отправить с отчетом директору института. Пояснила:
— Нужно использовать любые пути, чтобы доводить результаты своих исследований, практические рекомендации до всех рыбоводов-производственников. Прошу помочь в издании серии плакатов по инкубации. Тексты я подготовила, готовы уже и рисунки. Это практическое пособие.
Практические вопросы рыбоводства — главная задача лаборатории, нам нужно докапываться до глубинных вопросов. Нужны физиологические и биохимические, на уровне клетки, исследования с молодью рыб, икрой, а мы располагаем приборами, которыми можно лишь взвесить, измерить рыбу, изучить внешнее строение. На «технике» довоенного выпуска еще работаем…
А потом Людмила Васильевна рассказывала о своих коллегах по институту Сибрыбниипроект, которые по-тимирязевски смотрят на знание — как на доверенное им сокровище, составляющее собственность всего народа. И дорожа ею, подвижнически ведут исследования в самых трудных условиях. Стоило ей упомянуть имя Жени Андриенко из Ханты-Мансийска, как мне тотчас вспомнилась недавняя встреча с ним.
Всю зиму до мая проводил Женя на Ямале. И в эти дни, когда над тундрой гудели циклоны, одетый в малицу ихтиолог Андриенко сидел на льдине в фанерном домике. Неторопливым движением брал в прорубленной «ванне» рыбу, исследовал ее.
Женя учился в Астрахани. Несколько раз был на практике в Западной Сибири и на Ямале. И после окончания института стал работать младшим научным сотрудником Обь-Тазовского отделения Сибрыбниипроекта. На Тюменском Севере решил искать он свой «философский камень».
Ихтиолог Андриенко попытался получить ответ на важный научный вопрос: почему мигрирует ряпушка? Что побуждает ее к этому? Мнения на этот счет были разные. Одни утверждали, что рыбу гонит замор, то есть недостаток кислорода в воде, покрытой долгие месяцы льдами. Другие связывали движение ряпушки с «блужданием» границы соленой и пресной воды, где якобы самые лучшие корма. Третьи проводили аналогию с периодическим перемещением оленьих стад по пастбищам.
Проблема захватила молодого ихтиолога.
В своем дневнике, который вел изо дня в день, он писал: «Морозы 40–50 градусов. По неделе вьюжит. Носа не высунешь. Сети проверять ходим по тросу, по колышкам с флажками. День за днем исследую ряпушек…
Дружно, но тесновато живем мы на промысле — двенадцать рыбаков Новопортовского завода и научный сотрудник. Встаем в шесть утра, завтракаем и — за работу… Заканчиваю обследование последней, восьмой тысячи рыб. Подтвердится ли моя догадка — перемещения рыб с границею соленых и пресных вод? Оказывается, приливы и отливы тоже влияют на миграцию. И облачность тоже, хотя вроде бы через толщу льда рыбы не должны ощущать ничего.
Изготовил из чурочек самодельные шахматы и сражаюсь вечерами с одним рыбаком. После отдыха — литература, штудирую иностранный и философию, готовлюсь в аспирантуру.
…Удивительный край — Север. Здесь полезно побывать. Хотя бы «для самоопределения», для того, чтобы разобраться в себе, побыстрее найти себя.
…Поддерживая спортивную форму, продолжаю купаться в проруби. Когда-то мучил меня ревматизм. Сейчас забыл, что это такое. Спрашивают, не морж ли я. Это громко. Просто купаюсь для физической и эмоциональной закалки».
Доклад Андриенко на институтской конференции молодых ученых и специалистов признан был одним из самых лучших. Теперь осталось провести его мысль в жизнь, и на Ямале можно будет вылавливать дополнительно до 5 тысяч центнеров ряпушки. Он написал письмо начальнику Сибрыбпрома с просьбой выделить средства на создание хорошо оснащенного изыскательского научно-поискового звена, которое определяло бы места активного лова.
Сейчас Женя принялся за изучение других рыб — чира и муксуна. Рыбоводов Тобольска очень интересуют работы Андриенко: своими исследованиями он углубляет знания о биологии разводимых в озерах видов.
…Людмила Васильевна вздохнула:
— В тяжелых условиях работают наши коллеги на Ямале. Не жалуются, конечно, нет. Но посиди-ка в щелястой фанерной будочке на льдине…
А потом добавила:
— Есть недостатки, много их, но есть и озера с «живой водой». Как встретишь «живую воду», где рыба ходуном ходит, — думается, ради этого живут и работают рыбоводы.