Леонид Лапцуй
Олений бег
СТИХОТВОРЕНИЯ И ПОЭМЫ
Перевод с ненецкого
ВОЖАК
(сказ о собаке)
1
За самым краем тундровых широт
Лежит иная, темная планета.
Торчит над морем, тучами одетым,
Косматыми хребтами бурый лед.
То смолкнет море, плотно губы сжав,
То, словно зверь, слюной голодной брызжет.
Ему усы полярный ветер лижет,
В седой колючий иней разубрав.
Порою льдины, словно корабли,
Причаливают к полосе прибрежной,
Где остров Белый, пасынок земли,
Не расстается с белою одеждой.
И если краткой солнечной порой
То здесь, то там затеплится цветенье,
Снежинок жадных комариный рой
Тотчас облепит робкие растенья.
Трезвонят ледяные бубенцы,
Морские дали парусят в тумане,
И — здешних мест жильцы-островитяне —
Морозный воздух нюхают песцы.
Над всем живым здесь властвует медведь.
Он не спеша тюленя уплетает.
За ним песцы остатки доедают
И лижут снег, зардевшийся, как медь.
Вот, прошумев, как ветер верховой,
Оленье стадо пронеслось стрелою,
А следом — волчья стая, жадно воя,
Растаяла за снежной пеленой.
Так поживает этот край земли.
Еще здесь пращуров блуждают тени.
Живя среди зверей, они блюли
Закон звериный, жизни во спасенье:
Пощады не проси и не давай,
А дашь — так кости заметет порошей!
Но коль живешь в сегодняшнем —
не в прошлом, —
Иных законов книгу открывай.
Будь милостив к природе, человек.
Берешь — бери не более, чем нужно.
Тогда и звери свой клыкастый век
С тобой, разумным, скоротают в дружбе.
2
На острове Белом мороза костер
Зубами в песок изгрызает железо.
И все-таки с давних охотничьих пор
Здесь суша добытчиков знала приезжих.
А ныне двадцатого века язык
Озвучил безлюдные эти широты.
В песцовые рейсы сюда материк
Свои быстрокрылые шлет самолеты.
Собачья упряжка спускается в снег,
И сходит по трапу охотник умелый,
А там уж один на один человек
Надолго останется с островом
Белым. Собака — она для охотника — всё!
Надежной охраной и транспортом служит,
И бодрость вернет, и от смерти спасет…
Недаром наш Север с собаками дружит.
Когда молодого берут в пастухи,
То старшие внешнему виду не верят.
Саженной спины, мускулистой руки,
Бывает и взглядом они не померят.
Лишь спросят о друге с пушистым хвостом,
И, если той дружбой еще не богат он,
Не быть при оленях ему пастухом,
В охотники тоже ему рановато.
К песцовым приманкам собаки бегут.
И каторжный труд им порой достается.
А если взовьется охотника кнут —
Для них это знак: отдохнуть не придется.
Слегка поворчит, если шибко устал,
Вожак — и опять на снега налегает.
Случится в ночи бездорожной привал —
Хозяина телом своим согревает.
Собачье дыханье — живой костерок.
Его не погасит полярная вьюга.
Но вот завалился саней поперек
Хозяин, тяжелым прихвачен недугом.
Не бросят собаки его, не дадут
Сгореть в добела раскаленном безлюдье.
Больного к жилищу они довезут,
А кнут, что взвивался, простят, не осудят.
Проверена временем преданность та,
Немая, без слов говорящая взглядом…
И вот, загудела небес высота.
У трапа — охотник с упряжкою рядом.
Немало провел он на острове дней.
Воздаст материк ему платой хорошей.
Следы глубоки от полозьев саней —
Тащили собаки немалую ношу.
Сейчас погрузит он с добычей мешки,
Потом и собак…
Но случилось иначе.
Перо мое на середине строки
Застыло, любуясь упряжкой собачьей.
Метельной волною виляют хвосты,
И трогает ветер загривки расческой, —
Не хочешь ли, милый хозяин, и ты
Взглянуть на красавцев с расчесанной шерсткой?
И, прежде чем дальше вести свой рассказ,
Я вас, познакомлю с охотником этим:
На Севере с ним я встречался не раз,
Худого попервости в нем не заметил.
Бывалый и смелый он был человек,
Собаку считал, как положено, другом.
Упряжка рыхлила на острове снег,
Холмы огибая, петляла, как вьюга.
Пути далеки, и снега высоки.
Опасностей было в дороге немало.
Собачье тепло от мороза спасало,
От волчьей погони — собачьи клыки.
Был случай: негаданно поднялся в рост
Медведь, браконьерскою пулей подбитый.
Он шел, словно белый оживший торос,
Рычал и мотал головою сердито.
И вот она — смерть! И не скрыться нигде…
Упряжка хвосты виновато поджала.
Но прыгнул стремительно волком поджарым
Вожак, и вцепился в загривок беде!
Забыв про охотника, грозный медведь
За псом изворотливым с ревом погнался.
В долгу неоплатном охотник остался.
Останется ли благодарным и впредь?..
Я прерванный свой продолжаю рассказ.
У трапа охотник с упряжкою рядом.
Сейчас погрузит он упряжку, сейчас!
Собаки глядят ожидающим взглядом.
В сторонке сидит горделивый вожак,
С достоинством уши закинув на шею.
Поклоном хозяин подаст ему знак,
И к трапу помчится он ветра быстрее!
За ним, соблюдая порядок и честь,
Другие в кабину попрыгают смело…
Но что-то в хозяине странное есть:
Молчит, и лицо его окаменело.
Тревожный сигнал — торопитесь в отлёт!
Надвинулась туча опасной лавиной…
Так плотно мешками набит самолет,
Что не умещает упряжку кабина…
Охотник к богатым прижался мешкам
(Не лишку ли взял человек от природы?),
И вот уже мчит самолет к облакам
Того представителя волчьей породы.
Какой же попутал охотника враг?
Уткнулся лицом он в песцовые шкуры,
А совесть бубнит боязливо и хмуро:
— Не глянуть, не глянуть бы вниз на собак…
3
Плачем земли зарыдали собаки
Вслед уходящему вдаль самолету.
Но лишь одна неживая машина
Им помахала крылом на прощанье.
Все голоса свои слив воедино,
Воющим зовом пронзили высоты,
Но лишь пустынное эхо над морем
Им отозвалось на зов и рыданье.
Полночь сгустилась над островом Белым,
Словно от слез от собачьих ослепнув.
Все, что на острове было живого,
Спать не могло этой ночью недаром.
Дрогнуло даже ночное сиянье,
И, огоньки голубые затеплив,
Вдруг, прогневясь на проклятую жадность,
Весь горизонт охватило пожаром.
В полосах белые льды океана —
Словно вот-вот громыхнут ледоходом.
Может, горючие слезы собачьи
Сушит пожар языками своими?
Может быть, хочет охотнику крикнуть:
— Что натворил ты наживе в угоду!
Крепко мешки обхватил ты руками,
Может, боишься, что ветер отнимет?
4
Хозяин сумрачный, услышь
И разгляди во мраке:
Идут цепочкой, как аргиш,
Твои друзья-собаки.
Идут, обходят стороной
Следы волков голодных,
На материк идут домой
Среди холмов холодных.
Как шел в упряжке, впереди
Вожак шагает гордый.
За косогором — погляди! —
Худые волчьи морды.
Дрожат и щелкают клыки
В свирепом нетерпенье:
Зачем явились чужаки
В звериные владенья?
Ползет по снегу день и ночь
Дуга зеленых точек.
Охотник жадный, ты помочь
Своим друзьям не хочешь?
Их шерсть поблекла, как зола;
Их спины отощали,
И — видишь? — стая подползла
К ним, сонным, на привале,
Так воры крадутся тишком
В предчувствии удачи…
Но перед волчьим вожаком
Возник вожак собачий.
Оскалив лютые клыки,
Сперва молчали оба,
И наливались их зрачки
Непримиримой злобой.
Стекала пена изо рта
На ледяные глыбы,
Потом от носа до хвоста
Щетина встала дыбом.
И разбудил своих собак
Вожак утробным рыком.
Утробный рык — условный знак,
Что битве быть великой.
Увидит желтая луна
Лишь смерть или победу,
Как в те былые времена
Когда сражались деды.
И вот сплелись одним клубком
И волки, и собаки.
На сотни верст стоит кругом
Звериный визг во мраке,
И лишь отдельно ото всех
В терпении безгласном
Два вожака пятнают снег
Тягучей пеной красной.
Обоим челюсти свело
В той мертвой хватке долгой.
Уже под веками бело
И холодно у волка,
А все не разжимает пес
Своих клыков, лютуя,
Как будто это волк нанес
Ему обиду злую,
Да, волк матерый, а не тот,
Любимейший на свете,
Кто лез с мешками в самолет
За дружбу не в ответе.
На алом тающем снегу
Так и лежали оба…
Когда же к мертвому врагу
Костром погасла злоба,
Поднялся пес, и лег, и вновь
На лапы встал с натугой.
Собачью кровь и волчью кровь
Уже лизала вьюга.
Бредут вдали на трех ногах
Остатки волчьей стаи,
А все свои лежат в снегах,
На зов не отвечая.
С поднятой к небу головой
Он просидел до утра,
И был подобен скорбный вой
Прощальному салюту.
Но мгла полярная звала
Его опять в дорогу:
Есть дом родной и есть дела.
Их у собаки много…
5
Добрался по льду до материка
Вожак, но путь еще остался долгий.
Зарубцевались рваные бока,
Но ребра ноют, сломанные волком.
Сгорбатилась упругая спина,
Осанка стала не прямой, не гордой.
Мерцает лунным светом седина
Вокруг его осунувшейся морды,
Как будто много, много, много лет
Прошло с погибельной недавней драки…
Его семьи собачьей больше нет,
Несносно одиночество собаке.
Когда-то был он ласковым, вожак, —
Сейчас в глазах и злость, и опасенье.
При вздохе ветра замедляет шаг
И от кустов шарахается тенью.
Отколется ли с шумом снежный ком —
Принюхиваясь, ловит волчий запах.
Бывает, нет опасностей кругом,
А он рычит, кружит на длинных лапах.
А то, дымок почуявши, бежит
К охотникам чужим и с хрипом лает,
Но потерял вожак собачий вид,
И те его за волка принимают.
Стада пасутся — он уж тут как тут:
Быть может, сторожа оленям надо?
Но лайки чужака не признают,
И мечется испуганное стадо.
И невдомек ему, трудяге-псу,
Изнывшему без дружбы и работы,
Что над собачьим следом на весу
Не раз уж стрекотали вертолеты.
Быть может, ветер людям насвистал
О лихоимце, потерявшем совесть,
А может, кто-то сердцем угадал
Сигнал беды и ринулся на поиск.
Да где уж тут разыщешь… Что ни день —
Все более походит пес на волка.
Неуловима тающая тень,
И мимо бьют охотничьи двустволки.
И все ж однажды пуля пастуха
Ему в переднюю попала ногу.
На трех ногах он ковылял, пока
К родным местам не привела дорога.
6
Пройдя во тьме немалый путь,
Скупое солнце марта
На сопку село отдохнуть
Перед весенним стартом.
Скользит несмелым огоньком
По ледяным застругам.
Вожак пришел в родимый дом,
Но вот врагом ли, другом?
Легко здесь было в дружбе жить
Собаке с человеком.
Любви невидимую нить
Не заносило снегом.
А нынче лезвием ножа
Торчит порог знакомый.
Морской разводиной межа
Меж вожаком и домом.
Да и подгнил как будто дом,
Разит болотной тиной,
И запах пищи под окном,
Как запах мертвечины…
Встает собачий долгий путь,
Встает перед глазами…
Он шел домой, чтоб отдохнуть,
Потом запрячься в сани.
Но где собаки? Он бы всех
Призвал к работе лаем!
Зачем зарылись в красный снег,
Добро не охраняя?
А вот матерый волк упал
И в судорогах бьется…
Хозяин жадный не гадал,
Что пес назад вернется.
Щетинистый трехногий гость
Казался бурым волком.
От страха сердце занялось,
Но будто бы иголкой
Кольнуло память… И тогда,
Как из пороши вьюжной,
Неслышно выплыли года
Большой и честной дружбы.
Но дружбе с трещиной не верь!
Виниться бесполезно.
Опасна трещина, как зверь,
Черным-черна, как бездна;
Ты в пропасть ту не соскользни
С твоей ухмылкой глупой,
Ладони льстивой не тяни
К собачьей шерсти грубой!..
Как лист осенний, пес дрожит:
Не ласки ждет — удара.
Охотник перед ним стоит,
А мнится — волк поджарый.
И, зарычав, одним прыжком
Он кинулся на волка!..
Единым сделавшись клубком,
Они катались долго.
Наверно, тут бы и пропасть
Хозяину худому,
Но разомкнул собачью пасть
Сосед железным ломом.
И все еще, как лист, дрожа
От злобы и смятенья,
Растаял за холмом вожак
Неуловимой тенью.
7
Текли года. Несли за слухом слух,
Где смешивалась правда с небылицей:
И был вожак то сторож, то пастух,
То будто в тундре он бродил с волчицей,
Имел детей клыкастых и внучат,
И, прибиваясь к людям на охоте,
Своих полущенят-полуволчат
Рычаньем строгим приучал к работе.
То будто стал он волчьим вожаком,
Но плохо думать, мол, о нем не надо:
Остался он и в стае пастухом —
Волков подальше уводил от стада…
Всему приходит на земле конец.
Бывает, раны затянулись вроде,
Но долго-долго памятный рубец,
Не сглаживаясь, ноет к непогоде.
И видели ночные облака,
Как мирный этот пес с судьбой превратной
Взглянуть на дом ходил издалека
И с ноющей душой бежал обратно.
Леонид Лапцуй
Олений бег
СТИХОТВОРЕНИЯ И ПОЭМЫ
Перевод с ненецкого
ВОЖАК
(сказ о собаке)
1
За самым краем тундровых широт
Лежит иная, темная планета.
Торчит над морем, тучами одетым,
Косматыми хребтами бурый лед.
То смолкнет море, плотно губы сжав,
То, словно зверь, слюной голодной брызжет.
Ему усы полярный ветер лижет,
В седой колючий иней разубрав.
Порою льдины, словно корабли,
Причаливают к полосе прибрежной,
Где остров Белый, пасынок земли,
Не расстается с белою одеждой.
И если краткой солнечной порой
То здесь, то там затеплится цветенье,
Снежинок жадных комариный рой
Тотчас облепит робкие растенья.
Трезвонят ледяные бубенцы,
Морские дали парусят в тумане,
И — здешних мест жильцы-островитяне —
Морозный воздух нюхают песцы.
Над всем живым здесь властвует медведь.
Он не спеша тюленя уплетает.
За ним песцы остатки доедают
И лижут снег, зардевшийся, как медь.
Вот, прошумев, как ветер верховой,
Оленье стадо пронеслось стрелою,
А следом — волчья стая, жадно воя,
Растаяла за снежной пеленой.
Так поживает этот край земли.
Еще здесь пращуров блуждают тени.
Живя среди зверей, они блюли
Закон звериный, жизни во спасенье:
Пощады не проси и не давай,
А дашь — так кости заметет порошей!
Но коль живешь в сегодняшнем —
не в прошлом, —
Иных законов книгу открывай.
Будь милостив к природе, человек.
Берешь — бери не более, чем нужно.
Тогда и звери свой клыкастый век
С тобой, разумным, скоротают в дружбе.
2
На острове Белом мороза костер
Зубами в песок изгрызает железо.
И все-таки с давних охотничьих пор
Здесь суша добытчиков знала приезжих.
А ныне двадцатого века язык
Озвучил безлюдные эти широты.
В песцовые рейсы сюда материк
Свои быстрокрылые шлет самолеты.
Собачья упряжка спускается в снег,
И сходит по трапу охотник умелый,
А там уж один на один человек
Надолго останется с островом
Белым. Собака — она для охотника — всё!
Надежной охраной и транспортом служит,
И бодрость вернет, и от смерти спасет…
Недаром наш Север с собаками дружит.
Когда молодого берут в пастухи,
То старшие внешнему виду не верят.
Саженной спины, мускулистой руки,
Бывает и взглядом они не померят.
Лишь спросят о друге с пушистым хвостом,
И, если той дружбой еще не богат он,
Не быть при оленях ему пастухом,
В охотники тоже ему рановато.
К песцовым приманкам собаки бегут.
И каторжный труд им порой достается.
А если взовьется охотника кнут —
Для них это знак: отдохнуть не придется.
Слегка поворчит, если шибко устал,
Вожак — и опять на снега налегает.
Случится в ночи бездорожной привал —
Хозяина телом своим согревает.
Собачье дыханье — живой костерок.
Его не погасит полярная вьюга.
Но вот завалился саней поперек
Хозяин, тяжелым прихвачен недугом.
Не бросят собаки его, не дадут
Сгореть в добела раскаленном безлюдье.
Больного к жилищу они довезут,
А кнут, что взвивался, простят, не осудят.
Проверена временем преданность та,
Немая, без слов говорящая взглядом…
И вот, загудела небес высота.
У трапа — охотник с упряжкою рядом.
Немало провел он на острове дней.
Воздаст материк ему платой хорошей.
Следы глубоки от полозьев саней —
Тащили собаки немалую ношу.
Сейчас погрузит он с добычей мешки,
Потом и собак…
Но случилось иначе.
Перо мое на середине строки
Застыло, любуясь упряжкой собачьей.
Метельной волною виляют хвосты,
И трогает ветер загривки расческой, —
Не хочешь ли, милый хозяин, и ты
Взглянуть на красавцев с расчесанной шерсткой?
И, прежде чем дальше вести свой рассказ,
Я вас, познакомлю с охотником этим:
На Севере с ним я встречался не раз,
Худого попервости в нем не заметил.
Бывалый и смелый он был человек,
Собаку считал, как положено, другом.
Упряжка рыхлила на острове снег,
Холмы огибая, петляла, как вьюга.
Пути далеки, и снега высоки.
Опасностей было в дороге немало.
Собачье тепло от мороза спасало,
От волчьей погони — собачьи клыки.
Был случай: негаданно поднялся в рост
Медведь, браконьерскою пулей подбитый.
Он шел, словно белый оживший торос,
Рычал и мотал головою сердито.
И вот она — смерть! И не скрыться нигде…
Упряжка хвосты виновато поджала.
Но прыгнул стремительно волком поджарым
Вожак, и вцепился в загривок беде!
Забыв про охотника, грозный медведь
За псом изворотливым с ревом погнался.
В долгу неоплатном охотник остался.
Останется ли благодарным и впредь?..
Я прерванный свой продолжаю рассказ.
У трапа охотник с упряжкою рядом.
Сейчас погрузит он упряжку, сейчас!
Собаки глядят ожидающим взглядом.
В сторонке сидит горделивый вожак,
С достоинством уши закинув на шею.
Поклоном хозяин подаст ему знак,
И к трапу помчится он ветра быстрее!
За ним, соблюдая порядок и честь,
Другие в кабину попрыгают смело…
Но что-то в хозяине странное есть:
Молчит, и лицо его окаменело.
Тревожный сигнал — торопитесь в отлёт!
Надвинулась туча опасной лавиной…
Так плотно мешками набит самолет,
Что не умещает упряжку кабина…
Охотник к богатым прижался мешкам
(Не лишку ли взял человек от природы?),
И вот уже мчит самолет к облакам
Того представителя волчьей породы.
Какой же попутал охотника враг?
Уткнулся лицом он в песцовые шкуры,
А совесть бубнит боязливо и хмуро:
— Не глянуть, не глянуть бы вниз на собак…
3
Плачем земли зарыдали собаки
Вслед уходящему вдаль самолету.
Но лишь одна неживая машина
Им помахала крылом на прощанье.
Все голоса свои слив воедино,
Воющим зовом пронзили высоты,
Но лишь пустынное эхо над морем
Им отозвалось на зов и рыданье.
Полночь сгустилась над островом Белым,
Словно от слез от собачьих ослепнув.
Все, что на острове было живого,
Спать не могло этой ночью недаром.
Дрогнуло даже ночное сиянье,
И, огоньки голубые затеплив,
Вдруг, прогневясь на проклятую жадность,
Весь горизонт охватило пожаром.
В полосах белые льды океана —
Словно вот-вот громыхнут ледоходом.
Может, горючие слезы собачьи
Сушит пожар языками своими?
Может быть, хочет охотнику крикнуть:
— Что натворил ты наживе в угоду!
Крепко мешки обхватил ты руками,
Может, боишься, что ветер отнимет?
4
Хозяин сумрачный, услышь
И разгляди во мраке:
Идут цепочкой, как аргиш,
Твои друзья-собаки.
Идут, обходят стороной
Следы волков голодных,
На материк идут домой
Среди холмов холодных.
Как шел в упряжке, впереди
Вожак шагает гордый.
За косогором — погляди! —
Худые волчьи морды.
Дрожат и щелкают клыки
В свирепом нетерпенье:
Зачем явились чужаки
В звериные владенья?
Ползет по снегу день и ночь
Дуга зеленых точек.
Охотник жадный, ты помочь
Своим друзьям не хочешь?
Их шерсть поблекла, как зола;
Их спины отощали,
И — видишь? — стая подползла
К ним, сонным, на привале,
Так воры крадутся тишком
В предчувствии удачи…
Но перед волчьим вожаком
Возник вожак собачий.
Оскалив лютые клыки,
Сперва молчали оба,
И наливались их зрачки
Непримиримой злобой.
Стекала пена изо рта
На ледяные глыбы,
Потом от носа до хвоста
Щетина встала дыбом.
И разбудил своих собак
Вожак утробным рыком.
Утробный рык — условный знак,
Что битве быть великой.
Увидит желтая луна
Лишь смерть или победу,
Как в те былые времена
Когда сражались деды.
И вот сплелись одним клубком
И волки, и собаки.
На сотни верст стоит кругом
Звериный визг во мраке,
И лишь отдельно ото всех
В терпении безгласном
Два вожака пятнают снег
Тягучей пеной красной.
Обоим челюсти свело
В той мертвой хватке долгой.
Уже под веками бело
И холодно у волка,
А все не разжимает пес
Своих клыков, лютуя,
Как будто это волк нанес
Ему обиду злую,
Да, волк матерый, а не тот,
Любимейший на свете,
Кто лез с мешками в самолет
За дружбу не в ответе.
На алом тающем снегу
Так и лежали оба…
Когда же к мертвому врагу
Костром погасла злоба,
Поднялся пес, и лег, и вновь
На лапы встал с натугой.
Собачью кровь и волчью кровь
Уже лизала вьюга.
Бредут вдали на трех ногах
Остатки волчьей стаи,
А все свои лежат в снегах,
На зов не отвечая.
С поднятой к небу головой
Он просидел до утра,
И был подобен скорбный вой
Прощальному салюту.
Но мгла полярная звала
Его опять в дорогу:
Есть дом родной и есть дела.
Их у собаки много…
5
Добрался по льду до материка
Вожак, но путь еще остался долгий.
Зарубцевались рваные бока,
Но ребра ноют, сломанные волком.
Сгорбатилась упругая спина,
Осанка стала не прямой, не гордой.
Мерцает лунным светом седина
Вокруг его осунувшейся морды,
Как будто много, много, много лет
Прошло с погибельной недавней драки…
Его семьи собачьей больше нет,
Несносно одиночество собаке.
Когда-то был он ласковым, вожак, —
Сейчас в глазах и злость, и опасенье.
При вздохе ветра замедляет шаг
И от кустов шарахается тенью.
Отколется ли с шумом снежный ком —
Принюхиваясь, ловит волчий запах.
Бывает, нет опасностей кругом,
А он рычит, кружит на длинных лапах.
А то, дымок почуявши, бежит
К охотникам чужим и с хрипом лает,
Но потерял вожак собачий вид,
И те его за волка принимают.
Стада пасутся — он уж тут как тут:
Быть может, сторожа оленям надо?
Но лайки чужака не признают,
И мечется испуганное стадо.
И невдомек ему, трудяге-псу,
Изнывшему без дружбы и работы,
Что над собачьим следом на весу
Не раз уж стрекотали вертолеты.
Быть может, ветер людям насвистал
О лихоимце, потерявшем совесть,
А может, кто-то сердцем угадал
Сигнал беды и ринулся на поиск.
Да где уж тут разыщешь… Что ни день —
Все более походит пес на волка.
Неуловима тающая тень,
И мимо бьют охотничьи двустволки.
И все ж однажды пуля пастуха
Ему в переднюю попала ногу.
На трех ногах он ковылял, пока
К родным местам не привела дорога.
6
Пройдя во тьме немалый путь,
Скупое солнце марта
На сопку село отдохнуть
Перед весенним стартом.
Скользит несмелым огоньком
По ледяным застругам.
Вожак пришел в родимый дом,
Но вот врагом ли, другом?
Легко здесь было в дружбе жить
Собаке с человеком.
Любви невидимую нить
Не заносило снегом.
А нынче лезвием ножа
Торчит порог знакомый.
Морской разводиной межа
Меж вожаком и домом.
Да и подгнил как будто дом,
Разит болотной тиной,
И запах пищи под окном,
Как запах мертвечины…
Встает собачий долгий путь,
Встает перед глазами…
Он шел домой, чтоб отдохнуть,
Потом запрячься в сани.
Но где собаки? Он бы всех
Призвал к работе лаем!
Зачем зарылись в красный снег,
Добро не охраняя?
А вот матерый волк упал
И в судорогах бьется…
Хозяин жадный не гадал,
Что пес назад вернется.
Щетинистый трехногий гость
Казался бурым волком.
От страха сердце занялось,
Но будто бы иголкой
Кольнуло память… И тогда,
Как из пороши вьюжной,
Неслышно выплыли года
Большой и честной дружбы.
Но дружбе с трещиной не верь!
Виниться бесполезно.
Опасна трещина, как зверь,
Черным-черна, как бездна;
Ты в пропасть ту не соскользни
С твоей ухмылкой глупой,
Ладони льстивой не тяни
К собачьей шерсти грубой!..
Как лист осенний, пес дрожит:
Не ласки ждет — удара.
Охотник перед ним стоит,
А мнится — волк поджарый.
И, зарычав, одним прыжком
Он кинулся на волка!..
Единым сделавшись клубком,
Они катались долго.
Наверно, тут бы и пропасть
Хозяину худому,
Но разомкнул собачью пасть
Сосед железным ломом.
И все еще, как лист, дрожа
От злобы и смятенья,
Растаял за холмом вожак
Неуловимой тенью.
7
Текли года. Несли за слухом слух,
Где смешивалась правда с небылицей:
И был вожак то сторож, то пастух,
То будто в тундре он бродил с волчицей,
Имел детей клыкастых и внучат,
И, прибиваясь к людям на охоте,
Своих полущенят-полуволчат
Рычаньем строгим приучал к работе.
То будто стал он волчьим вожаком,
Но плохо думать, мол, о нем не надо:
Остался он и в стае пастухом —
Волков подальше уводил от стада…
Всему приходит на земле конец.
Бывает, раны затянулись вроде,
Но долго-долго памятный рубец,
Не сглаживаясь, ноет к непогоде.
И видели ночные облака,
Как мирный этот пес с судьбой превратной
Взглянуть на дом ходил издалека
И с ноющей душой бежал обратно.