Леонид Лапцуй
Олений бег
СТИХОТВОРЕНИЯ И ПОЭМЫ
Перевод с ненецкого
ЧЕТЫРЕ ПЕСНИ ДЕВУШКИ
1. ОБЛАКОМ ПЛЫВУ
Четыре моих упряжных оленя,
Четыре моих темношерстых друга
В красивый город, в нарядный город
Вослед отцовской бегут упряжке.
Передового умного друга
Уздой моржовой не стану дергать,
Пускай медвежьей идет походкой,
Неспешной, валкой своей походкой.
Я правлю женской моей упряжкой.
В цветных тесемках моя упряжка.
Тесьму летучей моей упряжки
Рассеребрил, разукрасил иней.
Олени мои на ходу глотают
Летящий снег, утоляя жажду,
А изо ртов пузырями пена.
Видать, устали в дороге длинной…
Под ясным небом стального цвета
Дыханье белым клубится паром,
Как над разводинами морскими,
Где треснул лед и вода чернеет.
Все шибче, шибче бежит упряжка,
Вся в белом облаке мчит упряжка,
Летит, как птица, моя упряжка,
И в сердце песня моя созрела.
Птенцом оперившимся, подросшим,
Стрелою, выпущенной из лука,
Кочует песня моя над тундрой,
Летит она с облаками вровень.
Я от озерного побережья
Впервые еду в нарядный город,
Впервые еду с отцом на праздник,
На день большой для всего Ямала.
Я в городе этом большом, красивом
Красивых, ладных парней увижу.
Как поглядят на меня — отвечу
Я им застенчивою улыбкой.
И, может быть, встретится мне, смущенной,
Один-единственный, самый первый,
Кому отдам я девичье сердце,
С кем все дороги пройду земные.
Чтоб на меня загляделись парни,
В одежду лучшую я одета,
Плыву я облаком, расцвеченным
Цветами праздничной той одежды.
Лицо, целованное морозом,
Как зорька утренняя, румяно.
Как горностаевый мех, ресницы
И брови инеем серебрятся.
Из-под копыт упряжных оленей,
Как куропатки, взлетают комья.
Они вперед мне глядеть мешают,
И все же смело гляжу вперед я.
Гляжу вперед я, лечу вперед я
На крыльях песни моей зовущей.
Быть может, кто-то, заслышав зов мой,
Гусиным клекотом мне ответит.
А вот и город вдали, на мысе,
Пестреет, словно спина гагары!
В нем полукругом костров несчетных,
Залиты зорькой, сияют окна.
Живут там люди — земные судьбы
Переплелись семицветьем радуг.
Пожаром звездным охвачен город,
Ручьями света струясь по тундре.
Мороз зубастый ему не страшен,
Не страшен лютый полярный ветер,
Что тяжким молотом в жгучей стуже
Сугробы выковал голубые.
По тем сугробам моя упряжка
Прыжками волчьими скачет быстро.
Семикопыльная мчится нарта
В поземке вся, как в хвостах песцовых.
Я в ней плыву, как по волнам пенным.
Плыву — качаюсь, как в колыбели.
Так в детстве, помнится, я качалась
На кочевых аргишевых нартах…
И песня девичья с губ слетает
На крыльях тундровой куропатки.
Все шире, громче звучит та песня,
Подобна вольной речной стремнине…
Чисты слова ее, словно галька.
Их волны времени обкатали.
Я долгой думой их обточила,
В семикопыльной качаясь нарте.
Я собираю их на ладони,
Как изумрудные камни тундры.
Пускай напевы родимой тундры
В граненых камешках отразятся!
В ряду с другими на праздник выйду,
С девичьей песней на праздник выйду,
И пусть смекалистый ладный парень
Речистой песнею мне ответит!
2. ВЗГЛЯДОМ ЗААРКАНИЛ
Четыре мои упряжные оленя,
Четыре мои темношерстые друга
То мелкой рысцою, то шагом степенным,
Везут мою нарту по улицам ровным.
Бывает, что в сторону в страхе метнутся
От звуков, оленьим ушам непривычных,
Натянут постромки — и кольца упряжки
Бряцают шугою на реках осенних.
Упряжку свою я поставила рядом
С другими
в просторном оленьем загоне.
Олени там ходят, волнуясь, по кругу —
Кружат карусели оленьих упряжек.
Я укоротила ремни привязные
Своим четырем темношерстым оленям,
А передового моржовой уздечкой
Я накрепко к нарте моей привязала.
Спокойны мои упряжные олени —
Привычны давно они к долгим стоянкам.
На праздник людей собралось, что деревьев,
И тень от толпы — как от хвойного леса.
Кого тут ни встретишь! И ненцы, и ханты,
И коми, и русские съехались в город.
Здесь друг улыбается старому другу,
А долго не видел — сжимает в объятьях.
Кто в город на праздник приехал впервые —
Сидят на упряжках, качают ногами, —
Ни с кем не знакомы, и нечем заняться,
И нужно сперва ко всему приглядеться…
Их лица нежны, как луна молодая,
И тундра им скромность вложила в улыбки.
А старые навеселе от хмельного,
Об общих, о добрых друзьях вспоминают,
О тех, кто не может на праздник приехать,
Чьи кости родимая тундра покоит…
Все громче звучат дружелюбные речи,
Подобно ручьям, что сливаются в реки,
И вот уже песня расправила крылья,
Над юным весельем взлетела, как птица.
Один и другой подхватил эту песню,
Она на воздушной волне закачалась…
Веселые парни, под стать оленятам,
Резвятся и сводят друг с другом знакомство.
Приехав из разных охотничьих стойбищ,
Решают помериться парни уменьем —
Бросают аркан и петлею аркана
Ловчатся поймать наконечник хорея.
В прыжках через нарты потом состязались —
Кто сильный — тот много саней перепрыгнет.
Такого вся тундра почтит похвалою,
И девушки будут ему улыбаться.
Один из парней пуще всех отличился.
Как юный кедрач, он был статен и гибок,
Пушинкою перелетал через нарты,
Петлею арканил хорей без промашки.
Уж так был искусен, что людям казалось:
Сам северный ветер ему помогает!
Был парень тот смуглым, но светловолосым,
И взгляд его из-под бровей кустовидных
Толпу оглядел и, меня заприметив,
Стал пристальным, зорким, охотничьим взглядом…
В груди моей сердце сильнее забилось, —
Да это ж меня среди многих он выбрал!
Из всех чернокосых, из всех чернооких
Одну лишь меня подарил он улыбкой!
Я тоже ответно ему улыбнулась,
На русые волосы глядя влюбленно,
И небо рассветное их золотило!..
Их ветер расчесывал жесткой ладонью
3. ОБЪЯСНИЛИСЬ…
Как будто от нежной моей улыбки
Еще прибавилось силы парню.
Он, в силе-ловкости состязаясь,
Не знал ни устали, ни боязни.
Когда ж, случалось, на землю падал, —
Тотчас пружиною поднимался,
А я его то дарила взглядом,
То потупляла глаза смущенно.
И рукавом прикрывала щеки,
Что раскраснелись, как зорька в небе.
Пыльцой серебряною неспешно
Вились-качались кругом снежинки,
Как на волнах, перевитых солнцем,
И в семь цветов был раскрашен воздух.
Душа тянулась навстречу парню,
Но я на месте своем стояла,
Наказ родительский соблюдая,
Держалась на расстоянье взгляда.
Была ягушка моя девичья
В замысловатых узорах тундры —
Ее для праздников я расшила,
Орнамент лучший из всех припомнив.
Мой гибкий стан кушаком цветистым
Был, словно радугой, опоясан,
Заплетены были косы туго —
Точь-в-точь аркановые закрутки!
В них бубенцы заливались тонко,
И парни все на меня глядели,
Как будто счастье мое арканом
К себе тянуло сердца людские.
И наконец, чернобровый парень
Передо мною встал за три шага.
Теперь он смел мне промолвить слово —
Ведь всех соперников одолел он.
И вот сказал он, чуть-чуть смущаясь:
— Скажи, как звать тебя, незнакомка?
В каком из стойбищ ты подрастала?
Откуда в тундру пришла, как солнце?
Ты нынче праздник своей красою
Неописуемой озарила,
И воробьишкой тебе навстречу
Из люльки-гнездышка полетел я.
Поверь мне, девушка, что ни разу
С тех пор, как стал по земле ходить я,
Ни на одной из тропинок тундры
Такой красавицы не встречал я.
Ты юным сердцем и милым взглядом
Большой огонь распалила в сердце.
Оно теперь на ветру пылает
Костра теплее и ярче радуг.
Дрожат от холода в небе звезды,
Над тундрой лютые воют вьюги,
Но сердце мне будут греть отныне
Цветы любви ароматом летним.
Без тех цветов не мила земля мне,
Без тех цветов белый свет померкнет!..
Скажи мне слово, чтобы надеждой
Тоску любовную утолить мне.
Ты видишь пять упряжных оленей,
Оленей дымчатых, быстрокрылых,
Они здесь долго не застоятся,
Они к далеким путям привыкли.
Бураны белые не страшны им,
Любая непогодь нипочем им,
Но ты мне в путь табака щепотку
Отсыпь из девичьей табакерки,
Чтобы на снежных моих дорогах
Всегда стояла перед глазами
Твоя краса, как стоит сегодня,
И в сердце ласково мне глядела!..
Я, речь такую от парня слыша,
Краснею зорькой, бледнею пеплом,
Бежит со всплесками кровь по жилам,
Волной реки от кедровых весел.
Так страшно мне, что, глаза зажмурив,
Дрожу, как звездочка в небе стылом.
Как у щенка на морозе лютом,
Во рту зуб на зуб не попадает.
А то вдруг жар заиграет в теле,
Соленый пот по лицу струится.
Вокруг сугробы от солнца рдеют,
А мне сдается, что от смущенья.
Ох, трудно в первой любви признаться…
Молчу, покусывая рукавицу.
И вдруг гляжу — моя табакерка
На снежевыпавший снег упала.
Любимый поднял ее проворно,
А я чуть слышно заговорила:
— Я полюбила впервые в жизни,
Мне белый свет без тебя не нужен.
Из кости мамонтовой табакерку
Возьми на память о нашей встрече.
Она твой путь по примете старой
С моей тропою пускай сближает,
А если в разлуке любовь окрепнет —
Ты сам найдешь меня, чернобровый.
И, если по мне изболится сердце,
На край земли ты за мной приедешь.
Моя тяжелая табакерка
В душе оставит свой отпечаток…
От слов моих разгорелся пуще
Костер высокий в душе у парня.
Поцеловал он меня украдкой,
А я ему поклонилась молча.
К большому городу непривычны,
Его олени людей дичились.
Проворно он отвязал уздечки,
И взял хорей четырехсаженный.
В его руках он сгибался, словно
То был хребет осетра хрящевый,
И через миг пятерых оленей
Как будто ветром несло по тундре.
Из-за собольего капюшона
Мне чернобровый послал улыбку,
И я опомниться не успела —
За горизонтом исчез из виду.
Ох, что так горло мое сдавило?
И что за дождь по щекам струится?
Зачем в груди разболелось сердце?
Быть может, новой не будет встречи?
Ой, всемогущий великий ветер,
Ты видишь, я потеряла разум!
Шепчи, свисти дорогому в уши,
Чтоб непременно за мной приехал!
И я шагнула вослед упряжке,
И тут же вдруг о сугроб споткнулась,
Но не упала. Рукою верной
Отец меня поддержал за локоть.
4. ОСТАЛСЯ АРГИШ
С самого раннего утра сегодня
Северным ветром наполнена тундра.
Он натянул упряжные постромки
И полетел над морозным простором.
Тундра в буграх, словно оцепенели
Вдруг буруны на поверхности моря,
И облака над моей головою
Стаей лебяжьей летят к горизонту.
Пляшет поземка зайчишкою белым,
Бисер снежинок росою сверкает.
Нынче с порога родимого дома
В дальнюю мне отправляться дорогу.
Волей родительской стану женою
Парня, с которым не виделась сроду,
Раз навсегда свой домашний очаг я
Для незнакомых людей покидаю.
Если родители путь указали,
Значит, их воле негоже перечить.
Если другого кого полюбила —
С корнем любовь надо вырвать из сердца.
Но хоть и строги традиции тундры —
Есть уважение в них к человеку.
Женскую гордость мою охраняя,
Целый аргиш мне добром нагрузили.
Мать возле нарт хлопотала с рассвета —
Не позабыть бы чего для хозяйства!.. —
Чтобы в семью свою новую дочка
Не появилась с неполным достатком.
Вместе с отцом мне советы давали:
Будь расторопной хозяйкою в чуме,
Чтоб на тебя не косились, как рыбы,
Мужнины родичи в стойбище дальнем.
Вот за рукав повели меня к нарте
Женщины, наш соблюдая обычай,
Женский мешочек мой с пестрым узором
Передо мною несут осторожно.
Следом за мною — мешок преогромный,
Плотно набитый моими кисами.
Женщин почтеннейших, женщин достойных
Разве могу ослушаньем обидеть?
Женская нарта в цветистых тесемках
Утеплена дорогими мехами.
Первой поедет она по дороге,
Следом за нею — аргиш нагруженный.
Тундры обычаям я не перечу,
Вот только в сердце моем непогода…
Крепко засела в нем девичья дума
Все про того, чернобрового парня…
Что же ты, милый, неужто не чуешь,
Что уезжаю навеки к другому?
Где твои пять быстрокрылых оленей?
Или со мной не приедешь проститься?
Хоть бы разочек еще мне увидеть
Милый твой лик пред немилой дорогой
Мысли средь белого дня заплутали,
Очи мои по сугробам блуждают…
Вдруг на волнистом седом горизонте
Холм я один заарканила взглядом.
Ходят над ним облака вихревые,
Словно дыхание Карского моря.
Вьются над тундрой три белых пушинки,
Три разлохмаченных перистых шара —
Нет, не бураны — три быстрых упряжки
С нежным туманом плывут по дороге.
Я и надежду еще не успела
В смелый полет, словно птицу, отправить,
А уж, гляжу, оторвавшись от прочих,
Мчится ко мне головная упряжка.
Вот они, пять быстрокрылых оленей,
Дымчатых пять быстрокрылых оленей
Дышат со свистом. От теплого пара
Блестками инея упряжь покрылась.
Гнется и свищет хорей над рогами,
А из тумана мой друг выплывает.
Свистнул и сам он пастушеским свистом,
И натянулись, как струны, постромки.
Будто на праздничной гонке удалой,
Время бегущее опережая,
Правит он стоя крылатой упряжкой,
Мой чернобровый смекалистый парень!
Так уж он гнал всю дорогу оленей,
Что утолять они не успевали
Жажду порошистым сахарным снегом.
Вот как спешил он ко мне, мой дружочек!
И, ни минуточки не задержавшись,
С женскою нартой моей поравнялся.
Я же из нарты моей словно птица,
С лета в его перепрыгнула нарту!
Так мой прыжок был высок и проворен,
Что засвистело в ушах, загудело.
Очи зажмурив от встречного ветра,
Пала я на руки милому другу.
А у хвоста аргишового в корчах
Плакала мать, словно малый ребенок.
И, обезумевшая от бессилья,
Снежный сугроб разгребала руками,
Ветер донес мне надрывные вопли:
Как, мол, ты смела ослушаться, дочка!
Ветер хлестнул по лицу мне ладонью,
Сдул с языка все слова оправданья.
Только подумать я все же посмела:
«Пусть вам аргиш остается груженый.
Мне бы сберечь мое женское счастье,
А сберегу — так добра наживу я.
Буду своею работой прилежной
В доме любимого множить богатство,
Буду для тундры орнаменты шить я, —
Я ль на орнаменты не мастерица?
Мысленно я умоляла родимых,
Чтобы простили ослушницу-дочку.
Доброе время загладит обиду,
Словно стремнина, что камешки точит».
И понесли, понесли нас олени
К нашему счастью по тундре холмистой
И распластали копыта над тундрой,
Словно гусиные сильные крылья.
А над красивыми их головами,
Над смоляными глазами оленей
Плыли рогов величавые кроны
Под неоглядным стальным небосводом.
Леонид Лапцуй
Олений бег
СТИХОТВОРЕНИЯ И ПОЭМЫ
Перевод с ненецкого
ЧЕТЫРЕ ПЕСНИ ДЕВУШКИ
1. ОБЛАКОМ ПЛЫВУ
Четыре моих упряжных оленя,
Четыре моих темношерстых друга
В красивый город, в нарядный город
Вослед отцовской бегут упряжке.
Передового умного друга
Уздой моржовой не стану дергать,
Пускай медвежьей идет походкой,
Неспешной, валкой своей походкой.
Я правлю женской моей упряжкой.
В цветных тесемках моя упряжка.
Тесьму летучей моей упряжки
Рассеребрил, разукрасил иней.
Олени мои на ходу глотают
Летящий снег, утоляя жажду,
А изо ртов пузырями пена.
Видать, устали в дороге длинной…
Под ясным небом стального цвета
Дыханье белым клубится паром,
Как над разводинами морскими,
Где треснул лед и вода чернеет.
Все шибче, шибче бежит упряжка,
Вся в белом облаке мчит упряжка,
Летит, как птица, моя упряжка,
И в сердце песня моя созрела.
Птенцом оперившимся, подросшим,
Стрелою, выпущенной из лука,
Кочует песня моя над тундрой,
Летит она с облаками вровень.
Я от озерного побережья
Впервые еду в нарядный город,
Впервые еду с отцом на праздник,
На день большой для всего Ямала.
Я в городе этом большом, красивом
Красивых, ладных парней увижу.
Как поглядят на меня — отвечу
Я им застенчивою улыбкой.
И, может быть, встретится мне, смущенной,
Один-единственный, самый первый,
Кому отдам я девичье сердце,
С кем все дороги пройду земные.
Чтоб на меня загляделись парни,
В одежду лучшую я одета,
Плыву я облаком, расцвеченным
Цветами праздничной той одежды.
Лицо, целованное морозом,
Как зорька утренняя, румяно.
Как горностаевый мех, ресницы
И брови инеем серебрятся.
Из-под копыт упряжных оленей,
Как куропатки, взлетают комья.
Они вперед мне глядеть мешают,
И все же смело гляжу вперед я.
Гляжу вперед я, лечу вперед я
На крыльях песни моей зовущей.
Быть может, кто-то, заслышав зов мой,
Гусиным клекотом мне ответит.
А вот и город вдали, на мысе,
Пестреет, словно спина гагары!
В нем полукругом костров несчетных,
Залиты зорькой, сияют окна.
Живут там люди — земные судьбы
Переплелись семицветьем радуг.
Пожаром звездным охвачен город,
Ручьями света струясь по тундре.
Мороз зубастый ему не страшен,
Не страшен лютый полярный ветер,
Что тяжким молотом в жгучей стуже
Сугробы выковал голубые.
По тем сугробам моя упряжка
Прыжками волчьими скачет быстро.
Семикопыльная мчится нарта
В поземке вся, как в хвостах песцовых.
Я в ней плыву, как по волнам пенным.
Плыву — качаюсь, как в колыбели.
Так в детстве, помнится, я качалась
На кочевых аргишевых нартах…
И песня девичья с губ слетает
На крыльях тундровой куропатки.
Все шире, громче звучит та песня,
Подобна вольной речной стремнине…
Чисты слова ее, словно галька.
Их волны времени обкатали.
Я долгой думой их обточила,
В семикопыльной качаясь нарте.
Я собираю их на ладони,
Как изумрудные камни тундры.
Пускай напевы родимой тундры
В граненых камешках отразятся!
В ряду с другими на праздник выйду,
С девичьей песней на праздник выйду,
И пусть смекалистый ладный парень
Речистой песнею мне ответит!
2. ВЗГЛЯДОМ ЗААРКАНИЛ
Четыре мои упряжные оленя,
Четыре мои темношерстые друга
То мелкой рысцою, то шагом степенным,
Везут мою нарту по улицам ровным.
Бывает, что в сторону в страхе метнутся
От звуков, оленьим ушам непривычных,
Натянут постромки — и кольца упряжки
Бряцают шугою на реках осенних.
Упряжку свою я поставила рядом
С другими
в просторном оленьем загоне.
Олени там ходят, волнуясь, по кругу —
Кружат карусели оленьих упряжек.
Я укоротила ремни привязные
Своим четырем темношерстым оленям,
А передового моржовой уздечкой
Я накрепко к нарте моей привязала.
Спокойны мои упряжные олени —
Привычны давно они к долгим стоянкам.
На праздник людей собралось, что деревьев,
И тень от толпы — как от хвойного леса.
Кого тут ни встретишь! И ненцы, и ханты,
И коми, и русские съехались в город.
Здесь друг улыбается старому другу,
А долго не видел — сжимает в объятьях.
Кто в город на праздник приехал впервые —
Сидят на упряжках, качают ногами, —
Ни с кем не знакомы, и нечем заняться,
И нужно сперва ко всему приглядеться…
Их лица нежны, как луна молодая,
И тундра им скромность вложила в улыбки.
А старые навеселе от хмельного,
Об общих, о добрых друзьях вспоминают,
О тех, кто не может на праздник приехать,
Чьи кости родимая тундра покоит…
Все громче звучат дружелюбные речи,
Подобно ручьям, что сливаются в реки,
И вот уже песня расправила крылья,
Над юным весельем взлетела, как птица.
Один и другой подхватил эту песню,
Она на воздушной волне закачалась…
Веселые парни, под стать оленятам,
Резвятся и сводят друг с другом знакомство.
Приехав из разных охотничьих стойбищ,
Решают помериться парни уменьем —
Бросают аркан и петлею аркана
Ловчатся поймать наконечник хорея.
В прыжках через нарты потом состязались —
Кто сильный — тот много саней перепрыгнет.
Такого вся тундра почтит похвалою,
И девушки будут ему улыбаться.
Один из парней пуще всех отличился.
Как юный кедрач, он был статен и гибок,
Пушинкою перелетал через нарты,
Петлею арканил хорей без промашки.
Уж так был искусен, что людям казалось:
Сам северный ветер ему помогает!
Был парень тот смуглым, но светловолосым,
И взгляд его из-под бровей кустовидных
Толпу оглядел и, меня заприметив,
Стал пристальным, зорким, охотничьим взглядом…
В груди моей сердце сильнее забилось, —
Да это ж меня среди многих он выбрал!
Из всех чернокосых, из всех чернооких
Одну лишь меня подарил он улыбкой!
Я тоже ответно ему улыбнулась,
На русые волосы глядя влюбленно,
И небо рассветное их золотило!..
Их ветер расчесывал жесткой ладонью
3. ОБЪЯСНИЛИСЬ…
Как будто от нежной моей улыбки
Еще прибавилось силы парню.
Он, в силе-ловкости состязаясь,
Не знал ни устали, ни боязни.
Когда ж, случалось, на землю падал, —
Тотчас пружиною поднимался,
А я его то дарила взглядом,
То потупляла глаза смущенно.
И рукавом прикрывала щеки,
Что раскраснелись, как зорька в небе.
Пыльцой серебряною неспешно
Вились-качались кругом снежинки,
Как на волнах, перевитых солнцем,
И в семь цветов был раскрашен воздух.
Душа тянулась навстречу парню,
Но я на месте своем стояла,
Наказ родительский соблюдая,
Держалась на расстоянье взгляда.
Была ягушка моя девичья
В замысловатых узорах тундры —
Ее для праздников я расшила,
Орнамент лучший из всех припомнив.
Мой гибкий стан кушаком цветистым
Был, словно радугой, опоясан,
Заплетены были косы туго —
Точь-в-точь аркановые закрутки!
В них бубенцы заливались тонко,
И парни все на меня глядели,
Как будто счастье мое арканом
К себе тянуло сердца людские.
И наконец, чернобровый парень
Передо мною встал за три шага.
Теперь он смел мне промолвить слово —
Ведь всех соперников одолел он.
И вот сказал он, чуть-чуть смущаясь:
— Скажи, как звать тебя, незнакомка?
В каком из стойбищ ты подрастала?
Откуда в тундру пришла, как солнце?
Ты нынче праздник своей красою
Неописуемой озарила,
И воробьишкой тебе навстречу
Из люльки-гнездышка полетел я.
Поверь мне, девушка, что ни разу
С тех пор, как стал по земле ходить я,
Ни на одной из тропинок тундры
Такой красавицы не встречал я.
Ты юным сердцем и милым взглядом
Большой огонь распалила в сердце.
Оно теперь на ветру пылает
Костра теплее и ярче радуг.
Дрожат от холода в небе звезды,
Над тундрой лютые воют вьюги,
Но сердце мне будут греть отныне
Цветы любви ароматом летним.
Без тех цветов не мила земля мне,
Без тех цветов белый свет померкнет!..
Скажи мне слово, чтобы надеждой
Тоску любовную утолить мне.
Ты видишь пять упряжных оленей,
Оленей дымчатых, быстрокрылых,
Они здесь долго не застоятся,
Они к далеким путям привыкли.
Бураны белые не страшны им,
Любая непогодь нипочем им,
Но ты мне в путь табака щепотку
Отсыпь из девичьей табакерки,
Чтобы на снежных моих дорогах
Всегда стояла перед глазами
Твоя краса, как стоит сегодня,
И в сердце ласково мне глядела!..
Я, речь такую от парня слыша,
Краснею зорькой, бледнею пеплом,
Бежит со всплесками кровь по жилам,
Волной реки от кедровых весел.
Так страшно мне, что, глаза зажмурив,
Дрожу, как звездочка в небе стылом.
Как у щенка на морозе лютом,
Во рту зуб на зуб не попадает.
А то вдруг жар заиграет в теле,
Соленый пот по лицу струится.
Вокруг сугробы от солнца рдеют,
А мне сдается, что от смущенья.
Ох, трудно в первой любви признаться…
Молчу, покусывая рукавицу.
И вдруг гляжу — моя табакерка
На снежевыпавший снег упала.
Любимый поднял ее проворно,
А я чуть слышно заговорила:
— Я полюбила впервые в жизни,
Мне белый свет без тебя не нужен.
Из кости мамонтовой табакерку
Возьми на память о нашей встрече.
Она твой путь по примете старой
С моей тропою пускай сближает,
А если в разлуке любовь окрепнет —
Ты сам найдешь меня, чернобровый.
И, если по мне изболится сердце,
На край земли ты за мной приедешь.
Моя тяжелая табакерка
В душе оставит свой отпечаток…
От слов моих разгорелся пуще
Костер высокий в душе у парня.
Поцеловал он меня украдкой,
А я ему поклонилась молча.
К большому городу непривычны,
Его олени людей дичились.
Проворно он отвязал уздечки,
И взял хорей четырехсаженный.
В его руках он сгибался, словно
То был хребет осетра хрящевый,
И через миг пятерых оленей
Как будто ветром несло по тундре.
Из-за собольего капюшона
Мне чернобровый послал улыбку,
И я опомниться не успела —
За горизонтом исчез из виду.
Ох, что так горло мое сдавило?
И что за дождь по щекам струится?
Зачем в груди разболелось сердце?
Быть может, новой не будет встречи?
Ой, всемогущий великий ветер,
Ты видишь, я потеряла разум!
Шепчи, свисти дорогому в уши,
Чтоб непременно за мной приехал!
И я шагнула вослед упряжке,
И тут же вдруг о сугроб споткнулась,
Но не упала. Рукою верной
Отец меня поддержал за локоть.
4. ОСТАЛСЯ АРГИШ
С самого раннего утра сегодня
Северным ветром наполнена тундра.
Он натянул упряжные постромки
И полетел над морозным простором.
Тундра в буграх, словно оцепенели
Вдруг буруны на поверхности моря,
И облака над моей головою
Стаей лебяжьей летят к горизонту.
Пляшет поземка зайчишкою белым,
Бисер снежинок росою сверкает.
Нынче с порога родимого дома
В дальнюю мне отправляться дорогу.
Волей родительской стану женою
Парня, с которым не виделась сроду,
Раз навсегда свой домашний очаг я
Для незнакомых людей покидаю.
Если родители путь указали,
Значит, их воле негоже перечить.
Если другого кого полюбила —
С корнем любовь надо вырвать из сердца.
Но хоть и строги традиции тундры —
Есть уважение в них к человеку.
Женскую гордость мою охраняя,
Целый аргиш мне добром нагрузили.
Мать возле нарт хлопотала с рассвета —
Не позабыть бы чего для хозяйства!.. —
Чтобы в семью свою новую дочка
Не появилась с неполным достатком.
Вместе с отцом мне советы давали:
Будь расторопной хозяйкою в чуме,
Чтоб на тебя не косились, как рыбы,
Мужнины родичи в стойбище дальнем.
Вот за рукав повели меня к нарте
Женщины, наш соблюдая обычай,
Женский мешочек мой с пестрым узором
Передо мною несут осторожно.
Следом за мною — мешок преогромный,
Плотно набитый моими кисами.
Женщин почтеннейших, женщин достойных
Разве могу ослушаньем обидеть?
Женская нарта в цветистых тесемках
Утеплена дорогими мехами.
Первой поедет она по дороге,
Следом за нею — аргиш нагруженный.
Тундры обычаям я не перечу,
Вот только в сердце моем непогода…
Крепко засела в нем девичья дума
Все про того, чернобрового парня…
Что же ты, милый, неужто не чуешь,
Что уезжаю навеки к другому?
Где твои пять быстрокрылых оленей?
Или со мной не приедешь проститься?
Хоть бы разочек еще мне увидеть
Милый твой лик пред немилой дорогой
Мысли средь белого дня заплутали,
Очи мои по сугробам блуждают…
Вдруг на волнистом седом горизонте
Холм я один заарканила взглядом.
Ходят над ним облака вихревые,
Словно дыхание Карского моря.
Вьются над тундрой три белых пушинки,
Три разлохмаченных перистых шара —
Нет, не бураны — три быстрых упряжки
С нежным туманом плывут по дороге.
Я и надежду еще не успела
В смелый полет, словно птицу, отправить,
А уж, гляжу, оторвавшись от прочих,
Мчится ко мне головная упряжка.
Вот они, пять быстрокрылых оленей,
Дымчатых пять быстрокрылых оленей
Дышат со свистом. От теплого пара
Блестками инея упряжь покрылась.
Гнется и свищет хорей над рогами,
А из тумана мой друг выплывает.
Свистнул и сам он пастушеским свистом,
И натянулись, как струны, постромки.
Будто на праздничной гонке удалой,
Время бегущее опережая,
Правит он стоя крылатой упряжкой,
Мой чернобровый смекалистый парень!
Так уж он гнал всю дорогу оленей,
Что утолять они не успевали
Жажду порошистым сахарным снегом.
Вот как спешил он ко мне, мой дружочек!
И, ни минуточки не задержавшись,
С женскою нартой моей поравнялся.
Я же из нарты моей словно птица,
С лета в его перепрыгнула нарту!
Так мой прыжок был высок и проворен,
Что засвистело в ушах, загудело.
Очи зажмурив от встречного ветра,
Пала я на руки милому другу.
А у хвоста аргишового в корчах
Плакала мать, словно малый ребенок.
И, обезумевшая от бессилья,
Снежный сугроб разгребала руками,
Ветер донес мне надрывные вопли:
Как, мол, ты смела ослушаться, дочка!
Ветер хлестнул по лицу мне ладонью,
Сдул с языка все слова оправданья.
Только подумать я все же посмела:
«Пусть вам аргиш остается груженый.
Мне бы сберечь мое женское счастье,
А сберегу — так добра наживу я.
Буду своею работой прилежной
В доме любимого множить богатство,
Буду для тундры орнаменты шить я, —
Я ль на орнаменты не мастерица?
Мысленно я умоляла родимых,
Чтобы простили ослушницу-дочку.
Доброе время загладит обиду,
Словно стремнина, что камешки точит».
И понесли, понесли нас олени
К нашему счастью по тундре холмистой
И распластали копыта над тундрой,
Словно гусиные сильные крылья.
А над красивыми их головами,
Над смоляными глазами оленей
Плыли рогов величавые кроны
Под неоглядным стальным небосводом.