МИХАИЛ ЛЕСНОЙ
ЧИРВИК
За кроншнепами
Дед Семен, колхозный пастух, встретив меня однажды, похвастался:
— У нас на болоте птицы всякой — тьма-тьмущая… Приходи охотиться!
Это приглашение мне, пятнадцатилетнему парнишке, пришлось по душе, и я, конечно, не заставил себя долго ждать.
Волковское болото, на которое мы пришли с дедом, представляло собой заболоченное озеро, покрытое кочками и низкорослым кустарником. Кое-где на нем еще поблескивали «окна» воды, не затянутые земляной коркой. Голубоватый туман, окутывавший растительность, постепенно редел. Сильно пахло сыростью и прелью. Утренний холодок заставлял поеживаться. А кругом уже раздавались бодрые, веселящие голоса птичьего «концерта»: кряканье, писк, свист, курлыканье, гоготанье…
Дед Семен задержался на берегу, а я, прихватив его ружье, отправился в глубь болота: мне не терпелось поскорее почувствовать себя настоящим охотником. Пока старик был виден, я на него время от времени оглядывался, и он, указывая направление, махал мне рукой то вправо, то влево.
Кроншнепы вились над самой моей головой, садились невдалеке на кочки, быстро и ловко перебегали с места на место на своих тонких высоких ножках.
На одной из кочек я случайно наткнулся на ямку, выстланную сухой травой. В ней лежало четыре крупных яйца грушевидной формы зеленоватого цвета с темно-серыми и черно-бурыми пятнами, черточками и завитками. Пока я рассматривал гнездо, два кроншнепа тревожно летали надо мной.
Мне очень хотелось вернуться домой с богатой добычей. Мои выстрелы раздавались один за другим, но птицы благополучно улетали и, как бы дразня меня, снова садились невдалеке. В азарте я забыл об осторожности и далеко зашел в глубь болота. Скоро меня перестала выдерживать почва. Я уже не мог стоять на одном месте и вынужден был перебегать с кочки на кочку, от куста к кусту, чтобы удержаться на поверхности. От перебежек у меня закружилась голова, и я потерял направление. Смотрю — кругом кочки, кусты да вода, а в какую сторону идти — не знаю. Под конец я лег на землю, широко раскинув в стороны руки и ноги, чтобы не засосало в топь. Кричу, зову на помощь — никто не откликается. В голове назойливо стучит мысль: «Здесь каждый год гибнут и скот, и люди!» Нервы напряжены до предела, и я готов разреветься. Снова зову на помощь, но вместо голоса из моей груди вырывается слабый хрип… А невдалеке от меня легко и спокойно плавают в болотной воде крупные, стройные кроншнепы.
— Ау!.. Ау!.. Ау!.. — вдруг глухо, еле слышно, долетело до меня.
Я ободрился.
Все ясней и отчетливей доносится голос деда Семена. Томительные минуты ожидания кажутся мне вечностью. Наконец, я слышу шорох близких шагов и хлюпанье воды. Подойдя, насколько это было возможно, дедушка Семен бросил мне жердь, по ней я кое-как и выкарабкался.
— Эх ты, охотничек, — ворчит на меня дед, — И куда тебя понесло? Чего ты в самую топь залез?
* * *
На другой день в школе, когда Иван Андреевич закончил свое объяснение о болотных птицах, я поднялся и рассказал о кривоносых куликах, чуть не погубивших меня на болоте. Выслушав мой рассказ, учитель подошел к шкафу и, вынув из него чучело кроншнепа, передал его ребятам.
Ребята с любопытством рассматривали пернатого красавца. Спинка у него была бурая с ярко-желтыми поперечными полосками. Белые бока покрыты темными пятнами, а черные крылья обрамлены белой каймой. А что за клювище! Длинный, черный, изогнутый, он был в два раза длиннее головы птицы! Ребята, любуясь, ласково поглаживали кроншнепа, как будто он был живой.
Иван Андреевич взял чучело в руку и, высоко подняв, чтобы всем было видно, сказал:
— Ребята, вот этот большой кроншнеп, или кривоносый кулик, прилетает к нам с юга в конце апреля. В начале мая самка откладывает в ямке четыре яйца, крупнее куриных. Сидят на них по очереди обе птицы. Но самец, главным образом, выполняет все же роль сторожа. По его предупреждающему крику самка сначала отбегает от гнезда в сторону, а потом взлетает. Этим самым она затрудняет нахождение гнезда.
Кроншнепы — общительные птицы: после вывода птенцов они собираются в большие стаи.
Стараясь отвести охотника с собакой от своего гнезда, эти птицы ведут себя очень смело: кружатся над человеком, налетают на собаку и почти садятся ей на спину. У кроншнепов есть трогательная привычка: завидев раненого товарища, они опускаются к нему на землю, как бы выражая этим свое сочувствие.
Мы внимательно слушаем рассказ Ивана Андреевича. И я думаю: «Интересная птица — кроншнеп! Только какого> страху я из-за нее натерпелся! Если бы не дед Семен, не сидеть бы мне сегодня в школе».
МИХАИЛ ЛЕСНОЙ
ЧИРВИК
За кроншнепами
Дед Семен, колхозный пастух, встретив меня однажды, похвастался:
— У нас на болоте птицы всякой — тьма-тьмущая… Приходи охотиться!
Это приглашение мне, пятнадцатилетнему парнишке, пришлось по душе, и я, конечно, не заставил себя долго ждать.
Волковское болото, на которое мы пришли с дедом, представляло собой заболоченное озеро, покрытое кочками и низкорослым кустарником. Кое-где на нем еще поблескивали «окна» воды, не затянутые земляной коркой. Голубоватый туман, окутывавший растительность, постепенно редел. Сильно пахло сыростью и прелью. Утренний холодок заставлял поеживаться. А кругом уже раздавались бодрые, веселящие голоса птичьего «концерта»: кряканье, писк, свист, курлыканье, гоготанье…
Дед Семен задержался на берегу, а я, прихватив его ружье, отправился в глубь болота: мне не терпелось поскорее почувствовать себя настоящим охотником. Пока старик был виден, я на него время от времени оглядывался, и он, указывая направление, махал мне рукой то вправо, то влево.
Кроншнепы вились над самой моей головой, садились невдалеке на кочки, быстро и ловко перебегали с места на место на своих тонких высоких ножках.
На одной из кочек я случайно наткнулся на ямку, выстланную сухой травой. В ней лежало четыре крупных яйца грушевидной формы зеленоватого цвета с темно-серыми и черно-бурыми пятнами, черточками и завитками. Пока я рассматривал гнездо, два кроншнепа тревожно летали надо мной.
Мне очень хотелось вернуться домой с богатой добычей. Мои выстрелы раздавались один за другим, но птицы благополучно улетали и, как бы дразня меня, снова садились невдалеке. В азарте я забыл об осторожности и далеко зашел в глубь болота. Скоро меня перестала выдерживать почва. Я уже не мог стоять на одном месте и вынужден был перебегать с кочки на кочку, от куста к кусту, чтобы удержаться на поверхности. От перебежек у меня закружилась голова, и я потерял направление. Смотрю — кругом кочки, кусты да вода, а в какую сторону идти — не знаю. Под конец я лег на землю, широко раскинув в стороны руки и ноги, чтобы не засосало в топь. Кричу, зову на помощь — никто не откликается. В голове назойливо стучит мысль: «Здесь каждый год гибнут и скот, и люди!» Нервы напряжены до предела, и я готов разреветься. Снова зову на помощь, но вместо голоса из моей груди вырывается слабый хрип… А невдалеке от меня легко и спокойно плавают в болотной воде крупные, стройные кроншнепы.
— Ау!.. Ау!.. Ау!.. — вдруг глухо, еле слышно, долетело до меня.
Я ободрился.
Все ясней и отчетливей доносится голос деда Семена. Томительные минуты ожидания кажутся мне вечностью. Наконец, я слышу шорох близких шагов и хлюпанье воды. Подойдя, насколько это было возможно, дедушка Семен бросил мне жердь, по ней я кое-как и выкарабкался.
— Эх ты, охотничек, — ворчит на меня дед, — И куда тебя понесло? Чего ты в самую топь залез?
* * *
На другой день в школе, когда Иван Андреевич закончил свое объяснение о болотных птицах, я поднялся и рассказал о кривоносых куликах, чуть не погубивших меня на болоте. Выслушав мой рассказ, учитель подошел к шкафу и, вынув из него чучело кроншнепа, передал его ребятам.
Ребята с любопытством рассматривали пернатого красавца. Спинка у него была бурая с ярко-желтыми поперечными полосками. Белые бока покрыты темными пятнами, а черные крылья обрамлены белой каймой. А что за клювище! Длинный, черный, изогнутый, он был в два раза длиннее головы птицы! Ребята, любуясь, ласково поглаживали кроншнепа, как будто он был живой.
Иван Андреевич взял чучело в руку и, высоко подняв, чтобы всем было видно, сказал:
— Ребята, вот этот большой кроншнеп, или кривоносый кулик, прилетает к нам с юга в конце апреля. В начале мая самка откладывает в ямке четыре яйца, крупнее куриных. Сидят на них по очереди обе птицы. Но самец, главным образом, выполняет все же роль сторожа. По его предупреждающему крику самка сначала отбегает от гнезда в сторону, а потом взлетает. Этим самым она затрудняет нахождение гнезда.
Кроншнепы — общительные птицы: после вывода птенцов они собираются в большие стаи.
Стараясь отвести охотника с собакой от своего гнезда, эти птицы ведут себя очень смело: кружатся над человеком, налетают на собаку и почти садятся ей на спину. У кроншнепов есть трогательная привычка: завидев раненого товарища, они опускаются к нему на землю, как бы выражая этим свое сочувствие.
Мы внимательно слушаем рассказ Ивана Андреевича. И я думаю: «Интересная птица — кроншнеп! Только какого> страху я из-за нее натерпелся! Если бы не дед Семен, не сидеть бы мне сегодня в школе».