МИХАИЛ ЛЕСНОЙ
ЧИРВИК
Одноухий
Мы идем с отцом по лесному болоту, на прошлогодней листве — узорчатая тень березок. Деревья здесь растут так часто, что солнечные лучи с трудом пробиваются сквозь густо сплетенные ветви. Ветер раскачивает ветки, от их движения весело бегают по земле солнечные зайчики. В глазах «рябит».
Отец вдруг останавливается и начинает пристально разглядывать в траве какую-то гнилушку.
«Нашел чем интересоваться, — думаю я с досадой, — мало ли в лесу валяется всяких чурок».
Но «чурка», видно, не простая, а особенная, потому что отец вдруг манит меня и глазами показывает под куст.
Я нагибаюсь и чуть не вскрикиваю от радости — лосенок! Он, вероятно, только что родился и, по всем признакам, мертвый: ножки подобраны под себя, шея вытянута и прижата к земле. Так его легко раздавить. Да и как заметишь? Бурая листва совсем скрадывает его, а солнечные пятнышки на нем — что пожелтевшие березовые листочки.
Отец взял теленочка на руки — тепленький, но никаких признаков жизни. Только тупой, бессмысленный взгляд упершихся в одну точку глаз говорил, что он жив. Видно, — уходя, мать ему строго приказала: «Чтоб ни случилось, не шевелись, будь, как мертвый!»
И лосенок «умер», став похожим на рыжевато-бурый обрубочек.
…Через неделю в нашем дворе уже бегал забавный, озорной маленький лось.
За свое чрезмерное любопытство ему пришлось поплатиться в первые же дни. Во двор к нам зашла соседская свинья. Подойдя к ней, теленок миролюбиво потянулся к ее морде, желая, видимо, познакомиться, а раздраженная хавронья схватила его за левое ушко и оторвала. После этого лосенок стал очень смешным и получил кличку — Одноухий.
Рос Одноухий совсем ручным и доверчивым: прибегал на зов, ходил сзади, как собака. Потеряв из виду кого-нибудь из нас, нервничал, пугливо озирался по сторонам. Когда же его окликали, со всех ног бросался догонять.
К зиме лосенок стал почти взрослым. Содержать его дальше становилось трудно: он требовал веточного корма, свежих молодых побегов. Добывать же их в большом количестве было хлопотно. Поэтому отец отвел нашего питомца в лес и там его оставил.
* * *
Прошло года. два. За это время Одноухого часто видели возле нашего, кордона. Иногда его следы доходили до самых огородов. Я очень интересовался его жизнью. Решил выследить.
И мне это удалось. Однажды, притаившись за кустами густого тальника, я увидел, как Одноухий, выйдя из лесу, направился к речке, вошел в воду и поплыл. Перебравшись на другой берег, зверь приостановился. Выглядел он уродом: огромная голова с вытянутым горбатым носом, большой клок темной бороды, широкие, похожие на лопаты, плоские рога с отростками и массивное бурое туловище на тонких высоких ногах. На пути у Одноухого было топкое болото с непроходимой трясиной. Не задумываясь, сохатый смело вошел в него. Ноги животного глубоко уходили в топь, он с силой вытаскивал их, а когда почва перестала держать его большое, тяжелое тело, зверь лег на брюхо и начал передвигаться ползком, подталкиваясь ногами, согнутыми в коленях.
Перейдя болото, Одноухий медленно побрел по широкой ложбине к пасущимся коровам. Пастухи его приближения не заметили, и лось, затаившись, некоторое время находился среди стада. Коровы не обращали на него внимания, да и он тоже мало интересовался ими. Когда лось обнаружился, пастухи подняли шум, и зверь вышел из стада. На него злобно набросились собаки. Опустив голову, сохатый сделал по направлению к собакам резкий бросок, намереваясь ударить их копытами, но те ловко увернулись.
Не желая больше ни с кем связываться, Одноухий тихим шагом направился через поле к зеленому колку. Там он покормился молодыми побегами деревьев, которые после его «обеда» казались подстриженными.
Вскоре я заметил, что лось насторожился, видимо, почуял что-то подозрительное; перебежав в молодой осинник, он затаился: окраска длинных ног совсем слилась с цветом тонких стволов.
Потом я еще не раз встречал Одноухого. Его жизнь была похожа на качание маятника: то он уходил куда-то далеко, то снова пробирался к нам через речки, болота, леса и поля. Казалось, что-то настойчиво ищет, ищет и никак не может найти.
* * *
Не оставил своего озорства Одноухий и взрослым. Как-то перед Новым годом поехал Демьяныч, конюх из соседнего колхоза, за дровами в лес. Наложил воз и возвращается домой. Дорога шла лесом. И вдруг видит: на пути стоит лось с
одним ухом.
Старик продолжает ехать, думая, что зверь уступит дорогу, но сохатый не сдвинулся с места даже тогда, когда дровни оказались почти рядом. Объехать его было нельзя, так как снег — по брюхо лошади.
«Что делать? Испугаю», — решил Демьяныч.
Он замахнулся на лося палкой да как крикнет… Сохатый— к нему: голову к земле пригнул, храпит, копытами снег роет. Старик — за дрова. А лось подцепил дровни рогами, и воз полетел в снег. Лошадь понеслась вскачь с одними оглоблями. Демьяныч же от страху очутился на березе. Сидит, дрожит, а Одноухий под деревом бушует.
Спас Демьяныча подъехавший обоз: услышав скрип полозьев, сохатый скрылся в лесу.
* * *
Как-то в пасмурный осенний день мы с отцом шли по лесному болоту.
Из глубины леса вдруг донесся рев какого-то животного.
— Кто это так кричит? — спросил я отца.
— Пойдем посмотрим!
Мы долго пробирались сквозь бурелом и валежник. Хриплые стоны и вздохи раздавались где-то совсем близко. Они сопровождались стуком, напоминающим удары сухих палок. Вскоре отец остановился и, указывая стволом ружья на редкий осинник, прошептал:
— Лоси бьются!..
Продвинувшись немного вперед, за низкорослыми деревцами мы увидели двух сохатых: одного крупного, другого поменьше и посветлее. Молодой совсем выбился из сил, храпел, дышал тяжело и прерывисто, казалось, что вот-вот упадет.
— Убивать лосей нельзя, — сказал отец, — закон запрещает, а пугнуть надо. Большой может молоденького до смерти забить. Стреляй вверх!
Я так волновался, что не помню, как нажал на спуск. Прогремел выстрел, и нас окутал легкий дымок.
…Кругом было тихо. Только слышался отдаленный треск сучьев под ногами убегавших животных.
— Разняли соперников! — сказал отец. — В ожесточенных драках лоси не щадят друг друга. Старик мог бы совсем забить молодого уродца!..
— Какого уродца?
— Да Одноухого!
— Разве это он был?
— Ну, конечно, он. А ты не узнал?
— Если б признал, несдобровать бы старому!..
Отец, кажется, готов был возразить, но, видимо, вспомнил дружбу Одноухого с нашей семьей, свою собственную привязанность к животным и не стал читать мне нравоучений.
* * *
На следующий год, осенью, отец отправился за глухарями. Погода стояла теплая. Проходив часа два, он устал и захотел пить. Неподалеку было лесное озеро. Подойдя к нему, отец увидел сквозь прибрежные кусты сохатого, стоявшего по грудь в воде.
В фигуре зверя ему почудилось что-то знакомое. Когда же лось повернул голову, отец узнал Одноухого.
Лось начал медленно выходить из воды. Ему оставалось сделать еще несколько шагов, и он был бы на берегу, но в этот момент за прибрежным кустом отец заметил крупное бурое пятно. «Медведь», — догадался он.
Прижимаясь к земле, зверь готовился к прыжку. Лось был на волосок от смерти, но в этот момент раздался выстрел, и тяжелая медвежья туша рухнула на землю.
Одноухий мигом скрылся в лесу. После этого случая никто его больше не встречал.
МИХАИЛ ЛЕСНОЙ
ЧИРВИК
Одноухий
Мы идем с отцом по лесному болоту, на прошлогодней листве — узорчатая тень березок. Деревья здесь растут так часто, что солнечные лучи с трудом пробиваются сквозь густо сплетенные ветви. Ветер раскачивает ветки, от их движения весело бегают по земле солнечные зайчики. В глазах «рябит».
Отец вдруг останавливается и начинает пристально разглядывать в траве какую-то гнилушку.
«Нашел чем интересоваться, — думаю я с досадой, — мало ли в лесу валяется всяких чурок».
Но «чурка», видно, не простая, а особенная, потому что отец вдруг манит меня и глазами показывает под куст.
Я нагибаюсь и чуть не вскрикиваю от радости — лосенок! Он, вероятно, только что родился и, по всем признакам, мертвый: ножки подобраны под себя, шея вытянута и прижата к земле. Так его легко раздавить. Да и как заметишь? Бурая листва совсем скрадывает его, а солнечные пятнышки на нем — что пожелтевшие березовые листочки.
Отец взял теленочка на руки — тепленький, но никаких признаков жизни. Только тупой, бессмысленный взгляд упершихся в одну точку глаз говорил, что он жив. Видно, — уходя, мать ему строго приказала: «Чтоб ни случилось, не шевелись, будь, как мертвый!»
И лосенок «умер», став похожим на рыжевато-бурый обрубочек.
…Через неделю в нашем дворе уже бегал забавный, озорной маленький лось.
За свое чрезмерное любопытство ему пришлось поплатиться в первые же дни. Во двор к нам зашла соседская свинья. Подойдя к ней, теленок миролюбиво потянулся к ее морде, желая, видимо, познакомиться, а раздраженная хавронья схватила его за левое ушко и оторвала. После этого лосенок стал очень смешным и получил кличку — Одноухий.
Рос Одноухий совсем ручным и доверчивым: прибегал на зов, ходил сзади, как собака. Потеряв из виду кого-нибудь из нас, нервничал, пугливо озирался по сторонам. Когда же его окликали, со всех ног бросался догонять.
К зиме лосенок стал почти взрослым. Содержать его дальше становилось трудно: он требовал веточного корма, свежих молодых побегов. Добывать же их в большом количестве было хлопотно. Поэтому отец отвел нашего питомца в лес и там его оставил.
* * *
Прошло года. два. За это время Одноухого часто видели возле нашего, кордона. Иногда его следы доходили до самых огородов. Я очень интересовался его жизнью. Решил выследить.
И мне это удалось. Однажды, притаившись за кустами густого тальника, я увидел, как Одноухий, выйдя из лесу, направился к речке, вошел в воду и поплыл. Перебравшись на другой берег, зверь приостановился. Выглядел он уродом: огромная голова с вытянутым горбатым носом, большой клок темной бороды, широкие, похожие на лопаты, плоские рога с отростками и массивное бурое туловище на тонких высоких ногах. На пути у Одноухого было топкое болото с непроходимой трясиной. Не задумываясь, сохатый смело вошел в него. Ноги животного глубоко уходили в топь, он с силой вытаскивал их, а когда почва перестала держать его большое, тяжелое тело, зверь лег на брюхо и начал передвигаться ползком, подталкиваясь ногами, согнутыми в коленях.
Перейдя болото, Одноухий медленно побрел по широкой ложбине к пасущимся коровам. Пастухи его приближения не заметили, и лось, затаившись, некоторое время находился среди стада. Коровы не обращали на него внимания, да и он тоже мало интересовался ими. Когда лось обнаружился, пастухи подняли шум, и зверь вышел из стада. На него злобно набросились собаки. Опустив голову, сохатый сделал по направлению к собакам резкий бросок, намереваясь ударить их копытами, но те ловко увернулись.
Не желая больше ни с кем связываться, Одноухий тихим шагом направился через поле к зеленому колку. Там он покормился молодыми побегами деревьев, которые после его «обеда» казались подстриженными.
Вскоре я заметил, что лось насторожился, видимо, почуял что-то подозрительное; перебежав в молодой осинник, он затаился: окраска длинных ног совсем слилась с цветом тонких стволов.
Потом я еще не раз встречал Одноухого. Его жизнь была похожа на качание маятника: то он уходил куда-то далеко, то снова пробирался к нам через речки, болота, леса и поля. Казалось, что-то настойчиво ищет, ищет и никак не может найти.
* * *
Не оставил своего озорства Одноухий и взрослым. Как-то перед Новым годом поехал Демьяныч, конюх из соседнего колхоза, за дровами в лес. Наложил воз и возвращается домой. Дорога шла лесом. И вдруг видит: на пути стоит лось с
одним ухом.
Старик продолжает ехать, думая, что зверь уступит дорогу, но сохатый не сдвинулся с места даже тогда, когда дровни оказались почти рядом. Объехать его было нельзя, так как снег — по брюхо лошади.
«Что делать? Испугаю», — решил Демьяныч.
Он замахнулся на лося палкой да как крикнет… Сохатый— к нему: голову к земле пригнул, храпит, копытами снег роет. Старик — за дрова. А лось подцепил дровни рогами, и воз полетел в снег. Лошадь понеслась вскачь с одними оглоблями. Демьяныч же от страху очутился на березе. Сидит, дрожит, а Одноухий под деревом бушует.
Спас Демьяныча подъехавший обоз: услышав скрип полозьев, сохатый скрылся в лесу.
* * *
Как-то в пасмурный осенний день мы с отцом шли по лесному болоту.
Из глубины леса вдруг донесся рев какого-то животного.
— Кто это так кричит? — спросил я отца.
— Пойдем посмотрим!
Мы долго пробирались сквозь бурелом и валежник. Хриплые стоны и вздохи раздавались где-то совсем близко. Они сопровождались стуком, напоминающим удары сухих палок. Вскоре отец остановился и, указывая стволом ружья на редкий осинник, прошептал:
— Лоси бьются!..
Продвинувшись немного вперед, за низкорослыми деревцами мы увидели двух сохатых: одного крупного, другого поменьше и посветлее. Молодой совсем выбился из сил, храпел, дышал тяжело и прерывисто, казалось, что вот-вот упадет.
— Убивать лосей нельзя, — сказал отец, — закон запрещает, а пугнуть надо. Большой может молоденького до смерти забить. Стреляй вверх!
Я так волновался, что не помню, как нажал на спуск. Прогремел выстрел, и нас окутал легкий дымок.
…Кругом было тихо. Только слышался отдаленный треск сучьев под ногами убегавших животных.
— Разняли соперников! — сказал отец. — В ожесточенных драках лоси не щадят друг друга. Старик мог бы совсем забить молодого уродца!..
— Какого уродца?
— Да Одноухого!
— Разве это он был?
— Ну, конечно, он. А ты не узнал?
— Если б признал, несдобровать бы старому!..
Отец, кажется, готов был возразить, но, видимо, вспомнил дружбу Одноухого с нашей семьей, свою собственную привязанность к животным и не стал читать мне нравоучений.
* * *
На следующий год, осенью, отец отправился за глухарями. Погода стояла теплая. Проходив часа два, он устал и захотел пить. Неподалеку было лесное озеро. Подойдя к нему, отец увидел сквозь прибрежные кусты сохатого, стоявшего по грудь в воде.
В фигуре зверя ему почудилось что-то знакомое. Когда же лось повернул голову, отец узнал Одноухого.
Лось начал медленно выходить из воды. Ему оставалось сделать еще несколько шагов, и он был бы на берегу, но в этот момент за прибрежным кустом отец заметил крупное бурое пятно. «Медведь», — догадался он.
Прижимаясь к земле, зверь готовился к прыжку. Лось был на волосок от смерти, но в этот момент раздался выстрел, и тяжелая медвежья туша рухнула на землю.
Одноухий мигом скрылся в лесу. После этого случая никто его больше не встречал.