Михаил Лесной
ОДНОУХИЙ
МАШКА
Я люблю охотиться с подсадной уткой. Привяжу свою Машку за ногу, пущу её плавать на шнурке, а сам замаскируюсь и жду.
Обычно на заре вода на озере спокойна и блестит как зеркало. Лишь изредка на поверхности, играя, всплеснёт рыба.
Тихо. Но вот вдалеке слышится утиное кряканье. Моя Машка сразу же начинает охорашиваться. Её ответный крик эхом разносится по окрестным камышам.
Вскоре начинают подлетать красавцы селезни. Уточка же у меня умница и хорошо знает свои обязанности: слишком близко к себе пернатых гостей не подпускает Один за другим раздаются мои выстрелы. Убитая птица остаётся лежать на воде, а Машка не обращает на неё внимания, продолжает зазывать новых селезней…
Года два назад произошёл такой случай.
Осенью я сидел с Машкой у озера, но на её призывные крики никто не появлялся. Тогда я решил переменить место и стал подплывать к уточке, чтобы забрать её с собой. Но утка оборвала шнурок и поплыла к камышам.
На этот раз она, видимо, ещё не накупалась вволю. Я долго манил её, пытался поймать, гонялся, пожалуй, целый час, а под конец так обозлился, что сгоряча схватил ружьё и выстрелил. Машка нырнула и… будто провалилась.
Подъехав к тому месту, где была уточка, я её не нашёл. Неужели застрелил? Тогда бы она осталась на месте. Прислушался, не бьётся ли где раненая, но кругом было тихо.
Ошибка была непоправимой. Мне было до слёз жаль Машку. Позвал, позвал я свою уточку и, не услышав ответа, очень расстроенный, отправился домой.
Прошло недели две. Вода в камышах уже застыла.
Возвращаясь раз с охоты, я шёл по берегу одного озера и тихо напевал.
И вдруг до моего слуха донёсся знакомый утиный
крик.
«Что это? — подумал я остановившись. — Неужели Машкин голос? Ведь я её застрелил!»
— Машка! Машка! Машенька!.. — позвал я.
Из камышей снова раздался весёлый, так хорошо знакомый мне утиный крик. От неожиданной радости у меня перехватило дыхание, и я ещё раз крикнул:
— Машенька! Машенька!..
Навстречу мне, ковыляя, пробиралась по льду через камыш моя уточка.
* * *
Машка по-прежнему оставалась моей верной помощницей.
Однажды после удачной охоты я уже собрался ехать домой. Солнце закатилось. Вечернюю тишину нарушал только крик моей утки.
Вдруг послышался лёгкий всплеск. Хотя было темно, всё же я увидел из шалашика, что по берегу приближается к Машке какое-то большое тёмное пятно. Я выстрелил. Что-то булькнуло. Выбежав из укрытия, я оторопел: у самой воды, недалеко от моей Машки, уткнувшись мордой в осоку, лежал волк. Ему, видно, не раз удавалось лакомиться подранками…
Я рассказал этот случай знакомому охотнику. Он рассмеялся:
— Где найдёшь ещё такую утку, чтобы не только селезней, но и волков приманивала?.. Ну и Машка!..
Михаил Лесной
ОДНОУХИЙ
МАШКА
Я люблю охотиться с подсадной уткой. Привяжу свою Машку за ногу, пущу её плавать на шнурке, а сам замаскируюсь и жду.
Обычно на заре вода на озере спокойна и блестит как зеркало. Лишь изредка на поверхности, играя, всплеснёт рыба.
Тихо. Но вот вдалеке слышится утиное кряканье. Моя Машка сразу же начинает охорашиваться. Её ответный крик эхом разносится по окрестным камышам.
Вскоре начинают подлетать красавцы селезни. Уточка же у меня умница и хорошо знает свои обязанности: слишком близко к себе пернатых гостей не подпускает Один за другим раздаются мои выстрелы. Убитая птица остаётся лежать на воде, а Машка не обращает на неё внимания, продолжает зазывать новых селезней…
Года два назад произошёл такой случай.
Осенью я сидел с Машкой у озера, но на её призывные крики никто не появлялся. Тогда я решил переменить место и стал подплывать к уточке, чтобы забрать её с собой. Но утка оборвала шнурок и поплыла к камышам.
На этот раз она, видимо, ещё не накупалась вволю. Я долго манил её, пытался поймать, гонялся, пожалуй, целый час, а под конец так обозлился, что сгоряча схватил ружьё и выстрелил. Машка нырнула и… будто провалилась.
Подъехав к тому месту, где была уточка, я её не нашёл. Неужели застрелил? Тогда бы она осталась на месте. Прислушался, не бьётся ли где раненая, но кругом было тихо.
Ошибка была непоправимой. Мне было до слёз жаль Машку. Позвал, позвал я свою уточку и, не услышав ответа, очень расстроенный, отправился домой.
Прошло недели две. Вода в камышах уже застыла.
Возвращаясь раз с охоты, я шёл по берегу одного озера и тихо напевал.
И вдруг до моего слуха донёсся знакомый утиный
крик.
«Что это? — подумал я остановившись. — Неужели Машкин голос? Ведь я её застрелил!»
— Машка! Машка! Машенька!.. — позвал я.
Из камышей снова раздался весёлый, так хорошо знакомый мне утиный крик. От неожиданной радости у меня перехватило дыхание, и я ещё раз крикнул:
— Машенька! Машенька!..
Навстречу мне, ковыляя, пробиралась по льду через камыш моя уточка.
* * *
Машка по-прежнему оставалась моей верной помощницей.
Однажды после удачной охоты я уже собрался ехать домой. Солнце закатилось. Вечернюю тишину нарушал только крик моей утки.
Вдруг послышался лёгкий всплеск. Хотя было темно, всё же я увидел из шалашика, что по берегу приближается к Машке какое-то большое тёмное пятно. Я выстрелил. Что-то булькнуло. Выбежав из укрытия, я оторопел: у самой воды, недалеко от моей Машки, уткнувшись мордой в осоку, лежал волк. Ему, видно, не раз удавалось лакомиться подранками…
Я рассказал этот случай знакомому охотнику. Он рассмеялся:
— Где найдёшь ещё такую утку, чтобы не только селезней, но и волков приманивала?.. Ну и Машка!..