Михаил Лесной
Мои встречи
ИЗ ЮННАТСКОЙ ТЕТРАДИ
Надоело мне ловить щеглов и снегирей в оврагах, в зарослях репея и дедовника, и я решил поставить западню на своем огороде. Надо только заманить туда птиц. Но как это сделать?
Я слышал, что они хорошо идут на соль, если истолочь ее помельче. Так я и сделал: посыпал на фанерную дощечку мелкой соли, поставил ее на огороде и пошел домой.
Прошел час. Никак мне не сидится. Побежал, смотрю из-за плетня — никого нет. «Вот так, — думаю, — и хваленая приманка. Одна выдумка!»
Прошел еще час. Приходит с улицы мать и говорит:
— Что же ты зеваешь? Посмотри, сколько птиц налетело на твою приманку!
Не помня себя от радости, я вылетел на улицу. Гляжу в щелочку плетня и глазам не верю: на фанерке и снегири, я чижи, но всего больше воробьев.
Приманку я убрал и на ее место поставил западню с солью, через некоторое время в ней уже бился щегол.
Много птиц наловил я, так много, что отец смеялся, глядя на развешенные клетки:
— Торговать что ли ты ими собрался?
Поспешил я похвастаться своей новой приманкой и деду Акиму, старому охотнику и большому любителю певчих птиц. Вот, думаю, поражу его! А он нисколько не удивился: посмотрел на меня так, словно я не знаю, что дважды два — четыре.
— Соль, — говорит, — нужна не только зверям, но и птицам. Жить без нее они не могут. А где им взять ее, коли питаются травой да зернами? Вот и идут на солонец!..
* * *
Произошло это во время одного нашего юннатского похода.
Проходя мимо маленькой речушки, впадающей в озеро Мергень, мы с Прошкой услышали какую-то возню, писк и ворчанье. Бросились на шум и вскоре уже отнимали у Динки маленького зверька. Он был с крупную крысу, имел нежный подшерсток и длинную блестящую ость. Спинка и бока — коричневые, а грудь и брюшко — серые. На тупой мордочке с раздвоенной верхней губой торчат усы. Длинный черный хвост с боков сильно сплюснут, а между пальцами — плавательные перепонки.
В двух шагах от нас находился круглый шалашик, построенный над водой из тростника и осоки. Внутри он был выстлан сухой травой и листьями камыша. Нора из него вела прямо в воду. Рядом с домиком была кладовка с остатками пищи: корневищ тростника и кувшинок, стеблей осоки, остатков рыбы, червей, ракушек и улиток.
Мы сделали из палок носилки, уложили на них шалашик а вместе с тушкой зверька отнесли в лагерь.
Оказалось, что зверек этот — ондатра, родом из Северной Америки. Его широко расселяют по озерам и болотам из-за ценного, красивого меха.
* * *
Однажды в лесу мы наткнулись на сухостойную березу. Дерево насквозь прогнило и держалось только благодаря коре. Когда я ударил палкой по высокому стволу, береза заколебалась.
— Давай опрокинем! — предложил Прошка.
— Смотри, как бы по голове не стукнуло!
— Успеем отскочить!
От дружного нашего толчка дерево покачнулось и, уже в воздухе переломившись на части, с шумом рухнуло «а землю.
Я пнул ногой небольшой обломок. Из него, как из мусорного ведра, посыпалась бурая труха. Под содранной корой забегали разные насекомые. Ватными комочками белели чьи-то коконы, а в ямках от выпавших сучков виднелись нити паутины.
Сверху ствол был покрыт множеством губок, и среди них на белой коре чернело два круглых отверстия.
— Дупла! — обрадовался Прошка и торопливо запустил руку в первую же дыру, но тотчас отдернул ее.
— Что-то мокрое! — брезгливо протянул он и, вытирая запачканную желтой слизью руку, с досадой буркнул:
— Чье-то гнездо!.. И яйца всмятку!..
Во втором дупле оказалось три летучих мыши. Они прицепились коготками задних ног за внутренние выступы и висел» вниз головой. Одна из них, видимо, была самцом и залетела в дупло на дневку. У двух же других находилось по одному присосавшемуся детенышу.
Я узнал, что перед родами самка коготками передних ног подвешивается к чему-нибудь и подтягивает свой хвост с перепонкой к брюшку. Получается нечто вроде мешочка, который и служит первой колыбелью для новорожденного. Малыш крепко присасывается к соску матери и остается висеть до тех пор, пока не подрастет, не научится летать и добывать себе пищу.
* * *
Прохожу раз ложбинкой, поросшей густой травой, и вижу: в двух шагах от меня на гнезде сидит какая-то птица. Она почему-то не улетала. Я прыгнул и накрыл ее шапкой.
Поймал и стал рассматривать: немного побольше дрозда, большая голова и короткий клюв. Спинка темно-бурая, пепельно-серая шейка, а бока с рыжеватыми пятнами.
Я выпустил птицу. Пролетев несколько метров, она упала на траву. Полет ее был неровный, как у молоденького птенца.
Но, несмотря на все мои попытки, поймать птицу снова никак не удалось — она исчезла из-под самых ног. Не успевал я оглянуться, как недалеко вновь раздавался ее хриплый крик. Я решил, что птица отводит меня от гнезда и вернулся в ложбину, из девяти желтовато-белых яичек с глинистыми и голубоватыми пятнами взял одно, так как в нашей школьной коллекции такого не было.
Не успел я уложить яичко в коробку с ватой, как в двух шагах от гнезда увидел валяющуюся на земле мертвую пичужку. Это была мухоловка. Череп у нее расклеван, и в него уже успели забраться крупные рыжие муравьи. Подойдя же к соседнему кусту, я обнаружил и домик погибшей птички, сделанный из перевитых травинок с углублением в виде чайной чашки. В нем лежали высохшие скорлупки от разбитых яичек.
Придя домой, о своей находке я похвастал учителю.
— Птица эта — коростель, — сказал Петр Ильич. — Он питается насекомыми, червями, моллюсками. Иногда лакомится и птичьими яйцами, даже нападает на самих птичек, у которых выклевывает мозг.
Михаил Лесной
Мои встречи
ИЗ ЮННАТСКОЙ ТЕТРАДИ
Надоело мне ловить щеглов и снегирей в оврагах, в зарослях репея и дедовника, и я решил поставить западню на своем огороде. Надо только заманить туда птиц. Но как это сделать?
Я слышал, что они хорошо идут на соль, если истолочь ее помельче. Так я и сделал: посыпал на фанерную дощечку мелкой соли, поставил ее на огороде и пошел домой.
Прошел час. Никак мне не сидится. Побежал, смотрю из-за плетня — никого нет. «Вот так, — думаю, — и хваленая приманка. Одна выдумка!»
Прошел еще час. Приходит с улицы мать и говорит:
— Что же ты зеваешь? Посмотри, сколько птиц налетело на твою приманку!
Не помня себя от радости, я вылетел на улицу. Гляжу в щелочку плетня и глазам не верю: на фанерке и снегири, я чижи, но всего больше воробьев.
Приманку я убрал и на ее место поставил западню с солью, через некоторое время в ней уже бился щегол.
Много птиц наловил я, так много, что отец смеялся, глядя на развешенные клетки:
— Торговать что ли ты ими собрался?
Поспешил я похвастаться своей новой приманкой и деду Акиму, старому охотнику и большому любителю певчих птиц. Вот, думаю, поражу его! А он нисколько не удивился: посмотрел на меня так, словно я не знаю, что дважды два — четыре.
— Соль, — говорит, — нужна не только зверям, но и птицам. Жить без нее они не могут. А где им взять ее, коли питаются травой да зернами? Вот и идут на солонец!..
* * *
Произошло это во время одного нашего юннатского похода.
Проходя мимо маленькой речушки, впадающей в озеро Мергень, мы с Прошкой услышали какую-то возню, писк и ворчанье. Бросились на шум и вскоре уже отнимали у Динки маленького зверька. Он был с крупную крысу, имел нежный подшерсток и длинную блестящую ость. Спинка и бока — коричневые, а грудь и брюшко — серые. На тупой мордочке с раздвоенной верхней губой торчат усы. Длинный черный хвост с боков сильно сплюснут, а между пальцами — плавательные перепонки.
В двух шагах от нас находился круглый шалашик, построенный над водой из тростника и осоки. Внутри он был выстлан сухой травой и листьями камыша. Нора из него вела прямо в воду. Рядом с домиком была кладовка с остатками пищи: корневищ тростника и кувшинок, стеблей осоки, остатков рыбы, червей, ракушек и улиток.
Мы сделали из палок носилки, уложили на них шалашик а вместе с тушкой зверька отнесли в лагерь.
Оказалось, что зверек этот — ондатра, родом из Северной Америки. Его широко расселяют по озерам и болотам из-за ценного, красивого меха.
* * *
Однажды в лесу мы наткнулись на сухостойную березу. Дерево насквозь прогнило и держалось только благодаря коре. Когда я ударил палкой по высокому стволу, береза заколебалась.
— Давай опрокинем! — предложил Прошка.
— Смотри, как бы по голове не стукнуло!
— Успеем отскочить!
От дружного нашего толчка дерево покачнулось и, уже в воздухе переломившись на части, с шумом рухнуло «а землю.
Я пнул ногой небольшой обломок. Из него, как из мусорного ведра, посыпалась бурая труха. Под содранной корой забегали разные насекомые. Ватными комочками белели чьи-то коконы, а в ямках от выпавших сучков виднелись нити паутины.
Сверху ствол был покрыт множеством губок, и среди них на белой коре чернело два круглых отверстия.
— Дупла! — обрадовался Прошка и торопливо запустил руку в первую же дыру, но тотчас отдернул ее.
— Что-то мокрое! — брезгливо протянул он и, вытирая запачканную желтой слизью руку, с досадой буркнул:
— Чье-то гнездо!.. И яйца всмятку!..
Во втором дупле оказалось три летучих мыши. Они прицепились коготками задних ног за внутренние выступы и висел» вниз головой. Одна из них, видимо, была самцом и залетела в дупло на дневку. У двух же других находилось по одному присосавшемуся детенышу.
Я узнал, что перед родами самка коготками передних ног подвешивается к чему-нибудь и подтягивает свой хвост с перепонкой к брюшку. Получается нечто вроде мешочка, который и служит первой колыбелью для новорожденного. Малыш крепко присасывается к соску матери и остается висеть до тех пор, пока не подрастет, не научится летать и добывать себе пищу.
* * *
Прохожу раз ложбинкой, поросшей густой травой, и вижу: в двух шагах от меня на гнезде сидит какая-то птица. Она почему-то не улетала. Я прыгнул и накрыл ее шапкой.
Поймал и стал рассматривать: немного побольше дрозда, большая голова и короткий клюв. Спинка темно-бурая, пепельно-серая шейка, а бока с рыжеватыми пятнами.
Я выпустил птицу. Пролетев несколько метров, она упала на траву. Полет ее был неровный, как у молоденького птенца.
Но, несмотря на все мои попытки, поймать птицу снова никак не удалось — она исчезла из-под самых ног. Не успевал я оглянуться, как недалеко вновь раздавался ее хриплый крик. Я решил, что птица отводит меня от гнезда и вернулся в ложбину, из девяти желтовато-белых яичек с глинистыми и голубоватыми пятнами взял одно, так как в нашей школьной коллекции такого не было.
Не успел я уложить яичко в коробку с ватой, как в двух шагах от гнезда увидел валяющуюся на земле мертвую пичужку. Это была мухоловка. Череп у нее расклеван, и в него уже успели забраться крупные рыжие муравьи. Подойдя же к соседнему кусту, я обнаружил и домик погибшей птички, сделанный из перевитых травинок с углублением в виде чайной чашки. В нем лежали высохшие скорлупки от разбитых яичек.
Придя домой, о своей находке я похвастал учителю.
— Птица эта — коростель, — сказал Петр Ильич. — Он питается насекомыми, червями, моллюсками. Иногда лакомится и птичьими яйцами, даже нападает на самих птичек, у которых выклевывает мозг.