Михаил Лесной
Мои встречи
С ТОРФИНКАМИ НА КОСАЧЕЙ
Желтые листья пестрым ковром покрыли влажную землю, Лес оголился, и тетерева уже стали садиться на деревья. Началась охота с чучелами.
Пришел я раз к деду Акиму, чтобы позвать его на косарей, а он в чулане в своей охотничьей рухляди роется.
— Чучела-то твои совсем развалились, идти не с чем! — говорю ему.
— Есть о чем беспокоиться! — добродушно смеется старик, поглаживая рукой с узловатыми пальцами поседевшую бороду. — Развесим по деревьям торфинки или шапки — и ладно!..
Наутро, еще затемно, засели мы в шалаше у лесной поляны. Затаились и стали ожидать. Томительно тянется время, никак не дождаться рассвета. Давал себя чувствовать и утренний заморозок. Прошло еще некоторое время, и небо начало светлеть. Все отчетливее стали вырисовываться очертания окружающих предметов. Уже можно было различить на верхушках деревьев черные пятна поднятых на жердинках торфинок и кочек, напоминавших собой растрепанные грачиные гнезда.
Мне не терпится. Все чаще и чаще поглядываю в «окошечко» шалаша, напрягаю зрение, всматриваюсь в верхушки деревьев, но птиц нигде не видно.
— Птиц здесь тьма-тьмущая, — шепчет дед. — Места — в самый раз: хлеба, колки, ягодники, вода. Все, что их душе угодно.
На востоке протянулась узкая розовая полоска. Начали слетаться тетерева: то парочками, то в одиночку. Сядут поодаль и с недоумением посматривают на торфинки, как бы стараясь признать в них свою родню. Некоторые сразу же снимаются. Другие, переместившись с сучка на сучок, с любопытством вытягивают шеи, недоверчиво посматривают на своих подозрительных соседей и тоже улетают.
Охота в это утро была неудачна: просидели в шалаше мы долго, а вернулись домой ни с чем. Но Аким упорно продолжал уверять меня, что он часто и довольно удачно охотился на тетеревов со сбитыми кочками и шапками вместо чучел.
* * *
Наступила суровая зима, с вьюгами и снегопадами. Крепко ударил Дед Мороз. От ударов его кулачищ затрещали бревна в домах и деревья в лесу. В такую погоду человеку страшно и нос высунуть на улицу.
Каково же зимой тетеревам? Одно спасенье — зарыться в снег. Толстое снежное одеяло согреет и спрячет от многочисленных врагов.
Плохо только, что есть хочется. Поэтому косачи и вынуждены прерывать свою спячку, хотя бы на короткое время, два раза в сутки: утром — на рассвете, вечером — перед закатом солнца. Слетают птицы в березовый лесок, поклюют наспех мерзлых почек и снова в снег.
В один из морозных дней, выждав, когда стихла метель, дед Аким вновь ' предложил мне пойти с ним на тетеревов.
«Нет, дедушка Аким, не выманишь теперь меня, если осенью ничего не вышло, то сейчас в такой мороз и подавно!»— подумал я и отказался.
Но наш сосед Авдей Карпыч, человек умный и опытный охотник, уговорил: «Сходи посмотри, что делается в лесу, может, на этот раз и посчастливится!»
Захватив с собой два — три растрепанных чучела, совсем утративших свое тетеревиное обличье, да три шапки, набитые сеном, мы отправились на то место, где прошлой осенью охотились с торфинками. Там мы подняли на шестах шапки и «чучела», напоминавшие скорей футбольные мячи, чем птиц, и прислонили их к верхушкам берез, а сами засели в своих старых скрадках.
Сидим со стариком в шалашах и ждем рассвета. Хотя и тепло я был одет, но вскоре меня начал пронизывать холод. Сижу, ежусь, по телу мороз пробегает и кажется, что в ледяную воду окунаешься. Зубы выстукивают дробь. Так хочется подвигаться, побегать, чтобы согреться. Минуты тянутся часами. Кажется, что утра мы так и не дождемся.
Наконец, рассвело. Выглянуло розовое солнце. Холодными звездочками загорелся на деревьях иней… А птиц все нет и нет. Терпеть больше уже нет мочи. Хочется плюнуть на все и без оглядки убежать домой.
…Но вот что-то темное мелькнуло в стороне среди заиндевевших ветвей, и на березу, поодаль от дедова шалаша, сел тетерев. За ним прилетел второй, третий… Каждый из них, оглянувшись по сторонам, увидел наши шапки и, очевидно, приняв их за нахохлившихся собратьев, спокойно принялся за еду. Потом подлетело еще несколько птиц. Эти сели уже поближе к нашим скрадкам. Рассевшись по березам, голодные тетерева не обращали внимания на своих странных соседей. Чтобы достать березовые сережки, тетерева повисали вниз головой, вытягивали шею, удерживая равновесие тела кривым изгибом туловища. Я любовался ими и долго не стрелял. Птицы же все подлетали и подлетали.
Садились они и к моим шапкам и к дедовым «футбольным мячам». Правда, стрелять нам пришлось недолго, так как лет скоро прекратился. Но домой мы возвращались с полными сумками.
Дорогой я говорю деду:
— А что, Аким Петрович, твоя правда!..
— То-то, — отвечает он. — Тетерева идут и на торфинки, и на — шапки, лишь бы что чернело. Но это бывает только в морозную погоду: птицы целый день сидят под снегом, сильно проголодаются и теряют всякую осторожность.
Михаил Лесной
Мои встречи
С ТОРФИНКАМИ НА КОСАЧЕЙ
Желтые листья пестрым ковром покрыли влажную землю, Лес оголился, и тетерева уже стали садиться на деревья. Началась охота с чучелами.
Пришел я раз к деду Акиму, чтобы позвать его на косарей, а он в чулане в своей охотничьей рухляди роется.
— Чучела-то твои совсем развалились, идти не с чем! — говорю ему.
— Есть о чем беспокоиться! — добродушно смеется старик, поглаживая рукой с узловатыми пальцами поседевшую бороду. — Развесим по деревьям торфинки или шапки — и ладно!..
Наутро, еще затемно, засели мы в шалаше у лесной поляны. Затаились и стали ожидать. Томительно тянется время, никак не дождаться рассвета. Давал себя чувствовать и утренний заморозок. Прошло еще некоторое время, и небо начало светлеть. Все отчетливее стали вырисовываться очертания окружающих предметов. Уже можно было различить на верхушках деревьев черные пятна поднятых на жердинках торфинок и кочек, напоминавших собой растрепанные грачиные гнезда.
Мне не терпится. Все чаще и чаще поглядываю в «окошечко» шалаша, напрягаю зрение, всматриваюсь в верхушки деревьев, но птиц нигде не видно.
— Птиц здесь тьма-тьмущая, — шепчет дед. — Места — в самый раз: хлеба, колки, ягодники, вода. Все, что их душе угодно.
На востоке протянулась узкая розовая полоска. Начали слетаться тетерева: то парочками, то в одиночку. Сядут поодаль и с недоумением посматривают на торфинки, как бы стараясь признать в них свою родню. Некоторые сразу же снимаются. Другие, переместившись с сучка на сучок, с любопытством вытягивают шеи, недоверчиво посматривают на своих подозрительных соседей и тоже улетают.
Охота в это утро была неудачна: просидели в шалаше мы долго, а вернулись домой ни с чем. Но Аким упорно продолжал уверять меня, что он часто и довольно удачно охотился на тетеревов со сбитыми кочками и шапками вместо чучел.
* * *
Наступила суровая зима, с вьюгами и снегопадами. Крепко ударил Дед Мороз. От ударов его кулачищ затрещали бревна в домах и деревья в лесу. В такую погоду человеку страшно и нос высунуть на улицу.
Каково же зимой тетеревам? Одно спасенье — зарыться в снег. Толстое снежное одеяло согреет и спрячет от многочисленных врагов.
Плохо только, что есть хочется. Поэтому косачи и вынуждены прерывать свою спячку, хотя бы на короткое время, два раза в сутки: утром — на рассвете, вечером — перед закатом солнца. Слетают птицы в березовый лесок, поклюют наспех мерзлых почек и снова в снег.
В один из морозных дней, выждав, когда стихла метель, дед Аким вновь ' предложил мне пойти с ним на тетеревов.
«Нет, дедушка Аким, не выманишь теперь меня, если осенью ничего не вышло, то сейчас в такой мороз и подавно!»— подумал я и отказался.
Но наш сосед Авдей Карпыч, человек умный и опытный охотник, уговорил: «Сходи посмотри, что делается в лесу, может, на этот раз и посчастливится!»
Захватив с собой два — три растрепанных чучела, совсем утративших свое тетеревиное обличье, да три шапки, набитые сеном, мы отправились на то место, где прошлой осенью охотились с торфинками. Там мы подняли на шестах шапки и «чучела», напоминавшие скорей футбольные мячи, чем птиц, и прислонили их к верхушкам берез, а сами засели в своих старых скрадках.
Сидим со стариком в шалашах и ждем рассвета. Хотя и тепло я был одет, но вскоре меня начал пронизывать холод. Сижу, ежусь, по телу мороз пробегает и кажется, что в ледяную воду окунаешься. Зубы выстукивают дробь. Так хочется подвигаться, побегать, чтобы согреться. Минуты тянутся часами. Кажется, что утра мы так и не дождемся.
Наконец, рассвело. Выглянуло розовое солнце. Холодными звездочками загорелся на деревьях иней… А птиц все нет и нет. Терпеть больше уже нет мочи. Хочется плюнуть на все и без оглядки убежать домой.
…Но вот что-то темное мелькнуло в стороне среди заиндевевших ветвей, и на березу, поодаль от дедова шалаша, сел тетерев. За ним прилетел второй, третий… Каждый из них, оглянувшись по сторонам, увидел наши шапки и, очевидно, приняв их за нахохлившихся собратьев, спокойно принялся за еду. Потом подлетело еще несколько птиц. Эти сели уже поближе к нашим скрадкам. Рассевшись по березам, голодные тетерева не обращали внимания на своих странных соседей. Чтобы достать березовые сережки, тетерева повисали вниз головой, вытягивали шею, удерживая равновесие тела кривым изгибом туловища. Я любовался ими и долго не стрелял. Птицы же все подлетали и подлетали.
Садились они и к моим шапкам и к дедовым «футбольным мячам». Правда, стрелять нам пришлось недолго, так как лет скоро прекратился. Но домой мы возвращались с полными сумками.
Дорогой я говорю деду:
— А что, Аким Петрович, твоя правда!..
— То-то, — отвечает он. — Тетерева идут и на торфинки, и на — шапки, лишь бы что чернело. Но это бывает только в морозную погоду: птицы целый день сидят под снегом, сильно проголодаются и теряют всякую осторожность.