Михаил Лесной
ВЕСЕННИЕ ГОЛОСА
ВЕСЕЛЫЙ
Раннее августовское утро.
Вместе с Трофимы чем, колхозным конюхом, едем в город. По сторонам дороги на десятки километров тянется бэр. Поют птицы, в траве трещат кузнечики. Одуряюще пахнет цветами и травами.
В полдень остановились на отдых. Распрягли лошадей, отвели их на ближайшую лесную поляну и, спутав, пустили кормиться. Тут мы увидели, что с одного колеса съехала шина: сняли его и прислонили к телеге, чтобы потом поправить. Сами же отправились в лес, в малинник.
Прошло около часа. Вдруг слышим легкий скрип, глухой стук: кто-то возится у нашей телеги. Лошади перестали есть, тревожно насторожили уши и захрапели, косясь на дорогу. Предчувствуя недоброе, мы стали тихо пробираться к повозке.
Подошли поближе и стали наблюдать из-за кустов: черный медведь с поседевшей мордой играет на дороге с нашим колесом. Поднимет его и бросит: колесо катится, а зверь внимательно смотрит на него и совсем, как человек, покачивает головой.
Глядим на это «представление», дивимся, а самим жутко. И за лошадей боимся: испугаются, убегут — ищи их потом!..
Что делать? Выйти на дорогу — страшно. Пугнуть «гостя» выстрелом — ружье на телеге. Но вот медведь угнал колесо подальше от павозки. Воспользовавшись этим, Трофимыч подполз к телеге, достал из-под сена свою старинную игом полку и ахнул из нее точно из пушки. Когда дым рассеялся, зверь, словно, провалился…
Этого забавного медведя часто потом встречали в лесных малинниках, и каждый, рассказывая о нем, называл Веселым. Так эта кличка и пристала к нему.
В конце лета внимание от Веселого было отвлечено на другое. На овсяном поле, которое вдавалось глубоко в бор, появились примятые участки. Подумали, что овес портит скот, и ругали пастуха. Но тот вполне резонно замечал, что овес не съеден, а только примят. Собирались покараулить, да все мешали разные колхозные дела. Так прошла неделя. Ранним утроим вдруг прибежали в правление две девочки, дочери бригадира, раскрасневшиеся, запыхавшиеся, с пустыми корзинками в руках. Перебивая друг друга, еле выговаривали:
— Пошли по грибы… Дошли до овсяного поля, что вдается в лес… А там… на примятом участке сидит медведь… Большущий!.. Едва убежали!..
Схватив висевшее на стене ружье, бригадир помчался в поле.
— Подойдя к овсищу, — рассказал он, вернувшись, — я выглянул из-за кустов. На примятом участке, представьте, сидит Веселый. Сидит, как человек… Передними лапами обхватывает метелки овса, пригибает их и высасывает овсяное «молочко». Обсосет и двигается дальше в таком же положении, не поднимаясь на ноги… Я засмотрелся, а потом спохватился: «Да что же это? Сколько он нам овса испортил, а я стою и любуюсь!» Но отсюда из ружья не достанешь. Я осторожно сделал несколько шагов — и Веселый почти мгновенно исчез: то ли шаги мои услышал, то ли почуял запах человека.
Посещение зверем, овсяного поля продолжалось. Ставили на него капкан, но каждый раз веселый являлся на новые места, и невозможно было угадать, где пройдет след, куда ступит он лапой.
Решили подкараулить медведя с ружьем. Сделали на дереве помост. Сидит охотник на нем всю ночь, ожидая появления «гостя», а мишка проходит там, где его совсем не ожидали.
— Что делать? Что придумать? — рядили колхозники. — Уже не один центнер зерна погубил медведь.
— Знал покойный отец один способ, — признался раз Трофимыч в правлении. — Не особенно верю в него, но испробовать можно.
В тот же день вечером старик долго и, как мне показалось, таинственно разговаривал с председателем: горячился, разводил руками, что-то доказывал. Оба смеялись… Затем Трофимыч пошел в сельпо и оттуда что-то вынес под полой. На расспросы ребят сердито отвечал:
— Больно любопытны… Завтра все узнаете!..
Мы побежали в сельпо:
— Зачем приходил Трофимыч?
И к удивлению, услышали:
— За водкой!
— Ну, — разочарованно протянули ребята, — напьется дед и про медведя забудет… А мы-то думали!..
Рано утром меня разбудила мать:
— Вставай скорей, Трофимыч медведя поймал!
Быстро одевшись, я побежал на овсяное поле. Народу там было уже много. Я пробрался вперед и увидел на примятом овсе Веселого. Медведь неподвижно лежал на боку. «Значит, Трофимычу все-таки удалось убить мишку. Как же он подкараулил его?.. — промелькнуло у меня — И зачем-то связал мертвому лапы… Но что это?.. Никак зверь посапывает?..»
Послышалось почмокивание. Слышу, как в толпе говорят:
— Ишь, как нализался!..
— Видно, и во сне еще горилку тянет!..
— Водка и зверя до добра не доводит!..
Оказывается, Трофимыч напоил Веселого: врыл в землю
ведро, края его намазал медом и налил в него водки. Сам же стал наблюдать с дерева. На рассвете явился «гость». Издали почуяв мед — свое любимое лакомство, медведь разыскал ведро с водкой и… забыл про овес. Опьянев, мишка тут же и заснул. Трофимычу осталось только его связать.
Кто-то предложил свезти Веселого в село, но старик возразил:
— Нет, показал и хватит… Чего доброго проснется, так «поблагодарит» за угощение!..
Вскоре, действительно, послышался хрип, глухое ворчание, началось подергивание лапой. Когда же приподнялась морда, все шарахнулись в сторону. На месте остался один Трофимыч. Он быстро приложил к плечу ружье и нажал на спуск.
Михаил Лесной
ВЕСЕННИЕ ГОЛОСА
ВЕСЕЛЫЙ
Раннее августовское утро.
Вместе с Трофимы чем, колхозным конюхом, едем в город. По сторонам дороги на десятки километров тянется бэр. Поют птицы, в траве трещат кузнечики. Одуряюще пахнет цветами и травами.
В полдень остановились на отдых. Распрягли лошадей, отвели их на ближайшую лесную поляну и, спутав, пустили кормиться. Тут мы увидели, что с одного колеса съехала шина: сняли его и прислонили к телеге, чтобы потом поправить. Сами же отправились в лес, в малинник.
Прошло около часа. Вдруг слышим легкий скрип, глухой стук: кто-то возится у нашей телеги. Лошади перестали есть, тревожно насторожили уши и захрапели, косясь на дорогу. Предчувствуя недоброе, мы стали тихо пробираться к повозке.
Подошли поближе и стали наблюдать из-за кустов: черный медведь с поседевшей мордой играет на дороге с нашим колесом. Поднимет его и бросит: колесо катится, а зверь внимательно смотрит на него и совсем, как человек, покачивает головой.
Глядим на это «представление», дивимся, а самим жутко. И за лошадей боимся: испугаются, убегут — ищи их потом!..
Что делать? Выйти на дорогу — страшно. Пугнуть «гостя» выстрелом — ружье на телеге. Но вот медведь угнал колесо подальше от павозки. Воспользовавшись этим, Трофимыч подполз к телеге, достал из-под сена свою старинную игом полку и ахнул из нее точно из пушки. Когда дым рассеялся, зверь, словно, провалился…
Этого забавного медведя часто потом встречали в лесных малинниках, и каждый, рассказывая о нем, называл Веселым. Так эта кличка и пристала к нему.
В конце лета внимание от Веселого было отвлечено на другое. На овсяном поле, которое вдавалось глубоко в бор, появились примятые участки. Подумали, что овес портит скот, и ругали пастуха. Но тот вполне резонно замечал, что овес не съеден, а только примят. Собирались покараулить, да все мешали разные колхозные дела. Так прошла неделя. Ранним утроим вдруг прибежали в правление две девочки, дочери бригадира, раскрасневшиеся, запыхавшиеся, с пустыми корзинками в руках. Перебивая друг друга, еле выговаривали:
— Пошли по грибы… Дошли до овсяного поля, что вдается в лес… А там… на примятом участке сидит медведь… Большущий!.. Едва убежали!..
Схватив висевшее на стене ружье, бригадир помчался в поле.
— Подойдя к овсищу, — рассказал он, вернувшись, — я выглянул из-за кустов. На примятом участке, представьте, сидит Веселый. Сидит, как человек… Передними лапами обхватывает метелки овса, пригибает их и высасывает овсяное «молочко». Обсосет и двигается дальше в таком же положении, не поднимаясь на ноги… Я засмотрелся, а потом спохватился: «Да что же это? Сколько он нам овса испортил, а я стою и любуюсь!» Но отсюда из ружья не достанешь. Я осторожно сделал несколько шагов — и Веселый почти мгновенно исчез: то ли шаги мои услышал, то ли почуял запах человека.
Посещение зверем, овсяного поля продолжалось. Ставили на него капкан, но каждый раз веселый являлся на новые места, и невозможно было угадать, где пройдет след, куда ступит он лапой.
Решили подкараулить медведя с ружьем. Сделали на дереве помост. Сидит охотник на нем всю ночь, ожидая появления «гостя», а мишка проходит там, где его совсем не ожидали.
— Что делать? Что придумать? — рядили колхозники. — Уже не один центнер зерна погубил медведь.
— Знал покойный отец один способ, — признался раз Трофимыч в правлении. — Не особенно верю в него, но испробовать можно.
В тот же день вечером старик долго и, как мне показалось, таинственно разговаривал с председателем: горячился, разводил руками, что-то доказывал. Оба смеялись… Затем Трофимыч пошел в сельпо и оттуда что-то вынес под полой. На расспросы ребят сердито отвечал:
— Больно любопытны… Завтра все узнаете!..
Мы побежали в сельпо:
— Зачем приходил Трофимыч?
И к удивлению, услышали:
— За водкой!
— Ну, — разочарованно протянули ребята, — напьется дед и про медведя забудет… А мы-то думали!..
Рано утром меня разбудила мать:
— Вставай скорей, Трофимыч медведя поймал!
Быстро одевшись, я побежал на овсяное поле. Народу там было уже много. Я пробрался вперед и увидел на примятом овсе Веселого. Медведь неподвижно лежал на боку. «Значит, Трофимычу все-таки удалось убить мишку. Как же он подкараулил его?.. — промелькнуло у меня — И зачем-то связал мертвому лапы… Но что это?.. Никак зверь посапывает?..»
Послышалось почмокивание. Слышу, как в толпе говорят:
— Ишь, как нализался!..
— Видно, и во сне еще горилку тянет!..
— Водка и зверя до добра не доводит!..
Оказывается, Трофимыч напоил Веселого: врыл в землю
ведро, края его намазал медом и налил в него водки. Сам же стал наблюдать с дерева. На рассвете явился «гость». Издали почуяв мед — свое любимое лакомство, медведь разыскал ведро с водкой и… забыл про овес. Опьянев, мишка тут же и заснул. Трофимычу осталось только его связать.
Кто-то предложил свезти Веселого в село, но старик возразил:
— Нет, показал и хватит… Чего доброго проснется, так «поблагодарит» за угощение!..
Вскоре, действительно, послышался хрип, глухое ворчание, началось подергивание лапой. Когда же приподнялась морда, все шарахнулись в сторону. На месте остался один Трофимыч. Он быстро приложил к плечу ружье и нажал на спуск.