Михаил Лесной
ВЕСЕННИЕ ГОЛОСА
ИРМА
Вся наша семья любила собаку соседа — золотисто-рыжего сеттера Ирму. Красавица, умница, в меру ласковая, она понимала, казалось, каждое слово своего хозяина. Как всякий сеттер, она любила что-либо приносить, была ли это щетка, калоша или просто палка. С лукавым видом Ирма не отдавала поноски до тех пор, пока не получала награды. Меня это забавляло, и я часто угощал ее за приносимое сахаром или конфеткой. Хлеба эта избалованная неженка не брала.
Началась Отечественная война. Хозяин Ирмы ушел на фронт, а его жене, на плечи которой легла вся жизненная тяжесть, было не до собаки. Она хотела отдать Ирму — предлагала ее и мне, — но никто не брал, так как хлеб в то время получали по карточкам и прокормить собаку было трудно. Ирма стала в сущности беспризорной, пропитание приходилось добывать самой.
Однажды, уходя на работу, я увидел у калитки Ирму. Смотрит жалобно, только лапу не протягивает. Мне стало ее жаль: вернулся домой и дал ей картофелину.
— Ну, Ирмочка, — говорю, — сахару-то теперь нет, может, от картошки не откажешься?!
Она съела, подождала немножко и отправилась куда-то дальше, невеселая, с опущенным хвостом.
На следующее утро мать посмотрела в окно и говорит: Ирма опять тебя ждет!
Я выглянул: стоит Ирма и в зубах какую-то палку держит. И смотрит так, как будто говорит: дай что-нибудь!
Я бросил собаке корочку хлеба. Так наши встречи стали повторяться ежедневно, ровно в половине девятого. Они меня убедили, что Ирма не только умная собака, но и… точные часы.
Выяснилось, что Ирма от меня направлялась на базар. В человеческой гуще она шмыгала среди ног, подбирая разные съедобные кусочки. Она поспевала везде: и у возов, и у столов, и в мясном павильоне. Во время драки собак Ирма стремительно мчалась на лай, и, улучив удобный момент, схватывала кость, которую псы не поделили, и молниеносно скрывалась.
Иногда Ирма пропадала целый день и возвращалась домой по-темному. У нее был странный вид: возбужденная, с горящими глазами… Где она бегала, что делала? Об этом никто не знал, да, впрочем, и дела никому не было. В таком виде я раз встретил ее на окраине города. «Возможно, — подумал я, — голод увлекал ее в поле, в лес, там ей удавалось кое-что добыть, и этого было достаточно, чтобы по-собачьи быть счастливой».
Ирма, как могла, боролась за существование, но быть сытой ей все же не удавалось. Тощая, с опущенным хвостом, вылезающей клочьями шерстью, просящими глазами, она была крайне жалка. Кто бы узнал в ней прежнюю избалованную красавицу?!
В последний год войны, впрочем, Ирме повезло: неподалеку от нас открылась столовая воинской части. Там Ирма быстро освоилась, сумела понравиться, и ее стали подкармливать, бросая косточки.
Я не раз наблюдал, как она в определенный час, когда солдаты обедали, с деловым видом спешила по направлению «своей» столовой.
— Ну и умная собака! — заметил однажды молодой солдатик, когда выбежавшая со двора столовой Ирма стала ко мне ласкаться. — Помню, как она прибежала к нам в первый раз. Ее стали гнать вон, а она вдруг подбежала к дровам, схватила полено и подает, виляя хвостом. Как прогонишь после этого?!. Сейчас хозяйкой себя чувствует: всех других собак гонит со двора… Таскает дрова на кухню… Зарабатывает пропитание!..
Благодаря сообразительности, Ирма выжила. Вернулся, наконец, с фронта и ее хозяин. Казалось, только бы теперь ей жить, снова занимаясь охотой, но случилось непредвиденное…
Когда все невзгоды были уже позади и жизнь после войны начала налаживаться, Ирма нелепо погибла. Однажды сынишка ее хозяина, двенадцатилетний Юрка, отправился с ней на охоту. Первый раз он шел без отца, и ему хотелось во что бы то ни стало вернуться с трофеями, похвастаться перед ребятами.
Долго ничего не попадалось. Наконец Ирма остановилась в кустах, вытянулась и замерла на стойке. Юрка с волнением приготовился, но вдруг перед самой мордой собаки он увидел затаившегося в траве тетеревенка. Боясь, что в лет промажет, мальчишка решил выстрелить в птицу через голову собаки. Торопливо прицелился, но рука у юного охотника дрогнула, и почти весь заряд угодил в голову Ирмы.