Михаил Лесной
ВЕСЕННИЕ ГОЛОСА
ГНЕЗДО НА СТАРОЙ ЛИПЕ
В нашем деревенском саду росла старая липа. Такой толстой и большой я никогда не встречал. Вдоль ее ствола тянулось дупло, внизу настолько широкое, что в нем свободно мог поместиться человек. Но дерево все же жило и каждой весной одевалось свежей зеленью. На разных его «этажах» дневали летучие мыши, вили гнезда галки и воробьи.
Когда-то, очень давно, на срезанную верхушку дерева мой дедушка надел колесо с телеги. Он хотел привлечь аистов, которые, по народному поверью, приносят счастье тому, у кого они живут.
Пернатые гости не заставили себя долго ждать. Аисты натаскали на колесо палок, хвороста и устроили гнездо. Внутренность его птицы выстлали травой, соломой, тряпками и перьями.
Каждую весну я с интересом наблюдал, как аисты «ремонтировали» свое жилище. С каждым годом оно делалось все выше и выше и в конце концов издали стало походить на огромную темную кучу, видневшуюся издали.
Обычно первым прилетал самец. Он гордо возвышался над гнездом, стоя на одной ноге. Его белая голенастая фигура с черной каемкой на крыльях и длинным красным носом был а хорошо видна издалека. О своем возвращении аист давал знать громко щелкая клювом. Это было его «пение». Оно напоминало удары друг о друга сухих палочек, иногда слышалось хриплое шипение. Других звуков птица производить не могла.
Аистиха откладывала обычно пять белых с зеленоватым оттенком яиц. О их окраске я узнал по цвету выброшенных скорлупок, а о количестве — по числу птенцов, которые, подросши, любили стоять на краю гнезда.
На яйцах сидела самка, «хозяин» же в это время охранял покой своей подруги и приносил ей пищу.
Через месяц появлялись птенцы, белые с черными клювами и красными ногами. Для пернатых родителей это была беспокойная пара: они беспрестанно таскали детям корм — личинок, кузнечиков, червей, жуков. С ростом птенцов менялась и их пища: в клювах аистов можно было видеть схваченную за ногу лягушку или висевшую обрывком веревки змею, которую они предварительно оглушали ударом клюва по голове.
Аистов часто видели на соседних лужайках. Отыскивая пищу, птицы важно и медленно шагали. Людей они подпускали очень близко, а затем делали два — три прыжка, и, точно игрушечные самолеты, медленно поднимались в воздух, постепенно набирая высоту.
Мне захотелось понаблюдать жизнь аистят поближе. Раздобыв бинокль, я взобрался на соседнее с липой дерево и замаскировался ветками. Сижу, жду… Стариков нет. Вдруг птенцы заволновались: прилетел один из родителей и сел на край гнезда. В клюве у него что-то похожее на ящерицу. Но вместо того, чтобы отдать ее детям, он разорвал добычу на части и… проглотил сам. Потом началась непонятная возня: аист то опускал свой клюв книзу, то хватал им за шею детенышей и наклонял их головы. Я уже стал опасаться, как бы он не задушил малышей. Но когда аист улетел, птенцы как ни в чем не бывало, снова подняли головы и даже — показалось мне — стали веселей. Ничего не поняв, я слез с дерева.
Позже я узнал, что до тех пор, пока птенцы не выросли, аисты не суют им в рот добычу, как это делают другие птицы, а отрыгивают полупереварившуюся пищу на дно гнезда и своими клювами наклоняют головы детенышей вниз, приучая их брать корм.
Удалось мне также подсмотреть, как заботливые родители в знойные дни поливали детей водой, принося ее в пищеводе. А в дождь и холодную пагоду они согревали аистят, накрывая их своими крыльями, подобно наседкам.
Под гнездом, на земле, мы часто находили оброненных лягушек и змей. Приходилась их зарывать, так как от их гниения в воздухе стоял неприятный запахи вилось много мух…
Так было в детстве.
С тех пор прошло много лет. За это время я не раз уезжал из дома, а когда возвращался, меня всегда встречала родная, знакомая картина: большое гнездо, черневшее на верхушке старой липы, и на нем— две белые голенастые фигуры, приветствовавшие меня своим щелканьем. Дом и аисты стали для меня неотделимы.
Не оправдалась, однако, надежда покойного дедушки: гнездо на старой липе не спасло нашу семью от несчастья. Когда, по окончании войны, я вернулся в свою деревню, у меня больно защемило сердце. Фашисты сожгли наш домик, а от старой липы остался только обгорелый, внутри пустой пень. Не появлялись больше и аисты — пернатые старожилы, милые спутники моего детства.
Михаил Лесной
ВЕСЕННИЕ ГОЛОСА
ГНЕЗДО НА СТАРОЙ ЛИПЕ
В нашем деревенском саду росла старая липа. Такой толстой и большой я никогда не встречал. Вдоль ее ствола тянулось дупло, внизу настолько широкое, что в нем свободно мог поместиться человек. Но дерево все же жило и каждой весной одевалось свежей зеленью. На разных его «этажах» дневали летучие мыши, вили гнезда галки и воробьи.
Когда-то, очень давно, на срезанную верхушку дерева мой дедушка надел колесо с телеги. Он хотел привлечь аистов, которые, по народному поверью, приносят счастье тому, у кого они живут.
Пернатые гости не заставили себя долго ждать. Аисты натаскали на колесо палок, хвороста и устроили гнездо. Внутренность его птицы выстлали травой, соломой, тряпками и перьями.
Каждую весну я с интересом наблюдал, как аисты «ремонтировали» свое жилище. С каждым годом оно делалось все выше и выше и в конце концов издали стало походить на огромную темную кучу, видневшуюся издали.
Обычно первым прилетал самец. Он гордо возвышался над гнездом, стоя на одной ноге. Его белая голенастая фигура с черной каемкой на крыльях и длинным красным носом был а хорошо видна издалека. О своем возвращении аист давал знать громко щелкая клювом. Это было его «пение». Оно напоминало удары друг о друга сухих палочек, иногда слышалось хриплое шипение. Других звуков птица производить не могла.
Аистиха откладывала обычно пять белых с зеленоватым оттенком яиц. О их окраске я узнал по цвету выброшенных скорлупок, а о количестве — по числу птенцов, которые, подросши, любили стоять на краю гнезда.
На яйцах сидела самка, «хозяин» же в это время охранял покой своей подруги и приносил ей пищу.
Через месяц появлялись птенцы, белые с черными клювами и красными ногами. Для пернатых родителей это была беспокойная пара: они беспрестанно таскали детям корм — личинок, кузнечиков, червей, жуков. С ростом птенцов менялась и их пища: в клювах аистов можно было видеть схваченную за ногу лягушку или висевшую обрывком веревки змею, которую они предварительно оглушали ударом клюва по голове.
Аистов часто видели на соседних лужайках. Отыскивая пищу, птицы важно и медленно шагали. Людей они подпускали очень близко, а затем делали два — три прыжка, и, точно игрушечные самолеты, медленно поднимались в воздух, постепенно набирая высоту.
Мне захотелось понаблюдать жизнь аистят поближе. Раздобыв бинокль, я взобрался на соседнее с липой дерево и замаскировался ветками. Сижу, жду… Стариков нет. Вдруг птенцы заволновались: прилетел один из родителей и сел на край гнезда. В клюве у него что-то похожее на ящерицу. Но вместо того, чтобы отдать ее детям, он разорвал добычу на части и… проглотил сам. Потом началась непонятная возня: аист то опускал свой клюв книзу, то хватал им за шею детенышей и наклонял их головы. Я уже стал опасаться, как бы он не задушил малышей. Но когда аист улетел, птенцы как ни в чем не бывало, снова подняли головы и даже — показалось мне — стали веселей. Ничего не поняв, я слез с дерева.
Позже я узнал, что до тех пор, пока птенцы не выросли, аисты не суют им в рот добычу, как это делают другие птицы, а отрыгивают полупереварившуюся пищу на дно гнезда и своими клювами наклоняют головы детенышей вниз, приучая их брать корм.
Удалось мне также подсмотреть, как заботливые родители в знойные дни поливали детей водой, принося ее в пищеводе. А в дождь и холодную пагоду они согревали аистят, накрывая их своими крыльями, подобно наседкам.
Под гнездом, на земле, мы часто находили оброненных лягушек и змей. Приходилась их зарывать, так как от их гниения в воздухе стоял неприятный запахи вилось много мух…
Так было в детстве.
С тех пор прошло много лет. За это время я не раз уезжал из дома, а когда возвращался, меня всегда встречала родная, знакомая картина: большое гнездо, черневшее на верхушке старой липы, и на нем— две белые голенастые фигуры, приветствовавшие меня своим щелканьем. Дом и аисты стали для меня неотделимы.
Не оправдалась, однако, надежда покойного дедушки: гнездо на старой липе не спасло нашу семью от несчастья. Когда, по окончании войны, я вернулся в свою деревню, у меня больно защемило сердце. Фашисты сожгли наш домик, а от старой липы остался только обгорелый, внутри пустой пень. Не появлялись больше и аисты — пернатые старожилы, милые спутники моего детства.