Михаил Лесной
 Андрейкины тропки


КУЛЬКА

Я бежал по садовой до­рожке и чуть не наступил на жабу. Она медленно пере­двигала своё неуклюжее бо­родавчатое тело, покрытое слизью. Я потрогал её пру­тиком— из бородавок вдруг начала выделяться какая-то белая жидкость. Мне стало так противно, что я взял обломок кирпича и со зло­бой ударил им отвратитель­ное животное.
— Что, Андрей, охотишь­ся?— услышал я за спиной голос отца. — Как тебе не стыдно?
— А чего тут стыдного? Посмотри, ведь противная она и жидкость какая-то...
— Жидкость не какая-нибудь, а для защиты от врагов. Это от тебя ей не­чем защититься. Да ей и не нужно было бы защищать­ся от тебя, если бы ты по­умнее был. Она хоть с виду и противная, но полезная...
— Полезная, говоришь? Вот ещё выдумал! — в за­пальчивости сказал я. Но про себя решил, надо про­верить, прав ли отец.
Через несколько дней я собирал на огороде с ка­пусты червей и вдруг заметил на грядке жабу. Она двигалась между листьями. Куда она ползёт? Что будет делать?.. Я остановился. Перестала двигаться и жаба. Глаза её были устремлены на капустный листок, по ко­торому ползла зелёная гусеница. Жаба оставалась не­подвижной, затем что-то произошло, чего я не успел рассмотреть, и зелёный червячок исчез.
Я принёс жабу домой. Насыпал в широкий ящик сырой земли, положил туда несколько кусков дёрна, поставил воды и под широкими листьями в тёмном углу сделал норку. Туда я и посадил жабу.
— Ага! — сказал отец. — Теперь жаба уже не про­тивная? Только кормить её надо.
— А чем? — спросил я.
— Гусениц с капусты собирай и носи ей. И капу­ста цела будет, и жаба твоя довольна.
Назвал я жабу Кулькой. Первое время она дичилась и, когда я брал её в руки, выделяла белую жидкость. Затем привыкла: спокойно сидела у меня на коленях, вползала на подставленную ладонь и даже, как собака, шла на свист. За всё это она получала награду — какое-нибудь жабье лакомство.
Держать Кульку было легко, так как на пищу она не была разборчива. Брошу ей жука, дождевого чер­вяка, паука, слизня — всё съест, только бабочек почему-то не трогала. Раз я положил ей несколько мух. Кулька взяла только ту, что двигалась, а на кусочек мяса и внимания не обратила.
Есть Кулька могла беспрерывно. Знакомые ребята таскали для неё корм — всяких жучков, гусениц и всё-таки накормить её досыта не могли.
Интересно было смотреть, как Кулька ела. Непод­вижное, неживое — она не замечала. Когда же то, что положено перед ней, начинало двигаться, жаба слегка поворачивала голову направо и налево. Затем глаза её начинали сверкать, и она вдруг бросалась к добыче. Приблизится, остановится и пристально смотрит на неё. Я всё хотел рассмотреть, как она схватывает мушку или слизня, но так ни разу и не заметил. Только позднее узнал: жаба схватывает добычу, выбрасывая язык так быстро, что простым глазом заметить нельзя.
— Ну, как, Андрейка, ладишь с жабой? Не оби­жаешь её? — спросил как-то папа.
— Мы теперь друзья. Я для неё всех гусениц с нашего огорода перетаскал. И она знает меня. Посмотри!
Я тихонько посвистал, и Кулька поползла ко мне...
Был уже конец сентября. Жаба забралась в свою норку, а вход в неё плотно забила землёй. Я перенёс её домик в сарай, окутал его старым одеялом и зава­лил сверху сеном. Так жаба проспала зиму.
В апреле домик с Кулькой я вынес в сад. Сначала в ящике не было никаких признаков жизни. Но вскоре я услышал странные звуки, похожие на нежное блеяние. Я подошёл к домику и увидел вылезшую из норки Кульку: это была её первая весенняя песенка. Я вынул её из ящика и, прощаясь, протянул руку. Она забра­лась на ладонь. Теперь жаба уже не казалась мне про­тивной, как раньше: я знал, что рядом со мной был верный друг садов и огородов.