Леонид Лапцуй
На оленьих тропах


Гыда


С трапа самолета я сошел в пургу.
Вдох морозит горло. Леденеет выдох.
За семью замками здесь, на берегу,
Прячет Гыда тайны предков незабытых.
Вот ворота моря. Дышит океан —
Льды в ночи колышет грудью океанской.
Мысли намотаю, как большой аркан,
И заброшу петли в глубь земли гыданской.

Я — охотник меткий, я гляжу окрест:
Серым горностаем день в снегу таится.
Ходит ветер в тундре, словно в ступке — пест.
День и ночь смешались. Нет меж них границы.
В облачных просветах — желтый круг луны,
Точно глаз пастуший, неусыпно-зоркий.
Собирает стужа звезды в табуны
И ведет их в небе от заката к зорьке.
Я опять припомнил: тысячи примет

Даже в краткой песне могут быть пропеты.
Я опять подумал: сколько сотен лет
Обучались предки сравнивать приметы?
И опять решил я, что язык наш скуп,
И таится в слове множество значений
Потому, наверно, что важнее губ
В тундре слух песцовый или нюх олений.

Оттого и мыслью наш народ остер,
Что полярной ночью бесконечны думы.
Оттого он свято бережет костер,
Что промозглый ветер обдувает чумы.
Оттого и в Гыде, на земле отцов,
Сердце бьется чаще, что, в конце концов,
Нет для человека долгожданней встречи,
Чем с родной землею и родною речью.