Константин Лагунов. Книга памяти
О. К. Лагунова
АЛЕКСАНДР МИЩЕНКО. СЫН СВОЕГО ВРЕМЕНИ
Во мне всегда живет чувство неизносной благодарности к Константину Яковлевичу Лагунову за ту поддержку, которую он постоянно оказывал мне как начинающему литератору Получал я от него командировки в благословенную Пицунду, литературную Мекку ряда писательских поколений. Впрочем, будучи ответственным секретарем писательской организации, он ОТВЕТСТВЕННО и относился к своим обязанностям и заботу и внимание проявлял обо всех: из литературного подроста, о членах Союза писателей.
Был он, конечно, сугубый традиционалист, истинный сын своего времени, что было и дух тех лет нашей жизни. Возвратился однажды Константин Яковлевич с очередного писательского съезда. Подробно, как всегда, рассказал о его работе. С осуждением поведал о том, что явился на съезд Евгений Евтушенко в вызывающе-малиновом костюме, а не так, как все, – в строгих, соответствующих рангу «хурала» одеяниях.
Всегда ценил я в Константине Яковлевиче его титаническую работоспособность и писательскую смелость. Он по праву стал как бы биографом нефтегазовой эпопеи на Тюменской земле. Задолго до перестройки, «разрешенной гласности» критично показывал тех представителей партийной элиты, нефтегазового генералитета, которые стали жить как баре, князьки, дуроломные феодалы, облаченные в тогу спекулятивных слов о радении своем за дело партии, благо народа. Яркий пример – роман «Завтрак на траве».
Пристрастный, неравнодушный он был человек, и в бучи-дискуссии, которые Константин Яковлевич затевал в газетах, вовлекались десятки людей. В последние годы он делал попытки возбуждать таковые резкими своими выступлениями о том негативном, что принесла перестройка. Но много у него было политики и политичности, а народ наш накушался ее досыта, и аудитория «безмолвствовала», не внимая горячим речам писателя.
Константин Яковлевич был из тех коммунистов, которые колебались вместе с линией партии, что лично я никогда не одобрял. По этой причине, чтобы не попасть в идеологическую кабалу, и сторонился рядов КПСС, хотя жил с коммунистическим огоньком в душе. И понятен был мне Константин Яковлевич, когда предложил однажды: «Вступай, Саша, в партию. Рекомендацию тебе я дам хоть сейчас». От предложения его я отказался, хотя доверие его мне было лестно.
Однажды Константин Яковлевич пригласил меня принять участие в читательской конференции по его новой книге, показавшей события послереволюционной крестьянской истории в нашем крае в новом свете. Вывод писателя был однозначным: коммунисты репрессиями своим вынудили крестьян к мятежу. Но я хорошо знал и другую книгу Лагунова – «Красные петухи». Эти же события он представил в ней как кулацко-эсеровский мятеж. Я прямо ответил Константину Яковлевичу, что настроен критично. «Все равно приходи, Саша!» – заявил он. И эта позиция его не может не вызывать уважения. На конференции я спросил Константина Яковлевича: «Когда вы писали «Красные петухи», знали те документы, с какими знакомите читателей в новом произведении?» Лагунов стушевался, как мне показалось, но честно сказал: «Да, в КГБ мне их показывали». Больше вопросов к нему у меня не возникло. Просто я подумал: мог бы Константин Яковлевич хоть как-то оговорить это в предварении к новой книге. Но не оговорил. Выказывал свою позицию со страстностью и праведностью Римского Папы. Грешен он был, лицемерил? Да. Но мы все не без греха. «Ино вси есмы человеци», как писал Курбскому Иван Грозный, признаваясь в своей разгульности, любви к пирам, буйному веселью и девицам...
Растет у меня внук Илюша. Уже четыре года ему, и скоро будем мы читать с ним вместе неувядаемую сказку Константина Яковлевича о «парнишке» Ромазане. Словом жил К.Я. Лагунов, словом своим и останется в памяти коллег по литературному делу, друзей и товарищей, всех многочисленных почитателей его таланта.
О. К. Лагунова
АЛЕКСАНДР МИЩЕНКО. СЫН СВОЕГО ВРЕМЕНИ
Во мне всегда живет чувство неизносной благодарности к Константину Яковлевичу Лагунову за ту поддержку, которую он постоянно оказывал мне как начинающему литератору Получал я от него командировки в благословенную Пицунду, литературную Мекку ряда писательских поколений. Впрочем, будучи ответственным секретарем писательской организации, он ОТВЕТСТВЕННО и относился к своим обязанностям и заботу и внимание проявлял обо всех: из литературного подроста, о членах Союза писателей.
Был он, конечно, сугубый традиционалист, истинный сын своего времени, что было и дух тех лет нашей жизни. Возвратился однажды Константин Яковлевич с очередного писательского съезда. Подробно, как всегда, рассказал о его работе. С осуждением поведал о том, что явился на съезд Евгений Евтушенко в вызывающе-малиновом костюме, а не так, как все, – в строгих, соответствующих рангу «хурала» одеяниях.
Всегда ценил я в Константине Яковлевиче его титаническую работоспособность и писательскую смелость. Он по праву стал как бы биографом нефтегазовой эпопеи на Тюменской земле. Задолго до перестройки, «разрешенной гласности» критично показывал тех представителей партийной элиты, нефтегазового генералитета, которые стали жить как баре, князьки, дуроломные феодалы, облаченные в тогу спекулятивных слов о радении своем за дело партии, благо народа. Яркий пример – роман «Завтрак на траве».
Пристрастный, неравнодушный он был человек, и в бучи-дискуссии, которые Константин Яковлевич затевал в газетах, вовлекались десятки людей. В последние годы он делал попытки возбуждать таковые резкими своими выступлениями о том негативном, что принесла перестройка. Но много у него было политики и политичности, а народ наш накушался ее досыта, и аудитория «безмолвствовала», не внимая горячим речам писателя.
Константин Яковлевич был из тех коммунистов, которые колебались вместе с линией партии, что лично я никогда не одобрял. По этой причине, чтобы не попасть в идеологическую кабалу, и сторонился рядов КПСС, хотя жил с коммунистическим огоньком в душе. И понятен был мне Константин Яковлевич, когда предложил однажды: «Вступай, Саша, в партию. Рекомендацию тебе я дам хоть сейчас». От предложения его я отказался, хотя доверие его мне было лестно.
Однажды Константин Яковлевич пригласил меня принять участие в читательской конференции по его новой книге, показавшей события послереволюционной крестьянской истории в нашем крае в новом свете. Вывод писателя был однозначным: коммунисты репрессиями своим вынудили крестьян к мятежу. Но я хорошо знал и другую книгу Лагунова – «Красные петухи». Эти же события он представил в ней как кулацко-эсеровский мятеж. Я прямо ответил Константину Яковлевичу, что настроен критично. «Все равно приходи, Саша!» – заявил он. И эта позиция его не может не вызывать уважения. На конференции я спросил Константина Яковлевича: «Когда вы писали «Красные петухи», знали те документы, с какими знакомите читателей в новом произведении?» Лагунов стушевался, как мне показалось, но честно сказал: «Да, в КГБ мне их показывали». Больше вопросов к нему у меня не возникло. Просто я подумал: мог бы Константин Яковлевич хоть как-то оговорить это в предварении к новой книге. Но не оговорил. Выказывал свою позицию со страстностью и праведностью Римского Папы. Грешен он был, лицемерил? Да. Но мы все не без греха. «Ино вси есмы человеци», как писал Курбскому Иван Грозный, признаваясь в своей разгульности, любви к пирам, буйному веселью и девицам...
Растет у меня внук Илюша. Уже четыре года ему, и скоро будем мы читать с ним вместе неувядаемую сказку Константина Яковлевича о «парнишке» Ромазане. Словом жил К.Я. Лагунов, словом своим и останется в памяти коллег по литературному делу, друзей и товарищей, всех многочисленных почитателей его таланта.