Частное открытие Сибири
Анатолий ОМЕЛЬЧУК Рыцари Севера
Автор выражает сердечную благодарность генеральному директору ООО «Уренгойгазпром» Риму Султановичу СУЛЕЙМАНОВУ за помощь в издании этой книги
Евангелие от Анны
Вместо послесловия
Вечность в эту осень
Осень в горах.
Осень в полярных горах. Полярная осень в полярных горах.
Полярный Урал — стык Азии и Европы.
Бабье лето — стык лета и осени. Здесь скорее: стык лета и зимы.
Эти речки всегда холодны. Но в эту пору — особенно.
Эти горы всегда горды. Они редко подпускают к себе. Сегодня они — в предчувствии. Их гордость скоро станет белой. И практически недоступной. Они невысоки. Но — величественны. За этой красотой прячется другая. Не допускающая к себе. Горы — непрерывная красота. Скрывая горизонты, они открывают человеку — новые. Только надо прийти в эти горы.
Притяжение гор — как притяжение сердец. Неотвратимо.
Иногда трудно представить, как можно жить в горах и не сгореть от каждочасного восторга. Казалось бы, к этой красоте невозможно привыкнуть. Невозможно. Кто-то, наверное, привыкает.
Бабье лето. Оно везде не просто хорошо — прекрасно. Но нет прекрасней его, чем в горах.
Бабье лето. Жизнь еще раз — и это прекрасный миг! — показывает свое величие и непрекращающееся могущество.
Бабье лето. Жизнь — и это прекрасный миг! — как бы смиряется со смертью. Согласиться со смертью — жить вечно.
Бабье лето — согласиться со смертью. Бабье лето — предвестие вечной жизни. В каждом штрихе бабьего лета — величие и вечность жизни. Полет листа.
Блик на воде.
Шорох птицы.
И тишина. Вы не слышали первозданной тишины? Она здесь… Притаилась, как первая зеленая звезда.
Женщина в горах — встреча двух вечностей.
Встреча….
Загадки жизни и тайны земли.
Жизнь сурова и тверда. Как камень. Как нежный камень, посторонившийся для цветка. Последнего цветка в эту осень.
Мы здесь ходим по вечности. Но горная вечность — спрессованная вечность. Мы все помним про излучение урана. Но излучает каждый минерал — каждый камень. Что излучает? Может, это еще неведомо ученым, но ощущает, чувствует и понимает человеческое сердце? Наше сердце — самый чуткий и знающий прибор. Но не изобретен еще метод перевода с языка сердца на привычный. На привычную слышимую речь. Века ищет человечество этот метод перевода. Может, ближе всех к истине поэты…
Магия гор, наверное, в этом каменном излучении. Вечны, как камни. Камни вечности. Чье сердце услышало это притяжение?
Излучает, «говорит» всякий минерал. А если здесь, на Полярном Урале, как утверждают знатоки, собралась «вся таблица Менделеева», можно понять, как мощна каменная разноголосица, энергетически подзаряжающая сердце человека.
Магия гор — это: мощь, помноженная на красоту. Что может быть сильнее этого? Камни вечности… Свой язык. Мы только не приобрели? — или нам не открылся? — не дано открыться? — общий шифр взаимопонимания.
Человечество обречено. Скоротечно — обречено, если не будет найден язык общего пониманья. И обречено — перспективно, если не найден общий язык с природой.
Камни вечны. Они говорят. Это мы не слышим.
Они говорят. Просто фактом своего существования. Что они хотели бы сказать? Нам? И пусть не оскорбит это величия человека: я несовершенный — и только — голос этого ручья. Этого листа. Этого камня. Примет вечности.
Среди этой прекрасной тверди вдруг отчаянно поймешь: природа обойдется без нас. И ничего не потеряет, как это ни обидно для человека.
Ничего!
Ничего…
Ничего?
Но кто же осознает ее и поймет, как она прекрасна?
Вечность в эту осень…
Сага последнего солнца
Эпос жизни.
Поэзия бытия — проза жизни.
Проза жизни — поэзия бытия.
Мы счастливы, если естественны. Трудно быть счастливым в неестественном мире. Эпос естественной жизни — восхищение обыденного счастья.
Твой каждый шаг велик и значим.
Твой шаг — поступь Бога.
Поступь Бога — твой шаг.
Естественный ход времени впадает в вечность и бессмертие человека.
Это дерево любит тебя.
Этот камень любит тебя.
Ты любимец этого ручья.
Это твое любимое место. Не только потому, что тебе нравился этот ландшафт, простор и пространство. Ты здесь любим.
Озером. Камнем. Деревом. Почувствовать это.
Мы, лишенные любви, поголовно недолюбленные, разве оглянемся на дерево, влюбленное в нас?
Мы, забывшие, что любовь — не только волнение нашей крови, но и разлита в трепете света жизни, ощутим ли естественность происходящей нашей жизни?
Это кусок естественной земли,
Забытый человечеством.
Забываемый.
Ощущение вечности… Что для этого надо?
Небо. Бездонное. Бездонно глубокое.
Горы.
Простор. Пространство плоской земли. С убегающим горизонтом.
Вода. Может быть, вода. Не обязательно море. Может быть, ручей. Стремительный. Быстрый.
Камень. Наверное, не обязательно — камень.
Лист. Может быть, лист.
Желтый. Опавший. Павший. Может быть.
Может быть, дерево. Сухое дерево.
Байдарацкая тундра.
Предгорья Полярного Урала. На севере — хребет Янгана-Пэ. Среднее течение реки Щучьей. Дальний Север — затерянный мир. В этих координатах следует искать тундровую факторию Лаборовую. Здесь надо искать Анну Неркаги.
Она — отшельница.
Отшельница? Это — как считать. Если тундра — полярная Ойкумена, то — да. Но ведь Земля — шар круглый. А на шаре — мир крутится вокруг каждого из нас. И я, и мы — вместе и по отдельности — в центре мира.
И она, Анна Неркаги, — в центре мира. Своего мира. Пространство — категория для размышления. И осмысления. Осмысление пространства — осмысление ключа жизни.
Бытия.
Анна Неркаги — тундровая отшельница из полярной Ойкумены, из центра земной поверхности — возможно, самый крупный, самый серьезный писатель сегодняшней России. Возможно, современники этого еще не осознали. Вероятнее всего, не осознают. Могут не осознать.
В Байдарацкой тундре живет — и пишет! — автор романа «Молчащий». «Молчащий» — Апокалипсис XX века.
Ощущение вечности… Для этого у Анны есть все. Она ненадолго, лет на 10–20, отлучалась из родной тундры. Попробовала вкус городской цивилизации. Вернулась.
Родина — это где тебя любят. Камни. Собаки. Олени. Деревья. Птицы. Вода. Может быть, люди.
Естество жизни.
Органика жизни. Крутое месиво жизни. Мясо жизни. Парное мясо жизни. Естество жизни: в ней не бывает грязного и чистого.
Естественное: чисто.
Не любимая матерью, не родившая — два истока трагедии. Жизненной драмы. Преобразовавшей себя.
Это молчаливые люди. Это молчащие люди. Молчание — главное красноречие. Молчание: разговор душ. Бывших и сущих.
Существо жизни. Месиво быта. Ничего лишнего. Жестокие законы быта. Олень — больше чем любимый. Любимое животное. Друг. Любимый.
Убить любимого. Нет безобразно естественного.
Здесь человек повинуется законам солнца и времени: ритму солнца, сменам света и мрака. Хороводу жизненных циклов.
Ранней весной здесь рождаются маленькие олени. Ранней зимой забивают старых. Это как смена мрака и света. Света и мрака.
Когда появится последнее солнце, чтобы уйти на ту сторону земли. По ту сторону есть земля.
Ярабц последнего солнца. Страдание и плач. Страдание, предвосхищающее счастье. И плач восторга. Ибо слеза: от живой жизни.
Кажется, здесь все молчит —
Горы
Снега
Простор
Глухо молчит небо
Каменное молчание
Может, здесь иной язык? Молчанье многозначнее речи. Здесь люди освоили язык молчания. Язык взаимопонимания.
И восход…
Проистекающий в закат.
"И Бог плакал вместе со мной" (Монологи Анны Неркаги)
— Я сама, когда мои дети что-то хорошо делают, глажу их по головке. Самое мое горячее желание, чтобы Христос гладил меня по головке. Когда я написала «Молчащего» — он погладил меня по голове. В новом произведении я написала — никто на земле не заметил, что появился Молчащий. Рождение Молчащего было отмечено только на небесах. Бог дал мне этот дар. Когда я писала «Молчащего» — я испытывала счастье и страдание. Когда я нашла изумительный конец, когда этот несчастный кричит: «Смотрите, вот он!» — когда он показывает пальцы свои, истекающие кровью. Он сам все сотворил живыми своими пальцами. Они же не могли увидеть глазами лик Христа. Этот конец повести изумительный — я нашла его в лесу. Я, когда дописала «Молчащего», чувствую, у меня нет конца, все прекрасно, они горят, они должны сгореть. Но как они должны сгореть, я никак не могла найти. Я мучалась. Я в своем поселке измучилась до того, что спать не могла. Я стала физически болеть от того, что не могла найти конец. Тогда я сказала Коле: давай уедем куда-нибудь. Я мучилась. Все было написано хорошо, но нет последних слов. И мы уехали в лес, сели около костра вечером — а я весь день мучилась, у меня ничего не получается, я даже приехала на природу, стала ходить, я чувствую — ничего не могу сделать, не могу найти конца. Вечером мы разожгли огонь, сидим около костра, я мучаюсь. Я не могу родить, у меня схватки, я не могу родить. Смотрю на Колю, хочу, чтобы он мне помог, чтобы мне кто-то помог родить то, что я не могу родить. Я смотрю на него и чувствую, что он мне не может помочь. И тогда я стала — когда роженица не может родить: она кричит — тогда я стала кричать. Я стала разговаривать с ним так, как будто он тоже не может родить. Я смотрю на него и говорю, что не могу найти конец для своей изумительной повести. 10 лет я писала, за это время что только со мной ни происходило: но я не могу найти конец, ты мне помоги. Он очень хороший человек, просто хороший, но он не тот человек, который помог бы мне родить. И тогда я стала разговаривать сама с собой. Я стала разговаривать сама с собой, чтобы самой себе помочь. И вдруг, когда я стала разговаривать, я поняла, что должен Он, что увидел Он, что должен был Он руками сотворить. Да, Он должен был на глыбе камня своими руками, своими руками сотворить лик Христа. И когда я это поняла, вы не поверите, вот есть, говорят, счастье, вот это оно и есть — счастье: освобождение женщины от физического бремени, когда она освобождает своего ребенка. Ей не больно, она освободилась. Вот то же самое почувствовала я, но только в духовном смысле. Я оставила мужа сидящим у огня, он меня не понял, что я нашла. Я его бросила, я пошла, легла и уснула, как женщина, которая родила свое дите. Ночью я просыпалась совершенно счастливая, и вокруг меня и во мне ощутимо было чувство — меня любили. Как сейчас я вижу свет, я его вижу, я чувствую — вы меня слушаете? — вот такое же чувство любви. Этого чувства любви на земле нет, между людьми нет такого чувства. Я поняла, что меня любили за то, что я нашла этот изумительный конец. Я должна была именно свое произведение закончить именно так. И на небе радовались за то, что конец был именно такой. Я три раза просыпалась, и просыпалась я оттого, что меня любят. Вот этого чувства я больше никогда не испытывала. Не испытывала. Думаю, что больше не испытаю, потому что больше не напишу такого произведения, как «Молчащий». Наверное, и не надо.
Вы спросили, живем ли мы вечно? Я сказала, что мы живем вечно. После того момента, как умерла моя единственная дочь, я поняла самое главное, что должен понять человек. Я поняла не только, что мы вечны. Я поняла — понимаете? — я как бы встала на середину собственной жизни, посмотрела назад — посмотрела вперед, и увидела, и впереди увидела, и позади увидела. Вот если сейчас говорить о том, что я увидела впереди, я впереди увидела себя. Так вот Молчащий — это я. Это меня будут убивать, это я людям буду кричать так, как я сейчас до сих пор кричу. Даже сейчас я кричу, потому что вижу, что вам тяжело это понять. Когда я посмотрела назад, то увидела, на много миллионов лет я увидела, что я была и кем я была. Тяжело говорить. Если сейчас идти напрямки, я могу о себе сказать то, что я увидела позади своей жизни, увидела, что я вечна. Я, конечно, вечна. Точно так же, как вечен каждый из нас. Но я увидела конкретно, как я вечна. Конкретно. И впереди. И сзади. Я увидела, что я была сотворена Христом себе в помощники. Христос, когда еще не было о человеке никакой речи, создал себе помощников. Это были Титаны. Они были огромными великанами. Голубые великаны. Это легенда, но это не ненецкая легенда, это моя легенда. На самом деле легенда о Голубых Великанах — это мое воспоминание о титанстве. Первое задание, которое Титанам дал Христос, — сотворить горы. Он хотел посмотреть, как они будут справляться, какими они будут Ему помощниками. Они создавали горы. Вы, наверное, знаете, что они были соблазнены дьяволом. Дьявол сказал: вы сами по себе до того прекрасны, вы сами до того могучи, вы сами до того разумны, вы сами до того богоподобны, что вам Господь не нужен. Вам не нужно делать то, что сказал Господь. Вы сами можете создать совсем другой мир, совсем не тот мир, который от вас просит Господь. Вы сами велики. И Титаны поверили. Они создавали горы. Но посмотрите, какие горы создали мы, Титаны. Прекрасное создание, но тем не менее, когда бываешь в горах, когда смотришь на горы — человеком овладевает двоякое чувство. И чувство восторга. Но и чувство страха. Почему? Потому что горы творили Титаны, душа которых была раздвоена. Одна половина их души была прекрасна, могуча, богоподобна, другая половина души Титанов была дьяволоподобна. Титаном была и я. Мы предали Христа. Неправильно говорят, что Христа предал Иуда. Первыми Христа предали мы, Титаны. В том, что мир таков, что в нем есть смерть, что есть болезни, что есть не- творчество, что есть чувство нерадости, что существуют те люди, которых мы сейчас имеем, — это результат предательства. Прежде всего Титанов.
Гордыня творца — это его средство защиты. Я сейчас тороплюсь говорить. Я тоже обладаю гордыней. Самое главное свойство моего характера — гордыня. Но моя гордыня помогает мне в этом мире выживать. По крупному счету. Хотя я понимаю, что я виновата в том, что человек смертен, я виновата в том, что вы мне сейчас задали вопрос — вечны ли мы? Я виновата в том, что люди страдают. Я страдаю точно так же, грубо выражаясь, как человек, который пьет, страдает по рюмке. Я страдаю по разговору о вечности.
Я страдаю от того, что в жизни очень мало творчества. Мое страдание похоже на физическое страдание человека, которому больно. Его ударили — ему больно. Я страдаю от того, что мне не с кем разговаривать, я страдаю от того, что люди — предатели, я страдаю от того, что одинока. Это одиночество я уже чувствовала, как только родилась. Я сразу чувствовала одиночество и усталость, эта усталость от миллионновекового существования. Сейчас единственное мое желание в этой жизни, я знаю, когда я рожусь и кем я буду. Это я — своей силой воли, не я одна могу, каждый это может сделать. Я поняла, что силой воли я могу построить не только свою теперешнюю жизнь, не только теперешний день, я могу построить своей силой воли жизнь, судьбу свою космическую. По своим желаниям я могу родиться, именно родиться, тем, кем я хочу родиться. Я бы хотела родиться Богом. Но маленьким Богом. Богом тем людям, среди которых я сейчас живу. Может быть, ненцам. Богом, ответственным за ненцев.
В конечном итоге, конечно, я бы хотела творить не на Земле, потому что творчество на Земле — один из видов страдания. Когда умерла моя дочь, кончилось время, которое Господь определил мне. Когда Он взял мою дочь, когда Он увидел, что я решила жить для себя, взяв эту девочку, я ее полюбила так, наверное, как вообще никого не любила. Я пришла к выводу, что любовь к этой девочке — есть смысл моей жизни, что мне не стоит заниматься ни писанием, мне не стоит ничем заниматься, я только буду любить эту девочку, я из нее сделаю такую женщину, которой вообще никогда не было. Когда я так подумала, Бог у меня ее забрал. Он забрал ее очень быстро. Я была не в своем уме. У меня были видения. Я слышала голос умершей дочери, я видела на небесах Храмы. В моей книге есть замечательные строки «… И Бог плакал вместе со мной…»
Вот я что хочу сказать, Бог-то не только с нами плачет, Бог бывает с нами и счастлив. Я сейчас пытаюсь показать людям, как должен жить человек, который покаялся и который понимает, что он должен получить прощение Христа.
Я пытаюсь получить прощение Христа. Я вдруг поняла, я делаю людям добро — но я их не люблю. Я не дожила еще до того момента, чтобы их любить. Я делаю добро, потому что понимаю, что я его должна делать. Но Молчащий будет делать добро, потому что он их будет любить, потому что он действительно любит людей. Я сейчас честно говорю, я не дошла еще до того, я их не люблю, но я их терплю, я делаю добро, потому что я это должна делать.
Если вы помните, в «Молчащем» есть замечательные строки: «…Поле человеческой души посеяно добрами, семенами божественными». Помните, да? Я начала сеять поле человеческой души, но поняла, что напрасно трачу свою энергию, я напрасно кладу туда семена, семена, грубо говоря, вечности. Теперь я буду работать с душами детей. Я поняла, что души детей еще не тронуты дьяволом.
Я возвращаюсь к вашему первому вопросу, вы его задали. Вечны ли мы? Надежда умирает последней, но, может быть, надежда это то, что не умирает никогда. Вечная спутница вечных скитаний. Вечность — безбрежный океан, в котором каждый из нас плывет, выплывет — не выплывет. Тщетны надежды, но среди бесконечных волн — желанный берег. И каждое неверное движение грозит гибелью.
Я не все, конечно, сказала. Я из вечности, я и в вечности. Я живу совсем в другом времени. Для меня нет времени как какого- то отрезка. Я вот приглашаю в эту вечность, это мое самое жгучее желание. Помните, в «Молчащем» есть: «…не творить — нет хуже наказанья, не любить — нет горестней участи».
Частное открытие Сибири
Анатолий ОМЕЛЬЧУК Рыцари Севера
Автор выражает сердечную благодарность генеральному директору ООО «Уренгойгазпром» Риму Султановичу СУЛЕЙМАНОВУ за помощь в издании этой книги
Евангелие от Анны
Вместо послесловия
Вечность в эту осень
Осень в горах.
Осень в полярных горах. Полярная осень в полярных горах.
Полярный Урал — стык Азии и Европы.
Бабье лето — стык лета и осени. Здесь скорее: стык лета и зимы.
Эти речки всегда холодны. Но в эту пору — особенно.
Эти горы всегда горды. Они редко подпускают к себе. Сегодня они — в предчувствии. Их гордость скоро станет белой. И практически недоступной. Они невысоки. Но — величественны. За этой красотой прячется другая. Не допускающая к себе. Горы — непрерывная красота. Скрывая горизонты, они открывают человеку — новые. Только надо прийти в эти горы.
Притяжение гор — как притяжение сердец. Неотвратимо.
Иногда трудно представить, как можно жить в горах и не сгореть от каждочасного восторга. Казалось бы, к этой красоте невозможно привыкнуть. Невозможно. Кто-то, наверное, привыкает.
Бабье лето. Оно везде не просто хорошо — прекрасно. Но нет прекрасней его, чем в горах.
Бабье лето. Жизнь еще раз — и это прекрасный миг! — показывает свое величие и непрекращающееся могущество.
Бабье лето. Жизнь — и это прекрасный миг! — как бы смиряется со смертью. Согласиться со смертью — жить вечно.
Бабье лето — согласиться со смертью. Бабье лето — предвестие вечной жизни. В каждом штрихе бабьего лета — величие и вечность жизни. Полет листа.
Блик на воде.
Шорох птицы.
И тишина. Вы не слышали первозданной тишины? Она здесь… Притаилась, как первая зеленая звезда.
Женщина в горах — встреча двух вечностей.
Встреча….
Загадки жизни и тайны земли.
Жизнь сурова и тверда. Как камень. Как нежный камень, посторонившийся для цветка. Последнего цветка в эту осень.
Мы здесь ходим по вечности. Но горная вечность — спрессованная вечность. Мы все помним про излучение урана. Но излучает каждый минерал — каждый камень. Что излучает? Может, это еще неведомо ученым, но ощущает, чувствует и понимает человеческое сердце? Наше сердце — самый чуткий и знающий прибор. Но не изобретен еще метод перевода с языка сердца на привычный. На привычную слышимую речь. Века ищет человечество этот метод перевода. Может, ближе всех к истине поэты…
Магия гор, наверное, в этом каменном излучении. Вечны, как камни. Камни вечности. Чье сердце услышало это притяжение?
Излучает, «говорит» всякий минерал. А если здесь, на Полярном Урале, как утверждают знатоки, собралась «вся таблица Менделеева», можно понять, как мощна каменная разноголосица, энергетически подзаряжающая сердце человека.
Магия гор — это: мощь, помноженная на красоту. Что может быть сильнее этого? Камни вечности… Свой язык. Мы только не приобрели? — или нам не открылся? — не дано открыться? — общий шифр взаимопонимания.
Человечество обречено. Скоротечно — обречено, если не будет найден язык общего пониманья. И обречено — перспективно, если не найден общий язык с природой.
Камни вечны. Они говорят. Это мы не слышим.
Они говорят. Просто фактом своего существования. Что они хотели бы сказать? Нам? И пусть не оскорбит это величия человека: я несовершенный — и только — голос этого ручья. Этого листа. Этого камня. Примет вечности.
Среди этой прекрасной тверди вдруг отчаянно поймешь: природа обойдется без нас. И ничего не потеряет, как это ни обидно для человека.
Ничего!
Ничего…
Ничего?
Но кто же осознает ее и поймет, как она прекрасна?
Вечность в эту осень…
Сага последнего солнца
Эпос жизни.
Поэзия бытия — проза жизни.
Проза жизни — поэзия бытия.
Мы счастливы, если естественны. Трудно быть счастливым в неестественном мире. Эпос естественной жизни — восхищение обыденного счастья.
Твой каждый шаг велик и значим.
Твой шаг — поступь Бога.
Поступь Бога — твой шаг.
Естественный ход времени впадает в вечность и бессмертие человека.
Это дерево любит тебя.
Этот камень любит тебя.
Ты любимец этого ручья.
Это твое любимое место. Не только потому, что тебе нравился этот ландшафт, простор и пространство. Ты здесь любим.
Озером. Камнем. Деревом. Почувствовать это.
Мы, лишенные любви, поголовно недолюбленные, разве оглянемся на дерево, влюбленное в нас?
Мы, забывшие, что любовь — не только волнение нашей крови, но и разлита в трепете света жизни, ощутим ли естественность происходящей нашей жизни?
Это кусок естественной земли,
Забытый человечеством.
Забываемый.
Ощущение вечности… Что для этого надо?
Небо. Бездонное. Бездонно глубокое.
Горы.
Простор. Пространство плоской земли. С убегающим горизонтом.
Вода. Может быть, вода. Не обязательно море. Может быть, ручей. Стремительный. Быстрый.
Камень. Наверное, не обязательно — камень.
Лист. Может быть, лист.
Желтый. Опавший. Павший. Может быть.
Может быть, дерево. Сухое дерево.
Байдарацкая тундра.
Предгорья Полярного Урала. На севере — хребет Янгана-Пэ. Среднее течение реки Щучьей. Дальний Север — затерянный мир. В этих координатах следует искать тундровую факторию Лаборовую. Здесь надо искать Анну Неркаги.
Она — отшельница.
Отшельница? Это — как считать. Если тундра — полярная Ойкумена, то — да. Но ведь Земля — шар круглый. А на шаре — мир крутится вокруг каждого из нас. И я, и мы — вместе и по отдельности — в центре мира.
И она, Анна Неркаги, — в центре мира. Своего мира. Пространство — категория для размышления. И осмысления. Осмысление пространства — осмысление ключа жизни.
Бытия.
Анна Неркаги — тундровая отшельница из полярной Ойкумены, из центра земной поверхности — возможно, самый крупный, самый серьезный писатель сегодняшней России. Возможно, современники этого еще не осознали. Вероятнее всего, не осознают. Могут не осознать.
В Байдарацкой тундре живет — и пишет! — автор романа «Молчащий». «Молчащий» — Апокалипсис XX века.
Ощущение вечности… Для этого у Анны есть все. Она ненадолго, лет на 10–20, отлучалась из родной тундры. Попробовала вкус городской цивилизации. Вернулась.
Родина — это где тебя любят. Камни. Собаки. Олени. Деревья. Птицы. Вода. Может быть, люди.
Естество жизни.
Органика жизни. Крутое месиво жизни. Мясо жизни. Парное мясо жизни. Естество жизни: в ней не бывает грязного и чистого.
Естественное: чисто.
Не любимая матерью, не родившая — два истока трагедии. Жизненной драмы. Преобразовавшей себя.
Это молчаливые люди. Это молчащие люди. Молчание — главное красноречие. Молчание: разговор душ. Бывших и сущих.
Существо жизни. Месиво быта. Ничего лишнего. Жестокие законы быта. Олень — больше чем любимый. Любимое животное. Друг. Любимый.
Убить любимого. Нет безобразно естественного.
Здесь человек повинуется законам солнца и времени: ритму солнца, сменам света и мрака. Хороводу жизненных циклов.
Ранней весной здесь рождаются маленькие олени. Ранней зимой забивают старых. Это как смена мрака и света. Света и мрака.
Когда появится последнее солнце, чтобы уйти на ту сторону земли. По ту сторону есть земля.
Ярабц последнего солнца. Страдание и плач. Страдание, предвосхищающее счастье. И плач восторга. Ибо слеза: от живой жизни.
Кажется, здесь все молчит —
Горы
Снега
Простор
Глухо молчит небо
Каменное молчание
Может, здесь иной язык? Молчанье многозначнее речи. Здесь люди освоили язык молчания. Язык взаимопонимания.
И восход…
Проистекающий в закат.
"И Бог плакал вместе со мной" (Монологи Анны Неркаги)
— Я сама, когда мои дети что-то хорошо делают, глажу их по головке. Самое мое горячее желание, чтобы Христос гладил меня по головке. Когда я написала «Молчащего» — он погладил меня по голове. В новом произведении я написала — никто на земле не заметил, что появился Молчащий. Рождение Молчащего было отмечено только на небесах. Бог дал мне этот дар. Когда я писала «Молчащего» — я испытывала счастье и страдание. Когда я нашла изумительный конец, когда этот несчастный кричит: «Смотрите, вот он!» — когда он показывает пальцы свои, истекающие кровью. Он сам все сотворил живыми своими пальцами. Они же не могли увидеть глазами лик Христа. Этот конец повести изумительный — я нашла его в лесу. Я, когда дописала «Молчащего», чувствую, у меня нет конца, все прекрасно, они горят, они должны сгореть. Но как они должны сгореть, я никак не могла найти. Я мучалась. Я в своем поселке измучилась до того, что спать не могла. Я стала физически болеть от того, что не могла найти конец. Тогда я сказала Коле: давай уедем куда-нибудь. Я мучилась. Все было написано хорошо, но нет последних слов. И мы уехали в лес, сели около костра вечером — а я весь день мучилась, у меня ничего не получается, я даже приехала на природу, стала ходить, я чувствую — ничего не могу сделать, не могу найти конца. Вечером мы разожгли огонь, сидим около костра, я мучаюсь. Я не могу родить, у меня схватки, я не могу родить. Смотрю на Колю, хочу, чтобы он мне помог, чтобы мне кто-то помог родить то, что я не могу родить. Я смотрю на него и чувствую, что он мне не может помочь. И тогда я стала — когда роженица не может родить: она кричит — тогда я стала кричать. Я стала разговаривать с ним так, как будто он тоже не может родить. Я смотрю на него и говорю, что не могу найти конец для своей изумительной повести. 10 лет я писала, за это время что только со мной ни происходило: но я не могу найти конец, ты мне помоги. Он очень хороший человек, просто хороший, но он не тот человек, который помог бы мне родить. И тогда я стала разговаривать сама с собой. Я стала разговаривать сама с собой, чтобы самой себе помочь. И вдруг, когда я стала разговаривать, я поняла, что должен Он, что увидел Он, что должен был Он руками сотворить. Да, Он должен был на глыбе камня своими руками, своими руками сотворить лик Христа. И когда я это поняла, вы не поверите, вот есть, говорят, счастье, вот это оно и есть — счастье: освобождение женщины от физического бремени, когда она освобождает своего ребенка. Ей не больно, она освободилась. Вот то же самое почувствовала я, но только в духовном смысле. Я оставила мужа сидящим у огня, он меня не понял, что я нашла. Я его бросила, я пошла, легла и уснула, как женщина, которая родила свое дите. Ночью я просыпалась совершенно счастливая, и вокруг меня и во мне ощутимо было чувство — меня любили. Как сейчас я вижу свет, я его вижу, я чувствую — вы меня слушаете? — вот такое же чувство любви. Этого чувства любви на земле нет, между людьми нет такого чувства. Я поняла, что меня любили за то, что я нашла этот изумительный конец. Я должна была именно свое произведение закончить именно так. И на небе радовались за то, что конец был именно такой. Я три раза просыпалась, и просыпалась я оттого, что меня любят. Вот этого чувства я больше никогда не испытывала. Не испытывала. Думаю, что больше не испытаю, потому что больше не напишу такого произведения, как «Молчащий». Наверное, и не надо.
Вы спросили, живем ли мы вечно? Я сказала, что мы живем вечно. После того момента, как умерла моя единственная дочь, я поняла самое главное, что должен понять человек. Я поняла не только, что мы вечны. Я поняла — понимаете? — я как бы встала на середину собственной жизни, посмотрела назад — посмотрела вперед, и увидела, и впереди увидела, и позади увидела. Вот если сейчас говорить о том, что я увидела впереди, я впереди увидела себя. Так вот Молчащий — это я. Это меня будут убивать, это я людям буду кричать так, как я сейчас до сих пор кричу. Даже сейчас я кричу, потому что вижу, что вам тяжело это понять. Когда я посмотрела назад, то увидела, на много миллионов лет я увидела, что я была и кем я была. Тяжело говорить. Если сейчас идти напрямки, я могу о себе сказать то, что я увидела позади своей жизни, увидела, что я вечна. Я, конечно, вечна. Точно так же, как вечен каждый из нас. Но я увидела конкретно, как я вечна. Конкретно. И впереди. И сзади. Я увидела, что я была сотворена Христом себе в помощники. Христос, когда еще не было о человеке никакой речи, создал себе помощников. Это были Титаны. Они были огромными великанами. Голубые великаны. Это легенда, но это не ненецкая легенда, это моя легенда. На самом деле легенда о Голубых Великанах — это мое воспоминание о титанстве. Первое задание, которое Титанам дал Христос, — сотворить горы. Он хотел посмотреть, как они будут справляться, какими они будут Ему помощниками. Они создавали горы. Вы, наверное, знаете, что они были соблазнены дьяволом. Дьявол сказал: вы сами по себе до того прекрасны, вы сами до того могучи, вы сами до того разумны, вы сами до того богоподобны, что вам Господь не нужен. Вам не нужно делать то, что сказал Господь. Вы сами можете создать совсем другой мир, совсем не тот мир, который от вас просит Господь. Вы сами велики. И Титаны поверили. Они создавали горы. Но посмотрите, какие горы создали мы, Титаны. Прекрасное создание, но тем не менее, когда бываешь в горах, когда смотришь на горы — человеком овладевает двоякое чувство. И чувство восторга. Но и чувство страха. Почему? Потому что горы творили Титаны, душа которых была раздвоена. Одна половина их души была прекрасна, могуча, богоподобна, другая половина души Титанов была дьяволоподобна. Титаном была и я. Мы предали Христа. Неправильно говорят, что Христа предал Иуда. Первыми Христа предали мы, Титаны. В том, что мир таков, что в нем есть смерть, что есть болезни, что есть не- творчество, что есть чувство нерадости, что существуют те люди, которых мы сейчас имеем, — это результат предательства. Прежде всего Титанов.
Гордыня творца — это его средство защиты. Я сейчас тороплюсь говорить. Я тоже обладаю гордыней. Самое главное свойство моего характера — гордыня. Но моя гордыня помогает мне в этом мире выживать. По крупному счету. Хотя я понимаю, что я виновата в том, что человек смертен, я виновата в том, что вы мне сейчас задали вопрос — вечны ли мы? Я виновата в том, что люди страдают. Я страдаю точно так же, грубо выражаясь, как человек, который пьет, страдает по рюмке. Я страдаю по разговору о вечности.
Я страдаю от того, что в жизни очень мало творчества. Мое страдание похоже на физическое страдание человека, которому больно. Его ударили — ему больно. Я страдаю от того, что мне не с кем разговаривать, я страдаю от того, что люди — предатели, я страдаю от того, что одинока. Это одиночество я уже чувствовала, как только родилась. Я сразу чувствовала одиночество и усталость, эта усталость от миллионновекового существования. Сейчас единственное мое желание в этой жизни, я знаю, когда я рожусь и кем я буду. Это я — своей силой воли, не я одна могу, каждый это может сделать. Я поняла, что силой воли я могу построить не только свою теперешнюю жизнь, не только теперешний день, я могу построить своей силой воли жизнь, судьбу свою космическую. По своим желаниям я могу родиться, именно родиться, тем, кем я хочу родиться. Я бы хотела родиться Богом. Но маленьким Богом. Богом тем людям, среди которых я сейчас живу. Может быть, ненцам. Богом, ответственным за ненцев.
В конечном итоге, конечно, я бы хотела творить не на Земле, потому что творчество на Земле — один из видов страдания. Когда умерла моя дочь, кончилось время, которое Господь определил мне. Когда Он взял мою дочь, когда Он увидел, что я решила жить для себя, взяв эту девочку, я ее полюбила так, наверное, как вообще никого не любила. Я пришла к выводу, что любовь к этой девочке — есть смысл моей жизни, что мне не стоит заниматься ни писанием, мне не стоит ничем заниматься, я только буду любить эту девочку, я из нее сделаю такую женщину, которой вообще никогда не было. Когда я так подумала, Бог у меня ее забрал. Он забрал ее очень быстро. Я была не в своем уме. У меня были видения. Я слышала голос умершей дочери, я видела на небесах Храмы. В моей книге есть замечательные строки «… И Бог плакал вместе со мной…»
Вот я что хочу сказать, Бог-то не только с нами плачет, Бог бывает с нами и счастлив. Я сейчас пытаюсь показать людям, как должен жить человек, который покаялся и который понимает, что он должен получить прощение Христа.
Я пытаюсь получить прощение Христа. Я вдруг поняла, я делаю людям добро — но я их не люблю. Я не дожила еще до того момента, чтобы их любить. Я делаю добро, потому что понимаю, что я его должна делать. Но Молчащий будет делать добро, потому что он их будет любить, потому что он действительно любит людей. Я сейчас честно говорю, я не дошла еще до того, я их не люблю, но я их терплю, я делаю добро, потому что я это должна делать.
Если вы помните, в «Молчащем» есть замечательные строки: «…Поле человеческой души посеяно добрами, семенами божественными». Помните, да? Я начала сеять поле человеческой души, но поняла, что напрасно трачу свою энергию, я напрасно кладу туда семена, семена, грубо говоря, вечности. Теперь я буду работать с душами детей. Я поняла, что души детей еще не тронуты дьяволом.
Я возвращаюсь к вашему первому вопросу, вы его задали. Вечны ли мы? Надежда умирает последней, но, может быть, надежда это то, что не умирает никогда. Вечная спутница вечных скитаний. Вечность — безбрежный океан, в котором каждый из нас плывет, выплывет — не выплывет. Тщетны надежды, но среди бесконечных волн — желанный берег. И каждое неверное движение грозит гибелью.
Я не все, конечно, сказала. Я из вечности, я и в вечности. Я живу совсем в другом времени. Для меня нет времени как какого- то отрезка. Я вот приглашаю в эту вечность, это мое самое жгучее желание. Помните, в «Молчащем» есть: «…не творить — нет хуже наказанья, не любить — нет горестней участи».