Аркадий ЗАХАРОВ
РЕЗЮМЕ
Я ВЕРНУЛСЯ ДОМОЙ, В СЕВАСТОПОЛЬ РОДНОЙ…
Рассказ
Отец мой, ветеран Великой Отечественной, последние годы на пенсии доживал в Севастополе. Я навещал его периодически. В одну из последних встреч, он мне пожаловался: «Я теперь гражданин незалежной Украины». «Да как же ты согласился?» — удивился я. «Да хохлы меня обмишулили. И не меня одного. Собрали паспорта в домоуправление, как бы для проверки прописки, а возвратили их обратно уже с трезубцем и записью о смене гражданства. И некуда идти жаловаться. Севастополь перед их хитростью пал. А Ельцин нас предал.
Хотя именно мы Севастополь освобождали.» Я понимал, что это не стариковское брюзжание и вот почему.
В Севастополе, на Сапун-горе в музее военной техники на высоком постаменте застыл торпедный катер тюменской постройки, принимавший участие в его освобождении. И это совершенно не случайно.
До начала войны производство дюралевых торпедных катеров типа Г-5 было сосредоточено в основном на предприятиях Крыма. С началом войны производства из Камыш-Буруна, Керчи, Херсона, Николаева, Рыбинска и Ленинграда с оборудованием и кадрами были перебазированы в Тюмень. Где на базе судоверфи был создан завод по строительству и ремонту торпедных катеров № 639. За годы войны на нем было построено 165 катеров. Большая часть из которых вернулась воевать на Черное море и освобождала Новороссийск и Крым. В марте 1944 года 10 катеров приняла первая Севастопольская бригада Черноморского флота, 14 катеров приняла Вторая Новороссийская бригада. Катерники внесли большой вклад в освобождение города от фашистов. С 9 апреля по 11 мая 1944 года торпедные катера потопили 18 транспортов противника водоизмещением более 18000 тонн и повредили 6 судов общим водоизмещением 1100 тонн. Тоннаж поврежденных ими судов равен тысяче ста двадцати шестнадцатитонным железнодорожным вагонам. Сколько при этом было уничтожено вражеских солдат и боевой техники установить сложно. И стало это возможно благодаря замечательной военной технике созданной тюменскими рабочими — судостроителями. Кстати, мало кто знает, что первые ракетные катера принимавшие участие в освобождении Севастополя, созданы переоборудованием торпедных под установку на них ракетных установок типа «Катюша».
Сами же севастопольцы, независимо от национальности, своей славы не забывают.
Сидим мы однажды на скамейке у памятника Нахимову с соседом отца по лестничной площадке, прапорщиком Украинского флота Володей Одноробом. Однороб настоящий украинский вояка, с выправкой старослужащего и гвардейскими усами. И непременный патриот незалежности. Что не мешает ему сохранять благодушие при общении со мной, как он должен был понимать «москалем». Свое отношение ко мне он выразил не задумываясь: «Який же ты москаль? Когда ты сибиряк! А это две большие разницы. У вас в Сибири наших хохлов дюже богато — и ничего, не жалуются. И ты, будь ласка, к нам завсегда приезжай — ласка- во просимо. Добра нам не пережить…»
В этот момент из конца улицы показался взвод рослых солдат в камуфляже.
«Побачь, як гарно наши гвардейцы идут», — возгордился передо мной Володя.
Через минуту взвод поравнялся с нами и обнаружилось, что это не украинские гвардейцы, а наши морские пехотинцы. Что подтверждали эмблемы и нарукавные нашивки. Чем я и подколол своего собеседника. На что Однороб мне возразил: «Я же не казав, что это украинцы. Я казав, что это наши хлопцы, севастопольцы. Они всегда будут наши и никому нас не разделить, как ни старайся. Мы крымчане-русские украинцы. А если враг прийде, мы против него плечом к плечу встанем».
Я молча с ним согласился.
Через минуту Однороб продолжил беседу: «Тильки делиться все едино приходится. Безпека заставляет. Я служу прапором в штабу украинского флота, а жинка моя — мичман в штабе русского черноморского. Одному из нас со службы надо увольняться. Наверное, мне придется». «Почему не жинке уволиться?» — удивился я. «Жинке не можно, — сокрушенно пояснил Володя. — У нее оплата за службу в четыре раза больше моей. И гражданство российское. Если уволится — на работу ей здесь не устроиться. А я, может, куда и сгожусь. В той же России заработаю. Здоровье есть.»
Разговор этот состоялся не вчера. В 2014 году, враг нашей дружбы подступил к Крыму и Севастополю и когда русскому украинцу Одноробу пришлось делать выбор, он присягнул на верность Крыму и России и остался служить русскому флоту и Севастополю, не сворачивая с прямого курса. В том, что он правильно сделал, я почему-то не сомневаюсь.
Аркадий ЗАХАРОВ
РЕЗЮМЕ
Я ВЕРНУЛСЯ ДОМОЙ, В СЕВАСТОПОЛЬ РОДНОЙ…
Рассказ
Отец мой, ветеран Великой Отечественной, последние годы на пенсии доживал в Севастополе. Я навещал его периодически. В одну из последних встреч, он мне пожаловался: «Я теперь гражданин незалежной Украины». «Да как же ты согласился?» — удивился я. «Да хохлы меня обмишулили. И не меня одного. Собрали паспорта в домоуправление, как бы для проверки прописки, а возвратили их обратно уже с трезубцем и записью о смене гражданства. И некуда идти жаловаться. Севастополь перед их хитростью пал. А Ельцин нас предал.
Хотя именно мы Севастополь освобождали.» Я понимал, что это не стариковское брюзжание и вот почему.
В Севастополе, на Сапун-горе в музее военной техники на высоком постаменте застыл торпедный катер тюменской постройки, принимавший участие в его освобождении. И это совершенно не случайно.
До начала войны производство дюралевых торпедных катеров типа Г-5 было сосредоточено в основном на предприятиях Крыма. С началом войны производства из Камыш-Буруна, Керчи, Херсона, Николаева, Рыбинска и Ленинграда с оборудованием и кадрами были перебазированы в Тюмень. Где на базе судоверфи был создан завод по строительству и ремонту торпедных катеров № 639. За годы войны на нем было построено 165 катеров. Большая часть из которых вернулась воевать на Черное море и освобождала Новороссийск и Крым. В марте 1944 года 10 катеров приняла первая Севастопольская бригада Черноморского флота, 14 катеров приняла Вторая Новороссийская бригада. Катерники внесли большой вклад в освобождение города от фашистов. С 9 апреля по 11 мая 1944 года торпедные катера потопили 18 транспортов противника водоизмещением более 18000 тонн и повредили 6 судов общим водоизмещением 1100 тонн. Тоннаж поврежденных ими судов равен тысяче ста двадцати шестнадцатитонным железнодорожным вагонам. Сколько при этом было уничтожено вражеских солдат и боевой техники установить сложно. И стало это возможно благодаря замечательной военной технике созданной тюменскими рабочими — судостроителями. Кстати, мало кто знает, что первые ракетные катера принимавшие участие в освобождении Севастополя, созданы переоборудованием торпедных под установку на них ракетных установок типа «Катюша».
Сами же севастопольцы, независимо от национальности, своей славы не забывают.
Сидим мы однажды на скамейке у памятника Нахимову с соседом отца по лестничной площадке, прапорщиком Украинского флота Володей Одноробом. Однороб настоящий украинский вояка, с выправкой старослужащего и гвардейскими усами. И непременный патриот незалежности. Что не мешает ему сохранять благодушие при общении со мной, как он должен был понимать «москалем». Свое отношение ко мне он выразил не задумываясь: «Який же ты москаль? Когда ты сибиряк! А это две большие разницы. У вас в Сибири наших хохлов дюже богато — и ничего, не жалуются. И ты, будь ласка, к нам завсегда приезжай — ласка- во просимо. Добра нам не пережить…»
В этот момент из конца улицы показался взвод рослых солдат в камуфляже.
«Побачь, як гарно наши гвардейцы идут», — возгордился передо мной Володя.
Через минуту взвод поравнялся с нами и обнаружилось, что это не украинские гвардейцы, а наши морские пехотинцы. Что подтверждали эмблемы и нарукавные нашивки. Чем я и подколол своего собеседника. На что Однороб мне возразил: «Я же не казав, что это украинцы. Я казав, что это наши хлопцы, севастопольцы. Они всегда будут наши и никому нас не разделить, как ни старайся. Мы крымчане-русские украинцы. А если враг прийде, мы против него плечом к плечу встанем».
Я молча с ним согласился.
Через минуту Однороб продолжил беседу: «Тильки делиться все едино приходится. Безпека заставляет. Я служу прапором в штабу украинского флота, а жинка моя — мичман в штабе русского черноморского. Одному из нас со службы надо увольняться. Наверное, мне придется». «Почему не жинке уволиться?» — удивился я. «Жинке не можно, — сокрушенно пояснил Володя. — У нее оплата за службу в четыре раза больше моей. И гражданство российское. Если уволится — на работу ей здесь не устроиться. А я, может, куда и сгожусь. В той же России заработаю. Здоровье есть.»
Разговор этот состоялся не вчера. В 2014 году, враг нашей дружбы подступил к Крыму и Севастополю и когда русскому украинцу Одноробу пришлось делать выбор, он присягнул на верность Крыму и России и остался служить русскому флоту и Севастополю, не сворачивая с прямого курса. В том, что он правильно сделал, я почему-то не сомневаюсь.