Аркадий ЗАХАРОВ
РЕЗЮМЕ
П.П. ЕРШОВ — ИСТОЧНИКИ ВДОХНОВЕНИЯ
Заметки на полях
В окололитературных кругах иногда высказывается мнение, что автор знаменитейшего «Конька-Горбунка» прибегал к помощи А.С. Пушкина. И что первые четыре строфы этой сказки написаны именно Пушкиным. Между тем, такое событие вряд ли случалось, хотя общие источники вдохновения у обоих поэтов несомненно имелись. И, возможно, благодаря которым, у Ершова и Пушкина возникла взаимная симпатия.
Источники эти берут начало в устном народном творчестве, которое сохранило свое первозданное состояние в сибирской глуши благодаря целым поколениям сказителей бережно хранившим культурное наследие переселенцев из центральных областей России. И наши современники никогда бы не узнали о нем, если бы в начале 19 века крестьянский начальник тюменского уезда П.А. Городцов не записал старательно сказания сибирских первопоселенцев, а профессор Ю.А. Мандрика не раскопал их в фондах тюменского областного музея чтобы издать их в трех томах под названием «Были и небылицы Тавдинского края».
Петр Алексеевич Городцов, пренебрегая должностными обязанностями, по ненастью и бездорожью пробирался в глухие таежные поселения вдоль Тавды и Тобола — Артамоново и Плеханово, чтобы дни и ночи, напролет слушать и записывать повествования седых старцев, среди которых оказались выдающиеся рассказчики.
Вот как писал об этом сам Городцов: «Предлагаемые сказки записаны мной со слов известных в местности знахарей и сказочников. Сказка «Емеля-дурак» записана 19 марта 1907 года со слов сказителя, крестьянина села Плехановского Дмитрия Никифоровича Плеханова, уже почтенного старца, ныне достигшего 85-летнего возраста. Сказка Плеханова «Емеля-дурак» обращает на себя внимание в том отношении, что она во второй половине воспроизводит содержание известной сказки Пушкина «Царь Салтан», причем в некоторых своих моментах сходство обеих сказок настолько велико, что с полным правом можно сказать, что предлагаемая сказка представляет собой своеобразный и интересный (возможно более ранний. А.З.) вариант «Царя Салтана».
Затем, при изустной передаче этой сказки, сказитель Д.Н. Плеханов всякий раз, в определенных моментах переходит на стихотворный лад. Так, говоря про белку, сказитель произносит стишок: «Белка песенки поет…» и т. д. Затем, докладывая царю о виденных в морском путешествии чудесах, моряки начинают свою речь так: «За морем житье не худо, там живет такое чудо…» и т. д.
При первоначальном ознакомлении с этой сказкой в изустной передаче ее сибирским сказителем невольно возникало предположение о том, что сказитель Плеханов был знаком со сказкой Пушкина и позаимствовал из нее приведенные стишки, но при ближайшем ознакомлении с личностью сказителя Д.Н. Плеханова и с обстоятельствами его жизни пришлось это предположение отбросить. (Напоминаю, что П.А. Городцов по профессии юрист и бывший мировой судья, а потому к исследованию личности сказителя подошел вполне квалифицированно. Что заставляет его выводам доверять. А.З.).
По словам сказителя Плеханова, как эту сказку, так и все другие, какие он знает, он воспринял и запомнил в изустной передаче от других старых сказителей, теперь, конечно, давно умерших и живших некогда как в его родном селе, так и в соседних, причем и эти старые сказители так же произносили в этой сказке приведенные стихи. По словам Плеханова, он услышал сказку «Емеля-дурак» от стариков в то время, когда был еще мальчиком-подростком. Имея в виду, что в настоящее время Плеханов имеет 86 лет, надо отроческие годы его отнести к 40-м и к началу 50-годов минувшего столетия. В то время в селе Плехановском не было не только школы, но даже и церкви, и само селение представляло собой небольшую деревню, дворов около 25. В то время на селе, по словам Плеханова, было самое большее два-три человека знавших грамоту и читавших старопечатные книги. Сам Плеханов — человек неграмотный и прочитать сказки не мог и, по его словам, сказки Пушкина о Царе Салтане он не слыхал ни в изустном пересказе, ни в чтении, и вообще он ничего не знает ни о Пушкине, ни о его стихах и сказках. Сороковые и пятидесятые годы минувшего столетия совпадают с первыми десятилетиями после смерти Пушкина, и нельзя допустить, даже в форме предположения, чтобы в то время сказки Пушкина из Петербурга могли проникнуть в далекую Сибирь и стала бы достоянием народных сказителей.
Нелишне указать еще на то, что старые народные сказители и сказочники, являясь хранителями преданий старины и произведений народного творчества, крайне ревниво оберегают свои познания в доступной им чистоте и всеми мерами охраняют их от постороннего влияния; в частности, к книжной мудрости, какая проводится в современной народной школе, сказители от носятся с большим недоверием и даже с некоторым высокомерием. По крайней мере, такой старый и опытный сказитель, как Д.Н. Плеханов, вполне осознающий свое значение в этой области, почел бы ниже своего достоинства позаимствование эпических знаний из школьной книжки. (Примечание: Эту характеристику можно распространить и на другого уважаемого и известного сказителя О.М. Заякина. А.З.)
Приведенные соображения дают серьезное основание сделать обратное предположение, что сам Пушкин….слышал эти стихи от сказителей и воспользовался ими как образцами для стихотворного изложения народных сказок.»
К этим словам П. Городцова мало что можно добавить. Разве то, что в сказке «Емеля-дурак» имена Гвидон и Салтан не упоминаются. Зато все они — король Гвидон, царь Додон, царь Салтан Мугаметович представлены в другой сибирской сказке «Бова (Баба) — Королевич», рассказанной Городцову другим сказителем из деревни Артамоновой Осипом Меркульевичем Заякиным в январе 1907 г.
Замечательному этому сказителю также принадлежит изложение изначально существовавшего народного варианта сказки «Конек горбунок», записанного со слов О.М. Заякина, П. Городцовым в 1906 году. Сказка Заякина представляет собой упрощенный вариант и по художественной ценности уступает производному от него варианту П.П. Ершова. Но нельзя не отметить удивительное совпадение сюжетов того и другого произведения. Народная сказка ускоряет развитие событий, опускает малозначительные, по мнению сказителя, детали, сохраняя главное: веру в волшебную перспективу крестьянского бытия. Иван, у Заякина, отнюдь не дурак, не лентяй, он смел и предприимчив, смекалист и умеет извлечь выгоду. Поэтому у Заякина отсутствует, прекрасно описанная Ершовым, сцена выгодной продажи на рынке двух замечательных коней, в результате чего Ивана приглашают стать царским конюхом. А Конек- горбунок у Заякина не похож на описанного Ершовым: «ростом три вершка, на спине с двумя горбами и аршинными ушами». В народной сказке конек отнюдь не карлик, слегка горбатенький, а уши вообще не упоминаются. В сказке Заякина, Иван показан добропорядочным крестьянином, который сумел произвести впечатление на царя и был принят на службу. Дальше события обеих сказок развиваются по принципу подобия. Однако в народном варианте сказки царь не изверг, не сатрап, хотя и волевой правитель. И в той и другой сказках присутствуют жароптицыно перо, Жар-птица, Царь-девица, мать-Солнце, рыба Кит, кольцо царевны, драка Ерша с Карасем. Но завершается народная сказка, как и положено по народной традиции добром: Солнце засияло, рыба Кит отрыгнула корабли и освободилась, Царь женился на царь-девице, а Иван, ставший князем, — на девице из знатного рода. Потому, что не может простолюдин стать царем. Но может получить вознаграждение за верную службу. Вплоть до невесты — боярыни. «И задал царь пир на весь мир…» Никакой злобы в итоге.
А вот у Ершова в сказке совсем не так. Чтобы Ивану добиться счастья, и жениться на царь-девице, понадобилось чтобы его соперник — царь сварился. Жестокий, надо заметить, конец у сказочки. Соответствующий мятежному духу времени. Вполне объяснимый молодостью и экстремизмом не понятого цензурой автора.
Можно предположить, что народный вариант сказки «Конек горбунок» в 19 веке был широко известен в Тобольской губернии не только благодаря самому О.М. Заякину, человеку подвижному, знаменитому на всю округу свадебному дружке, знахарю и лекарю, но и его предшественникам и наставникам, которых мы не знаем, но которые, несомненно, были. Естественно полагать, что сказка о «Коньке-горбунке» была известна не одному О.М. Заякину, а широкому кругу его слушателей. А те, в меру своих способностей, становились ее распространителями. Однажды (а может и неоднократно) ее услышал и запомнил молодой Петр Ершов. В детстве Петруша Ершов часто переезжал следом за отцом, менявшим место службы: в Омск, Петропавловск, Ишим, Березово и, наконец, Тобольск. Дороги длинные, прогоны дальние, постоялые дворы, ямские станции, на которых попадаются люди самые интересные. На ямских станциях нередко встречались сказители, заполнявшие сказками тоску ожидания перекладных коней, окончания непогоды и наступления рассвета. О чем же еще беседовать ямщикам и проезжающим, как не о чудесных конях? Возможно именно в такой поездке сказку о «Коньке-горбунке» удалось услышать юному Петруше Ершову, чтобы запомнить, дополнить и переработать по своему вкусу и изложить в стихотворной форме в соответствии с настроениями беспокойного времени, уже в 1834 году.
Такие бессмертные произведения, как «Конек горбунок» не рождаются спонтанно на пустом месте. Они создаются длительное время как производная коллективного творчества, совершенствуются и шлифуются в процессе многократных пересказов, пока не попадут в поле зрения гения подобного П.П. Ершову, чтобы его стараниями приобрести окончательный вид неподвластный литературной моде и веянеям времен. А нам остается восхищаться и гордиться нашими земляками П.П. Ершовым и П.А. Городцовым. И не забыть Юрия Лукича Мандрику, воскресившего из забвения «Были и небылицы Тавдинского края».
Аркадий ЗАХАРОВ
РЕЗЮМЕ
П.П. ЕРШОВ — ИСТОЧНИКИ ВДОХНОВЕНИЯ
Заметки на полях
В окололитературных кругах иногда высказывается мнение, что автор знаменитейшего «Конька-Горбунка» прибегал к помощи А.С. Пушкина. И что первые четыре строфы этой сказки написаны именно Пушкиным. Между тем, такое событие вряд ли случалось, хотя общие источники вдохновения у обоих поэтов несомненно имелись. И, возможно, благодаря которым, у Ершова и Пушкина возникла взаимная симпатия.
Источники эти берут начало в устном народном творчестве, которое сохранило свое первозданное состояние в сибирской глуши благодаря целым поколениям сказителей бережно хранившим культурное наследие переселенцев из центральных областей России. И наши современники никогда бы не узнали о нем, если бы в начале 19 века крестьянский начальник тюменского уезда П.А. Городцов не записал старательно сказания сибирских первопоселенцев, а профессор Ю.А. Мандрика не раскопал их в фондах тюменского областного музея чтобы издать их в трех томах под названием «Были и небылицы Тавдинского края».
Петр Алексеевич Городцов, пренебрегая должностными обязанностями, по ненастью и бездорожью пробирался в глухие таежные поселения вдоль Тавды и Тобола — Артамоново и Плеханово, чтобы дни и ночи, напролет слушать и записывать повествования седых старцев, среди которых оказались выдающиеся рассказчики.
Вот как писал об этом сам Городцов: «Предлагаемые сказки записаны мной со слов известных в местности знахарей и сказочников. Сказка «Емеля-дурак» записана 19 марта 1907 года со слов сказителя, крестьянина села Плехановского Дмитрия Никифоровича Плеханова, уже почтенного старца, ныне достигшего 85-летнего возраста. Сказка Плеханова «Емеля-дурак» обращает на себя внимание в том отношении, что она во второй половине воспроизводит содержание известной сказки Пушкина «Царь Салтан», причем в некоторых своих моментах сходство обеих сказок настолько велико, что с полным правом можно сказать, что предлагаемая сказка представляет собой своеобразный и интересный (возможно более ранний. А.З.) вариант «Царя Салтана».
Затем, при изустной передаче этой сказки, сказитель Д.Н. Плеханов всякий раз, в определенных моментах переходит на стихотворный лад. Так, говоря про белку, сказитель произносит стишок: «Белка песенки поет…» и т. д. Затем, докладывая царю о виденных в морском путешествии чудесах, моряки начинают свою речь так: «За морем житье не худо, там живет такое чудо…» и т. д.
При первоначальном ознакомлении с этой сказкой в изустной передаче ее сибирским сказителем невольно возникало предположение о том, что сказитель Плеханов был знаком со сказкой Пушкина и позаимствовал из нее приведенные стишки, но при ближайшем ознакомлении с личностью сказителя Д.Н. Плеханова и с обстоятельствами его жизни пришлось это предположение отбросить. (Напоминаю, что П.А. Городцов по профессии юрист и бывший мировой судья, а потому к исследованию личности сказителя подошел вполне квалифицированно. Что заставляет его выводам доверять. А.З.).
По словам сказителя Плеханова, как эту сказку, так и все другие, какие он знает, он воспринял и запомнил в изустной передаче от других старых сказителей, теперь, конечно, давно умерших и живших некогда как в его родном селе, так и в соседних, причем и эти старые сказители так же произносили в этой сказке приведенные стихи. По словам Плеханова, он услышал сказку «Емеля-дурак» от стариков в то время, когда был еще мальчиком-подростком. Имея в виду, что в настоящее время Плеханов имеет 86 лет, надо отроческие годы его отнести к 40-м и к началу 50-годов минувшего столетия. В то время в селе Плехановском не было не только школы, но даже и церкви, и само селение представляло собой небольшую деревню, дворов около 25. В то время на селе, по словам Плеханова, было самое большее два-три человека знавших грамоту и читавших старопечатные книги. Сам Плеханов — человек неграмотный и прочитать сказки не мог и, по его словам, сказки Пушкина о Царе Салтане он не слыхал ни в изустном пересказе, ни в чтении, и вообще он ничего не знает ни о Пушкине, ни о его стихах и сказках. Сороковые и пятидесятые годы минувшего столетия совпадают с первыми десятилетиями после смерти Пушкина, и нельзя допустить, даже в форме предположения, чтобы в то время сказки Пушкина из Петербурга могли проникнуть в далекую Сибирь и стала бы достоянием народных сказителей.
Нелишне указать еще на то, что старые народные сказители и сказочники, являясь хранителями преданий старины и произведений народного творчества, крайне ревниво оберегают свои познания в доступной им чистоте и всеми мерами охраняют их от постороннего влияния; в частности, к книжной мудрости, какая проводится в современной народной школе, сказители от носятся с большим недоверием и даже с некоторым высокомерием. По крайней мере, такой старый и опытный сказитель, как Д.Н. Плеханов, вполне осознающий свое значение в этой области, почел бы ниже своего достоинства позаимствование эпических знаний из школьной книжки. (Примечание: Эту характеристику можно распространить и на другого уважаемого и известного сказителя О.М. Заякина. А.З.)
Приведенные соображения дают серьезное основание сделать обратное предположение, что сам Пушкин….слышал эти стихи от сказителей и воспользовался ими как образцами для стихотворного изложения народных сказок.»
К этим словам П. Городцова мало что можно добавить. Разве то, что в сказке «Емеля-дурак» имена Гвидон и Салтан не упоминаются. Зато все они — король Гвидон, царь Додон, царь Салтан Мугаметович представлены в другой сибирской сказке «Бова (Баба) — Королевич», рассказанной Городцову другим сказителем из деревни Артамоновой Осипом Меркульевичем Заякиным в январе 1907 г.
Замечательному этому сказителю также принадлежит изложение изначально существовавшего народного варианта сказки «Конек горбунок», записанного со слов О.М. Заякина, П. Городцовым в 1906 году. Сказка Заякина представляет собой упрощенный вариант и по художественной ценности уступает производному от него варианту П.П. Ершова. Но нельзя не отметить удивительное совпадение сюжетов того и другого произведения. Народная сказка ускоряет развитие событий, опускает малозначительные, по мнению сказителя, детали, сохраняя главное: веру в волшебную перспективу крестьянского бытия. Иван, у Заякина, отнюдь не дурак, не лентяй, он смел и предприимчив, смекалист и умеет извлечь выгоду. Поэтому у Заякина отсутствует, прекрасно описанная Ершовым, сцена выгодной продажи на рынке двух замечательных коней, в результате чего Ивана приглашают стать царским конюхом. А Конек- горбунок у Заякина не похож на описанного Ершовым: «ростом три вершка, на спине с двумя горбами и аршинными ушами». В народной сказке конек отнюдь не карлик, слегка горбатенький, а уши вообще не упоминаются. В сказке Заякина, Иван показан добропорядочным крестьянином, который сумел произвести впечатление на царя и был принят на службу. Дальше события обеих сказок развиваются по принципу подобия. Однако в народном варианте сказки царь не изверг, не сатрап, хотя и волевой правитель. И в той и другой сказках присутствуют жароптицыно перо, Жар-птица, Царь-девица, мать-Солнце, рыба Кит, кольцо царевны, драка Ерша с Карасем. Но завершается народная сказка, как и положено по народной традиции добром: Солнце засияло, рыба Кит отрыгнула корабли и освободилась, Царь женился на царь-девице, а Иван, ставший князем, — на девице из знатного рода. Потому, что не может простолюдин стать царем. Но может получить вознаграждение за верную службу. Вплоть до невесты — боярыни. «И задал царь пир на весь мир…» Никакой злобы в итоге.
А вот у Ершова в сказке совсем не так. Чтобы Ивану добиться счастья, и жениться на царь-девице, понадобилось чтобы его соперник — царь сварился. Жестокий, надо заметить, конец у сказочки. Соответствующий мятежному духу времени. Вполне объяснимый молодостью и экстремизмом не понятого цензурой автора.
Можно предположить, что народный вариант сказки «Конек горбунок» в 19 веке был широко известен в Тобольской губернии не только благодаря самому О.М. Заякину, человеку подвижному, знаменитому на всю округу свадебному дружке, знахарю и лекарю, но и его предшественникам и наставникам, которых мы не знаем, но которые, несомненно, были. Естественно полагать, что сказка о «Коньке-горбунке» была известна не одному О.М. Заякину, а широкому кругу его слушателей. А те, в меру своих способностей, становились ее распространителями. Однажды (а может и неоднократно) ее услышал и запомнил молодой Петр Ершов. В детстве Петруша Ершов часто переезжал следом за отцом, менявшим место службы: в Омск, Петропавловск, Ишим, Березово и, наконец, Тобольск. Дороги длинные, прогоны дальние, постоялые дворы, ямские станции, на которых попадаются люди самые интересные. На ямских станциях нередко встречались сказители, заполнявшие сказками тоску ожидания перекладных коней, окончания непогоды и наступления рассвета. О чем же еще беседовать ямщикам и проезжающим, как не о чудесных конях? Возможно именно в такой поездке сказку о «Коньке-горбунке» удалось услышать юному Петруше Ершову, чтобы запомнить, дополнить и переработать по своему вкусу и изложить в стихотворной форме в соответствии с настроениями беспокойного времени, уже в 1834 году.
Такие бессмертные произведения, как «Конек горбунок» не рождаются спонтанно на пустом месте. Они создаются длительное время как производная коллективного творчества, совершенствуются и шлифуются в процессе многократных пересказов, пока не попадут в поле зрения гения подобного П.П. Ершову, чтобы его стараниями приобрести окончательный вид неподвластный литературной моде и веянеям времен. А нам остается восхищаться и гордиться нашими земляками П.П. Ершовым и П.А. Городцовым. И не забыть Юрия Лукича Мандрику, воскресившего из забвения «Были и небылицы Тавдинского края».