Константин Лагунов. Книга памяти
О. К. Лагунова
АЛЬВИНА ДОБРЯНСКАЯ . ФЕНОМЕН К. ЛАГУНОВА. ВЕЧЕРНИЕ ЗАМЕТКИ
Дистанция почти в сорок лет многое обостряет, высвечивает отдельные мгновения, эпизоды, часто до мучительной боли царапает сердце – ну почему, почему так быстротечна жизнь, так катастрофически мало пребывают на этой земле люди, успевшие громко, вдохновенно, страстно сказать о многом и все же на полпути оборвавшие свидание со своей единственной музой – Литературой... Для тюменского телевидения 60–70-х годов Константин Яковлевич Лагунов был не просто маститым, известным писателем, руководителем мощной в Западной Сибири писательской организации. Его талант оратора, мастера диалога со зрителем составлял фундамент, стержень, основу очень популярного в те годы цикла под названием «Литературные вечера». Эта часовая программа, много лет выходившая в строго определенный день и час, как сейчас на ЦТ бесконечные сериалы, имела своего взыскательного, неравнодушного, полемичного зрителя. По крайней мере, почта после каждого выпуска была внушительная. В тележурнале присутствовали герои, ищущие смысла жизни, поднимались проблемы, связанные с освоением нефтяного Севера, ну и, конечно же, отражалась кипучая литературная жизнь региона. Не случайно совсем недавно один художник назвал телевидение тех теперь уже таких далеких лет «эпохой Ренессанса».
В многоголосом авторском «оркестре» «Литературных вечеров» Константин Яковлевич был «первой скрипкой». Несмотря на огромную занятость, частые командировки, он свою миссию пропагандиста на телевидении считал ответственной и нужной людям. Всегда приезжал за полтора часа до эфира, обговаривал с режиссером и редактором все детали, обстоятельно вникая в суть «телевизионной кухни», часто предлагал свои варианты, спорил, но никогда не позволял себе занудства, желчности. За годы сотрудничества в литературной редакции никто ни разу не услышал от него нелестной оценки работ собратьев по перу. В лучшем случае на вопрос – как вам этот рассказ или стихотворение? – он загадочно улыбнется, близко, близко, как будто отгораживаясь от неловкой ситуации, поднесет к своим близоруким глазам лист текста и вместо ответа прочитает что-то незнакомое:
– Не слышали?.. Удачные строки поэта (про которого только что спрашивал в эфире ведущий беседу диктор).
Сейчас, наверное, на телевидении мало кто помнит (увы, поколение сменилось) об одной традиции: если на передачу приезжала знаменитость, скажем, Юрий Гуляев, Илья Глазунов, космонавт, ученый с мировым именем, «народ», к неудовольствию сидящих за пультом хозяев эфира, бесшумно проникал в аппаратную к стеклянной стене и наблюдал сверху за происходящим в студии действием. Тогда еще не было видеозаписи, слово в эфире прозвучало, а назавтра уже не повторить. Константин Яковлевич хоть и был на телевидении своим родным человеком, а не столичным гостем, совершенно об этом не подозревая, имел за стеклянной стеной своих почитателей. Собственно, эта стихийно рожденная традиция несла в себе довольно выразительную функцию: стоят, не шелохнувшись, до конца передачи люди, значит, она что-то в тебе затрагивает, что-то дает уму и сердцу, бередит твою душу.
Беседы Константина Яковлевича Лагунова с телезрителями мне напоминали сольные концерты молодого Иосифа Кобзона, который начинал выступление будто вполсилы, вполчувства, прибавляя красок, теплоты, темперамента, и к финалу возникало ощущение, что концерт только начинается.
Так и Константин Яковлевич своим характерным, несколько беспомощным жестом слабовидящего человека поправит очки, на секунду поднесет к глазам текст, которым никогда не пользуется (ему это совсем не надо), он – блестящий мастер монолога, импровизации. Эта срежиссированная им пауза создает в студии атмосферу доверия, неофициоза. Голос поначалу спокойный, чуть усталый, и на наших глазах – актерское преображение: воодушевленная, мажорная душа, человек, которого хочется слушать, с которым, если в чем-то и не соглашаешься, трудно спорить, потому что попадаешь в плен его эрудиции, убежденности и бескомпромиссности.
Он охотно вступал в полемику, Как-то на одной из встреч темпераментно спорил о роли искусства в жизни общества с художником Остапом Павловичем Шрубом. Они были на равных: создатели произведений, живописцы характеров и судеб, не баловни славы, а великие труженики, с идеалами, от которых не отрекались до своих последних минут. Это был блестящий, искренний, умный разговор. Завершился он неожиданно: Константин Яковлевич поднялся и, как он это умеет, страстно поблагодарил художника за его творческий и ратный труд. С блеском в глазах завершил встречу стихами:
Любите живопись, поэты!
Лишь ей, единственной, дано
Души изменчивой приметы
Переносить на полотно.
Сидящие за пультом режиссер Ангелина Сечко и ассистент режиссера Зина Обухова, смахивая слезы, говорили, что Константин Яковлевич «сломал» весь сценарий, но получилось во сто крат лучше и ярче написанного. И вправду: в сценарии не было стихов и сценки с благодарностью, зато зрителю в полный рост открылись неожиданные художники слова и кисти... Такие мгновения, наверное, навсегда остаются в памяти телезрителей.
Константин Яковлевич Лагунов открыл читателям газет, телезрителям таких самобытных поэтов, как Владимир Нечволода, Саша Гришин. Надо было видеть, как он слушал их стихи – духом и душой, а какие оценки умел дать: «только из тонкого любящего сердца могут родиться эти стихи» – о поэзии Александра Гришина. Писатель мечтал создать антологию тюменских поэтов – «это было бы крыло русской поэзии двадцатого века».
Единственное, о чем жалею, что не удалось сберечь всех телевизионных сценариев «Литературных вечеров» с участием К.Я. Лагунова. Его биографам предстоит кропотливый, нелегкий, но такой необходимый для будущего труд собрать в отдельный сборник все газетные публикации писателя. Его статьи привлекают ясностью и простотой мысли, силой убежденности. И оптимизмом, несмотря ни на что. Казалось, что у Константина Яковлевича впереди долгая вдохновенная творческая жизнь... Кто теперь нам произнесет с экрана тютчевское выстраданное, словно тобой написанное:
О, бурь заснувших не буди,
Под ними хаос шевелится...
ОДНАЖДЫ, В ПОЛДЕНЬ, В ВОСКРЕСЕНЬЕ...
Нина Даниловна Лагунова приходила в телерадиокомитет на партийные собрания, там-то мы и познакомились. В ней не было ничего от жены известного писателя. Весь строй собственной жизни, свой, так мне думается, самобытный характер, свои способности она «растворила» в судьбе мужа, сумела создать в семье благоприятный эмоциональный и нравственный климат для творчества. Очень привлекательная – карие яркие глаза, большие, четко очерченные, без признаков косметики, губы, всегда аккуратная прическа и сдержанность, немногословность. И точные оценки спектакля, фильма, прочитанного романа. А ведь у нее было не гуманитарное, а техническое образование. Нина Даниловна всецело разделяла художественные интересы мужа, для себя четко определив семейные задачи: в доме все должно быть подчинено творчеству и просто теплой, счастливой жизни...
Едва переступив порог писательской, по нынешним меркам, архискромной квартиры, вся наша молодая, веселая компания будто из будничного сегодня вдруг попадала на солнечный, радостный праздник. У взрослых никакой суеты по поводу угощения, никаких хлопот вокруг стола – все появлялось как по мановению волшебника: Нина Даниловна приготовила плов, крупинка к крупинке, дивного цвета и аромата – такого никто из нас никогда не пробовал... Маленькая школьница с копной золотых, тяжелыми волнами рассыпающихся по спине волос за этот сказочный вечер продемонстрировала гостям все свои многочисленные таланты, – Оля играла на фортепиано, замечательно читала стихи, писала на бумаге строчки, передавая другим, чтобы продолжили стихотворение. Исполнила песенку на английском. Нина Даниловна, наблюдая это стихийное веселое представление, чуть грустно улыбалась и была явно горда дочкой.
Старшая, которая звалась Татьяной, совсем недавно получила институтский диплом, постигала первые азы телеискусства. На этот раз она позволила себе отвлечься от свалившихся на ее плечи проблем, иронично подбадривала сестру на новые «подвиги» и гоже гордилась младшей сестренкой. Каждому нашлось занятие. На столе появились альбомы, незнакомые книги, потом под аккомпанемент девочки с золотыми волосами молодые, бесшабашные, настроенные на тысячелетнюю жизнь телевизионщики пели, создав вполне приличный ансамбль. Хозяин дома, «чтобы не мешать молодежи», незаметно уединился в своем кабинете... Молодая, счастливая жизнь... Тот день, полный не
принужденного общения в теплом доме, где все просто, гармонично, где особая аура интеллигентности и семейных традиций, никогда не уйдет в тень.
...Нине Даниловне не выпала радость увидеть пока еще единственного правнука Никиту, который совсем скоро возьмет в руки книжку про Ромку и услышит голос своего прадедушки...
Многих, многих творческих поколений дому писателя Константина Яковлевича Лагунова.
О. К. Лагунова
АЛЬВИНА ДОБРЯНСКАЯ . ФЕНОМЕН К. ЛАГУНОВА. ВЕЧЕРНИЕ ЗАМЕТКИ
Дистанция почти в сорок лет многое обостряет, высвечивает отдельные мгновения, эпизоды, часто до мучительной боли царапает сердце – ну почему, почему так быстротечна жизнь, так катастрофически мало пребывают на этой земле люди, успевшие громко, вдохновенно, страстно сказать о многом и все же на полпути оборвавшие свидание со своей единственной музой – Литературой... Для тюменского телевидения 60–70-х годов Константин Яковлевич Лагунов был не просто маститым, известным писателем, руководителем мощной в Западной Сибири писательской организации. Его талант оратора, мастера диалога со зрителем составлял фундамент, стержень, основу очень популярного в те годы цикла под названием «Литературные вечера». Эта часовая программа, много лет выходившая в строго определенный день и час, как сейчас на ЦТ бесконечные сериалы, имела своего взыскательного, неравнодушного, полемичного зрителя. По крайней мере, почта после каждого выпуска была внушительная. В тележурнале присутствовали герои, ищущие смысла жизни, поднимались проблемы, связанные с освоением нефтяного Севера, ну и, конечно же, отражалась кипучая литературная жизнь региона. Не случайно совсем недавно один художник назвал телевидение тех теперь уже таких далеких лет «эпохой Ренессанса».
В многоголосом авторском «оркестре» «Литературных вечеров» Константин Яковлевич был «первой скрипкой». Несмотря на огромную занятость, частые командировки, он свою миссию пропагандиста на телевидении считал ответственной и нужной людям. Всегда приезжал за полтора часа до эфира, обговаривал с режиссером и редактором все детали, обстоятельно вникая в суть «телевизионной кухни», часто предлагал свои варианты, спорил, но никогда не позволял себе занудства, желчности. За годы сотрудничества в литературной редакции никто ни разу не услышал от него нелестной оценки работ собратьев по перу. В лучшем случае на вопрос – как вам этот рассказ или стихотворение? – он загадочно улыбнется, близко, близко, как будто отгораживаясь от неловкой ситуации, поднесет к своим близоруким глазам лист текста и вместо ответа прочитает что-то незнакомое:
– Не слышали?.. Удачные строки поэта (про которого только что спрашивал в эфире ведущий беседу диктор).
Сейчас, наверное, на телевидении мало кто помнит (увы, поколение сменилось) об одной традиции: если на передачу приезжала знаменитость, скажем, Юрий Гуляев, Илья Глазунов, космонавт, ученый с мировым именем, «народ», к неудовольствию сидящих за пультом хозяев эфира, бесшумно проникал в аппаратную к стеклянной стене и наблюдал сверху за происходящим в студии действием. Тогда еще не было видеозаписи, слово в эфире прозвучало, а назавтра уже не повторить. Константин Яковлевич хоть и был на телевидении своим родным человеком, а не столичным гостем, совершенно об этом не подозревая, имел за стеклянной стеной своих почитателей. Собственно, эта стихийно рожденная традиция несла в себе довольно выразительную функцию: стоят, не шелохнувшись, до конца передачи люди, значит, она что-то в тебе затрагивает, что-то дает уму и сердцу, бередит твою душу.
Беседы Константина Яковлевича Лагунова с телезрителями мне напоминали сольные концерты молодого Иосифа Кобзона, который начинал выступление будто вполсилы, вполчувства, прибавляя красок, теплоты, темперамента, и к финалу возникало ощущение, что концерт только начинается.
Так и Константин Яковлевич своим характерным, несколько беспомощным жестом слабовидящего человека поправит очки, на секунду поднесет к глазам текст, которым никогда не пользуется (ему это совсем не надо), он – блестящий мастер монолога, импровизации. Эта срежиссированная им пауза создает в студии атмосферу доверия, неофициоза. Голос поначалу спокойный, чуть усталый, и на наших глазах – актерское преображение: воодушевленная, мажорная душа, человек, которого хочется слушать, с которым, если в чем-то и не соглашаешься, трудно спорить, потому что попадаешь в плен его эрудиции, убежденности и бескомпромиссности.
Он охотно вступал в полемику, Как-то на одной из встреч темпераментно спорил о роли искусства в жизни общества с художником Остапом Павловичем Шрубом. Они были на равных: создатели произведений, живописцы характеров и судеб, не баловни славы, а великие труженики, с идеалами, от которых не отрекались до своих последних минут. Это был блестящий, искренний, умный разговор. Завершился он неожиданно: Константин Яковлевич поднялся и, как он это умеет, страстно поблагодарил художника за его творческий и ратный труд. С блеском в глазах завершил встречу стихами:
Любите живопись, поэты!
Лишь ей, единственной, дано
Души изменчивой приметы
Переносить на полотно.
Сидящие за пультом режиссер Ангелина Сечко и ассистент режиссера Зина Обухова, смахивая слезы, говорили, что Константин Яковлевич «сломал» весь сценарий, но получилось во сто крат лучше и ярче написанного. И вправду: в сценарии не было стихов и сценки с благодарностью, зато зрителю в полный рост открылись неожиданные художники слова и кисти... Такие мгновения, наверное, навсегда остаются в памяти телезрителей.
Константин Яковлевич Лагунов открыл читателям газет, телезрителям таких самобытных поэтов, как Владимир Нечволода, Саша Гришин. Надо было видеть, как он слушал их стихи – духом и душой, а какие оценки умел дать: «только из тонкого любящего сердца могут родиться эти стихи» – о поэзии Александра Гришина. Писатель мечтал создать антологию тюменских поэтов – «это было бы крыло русской поэзии двадцатого века».
Единственное, о чем жалею, что не удалось сберечь всех телевизионных сценариев «Литературных вечеров» с участием К.Я. Лагунова. Его биографам предстоит кропотливый, нелегкий, но такой необходимый для будущего труд собрать в отдельный сборник все газетные публикации писателя. Его статьи привлекают ясностью и простотой мысли, силой убежденности. И оптимизмом, несмотря ни на что. Казалось, что у Константина Яковлевича впереди долгая вдохновенная творческая жизнь... Кто теперь нам произнесет с экрана тютчевское выстраданное, словно тобой написанное:
О, бурь заснувших не буди,
Под ними хаос шевелится...
ОДНАЖДЫ, В ПОЛДЕНЬ, В ВОСКРЕСЕНЬЕ...
Нина Даниловна Лагунова приходила в телерадиокомитет на партийные собрания, там-то мы и познакомились. В ней не было ничего от жены известного писателя. Весь строй собственной жизни, свой, так мне думается, самобытный характер, свои способности она «растворила» в судьбе мужа, сумела создать в семье благоприятный эмоциональный и нравственный климат для творчества. Очень привлекательная – карие яркие глаза, большие, четко очерченные, без признаков косметики, губы, всегда аккуратная прическа и сдержанность, немногословность. И точные оценки спектакля, фильма, прочитанного романа. А ведь у нее было не гуманитарное, а техническое образование. Нина Даниловна всецело разделяла художественные интересы мужа, для себя четко определив семейные задачи: в доме все должно быть подчинено творчеству и просто теплой, счастливой жизни...
Едва переступив порог писательской, по нынешним меркам, архискромной квартиры, вся наша молодая, веселая компания будто из будничного сегодня вдруг попадала на солнечный, радостный праздник. У взрослых никакой суеты по поводу угощения, никаких хлопот вокруг стола – все появлялось как по мановению волшебника: Нина Даниловна приготовила плов, крупинка к крупинке, дивного цвета и аромата – такого никто из нас никогда не пробовал... Маленькая школьница с копной золотых, тяжелыми волнами рассыпающихся по спине волос за этот сказочный вечер продемонстрировала гостям все свои многочисленные таланты, – Оля играла на фортепиано, замечательно читала стихи, писала на бумаге строчки, передавая другим, чтобы продолжили стихотворение. Исполнила песенку на английском. Нина Даниловна, наблюдая это стихийное веселое представление, чуть грустно улыбалась и была явно горда дочкой.
Старшая, которая звалась Татьяной, совсем недавно получила институтский диплом, постигала первые азы телеискусства. На этот раз она позволила себе отвлечься от свалившихся на ее плечи проблем, иронично подбадривала сестру на новые «подвиги» и гоже гордилась младшей сестренкой. Каждому нашлось занятие. На столе появились альбомы, незнакомые книги, потом под аккомпанемент девочки с золотыми волосами молодые, бесшабашные, настроенные на тысячелетнюю жизнь телевизионщики пели, создав вполне приличный ансамбль. Хозяин дома, «чтобы не мешать молодежи», незаметно уединился в своем кабинете... Молодая, счастливая жизнь... Тот день, полный не
принужденного общения в теплом доме, где все просто, гармонично, где особая аура интеллигентности и семейных традиций, никогда не уйдет в тень.
...Нине Даниловне не выпала радость увидеть пока еще единственного правнука Никиту, который совсем скоро возьмет в руки книжку про Ромку и услышит голос своего прадедушки...
Многих, многих творческих поколений дому писателя Константина Яковлевича Лагунова.