Былое светописи (У истоков фотографии в Тобольской губернии)
В. Е. Копылов





ГЛАВА 6. В ЗАКРОМАХ ФОТОПАМЯТИ


Есть художники, которые могут увидеть мир иначе, по-своему, и запечатлеть такой миг, такое мгновение в жизни, которые обычный человек материализовать не сумеет.

    Марк Захаров



Говорю фотографу:

– Видите, как слабо снимаете ...

Фотограф:

– Это тени упали на ваше лицо, затемнили его. Однако, не настолько, чтобы ничего не видеть. Эвон как уши у вас прилично вышли.

    М. Зощенко, «Фотокарточка»


Неумолимое и жестокое к людям время стремительно уносит свидетельства истории. Безвозвратно исчезает натура в виде памятников архитектуры, техники и других элементов человеческой культуры прошлого. Гибнет камень и металл, что уж говорить о таких недолговечных памятниках, как фотографии на бумажной основе. Вот почему бережное отношение к фотографическому наследию задача цивилизованного государства не менее важная, чем, скажем, сохранение шедевров архитектуры. Неслучайно же в развитых странах по уровню состояния фотографического искусства и фототехники, по сохранности старинных фотографий и сведений об их авторах судят об общем уровне культуры того или иного народа.

Проследим это утверждение на некоторых примерах. В начале 1920-х годов Тюмень и Тобольск стали свидетелями беспримерного по тем временам перелёта аэроплана системы «Юнкерс», закупленного в Германии, по маршруту Свердловск – Тюмень – Тобольск – Ирбит – Свердловск. Страницы местных газет были переполнены подробными сообщениями о малейших деталях перелёта. Но газета материал однодневный, и вряд ли это выдающееся событие надолго сохранилось в памяти свидетелей, не говоря уже о последующих поколениях, если бы тюменский фотограф С. Кордонский и тоболяк А. Цветков не запечатлели на уникальнейших снимках прибытие самолёта в Тюмень (см. илл. 237) и Тобольск (илл. 1162, 1163). Немного сохранилось старинных фотографий по таким важным направлениям деловой активности как нефтяное складское (илл. 1164) и лесное хозяйство и охрана лесов (илл. 1165). В этом перечне остаются также охота (илл. 1166) и дорожное строительство (илл. 1167). И уж совсем невероятными без свидетелей-снимков кажутся первые попытки поиска нефти в 1911 году в окрестностях Тюмени на Пышминском болоте с помощью примитивных ручных установок мелкого бурения (илл. 1168).









































АВТОРСКАЯ ФОТОГРАФИЯ, ИЛИ СНИМОК «НА ДОЛГУЮ ПАМЯТЬ»


Никогда не имел чести общения с выдающимся режиссёром московского театра «Ленком» Марком Захаровым. Но его нередкие выступления на страницах газет и журналов читаю с восхищением. Бесподобная ирония по отношению к самому себе, глубочайшая эрудиция по вопросам, пусть и весьма далёким от проблем театра, его общественная деятельность и многое другое вызывают искреннее уважение к этому замечательному деятелю русского искусства. С наслаждением коллекционирую его крылатые слова и высказывания. Вот одно из них, имеющее отношение к нашему повествованию. «_Творец_от_ремесленника_отличается_тем,_что_не_может_просчитать_формулу_будущего_успеха._Потому_что_каждое_истинное_произведение_искусства –_это_прыжок_в_неизвестность,_в_то,_что_ждёт_творца_за_чертой,_отделяющей_старое_от_нового:_победа_или_поражение_».

Иллюстрировать высказанную М. Захаровым мысль, имеющую прямое отношение к мастерству фотографа, ищущего и неравнодушного, я хотел бы на примере двух интересных снимков, которые отыскались в моём архиве. Нет, к истории фотографии в Сибири они отношение не имеют, поскольку сделаны вдалеке от него, в южных краях России. Снимки не только ярко показывают степень незаурядности фотохудожника, но и демонстрируют ремесленникам от фотографии как надо работать, если хочешь иметь репутацию мастера. Первый из них жанровый (илл. 1169). Он отражает будни профессии возчиков, распространённой в городах начала минувшего столетия, и напоминает картину, выхваченную фотографом из самой жизни. Хорошо различимы лица снимающихся, выделены элементы гужевого транспорта, рабочей одежды грузчиков и перевозимых грузов. Передний и центральный планы занимает хозяин торгового предприятия, зритель легко выделяет его от других персонажей. Общее благоприятное впечатление производят колоритные фигуры лошадей. Несмотря на некоторую нарочитость в расстановке людей, перед нами яркое произведение искусства. Авторская фотография тем и отличается от ремесленной, что взгляд автора снимка не бывает похож на все остальные, не повторяет известное и вызывает неизменное восхищение как профессионалов, так и тех, кто не посвящён в таинства мастерства.

Другая фотография (илл. 1170) демонстрирует умение расстановки клиентов на семейной групповой фотографии. Семейные снимки – наиболее сложный процесс в фотоделе. Здесь фотограф легко может оказаться под влиянием штампов, подражаний, избитых приёмов и повторов, опуститься до уровня простой привычки. Насколько умело всего этого удаётся избежать и показывает размещённая здесь фотография. Умиляет мелкая, на первый взгляд, деталь снимка: в левой стороне помещён портрет главы семьи, надо полагать, ушедшего из жизни.











С восхищением смотрю на работу тобольского фотографа Е. Шредерса (илл. 1171). Празднично одетые молодые подруги, собравшиеся вместе по какому-то торжественному случаю, возможно грустному расставанию после окончания учёбы, нестандартно размещены фотографом так, что остаётся яркое и незабываемое впечатление: вот впорхнули девушки в ателье, сами по своему выбору расселись, услышали щелчок аппарата и тут же умчались по своим молодёжным хлопотам ...

Удаче одиночных портретных, семейных и групповых фотографий способствует съёмка вне павильона ателье. Здесь возможны варианты съёмок за праздничным столом (илл. 1172), на природе (илл. 1173) или на даче (илл. 1174). Памятны непростая армейская служба (илл. 1175, 1176, 1177), редкие минуты общения корабельной команды на палубе парохода в дальнем речном переходе (илл. 1178) или отдых в интимной домашней обстановке (илл. 1179, 1180) и в путешествиях (илл. 1181).

Колоритны фигуры рабочих и технических работников, после окончания гражданской войны, в начале 1920-х годов занятых восстановлением разрушенного спиртозавода в селе Падун под Заводоуковском (илл. 1182). Автор снимка, к сожалению, неизвестен, как безымянны многие фотографии, помещённые в книге. Но и зная их имена, ещё реже приходится видеть лица фотографов. Вот почему так важны рабочие мгновения профессиональной деятельности самого фотографа (илл. 1183). Время от времени и с неизменным интересом люблю разглядывать в своей коллекции коллективную фотографию «Первых тюменских курсов «Автодора» (илл. 1184, 1929 г.). Поражает удивительно верно схваченная рабочая обстановка учёбы курсантов. Одни изучают с помощью инструкции мотор машины, другие, в минуту передышки, слушают радио, уютно расположившись вокруг трактора. Высокое мастерство фотографа проглядывается в расположении снимающихся: все при деле, никто не заслонён, почти исключено искусственное расположение фигур. Мастерство группового портрета демонстрирует М. Уссаковская из Тобольска (илл. 1185). Участники художественной самодеятельности или, может, просто группа тесных друзей компактно и непринуждённо расположились для фотографирования в жилой комнате.




































































Из запоминающихся работ местных мастеров фотографии, своеобразной истории повседневности, можно отметить снимки П.И. Жилина из Ишима (илл. 1186), М.Г. Хапалова из Ирбита (илл. 1187) и неизвестного мне автора-тоболяка (илл. 1188), возможно М. Уссаковской. Традиции нестандартного и оригинального группового снимка не были забыты и прослеживаются в Тюмени в первые советские 1920-е годы. Особый разговор о портретной съёмке. Здесь удача сопровождает только тех, кто в творческом поиске подвержен стилевому разнообразию (илл. 1189). Эта задача решается фотографами по-разному. Одни предпочитают живописный портрет на фоне, например, фрагментов античных колонн, лестничных перил (илл. 1190) или драпировки. Нередко используется экзотический костюм (илл. 1191), военная или служебная форма одежды (илл. 1192, 1193) или принадлежности быта (илл. 1194). Такие приёмы удобны при массовой фотопродукции, когда заказчиков много, а их запросы невелики. К сожалению, торопясь сделать снимок, фотомастер-ремесленник не спешит увидеть душу человека. Другие, их мало, поскольку творческая работа большинству не под силу, стремятся к созданию психологического портрета. Здесь фон не только не имеет значения, но он просто вреден, так как отвлекает зрителя от главного: понять внутреннюю сущность снимающегося (илл. 1195). Наверное, только психологическая съёмка может дать извечный в фотографии ответ на вопрос: существует ли достоверность, которую обычно принято приписывать фотоснимкам, или почему фотопортреты так часто бывают похожи или же не похожи на оригинал? В своё _время_ответ_на_него_попытался_дать_Ф.М._Достоевский._Он_писал:_«В_редкие_мгновения_человеческое_лицо_выражает_главную_черту_свою,_свою_самую_характерную_мысль._Художник_изучает_лицо_и_угадывает_эту_главную_мысль,_хотя_в_тот_момент,_в_который_он_списывает,_в_лице_и_не_было_её_вовсе._Фотография_же_застаёт_человека_как_есть,_и_весьма_возможно,_что_Наполеон,_в_иную_минуту,_вышел_бы_глупым,_а_Бисмарк –_нежным»._
















































Изобразительные приёмы тонко чувствующего и творчески одарённого фотографа и его успехи в светописи зависят не только от многолетнего опыта, но и от ощущения неудовлетворённости прошлых попыток фотографирования, от предварительных раздумий о предстоящей съёмке. Существует непререкаемое правило мастеров: прежде, чем нажать спуск затвора, надо знать, что желает сказать фотограф своим снимком. Отсюда следует, что если вы хотите, чтобы фотография не уступала уровню художественной картины, эстетике изобразительного искусства, чтобы пришла настоящая творческая удача, в ней должны просматриваться не только внешность и характер снимающегося, но и душа самого фотографа (илл. 1196).

В фотопортретах известных в Тюмени и Тобольске мастеров удавалось и не раз убедительно передать снимку своё видение целостности характера человека. Надолго остаются в памяти работы Т.К. Огибенина и А.В. Цветкова, Г.Г. Хапалова или К.Л. Родионова (например, «Семья рабочего-судостроителя», илл. 1197). Особо следует выделить снимки Ф.С. Соколова. А.Г. Тёмкина. И. Кадыша и других мастеров с участием детей (илл. 1198–1202). Во всех этих работах, кроме прочих достоинств, просматривается уважительное отношение фотографа к личностям портретируемых. Творческая авторская фотография нуждалась в защите и охране своих прав. Этому в немалой мере способствовала текущая информация, размещаемая на паспарту с указанием имени фотографа и места съёмки. Разумеется, требовались и подзаконные документы. С этой целью Русское фотографическое общество в 1896 году организовало съезд, основным направлением работы которого стала выработка правовых норм. В частности, в них предусматривался десятилетний срок сохранения авторского права фотомастера, начиная с момента появления снимка.









































СЮЖЕТЫ ФОТОИСТОРИИ





«ПРИВЕТ» ИЗ ТОБОЛЬСКА И ТЮМЕНИ.


У коллекционеров в собраниях художественных почтовых открыток существует особый вид карточек, чаще всего отпечатанных в 1900–1914 годах, реже – в более поздние сроки, в том числе в первые советские годы. Они отличались тем, что на лицевой стороне крупными буквами наносился текст «Привет из ...» (илл. 1203). Существовали варианты: «Шлю привет из ...», «Привет тоболяков», «Привет с дороги», «Поклон из ...», «Привет с Севера» (илл. 1204) и т.п. Далее следовало название города, откуда высылалась открытка (илл. 1205, 1206). Всё свободное от этого текста пространство лицевой стороны заполнялось миниатюрными фотографиями с видами города (илл. 1207–12098). В начале минувшего столетия такие открытки пользовались необыкновенной популярностью. Издатели стремились самыми различными ухищрениями сохранить спрос на них, придумывая всё новые и новые варианты «Привета из ...». Так, набор миниатюрных фотографий помещали на фоне крыльев бабочки, тельце которой изображалось в виде привлекательной барышни (илл. 1210–1212). В других случаях вместо бабочек использовались цветы анютины глазки (илл. 1213) или ландыши (илл. 1214).





















































Но, пожалуй, самым оригинальным решением, способствующим привлечению покупателей открыток, следует считать издание открыток, в которых виды городов размещались на отдельном бумажном листе, сложенном гармошкой (илл. 1215–1217). «Гармошку» укладывали в специальный конвертик, приклеенный к лицевой стороне открытки. Нередко конвертик изображался в виде почтовой сумки почтальона или книги. Большое распространение имели открытки с укрупнёнными буквами упомянутого текста (илл. 1218–1220). Сквозь эти буквы, как в открытом окне, просматривались фрагменты городских сюжетов. Популярностью пользовалась серия «Привет с дороги» (илл. 1221, 1222), включая вариант «Привет с сибирской дороги» (илл. 1223, 1224). Почтовые отделения на вокзалах Транссибирской железной дороги практиковали издание открыток для выполнения операций с денежными переводами (илл. 1225), или просто торговали памятными открытками, как, например, в Чите (илл. 1226). Кстати, существовала открытка с надписью «Привет из Тюмени» на фоне автомобиля. К сожалению, в моей коллекции её нет. Во всех случаях на открытках присутствовали виды городов или станций: своеобразный «Шлю привет из ...».

Стандартные открытки типа «Привет из ...» по заказам местных фотографов выпускались различными издательствами, в том числе в столице империи. Например, AFW и А.С. Суворина, М. Кампеля и М.Е. Ефимова в Москве и др. Заказы аналогичного оформления направляли магазины Д.И. Голева-Лебедева и А. В. Янушкевича в Тобольске, Товарищество А.И. Соколовой (Тюмень), фотографы И. А. Михайлов в Шадринске (илл. 1227, 1228). Н.Д. Ларьков (Ирбит) и А.И. Кочешев в Кургане. Кустарное производство открытых писем подобного типа было налажено в некоторых провинциальных населённых пунктах. Например, существовали открытки «Привет шлю из Ялуторовска» (илл. 1229).

Век открыток типа «Привет из ...» оказался весьма короток, не более полутора десятилетий. С началом Первой мировой войны их выпуск прекратился. В советские годы местные издательства изредка вспоминали былую привлекательность такого вида печатной продукции. Например, в Омске в 1930 году была выпущена открытка «Привет из Омска» с видами города и сюжетом, посвящённым знаменитым Карским экспедициям (илл. 1230).






















































































СИНЕГОРЬЕ ОГИБЕНИНА.


В нашем повествовании неоднократно упоминалось имя выдающегося тюменского фотографа Т.К. Огибенина. Он оставил после себя целую фотогалерею с изображениями Тюмени начала минувшего столетия. Много экспериментировал в портретном деле. В Западной Сибири он стал пионером в таких областях фотоискусства как снимки при электрическом освещении и стереоскопические съёмки. Но Огибенин, оказывается, не замыкал свою деятельность только пределами города, который стал до конца его дней самым родным местом на Земле. Мне довелось обнаружить серию художественных почтовых открыток с фотографиями Т. Огибенина, которые он снял вдали от Тюмени, причём – в значительной удалённости от неё.

В конце первого десятилетия XX века Т.К. Огибенин предпринял с сыном и, разумеется, с фотоаппаратом туристическую поездку с отдыхом в северные районы Акмолинского края в так называемую казахстанскую Швейцарию под Кокчетавом. Мне, уроженцу Урала и земляку Огибенина по месту рождения (Средний Урал, Висим, Черноисточинск, Нижний Тагил) хорошо знакомо чувство ностальгии по родине и по красотам скалистых уральских гор, озёр и прудов. Надо полагать, именно это прекрасное ощущение тоски по горным местам заставило Т.К. Огибенина, несмотря на хромоту, отправиться в путешествие к одному из ближайших к Тюмени горному району – курорту Боровое. У меня нет сомнений, что поездка в Боровое состоялась у Огибенина под влиянием рассказов директора Тюменского реального училища И.Я. Словцова. Тот неоднократно посещал при своих исследованиях Акмолинского края урочище Боровое.

...Среди бескрайней североказахстанской степи для путешественника неожиданно вырастает цепь гор и скал с десятками синих блюдцев-озёр между ними. Ещё более неожиданно взору открываются сосновые рощи. Это в степи-то! Казахстанская ярко-зелёная сосна, растущая на камнях, голубой мох да скалы, подёрнутые дымкой, придают склонам гор синеватый оттенок. Отсюда и происходит название чудесного уголка природы Синегорье. Всюду виднеются заросли облепихи, красной черёмухи и малины среди разбросанных валунов и обломков камней. Чарующая красота райского уголка природы издавна привлекала сюда любителей светописи. В 1903–1906 годах съёмку пейзажей в районе озера Боровое проводил томский фотограф В.П. Александров. Он опубликовал свои снимки в серии видов озёр Карасье, Чебачье, а также знаменитых гор и скал Синюхи, Каменного кресла, Петушиного гребешка и мн. др. Не обошли вниманием Казахстанскую Швейцарию и столичные издатели. В частности, серия открыток была издана в пользу общины святой Евгении. Занимался съёмкой Борового уже известный читателю курганский фотограф А.И. Кочешев (илл. 1231, сравни открытку со снимком Т.К. Огибенина под номером 1239). Подобного рода попытку предпринял и Т.К. Огибенин, используя по возвращении в Тюмень свои фотографии, снятые в Боровом. В моей коллекции насчитывается более двух с половиной десятков художественных почтовых открыток, на обороте каждой из которых обозначено, что они «изданы фотографом Огибениным в Тюмени». Показ некоторых из них я начну с открытки под девизом «Привет из Борового Акмолинской области. Сибирская Швейцария» (илл. 1232). На лицевой стороне открытки помещены отдельные пейзажи Борового, на обратной – сведения об издании открыток Т.К. Огибениным. Поражают воображение изумительные панорамы общего вида Борового (илл. 1233. 1234) и гор (илл. 1235–1237). Огибениным уделено внимание съёмкам отдыхающих на берегу озёр (илл. 1238), прогулочным маршрутам (илл. 1239, 1240) и окрестностям курорта (илл. 1241).
















































Располагая подборкой открыток упомянутых фотографов, особенно В.П. Александрова, у меня есть неплохая возможность сравнения их художественных особенностей с мастерством Т.К. Огибенина. Во всех случаях это сравнение оказывается в пользу нашего земляка. По этой причине сериал огибенинских открыток переиздавался дважды. Переиздания легко отличить друг от друга. Первое из них имеет подписи на лицевой стороне открыток над фотографией, а второе внизу под ней на светлой полосе. Буквы второго издания имеют синий оттенок.

После Огибенина в 1911 году съёмки Борового повторил фотограф из Акмолинска К.П. Шахов. Он выпустил серию открыток с сюжетами, которые во многих отношениях повторяли работу Огибенина.






НА СНИМКАХ – СЕМЬЯ ИВАНА ЯКОВЛЕВИЧА СЛОВЦОВА


В своей книге «Окрик памяти», изданной в трёх томах в Тюмени издательством «Слово» в 2000–2002 годах, я много рассказывал о судьбе двух знаменитых Словцовых-тюменцах: энциклопедисте Иване Яковлевиче, директоре Александровского реального училища, и о его сыне профессоре физиологии Военно-медицинской академии в Санкт-Петербурге Борисе Ивановиче. Ко времени подготовки рукописей трёхтомника и сдачи их в печать я располагал небогатой подборкой фотографий каждого из них в разные годы жизни. Когда же подошла пора работы над книгой, которую читатель держит в своих руках, произошли невероятные по степени везения события, обогатившие иконографию Словцовых настолько, что их без преувеличения можно назвать сенсационными. О них стоит рассказать подробнее.

Начну с того, что мои усилия на протяжении последней четверти минувшего столетия в поисках материалов об И.Я. Словцове, тюменском естествоиспытателе и замечательном учёном, привели к неутешительному для меня, а, возможно, самонадеянному выводу. Я полагал, что отыскать новое в его биографии и, особенно, в иконографии дело бесперспективное. Главное, де, найдено, а на второстепенные факты трата времени не обязательна. Каково же было моё изумление, когда недавно из Санкт-Петербурга я получил по электронной почте совершенно неизвестные мне и, абсолютно уверен, моим тюменским коллегам семейные фотографии с участием Ивана Яковлевича и его сына. Но прежде чем рассказать о них, позволю себе некоторые вводные замечания.

Несколько последних лет мне довелось плодотворно сотрудничать с Агнесой Андреевной Солюс из Петербурга. Дальняя родственница известных в Тюмени в конце XIX и начале минувшего веков предпринимательских семей Памфиловых и Вардропперов, она оказала мне огромную помощь при работе над тремя книгами «Окрика памяти». Разделы, в которых рассказывалось о судьбах династий этих семей, без материалов, переданных мне Агнесой Андреевной, выглядели бы много беднее. Неоднократно по моей просьбе она обращалась в публичную библиотеку Санкт-Петербурга и оперативно пересылала в Тюмень по электронной почте необходимые мне сведения. Оперативность и бескорыстность её откликов не раз заставали мою совесть в состоянии мучительных сомнений: а есть ли эта самая совесть у меня, если я подключаю к работе другого человека вместо самого себя? К стыду своему признаюсь, что одно время, после безуспешных попыток найти в Санкт-Петербурге адреса возможных дальних родственников И.Я. Словцова, я подумал о возможности привлечь к поискам Агнесу Андреевну. Слава богу, решимости не хватило...

И вот к полной моей неожиданности (так и хочется сказать о существовании телепатии) Агнеса Андреевна присылает мне фотографии семьи Словцовых. По случайным обстоятельствам, располагая моими подарочными томиками «Окрика ...» с материалами о Словцовых, она вышла в Питере на дальних родственников сына И.Я. Словцова Бориса Ивановича, который после окончания Военно-медицинской академии стал постоянным жителем Санкт-Петербурга. Выход на родственников совершился самым невероятным образом. Агнеса Андреевна пригласила к себе домой на Мойку свою подругу-театральную художницу Татьяну Сотникову с тем, чтобы показать ей только что полученный третий том моего «Окрика ...». Увидев параграф о Словцове И. Я., та воскликнула: «Это, наверное, родственник Евгении Борисовны, дочери Бориса Ивановича Словцова! Её отец, кажется, был из Омска». Т. Сотникова оказалась в тесном знакомстве с потомками Словцовых, в том числе с Евгенией Борисовной Словцовой ровесницей минувшего века (год рождения 1900-й, кончины 1992).

У Евгении Борисовны был сын инженер, названный в честь деда также Борисом. С вдовой его Ольгой Васильевной Патлис, обладательницей фотоархива Словцовых, и свела Т. Сотникова Агнесу Андреевну. Вот какие звенья сложнейшей цепочки дальних родственников пришлось перебрать, чтобы выйти на уникальные фотографии. О.В. Патлис дала согласие безвозмездно передать часть материалов в Тюмень. Теперь Вы, уважаемые читатели, и сотрудники краеведческого музея, носящего имя И.Я. Словцова, имеют возможность увидеть шедевры словцовской иконописи. Всего фотографий – два десятка.

На первом снимке, сделанном в годы, когда И.Я. Словцов ещё проживал в Тюмени, разместилась вся семья Словцовых: Иван Яковлевич с супругой Елизаветой Степановной, урождённой Гуляевой, и сын Борис Иванович с молодой женой учительницей Людмилой Владимировной, в девичестве Вержбовской (илл. 1242). Словцовы фотографировались в 1900 году в восточноавстрийском городе Фридберге в фотографии А. Штраусса по улице Вокзальной (Bahnhofstrasse, 9). Надо полагать, тюменская и петербургская семьи Словцовых, собравшись вместе, отдыхали в австрийских землях вблизи курортного городка Бадена. На снимке я впервые увидел супругу Ивана Яковлевича (илл. 1243), дочь известного в Сибири естествоиспытателя из Барнаула С.И. Гуляева. Обратите внимание на красоту этой женщины и тонкие черты её лица. Другой снимок, любительский, показывает отца и сына (автора снимка) Словцовых за шахматной доской (илл. 1244). Их игру наблюдает Елизавета Степановна. О времени и месте съёмки можно только догадываться. Судя по простой одежде снимающихся и музейным атрибутам (фигуре средневекового воина с копьём и стенде на стене с экспонатами археологических раскопок), снимок сделан в квартирной обстановке. Скорее всего, в Тюмени в здании реального училища, где размещалось жильё Словцовых, во время летних каникул студента Бориса Словцова – увлеченного фотолюбителя. Несколько позднее сделан и другой любительский снимок, на котором сняты отец и сын (илл. 1245).























Интересен снимок надгробия И.Я. Словцова на Никольском кладбище Санкт-Петербурга в самом первоначальном виде памятника (илл. 1246). В своё время, где-то в 1990-х годах (см. «Окрик ...», т. 1, с. 125), мне пришлось заняться поиском захоронения И.Я. Словцова и памятника ему. Сейчас от памятного надгробия остался только постамент из чёрного гранита со стопкой книг и развёрнутой книгой да появилась надпись с новым именем: здесь же находится захоронение Е.С. Словцовой-Гуляевой, скончавшейся в 1925 году и пережившей своего супруга на 18 лет. Верхняя часть надгробия исчезла, и долгое время мне не удавалось восстановить его первоначальный облик. В третьей книге «Окрика ...» (с. 49) я высказал предположение, что памятник представляет собой точную копию надгробия тестя И.Я. Словцова С.И. Гуляева на одном из кладбищ Барнаула. Теперь, разглядывая снимок, с удовлетворением отмечаю, что моё предположение целиком подтвердилось. На постаменте с книгами стоит глобус, олицетворяющий основные естественнонаучные интересы покойного. На ленте вокруг глобуса помещено имя покойного и годы его жизни. За глобусом виднеется православный крест с венком.













Другие фотографии семьи Словцовых содержат варианты уже описанных снимков. В этой подборке фотографий имеются ещё несколько весьма примечательных экземпляров (илл. 1247, 1248). На них вместе с многочисленными находками археологических исследований, показан брат Е.С. Словцовой-Гуляевой Н.С. Гуляев естествоиспытатель, большой друг и соратник И.Я. Словцова, обширную переписку с которым, как и с его отцом С.И. Гуляевым, мне довелось опубликовать в третьем томе «Окрика памяти» (с. 41-49). Кроме того, здесь я счёл необходимым поместить ещё одну фотографию Н.С. Гуляева, неоднократно посещавшего Тюмень и Тобольск, снятую в Риме в 1902 году. Представляет исторический интерес фотоснимок семьи Гуляевых (илл. 1249). На нём показаны родные братья и сёстры, разбросанные жизненными обстоятельствами в разные концы Сибири. По мере увеличения возраста членов любой семьи, что, несомненно, известно читателю, такие редкие минуты жизни, когда собираются все вместе, случаются всё реже и реже ...
















Б.И. СЛОВЦОВ – НОВОСТИ ИКОНОГРАФИИ


Сын И.Я. Словцова. Борис Иванович (1874–1924 гг., илл. 1250), о котором вкратце упоминалось ранее, молодые годы провёл в Тюмени, но незаслуженно здесь забыт. Нам ещё предстоит оценить вклад замечательного земляка в историю края и русской науки. Вот почему богатая подборка фотографий с изображениями Бориса Ивановича Словцова, полученная мною из Санкт-Петербурга от О.В. Патлис, может представить значительный интерес. Но прежде прервём наш рассказ краткими сведениями о жизни и научной деятельности Б.И. Словцова, сопровождая их показом снимков, приуроченных к разным годам жизни учёного.








В отличие от нас, петербуржцы хорошо помнят и благодарно чтят имя Б.И. Словцова, крупного русского физиолога, специалиста по вопросам питания, биохимика, профессора, доктора медицины, достойного продолжателя физиологической школы Сеченова-Павлова. автора более чем 150 научных работ, среди которых множество монографий, учебников и научно-популярных изданий. Большая медицинская энциклопедия, опубликованная в стране уже третьим изданием (1934, 1963, 1984 гг.), неизменно уделяла внимание деятельности Б.И. Словцова. Интересно, что в каждом последующем издании объём статьи об учёном по меньшей мере удваивался. Это признак роста интереса к личности Б. Словцова и к его трудам, не потерявшим актуальность со временем.

Что это был за человек? Каковы его связи с Тюменью?

В 1879 году его отец И.Я. Словцов, служивший в Омске преподавателем Сибирской военной гимназии, получил назначение на должность директора Тюменского реального училища. В здании училища, где ему предстояла многолетняя работа, размещалась и его семейная квартира. Вскоре из Омска приехала жена И.Я. Словцова Елизавета Степановна вместе со своим пятилетним первенцем, родившимся в Омске в 1874 году будущим физиологом. В училище он жил (см. фотографию, снятую Кесслером, илл. 214), воспитывался, и в нём же позже был зачислен на учёбу (илл. 1251). В документах училища за 1882–1885 годы имя Бориса Словцова, ученика младших классов, неоднократно упоминается. Другая фотография, также помещённая нами ранее (см. илл. 255), показывает одиннадцатилетнего Бориса Словцова в годы его ученичества в Тюменском Александровском реальном училище. Снимок сделан в 1885 году в Тюмени в фотографии Флориана Ляхмайера, одного из зачинателей профессиональной фотографии в городе.








Училище было шестиклассным, а родители мечтали дать сыну не только среднее, но и высшее образование. Вот почему Борис Словцов оказался в Екатеринбургской классической гимназии. Он заканчивает её с золотой медалью в 1892 году, уезжает на учёбу в Петербург и поступает в Военно-медицинскую академию (илл. 1252).

Будучи студентом, начинающий исследователь публикует свою первую научную работу. После завершения учёбы в 1897 году Б.И. Словцова оставляют при академии для стажировки и преподавательской деятельности (илл. 1253). Вскоре он защищает докторскую диссертацию и командируется за рубеж. Спустя два года Словцов возвращается в Россию. Признание его как состоявшегося учёного было отмечено избранием приват-доцентом кафедры физиологической химии (илл. 1254). Тогда же меняется его семейное положение. В июне 1899 года он женится на молодой учительнице Людмиле Владимировне Вержбицкой (илл. 1255, 1256). Бракосочетание состоялось в церкви Клинического института. Тогда же, начиная с Берлина, состоялось свадебное путешествие по Европе. Спустя несколько лет подобное путешествие повторилось с дочерью.




























В 1907 году после смерти Д.И. Менделеева его ученики и соратники собрались на Первый менделеевский съезд. С тех пор менделеевские съезды стали традиционными и сохранились доныне. На I-ом (1907 г.) и на II-ом (1911 г.) съездах Б.И. Словцов был активным участником дискуссий, выступал с докладами, его имя постоянно встречается в опубликованных дневниках заседаний в разделах биохимии и биофизики. 1910-й год памятен избранием его на должность профессора фармакологии медицинского факультета Саратовского университета. Здесь он работал два года (илл. 1257 1259). В 1912 году Б.И. Словцов возвращается в Петербург и заведует кафедрой физиологической химии Женского медицинского института (илл. 1260, 1261), руководит опытной клиникой и биохимическим отделом при Институте экспериментальной медицины (илл. 1262–1265). В годы Первой мировой войны ученый привлекается к изучению влияния удушливых газов на организм человека, публикует результаты этих исследований, читает курс физиологии труда в Петроградском университете, заведует биохимическим отделением ветеринарной лаборатории (илл. 1266).





















































В трудные военные годы (1914–1917), а затем в гражданскую войну и в годы разрухи, когда Россия испытывала недостаток в пищевых продуктах, Б.И. Словцов возглавил научно-исследовательские работы по вопросам питания. Из печати непрерывно выходят его труды: «Пищевые раскладки», «Биохимия одностороннего питания», «Пищевое значение морской капусты». «Питание и работа» и др. Во всех этих публикациях центральное место занимает проблема голода, недостаточного питания, вопросы полноценной замены недостающих пищевых продуктов новыми или малоизвестными. Б.И. Словцов считается крёстным отцом морской капусты, не пользовавшейся в России каким-либо спросом до работ учёного. С увлечённостью, свойственной Б.И. Словцову при разработке каждой новой для него темы, он проводил экспериментальные исследования по изучению обмена веществ в процессе голодания и патологии недоедания, в первую очередь на себе. В годы гражданской войны и разрухи он установил рацион питания для различных групп населения, включая и ту среду, в которой работал сам – работников умственного труда. Всякая экономия на питании, считал учёный, есть потеря производительности груда и здоровья работающего. Недоедание – трагедия нации, начало её вырождения.

Октябрьскую революцию Б.И. Словцов принял безоговорочно: работа в комиссариате здравоохранения и продовольствия, организация музея-выставки здравоохранения, членство в учёном медицинском совете Наркомздрава РСФСР и во множестве ученых комиссий, двухлетнее руководство Институтом экспериментальной медицины (1920–1922) и др.

Медицинские круги Петербурга – Петрограда высоко оценивали научные заслуги Б.И. Словцова. Он был ответственным редактором таких известных журналов, как «Архив клинической и экспериментальной медицины», «Русский физиологический журнал им. И.М. Сеченова» и «Врачебное дело».

Б.И. Словцов оставил замечательный след как преподаватель высшей школы. Этому способствовала специальная заграничная командировка учёного. В 1905 году он посетил химические, физиологические и технические институты Германии, Швейцарии, Франции, Англии и Бельгии. Так, в Германии он ознакомился с методикой преподавания в Лейпцигском физико-техническом институте у профессора В.Ф. Оствальда – иностранного члена Петербургской академии наук, будущего лауреата Нобелевской премии. Побывал в физиологических институтах Берлина, Гейдельберга, Геттингена и Марбурга. Посетил лаборатории Страсбурга и Фрейберга, университетов Лейпцига и Берлина. В Париже он изучает систему преподавания в Пастеровском институте и в физиологической лаборатории Сорбонны. В Базеле и Цюрихе (Швейцария) учится у профессоров Бунге и Верна, а в Англии знакомится с физиологической лабораторией Королевского колледжа.

Будучи за рубежом, он одновременно пишет и публикует там свои научные работы, посылает корреспонденции в «Известия Военномедицинской академии».

Богатый опыт преподавания лучших зарубежных университетов Б.И. Словцов, творчески его переработав, постоянно практикует в своей педагогической деятельности. Современным преподавателям высшей школы и в мечтах, не говоря уже о деле, не приходится строить столь обширные планы изучения зарубежного опыта, без которого действительная перестройка высшего образования совершенно невозможна. Надо откровенно сказать, что без зарубежных поездок Б.И. Словцов вряд ли состоялся бы как превосходный учёный и опытный преподаватель.

Первым итогом освоения зарубежного опыта стала постоянная забота Б.И. Словцова о создании современных учебников для студентов. Так, им написаны «Физиологическая химия», «Практические занятия по биологической химии», «Краткий учебник физиологии» и мн. др. Почти все эти работы неоднократно переиздавались. Как автор учебников, кровно заинтересованный в том, чтобы они не казались сухими и скучными для начинающих физиологов, Б.И. Словцов уделяет большое внимание вступительной главе. Здесь рассказывается об истории научной дисциплины, о достижениях науки в России и за рубежом. Излагаются нестандартные мысли автора о своей профессии, о связях изучаемого предмета с фундаментальными науками, такими, как химия и физика, без основательного знания которых студент не сможет рассчитывать на усвоение материала учебника. Б.И. Словцов пишет: «_Физиологическая_химия –_химия_постольку,_поскольку_она_пользуется_химическими_аналитическими_приёмами,_и_поскольку_она_изучает_химические_превращения_составных_частей_нашего_тела._Физиологическая_химия_физиология_постольку,_поскольку_она_ни_на_минуту_не_выходит_из_среды_живой_природы,_жизни_вообще_и_явлений,_совершающихся_в_живой_протоплазме_».

_Как_правило,_Б._Словцов_не_обходит_молчанием_нерешённые_проблемы_и_призывает_молодёжь_к_научной_деятельности,_любви_к_науке,_открывающей_«новые_горизонты_и_новые_пути_для_вековечного_искания_Истины»._«Физиологическая_химия_и_общая_патология,_писал_он, –_за_последнее_время_становятся_любимцами_естествознания_и_медицины._Они_благодатные_поля,_ждущие_своих_пахарей»._И_ещё:_«Я_убеждён,_что_всюду_найдётся_возможность_применить_к_реальной_жизни_те_крупицы_фактов,_которые_стали_известны_учёному_миру_путём_долголетней_кропотливой_работы._Но_мы_знаем_лишь_часть_того,_что_будет_известно_нашим_детям,_а_потому_надо_развивать_наше_знание,_нашу_готовность_учиться_и_совершенствоваться»._

Свою повседневную работу Б.И. Словцов не ограничивал научной и профессорской деятельностью. Он считался талантливым популяризатором медицинских знаний. Одна из первых его научно-популярных работ вышла в 1905 году. Она посвящалась 25-летию научной деятельности лауреата Нобелевской премии профессора И.П. Павлова. Б.И. Словцов сотрудничал в авторитетном журнале «Природа», где опубликовал интересную статью об иммунитете. В конце жизни были напечатаны его популярные книги «Улучшение расы (евгеника)», и «Научные основы выбора профессии». Интересна статья «Прошлое фармакологии и её идеалы в будущем».

Судьба отпустила Б.И. Словцову всего 50 лет жизни, из которых только половина была отдана науке. Он пережил своего отца на 17 лег. В последние годы его мучила язва желудка: эксперименты по голоданию и проверке пищевых суррогатов на себе не прошли даром. Вскоре язва перешла в рак, что ускорило кончину. Это случилось 24 мая 1924 года. Б.И. Словцов был похоронен на Волковом кладбище в Ленинграде. Здесь уместно показать фотографию надгробного памятника Борису Ивановичу (илл. 1267), выполненного в виде стоящей мраморной книги. На обложке помещено имя учёного и годы его короткой жизни. На корешке перечислены наиболее фундаментальные направления исследований учёного: «Питание, химия мозга, физиология труда». Страница книги заполнена текстом: «Блажен, кто знанием умел коснуться правды жизни вечной».








В печати появились некрологи и воспоминания о Б.И. Словцове, а журнал «Архив клинической и экспериментальной медицины» один из своих номеров целиком посвятил памяти профессора Б.И. Словцова.

Профессор С. Златогоров, коллега и соученик Б.И. Словцова по академии, в тексте некролога в следующих словах охарактеризовал невосполнимую потерю русской науки (журнал «Врачебное дело», № 16–17,1924 г.). _«Если_Россия_и_наука_потеряла_в_нём_выдающегося_общественного_деятеля,_учащиеся_ – _превосходного_талантливого_учителя,_то_мы,_близкие_его_товарищи_и_друзья,_потеряли_в_нём_человека_в_самом_благородном_значении_этого_слова»._ А вот мнение редакционной коллегии журнала «Архив клинической и экспериментальной _медицины»:_«Особенно_чувствительна_и_тяжела,_действительно_незаменима_утрата,_нанесённая_русской_медициной_в_лице_безвременно_погибшего_Бориса_Ивановича_Словцова._Он_был_из_числа_тех,_чья_продуктивность_не_оскудела_от_внешних_затруднений._Среди_голода_и_нужды_он_умел_находить_силы_и_время_для_научных_и_преподавательских_дел,_для_литературных_и_даже_для_административных_трудов._Яркий_свет_его_таланта_горел_сразу_целым_снопом_разнообразных_лучей,_отражавшихся_своими_переливами_в_его_всегда_ясных,_всегда_приветливых_глазах,_в_его_неизменной,_всех_к_нему_располагающей_улыбке._Все,_кто_с_ним_соприкасался_как_товарищ,_как_ученик_и_как_подчинённый,_чувствовал_в_нём_то,_что_всего_нужнее_каждому:_человека,_желающего_и_умеющего_помочь»._

Б.И. Словцов многим обязан своему отцу, известному естествоиспытателю и педагогу. От него он воспринял любовь к живой природе и к научным исследованиям. Благодаря ему стал известным педагогом-новатором. В научном отношении он далеко обогнал отца, чем смог бы вызвать радость, гордость и удовлетворение И.Я. Словцова, проживи тот хотя бы немного дольше.

Сейчас трудно предположить, как сложилась бы судьба Б.И. Словцова во второй половине двадцатых-тридцатых годов. Скорее всего, он вышел бы на уровень признания, характерный для таких отечественных корифеев-биологов, как Н.К. Кольцов, С.С. Четвериков или Н.И. Вавилов. Наверное, и его, как Кольцова, Четверикова, Вавилова, постигла бы одинаковая трагическая участь... Во всяком случае, интереса к генетике и пресловутому «вейсманизму-морганизму» в его трудах было более чем достаточно. В тридцатых-сороковых годах подобное обстоятельство считалось более чем веским основанием для официального осуждения властями.

В 1974 году медицинская и биохимическая общественность страны отмечала столетие со дня рождения и пятидесятилетие со дня кончины профессора Б.И. Словцова. Журналы «Фельдшер и акушерка» и «Вопросы питания» опубликовали пространные статьи об основных направлениях деятельности учёного, его краткую биографию.

... Когда читаешь только что написанный материал, всё кажется достаточно стройным и логичным: человек родился, учился, рос, стал известным учёным и прочее. Иногда сожалеешь, что последовательность изложения диктуется биографией своего героя, а не тем случайным набором событий и фактов, которые с трудом извлекались тобою из материалов случайных и бесконечных поисков. А ведь именно так произошло у меня с Б.И. Словцовым. Как-то я просматривал книгу Л.А. Чугаева «Дмитрий Иванович Менделеев», изданную в Ленинграде в 1924 году. В те годы на свободных от текста обложках печатались многочисленные объявления. В одном из них сообщалось о продаже книги «Физиологическая химия», автор Б.И. Словцов. Б.И. Словцов? А ведь отчество от Ивана... Ивана Яковлевича Словцова! Вот уж действительно, возьмешься за местную историю и уже не вырвешься из круга её замечательных земляков: интересовался Менделеевым, а вновь вышел на Словцовых отца и матери, сына и внучки!

Это уже потом, позднее, по Б.И. Словцову мне стали известны статьи в Большой медицинской энциклопедии, перечень публикаций, сумбурное и малосвязанное скопление фактов и выписок и мн. др., что легло, наконец, в стройное изложение биографии.






ПОСЛЕДНЯЯ ИЗ СЛОВЦОВЫХ


Судьба оказалась неблагосклонной к тюменско-петербургской ветви Словцовых: Евгения Борисовна в семье Ивана Яковлевича и Бориса Ивановича была последней носительницей этой фамилии. Все представители последующих поколений носили фамилии другого звучания. Е.Б. Словцова (илл. 1268) стала широко известна в Санкт-Петербурге и по всей стране с 1920-х годов как художник и костюмер киностудии «Совкино», позже – «Ленфильм». Она автор костюмов и руководитель групп костюмеров к 36 кинофильмам. И каких фильмов!








Во время работы над этим параграфом я как-то включил канал «Наше кино» спутникового телевидения НТВ-плюс. Трудно избавиться от наваждения, но ощущение такое, как будто там, в Москве, знали о моих мучительных попытках создать более или менее стройное изложение биографии Е.Б. Словцовой. Подумать только: на экране телевизора появились титры знакомого мне ещё с юношеских лет кинофильма «Мусоргский» (1950-й год, режиссёр Г.Л. Рошаль) с участием таких корифеев отечественного кино как Черкасова, Орловой и Борисова! После перечисления исполнителей ролей к великому моему удовлетворению я прочитал надпись: «_Костюмы_Е.Б._Словцовой_». Надо очень внимательно просмотреть этот фильм, чтобы в полной мере оценить талант моей героини. Посмотреть без прослеживания сюжета, обращая внимание только на то, как одеты главные исполнители и окружающая их толпа. Яркая и необычная для нас одежда, особенно военные мундиры, поражают воображение зрителя тонким знанием эпохи создателями коллекции сложнейших костюмов. Только человек с незаурядным исследовательским талантом (гены отца и деда?) позволили Словцовой, перелопатив огромный пласт старой литературы и музейных экспонатов, решить задачу, поставленную режиссёром фильма.

Много лет я читаю студентам курс лекций по истории науки и техники Зауралья. Ежегодно с помощью видеомагнитофона показываю им фрагменты старого художественного кинофильма Л. З. Трауберга «Александр Попов», снятого ещё в далеком 1949 году во времена моего студенчества. Фильм с участием незабвенного актёра Н. Черкасова повествует об изобретении в России радио. Кто бы мог подумать, что уже тогда в титрах фильма значилось имя Е.Б. Словцовой! Возможно, если бы я обратил внимание на это имя в титрах раньше, судьба петербургской семьи Словцовых давно бы стала мне известна.

Евгения Борисовна работала вместе с таким мастером режиссуры как С.А. Герасимов. В титрах его кинофильма «Маскарад» (1941 г.) можно видеть имя Е.Б. Словцовой. Её участие в качестве костюмера отмечено в фильмах «Римский-Корсаков» Г.Л. Рошаля (1950–1952), «Герои Шипки» и «Два капитана» (1954, 1955), «В огне брода нет» Г. Панфилова (1966) и мн. др.

Как складывалась судьба художницы? Она родилась в Санкт-Петербурге 24 февраля 1900 года в семье Б.И. Словцова. В детские годы неоднократно бывала в Тюмени в гостях у своего деда И.Я. Словцова и бабушки (илл. 1269). Вместе с родителями посетила некоторые европейские страны (илл. 1270, 1271) и города Поволжья (илл. 1272). В конце 1910-х годов Е.Б. Словцова закончила гимназию Сначала 1920-х она училась на курсах мастерства сценических постановок (КУРМАС ЦЕП) в классе В.Э. Мейерхольда и в знаменитом ВХУТЕМАСе («Высшие художественно-технические мастерские»). Принимала участие в театрализованных представлениях, посвящённых знаменательным датам календаря революции. Работала в Декоративном институте, оформляла разного рода агитки для трамваев, улиц и площадей Ленинграда, писала декорации для самодеятельных спектаклей бойцов Красной Армии. В 1920 году оформляла Зимний дворец к началу работы второго съезда Коминтерна. 1922 1927 годы были заполнены работой в театрах Новой драмы и Пролеткульта, в образцовом театре М. Туберовского и в театре политуправления военного округа, а также в Академическом театре драмы.























Несколько лет посвятила Ленгосэстраде (главный художник) и городскому цирку. «_Эта_всеядность_, – вспоминала Евгения Борисовна, – _немало_мне_повредили,_многое_пролетело_мимо._Думаю,_в_моей_биографии_художника_всё_могло_быть_иначе,_фундаментальней,_серьёзней_и_основательней._С_другой_стороны,_я_хорошо_понимала,_что_художнику_кино_трудно_сохранить_творческую_индивидуальность:_кинопроизводство_жёстко_подчиняет_тебя_своим_законам_». В годы войны (1941–1945), находясь в эвакуации в Иваново, оформляла программы Московского цирка, работала в Горьком. В Баку в 1975 году оформила спектакль «Князь Игорь» А. Бородина в Академическом театре оперы и балета. Но главным занятием своей жизни Евгения Борисовна считала работу в кино, начиная с 1926 года, когда знаменитый петербургский ресторан «Аквариум» был перепланирован под помещения киностудии «Совкино». В то время в студию пришли многие молодые люди, ставшие позже классиками советского кино.

_Евгения_Борисовна_вспоминала:_«Я_давно_мечтала_о_кинематографе,_он_был_моей_страстью._Однажды_я_отправилась_на_фабрику_«Совкино»,_что_находилась_на_Каменноостровском,_желая_устроиться_там_художником._Помню,_что_была_готова_на_любую_исполнительскую_работу,_лишь_бы_перейти_в_кино._Вошла_в_кабинет_директора_А.М._Сливкина,_присела_на_край_одного_из_глубоких_кресел,_ощутив_невероятную_робость._Молчание_нарушил_Сливкин._Узнав,_что_я_имею_некоторый_опыт_работы_в_театре_и_цирке,_он_спросил_меня_о_моих_познаниях_в_части_обязанностей_художника_в_кино._Отвечала,_что_мало,_и_просила_назначить_меня_ассистентом._Сливкин:_«Нам_нужны_художники._Ставлю_вас_на_картину»._Я_слабо_возражала._«Научитесь!»._На_этом_разговор_закончился._Выйдя_за_дверь,_я_получила_и_сразу_заполнила_листок_договора._Первой_моей_картиной_были_«Гончары»_режиссёра_С.М._Галлая._Мне_вручили_сценарий_и_повезли_на_завод_Ломоносова,_где_нужно_было_зарисовать_печь_для_обжига._Пришлось_её_обмерять_и_всю_ночь_рисовать_и_чертить._Через_два_дня_печь_была_построена_в_павильоне_в_бывшем_Розовом_зале_ресторана_«Аквариум»._

За свои заслуги в развитии отечественного кинематографа Е.Б. Словцова была принята в члены Союза художников СССР. Большинство эскизов костюмов и декораций, созданных Е.Б. Словцовой за несколько творческих десятилетий, основаны на элементах обобщённости и условности, а также на контрастных сочетаниях яркого цвета и простейших фигур. Они хранятся в Санкт-Петербурге в музее театральных и музыкальных искусств, а также в частной немецкой коллекции бывших наших соотечественников. Когда, уважаемый читатель, вы будете смотреть кинофильмы «Разбудите Леночку» (Ленфильм, 1934, режиссёр А. Кудрявцева), «Сыновья» (1946. режиссёр А. Иванов). «Золушка» (1946. режиссёры Н. Кожеверова и М. Шапиро) или «Его время придёт» (1957. филиал Алма-Атинской студии «Ленфильм»), «Пиковая дама» (1960. режиссёр Р. Тихомиров), «Барьер неизвестности» (1961), «Знакомьтесь. Балуев» (1963) и «Красный дипломат» (1971), то обратите внимание на титры. Во всех этих хорошо известных фильмах, как и во многих других, вы встретите в перечне создателей ленты имя Евгении Борисовны.

Словцова вспоминала свою работу в кино с режиссёрами Э. Иогансоном (1927) и С.А. Герасимовым (1940). Л. З. Траубергом (1949). Г. Рошалем (1950–1952). Г. Панфиловым (1966) и С. Арамовичем (1973). Сотрудничество было крайне непростым. Мало того, что почти полвека из своей 90-летней жизни она провела на студиях, в экспедициях и постановочных цехах, но и ещё испытала на себе неимоверную тяжесть необходимости точного исполнения замыслов тридцати шести режиссёров, с самыми разными характерами, рангами и талантами. Запомнилась, например, высочайшая требовательность Л. Трауберга. Так, при съёмках фильма «Александр Попов» Евгения Борисовна забыла в одном из костюмов подтонировать передник и он «влез в кадр белым пятном». Трауберг при всех отчитал Словцову. «_Я_стою_и_реву,_кто-то_из_мужчин_вытер_мне_нос_носовым_платком._Неожиданное_и_очень_мужское_утешение_в_какой-то_мере_меня_успокоило_». Много лет училась отношению к делу у Г.М. Козинцева – мозгового центра «Ленфильма», считая Козинцева для себя с одной стороны недосягаемым, а с другой – отмечая невероятную тяжесть работы с ним.

_Неожиданным_для_Евгении_Борисовны_стал_скромный_с_виду_режиссёр_С.А._Герасимов,_на_многое_заново_открывший_глаза_работавшим_с_ним_людям._В_1940_году_Словцова_ставила_с_ним,_трудясь_над_костюмами,_картину_«Маскарад»._«Никогда_после_на_студии_не_было_такого_количества_костюмов,_как_тогда, –_вспоминала_Евгения_Борисовна, –_помещение_было_тесное,_но_в_нём_хранились_неповторимые_вещи:_военные_формы_полков_улан,_драгун_и_гусар,_алые_сенаторские_мундиры,_шитые_золотой_ниткой_фрейлинские_платья_с_длинными_шлейфами._Настоящим_музеем_стал_реквизиторский_цех»._

«Вулканическим» человеком считала Словцова режиссёра Е.Л. Рошаля, с которым работала над лентой «Мусоргский» первой цветной картиной студии «Ленфильм». Всё было ново для режиссёра и его помощников. Рошаль составил большущий бумажный свиток, в котором были указаны места вставок музыки и цвета – своеобразные диаграммы повышения или снижения цвета в зависимости от насыщенности драматического действия и эмоционального звучания музыки. Работал Григорий Львович с бешеным энтузиазмом и был так увлечён работой, что, и заболев, собирал около себя в квартире всю съёмочную группу, требуя полноценных репетиций, в костюмах и с реквизитом. И какие это были репетиции!

Окружающие Словцову коллеги отмечали её спокойный характер, доброжелательную постоянную улыбку, ровное отношение ко всем, с кем она встречалась, необыкновенную работоспособность даже в преклонные годы. Так, в возрасте 87 лет она участвовала в выставке театральных художников в Домах актёров Москвы и Ленинграда. На выставке экспонировались её работы 1920–1930 годов. Тогда же в Милане и в других трёх городах Италии, а также в ФРГ состоялись выставки экспозиций советского театрального костюма. На них достойное место занимали произведения Е.Б. Словцовой. Переживая собственный успех и международное признание, Евгения Борисовна говорила: «_Вы_знаете,_а_мне_самой_даже_немножко_понравились_мои_работки_!».

В 1991 году в Ленинграде были изданы её мемуары (журнал «Искусство Ленинграда», 1991, № 7). В статье поместили её портрет и биографическую справку. Когда я читал эти воспоминания, написанные в преклонном возрасте за год до кончины, мне запомнились следующие слова, созвучные моему возрасту и настроению. «_Воспоминания –_та_ниточка,_которая_соединяет_прошлое_с_настоящим,_даёт_иллюзию_продолжения_жизни_в_кругу_уже_ушедших_людей,_продлевает_процесс_творчества,_без_которого_художник_жить_не_может_». Е.Б. Словцова похоронена на Волковском кладбище Санкт-Петербурга рядом с могилой своего отца Б.И. Словцова.

Елена Борисовна достойно продолжила культурные и научные традиции семьи Словцовых. Приятно и не без гордости сознавать, что потомок знаменитой тюменской семьи внесла существенный вклад в развитие русской кинематографии, оставив в ней заметный след. Её имя навсегда останется не только в истории отечественной культуры, но и, в частности, в истории нашего края, к которому Словцовы имели самое непосредственное отношение.






СТАРЫЕ ОМСК И БАРНАУЛ


Казалось бы, этим двум городам, давним столицам самостоятельных административных образований, один из которых сравнительно короткое время входил в состав Тобольской губернии, нет места в нашей книге. С другой стороны, Омск когда-то представлял собою центр обширнейшего края, в подчинении которого, и не однажды, находился и Тобольск. Вот почему мои первоначальные планы предполагали включение в книгу материалов по Омску (илл. 1273–1276). Но в процессе подготовки книги я узнал, что в Омске в 2002 году отпечатан великолепный альбом старинных фотографий и художественных почтовых открыток под названием «Старый Омск. Иллюстрированная хроника событий» Ознакомившись с ним, я понял, что мои попытки изложить фотоисторию Омска на уровне, превышающем компетенцию омских авторов, обречена на неудачу. В самом деле, не могу же я считать собственную информированность об этом городе выше, чем у омичей. Пришлось остановиться на таком решении: в самой краткой форме показать только те факты фотоистории Омска, которые в том или ином виде связаны с событиями и людьми нашего края. Разумеется, в текст книги по ходу изложения омские события, имеющие отношение к Тобольской губернии, постоянно мною включались.























Прежде всего, для истории нашего края представляют интерес те места в Омске, которые связаны с пребыванием в городе Д.И. Менделеева в годы его детства. В 1840 году шестилетний Дима вместе с матерью отправился из Тобольска в Омск через селенья Викулово и Абат. Они были гостями зятя Менделеевых Я.С. Капустина. Ещё в начале 1990-х годов дом Капустиных был узнаваем, хотя и имел жалкий вид (илл. 1277). Дом располагался в районе так называемого Мокровского форштадта на берегу реки Оми за Домом туриста по улице Баррикадной, 37. По имеющимся у меня сведениям, к нашему времени здание утрачено целиком.

В Омске до переезда в Тюмень протекала педагогическая и научная деятельность И.Я. Словцова. Он работал преподавателем Сибирского кадетского корпуса. Здания учебного заведения (илл. 1278–1280), а также музей Императорского русского географического общества, в котором И. Словцову не только много приходилось работать, но и постоянно пополнять его экспозиции (илл. 1281), сохранились до сих пор. Интересны старинные художественные почтовые открытки с видами женской гимназии – точной копии здания реального училища в Тюмени (илл. 1282, 1283). С Омском связана предпринимательская судьба тюменских купцов, например. Колокольниковых. Их торговое заведение пользовалось в городе широкой известностью (илл. 1284). Открытие только что выстроенного здания гимназии мне уже приходилось показывать ранее (снимок А.Г. Тёмкина, илл. 691).











































В июне 1911 года в Омске открылась Первая Западно-Сибирская промышленная и кустарная выставка, на которой, в частности, демонстрировали свои изделия и достижения предприниматели и кустари Тобольской губернии и научные учреждения Тюмени. Тобольска и Ялуторовска. По случаю открытия выставки были выпущены непочтовые сувениры-марки с видами реки Иртыш, мостов и пароходов. Кроме того, тюменский фотограф А. Антонов (Тюмень. Царская улица, дом Колмогорова), о котором упоминалось ранее, получил приглашение на освещение фотосъёмками хода выставки. Антонов располагал фотографическим павильоном (илл. 1285, здание справа). По итогам выставки тюменский мастер светописи выпустил серию уникальных почтовых открыток. На них можно видеть общее расположение промышленных павильонов различных российских фирм (илл. 1286, 1287), главные ворота (илл. 1288) и основные павильоны (илл. 1289–1291), а также театр выставки (илл. 1292).

В павильонах выставки на стендах тех или иных предприятий демонстрировались фотографии некоторых производственных процессов. Снимки принадлежали хозяевам экспозиций. После завершения выставки экспонаты и фотографии нередко передавались местным музеям или обществам. Так, в архиве Русского географического общества в Санкт-Петербурге оказались, например, около десятка фотографий, на которых показаны достижения тюменских и курганских маслоделов. К сожалению, из-за высоких цен на сканирование снимков, предложенных работниками архива, воспроизведение фотографий стало невозможным. Пришлось ограничиться лишь перечнем этих иллюстраций. Возможно, он когда-нибудь пригодится кому-то из читателей.













































_РГО._Архив._Первая_Западно-Сибирская_выставка_в_Омске_.

_Разряд_112._

_Оп._3._№ 327._

_1911_г._

_Фотографии_артельных_маслодельных_заводов,_производства,_торговли_и_транспорта_масла._Правительственная_организация_по_молочному_хозяйству_в_Тобольской_губернии._

_Л._1._Курганский_масляный_базар._

_Л._2._Набивка_льда_в_вагоны-ледники_на_Курганской_станции_Сибирской_железной_дороги._

_Л._3._Приём_молока_на_Лопатинской_артельной_маслодельне._

_Л._4._Сепарирование_молока_на_Лопатинской_артельной_маслодельне._

_Л._5._Сбивание_масла_на_Лопатинской_артельной_маслодельне._

_Л._6._Отжимка_и_набивка_масла_на_Лопатинской_артельной_маслодельне._

_Л._7._Митинская_артельная_маслодельня_Ялуторовского_уезда,_№ 1019._

_Л._8._Евгащинская_артельная_маслодельня_Тарского_уезда,_№ 81._

_Л._9._Худяковское_отделение_Лопатинской_артельной_маслодельни_Курганского_уезда._

_Л._10._Постройка_Ингалинского_маслодельного_завода_Ялуторовского_уезда,_№ 1008._



С обусловленным ранее подходом, подобном омскому, я обратился и к рассказу о промышленной и административной столице Алтая Барнауле (илл. 1293). В городе неоднократно бывал и много работал И.Я. Словцов, в частности, в здании Народного дома (илл. 1294). Тесное общение с сибирским энциклопедистом, первооткрывателем минеральных вод Белокурихи, жителем Барнаула Н.С. Гуляевым, который проживал по улице Пушкинской, оказало на Словцова решающее влияние при выборе научной тематики на всю его жизнь. Одна из дочерей Гуляева стала верной супругой И.Я. Словцова. Наконец, в Барнауле похоронен Н. М. Ядринцев (илл. 1295), жизненный путь которого неоднократно следовал через Тюмень и Тобольск. Интересно, что в Барнауле существовала улица под названием Большая Тобольская (илл. 1296).


























ГОРОДА ЗАУРАЛЬЯ В СОБРАНИИ ФОТОГРАФИЙ БИБЛИОТЕКИ КОНГРЕССА США


Более чем уверен, что заголовок вызвал недоумение читателя: а какая существует связь между городами Тобольской губернии и США со столицей страны Вашингтоном, в котором размещается знаменитая библиотека Конгресса? Признаюсь, до последнего времени и я не подозревал о том, что материалы по фотоистории нашего края можно существенно дополнить сведениями из американской библиотеки. И как дополнить! События разворачивались почти по детективному сценарию. Но прежде следует сказать несколько слов о самой библиотеке.

Она была основана в 1800-м году по инициативе Конгресса США для обслуживания правительственных учреждений, исследовательских центров и их сотрудников, промышленных компаний и частных фирм. В фондах библиотеки хранятся десятки миллионов книг и рукописей, географических карт и грамзаписей, микрофильмов и фотографий. Финансовые возможности библиотеки таковы, что внушительные затраты на приобретение интереснейших материалов по мировой истории и культуре никогда не служили причиной отказа в покупке, если возникала необходимость очередного пополнения собрания. Умело используя упорное нежелание русского правительства заинтересоваться предложениями известных в стране научных и культурных деятелей о приобретении у них государством архивной документации, библиотека Конгресса многократно присваивала бесценные раритеты русской и, в частности, сибирской культуры. Так, из сибирских материалов в фондах библиотеки Конгресса с 1907 года хранится уникальное собрание красноярского купца Г. В. Юдина, включающая 41 тысячу экземпляров книг и журналов по русской истории. В начале минувшего века правительство России не сочло возможным приобрести у Юдина эту бесценную коллекцию, и она ушла за океан.

В той же библиотеке Конгресса несколько лет назад мне, при содействии В.В. Полищука из Тюмени, удалось воспользоваться сведениями о Г.В. Стеллере, участнике экспедиции Беринга к берегам Северной Америки в 1740-х годах, а также материалами его американских биографов. В библиотеках и архивах России исторические факты о Стеллере крайне скудны. Найденные материалы были опубликованы мною в книге «Окрик памяти»» (Тюмень: «Слово», т. 1. 2000 г.). Не будем забывать, что Стеллер, учёный с мировым именем, окончил свой жизненный путь в Тюмени и здесь же похоронен.

И вот новая находка в фотофондах библиотеки Конгресса, о которой мне и хочется поведать читателю. В Тобольске проживает талантливая семья Головковых: отец Анатолий Семёнович и сын Виктор Анатольевич. Свыше 40 лет Головков-старший занимается изучением истории родного города. Он собрал на разного рода накопителях информации огромный материал, посвящённый летописи города и его людям. С появлением доступа в сеть Интернет стал возможен поиск материала, касающийся Тобольска и Сибири, по доступным архивам и библиотекам мира. Здесь знаток электронных технологий Головков-младший проявил себя как энтузиаст Интернета. В одном из сеансов в Интернете Головковы и обнаружили фотографические материалы на сайте библиотеки Конгресса США: коллекцию негативов С.М. Прокудина-Горского под номером 599. Интернет в очередной раз удивил сибиряков своими необычайными возможностями. Реставрация и воссоздание копий отдельных цветных фотографий по цифровым оригиналам с наложением трёх негативов проведена электронным способом в США лабораторией Walter Studio в 2000–2001 годах, а также В.А. Головковым (2003 г.).

Все фотографии датированы 1912 годом, и авторство их принадлежит начинателю цветной фотографии и полиграфии в России Сергею Михайловичу Прокудину-Горскому из Санкт-Петербурга (1863, Санкт-Петербург 1944. Париж; похоронен на русском кладбище в Сен-Женевьев-де-Буа). Это имя неоднократно встречалось в нашем изложении. Пришло время рассказать об этом незаурядном человеке более подробно. Он известен тем, что незадолго до кончины Л.Н. Толстого и впервые в истории русской фотографии сделал цветные снимки писателя, гения русской литературы. Уникальная фотография вошла в сокровищницу российского фотоискусства. Тогда же Прокудин-Горский также впервые снял в цветном изображении Ф.И. Шаляпина в сценическом костюме Мефистофеля. В тревожные годы революции собрание фотографий, включая негативы цветного изображения, были вывезены во Францию. После кончины С.М. Прокудина-Горского родственники его в 1948 году продали коллекцию в США в библиотеку Конгресса по цене 3750 долларов, что в переводе на современный уровень значимости доллара составляет около 175 тысяч. Россия в очередной раз лишилась своих, сокровищ.

Общее количество снимков в коллекции Прокудина-Горского, на которых изображены города и местности всей России, превышает 3500 единиц. Из этого количества 1902 снимка представлены в тройных чёрно-белых негативах на стекле. Каждый из трёх негативов получен съёмкой через цветные фильтры: красный, синий и зелёный. Для сибиряков наибольшую ценность представляют фотографии сибирских и уральских городов Тобольска и Тюмени, Ялуторовска, Далматова и Шадринска, Кургана и Верхотурья. Многие из снимков впервые показывают Сибирь в цветном изображении. До Прокудина-Горского так называемые «цветные» фотографии получали с помощью ручного тонирования, другими словами художественной раскраски. Интересны снимки населённых мест по долинам рек Исети, Туры и Тобола, в частности, сёл Исетского, Рафайловского, Ембаево и Покровского, а также строительства железнодорожного моста через Тобол в Ялуторовске, ветряных мельниц и пароходов. Фотографии многих перечисленных мест были неоднократно использованы нами в тексте книги.

Что же привело преуспевающего столичного фотографа в наши края? На одном из публичных показов цветных фотографий в конце первого десятилетия минувшего века, организованных С.М. Прокудиным-Горским, присутствовал великий князь Михаил Александрович. Своим восхищением увиденного он поделился с императором. Николай II поручил фотографу составить альбом «картин в натуральных красках», освещающий достопримечательности всей России. Для реализации грандиозного проекта и экспедиционных нужд был выделен отдельный железнодорожный вагон. Местным властям высочайшим повелением предписывалось оказывать С.М. Прокудину-Горскому необходимое содействие. В перечень районов империи, которые предназначались к съёмке, входила Сибирь. Экспедиция продолжалась несколько лет. Фотографирование за Уралом пришлось на 1912 год.

О сложностях цветной фотографии, учитывая существующую тогда технологию съёмки и печатания, можно говорить много. Достаточно сказать, что для фотографирования в цвете приходилось трижды снимать один и тот же объект через синий, красный и зелёный светофильтры. Для съёмки использовались громоздкие большого формата стеклянные пластинки, которые необходимо было сменить в фотоаппарате как можно быстрее во избежание смещения деталей пейзажа. Любое перемещение какого-либо предмета при последующей накладке друг на друга трёх негативов приводило к смазыванию изображения, оно становилось нечётким. Чтобы избежать ювелирных усилий по совмещению трёх цветных отпечатков, окрашенных в дополнительные цвета, чаще всего цветные изображения рассматривались путём проектирования трёх снимков на экран с помощью проекционных фонарей. О трудностях получения цветных фотографий на бумаге свидетельствует такой любопытный факт. Далеко не все фотографии, снятые С.М. Прокудиным-Горским, самому автору увидеть в цвете при жизни так и не довелось. Вместе с тем, фотограф обошёл многие трудности несовершенства технологии цветной фотографии тех лет. Как это ему удалось, можно судить по качественным снимкам С.М. Прокудина-Горского, которые нами приводились ранее. Поместим здесь ещё один снимок. Он интересен присутствием на нём самого фотографа (илл. 1298), и заимствован нами из июльского номера популярного журнала «Огонёк» (2003, № 26).













В США быстро оценили необыкновенную значимость приобретённых негативов. Была издана книга с фотографиями в цвете Прокудина-Горского под названием «Фотография для царя». Она не получила известности в советской России как из-за «тенденциозности» названия, так и авторства опального эмигранта.

С.М. Прокудин-Горский родился в Санкт-Петербурге в семье состоятельного дворянина. Окончил Александровский лицей, увлёкся химией и поступил на естественный факультет Технологического института в Петербурге. В студенческие годы посещает лекции Д.И. Менделеева в столичном университете, о чём с гордостью и не раз указывал в своих автобиографических заметках. В 1890-х годах молодой химик стажируется за рубежом. В Германии в Берлинской высшей технической школе он знакомится с достижениями цветной фотографии у известного знатока её секретов Адольфа Мите. Совершенствование своих знаний молодой учёный продолжил на родине фотографии в Париже. В 1903 году в Санкт-Петербурге Прокудин-Горский открывает «фотомеханическую» мастерскую на Большой Подъячей улице. Известность и авторитет владельца мастерской растут настолько быстро, что вскоре его избирают председателем фотографического отдела Русского географического общества. Здесь он лично знакомится с Д.И. Менделеевым. Приходит и международное признание: золотая медаль в Антверпене «за снимки в красках непосредственно с натуры» и жетон «За лучшие работы в Ницце». Как неутомимый популяризатор достижений фотографии, он выпускает несколько книг и брошюр по новинкам фотодела, в том числе – первое в России пособие по цветной фотографии. С учётом эрудиции и знания предмета фотографии автор учебника приглашается к руководству журналом «Фотограф-любитель».

Накануне войны с Германией С.М. Прокудин-Горский организовал акционерное общество «Биохром». В нём создавались игровые и документальные фильмы, выпускались цветные художественные почтовые открытки, велись научные исследования по цветной кинофотографии. Патентуется способ изготовления дешёвых цветных плёночных диапозитивов. Революционные события 1917 года перечеркнули все планы энергичного предпринимателя. Прокудин-Горский переключился на преподавательскую работу в университете и Технологическом институте и выступил с инициативой организации Института фотографии и фототехники. В 1918 году институт стал первой кузницей кадров отечественной фотопромышленности. Трудности с фотопринадлежностями, голод и разруха вынудили Прокудина-Горского принять предложение одной из зарубежных фирм и покинуть Россию.

В ноябре 2003 года в Москве в Государственном музее архитектуры им. А.В. Щусева открылась выставка цветных фотографий С.М. Прокудина-Горского. В её работе приняла участие делегация из США во главе с послом этой страны А. Вершбоу. Проблему совмещения трёх окрашенных в дополнительные цвета снимков решили московские математики и программисты из лаборатории Научного совета по комплексной проблеме «Кибернетика» Российской АН. Предварительно изображения переводились в цифровую форму и по специальному алгоритму все обнаруженные искажения и неточности совмещения автоматически устранялись с точностью до одного пикселя при размере изображения 3500 на 3700 пикселей. Автоматизация совмещения изображения позволила довольно быстро восстановить в цвете все снимки С.М. Прокудина-Горского, хранящиеся в США. Так что в некоторой мере наследие замечательного русского фотохудожника, пусть и в не оригиналах, возвратилось, наконец, на родину.

Многолетние поиски по выяснению биографических сведений о С.М. Прокудине-Горском выполнила профессор университета культуры и искусства С.П. Гаранина (Москва). Скрупулёзнейшие исследования по цифровой обработке и автоматическому совмещению одноцветных изображений проведены в Центре цифровых технологий Российской академии наук под руководством В. Минахина. Итогом работы этих двух исследователей стало многокрасочное издание каталога упомянутой выставки под названием «Достопримечательности России в натуральных цветах. Весь Прокудин-Горский, 1905 1916» (Москва, 2003. 128 с.). Вместе с каталогом вышли из печати цветные открытки с видами России начала минувшего столетия, в том числе Тобольска и Ялуторовска. Сюжеты открыток с видами Зауралья имеются в нашем повествовании и повторены в приложении.

В заключение раздела привожу интернетовский сайт библиотеки Конгресса США: _http://lсweb2.log.gov/pp/prokqueri.html._ После подключения компьютера по указанному адресу в строке поиска необходимо ввести латинским шрифтом требуемый зауральский город. Замечу, что на одном из сайтов библиотеки Конгресса обнаружены документальные кинофильмы о нашем крае, выпущенные до 1918 года. Ознакомиться с этими материалами мне пока не удалось.






РЕДКИЕ СНИМКИ ПО ИСТОРИИ ТЕХНИКИ



В промышленном отношении Тобольская губерния в XIX веке значительно уступала Европейской России. И только в последней трети этого столетия в наиболее крупных городах, таких как Тюмень и Тобольск, стали зарождаться крупные мануфактуры и заводы. Городской пейзаж пополнился заводскими трубами и краснокирпичными зданиями фабрик. На реках сновали пароходы, их призывные гудки напоминали жителям прибрежных городов и селений о начале новой промышленной революции. По времени её рождения она совпала с бурным развитием фотографии. Естественно, сибирские фотографы не оставили без внимания подобную особенность сибирской жизни.

В предыдущих разделах книги уже не раз приводились фотографии по истории техники в тобольском крае. Пришла пора поговорить об этой тематике более подробно и в деталях. Начнём с самых ранних снимков.




РЕЧНОЙ ФЛОТ В ФОТОГРАФИЯХ.


Зарождение крупного промышленного производства в Тюмени и Тобольске в первую очередь было связано с необходимостью развития речного транспорта. Тюмень с её многочисленными стапелями с середины XIX столетия считалась родиной сибирского речного судостроения. Вместе с Тобольском эти старейшие сибирские города стали центрами товарных и пассажирских перевозок в бассейне Тобола, Иртыша и Оби. Неслучайно в фотоистории техники нашего края многочисленные виды судостроительных заводов, пристаней, речных трасс и пароходов занимают самые значительные и внушительные позиции. В середине 1860-х годов на окраине Тюмени в посёлке Мыс, расположенного ниже по течению Туры в районе Жабынского переката, завершилось строительство крупнейшего в Сибири Жабынского судостроительного завода. Он принадлежал известным в России предпринимателям: выходцу из Белёва тюменцу И.И. Игнатову и нижегородцу У. С. Курбатову. Безымянный фотограф оставил нам панораму завода 1880-х годов (илл. 1299, 1300, 1301). Из-за недостатка места на страницах книги панораму пришлось расчленить на три отдельных снимка. Как видно из фотографий, завод в самый начальный период своего становления имел солидные кирпичные корпуса, котельное и паровое хозяйство, обширное пространство для стапелей. Здесь же размещались заводоуправление, инженерный корпус, жилые дома мастеров, ремесленное училище и больница. На другом снимке, выполненном И. Кадышем в 1893 году, показано начало сборки корпуса судна (илл. 1302).























Процесс сооружения речных пароходов фотографы всегда считали выигрышным элементом съёмки. Поэтому на старинных фотографиях можно видеть, например, сборку корпуса пассажирского парохода (Жабынский завод, илл. 1303), монтаж металлической баржи и установку парового котла (илл. 1304, 1305, завод Гуллета) и другие интересные для публики операции. Разумеется, самым распространённым сюжетом съёмок оставались речные пароходы (илл. 1306–1312), особенно такие величественные, как многопалубные пассажирские суда (илл. 1313–1319) с их роскошными салонами, буфетами и ресторанами (илл. 1320). Некоторые суда вошли в историю края. Например, самый первый в Обь-Иртышском бассейне пассажирский пароход барнаульской купчихи Е.И. Мельниковой (илл. 1321), товаро-пассажирский пароход «Фортуна», показанный нами ранее (см. илл. 1275), и «Тобольск» (илл. 1322, 1323). Последние два судна знамениты тем, что на них в 1899 году Д.И. Менделеев добирался к себе на родину в Тобольск из Тюмени и обратно. Остались в памяти поколений и малые речные кораблики-судёнышки (илл. 1324, 1325), паромы и баржи (илл. 1326, 1327).

Многие из пассажирских судов получали имена своих хозяев, выдающихся мастеров судостроения или места приписки (илл. 1328, 1329). Среди них можно назвать пароход «Инженер-механик Гуллет» (илл. 1330–1332), «Иван Игнатов» (илл. 1333–1335), переименованный в 1918 году в более «актуальное» по тем временам название «В. Володарский». Впрочем, конъюнктурные переименования события не только советского времени. Так, в 1914 году с началом войны с кайзеровской Германией вслед за сменой имени столицы империи из Санкт-Петербурга в Петроград последовали и соответствующие переименования кораблей (илл. 1336). Возможно, символично, что после переименования пароход работал совсем немного, как, впрочем, недолго существовало и новое название города на Неве Петроград. В 1924 году пароход разобрали из-за нерентабельности и тихоходности. Из других «именных» речных кораблей можно также назвать буксир «Д. Менделеев» (илл. 1337).



































































































































































Во времена Первой мировой войны, которую, кстати, современники называли Отечественной, тюменская пристань была свидетельницей многих событий. Она видела, например, австрийских военнопленных, привезённых пароходом из Омска (илл. 1338). Грудные годы революции и гражданской войны принесли речному флоту невосполнимые потери. Чтобы как-то сохранить флот, невостребованные из-за снижения объёмов перевозок пароходы согнали в притон возле бывшего завода Гуллета (илл. 1339). Частая смена власти на местах привела не только к бесхозности. Отступая, противоборствующие стороны делали всё возможное, чтобы суда не оказались в руках противника. Итог: все корабли в притоне оказались сожжёнными.

Когда речь идёт о речных пароходных пристанях (илл. 1340–1343) или дебаркадерах, мне вспоминаются столь популярные в минувшие десятилетия мелодии песен о белых кораблях из нашумевшего когда-то телевизионного сериала о милиционере Анискине, или песенка «_Как_провожают_пароходы,_совсем_не_так,_как_поезда_..._». В самом деле, ритуал встречи или провожания речного судна – событие далеко не ординарное (илл. 1344, 1345). Оно оставляет в душе человека, в зависимости от обстоятельств, либо чувство щемящей грусти, либо великую радость, либо ощущение трудно объяснимого любопытства. Любопытства, заставляющего бросить текущие дела и бежать на пристань на призыв гудка парохода (илл. 1346). Может, поэтому съёмки пристаней с проплывающими пароходами – одно из любимых занятий как профессионалов, так и любителей фотографии (илл. 1347).





















































Тюмень в давние времена имела одну из лучших в Сибири речную пристань с железнодорожными путями, максимально приближёнными к речному берегу, и затонами (илл. 1348, 1349). Хочется подчеркнуть – «имела». В наше время, к позору, город давно её потерял. Почему-то считается, что солидному областному центру надо иметь приличный вокзал, аэропорт или автовокзал, и это правильно, а вот речной порт может оставаться в загоне. Лицом города его считать не принято. В таком же положении, кстати, всегда находилась и речная пристань Тобольска, даже во времена его столичного статуса.

В фондах Тюменского областного краеведческого музея хранится уникальная групповая фотография служащих Товарищества Западно-Сибирского пароходства и торговли, снятая в Тюмени в 1911 году (илл. 1350). Уникальность снимка подчёркивается не только его грандиозными размерами (полтора на два метра!), но и составом снимающихся, и, в первую очередь, авторитетнейшей главой Товарищества – И.И. Игнатовым (центр иллюстрации 1351 – фрагмента предыдущей фотографии).


























МАНУФАКТУРЫ И ФАБРИКИ, ЭЛЕКТРОСТАНЦИИ, ВОДОКАЧКИ И МОСТЫ, МЕЛЬНИЦЫ, ТЕЛЕГРАФ И РАДИО.


В Тобольской губернии в конце XIX века наиболее заметным в промышленном отношении, включая объёмы производства и ассортимент продукции, считался уже упоминавшийся Жабынский судостроительный завод на Мысу. Он принадлежал тюменскому предпринимателю И.И. Игнатову, известному не только в Зауралье, но и в судостроительных кругах Центральной России. Снимки этого крупнейшего завода, кирпичные корпуса которых сохранились до нашего времени, по праву считаются памятниками промышленной архитектуры более чем вековой давности. Не менее известен в Тюмени и за ее пределами «чугунно-медно-литейный, гвоздарный и механический» завод М.Д. Машарова (илл. 1352–1359). Менее внушительные заводы и мануфактуры работали и в других местах. Так, в сёлах Заводопетровском (илл. 1360, 1361) и Белозёрском на Тоболе (илл. 1362), а также в деревнях Кокполе близ Ялуторовска и Долгой Брылинской волости Курганского уезда (илл. 1363, владельцы Г.П. Тармазанов и А.И. Варфоломеев) действовали стеклоделательные заводы. В Кургане работал завод инженера С. Балакшина по производству речных турбин типа «Богатырь» для мукомольных заведений (илл. 1364). Семья Балакшиных выходцев из Ялуторовска, основала завод в 1900-м году. Сначала завод выпускал маслодельное оборудование, а с 1904 года, когда он перешёл во владение С.А. Балакшина, специализировался на производстве турбин. С. Балакшин был выдающимся инженером. В 1899 году он закончил в Берлине Шарлоттенбургский политехнический институт и с дипломом инженера-механика вернулся на родину. Одним из первых в России он в 1904 году выступил в центральной печати о необходимости стандартизации в производстве. Курганские турбины «Богатырь» и «Борец», созданные Балакшиным, в 1908 году были удостоены золотой медали и Гран-при в Марселе на Всемирной электротехнической выставке и большой серебряной медали в Стокгольме на Всемирной промышленной выставке. На первой Всероссийской мукомольной выставке в Санкт-Петербурге, состоявшейся в 1909 году, С.А. Балакшин снова становится обладателем золотой медали. Участвуя в работе Сибирской промышленной выставки в Омске в 191 1 году, С.А. Балакшин за свои турбинные изделия был также награждён большой золотой медалью. Выпуск турбин на предприятии Балакшина продолжался до 1928 года. Теперь это завод «Кургансельмаш».


























































Крупные винодельческие и пивоваренные заводы были построены в Тюмени, Кургане (илл. 1365), в Ишиме (илл. 1366) и Тобольске. Так, в Тобольске солидное винокуренное предприятие построил в предместье Вершины купец А.А. Сыромятников (см. илл. 609, 610). Семья Давыдовских в Тюмени располагала пивоваренным заводом не только в этом городе, но и в Тарском уезде в селе Петропавловке (илл. 1367) Муромцевского уезда. Завод потом временам, а это конец XIX столетия, считался одним из самых совершенных. Достаточно сказать, что его каменные корпуса были оснащены электричеством много раньше, чем промышленное производство Тюмени и Омска. Винокуренный завод в селе Падун пригороде Заводоуковска, созданный ещё в середине XVIII столетия купцом Василием Походяшиным из Верхотурья, до сих пор работает и сохраняет с позапрошлого века некоторые заводские постройки (илл. 1368–1370), пруд и высокую уральского типа плотину (илл. 1371). Представляет исторический интерес сургучная печать основателя завода купца В. Походяшина, относящаяся к середине 1750-х годов. Оригинал хранится в моём архиве. Фотография её показана на илл. 1372. На печати свободно, как будто ей и нет 250 лет, читается надпись: «Успенского винокуренного завода Василья Походяш». Под печатью читается обращение: «В Тюменской нижней земской суд из Успенской господ заводчиков Походяшиных винокуренной конторы. Рапорт».











































Старинные кирпичные корпуса с дымовой трубой бывшего винокуренного, а затем завода по производству бумаги, сохранились в селе Заводоуспенском Тугулымского района Свердловской области (илл. 1373). Когда-то село входило в состав Тюменского округа. В самой Тюмени с начала 1900-х годов работала крупнейшая в Сибири спичечная фабрика Логиновых (илл. 1374). Один из крупнейших заводов по производству стекла размещался в селе Ертарка, теперь – в соседней Свердловской области (см. фотографии в приложениях к книге).

Государственная монополия на винные изделия, введённая в России в XIX столетии, обязала местные власти вести строительство казённых _винных_складов_. Такие склады были построены в Тюмени. Кургане (илл. 1375) и Тобольске. Тюменский склад, сфотографированный Т.К. Огибениным, показан читателю раннее (см. илл. 183). В начале минувшего века фотография Огибенина была перенесена на почтовую открытку (см. илл. 802). Менее известен снимок лаборатории винного склада (илл. 1376), выполненный фотографом А.И. Четвёркиным. В Тобольске изображения казённого винного склада Управления государственной монополии (позже биофабрика) сохранились благодаря любительскому снимку А.П. Новицкого (илл. 1377, 1911 г.) и фотографии неизвестного мне профессионала (илл. 1378).

































В конце XIX столетия в Сибирь пришло ЭЛЕКТРИЧЕСТВО, сначала – как способ дешёвого освещения, а затем в качестве альтернативы энергии пара. Первая промышленная электростанция локального назначения появилась в Тюмени в 1893 году на улице Новозагородной (теперь Госпаровской) для освещения складов и пристаней. Краснокирпичное здание электростанции в запущенном виде дошло до наших дней (илл. 1379). В конце 1980-х годов на крыше ещё можно было видеть металлический флагшток с датой ввода станции в эксплуатацию – 1893 (илл. 1380). Только в 1909 году в Тюмени вошла в строй общегородская электростанция. Она имела два тепловых двигателя – «нефтянки» и два маломощных генератора постоянного тока с весьма примитивным вспомогательным оборудованием (илл. 1381). Спустя три года на улице Спасской построили более совершенную станцию на переменном токе (см. илл. 776). В первой половине 1920-х годов в Тюмени для снижения энергетического кризиса началось строительство новой более мощной электростанции с паровыми турбинами. Станция разместилась за монастырём на берегу реки Туры. Закладку станции в июле 1924 года, как событие нерядовое (илл. 1382), и начало её строительства (илл. 1383) запечатлели местные фотографы.




























Первую общегородскую электростанцию в Тобольске, столице губернии, построили в 1909 году, почти одновременно с тюменской. Локальная подача электроэнергии была организована ещё раньше. Так, в 1902 году городская управа ввела первый в городе водопровод по договору с московской фирмой «Нептун». На Иртыше вблизи устья речки Курдюмки построили здание водокачки (илл. 1384–1386), а на горе – водонапорную башню. Паровая машина водокачки приводила в движение небольшой электрогенератор (илл. 1387). Позже к водокачке примкнул и пристрой, в котором разместились мощное паросиловое хозяйство (илл. 1388) и общегородская электростанция в 40 киловатт (илл. 1389). Механизированная подача воды позволила построить в подгорной части города новые общегородские бани (илл. 1390).

В организации общегородского ВОДОПРОВОДНОГО ХОЗЯЙСТВА уездная Тюмень намного опередила не только губернский центр, но и соседний значительно более развитый в промышленном отношении Екатеринбург. Достаточно сказать, что первый в Сибири водопровод с паровой водокачкой был здесь построен в 1864 году (илл. 1391). Тогда же соорудили на высоком берегу Туры накопительный бассейн. А вот городскую водонапорную башню в Тюмени построили много позже, в годы Первой мировой войны. Водонасосная станция в послевоенные 1940-е годы была переоборудована на современной основе (илл. 1392).

До середины 1920-х годов Тобольск и Тюмень не располагали надёжными и долговременными мостами через крупные реки. Мостовое строительство ограничивалось мелкими деревянными, как в Тобольске (илл. 1393), наплавными (илл. 1394) или насыпными МОСТАМИ в Тюмени. Только к 1925 году уездная Тюмень обзавелась, наконец, солидным мостовым сооружением через реку Туру (илл. 1395, 1396).




































































Сейчас трудно себе представить, что в XVIII и XIX столетиях сельские пейзажи губернии напоминали Голландию: деревенские окраины были заполнены ВЕТРЯНЫМИ МЕЛЬНИЦАМИ (илл. 1397, 1398) самых различных назначений и конструкций (илл. 1399–1401). Некоторые из них отличались такой оригинальностью и простотой сооружения, что вполне могли бы называться сибирскими типами ветряных мельниц (илл. 1402). Недолговечность дерева, из которого, в отличие от голландских каменных мельниц, делались в Сибири ветряные мельницы, стали следствием их полного исчезновения к нашему времени. Только в отдельных деревнях ещё можно встретить некоторые детали былых ветряных сооружений (илл. 1403). Точную копию новодела такого деревянного шедевра в наше время можно увидеть по дороге из Тюмени в Тобольск вблизи деревни Дубровное.

































...При подготовке раздела о ветряных мельницах мне довелось познакомиться с любопытной книгой под названием «Общедоступный спутник механика-строителя» И. Фолькнера. Справочник инженерных расчётов был выпущен шестым изданием в Санкт-Петербурге в 1906 году – раритет! К немалому моему изумлению, в книге достаточно страниц отводилось сложнейшим расчётам лопастей ветряной мельницы и её жерновам. Учитывались углы парусности по отношению к плоскости движения, углы главного вала и вероятные скорости ветра, при которых ветряк наверняка бы крутился, необходимая и достаточная площадь крыльев и мн. др. Мне, инженеру, и в голову не приходило, что когда-то существовала необходимость инженерных расчётов подобного направления. Например, следовало учитывать, что скорость поступательного перемещения концов крыльев мельницы должна быть почти втрое выше скорости ветра, иначе работа ветряка станет нестабильной. Для местностей с вероятным потоком ветра типа бури строились ветряки с поворотными устройствами. Они позволяли поворачивать плоскость крыльев относительно направления ветра под любым углом, вплоть до 90 градусов. В этом случае лопасти переставали вращаться.

Немало мукомольных ВОДЯНЫХ МЕЛЬНИЦ, использующих энергию речного потока, стояло на берегах рек южной части губернии. На реке Пышме, например, их было несколько (илл. 1404, 1405). Одна из них, шестиэтажная бревенчатая, расположенная недалеко от деревни Онохино, работала ещё несколько десятилетий назад (илл. 1406). Сейчас в русле реки сохранились только деревянные сваи да кирпичный склад на берегу (илл. 1407). Такая же бревенчатая громадина, конструктивная устойчивость которой у меня, инженера, вызывает немалое удивление и восхищение одновременно, стояла в Заводоуковске в фабричном посёлке на реке Ук (илл. 1408) в заимке купцов Колмаковых (илл. 1409, 1410). Солидная водяная мельница принадлежала тобольскому купцу А.А. Сыромятникову близ деревни Почекуниной под Тобольском (илл. 1411, 1412). Остатки былых сооружений можно и в наше время обнаружить на берегах рек Тавды (илл. 1413) и Пышмы (илл. 1414–1416).

Каждая из упомянутых ветряных и водяных мельниц могла обеспечивать потребности в лучшем случае нескольких окрестных деревень. А мощные паротепловые многоэтажные мельницы, появившиеся в первые годы минувшего века, были способны на большее. Они обслуживали не только крупные города, но и целые районы. Одним из первых таких сооружений стала паровая вальцовая крупчатая мельница купца А.И. Текутьева в Тюмени (илл. 1417). Заложенная в 1898 году на восточной окраине города, каменная пятиэтажная мельница на тепловом двигателе по тем временам представляла собой передовое в техническом отношении предприятие. Много раньше других промышленных объектов города здесь с 1898 года работала шунтовая динамо-машина для электрического освещения цехов. К нашему времени на улице Минской остался урезанный по этажам корпус бывшей мельницы. В нём размещается один из цехов сетевязальной фабрики.




































































Несколько позже, в 1909 году, аналогичное сооружение на западной окраине Тюмени в районе речки Бабарынки построил владелец некрупного торгового заведения Н. Тарковский (илл. 1418). Он плохо спланировал свои финансовые возможности, поэтому вскоре построенную мельницу был вынужден продать купцу Ф.К. Шадрину. С тех пор мельница, не совсем справедливо, стала известна как Шадринская. В 1911 году такую же мельницу построила в Ялуторовске на берегу Тобола купчиха Е.Д. Гусева (илл. 1419). К сооружению паровых мельниц был причастен тюменский купец И.П. Колокольников. Пытаясь расширить своё торгово-промышленное влияние за пределами Тюменского округа, торговый дом «И.П. Колокольников и Наследники» завладел паровыми мельницами в Омске (илл. 1420) и на станции Чумляк на линии железной дороги Челябинск-Курган (илл. 1421). В Кургане работали паровая крупчатая мельница купца Д.И. Смолина (илл. 1422) и братьев Бакиновых (илл. 1423). Тепловая трёхэтажная мельница, ныне утраченная, работала и в городской черте Тюмени (илл. 1424).

В 1872 году в Тобольск пришёл ТЕЛЕГРАФ (илл. 1425). К концу столетия телеграфная станция губернского центра (илл. 1426) была оснащена новейшим оборудованием (илл. 1427). Как видно из снимка, на переднем плане красуется знаменитый буквопечатающий аппарат Юза. Более совершенная телетайпная аппаратура пришла в наши края много позже, в 1940-х годах (илл. 1428). В начале 1920-х годов массовой становится телефонизация учреждений и армии (илл. 1429). Все перечисленные достижения промышленной техники стали возможны благодаря знаниям и усилиям молодой губернской технической интеллигенции, работавшей в самом начале минувшего века (илл. 1430).




































































Накануне Первой мировой войны, в послевоенные годы и во времена восстановления промышленности после окончания гражданской войны получает признание РАДИОСВЯЗЬ (илл. 1431). На территории Тобольской губернии строятся приёмо-передающие радиостанции на Ямале и в Обдорске. К середине 1920-х годов относится начало радиолюбительского движения в стране (илл. 1432). В Тюмени создаётся ячейка общесоюзного Общества друзей радио (ОДР, илл. 1433, 1434), работают кружки по изучению радиотехники (илл. 1435, г. Ишим). Промышленность налаживает выпуск бытовых приёмников от простейших детекторных (илл. 1436) до многоламповых аппаратов (илл. 1437, 1438). Развиваются трансляционные радиопередачи (илл. 1439) и любительская радиосвязь на коротких волнах (илл. 1440). В середине 1930-х годов в нашем крае отмечены первые попытки любительской звукозаписи на киноплёнку с последующим воспроизведением звука через ламповые усилители (илл. 1441).

Из экзотических видов ТРАНСПОРТА, какими они считались в первые два десятилетия минувшего века, следует вспомнить аэропланы и аэросани. Полёты первых самолётов типа «Юнкере» по маршрутам Свердловск-Тюмень-Тобольск в 1924 году ранее освещались нами с использованием старинных фотографий. А вот в Кургане первая посадка пассажирского самолёта «Юнкерс Ф-13» произошла в сентябре 1923 года. Справедливости ради надо напомнить, что первые показательные полёты самолётов в Кургане, как и в Тюмени, прошли летом 1912 года. Спустя три года промежуточную посадку в Кургане совершил французский лётчик Де Уази. Он летел в Пекин. Собственным самолётом Курганское общество друзей Воздушного Флота (ОДВФ) обзавелось в 1925 году после того, как в город прислали по железной дороге в разобранном виде французский «Фарман». В сентябре 1926 года на курганском аэродроме приземлились два огромных дюралюминиевых транспортных самолёта германского акционерного общества «Люфт-Ганза». Команда германских лётчиков из восьми человек совершала рейс по линии Берлин-Пекин-Берлин. В июле 1928 года Курган посетил на своём самолёте американский журналист Джон Мире. Он совершал кругосветное путешествие. К сожалению, у меня нет фотодокументов, освещающих перечисленные события. Остаётся надеяться на удачные находки в будущем.

Зато впервые я показываю аэросани, необычайно популярные в 1920–1930-х годах (илл. 1442). На фотографии возле аэросаней работает уроженец (1913 год) и житель Тюмени Л. А. Овчинников, один из энтузиастов аэросанного транспорта. Он погиб в войне с Германией под Ростовом.


































































СТРОИТЕЛЬСТВО КУРГАНСКОГО УЧАСТКА ТРАНССИБИРСКОЙ МАГИСТРАЛИ.


Сооружение Транссибирской железнодорожной магистрали Санкт-Петербург – Москва – Самара – Уфа – Челябинск – Курган – Омск и далее по Сибири до Владивостока началось в 1891 году. Для ускорения её ввода в эксплуатацию прокладка путей проводилась единовременно на многих участках трассы. Курганский участок магистрали, относившийся к Тобольской губернии, возводился в начале 1890-х годов. Первый поезд на станции Курган встречали 4 октября 1893 года (илл. 1443). В Санкт-Петербурге в кино-фотоархиве нам удалось обнаружить интереснейшую подборку фотоснимков, относящуюся к возведению станционных построек Кургана и, особенно, к строительству наиболее сложного объекта – моста через реку Тобол (илл. 1444). В общей сложности, подборка включает около полутора десятков снимков. Автор их, к сожалению, неизвестен. С некоторой долей вероятности можно считать, что они появились благодаря инициативе местных фотографов, возможно, А.И. Кочешева, упоминавшегося ранее.













Первоначальный вид временных сооружений на станции Курган показан на иллюстрациях 1445 и 1446. На переднем плане первой из них возведение помещения вокзала и жилого дома для обслуживающего персонала. На другой водонапорной башни и будки обходчика. Необходимые для строительства грузы, в том числе шпалы, подвозились по железной дороге из Челябинска (илл. 1447) на верблюдах из степного края и по реке Тобол с заводов и лесопилок Тюмени. В речных перевозках участвовал пароход «Тюмень» (илл. 1448). По завершении строительства вокзала (илл. 1449, 1450) его здание стало украшением не только города, но и всего Великого Сибирского пути.

Наибольший интерес вызывают съёмки сооружения железнодорожного моста через Тобол одну из крупнейших водных магистралей Западной Сибири. Возведение моста началось с грандиозных земляных работ, большей частью выполнявшихся вручную (илл. 1451, 1452), а также с забивки свай для временного моста (илл. 1453). На иллюстрациях под номерами 1454–1456 показаны некоторые этапы строительства временных деревянных сооружений и кессонные работы. Наконец, окончательную сборку железных ферм из металлических элементов демонстрируют снимки 1457–1459.

















































































КУРГАНСКАЯ ВЫСТАВКА 1895 ГОДА.


К выдающимся событиям, имевшим место в Тобольской губернии и приуроченным к концу ХIХ столетия, несомненно, следует отнести работу сельскохозяйственной и кустарно-промышленной выставки 1895 года в Кургане. Выставка отразила достижения промышленности и сельского хозяйства губернии и соседних областей за последнюю треть позапрошлого века.

Выставку посетили многие выдающиеся деятели России и Сибири. В их числе министр земледелия и государственных имуществ А.С. Ермолов, министр путей сообщения князь М.И. Хилков и тобольский губернатор Н.М. Богданович. Гостями выставки стали известный общественный деятель Г.Н. Потанин, ботаник и знаток сибирской фауны А.Я. Гордягин, пионер сибирского маслоделия А.Ф. Памфилов и мн. др. Экспонаты выставки занимали 9 разделов: общий отдел и природа, организация сельского хозяйства, земледелие, обработка продуктов, животноводство, лесоводство, садоводство и кустарные промыслы. Будни выставки освещалась в периодической печати, в частности, в газете «Тобольские губернские ведомости», и выходил «Справочный листок» под редакцией губернского агронома Н.Л. Скалозубова. За два месяца работы выставки с начала августа и до конца сентября редакция «Листка» выпустила 54 номера. Не оставили без внимания павильоны и экспонаты выставки местные и губернские фотографы. Как итог: по окончании выставки организаторы выставочного показа изготовили в нескольких подарочных экземплярах альбомы с набором снимков для вручения их наиболее значимым посетителям. В частности, один из таких альбомов по инициативе курганского купца Д.И. Смолина оказался в архиве Н.Л. Скалозубова, а позднее в собрании Тобольского краеведческого музея. Авторство всех снимков принадлежит А.И. Кочешеву.

На обложке альбома в стилизованной манере изображены столица губернии с гербом и памятником Ермаку, тюменская речная пристань, промышленные и сельские пейзажи (илл. 1460). Альбом открывается обзорной фотографией города Кургана (илл. 1461), снимком одного из городских храмов (илл. 1462), общими видами выставки (илл. 1463), главного входа (илл. 1464) и центральной аллеи (илл. 1465). На фоне главного павильона помещён групповой снимок членов выставочного комитета вместе с почётными посетителями – министром земледелия и губернатором (илл. 1466, 1467). Показаны оригинальная конструкция деревянного павильона Д.И. Смолина (илл. 1468), одного из организаторов выставки, и беседка для отдыха (илл. 1469). Кроме снимков самих павильонов фотографировали интерьеры выставок. Так, подробно показаны сельскохозяйственные экспозиции главного павильона (илл. 1470–1472,) и его северного отдела (илл. 1473). Представляют несомненный исторический интерес фотографии витрин Чернореченской фермы Памфиловых (илл. 1474), курганского купца Д.И. Смолина (илл. 1475), а также имения Благодатное помещика В.Н. Иванова (илл. 1476, село Падун). Витрина Памфиловых отличалась от других тем, что она показывала достижения фермы с использованием фотографий, сделанных самим хозяином (илл. 1477–1480). Тут же демонстрировались образцы сыров, хлеба и семена различных сельскохозяйственных культур.












































































































Богатую экспозицию бактериологической лаборатории представило Министерство земледелия (илл. 1481). Переулки выставки (илл. 1482) заполнили скромные павильончики различных хозяйств. Здесь можно было увидеть сепараторы и сливкоотделители Людвига Нобеля из Санкт-Петербурга (илл. 1483) и торгового дома братьев В. и Н. Бландовых (илл. 1484), а также курганского бондарного завода Г.И. Паллизен (илл. 1485). В экспозиции крестьянской утвари, представленной в музее истории техники при нефтегазовом университете в Тюмени (илл. 1486), среди прочих экспонатов конца ХIХ столетия представлены, в частности, маслобойки. Среди них – изделия фирмы Нобеля (илл. 1487, 1488).

Свои кустарные изделия показывали Екатерининская дача Тарского лесничества (илл. 1489) и Курганское сельскохозяйственное товарищество (илл. 1490). Необычайно выразительно выглядела экспозиция Омского механического училища, на которой учащиеся демонстрировали измерительный и слесарный инструменты собственного изготовления (илл. 1491). Под открытым небом проводились испытания различных конструкций конных молотилок (илл. 1492) и плугов (илл. 1493.1494).




































































Составители альбома уделили внимание сельским заводам по производству масла (илл. 1495–1497) и его сбыту (илл. 1498). Показана жизнь и производственная деятельность крестьян в селениях Курганского уезда: сенокос и уборка хлебов (илл. 1499, 1500), молотьба (илл. 1501) и сельская ярмарка (илл. 1502), волостной сход (илл. 1503), хороводы в селе и за околицей (илл. 1504, 1505).


























































Примечательная деталь последующей судьбы выставки: большинство экспонатов были отправлены на Московскую сельскохозяйственную выставку и на Всероссийскую художественно-промышленную выставку в Нижнем Новгороде.




ЖЕЛЕЗНАЯ ДОРОГА ТЮМЕНЬ – ОМСК И ВОКЗАЛЫ.


Как и у большинства жителей города Тюмени, в однообразные зимние месяцы мой ежедневный пешеходный маршрут ограничивается замкнутым кругом «дом-работа-дом». И только с приходом весны, вспоминая удовольствие от прогулок по старой части города прошлым летом, возвращается желание вновь посетить тревожащие душу и милые сердцу уголки тюменской старины. Увы! С каждым годом первый в Сибири русский город с роковой периодичностью непременно что-то теряет. Идёшь по улице и видишь, как тут и там, подобно выбитому из челюсти зубу в бессмысленной рукопашной схватке, разрушены очередные раритеты архитектуры прошлых веков, выхваченные равнодушной к истории города варварской рукой. Впечатление такое, будто местные чиновники от архитектуры соревнуются между собой по части ликвидации всего, что ещё осталось от прошлого.

Исходя из многолетнего личного опыта, отчётливо осознаю бесполезность «вышеизложенного интеллигентского нытья», поскольку знаком с технологией принятия решений о сносе старины по всей России на любых, в том числе и высших, уровнях нашей власти. И если приходится вновь и вновь возвращаться к избитой теме, то лишь с единственной целью. Надо показать молодому поколению, не знакомому с Тюменью прошлых лет, что город во все времена был необыкновенно красив, самобытен, его предприимчивые жители отличались редкой для провинции тягой к техническим и культурным новинкам в городском хозяйстве, часто опережая соседние города и подавая им повод для подражания. Словом, Тюмень никогда не походила на пресловутую «столицу деревень». А способ показа прост, подобно таблице умножения: напомнить по старым фотографиям, как выглядели те места, которые неузнаваемо изменились и зачастую не в лучшую сторону. Основная трудность состоит только в том, что таких фотоснимков накопилось великое множество, а показ возможен только некоторых из них, наиболее типичных. Всюду, особенно в Европе, при реставрации и восстановлении старых зданий, пусть с самым наисовременнейшим интерьером, стремятся сохранить исторически сложившуюся архитектуру города, оберегают наиболее ценные дома в таком виде, в каком их когда-то передали нам наши предшественники. Лучшего проявления уважения к их трудам и выдумывать не надо. Пытаемся ли мы воспринять или развить эти благородные традиции? На примере судьбы старинного здания тюменского вокзала (илл. 1506–1510), снесённого в начале 1970-х годов, приходится ответить на поставленный вопрос отрицательно. Сумели же соседи-екатеринбуржцы наряду со строительством нового вокзала сохранить старый вокзал-красавец, а мы?




























Меня много лет мучает вопрос: была ли столь неизбежной острая необходимость сноса здания? Несомненно. Тюмень нуждалась в солидном вокзале. Старый не справлялся с нарастающим потоком пассажиров, был тесен. Но рассматривался ли всерьёз вариант сохранения старины с одновременным сооружением нового вокзала, я не уверен. А сохранить памятник железнодорожного дела было вполне возможно, например, с частичным использованием подземных решений. Признаемся честно, что новый вокзал так и не решил проблему города: в нём, как и в старом, по-прежнему тесно, несмотря на внушительные внешние габариты.

Здание вокзала спроектировали в характерном для того времени производственно-общественном стиле. Оно долгие годы служило не только по своему прямому назначению, но и представляло собой памятник малораспространённой железнодорожной архитектуры, какой мир, кроме России, почти не знал.

Обратите внимание на флагшток, возвышающийся над фасадом здания старого вокзала (см. илл. 1506). Он интересен тем, что в Тюмени такие же флагштоки встречаются и на других домах, построенных в конце XIX столетия. Их можно видеть на улицах Семакова, напротив главного корпуса университета, и на Госпаровской – на развалинах бывшей электростанции, первой в Тюмени (1893 г.). Архитектурная однотипность решений для этих трёх зданий и одинаковые формы и размеры флагштоков свидетельствуют о том, что автором их был один и тот же человек.

К счастью, тюменский вокзал 1885 года можно видеть не только на старых фотографиях. Если читатель окажется в Камышлове, вокзал которого есть точная копия тюменского, то старый наш вокзал в глазах туриста как бы воспрянет из пепла, вернее сказать из обломков.

В отличие от современной привокзальной площади, безликой и неуютной, старая площадь имела круглый скверик. Его огородили изящной чугунной решёткой и цветочными клумбами. Вся площадь утопала в зелени, к ней примыкала липовая роща. От рощи к нашему времени остались только отдельные группы деревьев. Интересно понаблюдать вокзал со стороны перрона так, как его видели приезжающие в город гости. К сожалению, официальных фотографий сохранилось немного, а вот любительские снимки имеются. Их сделал в 1911 году тюменский любитель фотографии М.А. Палкин (илл. 1511–1513). На снимках показаны железнодорожные пути вблизи перрона, железнодорожные составы и паровоз. Паровозы, кстати, всегда были желанным объектом съёмки во все времена (илл. 1514, 1515). Двухэтажное здание тюменского вокзала построили одновременно с пуском железнодорожной ветки Екатеринбург – Тюмень в 1885 году, когда европейская система железных дорог России соединилась с сибирскими речными артериями. До 1913 года железнодорожная ветка Екатеринбург – Тюмень была тупиковой, но концом её был не вокзал, а станция Тура на берегу реки того же названия. Железнодорожные пути пересекали весь город и тянулись к пристаням (илл. 1516, 1517). Деревянное здание станции давно перешагнуло 100-летний возраст. Её сооружение, как и вокзала, относится к 1885 году. Город стал узловым, и тупиковая железнодорожная станция, если под этим словом понимать не только здание конторы, но и весь комплекс многочисленных складов, пакгаузов и железнодорожных путей, многие годы сохраняла назначение важнейшей перевалочной базы. В конце XIX и начале прошлого столетия в городе не было более оживлённого места, чем район улицы Пристанской и здания конторы станции. Неслучайно местные купцы, не скупясь, самую первую мощёную камнем мостовую проложили через весь город между вокзалом (улица Голицынская) и пристанью (Пристанская).






































Деревянное одноэтажное здание станции, до 1917 года носившее название «Пристань Тура», как и окружавшие его рабочие площадки, отличались гой особенной ухоженностью, которой многие десятилетия славились постройки российской железной дороги: идеальный порядок, чистота, зелёные насаждения, удобные и безопасные с ограждениями дорожки для пассажиров.

По мере роста товаропотоков здание станции неоднократно перестраивали, приспосабливая его к усложнившимся условиям работы. Однако, в отличие от нашего времени, эти перестройки только улучшали старинное сооружение и делали его более монументальным. Так, в первые годы нашего столетия станцию решили увеличить по ширине, появились окна на боковых стенах, добавили ещё пару голландских печек. Дом стал почти квадратным в плане. Первоначально, в 1885 году, парадное крылечко выходило в сторону деревянной лестницы. Позже его перенесли и повернули к реке. В таком виде станция дожила до нашего времени.

Станция Тура на своём веку видела многих выдающихся людей России. Здесь в 1887 году проживал в пристанской гостинице изобретатель первого в мире радиоустройства Л.С. Попов, а в железнодорожных тупиках останавливался со своим вагоном Д.И. Менделеев (1899 г.), о чём свидетельствуют мемориальные доски на стенах зданий. Станцию посещали почётные граждане Тюмени, инициаторы строительства железной дороги генерал-майор-инженер Е.В. Богданович и адмирал К.Н. Посьет. Эти люди, сохранившиеся в памяти россиян в названиях станций на Транссибирской железной дороге, заслуживают доброго слова и в текстах мемориальных досок, которые, надеемся, появятся на здании восстановленной и обновлённой станции Тура.

Вместе со строительством вокзала и тупика на пристанях Тюмени сооружались ремонтные мастерские вблизи вокзала (илл. 1518), паровозное депо (илл. 1519, 1520), соседние близлежащие станции (илл. 1521) и водокачки (илл. 1522).




























В 1913 году завершилось строительство железной дороги Тюмень-Омск. Тюмень получила выход на Транссибирскую магистраль и возможность развития по сухопутью, а не только по рекам, торговых отношений с восточными районами Сибири. В жизни Зауралья такое событие не осталось незамеченным в фотографии. На протяжении всего строительства в 1909–1913 годах энтузиасты светописи постоянно вели фотохронику строительства железной магистрали. Особенно много фотографий появилось во время приёмки дороги правительственной комиссией. Располагая серией интересных снимков, хранящихся в фондах железнодорожного музея в Санкт-Петербурге, некоторые из них мы поместили на страницах книги.

Продолжение тупиковой ветки от железнодорожного вокзала Тюмень в сторону Омска началось от небольшого полустанка Пост – Тюмень (илл. 1523). В наше время это район мясокомбината. Полустанок считался временным и предназначался для приёма и отправки поездов на строящуюся линию. По окончании строительства его демонтировали. Почти с началом стройки пришлось преодолевать как мелкие речушки (илл. 1524), так и более крупные реки, такие как Пышма (илл. 1525). Рядом с мостом соорудили малую водонапорную башню. Паровоз останавливался возле неё, и машинисты сами заправляли тендер водою. Первой станцией, предназначенной для капитальной заправки паровозов водой, стала Богандинка (илл. 1526). Надо заметить, что дорога строилась однопутевой, поэтому в Богандинке имелись разъездные пути, солидное здание вокзала, типовые служебные помещения и казармы (илл. 1527), жилые дома для железнодорожников (илл. 1528), сторожевые будки (илл. 1529) и водонапорная башня. Более внушительные вокзальные помещения на уровне требований к вокзалам четвёртого класса появились в Ялуторовске (илл. 1530, 1531) и Заводоуковске (илл. 1532). Здесь же рядом с дорогой добывался песок для насыпей (илл. 1533). О высоком качестве работ по строительству насыпей можно судить по имеющемуся снимку (илл. 1534). Строительство ялуторовского перегона стало одним из самых сложных. Почти сразу же за вокзалом начиналась пойма реки Тобол шириной в несколько километров. Появилась необходимость в сооружении одного из крупнейших мостов. Строительство его возглавил уже упоминавшийся мостостроитель Е.К. Кнорре. Он применил здесь своё изобретение: облегчённые и деревянные кессоны (илл. 1535), за которые в 1900 году на Всемирной выставке в Париже получил золотую медаль. О значении награды можно судить по тому факту, что обладателем такой же медали стал французский инженер Эйфель за конструкцию башни его имени символа Парижа.




































































Перед сооружением моста и кессонов (илл. 1536–1538) построили временный деревянный мост, позволивший перевозить строительные грузы на строящиеся восточные участки магистрали (илл. 1539, 1540). Готовый мост (илл. 1541) принимал сам Е.К. Кнорре (илл. 1542). Интересное и, скорее всего, вынужденное инженерное решение с водоснабжением паровозов появилось на станции Вагай. Увеличение интенсивности перевозок заставило строителей поставить дополнительную водонапорную башню редчайший случай в истории железной дороги (илл. 1543). Для ускорения проектирования при строительстве магистрали широко применялись типовые конструкции малых мостов (илл. 1544, 1545).

Ишимский участок магистрали был описан нами ранее. Покажем лишь фрагмент операции продольной надвижки моста при его строительстве через реку Ишим (илл. 1546). Завершение строительства железнодорожной ветки Тюмень – Омск произошло на станции Любинской на 488-ой версте от Тюмени (илл. 1547, 1548) вблизи старицы Иртыша. Здесь же соорудили один из последних мостов через реку Камышловку (илл. 1549) на станции Куломзино (илл. 1550) 531 верста от Тюмени. На участке магистрали Ишим Омск широко использовался груд арестантов (илл. 1551).












































































КУСТАРНОЕ ПРОИЗВОДСТВО И КРЕСТЬЯНСКОЕ ХОЗЯЙСТВО.


Зауралье XIX столетия славилось мастерами кустарного производства. В условиях, когда на значительной части территории губернии слабосильные мануфактуры и заводы могли занять работой лишь незначительную долю населения, а в сельском хозяйстве преобладали частные наделы земли, деятельность кустарей служила единственным способом заработка и содержания семьи. Почти каждая крупная деревня была известна гончарными (илл. 1552), кузнечными изделиями (илл. 1553) и обработкой конопли (илл. 1554). В уездных и окружных центрах занимались изготовлением верёвок (илл. 1555), пимокатанием (илл. 1556) и производством плугов (илл. 1557). В лесной зоне губернии было распространено смолокурение (илл. 1558, 1559), а в степной производство «саманного» (глина и солома) строительного кирпича (илл. 1560). Северные народы обеспечивали рыбную ловлю плетением устройств, нередко грандиозных размеров (илл. 1561, 1562), и сетями для ловли птиц (илл. 1563). Словом, перечень занятий может быть бесконечен. Неслучайно выставка в Кургане, которая подвела итог достижений промышленности края к концу XIX века, была и демонстрацией успехов кустарей. Об этом свидетельствовало и официальное название выставки: «кустарно-промышленная». Слово «кустарная», кстати, помещено на первом месте.

Нельзя не отметить успехи жилищного строительства на деревне, располагавшей ухоженными домами, нередко украшенными мансардами (илл. 1564) и наличниками (илл. 1565, 1566), с крытыми дворами и нарядными воротами. В более поздние времена, а это 1920-е годы, на деревне появились тракторы (илл. 1567, 1568), родились новые специальности, например, заправщик керосином на машинно-тракторной станции (МТС, илл. 1569).