Ирина Андреева
Сто первый снег

Повесть и рассказы.


Отпущение грехов

Боинг рейса Тюмень-Камрань, состоящий из туристов, намеревающихся провести отдых на берегу Южно-Китайского моря во Вьетнаме, находился в полёте уже пятый час.
Две супружеские пары, волей судьбы оказавшиеся в одном ряду из четырёх кресел, познакомились, дабы не скучать, болтали о разном. Точнее словоохотливыми оказались мужчины. Выяснилось, что Ефим — старший из собеседников, живёт в районном центре и впервые в жизни вырвался с супругой в отпуск, тогда как Фёдор со своей половинкой — исконные горожане, и отдыхают два раза в год.
К радости Ефима оказалось, что и место отдыха у них совпадает — отель «Ривьера». По простоте душевной Ефим договорился с Фёдором, что по прибытии на место они с Мариной будут держаться новых знакомых, не заблудиться бы: первый раз всё-таки.
Фёдор запросто согласился. Однако от Марины не ускользнула недовольная гримаса Светланы, его жены.
Прибыв и благополучно утроившись на месте, Ефим и в ресторане напросился за один стол с новыми знакомыми.
Марина, женщина более осторожная и предусмотрительная по разговорам поняла, что новые знакомые далеко не ровня им — людям из простого народа. Чиновники не последнего ранга. Она поделилась открытием с супругом.
Усыпленная первыми впечатлениями от увиденного и спиртным, бдительность Ефима, не сопротивлялась. Он ликовал, откровенно радовался:
— Ну и что?! — гордо выпятив грудь, искренне удивился он. — Мы ещё в самолёте познакомились, значит так надо. Ты, не кипешись, жена, всё прекрасно!
Марина уступила супругу, но в душе появилась неясная тревога. Ефим не заморачивался, его устраивали разговоры и посиделки с Фёдором. Ему льстило, что Фёдор слушает его, простого человека, заливается смехом и нередко просит рассказать ещё что-либо.
Для Марины авторитет мужа был бесспорен, она знал его порядочность и бескорыстность, широту души. Уважала и верила в надёжное плечо. Но чувствовала какой-то подвох. Несклонная к спиртным напиткам, наблюдала за подвыпившими мужчинами и всё чаще склонялась к выводу: Фёдор Степанович, холёный, сыто уверенный в себе человек с положением, избрал её мужа паяцем на время отпуска. У него и фамилия соответствующая — Царик. По Марининому разумению — шишка на ровном месте. По человеческим законам, он, возможно и мизинца её Ефима не стоит, только спеси выше крыши. Сноб!
Да, Ефим и Марина тоже разные. На сколько он словоохотлив, порой даже болтлив, на столько она сдержана и замкнута. Любит Ефим разухабистое веселье, она склонна к уединению — почитать хорошую книжку, подумать. Тем не менее они как-то уживались рядом все эти долгие годы, вырастили двоих дочерей, выдали замуж, дождались внуков. Жизнь устоялась, вошла в зрелую пору, когда двое уже осознано держатся друг за друга, понимая, что семья — это главная ценность в жизни.
Всё это Марина считала незыблемым и неотъемлемым. Но тут вдруг показалось, что всемью их через это новое знакомство может прийти беда. Особенно тревожило её, когда муж внимал каждому слову нового приятеля. А тот явно старался показать своё превосходство в образовании, положении. Как втолковать мужу, что не стоит делать из Фёдора кумира?
— Истинно интеллигентный, образованный и воспитанный человек не станет этого делать, — внушала она мужу.
В ответ он только смеялся:
— Не переживай, я тоже не лыком шит. У меня своя голова на плечах. Отдыхай!
Иное дело была Светлана Витальевна. Марина не находила с ней общий язык. Она видела, как та держится независимо, как несёт своё привилегированное положение. В море Светлана заходила редко, предпочитая бассейн и принятие солнечных ванн на лежаках в тени. Очень оберегала кожу, особенно лицо, нарощенные ресницы и волосы, брови-тагу и губы с ботоксом.
Марина помаялась некоторое время, пытаясь хоть как-то подстроиться, вписаться в компанию к Светлане Витальевне, потом плюнула на всё и стала уходить на общий пляж и купаться в море вместе с мужчинами. Её радовало хотя бы то, что Фима доволен и отдохнёт полноценно.
По вечерам в номере Ефим иногда выговаривал ей:
— Степаныч всё меня упрекает: «Почему у тебя жена такая закомплексованная, консервативная? Ты ей скажи, пусть не стесняется, не заморачивается правилами этикета, у нас за всё заплачено. Ешьте, пейте всё, что душа пожелает». А я про себя думаю: «Твоя вообще, как кукла — мумия неживая, зубы вставные, губы накачанные — рот не закрывается».
— Ресницы наклеенные, волосы тоже, — не сдержалась Марина, чувствуя солидарность мужа. Её оскорбляло Светланино отношение к ней — вызывающее пренебрежение, будто Марина рядом с ней ничтожнейшая, простейшая инфузория туфелька.
— А ты, Маришка, не обращай на неё внимания, подумаешь, богиня красоты! Ты у меня во сто раз краше, ты — настоящая. Загорай, купайся, наслаждайся. Чего тут только нет, цветы как ты любишь, пальмы и бананы.
— Ой, Фима, не нашего они поля ягоды, я ведь тебе сразу говорила.
— Да, ладно, чё нам с ними детей крестить? Всё прекрасно, отдохнём в кои-то веки.
В первые дни пребывания они вчетвером съездили на обзорную экскурсию, стоимость которой была включена в путёвку.
Был невыносимо знойный день. Их повезли в буддийский храм. Оказалось, до храма Будды и его величественного монумента нужно было подняться высоко счётом в двести с лишним ступеней. По уверению экскурсовода, каждая ступень — олицетворение земных грехов человека, каждый насчитывает свои, потому и получается разница в числах.
Достигшего храма Будды и сосчитавшего свои грехи, ждало благо: монах снимет их.
Марина категорически отказалась подниматься под палящим солнцем в храм. «Вины за собой не знаю, а грехи Бог сочтёт» — подумала она. Не захотел тащиться туда и Фёдор Степанович.
Светлана Витальевна напротив, оживилась и будто насторожилась даже, решительно направилась к ступеням. Ефим, как истинный джентльмен не мог оставить женщину одну и они удалились на пару.
Фёдор Степанович курил, лениво выпуская струйки дыма. Марина боялась оставаться с ним один на один. Она, конечно, постоит за себя, как уже было, когда он пошло пошутил насчёт её скромного сплошного купальника или когда попытался в море схватить за бедро. Но лучше бы совсем избежать таких липких, неприятных моментов, которые надолго оставляют в душе гадкий след. Она обратила внимание какие у Фёдора Степановича холодные рыбьи глаза, отвернулась и стала разглядывать туристов, по облику пытаясь угадать их принадлежность к расе и стране обитания.
Когда стоять тут от жары стало невыносимо, Марина вышла за арку-ворота, ограждающие территорию священного места, туда, где их высадил экскурсионный автобус и где ключом била уличная жизнь. Вскоре подошёл Фёдор, с улыбкой посетовал:
— Уф и жарища, охота им туда забираться, х-м, — засмеялся он, — Считать количество грехов.
Марина только вяло улыбнулась в ответ. Вдруг справа от них послышался шелест, как если бы что-то волокли по асфальту. Туристы обернулись. Прямо на них энергично двигался укутанный с ног до головы в тёмное, облегающее одеяние вьетнамец. Угадать пол было невозможно. Вьетнамцы — народ миниатюрный, хрупкий, но Марине показалось, что это женщина. Она волочила за собой большой чёрный пакет для мусора, наполовину уже полный. Подходила к огромным мусорным бакам, энергично ворошила их содержимое, находила нужное и сбрасывала в свою тару.
Когда «мусорщица» поравнялась с ними, Марина любезно уступила ей место для прохода. А та, как-то затравленно сверкнув глазами-вишнями начала подобострастно кланяться белой женщине, сведя ладони лодочкой. Марина по-доброму улыбнулась в ответ и чуть кивнула головой. Уходя дальше, вьетнамка не переставала оборачиваться, смотреть на Марину и кланяться.
— Что вы «исполняете» перед ними!? Неужели не ясно — это здесь последние нищеброды — лицо загорелое до черноты — самое низшее сословие, их сами вьетнамцы презирают. Мы для них привилегированный класс, у нас за всё заплачено! — менторским тоном произнёс Фёдор Степанович.
Этот грубый упрёк до глубины души оскорбил, покоробил Марину, ответила она тихо, но твёрдо:
— Я просто вижу в ней человека, мы — гости, они — хозяева.
Про себя подумала: «Это ты исполняешь! Типичный нувориш — хозяин жизни!» С благодарностью подумала о муже: «Ефим малообразован, но не такай бездушный и циничный, как ты!»
Говорить стало не о чём, Марина старалась не смотреть в сторону Фёдора Степановича. Благо, вскоре собралась вся группа и, загрузившись в автобус, русскоязычные туристы двинулись дальше.
Марину обуревали сомнения: «Неужели Ефим думает точно так же? Мы имеем право относиться к людям с пренебрежением, потому как «за всё заплачено»? Даже вести себя по-хамски не взирая на гостеприимство и местные обычаи?
Ей нравилось, когда они оставались на целый день одни. Им не по карману были дорогие экскурсии, которыми увлекались Фёдор и Светлана. Как-то они уехали на целый день в круиз на теплоходе, потом на двое суток улетели в Шри-Ланку.
Эти дни наедине с мужем Марине показались самыми счастливымии беззаботными, как в юности и она наслаждалась ими в полной мере.
Она придумала себе новое занятие: сбор ракушек для внучек. Бродила по побережью и подбирала самые красивые. Подключился и Ефим. В эти дни сибиряки отлично загорели, весело провели время.
Однако к исходу седьмых суток, Марина захандрила, ей приелась кухня, надоела экзотика, опостылел удушливый парной воздух как в бане, общение с новыми знакомыми для неё становилось невыносимым, она всё больше стенала:
— Покажите мне хоть одну русскую берёзку, я поплачу возле неё.
Чтобы хоть как-то скрасить навалившуюся тоску по родине, по домашнему очагу, однажды она встала встретить рассвет. Море лишь только начинало куриться туманным призрачным светом. Марина тихо сидела на балконе в шезлонге, старалась запомнить всё. Доведётся ли ещё побывать?
На рассвете очень красиво поют птицы. Они вызывающеяркие, как всё в тропиках. Почему мир так разнится? Кому-то всё, а кто-то должен довольствоваться малым? Кому лето круглый год — цветы и фрукты в изобилии, а кому-то лишь три месяца и те не всегда тёплые. Но представив на миг, что оставшись здесь по каким-либо обстоятельствам, она не увидела бы больше свою сибирскую зиму, снег, Марина ужаснулась. Она любила все времена года. Её радовала юная весна, зрелое тёплое лето и нежное бабье. Нет уж, нет дружка, милее матушки и родины в одном ряду!
Слева в море выдается гора, до того места Марина чуть-чуть не доходила по побережью. Именно оттуда раздался хриплый петушиный зов, но тотчас захлебнулся. Уж не показалось ли? Нет, побудка повторилась. «Не чета нашим петухам!» — с улыбкой подумала женщина. Однако местный петушок усугубил душевную ностальгию.
Каждое утро Марина станет встречать рассветы, но всякий раз они будут разные и всякий раз её будет томить чувство оторванности от родины.
Теперь экзотические пальмы, так привлекавшие раньше взоры с картинок, ей показались бездушными, жёсткими, как их сухо шуршащая листва будто из жести. Как непонятно чем, шерстью ли щетиной покрытые их стволы и плоды. Оказалось, что в этом климате «вечного лета» не такая уж благодать. Зелёные, цветущие оазисы лишь в ухоженных зонах отелей, где день и ночь трудятся бедные вьетнамцы, орошая и пропалывая искусственные насаждения. Дикоросы же испытывают жесточайшую засуху до муссонных дождей.
Достаточно вспомнить бедную провинцию, рисовые поля, увиденные на экскурсии: между узкими делянками сплошь каналы искусственного происхождения. И вьетнамцы с мотыгами по колено в этой воде. Это же такой тяжкий труд! Как видно для простого народа везде не сахар. Знай гни спину, коли хочешь выжить!
Ушло очарование и наслаждение экзотикой. «Домой!» — мысленно твердила она себе.
Днями только море гасило хандру. Она словно сливалась с тёплой упругой волной, чувствуя её власть над собой. Пыталась понять самоё себя, свою «стихию». Марина — морская значит, отчего родители дали ей такое имя? Могли ли предположить, что судьба выделит ей такой шанс — побывать не просто на море, а во Вьетнаме — далёкой, загадочной стране?
Фёдор и Ефим по-прежнему держались друг друга, но в море Марина старалась быть ближе к ним в целях безопасности и как-то совершенно случайно подслушала разговор, звук долетел до не порывом ветра.
Федор Степанович уговаривал Ефима на совместный отдых нынче же летом только вдвоем и в Турции.
— Хочешь, я тебе «командировку нарисую», супруга не догадается. И я своей ни «у-у». Твоя зажатая как монашка, моя как сомнамбула неживая, только и забот, как уход за своим драгоценным телом. Тьфу! — выругался он в сердцах. — Если есть любовница, бери ее, но я бы не советовал, лучше на месте снимать молодых «толок». Оторвемся как настоящие мужики без своих «самоваров». Думай, Фома! — распластавшись на волнах вниз лицом, он умолк.
Марина словно облитая ушатом ледяной воды, даже тело покрылось пупырышками, замерла, не в силах сдвинуться с места. Ефим хохотнул коротко, но не ответил ничего. Марину накрыло накатившимся валом с головой, померкли звуки. Нахлебавшись соленой воды, она пробкой выскочила на поверхность, поспешила к берегу. В таком состоянии не далеко до беды.
Да вот же она Беда, что предчувствием томила ее душу! Вот угроза их семейному счастью! Притаилась, пригрелась змей на груди у мужа, ухмылялась, терзала всё это время ее.
Тревога, поселившаяся в душе уже не оставляла ее. Она опять промолчала, мучительно соображая: «Неужели Ефим сможет переступить черту и вся их семейная, благополучная жизнь обрушится в одночасье?».
Оставшееся время отпуска она провела как в тумане. Ефим тоже стал поговаривать, что такой длинный и праздный отпуск не для них.
В обратный рейс места в самолете новым знакомцам выпали порознь, но Федор Степанович и тут договорился и их усадили вчетвером.
К исходу отпуска Федор заболел — воспалилась старая болячка, да так, что избавление от болей он находил только в лежачем положении. Без операции на этот раз не обойтись, но ложиться под нож в чужой азиатской стране было делом непредсказуемым и он, наглотавшись анальгетиков, превозмогал боль, благо Ефим и Марина безоговорочно согласились уступить одно место ему. И теперь он лежал, занимая три места, двоим приходилось стоять, сменяя друг друга.
Боинг, набрав нужную высоту, мерно гудел мощными турбинами. Пассажиры расслабились: кто читал, кто смотрел фильмы из гаджетов, слушал музыку, или нацепив свет поглощающие очки, спал, отгуливая последние часы отпуска.
Люди были довольные, посвежевшие, загорелые, некоторые даже и слишком, о чем красноречиво говорили круто «присоленные» плечи, носы, уши и затылки мужчин и маленьких детей, наиболее уязвимых для солнечных ожогов.
У многих на запястьях еще горели яркие нитяные браслеты — отпущение грехов от монахов Будды.
Перелит в девять часов не располагал к постоянному сидению в кресле, потому пассажиры двигались по салону, скапливались у туалетов и в «кармане» у аварийного выхода.
Пассажиров сектора среднего класса, давно привлекал громкоголосый дядька средних лет, увлеченно рассказывающий что-то рядом стоящей молодящейся даме. Мужчина был небольшого роста, коренастый и плотный как боровой гриб. Плечи с явно выраженными бицепсами и развитая грудь шоколадного цвета, широкая белозубая улыбка от уха до уха делала лицо радушным и приятным, если бы не проступала морской солью облупленная кожа крупного горбатого носа и не светились красной кожей облезшие уши собеседника. Довольно пострадала и лысина мужичка, расписанная как географическая карта «островами и океанами».
Дама была сдержана в разговоре и жестах в отличие от мужчины.
— Ну так я говорю: друг у меня есть, мы с ним как одно целое. В детстве была у нас одна страсть на двоих — охота. Ну, жили так, средненько. А чего там таить: я до десятого класса ватник носил. Зимой — валенки, весной — сапоги резиновые. И для охоты одна берданка на двоих. Лыжи самодельные. Широкие такие, с лямкой из сыромятной кожи — надел и вперед.
Навидались мы как-то зайцев тропить. А зайцы, я вам скажу, тоже не простой народец — так запетляют, поди, разберись, в какую сторону он убежал, где ложку устроил — притаился?
— Ефим, — трогает его за локоть жена, — Ты бы потише, неудобно как ты кричишь.
— Чего? — встрепенулся рассказчик, — Ты вот это зря, не перебивай мужика! Иди, садись, всё нормально. — Ефим, явно недовольный замечанием супруги, переводит взгляд на собеседницу, игриво делает вывод: — Вот вечно вы так, женщины! А я чего? Я ведь не выражаюсь!
Пассажиры отыскивали глазами незадачливого оратора, но и это не укорачивало его пыл. Марина предложила:
— Светлана, посидите, я теперь постою.
Женщина охотно присела рядом с мужем. Про зайцев Ефим рассказывал теперь супруге. Голос его пересиливал звук турбин. Из ряда поднялась женщина и громко, на весь сектор обратилась к оратору:
— Мужчина, историю про зайцев мы все уже слышали, смените тему разговора!
Горе-охотник замолк, настроение его явно испортилось. Молча дождался, когда Светлана сменит его. Женщины остались вдвоем. Разговор между ними не клеился, дежурно спрашивали друг друга о каких-то мелочах. Мозг Марины «вынесла» небрежно брошенная Светланой фраза: «Как Федор испортил мне в этом году отпуск!»
Самый близкий человек тяжело заболел на чужбине, состояние его критическое и это называется «испортил отпуск»?
Марина окончательно замолкла, тогда как супруг теперь оживленно беседовал с Федором.
— Не говори, — чему-то смеялся Федор Степанович, — Мы раньше летали в «бизнес-классе», оказалось не лучший вариант. Комфорт, конечно, но там пассажиры с грудными детьми, я от их ора чуть не тронулся. Сделал вывод: «О, нет, лучше «золотая середина»».
— О, ты прав: «золотая середина» должна быть во всём! — подхватил Ефим.
Марина окончательно утвердилась в своих выводах насчет Федора Степановича: «Будет теперь тема для разговора в своим кругу, как один мужичок-простачок весь отпуск развлекал его своим наивном, как в самолете трепал про зайцев. Ловкач по жизни. Вот и со стюардессой договорился, ведь места нам выпали врозь. Кто бы кроме нас согласился девять часов стоять на ногах?»
Борт наконец прибыл в порт Тюмени. Федора Степановича ожидала карета «скорой помощи». Новые знакомцы спешно простились, обещаясь не теряться.
— Архипыч, бывай здоров, подумай над моим предложением.
— А как же! — и вдруг громко, обращая на себя внимание, пропел: — А нам всё равно, а нам всё равно, пусть боимся мы волка и сову.
Марина с досадой взглянула на мужа: «Ходячая фишка-анекдот! И зачем это тебе?!»
Светлану забрал водитель на крутой Ауди. При расставании она даже не взглянула в сторону новых знакомых.
Ефима с Мариной встречать приехала дочь на старенькой машинке. Она уговорила родителей не ехать сегодня же домой:
— Отдыхайте с дороги. Вечером посидим семейно.
Едва за ней захлопнулась дверь, Ефим улыбаясь от уха до уха, признался:
— Ты не представляешь, что мне предложил Степаныч.
Марина, затаив дыхание, словно перед прыжком в пропасть, едва выдавила:
— В Турцию и без своего «самовара»?
Глаза мужа выкатились из орбит:
— А ты откуда?.. — смеялся от души, — Подслушала и молчала, ну, жена-а!
— Да я тебе тоже кой чего расскажу.
После исповеди супруги, Ефим наморщил лоб, почесал переносицу:
— М-Модасытый голодного не разумеет, не ровня они нам, конечно. А и черт с ними! Каждый живот по законам своей совести. Всё прекрасно, Маринка, на отдых мы с тобой еще полетим. Накопим денег, внуков с собой возьмем, будем песочные замки на берегу строить. Видала, как ребятишки играются? Мужик сказал — мужик сделает! А еще мы им Россию покажем! Карелия, Крым, Поволжье, Урал, Алтай, Забайкалье, Уссурийский край, Дальний Восток, Якутия — всё не перечислишь и не объедешь, велика она матушка! Знаешь, если честно, положат руку на сердце: во Вьетнаме тепло, море бесподобное, но лучше наших красот не бывает!
Разжались железные тиски, сжимавшие Маринино сердце, по щеке скатилась благодарная слеза:
— Я всегда знала, что ты не такой, как они!
Она взяла ножницы и со смехом расстригла на руке мужа яркий браслет:
— Отпускаю тебе все грехи, славяне мы, к чему нам перед Буддой каяться?
Порыв ветра бросил в окно горсть сухого снега, в Тюмени еще стояла ранняя весна…