И. ДАВЫДОВ
СЕНТИМЕНТАЛЬНЫЙ ВАЛЬС
ТЮМЕНСКОЕ КНИЖНОЕ ИЗДАТЕЛЬСТВО 1958
Рассказы
ЮЛЯ
В райком комсомола Вася забегал редко. Там всегда гулко выстукивала на машинке протоколы и инструкции Валя Козлова, копалась в своих бумажках, почти не поднимая головы от стола, заведующая учетом Тоня Нежильская, и простуженным басом отдавал распоряжения первый секретарь Резник. Резника называли Алексеем Яковлевичем, хотя ему было всего двадцать три года.
Так было из месяца в месяц вот уже третий год. Менялись заведующие отделами, менялись вторые секретари, но эти трое неизменно оставались на месте, и, наверно, из-за них в райкоме было скучно.
Вася уже давно приходил сюда только тогда, когда нужно было сдать членские взносы или когда его долго и упорно вызывали по телефону. В таких случаях директор кинотеатра Фролов появлялся у Васи в аппаратной и говорил:
— Ну, вождь, тебя вызывают. Если опять совещание, — о замене договаривайся с ребятами сам.
«Вождем» Фролов стал называть Васю с тех пор, как его избрали секретарем комсомольской организации кинотеатра.
На этот раз совещания не было. Васю вызывали, чтобы вручить ему решение бюро о подготовке к районному фестивалю.
В райкоме, за давно пустовавшим столом заведующего пионерским отделом, сидела девушка с большими карими глазами и короткими светлыми кудряшками. Слегка вздернутый носик и улыбчивые губы делали ее лицо задорным. Ее простенькое, почти без рукавов, белое платье заметно выделялось среди темных костюмов остальных работников.
— Знакомься, — сказала Васе Тоня Нежильская. — Это наш новый завотделом.
Вася протянул руку:
— Костылев. Вася.
Девушка с короткими кудряшками поднялась, слегка одернула платье, улыбнулась и крепко пожала ему руку:
— Князева. Юля.
Она приветливо посмотрела на него, и Вася заметил, что глаза у нее очень чистые, немного усталые и в то же время со смешинкой.
Получив решение бюро, Вася уже собрался уходить, но вошел Резник и стал подробно объяснять, как готовиться к фестивалю. Вася знал, что Резник почти слово в слово повторяет решение бюро, и поэтому мучительно искал предлог, который позволил бы ему попрощаться и уйти. Предлога, как назло, не находилось, и Вася страшно злился на себя и на Резника.
Юля несколько раз поднимала на них глаза, и Вася видел, что эти глаза смеются. Но лицо девушки оставалось каменно-равнодушным. Зато, когда ее позвали к телефону, она, не сказав и двух слов, звонко расхохоталась, как будто ей и вправду сказали что-то очень веселое. Насмеявшись вволю, сна бросила: «Хорошо, сейчас иду», — и положила трубку. Смахнув в ящик бумаги со стола, Юля сказала Тоне Нежильской: «Я в пятую школу на сбор», — и убежала.
Тоня неодобрительно посмотрела на закрывшуюся дверь и, ни к кому не обращаясь, произнесла:
— Странно… Разошлась с мужем, да еще офицером, а веселится, будто только замуж вышла.
Вася знал, что Тоня мечтает выйти замуж и ходит на все вечера в офицерский клуб. Вспомнив глаза Юли, Вася подумал, что она, наверно, не искала себе мужа, а встретила его случайно.
* * *
Когда в следующий раз Вася пришел в райком, Юля, стоя на подоконнике, снимала тяжелые коричневые шторы. Вася случайно скользнул взглядом по ее красивым, стройным ногам и отвернулся.
Упала на пол последняя штора, и Вася увидел, что комната полна солнца. А раньше он никогда не замечал, что окна райкома выходят на юг.
Вася протянул руки, и Юля, ухватившись за них, легко спрыгнула с подоконника.
Потом Вася долго чувствовал на руках прикосновение ее маленьких теплых ладоней с нежной кожей и боялся взять что-либо или сунуть руки в карманы, чтобы это ощущение не пропало.
Свертывая шторы, Юля чихала от пыли и говорила:
— Вы, Вася, кажется, киномеханик?.. Правда? Вы меня выручите? Понимаете, обещала ребятам на сборе киножурналы, а механик отдела культуры заболел… И передвижка есть, и ленты, только крутить некому. Выручите, а?
— Когда надо? — как можно равнодушнее спросил Вася. Он очень хотел помочь Юле, но почему-то боялся показать это.
— Надо сегодня. Сбор в шесть.
— Хорошо. В пять я здесь буду.
И он побежал договариваться с ребятами, чтобы его подменили на сегодняшний вечер.
…После сбора, когда они завезли в отдел культуры передвижку, Юля неожиданно предложила:
— Пойдемте в парк!
Вася просиял:
— Пойдемте!
Она взяла его под руку. Васю приятно удивила Юлина смелость — у них в городе под руку ходили только влюбленные парочки.
«Хорошая она! — подумал Вася. — И красивая…»
По дороге Юля говорила:
— Знаете, по вечерам страшно хочется в парк. Там зелень, музыка, люди. А одной нельзя — обязательно кто-нибудь пристанет. И пойти не с кем — я ведь в городе никого не знаю.
— А разве вы не с родителями здесь живете? — спросил Вася.
— Нет. Я сирота.
«Вон оно что! — подумал Вася. — Интересно, где же ее муж — тут или в другом месте?» Однако спросить об этом не решился. Он вообще стеснялся расспрашивать людей об их личной жизни и не понимал тех, кто находил в этом удовольствие.
В парке Юля уговорила его зайти в читальню, и Вася совершенно неожиданно для себя три раза подряд проиграл в шашки. Он был поражен. Заядлый шахматист, он относился к шашкам свысока, считал их чуть ли не детской игрой, а тут на тебе!
С полчаса они провели на танцплощадке, а потом Вася увел Юлю в кино. Фильм его не интересовал — несколько дней назад он сам крутил эту кинокартину. Интересовала его Юля.
Когда в зале погас свет, Вася осторожно накрыл Юлину руку своей. Юля, казалось, не заметила этого. Напряженная, тонкая, она не отрывала глаз от экрана.
Тогда Вася другой рукой осторожно обнял Юлины плечи.
Юля мгновенно повернулась, большими глазами посмотрела на него и быстро отбросила обе его руки. Откинувшись на спинку кресла, она продолжала смотреть на экран. Ноздри у нее возмущенно вздрагивали.
Вася понял, что она обиделась, и решил быть теперь с Юлей подчеркнуто вежливым и холодным. Он не старик, не урод и без нее скучать не будет.
Когда сеанс окончился, они молча вышли в парк и так же молча пошли по широкой центральной аллее к воротам. Юля уже не брала Васю под руку, а он с независимым видом курил и разглядывал проходящих мимо девушек.
Уже на улице Юля тихо спросила, понравился ли ему фильм.
— Картина как картина, — пожал плечами Вася. — Ленты вот только у нее почему-то паршивые. Вроде картина новая, а склеек полно.
Так как Юля заговорила первая, он решил, что она раскаивается в своей резкости.
«Небось, мучается бедняжка», — подумал Вася. Ему стало жалко ее — такую красивую и грустную. Он тихонько взял ее под руку и провел по узкой сухой тропинке между двумя лужами, оставшимися от утреннего дождя. Сам он прошел рядом по луже.
Ему вдруг очень захотелось поцеловать Юлю, и он сильно прижал к себе ее локоть.
— Не надо, Вася, — мягко попросила она. — Не люблю этого. Я не такая…
— Какая не такая? — не понял он.
— Ну… не такая, как вы думаете.
— А я не думаю про вас ничего плохого.
— Тогда почему же вы себя так ведете? — Юля подняла голову. В лицо Васе смотрели красивые, строгие глаза, требующие честного ответа.
Вася смутился:
— Просто… вы мне очень нравитесь.
— И вы так поступаете со всеми девушками, которые вам нравятся? — чуть улыбнулась Юля.
Вася промолчал. Ему почему-то стало стыдно сказать ей, что, действительно, со всеми девчатами, которые ему нравились, он до сих пор вел себя именно так. Любой другой девушке он мог бы сказать это совершенно спокойно, мог даже похвалиться этим, а вот Юле — не смог.
Она, наверно, все поняла, потому что больше не повторяла своего вопроса.
Когда они остановились возле дома, в котором жила Юля, она сказала:
— Вот часто смеются над женской логикой. Даже анекдоты про нее рассказывают. А меня удивляет мужская. Сходишь с кем-нибудь раз в кино, а он уж и подумает, что любишь его. Целоваться лезет… Вы не обижайтесь, я не про вас. Я вообще… Странно!
— Ничего не странно! — резко ответил ей Вася. — Раз не нравится человек, нечего ему и голову крутить. А если нравится, — незачем душу рвать.
Юля пожала плечами:
— Вы так ничего и не поняли. Ну, до свидания. Подумайте…
Быстро шагая домой по темным улицам, Вася ругал себя: «И думать тут нечего!.. Никуда больше с ней не пойду! И в райком зря бегать не буду. Ну ее!..»
* * *
В воскресенье с утра лил дождь. Он то сеялся на Землю крошечными капельками, будто его пропускали сквозь тончайшее сито, то лил косыми сильными струями — холодный, с ветром.
После завтрака Вася долго стоял у заплаканного окна и с тоской глядел на пустую улицу. Наверно, фестиваль сегодня сорвется. Кто же потащится в городской парк в такую погоду?
Но в три часа, когда Вася подходил к воротам парка, туда со всех сторон бежали люди — в плащах, прозрачных накидках, с зонтиками.
Летний театр был полон. За кулисами носился взлохмаченный Резник. На лбу у него блестели крупные капли пота. В одной из артистических уборных, как цыплята вокруг наседки, суетились вокруг Юли пионеры в белых рубашках. Бригадир лучшей в городе строительной бригады Софронов исполнял в коридоре арию Онегина и потом церемонно раскланивался перед огнетушителем.
В тесной каморке радиоузла сидели пятеро ребят из районного отдела культуры, смело именовавшие себя эстрадным ансамблем.
Высокий, худой инструктор отдела Петя Горелов рассказывал:
… — И, понимаете, приносит она мне программу, а в ней написано: «Номера ансамбля песни и пляски зубных врачей. Я так и ахнул. Спрашиваю: «Как же вас объявлять, товарищи?» — «А так, — отвечает, — и объявляйте: ансамбль песни и пляски зубных врачей». — «Так ведь зрители, — говорю, — разбегутся. Я вас лучше объявлю как коллектив художественной самодеятельности стоматологической поликлиники. Скромнее». А она ни в какую. «Это, — говорит, — бюрократичнее, а не скромнее. Сегодня фестиваль, и никакого бюрократизма мы не потерпим». Ну что ты с ней будешь делать?
Вася постоял у дверей радиоузла, послушал Горелова и снова пошел к той комнате, где сидела Юля. Балагурить ему не хотелось, а делать было нечего — от киномехаников выступал только один Сергей Причалов, и за его акробатические номера Вася был спокоен.
Тянуло к Юле. Вообще весь месяц, который прошел после того вечера, Васю тянуло к ней. Хотелось смотреть на нее, слушать ее голос…
Вася сдерживал себя — боялся «раскиснуть». За месяц он всего два раза зашел в райком. В первый раз Юли не было, и Вася даже обрадовался этому, хотя шел сюда только для того, чтобы увидеть ее. Во второй раз он Юлю застал и, усевшись на диване против ее стола, тоскливо глядел на нее. Видимо, Юле это не понравилось, потому что она через несколько минут убежала в кабинет Резника. Вернувшись оттуда, она позвонила в какую-то школу и сказала, что сейчас идет.
Больше до сегодняшнего вечера Вася ее не видал…
— Алексей Яковлевич! Алексей Яковлевич!
Мимо Васи промчалась в глубину коридора за Резником машинистка райкома Валя Козлова. Через минуту они уже вместе шли обратно.
— Понимаете, Алексей Яковлевич, — размахивала руками Валя, — я звоню ему домой, говорю, что надо дать самодеятельности заводскую машину, а он отвечает: «У меня время не рабочее. Позвоните завтра». И трубку положил. Я опять звоню — занято. Видно, специально трубку снял…
— Юлю бы туда послать… — Резник поскреб в затылке. — Она добьется.
Валя тут же бросилась к артистической уборной, в которой собрались пионеры:
— Юля! Юля!
Юля показалась в дверях:
— Что?
— Юля! Алексей Яковлевич сказал, чтобы ты съездила сейчас на стеклотарный завод к Мельникову. Он машину для самодеятельности не дает. Вот чинуша! Алексей Яковлевич сказал…
— Постой, не тарахти! — тряхнула кудряшками Юля и повернулась к Резнику. — В чем дело, Леша?
— Алексей Яковлевич сказал… — начала опять Валя.
— Да какой он тебе Алексей Яковлевич, — рассмеялась Юля. — Зови его просто Алексеем.
— Да, да, — торопливо поддержал ее Резник. — Лучше просто Алексеем. — Он слегка усмехнулся: — Демократичнее.
…Через пять минут, накинув шуршащий красный плащ с капюшоном, Юля шагнула в дождь.
Вернулась она в крытой заводской машине, когда уже начали концерт. Вслед за ней из кузова стали выскакивать участники самодеятельности.
…После концерта долго не расходились. Уже на улице, возле ворот парка, несмотря на дождь, продолжали спорить.
— Я говорю, что это профанация! — рубил воздух рукой Петя Горелов. — Давать в этом зале силами самодеятельности сцены из «Лебединого озера» — это профанация искусства…
… — Стеклотаровцы хороши! — восхищалась Тоня Нежильская. — Их обязательно на областной фестиваль нужно!..
— Провалиться они там могут! — возражала Юля. — У них все на Алле Степновой держится. А заболеет Алла или закапризничает — они и выступать не могут…
Вася убеждал Резника:
— Да Софронова с его баритоном в любой театр возьмут! Он с областного фестиваля рассчитываться приедет. Это точно!
— А чего, ребята, мы под дождем мокнем? — вдруг крикнула Юля. — Пошли в райком. Там доспорим…
Райком был за углом, и возражать никто не стал. В кабинете Резника все сбросили с себя плащи, ребята закурили и снова заспорили…
По домам расходились в двенадцатом часу. Запирая ворота, сторожиха ворчала:
— И что это снова по ночам заседать стали?.. Уже три года такого не было.
Вася, услыхав ее слова, подумал о другом. На его памяти в райком еще ни разу не приходили поспорить о концерте.
* * *
В райкоме становилось все интереснее, и Вася теперь забегал сюда чаще. Каждый раз здесь было что-нибудь новое. То собирали библиотечки для молодежных ферм района, то обсуждали новый, еще не показанный зрителю спектакль Дома культуры (Юля добилась для райкомовцев права посещать просмотры), то, объявив по всем организациям сбор старых «Огоньков», готовили передвижную выставку репродукций с картин русских художников.
Все это затевала Юля.
Петя Горелов как-то сказал:
— Ты, Юля, у нас по существу культурный лидер. Выдвинем тебя после конференции вторым секретарем.
Вася не раз замечал, что Горелов смотрит на Юлю таким же тоскливым взглядом, каким и он, Вася, смотрел на нее еще несколько недель назад. Правда, и теперь, когда он видел Юлю, Васе было несладко. По внешне это не проявлялось. Он считал, что справился с собой, и мог запросто шутить и балагурить с ней, как будто и не было того вечера. Конечно, жаль, что так вышло. Будь он тогда скромнее, сейчас все могло бы быть иначе. Но теперь уже надеяться не на что. Надо только впредь быть умнее. Так, действительно, хорошую девушку оттолкнуть ничего не стоит.
Часто, приходя в райком, Вася видел, что Юлин стол пустует. Это значило, что она в какой-либо из городских организаций или в районе. Юля вообще больше всех в райкоме любила бывать в организациях, и не только в пионерских. Ее видели и на заводах, и на фермах.
Как-то она сказала:
— Если в райкоме все всегда на местах, значит, райком плохо работает.
Никто при этом не посмотрел на Тоню Нежильскую, но, кажется, все поняли, что это камешек в ее огород. Тоня не раз говорила, что у нее полно дел с учетом и «заниматься болтологией» в организациях ей некогда.
Через неделю после этого Вася увидел ее у себя в аппаратной.
— Ну, знакомь со своими делами, — сказала Тоня.
— Это что — проверка по учету? — удивился Вася. — У нас же все в порядке.
— Это не проверка, — улыбнулась Тоня. — Это организационная работа на местах. Давай, ставь замену, да пошли в красный уголок.
Тоня провела в кинотеатре полдня, и все это время Вася жалел, что пришла она, а не Юля, хотя и понимал, что Юля к нему не пойдет.
* * *
В ноябре Вася уехал в дом отдыха и вернулся уже почти перед самой районной конференцией. Когда он пришел в райком, здесь было почти так же светло и солнечно, как и летом, потому что темных штор больше не повесили.
Как и обычно, куда-то торопился Резник. Уже в пальто он забежал к Тоне, чтобы передать поручения, мимоходом поздоровался с Васей и, уходя, забыл на сейфе свои варежки.
Тоня бросилась за ним в коридор:
— Леша! Леша! Варежки возьми!
Кроме Васи, никто, кажется, не обратил внимания на то, что первого секретаря назвали просто Лешей.
Юлин стол пустовал, и Васю это вначале не удивило. Но потом он увидел, что в чернильнице на этом столе не было чернил, возле прибора — ни одной ручки, под стеклом — ни одной бумажки. Так пустует стол, за которым долго никто не работает.
— А Юля где? — спросил он Валю Козлову и только тут заметил, что, несмотря на зиму, Валя одета в такое же изящное белое платье, какое весной было на Юле. И волосы у нее завиты, как у Юли, и руки, оказывается, очень красивые. Странно — Вася несколько лет знает Валю Козлову и никогда не замечал ее рук…
— Юля уехала, — не отрывая взгляда от протокола, который она печатала, ответила Валя.
— В какой колхоз-то уехала?
— Не в колхоз. Вообще уехала.
— Как вообще? — растерялся Вася. — Куда вообще?
— К мужу. Он приезжал за ней, и они помирились.
Вася медленно сел на диван и тупо уставился в пустой
Юлин стол. И его уже не радовало ни заливавшее комнату солнце, ни красивые Валины руки, ни то, что Тоня, собирая со стола бумаги, явно намеревалась идти в какую-то организацию.
1957
И. ДАВЫДОВ
СЕНТИМЕНТАЛЬНЫЙ ВАЛЬС
ТЮМЕНСКОЕ КНИЖНОЕ ИЗДАТЕЛЬСТВО 1958
Рассказы
ЮЛЯ
В райком комсомола Вася забегал редко. Там всегда гулко выстукивала на машинке протоколы и инструкции Валя Козлова, копалась в своих бумажках, почти не поднимая головы от стола, заведующая учетом Тоня Нежильская, и простуженным басом отдавал распоряжения первый секретарь Резник. Резника называли Алексеем Яковлевичем, хотя ему было всего двадцать три года.
Так было из месяца в месяц вот уже третий год. Менялись заведующие отделами, менялись вторые секретари, но эти трое неизменно оставались на месте, и, наверно, из-за них в райкоме было скучно.
Вася уже давно приходил сюда только тогда, когда нужно было сдать членские взносы или когда его долго и упорно вызывали по телефону. В таких случаях директор кинотеатра Фролов появлялся у Васи в аппаратной и говорил:
— Ну, вождь, тебя вызывают. Если опять совещание, — о замене договаривайся с ребятами сам.
«Вождем» Фролов стал называть Васю с тех пор, как его избрали секретарем комсомольской организации кинотеатра.
На этот раз совещания не было. Васю вызывали, чтобы вручить ему решение бюро о подготовке к районному фестивалю.
В райкоме, за давно пустовавшим столом заведующего пионерским отделом, сидела девушка с большими карими глазами и короткими светлыми кудряшками. Слегка вздернутый носик и улыбчивые губы делали ее лицо задорным. Ее простенькое, почти без рукавов, белое платье заметно выделялось среди темных костюмов остальных работников.
— Знакомься, — сказала Васе Тоня Нежильская. — Это наш новый завотделом.
Вася протянул руку:
— Костылев. Вася.
Девушка с короткими кудряшками поднялась, слегка одернула платье, улыбнулась и крепко пожала ему руку:
— Князева. Юля.
Она приветливо посмотрела на него, и Вася заметил, что глаза у нее очень чистые, немного усталые и в то же время со смешинкой.
Получив решение бюро, Вася уже собрался уходить, но вошел Резник и стал подробно объяснять, как готовиться к фестивалю. Вася знал, что Резник почти слово в слово повторяет решение бюро, и поэтому мучительно искал предлог, который позволил бы ему попрощаться и уйти. Предлога, как назло, не находилось, и Вася страшно злился на себя и на Резника.
Юля несколько раз поднимала на них глаза, и Вася видел, что эти глаза смеются. Но лицо девушки оставалось каменно-равнодушным. Зато, когда ее позвали к телефону, она, не сказав и двух слов, звонко расхохоталась, как будто ей и вправду сказали что-то очень веселое. Насмеявшись вволю, сна бросила: «Хорошо, сейчас иду», — и положила трубку. Смахнув в ящик бумаги со стола, Юля сказала Тоне Нежильской: «Я в пятую школу на сбор», — и убежала.
Тоня неодобрительно посмотрела на закрывшуюся дверь и, ни к кому не обращаясь, произнесла:
— Странно… Разошлась с мужем, да еще офицером, а веселится, будто только замуж вышла.
Вася знал, что Тоня мечтает выйти замуж и ходит на все вечера в офицерский клуб. Вспомнив глаза Юли, Вася подумал, что она, наверно, не искала себе мужа, а встретила его случайно.
* * *
Когда в следующий раз Вася пришел в райком, Юля, стоя на подоконнике, снимала тяжелые коричневые шторы. Вася случайно скользнул взглядом по ее красивым, стройным ногам и отвернулся.
Упала на пол последняя штора, и Вася увидел, что комната полна солнца. А раньше он никогда не замечал, что окна райкома выходят на юг.
Вася протянул руки, и Юля, ухватившись за них, легко спрыгнула с подоконника.
Потом Вася долго чувствовал на руках прикосновение ее маленьких теплых ладоней с нежной кожей и боялся взять что-либо или сунуть руки в карманы, чтобы это ощущение не пропало.
Свертывая шторы, Юля чихала от пыли и говорила:
— Вы, Вася, кажется, киномеханик?.. Правда? Вы меня выручите? Понимаете, обещала ребятам на сборе киножурналы, а механик отдела культуры заболел… И передвижка есть, и ленты, только крутить некому. Выручите, а?
— Когда надо? — как можно равнодушнее спросил Вася. Он очень хотел помочь Юле, но почему-то боялся показать это.
— Надо сегодня. Сбор в шесть.
— Хорошо. В пять я здесь буду.
И он побежал договариваться с ребятами, чтобы его подменили на сегодняшний вечер.
…После сбора, когда они завезли в отдел культуры передвижку, Юля неожиданно предложила:
— Пойдемте в парк!
Вася просиял:
— Пойдемте!
Она взяла его под руку. Васю приятно удивила Юлина смелость — у них в городе под руку ходили только влюбленные парочки.
«Хорошая она! — подумал Вася. — И красивая…»
По дороге Юля говорила:
— Знаете, по вечерам страшно хочется в парк. Там зелень, музыка, люди. А одной нельзя — обязательно кто-нибудь пристанет. И пойти не с кем — я ведь в городе никого не знаю.
— А разве вы не с родителями здесь живете? — спросил Вася.
— Нет. Я сирота.
«Вон оно что! — подумал Вася. — Интересно, где же ее муж — тут или в другом месте?» Однако спросить об этом не решился. Он вообще стеснялся расспрашивать людей об их личной жизни и не понимал тех, кто находил в этом удовольствие.
В парке Юля уговорила его зайти в читальню, и Вася совершенно неожиданно для себя три раза подряд проиграл в шашки. Он был поражен. Заядлый шахматист, он относился к шашкам свысока, считал их чуть ли не детской игрой, а тут на тебе!
С полчаса они провели на танцплощадке, а потом Вася увел Юлю в кино. Фильм его не интересовал — несколько дней назад он сам крутил эту кинокартину. Интересовала его Юля.
Когда в зале погас свет, Вася осторожно накрыл Юлину руку своей. Юля, казалось, не заметила этого. Напряженная, тонкая, она не отрывала глаз от экрана.
Тогда Вася другой рукой осторожно обнял Юлины плечи.
Юля мгновенно повернулась, большими глазами посмотрела на него и быстро отбросила обе его руки. Откинувшись на спинку кресла, она продолжала смотреть на экран. Ноздри у нее возмущенно вздрагивали.
Вася понял, что она обиделась, и решил быть теперь с Юлей подчеркнуто вежливым и холодным. Он не старик, не урод и без нее скучать не будет.
Когда сеанс окончился, они молча вышли в парк и так же молча пошли по широкой центральной аллее к воротам. Юля уже не брала Васю под руку, а он с независимым видом курил и разглядывал проходящих мимо девушек.
Уже на улице Юля тихо спросила, понравился ли ему фильм.
— Картина как картина, — пожал плечами Вася. — Ленты вот только у нее почему-то паршивые. Вроде картина новая, а склеек полно.
Так как Юля заговорила первая, он решил, что она раскаивается в своей резкости.
«Небось, мучается бедняжка», — подумал Вася. Ему стало жалко ее — такую красивую и грустную. Он тихонько взял ее под руку и провел по узкой сухой тропинке между двумя лужами, оставшимися от утреннего дождя. Сам он прошел рядом по луже.
Ему вдруг очень захотелось поцеловать Юлю, и он сильно прижал к себе ее локоть.
— Не надо, Вася, — мягко попросила она. — Не люблю этого. Я не такая…
— Какая не такая? — не понял он.
— Ну… не такая, как вы думаете.
— А я не думаю про вас ничего плохого.
— Тогда почему же вы себя так ведете? — Юля подняла голову. В лицо Васе смотрели красивые, строгие глаза, требующие честного ответа.
Вася смутился:
— Просто… вы мне очень нравитесь.
— И вы так поступаете со всеми девушками, которые вам нравятся? — чуть улыбнулась Юля.
Вася промолчал. Ему почему-то стало стыдно сказать ей, что, действительно, со всеми девчатами, которые ему нравились, он до сих пор вел себя именно так. Любой другой девушке он мог бы сказать это совершенно спокойно, мог даже похвалиться этим, а вот Юле — не смог.
Она, наверно, все поняла, потому что больше не повторяла своего вопроса.
Когда они остановились возле дома, в котором жила Юля, она сказала:
— Вот часто смеются над женской логикой. Даже анекдоты про нее рассказывают. А меня удивляет мужская. Сходишь с кем-нибудь раз в кино, а он уж и подумает, что любишь его. Целоваться лезет… Вы не обижайтесь, я не про вас. Я вообще… Странно!
— Ничего не странно! — резко ответил ей Вася. — Раз не нравится человек, нечего ему и голову крутить. А если нравится, — незачем душу рвать.
Юля пожала плечами:
— Вы так ничего и не поняли. Ну, до свидания. Подумайте…
Быстро шагая домой по темным улицам, Вася ругал себя: «И думать тут нечего!.. Никуда больше с ней не пойду! И в райком зря бегать не буду. Ну ее!..»
* * *
В воскресенье с утра лил дождь. Он то сеялся на Землю крошечными капельками, будто его пропускали сквозь тончайшее сито, то лил косыми сильными струями — холодный, с ветром.
После завтрака Вася долго стоял у заплаканного окна и с тоской глядел на пустую улицу. Наверно, фестиваль сегодня сорвется. Кто же потащится в городской парк в такую погоду?
Но в три часа, когда Вася подходил к воротам парка, туда со всех сторон бежали люди — в плащах, прозрачных накидках, с зонтиками.
Летний театр был полон. За кулисами носился взлохмаченный Резник. На лбу у него блестели крупные капли пота. В одной из артистических уборных, как цыплята вокруг наседки, суетились вокруг Юли пионеры в белых рубашках. Бригадир лучшей в городе строительной бригады Софронов исполнял в коридоре арию Онегина и потом церемонно раскланивался перед огнетушителем.
В тесной каморке радиоузла сидели пятеро ребят из районного отдела культуры, смело именовавшие себя эстрадным ансамблем.
Высокий, худой инструктор отдела Петя Горелов рассказывал:
… — И, понимаете, приносит она мне программу, а в ней написано: «Номера ансамбля песни и пляски зубных врачей. Я так и ахнул. Спрашиваю: «Как же вас объявлять, товарищи?» — «А так, — отвечает, — и объявляйте: ансамбль песни и пляски зубных врачей». — «Так ведь зрители, — говорю, — разбегутся. Я вас лучше объявлю как коллектив художественной самодеятельности стоматологической поликлиники. Скромнее». А она ни в какую. «Это, — говорит, — бюрократичнее, а не скромнее. Сегодня фестиваль, и никакого бюрократизма мы не потерпим». Ну что ты с ней будешь делать?
Вася постоял у дверей радиоузла, послушал Горелова и снова пошел к той комнате, где сидела Юля. Балагурить ему не хотелось, а делать было нечего — от киномехаников выступал только один Сергей Причалов, и за его акробатические номера Вася был спокоен.
Тянуло к Юле. Вообще весь месяц, который прошел после того вечера, Васю тянуло к ней. Хотелось смотреть на нее, слушать ее голос…
Вася сдерживал себя — боялся «раскиснуть». За месяц он всего два раза зашел в райком. В первый раз Юли не было, и Вася даже обрадовался этому, хотя шел сюда только для того, чтобы увидеть ее. Во второй раз он Юлю застал и, усевшись на диване против ее стола, тоскливо глядел на нее. Видимо, Юле это не понравилось, потому что она через несколько минут убежала в кабинет Резника. Вернувшись оттуда, она позвонила в какую-то школу и сказала, что сейчас идет.
Больше до сегодняшнего вечера Вася ее не видал…
— Алексей Яковлевич! Алексей Яковлевич!
Мимо Васи промчалась в глубину коридора за Резником машинистка райкома Валя Козлова. Через минуту они уже вместе шли обратно.
— Понимаете, Алексей Яковлевич, — размахивала руками Валя, — я звоню ему домой, говорю, что надо дать самодеятельности заводскую машину, а он отвечает: «У меня время не рабочее. Позвоните завтра». И трубку положил. Я опять звоню — занято. Видно, специально трубку снял…
— Юлю бы туда послать… — Резник поскреб в затылке. — Она добьется.
Валя тут же бросилась к артистической уборной, в которой собрались пионеры:
— Юля! Юля!
Юля показалась в дверях:
— Что?
— Юля! Алексей Яковлевич сказал, чтобы ты съездила сейчас на стеклотарный завод к Мельникову. Он машину для самодеятельности не дает. Вот чинуша! Алексей Яковлевич сказал…
— Постой, не тарахти! — тряхнула кудряшками Юля и повернулась к Резнику. — В чем дело, Леша?
— Алексей Яковлевич сказал… — начала опять Валя.
— Да какой он тебе Алексей Яковлевич, — рассмеялась Юля. — Зови его просто Алексеем.
— Да, да, — торопливо поддержал ее Резник. — Лучше просто Алексеем. — Он слегка усмехнулся: — Демократичнее.
…Через пять минут, накинув шуршащий красный плащ с капюшоном, Юля шагнула в дождь.
Вернулась она в крытой заводской машине, когда уже начали концерт. Вслед за ней из кузова стали выскакивать участники самодеятельности.
…После концерта долго не расходились. Уже на улице, возле ворот парка, несмотря на дождь, продолжали спорить.
— Я говорю, что это профанация! — рубил воздух рукой Петя Горелов. — Давать в этом зале силами самодеятельности сцены из «Лебединого озера» — это профанация искусства…
… — Стеклотаровцы хороши! — восхищалась Тоня Нежильская. — Их обязательно на областной фестиваль нужно!..
— Провалиться они там могут! — возражала Юля. — У них все на Алле Степновой держится. А заболеет Алла или закапризничает — они и выступать не могут…
Вася убеждал Резника:
— Да Софронова с его баритоном в любой театр возьмут! Он с областного фестиваля рассчитываться приедет. Это точно!
— А чего, ребята, мы под дождем мокнем? — вдруг крикнула Юля. — Пошли в райком. Там доспорим…
Райком был за углом, и возражать никто не стал. В кабинете Резника все сбросили с себя плащи, ребята закурили и снова заспорили…
По домам расходились в двенадцатом часу. Запирая ворота, сторожиха ворчала:
— И что это снова по ночам заседать стали?.. Уже три года такого не было.
Вася, услыхав ее слова, подумал о другом. На его памяти в райком еще ни разу не приходили поспорить о концерте.
* * *
В райкоме становилось все интереснее, и Вася теперь забегал сюда чаще. Каждый раз здесь было что-нибудь новое. То собирали библиотечки для молодежных ферм района, то обсуждали новый, еще не показанный зрителю спектакль Дома культуры (Юля добилась для райкомовцев права посещать просмотры), то, объявив по всем организациям сбор старых «Огоньков», готовили передвижную выставку репродукций с картин русских художников.
Все это затевала Юля.
Петя Горелов как-то сказал:
— Ты, Юля, у нас по существу культурный лидер. Выдвинем тебя после конференции вторым секретарем.
Вася не раз замечал, что Горелов смотрит на Юлю таким же тоскливым взглядом, каким и он, Вася, смотрел на нее еще несколько недель назад. Правда, и теперь, когда он видел Юлю, Васе было несладко. По внешне это не проявлялось. Он считал, что справился с собой, и мог запросто шутить и балагурить с ней, как будто и не было того вечера. Конечно, жаль, что так вышло. Будь он тогда скромнее, сейчас все могло бы быть иначе. Но теперь уже надеяться не на что. Надо только впредь быть умнее. Так, действительно, хорошую девушку оттолкнуть ничего не стоит.
Часто, приходя в райком, Вася видел, что Юлин стол пустует. Это значило, что она в какой-либо из городских организаций или в районе. Юля вообще больше всех в райкоме любила бывать в организациях, и не только в пионерских. Ее видели и на заводах, и на фермах.
Как-то она сказала:
— Если в райкоме все всегда на местах, значит, райком плохо работает.
Никто при этом не посмотрел на Тоню Нежильскую, но, кажется, все поняли, что это камешек в ее огород. Тоня не раз говорила, что у нее полно дел с учетом и «заниматься болтологией» в организациях ей некогда.
Через неделю после этого Вася увидел ее у себя в аппаратной.
— Ну, знакомь со своими делами, — сказала Тоня.
— Это что — проверка по учету? — удивился Вася. — У нас же все в порядке.
— Это не проверка, — улыбнулась Тоня. — Это организационная работа на местах. Давай, ставь замену, да пошли в красный уголок.
Тоня провела в кинотеатре полдня, и все это время Вася жалел, что пришла она, а не Юля, хотя и понимал, что Юля к нему не пойдет.
* * *
В ноябре Вася уехал в дом отдыха и вернулся уже почти перед самой районной конференцией. Когда он пришел в райком, здесь было почти так же светло и солнечно, как и летом, потому что темных штор больше не повесили.
Как и обычно, куда-то торопился Резник. Уже в пальто он забежал к Тоне, чтобы передать поручения, мимоходом поздоровался с Васей и, уходя, забыл на сейфе свои варежки.
Тоня бросилась за ним в коридор:
— Леша! Леша! Варежки возьми!
Кроме Васи, никто, кажется, не обратил внимания на то, что первого секретаря назвали просто Лешей.
Юлин стол пустовал, и Васю это вначале не удивило. Но потом он увидел, что в чернильнице на этом столе не было чернил, возле прибора — ни одной ручки, под стеклом — ни одной бумажки. Так пустует стол, за которым долго никто не работает.
— А Юля где? — спросил он Валю Козлову и только тут заметил, что, несмотря на зиму, Валя одета в такое же изящное белое платье, какое весной было на Юле. И волосы у нее завиты, как у Юли, и руки, оказывается, очень красивые. Странно — Вася несколько лет знает Валю Козлову и никогда не замечал ее рук…
— Юля уехала, — не отрывая взгляда от протокола, который она печатала, ответила Валя.
— В какой колхоз-то уехала?
— Не в колхоз. Вообще уехала.
— Как вообще? — растерялся Вася. — Куда вообще?
— К мужу. Он приезжал за ней, и они помирились.
Вася медленно сел на диван и тупо уставился в пустой
Юлин стол. И его уже не радовало ни заливавшее комнату солнце, ни красивые Валины руки, ни то, что Тоня, собирая со стола бумаги, явно намеревалась идти в какую-то организацию.
1957