Владислав НИКОЛАЕВ
ЛИРИЧЕСКИЕ РАССКАЗЫ
ТЮМЕНСКОЕ КНИЖНОЕ ИЗДАТЕЛЬСТВО
1963
СЛЕПОЙ ДОЖДЬ
Антон сидел на вывороченном пне, смоляном и крепком, как чугунная болванка, и палкой пошевеливал в костре.
Плавилось над головой солнце. В его нестерпимом блеске не было видно огня в костре. Но огонь все-таки был, потому что конец палки, которой ворошил Антон головешки, обуглился и заострился.
Вечером, когда солнце остынет и закатится за мохнатую стену ельника, а из лесу выползает на еланку вязкая прохладная чернота, Антон положит пень в костер. Через несколько минут он охватится веселым желтым огнем и будет гореть всю ночь, все следующее утро, пока новое солнце не погасит его.
Посредине еланки, бросая короткую тень на примятую траву, стоял зарод; даже в безветрие от него тянули много цветные запахи сена. На теневой стороне зарода чернела нора — вход в шалаш. Антон изредка поглядывал на него, будто ждал — не появится ли кто оттуда.
За ельником позванивала коса. Антон по звуку догадывался, как тяжело она берет сухую и твердую траву. Он поморщился: отец мог бы и переждать жару.
За спиной Антона хрустнула ветка, и он, вздрогнув от неожиданности, оглянулся. Не замечая его, из мелколистных, серых, словно осыпанных пылью кустов жимолости, выбиралась незнакомая девушка. Ее цветастая косынка, завязанная на затылке, сбилась, а к голубому свитеру налипли колючки и паутина.
— Вы стороной обойдите, — посоветовал Антон.
— Ой! — испуганно воскликнула девушка. — Откуда вы взялись?
— Я все время здесь сидел.
Девушка решительно рванулась вперед
и высвободилась из цепких веток жимолости. Она была худенькой и хрупкой. Антон остановил взгляд на ее ногах, исчерканных розовыми царапинами. Девушка тоже посмотрела на свои ноги и сказала:
— Надо было чулки надеть. Не думала, что так далеко заберусь… Вы не скажете, в какой стороне дачи?
— Вон в той, — Антон показал рукой на кусты жимолости, из которых только что выбралась девушка.
— Да? А я думала в противоположной. Значит, я заплуталась.
— За ельником дорога. Пойдете по ней вправо, и она вас выведет прямо к дачам.
— Мне еще нельзя туда идти. Я с папкой поспорила, что вернусь с полной корзиной грибов. А у меня их едва на донышке, — она легко потрясла круглой плетеной корзинкой.
— Какие вы грибы собираете?
— Да всякие. Только не поганки, конечно.
Антон поглядел на темную нору в зароде, прислушался — там было тихо, встал с пенька и сказал:
— Грибов здесь много. Пойдемте покажу.
Девушка вскинула на него глаза — широко распахнутые и такие пронзительно голубые, что в них, как в небо, было больно смотреть. Антон отвернулся.
— Пойдемте, — просто и доверчиво сказала она.
Антон, не оглядываясь, зашагал через ельник.
— Не отставайте! — крикнул он через плечо. Немного погодя еще крикнул: — Идите сюда!
Когда девушка поравнялась с ним, он показал на коренастую молодую елку и сказал:
— Ельничный.
— Где? Не вижу!
Антон ухватил за макушку широкую зеленую ветку, лежащую прямо на земле, приподнял ее, и у самого чешуйчатого стволка елки блеснула желтая маслянистая головка гриба. Девушка порывисто упала коленями в ржавый мох, просунула под ветки голову и сорвала гриб.
— Какой аккуратненький! — восхищенно говорила она, стоя на коленях, — и какой крепкий, яркий! Как янтарь!
Антон улыбнулся, глядя на оживленное лицо девушки, на ее блестящие от восторга глаза. Она перехватила улыбку, смутилась и так же порывисто, как упала, вскочила на ноги: коленки у нее были мокрые и красные.
— Вас как зовут? — спросил Антон.
— Наташа… А вас?
— Антон… Антон Иванович… если хотите… Видите, Наташа, впереди стоят осинки? Там должны быть подосиновики или, как их еще называют, красноголовики.
— Как чудно! Подосиновики растут под осинками, ельничные — под елями.
Тонкая кора на осинах отливала голубизною; их плотные маленькие листья о чем-то тихо шептались. Антон то и дело нагибался и срезал подосиновики, крепкие, с толстыми ножками и бордовыми скрипучими шляпками. Наташа брела следом и вздыхала:
— Вы все находите и находите. А я ничего не нахожу…
Антон подозвал ее к себе.
— Нагнитесь и смотрите. Вот гриб, вот второй, вот третий, а вон их целых полдюжины из одного корня растет.
— Ой и правда! Я просто, наверное, не умею искать. Нужно не сверху смотреть, а снизу? Да? А эту кучку я выкопаю и унесу своему племяннику Андрейке.
Корзина наполнялась быстро, Антон нашел еще одну сросшуюся кучку красноголовиков, больше первой, вырыл ее вместе с дерном и подал Наташе.
— Эта, пожалуй, покрасивее. Унесите Андрейке.
На небе неожиданно откуда-то выплыла густо-синяя тучка. Она еще не успела заслонить солнца, как из нее посыпались крупные, светлые, теплые капли. Слепой дождь. Антон схватил Наташу за руку, и по враз намокшей траве они побежали к видневшемуся невдалеке кедру. Под ним было сухо и тепло. А в двух шагах, там, где кончались ветки кедра, лил дождь. Под ударами капель шевелились трава и листья на кустах.
— У вас в волосах запутались иголки, — сказала Наташа. — Давайте я их выберу.
Антон наклонил голову, и Наташа своими длинными пальцами стала осторожно перебирать его мокрые пряди.
— А на висках седина! — удивилась она. — Вы такой молодой…
— Однажды две недели замерзал в тайге. Вот и осталась изморозь, — усмехнулся Антон.
— Вы геолог?
— Ага!
— Я сразу почему-то подумала, что вы геолог… Все. Больше иголок нет.
Антон поднял голову. Наташа смотрела на него своими пронзительно голубыми глазами серьезно и изучающе. Антон улыбнулся ей:
— Попали мы с вами в переплет. А что если дождь не кончится до вечера?
Наташа молчала. Антон еще ждал ответа на свой вопрос, когда она заговорила совсем о другом:
— Мне знакомый мальчишка рассказывал… Он со своим товарищем ездил на таежную реку рыбу ловить. Через день в лесу они стали бояться друг друга. Даже за сучьями для костра ходили с ружьями, каждый думал, что другой его хочет убить. Мальчишка мне объяснял: так тайга действует на человека, что он зверем в ней становится. По-моему, это ерунда. Я вот сейчас с вами стою, а вокруг никого-никого нет, и мне совсем не страшно, наоборот, было бы страшно, если бы я была одна.
— У вашего мальчишки больное воображение, — жестко сказал Антон, и по его лицу пробежала хмурая тень.
Наташа подумала, что это тень воспоминаний. И в тех воспоминаниях Антона, наверное, все было не так, как у ее знакомого мальчишки; в них люди доверяли друг другу, жертвовали жизнями, чтобы спасти товарища. И она поспешила отмежеваться от знакомого мальчишки:
— Вы знаете, он за меня два раза сватался. А я его видеть не хочу. Такой противный хлюпик.
— Ну, вот и кончился дождик, — весело сказал Антон.
Они вышли из-под кедра. Густо-синяя тучка, как пиратский парус, уплыла за кромку леса. Обмытое солнце светило еще жарче. В траве и на кустах ослепительно сверкали дождевые капли. Поднимался и таял легкий прозрачный пар.
— Осторожнее, — предупредил Антон, обходя березку, обвешанную крупными каплями, сверкающими, как драгоценные камни.
Наташа или не расслышала, или захотелось ей созорничать, только, проходя мимо березки, она зацепила ее плечом, вода с шорохом сорвалась с листьев и с ног до головы окатила ее и Антона.
— Ой! — вскрикнула Наташа и радостно и громко рассмеялась. — Вы меня извините, Антон. Под дождем не намокли, а тут намокли.
— Ничего, — ответил Антон, улыбаясь так, как взрослые улыбаются, глядя на шалости детей.
Перед самой дорогой Антон набрел на россыпь земляники. Он с корешками вырвал несколько кустиков, сложил их в букетик, курчавый, с густо рдеющими среди мелких зеленых листочков ягодами, и подал его Наташе.
— Надеюсь, вашему племяннику это больше понравится, чем грибы.
— Скажу, дядя Антон послал.
— Дядю Антона он не знает. Скажите лучше, что встретили в лесу зайку, и он послал гостинцы… Ну, вот и вышли на дорогу, никуда с нее не сворачивайте, и она вас выведет к дачам.
— А вы здесь остаетесь?
— Да.
— Что вы тут делаете?
— Помогаю отцу косить.
— Я так и подумала, что помогаете косить.
— Вы все наперед про меня знаете.
— Со мной иногда так бывает: если нравится человек, я все про него угадываю.
— Ну, что ж, прощайте, маленькая угадчица, — Антон протянул руку.
Наташа спрятала свою за спину.
— Да постойте немного, — недовольно сказала она. — Вы знаете, где дачи? Наша стоит у самого озера. Зеленая, с верандой.
— Я там не бываю.
— В городе у нас телефон. С завтрашнего дня я буду в городе. Запомните номер? — Наташа смотрела ему в глаза тревожно и просительно…
— Нет, — покачал головой Антон. — Через несколько дней я уезжаю… Далеко и надолго.
Из лесу на дорогу выкатила грязная мокрая полуторка.
— Идет как раз в вашу сторону, — сказал Антон. — Я остановлю ее,
— Не надо, — попросила Наташа.
Но Антон уже протянул руку. Полуторка, скрипнув тормозами, остановилась. Наташа придвинулась к Антону, и подняв на него свои глаза, торопливо и потерянно говорила:
— Вы не думайте, что я со всеми такая. Это только с вами… Здесь, — она несколько раз ткнула пальцам в грудь, — здесь чувствую что-то большое…
— Ну, кто из вас едет? — высунулся из кабины шофер.
— Вот она, — оказал Антон. — Садитесь, Наташа.
Горестно дрогнули губы, голубые глаза взглянули на Антона слепо и непонимающе. Наташа круто повернулась и, надломленно взмахнув рукой, побежала вокруг машины.
Антон пошел к покосу. Он слышал, как полуторка буксовала на грязной дороге, как хлопала перегоревшим газом, как, наконец, сорвалась с места и, с шумом разбрызгивая лужи, покатила к дачам. Он оглянулся только тогда, когда был уверен, что полуторку уже больше не увидит. Ее не было. Над дорогой стлался синий дымок.
На еланке он сел все на тот же крепкий смолевый пень. Подмокшие головешки горько чадили. Дождевые капли пробили в золе глубокие круглые дырки — словно дробь просыпалась. Где-то далеко под косой сочно похрустывала влажная трава: отец: не переставал косить.
В шалаше, под зародом, проснулись. Оттуда слышались приглушенные голоса и возня, а через минуту в круглой черной норе показалось свеженькое и розовое со сна личико Марийки. Обведя темными, как омородинки, глазами еланку, она увидела Антона и радостно крикнула:
— А вот и мы, папка!
Эта «маленькая стиляжка» в коричневой шерстяной кофточке и коричневых узких брючках проворно выбралась из норы и побежала к Антону. Ее короткие и слабые ножки заплелись одна за другую, и она плашмя упала на колючую и мокрую землю. Марийка подняла голову, сморщилась, хотела видно заплакать, но вместо этого почему-то бодро сказала:
— Вот так я! Упала!
— Ничего, — не поднимаясь с пенька, устало проговорил Антон. — Заживет. А костюмчик высохнет и обомнется.
Вылезла из шалаша жена с белыми тонкими полосками от сена на пухлых голых руках и щеке. Марийка встала на ножки и сказала, обращаясь к матери:
— Я упала. Но ничего. Костюмчик высохнет и обомнется.
Жена посмотрела на Антона и глуховатым, еще сонным голосом сказала:
— Ты весь мокрый. Почему к нам не залез, когда пошел дождь?
— Я в лесу был, — хмуро ответил Антон.
Марийка всплеснула руками:
— Ты в лесу, папка, был! И зайку видел? Зайка мне послал гостинцев?
— Нет, — сказал Антон и, вспомнив букетик земляники, посланный неизвестному Андрейке, поморщился, как от зубной боли.
— Что с тобой, Антон? — уже совсем свежим голосом опросила жена. — Ты на себя не похож. Заболел или случилось что?
— А что может со мной случиться? — отведя в сторону взгляд, проговорил Антон.
Встав с пенька, он подошел к сосне, снял с сучка косу и направился в ту сторону, откуда доносились звон оселка и сочное похрустывание мокрой травы.
Владислав НИКОЛАЕВ
ЛИРИЧЕСКИЕ РАССКАЗЫ
ТЮМЕНСКОЕ КНИЖНОЕ ИЗДАТЕЛЬСТВО
1963
СЛЕПОЙ ДОЖДЬ
Антон сидел на вывороченном пне, смоляном и крепком, как чугунная болванка, и палкой пошевеливал в костре.
Плавилось над головой солнце. В его нестерпимом блеске не было видно огня в костре. Но огонь все-таки был, потому что конец палки, которой ворошил Антон головешки, обуглился и заострился.
Вечером, когда солнце остынет и закатится за мохнатую стену ельника, а из лесу выползает на еланку вязкая прохладная чернота, Антон положит пень в костер. Через несколько минут он охватится веселым желтым огнем и будет гореть всю ночь, все следующее утро, пока новое солнце не погасит его.
Посредине еланки, бросая короткую тень на примятую траву, стоял зарод; даже в безветрие от него тянули много цветные запахи сена. На теневой стороне зарода чернела нора — вход в шалаш. Антон изредка поглядывал на него, будто ждал — не появится ли кто оттуда.
За ельником позванивала коса. Антон по звуку догадывался, как тяжело она берет сухую и твердую траву. Он поморщился: отец мог бы и переждать жару.
За спиной Антона хрустнула ветка, и он, вздрогнув от неожиданности, оглянулся. Не замечая его, из мелколистных, серых, словно осыпанных пылью кустов жимолости, выбиралась незнакомая девушка. Ее цветастая косынка, завязанная на затылке, сбилась, а к голубому свитеру налипли колючки и паутина.
— Вы стороной обойдите, — посоветовал Антон.
— Ой! — испуганно воскликнула девушка. — Откуда вы взялись?
— Я все время здесь сидел.
Девушка решительно рванулась вперед
и высвободилась из цепких веток жимолости. Она была худенькой и хрупкой. Антон остановил взгляд на ее ногах, исчерканных розовыми царапинами. Девушка тоже посмотрела на свои ноги и сказала:
— Надо было чулки надеть. Не думала, что так далеко заберусь… Вы не скажете, в какой стороне дачи?
— Вон в той, — Антон показал рукой на кусты жимолости, из которых только что выбралась девушка.
— Да? А я думала в противоположной. Значит, я заплуталась.
— За ельником дорога. Пойдете по ней вправо, и она вас выведет прямо к дачам.
— Мне еще нельзя туда идти. Я с папкой поспорила, что вернусь с полной корзиной грибов. А у меня их едва на донышке, — она легко потрясла круглой плетеной корзинкой.
— Какие вы грибы собираете?
— Да всякие. Только не поганки, конечно.
Антон поглядел на темную нору в зароде, прислушался — там было тихо, встал с пенька и сказал:
— Грибов здесь много. Пойдемте покажу.
Девушка вскинула на него глаза — широко распахнутые и такие пронзительно голубые, что в них, как в небо, было больно смотреть. Антон отвернулся.
— Пойдемте, — просто и доверчиво сказала она.
Антон, не оглядываясь, зашагал через ельник.
— Не отставайте! — крикнул он через плечо. Немного погодя еще крикнул: — Идите сюда!
Когда девушка поравнялась с ним, он показал на коренастую молодую елку и сказал:
— Ельничный.
— Где? Не вижу!
Антон ухватил за макушку широкую зеленую ветку, лежащую прямо на земле, приподнял ее, и у самого чешуйчатого стволка елки блеснула желтая маслянистая головка гриба. Девушка порывисто упала коленями в ржавый мох, просунула под ветки голову и сорвала гриб.
— Какой аккуратненький! — восхищенно говорила она, стоя на коленях, — и какой крепкий, яркий! Как янтарь!
Антон улыбнулся, глядя на оживленное лицо девушки, на ее блестящие от восторга глаза. Она перехватила улыбку, смутилась и так же порывисто, как упала, вскочила на ноги: коленки у нее были мокрые и красные.
— Вас как зовут? — спросил Антон.
— Наташа… А вас?
— Антон… Антон Иванович… если хотите… Видите, Наташа, впереди стоят осинки? Там должны быть подосиновики или, как их еще называют, красноголовики.
— Как чудно! Подосиновики растут под осинками, ельничные — под елями.
Тонкая кора на осинах отливала голубизною; их плотные маленькие листья о чем-то тихо шептались. Антон то и дело нагибался и срезал подосиновики, крепкие, с толстыми ножками и бордовыми скрипучими шляпками. Наташа брела следом и вздыхала:
— Вы все находите и находите. А я ничего не нахожу…
Антон подозвал ее к себе.
— Нагнитесь и смотрите. Вот гриб, вот второй, вот третий, а вон их целых полдюжины из одного корня растет.
— Ой и правда! Я просто, наверное, не умею искать. Нужно не сверху смотреть, а снизу? Да? А эту кучку я выкопаю и унесу своему племяннику Андрейке.
Корзина наполнялась быстро, Антон нашел еще одну сросшуюся кучку красноголовиков, больше первой, вырыл ее вместе с дерном и подал Наташе.
— Эта, пожалуй, покрасивее. Унесите Андрейке.
На небе неожиданно откуда-то выплыла густо-синяя тучка. Она еще не успела заслонить солнца, как из нее посыпались крупные, светлые, теплые капли. Слепой дождь. Антон схватил Наташу за руку, и по враз намокшей траве они побежали к видневшемуся невдалеке кедру. Под ним было сухо и тепло. А в двух шагах, там, где кончались ветки кедра, лил дождь. Под ударами капель шевелились трава и листья на кустах.
— У вас в волосах запутались иголки, — сказала Наташа. — Давайте я их выберу.
Антон наклонил голову, и Наташа своими длинными пальцами стала осторожно перебирать его мокрые пряди.
— А на висках седина! — удивилась она. — Вы такой молодой…
— Однажды две недели замерзал в тайге. Вот и осталась изморозь, — усмехнулся Антон.
— Вы геолог?
— Ага!
— Я сразу почему-то подумала, что вы геолог… Все. Больше иголок нет.
Антон поднял голову. Наташа смотрела на него своими пронзительно голубыми глазами серьезно и изучающе. Антон улыбнулся ей:
— Попали мы с вами в переплет. А что если дождь не кончится до вечера?
Наташа молчала. Антон еще ждал ответа на свой вопрос, когда она заговорила совсем о другом:
— Мне знакомый мальчишка рассказывал… Он со своим товарищем ездил на таежную реку рыбу ловить. Через день в лесу они стали бояться друг друга. Даже за сучьями для костра ходили с ружьями, каждый думал, что другой его хочет убить. Мальчишка мне объяснял: так тайга действует на человека, что он зверем в ней становится. По-моему, это ерунда. Я вот сейчас с вами стою, а вокруг никого-никого нет, и мне совсем не страшно, наоборот, было бы страшно, если бы я была одна.
— У вашего мальчишки больное воображение, — жестко сказал Антон, и по его лицу пробежала хмурая тень.
Наташа подумала, что это тень воспоминаний. И в тех воспоминаниях Антона, наверное, все было не так, как у ее знакомого мальчишки; в них люди доверяли друг другу, жертвовали жизнями, чтобы спасти товарища. И она поспешила отмежеваться от знакомого мальчишки:
— Вы знаете, он за меня два раза сватался. А я его видеть не хочу. Такой противный хлюпик.
— Ну, вот и кончился дождик, — весело сказал Антон.
Они вышли из-под кедра. Густо-синяя тучка, как пиратский парус, уплыла за кромку леса. Обмытое солнце светило еще жарче. В траве и на кустах ослепительно сверкали дождевые капли. Поднимался и таял легкий прозрачный пар.
— Осторожнее, — предупредил Антон, обходя березку, обвешанную крупными каплями, сверкающими, как драгоценные камни.
Наташа или не расслышала, или захотелось ей созорничать, только, проходя мимо березки, она зацепила ее плечом, вода с шорохом сорвалась с листьев и с ног до головы окатила ее и Антона.
— Ой! — вскрикнула Наташа и радостно и громко рассмеялась. — Вы меня извините, Антон. Под дождем не намокли, а тут намокли.
— Ничего, — ответил Антон, улыбаясь так, как взрослые улыбаются, глядя на шалости детей.
Перед самой дорогой Антон набрел на россыпь земляники. Он с корешками вырвал несколько кустиков, сложил их в букетик, курчавый, с густо рдеющими среди мелких зеленых листочков ягодами, и подал его Наташе.
— Надеюсь, вашему племяннику это больше понравится, чем грибы.
— Скажу, дядя Антон послал.
— Дядю Антона он не знает. Скажите лучше, что встретили в лесу зайку, и он послал гостинцы… Ну, вот и вышли на дорогу, никуда с нее не сворачивайте, и она вас выведет к дачам.
— А вы здесь остаетесь?
— Да.
— Что вы тут делаете?
— Помогаю отцу косить.
— Я так и подумала, что помогаете косить.
— Вы все наперед про меня знаете.
— Со мной иногда так бывает: если нравится человек, я все про него угадываю.
— Ну, что ж, прощайте, маленькая угадчица, — Антон протянул руку.
Наташа спрятала свою за спину.
— Да постойте немного, — недовольно сказала она. — Вы знаете, где дачи? Наша стоит у самого озера. Зеленая, с верандой.
— Я там не бываю.
— В городе у нас телефон. С завтрашнего дня я буду в городе. Запомните номер? — Наташа смотрела ему в глаза тревожно и просительно…
— Нет, — покачал головой Антон. — Через несколько дней я уезжаю… Далеко и надолго.
Из лесу на дорогу выкатила грязная мокрая полуторка.
— Идет как раз в вашу сторону, — сказал Антон. — Я остановлю ее,
— Не надо, — попросила Наташа.
Но Антон уже протянул руку. Полуторка, скрипнув тормозами, остановилась. Наташа придвинулась к Антону, и подняв на него свои глаза, торопливо и потерянно говорила:
— Вы не думайте, что я со всеми такая. Это только с вами… Здесь, — она несколько раз ткнула пальцам в грудь, — здесь чувствую что-то большое…
— Ну, кто из вас едет? — высунулся из кабины шофер.
— Вот она, — оказал Антон. — Садитесь, Наташа.
Горестно дрогнули губы, голубые глаза взглянули на Антона слепо и непонимающе. Наташа круто повернулась и, надломленно взмахнув рукой, побежала вокруг машины.
Антон пошел к покосу. Он слышал, как полуторка буксовала на грязной дороге, как хлопала перегоревшим газом, как, наконец, сорвалась с места и, с шумом разбрызгивая лужи, покатила к дачам. Он оглянулся только тогда, когда был уверен, что полуторку уже больше не увидит. Ее не было. Над дорогой стлался синий дымок.
На еланке он сел все на тот же крепкий смолевый пень. Подмокшие головешки горько чадили. Дождевые капли пробили в золе глубокие круглые дырки — словно дробь просыпалась. Где-то далеко под косой сочно похрустывала влажная трава: отец: не переставал косить.
В шалаше, под зародом, проснулись. Оттуда слышались приглушенные голоса и возня, а через минуту в круглой черной норе показалось свеженькое и розовое со сна личико Марийки. Обведя темными, как омородинки, глазами еланку, она увидела Антона и радостно крикнула:
— А вот и мы, папка!
Эта «маленькая стиляжка» в коричневой шерстяной кофточке и коричневых узких брючках проворно выбралась из норы и побежала к Антону. Ее короткие и слабые ножки заплелись одна за другую, и она плашмя упала на колючую и мокрую землю. Марийка подняла голову, сморщилась, хотела видно заплакать, но вместо этого почему-то бодро сказала:
— Вот так я! Упала!
— Ничего, — не поднимаясь с пенька, устало проговорил Антон. — Заживет. А костюмчик высохнет и обомнется.
Вылезла из шалаша жена с белыми тонкими полосками от сена на пухлых голых руках и щеке. Марийка встала на ножки и сказала, обращаясь к матери:
— Я упала. Но ничего. Костюмчик высохнет и обомнется.
Жена посмотрела на Антона и глуховатым, еще сонным голосом сказала:
— Ты весь мокрый. Почему к нам не залез, когда пошел дождь?
— Я в лесу был, — хмуро ответил Антон.
Марийка всплеснула руками:
— Ты в лесу, папка, был! И зайку видел? Зайка мне послал гостинцев?
— Нет, — сказал Антон и, вспомнив букетик земляники, посланный неизвестному Андрейке, поморщился, как от зубной боли.
— Что с тобой, Антон? — уже совсем свежим голосом опросила жена. — Ты на себя не похож. Заболел или случилось что?
— А что может со мной случиться? — отведя в сторону взгляд, проговорил Антон.
Встав с пенька, он подошел к сосне, снял с сучка косу и направился в ту сторону, откуда доносились звон оселка и сочное похрустывание мокрой травы.