Арнольд Райсп
Хрустальные сосульки. Рассказы
Танец на трубе
«А» и «Б» сидели на трубе. «А» упало, «Б» пропало, кто остался на трубе? Может, кто-то из ребят и знает эту загадку. Но другая история ― история с танцем на трубе ― приключилась с Колькиным соседом Генкой Петуховым. Сидеть на трубе, да притом высоченной, конечно, не просто, на неё ещё и забраться надо! А уж устроить танцы… Позвольте, это немыслимое дело. Но всё по порядку.
Колька в то время ещё подростком был, только окончил четвёртый класс. А сосед Генка был старше лет на пять, он уже не играл в игры с ребятами и в школу не ходил ― забросил за отсутствием интереса к наукам. Похоже, и умом малость тронулся, придурковатым вроде каким-то стал. Завёл стаю голубей и целыми днями увлекался ими. Иногда мальчишки интересовались его занятием, лазили с ним в голубятню, когда на улице ужасно холодно было, а в голубятне — уютно и тепло. И с голубями можно было пообщаться поближе. Послушать их воркованье, рассмотреть распушенные, как веер, белоснежные хвосты. Взять их в руки и полюбоваться голубиной красотой. Любоваться просто публикой на улице в плохую погоду как-то мало интереса было. А Генка увлекался голубями, видимо, неспроста. Похоже, его влекла голубизна неба, высота полёта птиц. И по своей натуре, по-видимому, он от этого страдал. И его дар речи дефекты имел. Видимо, в детстве сильный испуг претерпел. Но мерекал неплохо.
Однажды, между делом, Толик Бубликов возьми и задай ему вопрос:
― Не слабо тебе, Генка, вот так, как голуби, высоко подняться?
Колька не понял. Посмотрел на Толика и подумал, зачем он задал такой глупый вопрос Генке.
А Генка говорит:
― Это мечта моя. Об этом всю жизнь думал. Да бодливой корове бог рогов не даёт.
А Толик посмотрел по сторонам своими глазёнками и говорит:
― Вот, пожалуйста, тот случай, ― и так загадочно улыбается и смотрит куда-то в сторону.
А потом руку поднял вверх и протянул вперёд, как наш вождь и учитель мирового пролетариата, что на площади центральной на пьедестале стоит. Ну, все разом, как по команде, головы повернули, куда «наш кормчий» Толик указал. Смотрят, ничего нового не видят. Крыши домов на солнце светятся, у некоторых железом крытые. Да вдали труба высоченная кирпичная заводская ― деповская виднеется и, как всегда, дым испускает, словно вулкан Везувий. Хорошо, что лето. А так зимой весь снег был бы усыпан сажей.
― Вот смог бы ты забраться на самый верх трубы? ― продолжил Толик. ― Думаю, сдрейфишь.
Генка почесал затылок, глаза загорелись, как угольки в прогоревшей печи. До этого как бы мутные были.
― Ужасно высоко придётся лезть, — отвечает он, — да радости особой нет.
― А вы поспорьте, ― говорит Колька, ― может, радость-то и появится. А так какой дурак полезет на эту трубу? Тут не только шею сломаешь, но даже и коляска инвалидная не потребуется.
― На что спорить будем, что залезу? ― загорелся Генка.
― Давай на деньги!
Толик полез в карман, как бы хотел нащупать мелочь от игры в стеночку. Но ничего там не брякало. Вывернул карман, а там дырка от бублика. Пусто.
― Ладно, — говорит Генка, — потом отдашь полтинничек, ― и добавил, ― штурмовать буду, когда свечереет и народ с работы по домам разойдётся.
Генке оскорбительно стало, что сразу не получит выигрыш, но смирился.
Под вечер, когда все собрались, Генка свой путь к трубе наметил. Ну и мальчишки за ним следом идут, едва поспевают. Немножко приотстали, чтобы не привлекать внимание граждан. А Генка так уверено направление к трубе держит, словно не раз лазил трубу чистить.
К трубе подходит, а сам росточком не вышел. До скобы, что на трубе, дотянуться не может. Попрыгал-попрыгал да давай искать подставку. Нашёл длинную жердь, прислонил к трубе и по ней, как гусеница, дополз до скобы. Ухватился, точно клещ, ну и дальше попёр. И лезет так уверенно, словно в свою голубятню. Видно, полтинничек и вправду стимул придал. На середине трубы, правда, сбой произошёл. Одной ногой промазал. Не попал ногой на скобу. Но ошибку быстро поправил и продолжил восхождение на местный Везувий.
― Смотри, ― говорит Колька, ― Генка что-то росточком меньше стал. Как бы совсем не испарился! Труба хоть и кирпичная, наверно, горячая, да к тому же дымит. Правда, не так, как днём. Видно, кочегар устал и решил отдых устроить.
Стал Генка ближе к оголовку трубы приближаться. Это примерно высота, где голуби летают. Генкин рост совсем уменьшился. Того и гляди в размер голубя превратится. Наконец, до самого оголовка трубы добрался. Тут бы и в ладоши похлопать, мастерство его оценить. Только зрителей, кроме них, никого нет. А Генка, словно на цирковом манеже, стал по кругу трубы ходить и руками чего-то изображать. А после и ноги в ход пустил. Стал пританцовывать. Кренделя выписывать. Правда, не вприсядку. Видно, жар из трубы мешал.
― Неужто ему не страшно? ― произнёс Толик и так медленно на траву осел и руками колени обхватил.
― Что присел? ― спрашиваю Толика. ― Голова у тебя, что ли, от высоты закружилась?
― Как бы ни так: что-то труба в глазах расплываться стала. Но я бы так не смог танцевать на ней, ― произнёс он.
― Да ты и по земле разучился ходить, ― добавил я, ― ходишь как-то вразвалочку, с боку на бок тебя заносит, того и гляди перекосит.
― Ладно, на себя посмотри! Ноги у самого косолапые, как у медведя.
Генка танец, похоже, на трубе закончил и в завершении номера решил на публику кепчонку с головы сбросить. Вроде в знак приветствия зрителя. На ветру она, как голубь, распласталась и так медленно к земле опускается. Ну, Генка точно представление за полтинничек нам устроил. А так можно было и публику собрать. Гражданам, пожелавшим увидеть шоу, билетики выдать. Глядишь, и себе бы по гривеннику заработали.
Тут Генка, похоже, антракт объявил! И его зад на трубе показался, а самого не видно. Он с трубы спускаться начал. Конечно, что зря время терять, зрителей-то нет. Второе отделение, видно, не запланировал артист с Большого городища.
«Так бы знать, что концерт будет, ― размечтался Колька, ― можно было бы публику собрать. Концерт из двух отделений сделать. Билеты напечатать. Правда, это дополнительные расходы. Наш бюджет не потянет. Карманы пусты, как у бублика дырка».
Генка спустился с трубы, кепочку с земли поднял, голову горделиво приподнял и вымолвил:
― Готовь, Толик, полтинничек! Посеребрённый!
Вечерело. Домой пошли все вместе. Колька шёл, и его покачивало. Насмотрелся вверх, задрав голову, словно сам побывал на трубе. Лёгкое головокружение одолело от Генкиного выступления.
Хрустальные сосульки. Рассказы
Танец на трубе
«А» и «Б» сидели на трубе. «А» упало, «Б» пропало, кто остался на трубе? Может, кто-то из ребят и знает эту загадку. Но другая история ― история с танцем на трубе ― приключилась с Колькиным соседом Генкой Петуховым. Сидеть на трубе, да притом высоченной, конечно, не просто, на неё ещё и забраться надо! А уж устроить танцы… Позвольте, это немыслимое дело. Но всё по порядку.
Колька в то время ещё подростком был, только окончил четвёртый класс. А сосед Генка был старше лет на пять, он уже не играл в игры с ребятами и в школу не ходил ― забросил за отсутствием интереса к наукам. Похоже, и умом малость тронулся, придурковатым вроде каким-то стал. Завёл стаю голубей и целыми днями увлекался ими. Иногда мальчишки интересовались его занятием, лазили с ним в голубятню, когда на улице ужасно холодно было, а в голубятне — уютно и тепло. И с голубями можно было пообщаться поближе. Послушать их воркованье, рассмотреть распушенные, как веер, белоснежные хвосты. Взять их в руки и полюбоваться голубиной красотой. Любоваться просто публикой на улице в плохую погоду как-то мало интереса было. А Генка увлекался голубями, видимо, неспроста. Похоже, его влекла голубизна неба, высота полёта птиц. И по своей натуре, по-видимому, он от этого страдал. И его дар речи дефекты имел. Видимо, в детстве сильный испуг претерпел. Но мерекал неплохо.
Однажды, между делом, Толик Бубликов возьми и задай ему вопрос:
― Не слабо тебе, Генка, вот так, как голуби, высоко подняться?
Колька не понял. Посмотрел на Толика и подумал, зачем он задал такой глупый вопрос Генке.
А Генка говорит:
― Это мечта моя. Об этом всю жизнь думал. Да бодливой корове бог рогов не даёт.
А Толик посмотрел по сторонам своими глазёнками и говорит:
― Вот, пожалуйста, тот случай, ― и так загадочно улыбается и смотрит куда-то в сторону.
А потом руку поднял вверх и протянул вперёд, как наш вождь и учитель мирового пролетариата, что на площади центральной на пьедестале стоит. Ну, все разом, как по команде, головы повернули, куда «наш кормчий» Толик указал. Смотрят, ничего нового не видят. Крыши домов на солнце светятся, у некоторых железом крытые. Да вдали труба высоченная кирпичная заводская ― деповская виднеется и, как всегда, дым испускает, словно вулкан Везувий. Хорошо, что лето. А так зимой весь снег был бы усыпан сажей.
― Вот смог бы ты забраться на самый верх трубы? ― продолжил Толик. ― Думаю, сдрейфишь.
Генка почесал затылок, глаза загорелись, как угольки в прогоревшей печи. До этого как бы мутные были.
― Ужасно высоко придётся лезть, — отвечает он, — да радости особой нет.
― А вы поспорьте, ― говорит Колька, ― может, радость-то и появится. А так какой дурак полезет на эту трубу? Тут не только шею сломаешь, но даже и коляска инвалидная не потребуется.
― На что спорить будем, что залезу? ― загорелся Генка.
― Давай на деньги!
Толик полез в карман, как бы хотел нащупать мелочь от игры в стеночку. Но ничего там не брякало. Вывернул карман, а там дырка от бублика. Пусто.
― Ладно, — говорит Генка, — потом отдашь полтинничек, ― и добавил, ― штурмовать буду, когда свечереет и народ с работы по домам разойдётся.
Генке оскорбительно стало, что сразу не получит выигрыш, но смирился.
Под вечер, когда все собрались, Генка свой путь к трубе наметил. Ну и мальчишки за ним следом идут, едва поспевают. Немножко приотстали, чтобы не привлекать внимание граждан. А Генка так уверено направление к трубе держит, словно не раз лазил трубу чистить.
К трубе подходит, а сам росточком не вышел. До скобы, что на трубе, дотянуться не может. Попрыгал-попрыгал да давай искать подставку. Нашёл длинную жердь, прислонил к трубе и по ней, как гусеница, дополз до скобы. Ухватился, точно клещ, ну и дальше попёр. И лезет так уверенно, словно в свою голубятню. Видно, полтинничек и вправду стимул придал. На середине трубы, правда, сбой произошёл. Одной ногой промазал. Не попал ногой на скобу. Но ошибку быстро поправил и продолжил восхождение на местный Везувий.
― Смотри, ― говорит Колька, ― Генка что-то росточком меньше стал. Как бы совсем не испарился! Труба хоть и кирпичная, наверно, горячая, да к тому же дымит. Правда, не так, как днём. Видно, кочегар устал и решил отдых устроить.
Стал Генка ближе к оголовку трубы приближаться. Это примерно высота, где голуби летают. Генкин рост совсем уменьшился. Того и гляди в размер голубя превратится. Наконец, до самого оголовка трубы добрался. Тут бы и в ладоши похлопать, мастерство его оценить. Только зрителей, кроме них, никого нет. А Генка, словно на цирковом манеже, стал по кругу трубы ходить и руками чего-то изображать. А после и ноги в ход пустил. Стал пританцовывать. Кренделя выписывать. Правда, не вприсядку. Видно, жар из трубы мешал.
― Неужто ему не страшно? ― произнёс Толик и так медленно на траву осел и руками колени обхватил.
― Что присел? ― спрашиваю Толика. ― Голова у тебя, что ли, от высоты закружилась?
― Как бы ни так: что-то труба в глазах расплываться стала. Но я бы так не смог танцевать на ней, ― произнёс он.
― Да ты и по земле разучился ходить, ― добавил я, ― ходишь как-то вразвалочку, с боку на бок тебя заносит, того и гляди перекосит.
― Ладно, на себя посмотри! Ноги у самого косолапые, как у медведя.
Генка танец, похоже, на трубе закончил и в завершении номера решил на публику кепчонку с головы сбросить. Вроде в знак приветствия зрителя. На ветру она, как голубь, распласталась и так медленно к земле опускается. Ну, Генка точно представление за полтинничек нам устроил. А так можно было и публику собрать. Гражданам, пожелавшим увидеть шоу, билетики выдать. Глядишь, и себе бы по гривеннику заработали.
Тут Генка, похоже, антракт объявил! И его зад на трубе показался, а самого не видно. Он с трубы спускаться начал. Конечно, что зря время терять, зрителей-то нет. Второе отделение, видно, не запланировал артист с Большого городища.
«Так бы знать, что концерт будет, ― размечтался Колька, ― можно было бы публику собрать. Концерт из двух отделений сделать. Билеты напечатать. Правда, это дополнительные расходы. Наш бюджет не потянет. Карманы пусты, как у бублика дырка».
Генка спустился с трубы, кепочку с земли поднял, голову горделиво приподнял и вымолвил:
― Готовь, Толик, полтинничек! Посеребрённый!
Вечерело. Домой пошли все вместе. Колька шёл, и его покачивало. Насмотрелся вверх, задрав голову, словно сам побывал на трубе. Лёгкое головокружение одолело от Генкиного выступления.