Сергей Шумский
НА УТРЕННЕЙ ЗАРЕ
НАПОМИНАНИЯ
А какие схожие лица встречаются иногда — до внутреннего содрогания, до мистических предчувствий.
Стою как-то в очереди за авиабилетом — смотрю, приближается… однокурсник институтский подходит. Останавливается рядом, во взгляде раздумье: отстаивать такую длинную очередь или уходить? Смотрю не отрываясь, сравниваю, улавливаю полную схожесть черт лица: знаю, что однокурсника нет в живых. “Господи, — шепчу про себя, — неужели может быть такое… Будто явление оттуда, из небытия”.
Похожий на однокурсника, разумеется, ничего не подозревает и не мешает мне воскрешать многолетние давности. Во мне вдруг вспыхивает прозрение: а может все люди вообще одинаковые? Что их в сущности своей разнит друг от друга? Рождаются, живут, умирают — и ничто и никто не в силах помешать этому постоянству неизбежности.
Вечерами часто хожу на речной бульвар, особенно в летнюю пору, когда там толпы народа — пассажиры на кораблях и у причалов, отдыхающие и праздные, трезвые и пьяные, молодые и старые. Когда-то я встретил здесь одного человека. Проговорили мы, помню, целый вечер. Ах, этот бархатный августовский вечер на решетчатом диване у причальной стенки под мягкий плеск воды… все помню до подробностей — лицо в улыбке, глаза ее, пухлые губы, до которых я не посмел коснуться в тот первый вечер. А больше мы и не виделись, хотя я и делал все, чтобы разыскать ее. Не судьба.
Несколько лет спустя попадается однажды здесь же, на бульваре, женщина на глаза, так похожая на ту, так похожа, что я подхожу и спрашиваю. Но, увы, это другая. И все равно я ее до сих пор ищу в толпах, слежу, высматриваю. И иногда везет мне: вот она идет с малышом, потом вижу с девочкой на руках и с тем же мальчиком, по уже повзрослевшим. А затем и обоих ребятишек, совсем повзрослевших…
В нашей жизни мы берем себе в утешение то, что больно напоминает нам наше прошлое. И многое связываем в этих случайных и неслучайных напоминаниях с нашим душевным состоянием сегодняшним и завтрашним. Даже находим символы веры и уверенности в себе — до суеверия.
Не раз поражался еще одной схожести лиц. Живет в столице знакомый. Неплохой специалист, большой книжник. В прежние, доперестроечные времена, когда ни зайдешь в его тесный кабинет, бросался в глаза за креслом, почти на уровне головы, миниатюрный портрет вождя в золоченой рамке под стеклом. Лицо хозяина кабинета навязчиво копирует черты лица портретного: такая же лысина, скулы, усы, бородка, прищур узких глаз — гений человечества и его отражение. Схожесть эта демонстрировалась как бы невзначай, как само собой разумеющееся, так как эти портреты висели и висят почти в каждом кабинете чиновников до сих пор.
А недавно приехал в столицу, заглянул к знакомому в кабинет — нет портрета на уровне головы. А лицо хозяина кабинета неузнаваемо изменилось: усы, бородка сбриты, на темя с затылка начесаны три жидких пряди. Сидит блеклый, мятый, растерянно щурит припухшие глазки — нет лица и нет человека, который с тайной гордостью всю жизнь носил в себе напоминание значимости и величия.
Сергей Шумский
НА УТРЕННЕЙ ЗАРЕ
НАПОМИНАНИЯ
А какие схожие лица встречаются иногда — до внутреннего содрогания, до мистических предчувствий.
Стою как-то в очереди за авиабилетом — смотрю, приближается… однокурсник институтский подходит. Останавливается рядом, во взгляде раздумье: отстаивать такую длинную очередь или уходить? Смотрю не отрываясь, сравниваю, улавливаю полную схожесть черт лица: знаю, что однокурсника нет в живых. “Господи, — шепчу про себя, — неужели может быть такое… Будто явление оттуда, из небытия”.
Похожий на однокурсника, разумеется, ничего не подозревает и не мешает мне воскрешать многолетние давности. Во мне вдруг вспыхивает прозрение: а может все люди вообще одинаковые? Что их в сущности своей разнит друг от друга? Рождаются, живут, умирают — и ничто и никто не в силах помешать этому постоянству неизбежности.
Вечерами часто хожу на речной бульвар, особенно в летнюю пору, когда там толпы народа — пассажиры на кораблях и у причалов, отдыхающие и праздные, трезвые и пьяные, молодые и старые. Когда-то я встретил здесь одного человека. Проговорили мы, помню, целый вечер. Ах, этот бархатный августовский вечер на решетчатом диване у причальной стенки под мягкий плеск воды… все помню до подробностей — лицо в улыбке, глаза ее, пухлые губы, до которых я не посмел коснуться в тот первый вечер. А больше мы и не виделись, хотя я и делал все, чтобы разыскать ее. Не судьба.
Несколько лет спустя попадается однажды здесь же, на бульваре, женщина на глаза, так похожая на ту, так похожа, что я подхожу и спрашиваю. Но, увы, это другая. И все равно я ее до сих пор ищу в толпах, слежу, высматриваю. И иногда везет мне: вот она идет с малышом, потом вижу с девочкой на руках и с тем же мальчиком, по уже повзрослевшим. А затем и обоих ребятишек, совсем повзрослевших…
В нашей жизни мы берем себе в утешение то, что больно напоминает нам наше прошлое. И многое связываем в этих случайных и неслучайных напоминаниях с нашим душевным состоянием сегодняшним и завтрашним. Даже находим символы веры и уверенности в себе — до суеверия.
Не раз поражался еще одной схожести лиц. Живет в столице знакомый. Неплохой специалист, большой книжник. В прежние, доперестроечные времена, когда ни зайдешь в его тесный кабинет, бросался в глаза за креслом, почти на уровне головы, миниатюрный портрет вождя в золоченой рамке под стеклом. Лицо хозяина кабинета навязчиво копирует черты лица портретного: такая же лысина, скулы, усы, бородка, прищур узких глаз — гений человечества и его отражение. Схожесть эта демонстрировалась как бы невзначай, как само собой разумеющееся, так как эти портреты висели и висят почти в каждом кабинете чиновников до сих пор.
А недавно приехал в столицу, заглянул к знакомому в кабинет — нет портрета на уровне головы. А лицо хозяина кабинета неузнаваемо изменилось: усы, бородка сбриты, на темя с затылка начесаны три жидких пряди. Сидит блеклый, мятый, растерянно щурит припухшие глазки — нет лица и нет человека, который с тайной гордостью всю жизнь носил в себе напоминание значимости и величия.