Татьяна Топоркова
Хорошо бы снег пошел
Татарский танец
Все любят, когда их выбирают. Только признаваться в этом нельзя: те, кто метит в командиры, считаются выскочками. Когда в школе за меня голосовали, чтобы председателем пионерского отряда выбрать, Светка Коркина закричала, прямо взвизгнула:
— Слава богу, что не меня!
Конечно, все сразу поняли, что она в командиры хотела. Даже стыдно за неё стало — так себя выдала. Но какой же из неё председатель, если она троечница и учителям грубит? Она ботаничку передразнивала, а вожатой сказала «Не Ваше дело!» В школе всё от учителей зависит — кого они выберут, за того и проголосуют. И командовать отрядом в школе неинтересно, даже смешно, когда в актовом зале какой-нибудь сбор проводят. Классы в коридоре маршируют, в дверях спотыкаются, никто команды не слушает.
То ли дело в пионерском лагере! Когда ведешь свой отряд на линейку, все как один идут в ногу, ровненько, отмеряя на каждый шаг четкую долю речёвки: «Силь-ные! Сме-лые! На солнце за-горе-лые!»
Я в лагере совсем недолго командиром была, когда Мишка Коршунов ногу сломал и его домой забрали. Наша вожатая ещё жалела, что меня сразу не выбрали. Потому что Мишка не активный и не болеет за честь отряда. Да ещё картавый. Он, конечно, не виноват, что букву «р» не выговаривает, только очень уж смешно у него получалось:
— О-твяд! Ва-вняйсь! Смивно!
Очень мне хочется, чтобы меня в этом году командиром выбрали. Но в лагере не так, как в школе, не очень-то на твои пятёрки смотрят. И вожатые в начале смены никого ещё толком не знают. Надо, чтобы кто-нибудь тебя выкрикнул, когда выборы начнутся. Может быть, кто-нибудь заранее так договаривается, только это уж совсем нечестно. Ещё бывают такие девчонки-подлизы, которые угождают своим подружкам. Как будто одна королева, а другая ей прислуживает. Но у меня такой подружки нет. Я дружу с Ниной Салиховой, и у нас никто никому не слуга. Мы живём в одном дворе, учимся в одном классе и вместе поедем в лагерь на первую смену.
Нина ещё ни разу не была в пионерском лагере, а я-то уже в четвёртый раз еду. И я уже всё придумала: как мы в один отряд запишемся, как кровати займем у окошка, как зарядку будем прогуливать — это просто. А вот как в командиры выбраться? Надо постараться, чтобы вожатая тебя заметила с самого начала и подумала: вот хорошая девочка, активная и дисциплинированная, надо её председателем отряда выбрать.
И я начала стараться.
В день отъезда родители с детьми собрались около клуба. Там прямо на траве стояли столы с табличками «1 отряд», «2 отряд», а за столами сидели вожатые. Мы записались в четвёртый отряд к вожатой с красивым именем Иветта и стали ей помогать. Когда приходили знакомые ребята, мы их агитировали к нам записываться и рассказывали про них вожатой. А Валерку Кабакова, наоборот, отговорили в наш отряд идти, он дерётся и девочек обзывает.
Потом сели в автобусы и поехали. Мы с Ниной лучшие места заняли, впереди, и я сразу начала петь и других заставила. Самый громкий у нас автобус получился и самый дружный. Когда приехали, стали по дачкам распределяться. Мы с Ниной первые в строй встали, и я специально для вожатой скомандовала: левой, левой, раз-два-три.
С кроватями тоже всё получилось. В дачке три спальни и большая веранда. Пока ребята на веранде толпились, я в угловой комнате лучшие места заняла. На одну кровать кофточку свою бросила, на другую — журнал «Костер». И сразу же умывальные принадлежности в тумбочке разложила: одна полочка — Нине, другая — моя. Тут уже никто не поспорит, что это наши места.
На обед шли строем, только тут уж я не стала командовать. Мне бы и самой не понравилось, если бы какая-нибудь девчонка так перед вожатой выслуживалась. Перед крыльцом столовой пришлось ждать, пока откроют, и я загадала: если шеф-поваром опять будет тетя Галя — выберут меня командиром. Стала Нине объяснять:
— У нас в лагере суп по тарелкам ребята сами разливают. Дежурные ставят на столы кастрюли с поварёшками, и очень удобно — можно добавку брать. Так тётя Галя придумала, чтобы суп не остывал.
— А можно не есть?
— Тёти-Галин суп? Ты попробуй сначала! Он у неё такой… красивый! С зелёной сметаной!
— С зелёной? Ффу!
— Ничего не фу! Тётя Галя сметану растирает со всякой зеленью, с укропом, и в каждую кастрюлю бухает по поварёшке. Я и сама в прошлом году эту сметану мешала, когда мы дежурили.
Это я нарочно так сказала, чтобы вожатая слышала. Чтобы поняла, какая я ответственная. На самом деле эту работу повариха никому не доверяет, всегда сама делает. Вот и сейчас, когда мы зашли в столовую, тётя Галя стояла на раздаче и раскладывала по кастрюлям свою затирку. Ур-ра! На каждом столе стояли маленькие букеты незабудок, вся посуда была новенькая — прямо как в кино. Мы заняли столик подальше от вожатского и принялись за суп. И Нине понравилось! Она даже лук вылавливать не стала, потому что его вроде и не было в этом супе.
После обеда объявили сончас. Тоже хорошо. Спать, конечно, никто не будет, мы не маленькие, зато можно поболтать. В нашей палате тринадцать кроватей, белые простыни, синие одеяла. Когда все улеглись, я предложила устроить час знакомства. Чтобы каждая девочка про себя рассказала: как зовут, где живет, что делать умеет. Только потихоньку, чтобы вожатые не ругались. Ну и стали рассказывать. Незнакомых было четыре, они с Севера приехали, из Сургута. Нормальные девчонки, только одна из них, Тамара, больно уж расхвасталась. И отличница она, и гимнастикой занимается, и папа у неё самый главный начальник. Тоже, наверное, в командиры хочет. Про себя я сказала, что учусь хорошо, что хожу в хореографическую студию, сочинения люблю писать. А Нина ничего толком не сказала, застеснялась. И про то, что я в классе председатель пионерского отряда, не добавила. А я-то надеялась…
Время тянулось медленно. После мертвого часа ходили на полдник, потом чемоданы на склад сдавали, в палате прибирали. Девочки-северянки стали проситься в лес, чтобы цветов набрать и букетами дачку украсить. Но Иветта объявила сбор на веранде. Наконец-то! Стали записываться во всякие кружки. Я записалась в танцевальный, туристический и стенгазету рисовать. Тамара-выскочка опять про себя хвастаться начала, захотела солисткой в хор. Иветта говорит:
— Солистов руководители назначат, по талантам, а вот девочки хорошо в автобусе пели — почему бы вам на хор не записаться?
И на нас с Ниной показывает. Значит, заметила всё-таки! Да я хоть во все кружки запишусь, лишь бы председателем выбрали. А Иветта словно мысли мои читает:
— Знаете что? Давайте-ка мы с вами выборы председателя и звеньевых отложим на пару дней. Присмотримся друг к другу, познакомимся… До открытия лагеря будем дежурных командиров назначать, а потом уж выберем самого достойного.
Вот тебе и раз! Никогда такого не было — дежурные командиры. Всё молчат, и тишина эта какая-то несогласная. Но разве со взрослыми поспоришь? Видимо, наша вожатая никого не выделила и надо ещё три дня перед ней выслуживаться. Очень мне это не понравилось, даже в командиры расхотелось. А Иветта тут же меня и назначила! Дежурным, чтобы я завтра отряд на линейку вела и вообще командовала.
Как тут поступить? Придется строить из себя пай-девочку, но я ведь и так не хулиганка какая-нибудь. Тут и притворяться особо не надо, просто слушаться старших. Иветту слушаться. Три дня — не так уж и много. Да ещё Тамара эта норовит вперед выскочить. Нетушки! Я буду лучше её отрядом командовать.
Это я уже вечером так решила, после отбоя. Девчонки в палате стали шепотом Иветту ругать — за дежурных командиров, за то, что не разрешила председателя выбрать. А я помалкивала, потому что у девчонок так бывает: сначала вместе ругают кого-то, а потом возьмут и наябедничают. Я даже Нине не сказала, как буду в командиры пробиваться. Притворилась, что сплю, а потом и вправду заснула…
— Товарищ председатель совета дружины! Четвертый отряд на торжественную линейку в честь открытия лагеря построен! Рапорт сдан!
— Рапорт принят!
Я бегу по песчаной дорожке к своему отряду. Вольно! Все улыбаются. Это ещё только репетиция, открытие лагеря завтра, и я снова буду дежурным командиром. Все и так уже понимают, что меня надо насовсем выбирать, из трех испытательных дней я уже два раза дежурила. Вчера назначили Толика, а он в столовой плохое слово сказал. Прямо при всех! И ребята в отряде говорят, что будут за меня голосовать. Даже не пришлось к вожатой подлизываться. Всё само собой получилось. В хоре солисткой назначили. Песня, правда, совсем дурацкая — «Я первый ученик среди ребят», зато не Томочке досталась! В танцевальном кружке тоже сольный номер — «павушка». Это такой русский танец с платком. Мы его в студии ставили, а я под себя переделала. На концерте все танцевальные номера про дружбу народов: русский, украинский, молдавский. Нину я уговорила татарский танец исполнить. Она стесняется очень, и мы отдельно репетируем, и хорошо получается. Ещё я в газету стихи написала. И всем нужна. Девчонки, которые гопак танцуют, не знают, какие костюмы сделать. Я придумала венки из живых цветов плести, а ленты по всему лагерю собрать. Стали отрядное место на линейке украшать, я предложила шишки гуашью красить для мозаики — опять молодец. Платок расписной для танца я у сторожихи выпросила. Тут уж все удивились — она такая старуха злющая! А просто меня все знают, я четвёртый раз в лагере. Иветта чуть что — меня зовет на подмогу. Вот и сейчас говорит:
— Постарайся у кастелянши утюг выпросить, чтобы до завтра в отряде был. Формы надо гладить, галстуки, костюмы.
— Мы мальчишкам сегодня рубашки выгладим, пусть на веранде висят, только вешалок побольше надо.
— Вот молодец, что бы я без тебя делала!
А в клубе массовичка ждет, надо к татарскому танцу музыку подобрать. Нина стала танец показывать. Баянист не сразу приноровился, но потом всё получилось. Массовичка велела костюм подобрать на складе. Нина говорит, что нужно белое платье с расписным жилетом и фартук красивый. Жилет и фартук мы нашли быстро, я с прошлого года эти костюмы помнила, из молдавского танца. А платье решили у Милки взять, у неё есть белое с рукавами.
Потом в пионерской комнате транспаранты рисовали. Зинка Каменева из второго отряда ошибку сделала: написала «гиолог» вместо «геолог». Вот балда! Они эту букву и резинкой тёрли, и водой смывали, только хуже сделали.
Я говорю:
— Вы чистым ватманом это пятно заклейте и на нем «е» напишите, никто и не заметит заплату.
Опять молодец! Но я нисколько не задавалась, даже Тамаре предложила свои чешки на выступление надеть. У неё гимнастический этюд с лентой, а обуви подходящей нет. И так мне радостно было! За ужином объявили расписание на завтра: после полдника торжественная линейка, потом концерт, потом костер и карнавал. Старшая пионервожатая зачитала список тех ребят, которых от мертвого часа освободят, и меня тоже назвала. Потому что без меня не справятся с открытием!
С утра опять началась беготня, дежурные из первого отряда в парадных формах встречали гостей — всяких начальников из геологоуправления, из гороно, из соседних лагерей.
Там одна тётенька была, она с мамой вместе работает, я хотела с ней поздороваться, про маму спросить, но постеснялась. И некогда было её караулить: перед обедом прогон концерта был, потом костюмы гладили.
В мертвый час Иветта собрала нас на веранде. Там хорошо пахло глаженым бельем, везде были развешаны белые рубашки, костюмы для танцев, галстуки. Иветта сказала, чтобы мы костюмы отнесли в клуб и одевались для торжественной линейки. И пусть девочки помогут Нине косички заплетать.
Нина удивилась:
— Зачем помогать? Я сама справлюсь.
— Ты не успеешь, надо двадцать пять косичек заплести или чуть поменьше.
— Почему?
— Потому что татары носят много-много косичек, у них такая национальная прическа.
У Нины голос какой-то чужой стал, какой-то взрослый:
— Татары не носят много косичек, татарские девушки заплетают две косы!
— Ты меня будешь учить? Делай, как я велела, или вообще не будешь танцевать!
— Я не буду танцевать с косичками!
Они так быстро поссорились, что я растерялась. Нина, такая тихоня, спорит с вожатой из-за каких-то косичек? Да какая разница — две или двадцать. Ведь она так хотела выступать, готовилась… Нужно её уговорить!
— Нина, мы тебе поможем, Ну, не обязательно двадцать, заплетём десять. Кто их будет считать?
Нина посмотрела на меня как на врага и отчеканила;
— Я не буду танцевать с косичками!
Повесила на крючок вешалку со своим костюмом и ушла в палату. Девочки молчали, а Иветта схватила меня за плечо и стала возмущаться:
— Подумайте, какая гордая. Думает, что умнее всех. И очень хорошо. И пусть не танцует! Таня ещё лучше справится. Таня, это ведь ты для неё танец придумала? Вот и выступишь сама. Мы тебе сейчас косичек наплетём.
— Я? У меня же русский танец, «павушка». И в хоре запевать…
— Ничего страшного, мы татарский танец в начало концерта передвинем, успеешь расплестись, я сама тебе помогу.
— А на линейке рапорт как сдавать? Командир с косичками?
— На линейке? Да, там с такой экзотической прической нельзя. Назначим командиром кого-нибудь другого, ту же Тамару. Да не расстраивайся, ты ещё накомандуешься, завтра тебя председателем постоянным выберем, это я тебе точно обещаю!
У меня в голове всё перепуталось. Получается, что Иветта условие ставит: послушаюсь — буду командиром, не послушаюсь — не буду. Танцевать за Нину совсем не хочется. Не из-за косичек, косички — это ерунда, даже забавно так походить. Но ведь Нина неспроста отказалась, она на принцип пошла. Непонятный какой-то принцип, но важный, судя по её поведению. А я её предам — так получается? А она со мной как? Из-за её упрямства сегодня Тамарку вместо меня командиром назначили. А вдруг меня завтра насовсем не выберут? Если не соглашусь танцевать, то получится, что я из-за каприза подружки никем и не стану.
Вожатая и не ждала моего согласия, она уже и волосы мне распустила, косички плетёт. А я смотрю на дверь в палату — вдруг Нина передумала, вдруг выйдет! Но она так и не вышла. Я потом вообще её до самого концерта не видела.
Косичек получилось семнадцать, и очень они мешали. Пыталась я их запрятать под пилотку — не получается. Иветта говорит:
— Ты вообще не ходи на линейку. Я тебя сейчас на полдник свожу, а потом сразу в клуб. Сиди там до концерта, чтобы тебя раньше времени никто не увидел.
Может мне ещё мешок на голову надеть, чтобы никто меня не видел? Совсем я на Иветту разозлилась, но возражать не посмела. Сидела в клубе и слушала, как на линейке горны-барабаны разливаются, как поет вся дружина «Взвейтесь кострами, синие ночи».
Татарский танец шел третьим номером. Когда баянист заиграл, я выбежала на сцену и на предпоследнем ряду сразу же увидела Нину. Я споткнулась, отстала от музыки, выровнялась и больше в зал не смотрела. Просто повторяла все движения как механическая кукла. Когда кружилась, все мои семнадцать косичек поднимались зонтиком. Кончилась музыка, зрители похлопали. За сценой меня подхватила Иветта, начала больно сдергивать резинки, которыми мы стягивали кончики волос.
— Молодец! Хорошо танцевала. Ты, наверное, балериной хочешь быть? И с косичками так красиво получилось — настоящий татарский наряд.
Толком переплестись я не успела, соорудила на боку неуклюжую косу, белую рубашку и юбку надела прямо поверх Милкиного платья — на сцене выстраивался хор. Пела я, наверное, хорошо, потому что хлопали нам громко. И Нина тоже хлопала, я специально посмотрела. Ну, теперь на «павушку» переодеться и — спасибо за внимание. Сторожихин платок не забыть и косу переплести потуже, чтобы не развалилась. Опять все хлопают.
Я в пионерскую форму переоделась и побежала в зал. Проберусь к Нине, скажу ей что-нибудь. Не буду про танец спрашивать и про Иветту, пусть знает, что я не сержусь. Я подкралась к ней сзади и громко сказала:
— Подвинься!
Нина ничего не ответила, даже головы не повернула. Она сидела и смотрела на сцену, где малышня из восьмого отряда топталась под песенку «Цып-цып, мои цыплятки». Я постояла рядом и ушла.
Она, видите ли, обиделась. Бойкот мне объявила. Это я должна обижаться! Из-за неё весь праздник наперекосяк. Нет, правда, я так старалась, так готовилась — и что? На линейку не пустили, концерт толком не видела, сижу теперь за клубом на ящике одна. Надо было ей ответить, наорать на неё. Но мы ведь раньше не ссорились, никогда друг на друга не кричали. И не станет Нина из-за ерунды обижаться. Дались ей эти косички!
Тут из клуба выходить стали, старшая пионервожатая гостей ведёт. Я с маминой знакомой поздоровалась, и она меня узнала:
— Таня! Хорошо, что я тебя увидела — мама просила про тебя разузнать. Как тебе в лагере?
— Хорошо…
— А почему грустная такая? Ты тут главная артистка, как я посмотрю. Поешь, танцуешь… Русский танец мне больше всего понравился, узбекский тоже хороший, но с платком лучше!
— Это не узбекский… Татарский.
— Татарский? Такие косички узбечки носят. Даже стихи есть: у москвички две косички, у узбечки — двадцать пять! Что маме передать?
— Передайте привет и что хорошо всё…
Они ушли в столовую, а я опять на ящик села. Вот почему Нина обиделась! Не потому, что её с узбечкой перепутали, а потому что Иветта не знает — а говорит. Мне бы сказали, что русский танец в шароварах надо танцевать — я бы согласилась?
Нина про свою национальность лучше знает, она с бабушкой по-татарски разговаривает. А вожатая и слушать не захотела. Взрослые всегда так — всегда правы.
— Вот ты где! Что же это такое? Кто должен за тебя костюмы носить? Отряд в столовую пошёл, а командир в холодке отсиживается!
Иветта с ворохом тряпок стояла передо мной. Она как будто с шуткой меня отчитывала, даже подмигнула, словно напоминала о нашем договоре: будешь слушаться — будешь командиром. Но я не стала ей улыбаться и оправдываться не стала. Я сказала:
— Не буду я командиром. Тамарочку выбирайте.
Забрала у неё костюмы и пошла в отряд. Надо ещё Нину найти, пока ужин не кончился…
Татьяна Топоркова
Хорошо бы снег пошел
Татарский танец
Все любят, когда их выбирают. Только признаваться в этом нельзя: те, кто метит в командиры, считаются выскочками. Когда в школе за меня голосовали, чтобы председателем пионерского отряда выбрать, Светка Коркина закричала, прямо взвизгнула:
— Слава богу, что не меня!
Конечно, все сразу поняли, что она в командиры хотела. Даже стыдно за неё стало — так себя выдала. Но какой же из неё председатель, если она троечница и учителям грубит? Она ботаничку передразнивала, а вожатой сказала «Не Ваше дело!» В школе всё от учителей зависит — кого они выберут, за того и проголосуют. И командовать отрядом в школе неинтересно, даже смешно, когда в актовом зале какой-нибудь сбор проводят. Классы в коридоре маршируют, в дверях спотыкаются, никто команды не слушает.
То ли дело в пионерском лагере! Когда ведешь свой отряд на линейку, все как один идут в ногу, ровненько, отмеряя на каждый шаг четкую долю речёвки: «Силь-ные! Сме-лые! На солнце за-горе-лые!»
Я в лагере совсем недолго командиром была, когда Мишка Коршунов ногу сломал и его домой забрали. Наша вожатая ещё жалела, что меня сразу не выбрали. Потому что Мишка не активный и не болеет за честь отряда. Да ещё картавый. Он, конечно, не виноват, что букву «р» не выговаривает, только очень уж смешно у него получалось:
— О-твяд! Ва-вняйсь! Смивно!
Очень мне хочется, чтобы меня в этом году командиром выбрали. Но в лагере не так, как в школе, не очень-то на твои пятёрки смотрят. И вожатые в начале смены никого ещё толком не знают. Надо, чтобы кто-нибудь тебя выкрикнул, когда выборы начнутся. Может быть, кто-нибудь заранее так договаривается, только это уж совсем нечестно. Ещё бывают такие девчонки-подлизы, которые угождают своим подружкам. Как будто одна королева, а другая ей прислуживает. Но у меня такой подружки нет. Я дружу с Ниной Салиховой, и у нас никто никому не слуга. Мы живём в одном дворе, учимся в одном классе и вместе поедем в лагерь на первую смену.
Нина ещё ни разу не была в пионерском лагере, а я-то уже в четвёртый раз еду. И я уже всё придумала: как мы в один отряд запишемся, как кровати займем у окошка, как зарядку будем прогуливать — это просто. А вот как в командиры выбраться? Надо постараться, чтобы вожатая тебя заметила с самого начала и подумала: вот хорошая девочка, активная и дисциплинированная, надо её председателем отряда выбрать.
И я начала стараться.
В день отъезда родители с детьми собрались около клуба. Там прямо на траве стояли столы с табличками «1 отряд», «2 отряд», а за столами сидели вожатые. Мы записались в четвёртый отряд к вожатой с красивым именем Иветта и стали ей помогать. Когда приходили знакомые ребята, мы их агитировали к нам записываться и рассказывали про них вожатой. А Валерку Кабакова, наоборот, отговорили в наш отряд идти, он дерётся и девочек обзывает.
Потом сели в автобусы и поехали. Мы с Ниной лучшие места заняли, впереди, и я сразу начала петь и других заставила. Самый громкий у нас автобус получился и самый дружный. Когда приехали, стали по дачкам распределяться. Мы с Ниной первые в строй встали, и я специально для вожатой скомандовала: левой, левой, раз-два-три.
С кроватями тоже всё получилось. В дачке три спальни и большая веранда. Пока ребята на веранде толпились, я в угловой комнате лучшие места заняла. На одну кровать кофточку свою бросила, на другую — журнал «Костер». И сразу же умывальные принадлежности в тумбочке разложила: одна полочка — Нине, другая — моя. Тут уже никто не поспорит, что это наши места.
На обед шли строем, только тут уж я не стала командовать. Мне бы и самой не понравилось, если бы какая-нибудь девчонка так перед вожатой выслуживалась. Перед крыльцом столовой пришлось ждать, пока откроют, и я загадала: если шеф-поваром опять будет тетя Галя — выберут меня командиром. Стала Нине объяснять:
— У нас в лагере суп по тарелкам ребята сами разливают. Дежурные ставят на столы кастрюли с поварёшками, и очень удобно — можно добавку брать. Так тётя Галя придумала, чтобы суп не остывал.
— А можно не есть?
— Тёти-Галин суп? Ты попробуй сначала! Он у неё такой… красивый! С зелёной сметаной!
— С зелёной? Ффу!
— Ничего не фу! Тётя Галя сметану растирает со всякой зеленью, с укропом, и в каждую кастрюлю бухает по поварёшке. Я и сама в прошлом году эту сметану мешала, когда мы дежурили.
Это я нарочно так сказала, чтобы вожатая слышала. Чтобы поняла, какая я ответственная. На самом деле эту работу повариха никому не доверяет, всегда сама делает. Вот и сейчас, когда мы зашли в столовую, тётя Галя стояла на раздаче и раскладывала по кастрюлям свою затирку. Ур-ра! На каждом столе стояли маленькие букеты незабудок, вся посуда была новенькая — прямо как в кино. Мы заняли столик подальше от вожатского и принялись за суп. И Нине понравилось! Она даже лук вылавливать не стала, потому что его вроде и не было в этом супе.
После обеда объявили сончас. Тоже хорошо. Спать, конечно, никто не будет, мы не маленькие, зато можно поболтать. В нашей палате тринадцать кроватей, белые простыни, синие одеяла. Когда все улеглись, я предложила устроить час знакомства. Чтобы каждая девочка про себя рассказала: как зовут, где живет, что делать умеет. Только потихоньку, чтобы вожатые не ругались. Ну и стали рассказывать. Незнакомых было четыре, они с Севера приехали, из Сургута. Нормальные девчонки, только одна из них, Тамара, больно уж расхвасталась. И отличница она, и гимнастикой занимается, и папа у неё самый главный начальник. Тоже, наверное, в командиры хочет. Про себя я сказала, что учусь хорошо, что хожу в хореографическую студию, сочинения люблю писать. А Нина ничего толком не сказала, застеснялась. И про то, что я в классе председатель пионерского отряда, не добавила. А я-то надеялась…
Время тянулось медленно. После мертвого часа ходили на полдник, потом чемоданы на склад сдавали, в палате прибирали. Девочки-северянки стали проситься в лес, чтобы цветов набрать и букетами дачку украсить. Но Иветта объявила сбор на веранде. Наконец-то! Стали записываться во всякие кружки. Я записалась в танцевальный, туристический и стенгазету рисовать. Тамара-выскочка опять про себя хвастаться начала, захотела солисткой в хор. Иветта говорит:
— Солистов руководители назначат, по талантам, а вот девочки хорошо в автобусе пели — почему бы вам на хор не записаться?
И на нас с Ниной показывает. Значит, заметила всё-таки! Да я хоть во все кружки запишусь, лишь бы председателем выбрали. А Иветта словно мысли мои читает:
— Знаете что? Давайте-ка мы с вами выборы председателя и звеньевых отложим на пару дней. Присмотримся друг к другу, познакомимся… До открытия лагеря будем дежурных командиров назначать, а потом уж выберем самого достойного.
Вот тебе и раз! Никогда такого не было — дежурные командиры. Всё молчат, и тишина эта какая-то несогласная. Но разве со взрослыми поспоришь? Видимо, наша вожатая никого не выделила и надо ещё три дня перед ней выслуживаться. Очень мне это не понравилось, даже в командиры расхотелось. А Иветта тут же меня и назначила! Дежурным, чтобы я завтра отряд на линейку вела и вообще командовала.
Как тут поступить? Придется строить из себя пай-девочку, но я ведь и так не хулиганка какая-нибудь. Тут и притворяться особо не надо, просто слушаться старших. Иветту слушаться. Три дня — не так уж и много. Да ещё Тамара эта норовит вперед выскочить. Нетушки! Я буду лучше её отрядом командовать.
Это я уже вечером так решила, после отбоя. Девчонки в палате стали шепотом Иветту ругать — за дежурных командиров, за то, что не разрешила председателя выбрать. А я помалкивала, потому что у девчонок так бывает: сначала вместе ругают кого-то, а потом возьмут и наябедничают. Я даже Нине не сказала, как буду в командиры пробиваться. Притворилась, что сплю, а потом и вправду заснула…
— Товарищ председатель совета дружины! Четвертый отряд на торжественную линейку в честь открытия лагеря построен! Рапорт сдан!
— Рапорт принят!
Я бегу по песчаной дорожке к своему отряду. Вольно! Все улыбаются. Это ещё только репетиция, открытие лагеря завтра, и я снова буду дежурным командиром. Все и так уже понимают, что меня надо насовсем выбирать, из трех испытательных дней я уже два раза дежурила. Вчера назначили Толика, а он в столовой плохое слово сказал. Прямо при всех! И ребята в отряде говорят, что будут за меня голосовать. Даже не пришлось к вожатой подлизываться. Всё само собой получилось. В хоре солисткой назначили. Песня, правда, совсем дурацкая — «Я первый ученик среди ребят», зато не Томочке досталась! В танцевальном кружке тоже сольный номер — «павушка». Это такой русский танец с платком. Мы его в студии ставили, а я под себя переделала. На концерте все танцевальные номера про дружбу народов: русский, украинский, молдавский. Нину я уговорила татарский танец исполнить. Она стесняется очень, и мы отдельно репетируем, и хорошо получается. Ещё я в газету стихи написала. И всем нужна. Девчонки, которые гопак танцуют, не знают, какие костюмы сделать. Я придумала венки из живых цветов плести, а ленты по всему лагерю собрать. Стали отрядное место на линейке украшать, я предложила шишки гуашью красить для мозаики — опять молодец. Платок расписной для танца я у сторожихи выпросила. Тут уж все удивились — она такая старуха злющая! А просто меня все знают, я четвёртый раз в лагере. Иветта чуть что — меня зовет на подмогу. Вот и сейчас говорит:
— Постарайся у кастелянши утюг выпросить, чтобы до завтра в отряде был. Формы надо гладить, галстуки, костюмы.
— Мы мальчишкам сегодня рубашки выгладим, пусть на веранде висят, только вешалок побольше надо.
— Вот молодец, что бы я без тебя делала!
А в клубе массовичка ждет, надо к татарскому танцу музыку подобрать. Нина стала танец показывать. Баянист не сразу приноровился, но потом всё получилось. Массовичка велела костюм подобрать на складе. Нина говорит, что нужно белое платье с расписным жилетом и фартук красивый. Жилет и фартук мы нашли быстро, я с прошлого года эти костюмы помнила, из молдавского танца. А платье решили у Милки взять, у неё есть белое с рукавами.
Потом в пионерской комнате транспаранты рисовали. Зинка Каменева из второго отряда ошибку сделала: написала «гиолог» вместо «геолог». Вот балда! Они эту букву и резинкой тёрли, и водой смывали, только хуже сделали.
Я говорю:
— Вы чистым ватманом это пятно заклейте и на нем «е» напишите, никто и не заметит заплату.
Опять молодец! Но я нисколько не задавалась, даже Тамаре предложила свои чешки на выступление надеть. У неё гимнастический этюд с лентой, а обуви подходящей нет. И так мне радостно было! За ужином объявили расписание на завтра: после полдника торжественная линейка, потом концерт, потом костер и карнавал. Старшая пионервожатая зачитала список тех ребят, которых от мертвого часа освободят, и меня тоже назвала. Потому что без меня не справятся с открытием!
С утра опять началась беготня, дежурные из первого отряда в парадных формах встречали гостей — всяких начальников из геологоуправления, из гороно, из соседних лагерей.
Там одна тётенька была, она с мамой вместе работает, я хотела с ней поздороваться, про маму спросить, но постеснялась. И некогда было её караулить: перед обедом прогон концерта был, потом костюмы гладили.
В мертвый час Иветта собрала нас на веранде. Там хорошо пахло глаженым бельем, везде были развешаны белые рубашки, костюмы для танцев, галстуки. Иветта сказала, чтобы мы костюмы отнесли в клуб и одевались для торжественной линейки. И пусть девочки помогут Нине косички заплетать.
Нина удивилась:
— Зачем помогать? Я сама справлюсь.
— Ты не успеешь, надо двадцать пять косичек заплести или чуть поменьше.
— Почему?
— Потому что татары носят много-много косичек, у них такая национальная прическа.
У Нины голос какой-то чужой стал, какой-то взрослый:
— Татары не носят много косичек, татарские девушки заплетают две косы!
— Ты меня будешь учить? Делай, как я велела, или вообще не будешь танцевать!
— Я не буду танцевать с косичками!
Они так быстро поссорились, что я растерялась. Нина, такая тихоня, спорит с вожатой из-за каких-то косичек? Да какая разница — две или двадцать. Ведь она так хотела выступать, готовилась… Нужно её уговорить!
— Нина, мы тебе поможем, Ну, не обязательно двадцать, заплетём десять. Кто их будет считать?
Нина посмотрела на меня как на врага и отчеканила;
— Я не буду танцевать с косичками!
Повесила на крючок вешалку со своим костюмом и ушла в палату. Девочки молчали, а Иветта схватила меня за плечо и стала возмущаться:
— Подумайте, какая гордая. Думает, что умнее всех. И очень хорошо. И пусть не танцует! Таня ещё лучше справится. Таня, это ведь ты для неё танец придумала? Вот и выступишь сама. Мы тебе сейчас косичек наплетём.
— Я? У меня же русский танец, «павушка». И в хоре запевать…
— Ничего страшного, мы татарский танец в начало концерта передвинем, успеешь расплестись, я сама тебе помогу.
— А на линейке рапорт как сдавать? Командир с косичками?
— На линейке? Да, там с такой экзотической прической нельзя. Назначим командиром кого-нибудь другого, ту же Тамару. Да не расстраивайся, ты ещё накомандуешься, завтра тебя председателем постоянным выберем, это я тебе точно обещаю!
У меня в голове всё перепуталось. Получается, что Иветта условие ставит: послушаюсь — буду командиром, не послушаюсь — не буду. Танцевать за Нину совсем не хочется. Не из-за косичек, косички — это ерунда, даже забавно так походить. Но ведь Нина неспроста отказалась, она на принцип пошла. Непонятный какой-то принцип, но важный, судя по её поведению. А я её предам — так получается? А она со мной как? Из-за её упрямства сегодня Тамарку вместо меня командиром назначили. А вдруг меня завтра насовсем не выберут? Если не соглашусь танцевать, то получится, что я из-за каприза подружки никем и не стану.
Вожатая и не ждала моего согласия, она уже и волосы мне распустила, косички плетёт. А я смотрю на дверь в палату — вдруг Нина передумала, вдруг выйдет! Но она так и не вышла. Я потом вообще её до самого концерта не видела.
Косичек получилось семнадцать, и очень они мешали. Пыталась я их запрятать под пилотку — не получается. Иветта говорит:
— Ты вообще не ходи на линейку. Я тебя сейчас на полдник свожу, а потом сразу в клуб. Сиди там до концерта, чтобы тебя раньше времени никто не увидел.
Может мне ещё мешок на голову надеть, чтобы никто меня не видел? Совсем я на Иветту разозлилась, но возражать не посмела. Сидела в клубе и слушала, как на линейке горны-барабаны разливаются, как поет вся дружина «Взвейтесь кострами, синие ночи».
Татарский танец шел третьим номером. Когда баянист заиграл, я выбежала на сцену и на предпоследнем ряду сразу же увидела Нину. Я споткнулась, отстала от музыки, выровнялась и больше в зал не смотрела. Просто повторяла все движения как механическая кукла. Когда кружилась, все мои семнадцать косичек поднимались зонтиком. Кончилась музыка, зрители похлопали. За сценой меня подхватила Иветта, начала больно сдергивать резинки, которыми мы стягивали кончики волос.
— Молодец! Хорошо танцевала. Ты, наверное, балериной хочешь быть? И с косичками так красиво получилось — настоящий татарский наряд.
Толком переплестись я не успела, соорудила на боку неуклюжую косу, белую рубашку и юбку надела прямо поверх Милкиного платья — на сцене выстраивался хор. Пела я, наверное, хорошо, потому что хлопали нам громко. И Нина тоже хлопала, я специально посмотрела. Ну, теперь на «павушку» переодеться и — спасибо за внимание. Сторожихин платок не забыть и косу переплести потуже, чтобы не развалилась. Опять все хлопают.
Я в пионерскую форму переоделась и побежала в зал. Проберусь к Нине, скажу ей что-нибудь. Не буду про танец спрашивать и про Иветту, пусть знает, что я не сержусь. Я подкралась к ней сзади и громко сказала:
— Подвинься!
Нина ничего не ответила, даже головы не повернула. Она сидела и смотрела на сцену, где малышня из восьмого отряда топталась под песенку «Цып-цып, мои цыплятки». Я постояла рядом и ушла.
Она, видите ли, обиделась. Бойкот мне объявила. Это я должна обижаться! Из-за неё весь праздник наперекосяк. Нет, правда, я так старалась, так готовилась — и что? На линейку не пустили, концерт толком не видела, сижу теперь за клубом на ящике одна. Надо было ей ответить, наорать на неё. Но мы ведь раньше не ссорились, никогда друг на друга не кричали. И не станет Нина из-за ерунды обижаться. Дались ей эти косички!
Тут из клуба выходить стали, старшая пионервожатая гостей ведёт. Я с маминой знакомой поздоровалась, и она меня узнала:
— Таня! Хорошо, что я тебя увидела — мама просила про тебя разузнать. Как тебе в лагере?
— Хорошо…
— А почему грустная такая? Ты тут главная артистка, как я посмотрю. Поешь, танцуешь… Русский танец мне больше всего понравился, узбекский тоже хороший, но с платком лучше!
— Это не узбекский… Татарский.
— Татарский? Такие косички узбечки носят. Даже стихи есть: у москвички две косички, у узбечки — двадцать пять! Что маме передать?
— Передайте привет и что хорошо всё…
Они ушли в столовую, а я опять на ящик села. Вот почему Нина обиделась! Не потому, что её с узбечкой перепутали, а потому что Иветта не знает — а говорит. Мне бы сказали, что русский танец в шароварах надо танцевать — я бы согласилась?
Нина про свою национальность лучше знает, она с бабушкой по-татарски разговаривает. А вожатая и слушать не захотела. Взрослые всегда так — всегда правы.
— Вот ты где! Что же это такое? Кто должен за тебя костюмы носить? Отряд в столовую пошёл, а командир в холодке отсиживается!
Иветта с ворохом тряпок стояла передо мной. Она как будто с шуткой меня отчитывала, даже подмигнула, словно напоминала о нашем договоре: будешь слушаться — будешь командиром. Но я не стала ей улыбаться и оправдываться не стала. Я сказала:
— Не буду я командиром. Тамарочку выбирайте.
Забрала у неё костюмы и пошла в отряд. Надо ещё Нину найти, пока ужин не кончился…