Татьяна Топоркова
Снежный слон и другие истории
Грязная история
Наша школа — самая лучшая в городе. Потому что самая новая. Её только-только построили, даже первого сентября ещё не открыли. Мы целый месяц ходили в старую деревянную школу, где раньше Лена училась. Там такая теснотища! Школьники втроём за партами сидят, и очередь в раздевалку на улице начинается. Физкультурой в коридоре занимаются, где с потолка свисает грязный канат.
В новой школе спортивный зал занимает целый этаж, там есть и брусья, и кожаные маты, и гимнастический конь, и пахнет всем новеньким — кожей, краской и деревом.
Мы, первоклашки, первое время даже плутали на этажах и на уроки опаздывали. Ангелина Ильинична нас за это не ругала. В ту осень многие дети опаздывали. Из-за грязи.
Грязь по пути в школу была разная. На дороге за заправкой она разливалась жидким коричневым болотом. Кое-где над его поверхностью торчали доски, брёвна, обломки бетонных плит и какие-то железяки. Мы прыгали по ним, как кузнечики, знали, если сорвёшься — искупаешься в этой жиже по пояс. А на пустыре, в глубине которого стоит школа, грязь густая и чёрная. Это настоящая трясина, она засасывает сапоги и даже доски, которыми пытаются мостить тропинки. У нашего Юры новенькие ботинки там остались, Лёнька его на закорках домой тащил.
В школу в грязной обуви не пускают, пока отмоешь сапоги — уже звонок прозвенел. Вот и опаздывали на уроки. Но это осенью, а зимой — совсем другое дело. Никакой грязи нет, через весь пустырь тянутся к школе тропинки, можно ходить напрямик, а это гораздо быстрее. И обувь мыть не надо, только с валенок снег обмести. Мы с девчонками целой гурьбой домой ходим и по дороге в снегу валяемся. Вырыли пещеру с разными ходами и закоулками, диваны там всякие соорудили, лежаночки. В укромном месте там свечка спрятана; когда на улице темно, мы свечку зажигаем. И так это хорошо, что уходить не хочется! Маленький огонёк сильнее тьмы и холода, от него в пещере уютно и хочется разговаривать про тайны. Однажды с нами Нинка Лебедева из третьего класса сидела, слушала наши сказки, а потом говорит:
— А я осенью в грязь упала и два дня в школу не ходила, пока пальто сохло.
— Эка невидаль! В ту осень многие дети в грязь падали, а потом в школу не ходили. Пальто долго сохнет…
— А вот и невидаль! Они же не нарочно падали. А я — специально, из-за контрольной! У меня по арифметике нормальные тройки были, а из-за этой контроши ещё неизвестно… Я тогда прямо села в эту няшу у заправки, там грязь выше пояса была. Мамка ругалась, конечно, а чё она сделает?
Ничего себе история. Нинка отчаянная девчонка, она на карьере с мальчишками плавает, из рогатки стреляет. И вот какую штуку удумала. А я бы сумела так? Очень мне захотелось попробовать. Не из-за контрольных, этого я не боюсь, а просто похулиганить так, и чтобы никто не догадался. Мне прямо невтерпёж стало, вот хочется — и всё. Прямо как в кино вижу: падаю в грязь и бегу домой. Надо будет ещё обязательно причитать на ходу, слезы лить и всё такое. Жалко, что зимой нет грязи, придётся до весны ждать…
Я всё время про это думала, мне даже сны снились, как я падаю, падаю, а упасть не могу, летаю над землёй. И я всё время на снег смотрела, когда же он таять начнет. Зима такая долгая, вот уже и март наступил, а снег всё лежит. Сугробы такой коркой ледяной покрылись, наступишь — провалишься, но это ещё не грязь, просто вода снеговая. В прошлые каникулы весной уже ручьи бежали, мы всем двором делали кораблики из деревянных катушек, запруды всякие сооружали и ходили в резиновых сапогах. А сейчас до каникул два дня осталось, а все в валенках ходят. Только на асфальте кое-где земля протаяла. Я такую проталинку нашла, попробовала валенком — нет, это ещё не грязь. Иду в школу и представляю, как я после каникул свой план осуществлю, как обхитрю всех. И вдруг — лужа! Дорогу за заправкой машины разъездили, там и снег, и глина, и вода — всё вперемешку.
У меня прямо в голове как часы затикали: падай, падай! Ноги тяжёлые стали. Можно эту лужу обойти, там и тропинка натоптана, вон она, школа. Зачем мне падать? Сегодня четыре урока, чтение моё любимое. А завтра уроков не будет, кукольный театр приедет, потом каникулы. Контрольных никаких нет, и табель у меня хороший.
Зачем мне падать? И когда я так хорошо всё придумала, то сошла с тропинки и села в лужу! Ой! Валенки сразу намокли, а пальто не очень. Под жидкой грязью был лёд. Надо было поглубже упасть, чтобы пальто совсем запачкалось, но руки скользили по льду, я испугалась, что не выберусь, и поползла на четвереньках. Едва вылезла из этой лужи. Теперь надо бежать и причитать? Пальто тяжёлое, ноги в мокрых валенках подворачиваются, мешают идти. И сразу холодно так стало, и страшно: кажется, я в этих одёжках никогда до дома не дойду. Какая- то тётенька меня догоняет, портфель подаёт. Ой, тяжёлый какой! Я его в луже забыла? И тут я заревела по-настоящему: руки-ноги прямо скрючило от холода, варежки потерялись…
И зачем я в эту лужу села?
Мама мне дверь открыла — испугалась:
— Что случилось? Ты в лужу упала? Да где же ты её нашла?
— У заправки-и!
Мама стала меня как маленькую раздевать, растёрла мне своим шарфом ладошки, велела мне греть ноги в тёплой воде и носки шерстяные потом надеть.
— Я твоё пальто на батарее разложила, попробуем без стирки обойтись. Вы завтра учитесь?
— У нас театр приезжа-ает…
— Ну, до завтра придумаем что-нибудь. Да не плачь ты, господи, ничего же страшного не случилось. Подумаешь — в лужу упала!
— У меня голова боли-ит…
— От рёва она у тебя болит, успокойся, и всё пройдет.
Мама напоила меня чаем с малиновым вареньем и ушла на работу. Ну всё, теперь буду прогуливать. Я ведь для этого в лужу села? По Нинкиным рассказам теперь должно быть всё хорошо: сидишь дома, ничего не делаешь. Я тоже буду бездельничать, вот только согреюсь хорошенько… Сначала я в кресле грелась, потом легла на диван, укрылась одеялом, шубой маминой. Всё равно холодно, даже зубы стучат. И голова никак не проходит… Сначала я думала: вот согреюсь и пойду Наташины тайники с конфетами искать. Или платье для нового пупсика сошью. А потом ничего не думала — холодно было, и голова болела, и ноги. Едва дождалась, пока сёстры из школы пришли. Лена сразу поняла, что я заболела, стала градусник искать. Спрашивает:
— Что болит?
А у меня всё болит, и ничего не хочется; только пить, и даже пить больно. И такая злость на Нинку Лебедеву! Нарочно, что ли, она так подстроила? Вечером совсем плохо стало, мама меня уксусом обтирала, поила клюквенным морсом. Говорят, я даже бредила ночью, про лужу что-то говорила и про кукольный театр. Старенькая докторша больно царапала горло какими-то железяками: ужасная, ужасная ангина! Папа поил меня своим лекарством — горячим молоком с содой и маслом. Прибегала Лена, рассказывала, что ребята во дворе поделили все ручьи. И кто какие кораблики делает. Но мне про это было неинтересно слушать, мне всё было неинтересно. Я даже мандарины есть не хотела, всё лежала и лежала…
Уже когда каникулы кончались, мне вставать разрешили. Я ходила от окна к окну и смотрела; у самого большого ручья вдоль дороги хозяйничают братья Воропаевы. У них самые быстрые корабли, самодельные парусники. Из кухонного окна видно палисадник, снег там совсем растаял, течёт маленький ручей, и малышня запруду строит. Вот глупые, в стоячей воде их бумажные лодочки никуда не поплывут! Наш ручей за сараями отсюда не видно, но я знаю, что Юра с Леной пускают по нему вертушки. Это никакой не кораблик — просто катушка от ниток. Их разрисовывают чернилами и тушью, украшают пёрышками и пускают по воде. Вертушки крутятся на плаву, обгоняют друг друга, первыми всегда приходят Ленкины. Я хотела этой весной сделать кораблик из грецкого ореха, с мачтой и парусом. У меня и орех ещё с нового года припасён. Но теперь придётся его Лене отдать, когда меня ещё на улицу выпустят? И ручьи скоро высохнут, вон как солнце греет — старается! Пропали мои каникулы.
И зачем я в эту лужу села?
Татьяна Топоркова
Снежный слон и другие истории
Грязная история
Наша школа — самая лучшая в городе. Потому что самая новая. Её только-только построили, даже первого сентября ещё не открыли. Мы целый месяц ходили в старую деревянную школу, где раньше Лена училась. Там такая теснотища! Школьники втроём за партами сидят, и очередь в раздевалку на улице начинается. Физкультурой в коридоре занимаются, где с потолка свисает грязный канат.
В новой школе спортивный зал занимает целый этаж, там есть и брусья, и кожаные маты, и гимнастический конь, и пахнет всем новеньким — кожей, краской и деревом.
Мы, первоклашки, первое время даже плутали на этажах и на уроки опаздывали. Ангелина Ильинична нас за это не ругала. В ту осень многие дети опаздывали. Из-за грязи.
Грязь по пути в школу была разная. На дороге за заправкой она разливалась жидким коричневым болотом. Кое-где над его поверхностью торчали доски, брёвна, обломки бетонных плит и какие-то железяки. Мы прыгали по ним, как кузнечики, знали, если сорвёшься — искупаешься в этой жиже по пояс. А на пустыре, в глубине которого стоит школа, грязь густая и чёрная. Это настоящая трясина, она засасывает сапоги и даже доски, которыми пытаются мостить тропинки. У нашего Юры новенькие ботинки там остались, Лёнька его на закорках домой тащил.
В школу в грязной обуви не пускают, пока отмоешь сапоги — уже звонок прозвенел. Вот и опаздывали на уроки. Но это осенью, а зимой — совсем другое дело. Никакой грязи нет, через весь пустырь тянутся к школе тропинки, можно ходить напрямик, а это гораздо быстрее. И обувь мыть не надо, только с валенок снег обмести. Мы с девчонками целой гурьбой домой ходим и по дороге в снегу валяемся. Вырыли пещеру с разными ходами и закоулками, диваны там всякие соорудили, лежаночки. В укромном месте там свечка спрятана; когда на улице темно, мы свечку зажигаем. И так это хорошо, что уходить не хочется! Маленький огонёк сильнее тьмы и холода, от него в пещере уютно и хочется разговаривать про тайны. Однажды с нами Нинка Лебедева из третьего класса сидела, слушала наши сказки, а потом говорит:
— А я осенью в грязь упала и два дня в школу не ходила, пока пальто сохло.
— Эка невидаль! В ту осень многие дети в грязь падали, а потом в школу не ходили. Пальто долго сохнет…
— А вот и невидаль! Они же не нарочно падали. А я — специально, из-за контрольной! У меня по арифметике нормальные тройки были, а из-за этой контроши ещё неизвестно… Я тогда прямо села в эту няшу у заправки, там грязь выше пояса была. Мамка ругалась, конечно, а чё она сделает?
Ничего себе история. Нинка отчаянная девчонка, она на карьере с мальчишками плавает, из рогатки стреляет. И вот какую штуку удумала. А я бы сумела так? Очень мне захотелось попробовать. Не из-за контрольных, этого я не боюсь, а просто похулиганить так, и чтобы никто не догадался. Мне прямо невтерпёж стало, вот хочется — и всё. Прямо как в кино вижу: падаю в грязь и бегу домой. Надо будет ещё обязательно причитать на ходу, слезы лить и всё такое. Жалко, что зимой нет грязи, придётся до весны ждать…
Я всё время про это думала, мне даже сны снились, как я падаю, падаю, а упасть не могу, летаю над землёй. И я всё время на снег смотрела, когда же он таять начнет. Зима такая долгая, вот уже и март наступил, а снег всё лежит. Сугробы такой коркой ледяной покрылись, наступишь — провалишься, но это ещё не грязь, просто вода снеговая. В прошлые каникулы весной уже ручьи бежали, мы всем двором делали кораблики из деревянных катушек, запруды всякие сооружали и ходили в резиновых сапогах. А сейчас до каникул два дня осталось, а все в валенках ходят. Только на асфальте кое-где земля протаяла. Я такую проталинку нашла, попробовала валенком — нет, это ещё не грязь. Иду в школу и представляю, как я после каникул свой план осуществлю, как обхитрю всех. И вдруг — лужа! Дорогу за заправкой машины разъездили, там и снег, и глина, и вода — всё вперемешку.
У меня прямо в голове как часы затикали: падай, падай! Ноги тяжёлые стали. Можно эту лужу обойти, там и тропинка натоптана, вон она, школа. Зачем мне падать? Сегодня четыре урока, чтение моё любимое. А завтра уроков не будет, кукольный театр приедет, потом каникулы. Контрольных никаких нет, и табель у меня хороший.
Зачем мне падать? И когда я так хорошо всё придумала, то сошла с тропинки и села в лужу! Ой! Валенки сразу намокли, а пальто не очень. Под жидкой грязью был лёд. Надо было поглубже упасть, чтобы пальто совсем запачкалось, но руки скользили по льду, я испугалась, что не выберусь, и поползла на четвереньках. Едва вылезла из этой лужи. Теперь надо бежать и причитать? Пальто тяжёлое, ноги в мокрых валенках подворачиваются, мешают идти. И сразу холодно так стало, и страшно: кажется, я в этих одёжках никогда до дома не дойду. Какая- то тётенька меня догоняет, портфель подаёт. Ой, тяжёлый какой! Я его в луже забыла? И тут я заревела по-настоящему: руки-ноги прямо скрючило от холода, варежки потерялись…
И зачем я в эту лужу села?
Мама мне дверь открыла — испугалась:
— Что случилось? Ты в лужу упала? Да где же ты её нашла?
— У заправки-и!
Мама стала меня как маленькую раздевать, растёрла мне своим шарфом ладошки, велела мне греть ноги в тёплой воде и носки шерстяные потом надеть.
— Я твоё пальто на батарее разложила, попробуем без стирки обойтись. Вы завтра учитесь?
— У нас театр приезжа-ает…
— Ну, до завтра придумаем что-нибудь. Да не плачь ты, господи, ничего же страшного не случилось. Подумаешь — в лужу упала!
— У меня голова боли-ит…
— От рёва она у тебя болит, успокойся, и всё пройдет.
Мама напоила меня чаем с малиновым вареньем и ушла на работу. Ну всё, теперь буду прогуливать. Я ведь для этого в лужу села? По Нинкиным рассказам теперь должно быть всё хорошо: сидишь дома, ничего не делаешь. Я тоже буду бездельничать, вот только согреюсь хорошенько… Сначала я в кресле грелась, потом легла на диван, укрылась одеялом, шубой маминой. Всё равно холодно, даже зубы стучат. И голова никак не проходит… Сначала я думала: вот согреюсь и пойду Наташины тайники с конфетами искать. Или платье для нового пупсика сошью. А потом ничего не думала — холодно было, и голова болела, и ноги. Едва дождалась, пока сёстры из школы пришли. Лена сразу поняла, что я заболела, стала градусник искать. Спрашивает:
— Что болит?
А у меня всё болит, и ничего не хочется; только пить, и даже пить больно. И такая злость на Нинку Лебедеву! Нарочно, что ли, она так подстроила? Вечером совсем плохо стало, мама меня уксусом обтирала, поила клюквенным морсом. Говорят, я даже бредила ночью, про лужу что-то говорила и про кукольный театр. Старенькая докторша больно царапала горло какими-то железяками: ужасная, ужасная ангина! Папа поил меня своим лекарством — горячим молоком с содой и маслом. Прибегала Лена, рассказывала, что ребята во дворе поделили все ручьи. И кто какие кораблики делает. Но мне про это было неинтересно слушать, мне всё было неинтересно. Я даже мандарины есть не хотела, всё лежала и лежала…
Уже когда каникулы кончались, мне вставать разрешили. Я ходила от окна к окну и смотрела; у самого большого ручья вдоль дороги хозяйничают братья Воропаевы. У них самые быстрые корабли, самодельные парусники. Из кухонного окна видно палисадник, снег там совсем растаял, течёт маленький ручей, и малышня запруду строит. Вот глупые, в стоячей воде их бумажные лодочки никуда не поплывут! Наш ручей за сараями отсюда не видно, но я знаю, что Юра с Леной пускают по нему вертушки. Это никакой не кораблик — просто катушка от ниток. Их разрисовывают чернилами и тушью, украшают пёрышками и пускают по воде. Вертушки крутятся на плаву, обгоняют друг друга, первыми всегда приходят Ленкины. Я хотела этой весной сделать кораблик из грецкого ореха, с мачтой и парусом. У меня и орех ещё с нового года припасён. Но теперь придётся его Лене отдать, когда меня ещё на улицу выпустят? И ручьи скоро высохнут, вон как солнце греет — старается! Пропали мои каникулы.
И зачем я в эту лужу села?