[image]

Евгений АНАНЬЕВ
ХОЗЯЕВА ТУНДРЫ


ОЧЕРКИ
ТЮМЕНСКОЕ КНИЖНОЕ ИЗДАТЕЛЬСТВО
1953



ФЛАЖОК НА БУДАРКЕ

[image]

Если спросить бригадира плавичей[1] колхоза имени Шмидта Някучи Хороля, как достался ему красный флажок победителя соревнования, что маленьким язычком пламени горит на его бударке, Някучи, пожалуй, не ответит. Не мастер он рассказывать.
А красный флажок имеет свою, хотя и короткую, но не безинтересную историю.
Начало эта история берет с общего колхозного собрания, которое состоялось незадолго до путины.
Пригревало солнышко, набухали водой снега, но Обь была еще покрыта ледяной коркой, и по небольшому протоку ее — Юмбе, где стояли колхозные чумы, можно было ехать на нартах. Однако рыбаки уже жили предстоящим ловом. Они чинили сети, смолили бударки. Женщины приводили в порядок одежду рыбаков, старики, раскуривая трубки, предсказывали ход рыбы, а смышленые детишки, подражая взрослым, возились со своим немудреным рыболовным хозяйством, успевая, конечно, бороться с мохнатыми, огромными собаками, ссориться и мириться между собой, словом, заниматься извечными ребячьими делами.
Так вот, когда началось колхозное собрание, этот красный флажок стоял на столе председателя Отто Хороля. И каждый входящий разглядывал флажок внимательно, еще не догадываясь о его назначении.
Поначалу собрание шло обычно. Утвердили план рыбодобычи, обсудили состав бригад и задание на каждого плавича, подписали договор о соревновании с соседним ненецким колхозом. Многие рыбаки взяли высокие обязательства. Някучи, ясно, не отстал от других, но и вперед не забежал — он обещал добывать за месяц двадцать центнеров рыбы вместо пятнадцати по плану. А двадцать центнеров для него — пустяк.
Казалось, все шло гладко. Но вот выступил бригадир второй бригады Иван Вануйто, бывший фронтовик, рослый, подвижный парень, с широкоскулым лицом и сросшимися у переносицы бровями. Начал он свою речь так задорно, что старики только переглянулись между собой.
— Кто первый рыбак в колхозе? — спросил он. И сам ответил: — Някучи Хороля.
— Кто лучше всех знает богатые плавы и больше всех ловит рыбы? — Някучи Хороля.
— Почему же лучший рыбак говорит, как весельщик[2] у плохого плавича? В нашей бригаде молодые рыбаки, но мы все решили добыть в июне по двадцать пять, а то и по тридцать центнеров. Это раз. А потом мы организовали молодежную бригаду и вызываем на соревнование твою бригаду, Някучи. У того, кто пойдет впереди, пусть будет флажок. — С этими словами Вануйто порывисто наклонился к председательскому столу и поднял вверх флажок, поворачивая его во все стороны, словно любуясь им.
Собрание сдержанно загудело. Так вот для чего оказался красный флажок на столе председателя!
Не любит говорить Някучи, но смолчать не смог. Слова Вануйто задели его за живое.
— Возьму двадцать пять центнеров! А обогнать нас — молоды еще. Кончил слово. — И Някучи потрогал рукой яркий флажок.
Так началось соревнование двух бригад.
Едва успел сойти лед, и окраинные льдины еще шли, вспахивая своими острыми боками берега, как Някучи, оставив зимние вещи на нартах около Яро-Сале, что по-русски означает «Песчаный мыс», уже спустил бударку на воду. Раньше всех спустил.
Было начало июня. Някучи плыл, вглядываясь в освобожденную от ледяного плена реку. Таловый, низкий берег ее был закрыт разливом, только кое-где поплавками выглядывали из воды верхушки отдельных кустов. Горный же берег, весь открытый солнечным лучам, уже сбросил свою снежную одежду. Лишь в небольших логах лежали, подтаивая, пласты сероватого снега. И это сочетание серого снега с желтым песком, зелеными мхами, яркоголубым небом и создает причудливую картину поздней полярной весны.
Приехав первым на угодье, Някучи вместе со своим младшим братом Нюмси, широкоплечим, таким же как он малоразговорчивым мужчиной лет двадцати пяти, стал делать пробные заплавы. Нельзя пропустить начала весеннего вонзевого хода рыбы, когда она идет из Обской губы вверх по Оби особенно густо, мощными, богатыми косяками.
Но рыба не появлялась. Хороля уже начинал сердиться, хотя сердиться было не на кого — не на рыбу же в самом деле обиду держать! Он продолжал настойчиво искать косяки.
В одно пасмурное утро Някучи выехал на очередной заплав. Как всегда, Нюмси сел на весла, а Някучи стал готовиться к замету.
Он стоял на корме бударки, держа в руках первые метры сети. Под меховой малицей угадывалась стройная, худощавая фигура. Совершенно прямого разреза зеленоватые глаза его пристально смотрели вдаль; на тронутой веснушками переносице застыли мелкие бисеринки пота; узкое лицо окаймляла рыжеватая с прочернью небольшая бородка.
Нюмси подгребал к месту лова. Някучи бросил в воду большой круглый поплавок, вроде жбана, поддерживающий верхние подборы сети. Вслед за жбаном нырнул в воду таш — массивное глиняное кольцо, которое увлекает в воду нижние подборы. Благодаря ташу сеть идет широко, разворачивая навстречу ходу рыбы всю свою полезную площадь.
А площадь эта достаточно велика. Один провяз — семьдесят пять метров сети, тысячи цепких и коварных ячеек. Хороля же берет в заплав четыре провяза — триста метров тонкой, крепкой сети идет по реке. Попробуй, укройся от нее рыба!
Нескончаемой лентой вползает в воду сеть: один провяз… второй… третий… Вот она перегородила почти всю реку. Някучи, заботливо пропуская сеть через свои руки, выравнивает подборы, мгновенно закрепляет поплавки.
Плавная сеть выметана. Идя против течения, она дугой развернулась поперек реки.
Посмотрите сейчас на Някучи. Он весь — внимание. Вот Някучи довольно улыбнулся. Над сетью появились хищные халеи — верная примета предстоящей хорошей добычи. Недаром они и названы так — от ненецкого слова «халя» — рыба. Оглашая воздух резкими криками, похожими на детский плач, эти речные чайки прямо с плавного полета камнем пикируют в воду. Мгновенье — и, неся в клюве рыбешку, они вновь взметаются к небу. Если рыба тяжела, жадный халей не унимается — он время от времени отпускает свою добычу и, стремительно пикируя вслед за ней, подхватывает ее снова у самой воды.
Нюмси, не меняя положения лодки, толкает весла от себя, налегая на них всем телом. Бударка, качаясь на воде, словно переваливаясь с плеча на плечо, идет навстречу поплавкам, торчащим из реки, как подвижная изгородь.
Пора вытаскивать сеть. Някучи ловко подхватил заключную часть ее, похожую на палку от качелей, и начал ровно укладывать на дно лодки.
В коричневой упругой сети трепетала серебристая масса рыбы. Высоко вздымая жабры, бьется, извиваясь, верткий сырок; рядом с ним неповоротливый, горбатый муксун, пытаясь разорвать ячейки, только больше запутывается: тонкие нити сильнее впиваются в него, и в лодку попадает муксун уже совершенно обессиленным.
Пошла рыба! Выбрав сеть, Някучи ловко поставил парус, и ветер погнал бударку против течения.
Пока бударка шла по реке, братья, не теряя времени, стали разбирать сеть. На каждом метре ее висели две — три рыбины. Плавичи расцепляют их запутавшиеся жабры и плавники, затем проталкивают рыбу сквозь ячейку и бросают ее на дно бударки. Бросают не всю, а только ту, что подходит по стандартам. Рыбешки-маломерки снова идут в родную стихию — в воду.
Хороший улов везут домой братья — центнера полтора за один плав. Пусть-ка возьмет такой улов Вануйто!
Приехав на угодье, Някучи поднял всю бригаду. Одна за другой выходили на плав бударки.
— Надо бы к Вануйто съездить, про начало вонзя сказать, — нерешительно предложил Нюмси, прилаживаясь к веслам перед новой поездкой, — там народ неопытный, пропустить может.
— Перегнать их надо. Говорить не будем, — отрезал Някучи.
Нюмси замолчал, но но насупленным бровям, упрямо поджатым губам, по всему виду его было заметно, что он, хоть и не решается спорить, а все-таки не согласен со старшим братом. Някучи посмотрел на него искоса, удивился:
«Чего, чудак, обиду держит? Может, они с Вануйто друзья, тогда зря его к себе на бударку взял. Да нет, что-то я их вместе не видал. Чудак».
И заговорил о другом, давая понять, что он, Някучи, передумывать не собирается.
К концу дня улов первой бригады вдвое превысил задание. Под вечер приехал на моторке заместитель председателя колхоза Софронов. Он сказал, вручая Някучи флажок:
— По первому дню лова твоя бригада впереди. Держите красный флажок и не теряйте. Но в одном вы поступили неправильно.
— В чем? — удивился Някучи.
— Разведали вонзевой ход, а молодежную бригаду не предупредили.
— Что ж, на то и соревнование держим, секрет свой имеем.
— Неверно, Някучи. Вот ты взял рыбу, а бригада Вануйто не взяла. Тебе, может быть, и выгода, а колхозу убыток. Подумай об этом. Тогда у всего колхоза дела лучше пойдут.
Някучи задумался: «Где увидел мою вину Софронов? Хорош бы я был, если побежал, как мальчишка, к Вануйто: лови, мол, рыбу, перегоняй меня. Нет, мой ум верно шел».
И Някучи снова вывел рыбаков на заплавы.
Только под утро он заехал ненадолго в свой чум, чтобы перекусить. Залаяла и тотчас замолчала шустрая, пушистая собачонка, умильно глядя на хозяина и приветливо помахивая хвостом. Услышав лай, проснулась жена Някучи.
— Поесть чего-нибудь, — коротко попросил ее Някучи, устало присаживаясь на шкуры.
— Сейчас, сейчас, — торопливо ответила жена, собирая сразу обед, ужин и завтрак. Через несколько минут на печке кипятился чай, грелась уха, а Някучи сосредоточенно ел свое любимое кушанье — малосольную рыбу. Жена еще с вечера подсолила несколько жирных сырков, и за три-четыре часа они приобрели мягкий вкус легкой просолки, не потеряв в то же время нежности свежей рыбы.
Но на этот раз Някучи не оценил умения хозяйки. Он равнодушно ел вкусную рыбу, а мысли его были далеко. Бригадир снова — в который раз — возвращался к разговору с заместителем председателя колхоза.
«А если у Софронова правда? Значит, я просто скрыл новость от Вануйто, все равно, что обманул его. Я, которого все справедливым называют!»
«Твой секрет, мог и не говорить, — нашептывал ему оправдания другой голос, словно в Някучи сидели два человека и тянули его в разные стороны, как два халея тянут друг у друга добычу, — вспомни, как тебя промыслу учили. Кто делился с тобой секретами? Никто не делился!».
«Тогда же было другое время, — сурово говорил первый голос, — каждый хранил свой секрет, каждый промышлял, как умел; ты работал на богачей, а в чуме было голо и бедно. Новая жизнь началась теперь, люди другими стали. Все колхоз дал. Так-то ты отблагодарил его!»
«Ну, что ж, в колхозе ты первый, флажок-то у тебя».
«Честно ли он получен, этот флажок? — требовательно спросил себя Някучи, — больше рыбы в колхозе стало оттого, что не сказал я Вануйто о вонзевом ходе?»
Нет, меньше. Бригадир тяжело вздохнул и, не доев обеда, снова отправился на рыбалку, коротко бросив удивленной жене:
— Потом приеду.
Он продолжал делать заплав за заплавом, чтобы в горячей работе забыть о своих колебаниях.
Но они не уходили… А вскоре произошло событие, которое еще усилило их.
На третий день начался сильный шторм. Первые неожиданные порывы его скрутили сети у двух неосторожных рыбаков и понесли их вниз по реке. О том, чтобы разыскивать снасти, не могло быть и речи — так сильно разгулялись по реке водяные валы, такой грозной стала Обь. Някучи был очень раздосадован.
Когда шторм чуть улегся, вся бригада поехала на поиски унесенных бурей сетей. Но долго искать не пришлось.
Через несколько километров началось угодье, где рыбачила бригада Вануйто. Сам бригадир в гимнастерке с засученными рукавами — снятая малица лежала в лодке — шел на заплав. Увидев рыбаков, он сразу окликнул их и подплыл поближе.
— Куда путь держите? Неужто рыба пропала?
Някучи недовольно поджал тонкие губы. И так неладно, а тут еще признавайся мальчишке в своем промахе. Потом нехотя ответил:
— Сети ищем. В шторм унесло.
Вануйто живо нагнулся, открыл ящик в центре бударки и вытащил оттуда груду сетей.
— Эти? — спросил молодой бригадир, держа их высоко над головой сильными, загорелыми руками, на которых блестели рыбьи чешуйки.
— Они, они! — обрадованно воскликнул Нюмси.
— Берите, — сказал Вануйто, широко улыбаясь. Он подплыл к самой бударке бригадира и завистливо скосил глаза на красный флажок. Но Някучи будто и не заметил взгляда.
— Когда это вытащили их? — уже теплее спросил он, указывая на сети.
— Не так давно. Часа четыре назад. Увидели, что вода несет их, и вышли всей бригадой навстречу.
— В самый шторм! — восхищенно сказал Нюмси, перегибаясь к бударке молодого бригадира, чтобы взять сети.
— Пришлось постараться, — скромно ответил Вануйто. Но опытным рыбакам было ясно, каких трудов стоила бригаде борьба с разбушевавшейся стихией.
— Спасибо, парень, — тепло и несколько смущенно сказал Някучи, протягивая через бударку руку.
— За что спасибо? — удивился, пожимая руку, Вануйто. Его широкоскулое, забрызганное капельками воды лицо улыбалось. — Разве мы могли иначе сделать?
Попрощавшись, Някучи повел рыбаков назад, на свое угодье. После случившегося ему было особенно тяжело, что он скрыл от Вануйто первый ход рыбы…
Прошла неделя лова. Красный флажок неизменно красовался на бударке Някучи Хороля. Но в бригаде дела пошли хуже. Кое-кто, обрадовавшись первым успехам, подолгу чаевничал в чуме, чаще стал давать себе отдых. Сам же Някучи, работая день и ночь, стал меньше обращать внимания на отстающих.
Как всегда, к исходу дня приехал заместитель председателя Софронов.
— На сегодня флажок еще у вас, — подзадорил он рыбаков, — но завтра молодежь собирается его отобрать. День ото дня они лучше работают. Сейчас от вас только на полцентнера отстают.
Рыбаки встревожились. Окружив Софронова, они заговорили наперебой. Особенно возмущался Сэхе Сэротэтто, пожилой рыбак с обрюзгшим лицом и черными космами нечесаных волос.
— Зелены они Някучи обогнать. Ну и молодежь пошла длинноязыкая. Все куда-то спешит, завтрашний день догоняет.
Мало говорит бригадир. Но тут заговорил.
— Не то слово держишь, Сэхе, — насмешливо произнес Някучи. — Не на молодежь обижаться надо, а на себя. Ты-то сам сколько рыбы взял?
— Немного, — смутился Сэхе.
— Я скажу сколько, если сам ответить стыдишься. Семьдесят килограммов. Да и сети ты растерял, Вануйто подобрал. А еще говоришь — молоде-ежь, — укоризненно сказал бригадир.
Все рассмеялись.
— Вот что, рыбаки, — серьезно добавил Някучи. — Мы же обязательство взяли. Неужели ненец своему слову не хозяин?
— Хозяин, — единодушно ответили все.
— Так и давайте ловить рыбу по-хозяйски, чтобы от молодых не отставать. А ты, — обратился Някучи к Нюмси, — съезди в молодежную бригаду, скажи, что молодцы они, хорошо ловят, но уступать мы не собираемся. Да скажи еще, чтобы ожидали хода пыжьяна, донные сети готовили.
И Някучи выразительно посмотрел на Софронова, будто сказал: «Понял твою правду, юро[3], буду поступать по твоему совету».
…Шел день за днем. Рыбаки из бригады Някучи круглые сутки добывали рыбу, спали прямо на бударках в перерывах между заплавами. Количество выловленной рыбы быстро увеличивалось.
Но сам бригадир каждый день находил время, чтобы съездить к молодым рыбакам. Он учил их мастерству промысла, показывал, как грузить сеть, чтобы ее не скручивало во время шторма, как комбинировать сети с различными диаметрами ячеек — и для сырка и для муксуна, как искать и находить богатые косяки рыбы.
Следуя советам опытного рыбака, плавичи молодежной бригады, наверстав упущенное, уже не отставали от мастеров высоких уловов.
И каждый день приносил колхозу новые успехи.
Однажды ночью, сделав подряд три удачных заплава. Някучи повел полную рыбой бударку на приемную шаланду.
Ночь была солнечной. Неустанное солнце, прочертив дугу с востока на запад, шло назад, вдоль горизонта, цепляясь за облака. Его лучи бросали ровный свет на белую шаланду, делая ее похожей на сверкающую глыбу хрусталя. Около шаланды, будто черноватые жучки-плавунцы. сновали рыбацкие лодки; вдали едва заметно курили желтыми дымками катера, увозящие очередную партию рыбы.
Первыми, кого встретил на палубе шаланды Някучи, были Иван Вануйто и секретарь колхозной комсомольской организации Едайко Хороля. Они стояли у весов и сдавали приемщику улов.
— Ань торова, Някучи, — почтительно поздоровались они со знатным бригадиром.
— Ань торова. Много рыбы привезли?
— Улов добрый, — солидно, не спеша ответили молодые рыбаки.
— Вот и ладно, — добродушно ответил Някучи. Глаза его заискрились в затаенной улыбке и словно посветлели. — Перегонять нас собираетесь?
— Хотим, да трудно, — откровенно сознались Едайко и Иван.
— А вы старайтесь, — дружелюбно хлопнул Някучи Ивана по плечу, — только мы тоже не дадимся. Свое обязательство уже выполнили. Постараемся всю путину флажок держать.
И снова, как тогда на собрании, Някучи Хороля любовно провел рукой по красному флажку, словно решил поделиться с ним своей радостью.

Ямальский район.

[image]

Примечания
1
Плавичи — рыбаки, занимающиеся высокопроизводительным плавным ловом.
2
Весельщик — помощник плавича, сидит на веслах
3
Юро — друг, товарищ (ненецк.).