[image]
Евгений АНАНЬЕВ
ХОЗЯЕВА ТУНДРЫ
ОЧЕРКИ
ТЮМЕНСКОЕ КНИЖНОЕ ИЗДАТЕЛЬСТВО
1953
ВСТУПЛЕНИЕ В ЖИЗНЬ
[image]
Девушка сидела у заиндевевшего окна. Снаружи вихрила буря, бились в стекла снежные хлопья, и выл суровый северный ветер. А в комнате весело трещали дрова, и приветливо дрожал язычок пламени керосиновой лампы.
«Вот какое оно, Заполярье», — думала Валя Сытинская, невысокая девушка с приветливым, открытым лицом, которому слегка курносый нос и живые, озорные глаза придавали неизменно задорное выражение.
Казалось, совсем недавно была она на праздничном выпускном вечере в Ярославской фельдшерско-акушерской школе. Вместе с сокурсниками, молодыми ребятами и девушками, восторженно говорила о предстоящей работе.
…Трудно сказать, когда впервые у нее родилась мечта стать медиком. Может быть, в раннем детстве, когда Валя с подружками играла «в доктора». Может быть, в школе, в небольшом городке Рыбинске, когда она, надев санитарную сумку, не расставалась с ней в течение всего года и первой в классе получила значок ГСО. Во всяком случае, когда подошло время выбирать профессию, Валя уже твердо знала, что посвятит свою жизнь заботам о здоровье людей.
И вот она вступает в трудовую жизнь на далеком Севере…
Много тысяч километров отделяют ее от Ярославля, от любимой Волги со старыми зелеными липами над обрывом. Три с половиной месяца добиралась девушка до фактории Нямбойто, Тазовского района. Она ехала поездом, пересекая Уральские горы, плыла на пароходе по ленивой, с желтой водою, Туре, по овеянному древними преданиями седобородому Иртышу, по полноводной Оби, берега которой расступаются так широко, что порой сливаются с горизонтом. Потом Обская губа, где бушуют штормы — тревожное дыхание Северного Ледовитого океана; Тазовская губа, начавшая к тому времени покрываться льдом, и, наконец, снежная тундра. На четверке быстрых оленей приехала Валя на факторию Нямбойто. Приехав же, как домой вошла в эту уютную комнатку, уложила в аккуратные стопки учебники и любимые книги, развесила на стенах вышивки-любимушки и сразу принялась за работу.
А работы было много. На следующую после приезда ночь девушку разбудил нетерпеливый стук в окно. Накинув пальто, она быстро открыла заиндевевшую на углах дверь.
— Лекара нужно, — на ломаном русском языке сказал, не раздеваясь, вошедший. Просторная малица скрывала его фигуру, на бороде застыли мелкие льдинки. — Девушка, скорей собирайся, надо.
«Так скоро», — взволновалась Валя, но это, пожалуй, больше обрадовало ее, чем испугало — уж очень велико было желание быстрей побывать в чумах, среди людей, с которыми предстоит прожить бок о бок не один год.
— Что случилось? Где? — спросила она у приехавшего, уходя за перегородку, чтобы там одеться.
— Нады-Мара фактория. Заведующего жена ребенка ждет. Шибко болеет. Без лекара, однако, не обойтись, — с этими словами пожилой ненец вынул из-под малицы трубку и торопливо закурил ее.
Узнав, что надо принимать тяжелые роды, Валя быстро собрала необходимый инструментарий. Секунду подумала: «Что еще взять?» Потом захватила несколько популярных медицинских брошюрок, учебник, уложила в сумку походную аптечку, сняла с гвоздика и натянула прямо на пальто теплую меховую одежду.
— Поехали.
Олени помчали по тропе. Колючие комья слежавшегося снега вырывались из-под копыт и засыпали нарты. Непроглядная темень полярной ночи скрадывала расстояние, и Валя потеряла ощущение времени. Ей казалось, что она едет уже много-много часов. Теплый гусь, надетый на малицу, не пропускал холода, ноги были надежно защищены от стужи кисами и чижами. Ездок-ненец странными, шипящими звуками погонял оленей.
Путь предстоял неблизкий.
Проводник вскоре сообщил, что до фактории Нады-Мара осталось еще несколько десятков километров. Фамилия женщины, к которой они едут, Смурова. Ребенка ждет первого. Волнуется. А с ней и вся фактория страх держит.
— Однако, спешить надо, — сказал проводник и, чтобы ускорить и без того быстрый бег оленей, махнул хореем, — шибко хороший женщина болеет.
На факторию приехали, когда уже позднее зимнее утро несмело окрасило сероватым светом заснеженные крыши домов и острые верхушки чумов. Нарты остановились у дома с тремя небольшими окошками.
— Здесь Смуров живет, — сообщил проводник.
Валя встала с нарт, сбросила широкий неуклюжий гусь и снова превратилась в стройную девушку; взяла чемоданчик и, сильно волнуясь, решительно толкнула дверь дома.
Первое, что услышала она, был глухой стон. В глубине дома, за перегородкой, лежала роженица. В передней стояли, тихо перешептываясь, женщины. Они сразу, будто по команде, повернулись к «нгаць лекару»[1]. Были здесь и русские женщины в обычных пальто с высокими меховыми воротниками, были ненки в теплых малицах, в больших, с разноцветными кистями платках.
Подбежал взволнованный муж роженицы. Он сбивчиво проговорил:
— Доктор, спасите ее. Спасите, доктор…
Услышав тревожный голос Смурова, чувствуя на себе десятки внимательных, требовательных глаз женщин, Валя поборола охватившее ее волнение. Оно ушло куда-то далеко вглубь…
— Вскипятите воду, — коротко приказала девушка и решительно пошла к роженице.
— Ну, как мы себя чувствуем? — ласково спросила она, вспоминая, что именно так разговаривал их любимый учитель, доктор Иван Семенович, когда они были у него на практике. Ее живые глаза сочувствующе улыбались роженице.
Смурова едва улыбнулась в ответ бескровными губами и прошептала:
— Неважно. Боюсь, не к добру.
— Ну, это вы уж зря. Ребенок-то первый?
— Первый, первый, — поспешил ответить муж.
— Успокойтесь, все будет хорошо. А сейчас, — обратилась она к Смурову, — оставьте нас вдвоем.
Валя быстро осмотрела женщину. Действительно, роды предполагались тяжелые: поперечное положение плода. Нужно было повернуть ребенка. Вале приходилось и прежде проделывать такую операцию, но это было на практике, под наблюдением врачей, рядом с подругами. А здесь она одна. В первый раз одна.
«Справлюсь ли?» — на мгновенье подумала девушка и тут же отбросила трусливую мысль. — «Конечно, справлюсь. Обязана справиться».
Смурова стонала все сильнее.
Валя еще раз — на всякий случай — посмотрела в учебник, одела резиновые перчатки и подошла к роженице. Та тяжело дышала, время от времени продолжая стонать.
— Сейчас вам будет легче, — уверенно сказала девушка. В несколько минут она проделала операцию. Капельки пота выступили на лбу. Смурова смотрела на нее с надеждой и, чтобы не помешать акушерке, с трудом сдерживала стон.
— Ну, вот и готово, — улыбнулась Валя. — Будем ждать ребенка. Кого хотите, сына или дочь?
— Дочь, — еле улыбаясь прикушенными губами, ответила Смурова.
Потянулись напряженные минуты ожидания. Как и во время путешествия на нартах, Валя потеряла ориентировку во времени. Казалось, стрелки часов уснули. Валя уже перестала смотреть на часы.
А в соседней комнате не расходились женщины. Они хотели узнать, как пройдут роды, как лечит девушка, приехавшая в тундру недавно. Завтра по всем стойбищам, по всем поселкам разойдется весть о новом «нгаць лекаре». И от этих, первыми принятых родов во многом зависит ее доброе имя среди жителей тундры.
Но вот, наконец, послышался звонкий крик ребенка.
— Девочка, — охрипшим голосом сообщила Валя Смурову и женщинам, стоящим по ту сторону перегородки. — Больша-ая!
— Сава! Молодец! Спасибо, пирибтя![2] — послышались возгласы.
Но молодая акушерка не слышала их. Она видела в эту минуту только счастливое лицо Смуровой, видела рождение новой жизни.
Короткий зимний вечер уже склонялся к ночи. Луна бросала ровный, неяркий свет в комнату. Из окна Вале было видно, как голубели сугробы, как ветер крутил снежную пыль. Олени передними копытами разгребали снег, выискивая ягель. Не день, не два придется ей видеть этот пейзаж, — может быть, много лет.
«Вот и сделан первый шаг, — подумала Валя, заложив руки за спину и прикладываясь разгоряченным лбом к холодному стеклу окна. — Интересно, давно Смуровы сюда приехали? Видно, что здешний народ их любит. Вот сейчас вся фактория собралась, вместе с ними радуется».
Голос Смурова вывел ее из задумчивости.
— Доктор, отдыхать ляжете?
— Пожалуй. Только я не доктор, а акушерка. Вы меня в звании повысили, — улыбнулась Валя.
Смуров показал ей свободную кровать и вышел из комнаты.
Но отдохнуть не удалось. Едва Смуров удалился и Валя присела, блаженно потягиваясь, на грубоватую некрашенную табуретку, как в дверь заглянула одна из ненок.
— Здравствуй, лекар, — поздоровалась она и, близоруко сощурив раскосые карие глаза, внимательно посмотрела на девушку. — Сын мало-мало кашляет. Полечишь?
— Конечно. А где вы живете?
— Чум рядом, — ответила женщина, показывая рукой прямо на стенку, за которой, видимо, стоял ее чум.
Хотелось отдохнуть после дороги и принятых тяжелых родов, но Валя решительно сказала:
— Сейчас оденусь.
Надевая халат, а потом пальто, девушка присматривалась к ненке. Ростом она была чуть пониже Вали, но значительно полнее. Лицо смуглое, слегка скуластое. По виду ей лет тридцать. На женщине была ягушка. Свой большой клетчатый платок она держала в руках, и черные волосы ее, с двумя короткими, украшенными монетами косичками, матово отливали при свете керосиновой лампы. Она назвала себя Ниной Марьик.
Они вышли из дому. В лицо ударил ветер.
Чум Нины Марьик, действительно, стоял совсем рядом. Через минуту Валя открыла меховой полог и, войдя, стала осматриваться. Вот какой он, настоящий чум, который она раньше видела только на картинках! Площадь его была круглой. В центре находилась еще теплая железная печка. За ней, на ящике, стояла ничем не покрытая посуда. «Надо будет дать марлю», — подумала Валя. Рядом на перекладине висело полотенце, лежал кусок мыла. Около печки стоял низенький, почти без ножек, столик. Справа от девушки на шкурах возились трое детишек — два мальчугана и девочка.
Сняв пальто, Валя подошла к ним.
— Который хворает? — спросила она у Нины, вынимая фонендоскоп.
— Этот, — ненка подхватила на руки пухлого мальчугана лет четырех, не спускавшего изумленных, таких же раскосых, как у матери, глаз с белого халата и интересной игрушки с двумя резиновыми трубками, которую держала в руках пришедшая женщина. — Только он не шибко хворает. Так, кашляет мало-мало.
— Сейчас посмотрим. Как зовут, молодой человек? — шутливо спросила Валя, погладив малыша по голове.
— Коля, — подумав, ответил мальчуган.
— Вот и хорошо. Сейчас мы с тобой, Коля, займемся.
Девушка выслушала его, поставила термометр.
В чум зашло несколько женщин. Они молчаливо усаживались на шкуры в левой стороне помещения. Кто-то из них подбросил в печку несколько поленьев, и дрова весело затрещали. Печка быстро покраснела, и возле нее стало жарко. Но по краям чума, у самой земли снег не таял.
Тем временем Валя продолжала осмотр.
— Открой рот, — сказала она, вынимая из кармана белого халата ложку.
Коля послушно выполнил это требование. На ложку он смотрел с некоторым испугом, готовый в любую минуту разреветься.
Но повода не было. Страшная женщина в белом халате вдруг улыбнулась, ее вздернутый нос смешно сморщился, будто она хотела чихнуть. На лице было столько веселого озорства, что многие соседки не выдержали, рассмеялись. Несмело улыбнулся и Коля, все еще искоса поглядывая на ложку.
— Высунь язык. Скажи: «А-а-а». Все. Держи конфетку.
И Валя вынула карамельку. Она была лакомкой, и конфеты всегда носила с собой. Девушка с удовольствием сама бы вслед за Колей сунула в рот карамельку, но сочла это для «лекара» несолидным.
— Температура нормальная, горло чистое. В легких слабые хрипы, — сказала она. — Небольшой бронхит. Не простужаться, пить горячий чай, принимать вот это лекарство, — и девушка подала таблетки от кашля. — Ничего, здоровенький ребенок.
— А-а-а, — упражнялся тем временем Коля, чувствуя себя без ложки явно свободнее.
Валя осмотрела остальных детишек. Они были здоровые, пухлые, но с длинными, нечесаными волосами. Девушка пожалела, что не захватила с собой машинку для стрижки волос, которая имелась на фельдшерско-акушерском пункте.
«Вот мне первый урок: в тундру надо с машинкой ездить. Теперь всегда брать буду», — решила она.
Пока грелась вода, поставленная по ее просьбе, Валя подсела к женщинам, познакомилась с каждой. Женщины интересовались, трудно ли угадать в человеке болезнь.
— Нелегко, — улыбнулась Валя. — Но вот, сделать так, чтобы болезнь не приходила — можно.
— Как? — поинтересовалась Нина Марьик.
— Как думаете?
— Не знаю, — мотнула она головой. Косички задели одна за другую, и монетки, вплетенные в них, зазвенели.
— Кто главный разносчик болезни? — спросила Валя, привычным жестом заложив руки за спину. И сама ответила. — Грязь. Я понимаю, что сейчас у вас в чуме много чище, чем раньше было. Полотенце, мыло есть. Поэтому и болеете меньше. Но это еще далеко не все. Вот смотрите.
Девушка показала на спальные места.
— Здесь у вас дети спят, сами отдыхаете, а рядом печка топится, сажа летит, посуда грязная моется. И так во всех чумах?
— Так, так, — подтвердили ненки.
— А это можно легко исправить. Занавесьте спальные места — сразу лучше будет.
Валя показала, как шьются занавески, тут же помогла Нине сделать их, благо материя нашлась. Все женщины признали, что так уютнее.
— И главное, чище, — добавила девушка. — Грязь сама не уходит. Ее прогонять, как волка, надо.
— А особенно, когда в дома перейдем. Там еще больше за чистоту бороться надо, — вставил кто-то из женщин.
— Конечно, — согласилась Валя. — Туда шкуры не занесете. Мебель нужна будет, кровати, столы, стулья. Совсем по-другому заживете.
Вода согрелась. Валя налила ее в таз, подозвала ребятишек, намылила им головы и руки, хорошенько промыла, начисто вытерла, расчесала волосы. Коле мыло попало в глаза, и он хныкал, размазывая его руками по румяным щечкам.
— Вот теперь другое дело, — она наделила детишек еще раз конфетами. — Верно, Коля?
— Угу, — пробормотал с полным ртом мальчуган, настроение которого сразу заметно поправилось. Конфета завладела его вниманием целиком.
— Если так, товарищи, за детьми ухаживать — они всегда здоровыми и крепкими вырастут, — добавила Сытинская.
Долго еще шла беседа. Девушка объяснила, как поддерживать чистоту жилища, как убирать комнаты в домах, в которые скоро переедут все ненцы. Она рассказала, сколько новых больниц создается в округе в этом году, сообщила, что для обслуживания жителей тундры правительство решило организовать в округе две передвижные медицинские бригады. Напомнила, что северные народности получают лекарства бесплатно — советская власть все делает для того, чтобы люди в тундре меньше болели.
Вернулся с охоты муж Нины Марьик. Женщины засобирались по домам, — их мужья тоже, наверное, с промысла пришли. Дружески попрощались они с новой акушеркой.
— Приезжай к нам, в колхоз «Стахановец», слышала про него, наверно, — просила одна из ненок.
— Скоро к тебе сама приеду, отца привезу. Болеет что-то, — вторила ей другая.
— Обязательно приезжайте, — улыбнулась Валя, — и другим говорите — пусть едут в медпункт. А тебя, Нерха, через месяц жду в Нямбойто, койку готовлю, — добавила она, обращаясь к молодой Нерхе Вэнго, ожидающей ребенка.
Та кивнула головой.
— Рожать на медпункт приеду, там лучше.
Уснула Валя в тот день уже поздней ночью.
Не хотелось ей сразу покидать приветливых ненок, дом Смурова. Но она не успела еще познакомиться с делами медпункта, поэтому спешила к себе, на факторию Нямбойто. На следующий день девушка собралась уезжать.
Все тот же пожилой проводник, дружески улыбаясь, подогнал к дому Смурова упряжку лучших пестрых оленей, расстелил на нартах большую шкуру, очистил снег с Валиного гуся.
Но «нгадь лекар» что-то не выходила. Она сидела в комнате Смуровых и обсуждала с ними важный вопрос: как назвать девочку. Отец предложил имя Нина, мать хотела, чтобы дочку звали Любой. За разрешением спора обратились к Вале.
— Как я буду решать — не мой ребенок, — смутилась девушка.
— Нет, вы нам сильно помогли, ваше слово дорого нам, — запротестовали и муж, и жена.
— Оба имени хороши.
— А какое лучше?
— Н-да-а, — нерешительно произнесла девушка, — мне больше нравится Люба, Любушка.
— Решено — Люба, — со вздохом сказал отец, но тут же весело, радостно рассмеялся.
Валя взяла ребенка на руки, внимательно посмотрела на него.
— Моя крестница, — шутливо сказала молодая акушерка. — Ведь первого за свою жизнь ребенка я приняла совершенно самостоятельно.
И, положив девочку на нарядную постель, стала деловито прощаться.
— Что случится, сообщайте. До свиданья. До свиданья, Любушка!..
Валя вышла на улицу, уселась на нарты. Проводник тронул оленей хореем.
Обратный путь казался уже не таким длинным. Нарты пересекали заснеженные полянки, низенькие перелески. Что-то веселое и бодрое насвистывал свежий ветер. Ему вторила бесконечная песня проводника. А Валя сидела на нартах, укрытая теплой шкурой, и заново переживала все случившееся с нею на фактории Нады-Мара.
Сколько таких выездов будет еще на ее пути, который только начинается?
Фактория Нямбойто.
[image]
Примечания
1
Нгаць лекар — молодой лекарь. (ненецк.).
2
Сава! Спасибо, пирибтя! — Хорошо! Спасибо, девушка! (ненецк.).
Евгений АНАНЬЕВ
ХОЗЯЕВА ТУНДРЫ
ОЧЕРКИ
ТЮМЕНСКОЕ КНИЖНОЕ ИЗДАТЕЛЬСТВО
1953
ВСТУПЛЕНИЕ В ЖИЗНЬ
[image]
Девушка сидела у заиндевевшего окна. Снаружи вихрила буря, бились в стекла снежные хлопья, и выл суровый северный ветер. А в комнате весело трещали дрова, и приветливо дрожал язычок пламени керосиновой лампы.
«Вот какое оно, Заполярье», — думала Валя Сытинская, невысокая девушка с приветливым, открытым лицом, которому слегка курносый нос и живые, озорные глаза придавали неизменно задорное выражение.
Казалось, совсем недавно была она на праздничном выпускном вечере в Ярославской фельдшерско-акушерской школе. Вместе с сокурсниками, молодыми ребятами и девушками, восторженно говорила о предстоящей работе.
…Трудно сказать, когда впервые у нее родилась мечта стать медиком. Может быть, в раннем детстве, когда Валя с подружками играла «в доктора». Может быть, в школе, в небольшом городке Рыбинске, когда она, надев санитарную сумку, не расставалась с ней в течение всего года и первой в классе получила значок ГСО. Во всяком случае, когда подошло время выбирать профессию, Валя уже твердо знала, что посвятит свою жизнь заботам о здоровье людей.
И вот она вступает в трудовую жизнь на далеком Севере…
Много тысяч километров отделяют ее от Ярославля, от любимой Волги со старыми зелеными липами над обрывом. Три с половиной месяца добиралась девушка до фактории Нямбойто, Тазовского района. Она ехала поездом, пересекая Уральские горы, плыла на пароходе по ленивой, с желтой водою, Туре, по овеянному древними преданиями седобородому Иртышу, по полноводной Оби, берега которой расступаются так широко, что порой сливаются с горизонтом. Потом Обская губа, где бушуют штормы — тревожное дыхание Северного Ледовитого океана; Тазовская губа, начавшая к тому времени покрываться льдом, и, наконец, снежная тундра. На четверке быстрых оленей приехала Валя на факторию Нямбойто. Приехав же, как домой вошла в эту уютную комнатку, уложила в аккуратные стопки учебники и любимые книги, развесила на стенах вышивки-любимушки и сразу принялась за работу.
А работы было много. На следующую после приезда ночь девушку разбудил нетерпеливый стук в окно. Накинув пальто, она быстро открыла заиндевевшую на углах дверь.
— Лекара нужно, — на ломаном русском языке сказал, не раздеваясь, вошедший. Просторная малица скрывала его фигуру, на бороде застыли мелкие льдинки. — Девушка, скорей собирайся, надо.
«Так скоро», — взволновалась Валя, но это, пожалуй, больше обрадовало ее, чем испугало — уж очень велико было желание быстрей побывать в чумах, среди людей, с которыми предстоит прожить бок о бок не один год.
— Что случилось? Где? — спросила она у приехавшего, уходя за перегородку, чтобы там одеться.
— Нады-Мара фактория. Заведующего жена ребенка ждет. Шибко болеет. Без лекара, однако, не обойтись, — с этими словами пожилой ненец вынул из-под малицы трубку и торопливо закурил ее.
Узнав, что надо принимать тяжелые роды, Валя быстро собрала необходимый инструментарий. Секунду подумала: «Что еще взять?» Потом захватила несколько популярных медицинских брошюрок, учебник, уложила в сумку походную аптечку, сняла с гвоздика и натянула прямо на пальто теплую меховую одежду.
— Поехали.
Олени помчали по тропе. Колючие комья слежавшегося снега вырывались из-под копыт и засыпали нарты. Непроглядная темень полярной ночи скрадывала расстояние, и Валя потеряла ощущение времени. Ей казалось, что она едет уже много-много часов. Теплый гусь, надетый на малицу, не пропускал холода, ноги были надежно защищены от стужи кисами и чижами. Ездок-ненец странными, шипящими звуками погонял оленей.
Путь предстоял неблизкий.
Проводник вскоре сообщил, что до фактории Нады-Мара осталось еще несколько десятков километров. Фамилия женщины, к которой они едут, Смурова. Ребенка ждет первого. Волнуется. А с ней и вся фактория страх держит.
— Однако, спешить надо, — сказал проводник и, чтобы ускорить и без того быстрый бег оленей, махнул хореем, — шибко хороший женщина болеет.
На факторию приехали, когда уже позднее зимнее утро несмело окрасило сероватым светом заснеженные крыши домов и острые верхушки чумов. Нарты остановились у дома с тремя небольшими окошками.
— Здесь Смуров живет, — сообщил проводник.
Валя встала с нарт, сбросила широкий неуклюжий гусь и снова превратилась в стройную девушку; взяла чемоданчик и, сильно волнуясь, решительно толкнула дверь дома.
Первое, что услышала она, был глухой стон. В глубине дома, за перегородкой, лежала роженица. В передней стояли, тихо перешептываясь, женщины. Они сразу, будто по команде, повернулись к «нгаць лекару»[1]. Были здесь и русские женщины в обычных пальто с высокими меховыми воротниками, были ненки в теплых малицах, в больших, с разноцветными кистями платках.
Подбежал взволнованный муж роженицы. Он сбивчиво проговорил:
— Доктор, спасите ее. Спасите, доктор…
Услышав тревожный голос Смурова, чувствуя на себе десятки внимательных, требовательных глаз женщин, Валя поборола охватившее ее волнение. Оно ушло куда-то далеко вглубь…
— Вскипятите воду, — коротко приказала девушка и решительно пошла к роженице.
— Ну, как мы себя чувствуем? — ласково спросила она, вспоминая, что именно так разговаривал их любимый учитель, доктор Иван Семенович, когда они были у него на практике. Ее живые глаза сочувствующе улыбались роженице.
Смурова едва улыбнулась в ответ бескровными губами и прошептала:
— Неважно. Боюсь, не к добру.
— Ну, это вы уж зря. Ребенок-то первый?
— Первый, первый, — поспешил ответить муж.
— Успокойтесь, все будет хорошо. А сейчас, — обратилась она к Смурову, — оставьте нас вдвоем.
Валя быстро осмотрела женщину. Действительно, роды предполагались тяжелые: поперечное положение плода. Нужно было повернуть ребенка. Вале приходилось и прежде проделывать такую операцию, но это было на практике, под наблюдением врачей, рядом с подругами. А здесь она одна. В первый раз одна.
«Справлюсь ли?» — на мгновенье подумала девушка и тут же отбросила трусливую мысль. — «Конечно, справлюсь. Обязана справиться».
Смурова стонала все сильнее.
Валя еще раз — на всякий случай — посмотрела в учебник, одела резиновые перчатки и подошла к роженице. Та тяжело дышала, время от времени продолжая стонать.
— Сейчас вам будет легче, — уверенно сказала девушка. В несколько минут она проделала операцию. Капельки пота выступили на лбу. Смурова смотрела на нее с надеждой и, чтобы не помешать акушерке, с трудом сдерживала стон.
— Ну, вот и готово, — улыбнулась Валя. — Будем ждать ребенка. Кого хотите, сына или дочь?
— Дочь, — еле улыбаясь прикушенными губами, ответила Смурова.
Потянулись напряженные минуты ожидания. Как и во время путешествия на нартах, Валя потеряла ориентировку во времени. Казалось, стрелки часов уснули. Валя уже перестала смотреть на часы.
А в соседней комнате не расходились женщины. Они хотели узнать, как пройдут роды, как лечит девушка, приехавшая в тундру недавно. Завтра по всем стойбищам, по всем поселкам разойдется весть о новом «нгаць лекаре». И от этих, первыми принятых родов во многом зависит ее доброе имя среди жителей тундры.
Но вот, наконец, послышался звонкий крик ребенка.
— Девочка, — охрипшим голосом сообщила Валя Смурову и женщинам, стоящим по ту сторону перегородки. — Больша-ая!
— Сава! Молодец! Спасибо, пирибтя![2] — послышались возгласы.
Но молодая акушерка не слышала их. Она видела в эту минуту только счастливое лицо Смуровой, видела рождение новой жизни.
Короткий зимний вечер уже склонялся к ночи. Луна бросала ровный, неяркий свет в комнату. Из окна Вале было видно, как голубели сугробы, как ветер крутил снежную пыль. Олени передними копытами разгребали снег, выискивая ягель. Не день, не два придется ей видеть этот пейзаж, — может быть, много лет.
«Вот и сделан первый шаг, — подумала Валя, заложив руки за спину и прикладываясь разгоряченным лбом к холодному стеклу окна. — Интересно, давно Смуровы сюда приехали? Видно, что здешний народ их любит. Вот сейчас вся фактория собралась, вместе с ними радуется».
Голос Смурова вывел ее из задумчивости.
— Доктор, отдыхать ляжете?
— Пожалуй. Только я не доктор, а акушерка. Вы меня в звании повысили, — улыбнулась Валя.
Смуров показал ей свободную кровать и вышел из комнаты.
Но отдохнуть не удалось. Едва Смуров удалился и Валя присела, блаженно потягиваясь, на грубоватую некрашенную табуретку, как в дверь заглянула одна из ненок.
— Здравствуй, лекар, — поздоровалась она и, близоруко сощурив раскосые карие глаза, внимательно посмотрела на девушку. — Сын мало-мало кашляет. Полечишь?
— Конечно. А где вы живете?
— Чум рядом, — ответила женщина, показывая рукой прямо на стенку, за которой, видимо, стоял ее чум.
Хотелось отдохнуть после дороги и принятых тяжелых родов, но Валя решительно сказала:
— Сейчас оденусь.
Надевая халат, а потом пальто, девушка присматривалась к ненке. Ростом она была чуть пониже Вали, но значительно полнее. Лицо смуглое, слегка скуластое. По виду ей лет тридцать. На женщине была ягушка. Свой большой клетчатый платок она держала в руках, и черные волосы ее, с двумя короткими, украшенными монетами косичками, матово отливали при свете керосиновой лампы. Она назвала себя Ниной Марьик.
Они вышли из дому. В лицо ударил ветер.
Чум Нины Марьик, действительно, стоял совсем рядом. Через минуту Валя открыла меховой полог и, войдя, стала осматриваться. Вот какой он, настоящий чум, который она раньше видела только на картинках! Площадь его была круглой. В центре находилась еще теплая железная печка. За ней, на ящике, стояла ничем не покрытая посуда. «Надо будет дать марлю», — подумала Валя. Рядом на перекладине висело полотенце, лежал кусок мыла. Около печки стоял низенький, почти без ножек, столик. Справа от девушки на шкурах возились трое детишек — два мальчугана и девочка.
Сняв пальто, Валя подошла к ним.
— Который хворает? — спросила она у Нины, вынимая фонендоскоп.
— Этот, — ненка подхватила на руки пухлого мальчугана лет четырех, не спускавшего изумленных, таких же раскосых, как у матери, глаз с белого халата и интересной игрушки с двумя резиновыми трубками, которую держала в руках пришедшая женщина. — Только он не шибко хворает. Так, кашляет мало-мало.
— Сейчас посмотрим. Как зовут, молодой человек? — шутливо спросила Валя, погладив малыша по голове.
— Коля, — подумав, ответил мальчуган.
— Вот и хорошо. Сейчас мы с тобой, Коля, займемся.
Девушка выслушала его, поставила термометр.
В чум зашло несколько женщин. Они молчаливо усаживались на шкуры в левой стороне помещения. Кто-то из них подбросил в печку несколько поленьев, и дрова весело затрещали. Печка быстро покраснела, и возле нее стало жарко. Но по краям чума, у самой земли снег не таял.
Тем временем Валя продолжала осмотр.
— Открой рот, — сказала она, вынимая из кармана белого халата ложку.
Коля послушно выполнил это требование. На ложку он смотрел с некоторым испугом, готовый в любую минуту разреветься.
Но повода не было. Страшная женщина в белом халате вдруг улыбнулась, ее вздернутый нос смешно сморщился, будто она хотела чихнуть. На лице было столько веселого озорства, что многие соседки не выдержали, рассмеялись. Несмело улыбнулся и Коля, все еще искоса поглядывая на ложку.
— Высунь язык. Скажи: «А-а-а». Все. Держи конфетку.
И Валя вынула карамельку. Она была лакомкой, и конфеты всегда носила с собой. Девушка с удовольствием сама бы вслед за Колей сунула в рот карамельку, но сочла это для «лекара» несолидным.
— Температура нормальная, горло чистое. В легких слабые хрипы, — сказала она. — Небольшой бронхит. Не простужаться, пить горячий чай, принимать вот это лекарство, — и девушка подала таблетки от кашля. — Ничего, здоровенький ребенок.
— А-а-а, — упражнялся тем временем Коля, чувствуя себя без ложки явно свободнее.
Валя осмотрела остальных детишек. Они были здоровые, пухлые, но с длинными, нечесаными волосами. Девушка пожалела, что не захватила с собой машинку для стрижки волос, которая имелась на фельдшерско-акушерском пункте.
«Вот мне первый урок: в тундру надо с машинкой ездить. Теперь всегда брать буду», — решила она.
Пока грелась вода, поставленная по ее просьбе, Валя подсела к женщинам, познакомилась с каждой. Женщины интересовались, трудно ли угадать в человеке болезнь.
— Нелегко, — улыбнулась Валя. — Но вот, сделать так, чтобы болезнь не приходила — можно.
— Как? — поинтересовалась Нина Марьик.
— Как думаете?
— Не знаю, — мотнула она головой. Косички задели одна за другую, и монетки, вплетенные в них, зазвенели.
— Кто главный разносчик болезни? — спросила Валя, привычным жестом заложив руки за спину. И сама ответила. — Грязь. Я понимаю, что сейчас у вас в чуме много чище, чем раньше было. Полотенце, мыло есть. Поэтому и болеете меньше. Но это еще далеко не все. Вот смотрите.
Девушка показала на спальные места.
— Здесь у вас дети спят, сами отдыхаете, а рядом печка топится, сажа летит, посуда грязная моется. И так во всех чумах?
— Так, так, — подтвердили ненки.
— А это можно легко исправить. Занавесьте спальные места — сразу лучше будет.
Валя показала, как шьются занавески, тут же помогла Нине сделать их, благо материя нашлась. Все женщины признали, что так уютнее.
— И главное, чище, — добавила девушка. — Грязь сама не уходит. Ее прогонять, как волка, надо.
— А особенно, когда в дома перейдем. Там еще больше за чистоту бороться надо, — вставил кто-то из женщин.
— Конечно, — согласилась Валя. — Туда шкуры не занесете. Мебель нужна будет, кровати, столы, стулья. Совсем по-другому заживете.
Вода согрелась. Валя налила ее в таз, подозвала ребятишек, намылила им головы и руки, хорошенько промыла, начисто вытерла, расчесала волосы. Коле мыло попало в глаза, и он хныкал, размазывая его руками по румяным щечкам.
— Вот теперь другое дело, — она наделила детишек еще раз конфетами. — Верно, Коля?
— Угу, — пробормотал с полным ртом мальчуган, настроение которого сразу заметно поправилось. Конфета завладела его вниманием целиком.
— Если так, товарищи, за детьми ухаживать — они всегда здоровыми и крепкими вырастут, — добавила Сытинская.
Долго еще шла беседа. Девушка объяснила, как поддерживать чистоту жилища, как убирать комнаты в домах, в которые скоро переедут все ненцы. Она рассказала, сколько новых больниц создается в округе в этом году, сообщила, что для обслуживания жителей тундры правительство решило организовать в округе две передвижные медицинские бригады. Напомнила, что северные народности получают лекарства бесплатно — советская власть все делает для того, чтобы люди в тундре меньше болели.
Вернулся с охоты муж Нины Марьик. Женщины засобирались по домам, — их мужья тоже, наверное, с промысла пришли. Дружески попрощались они с новой акушеркой.
— Приезжай к нам, в колхоз «Стахановец», слышала про него, наверно, — просила одна из ненок.
— Скоро к тебе сама приеду, отца привезу. Болеет что-то, — вторила ей другая.
— Обязательно приезжайте, — улыбнулась Валя, — и другим говорите — пусть едут в медпункт. А тебя, Нерха, через месяц жду в Нямбойто, койку готовлю, — добавила она, обращаясь к молодой Нерхе Вэнго, ожидающей ребенка.
Та кивнула головой.
— Рожать на медпункт приеду, там лучше.
Уснула Валя в тот день уже поздней ночью.
Не хотелось ей сразу покидать приветливых ненок, дом Смурова. Но она не успела еще познакомиться с делами медпункта, поэтому спешила к себе, на факторию Нямбойто. На следующий день девушка собралась уезжать.
Все тот же пожилой проводник, дружески улыбаясь, подогнал к дому Смурова упряжку лучших пестрых оленей, расстелил на нартах большую шкуру, очистил снег с Валиного гуся.
Но «нгадь лекар» что-то не выходила. Она сидела в комнате Смуровых и обсуждала с ними важный вопрос: как назвать девочку. Отец предложил имя Нина, мать хотела, чтобы дочку звали Любой. За разрешением спора обратились к Вале.
— Как я буду решать — не мой ребенок, — смутилась девушка.
— Нет, вы нам сильно помогли, ваше слово дорого нам, — запротестовали и муж, и жена.
— Оба имени хороши.
— А какое лучше?
— Н-да-а, — нерешительно произнесла девушка, — мне больше нравится Люба, Любушка.
— Решено — Люба, — со вздохом сказал отец, но тут же весело, радостно рассмеялся.
Валя взяла ребенка на руки, внимательно посмотрела на него.
— Моя крестница, — шутливо сказала молодая акушерка. — Ведь первого за свою жизнь ребенка я приняла совершенно самостоятельно.
И, положив девочку на нарядную постель, стала деловито прощаться.
— Что случится, сообщайте. До свиданья. До свиданья, Любушка!..
Валя вышла на улицу, уселась на нарты. Проводник тронул оленей хореем.
Обратный путь казался уже не таким длинным. Нарты пересекали заснеженные полянки, низенькие перелески. Что-то веселое и бодрое насвистывал свежий ветер. Ему вторила бесконечная песня проводника. А Валя сидела на нартах, укрытая теплой шкурой, и заново переживала все случившееся с нею на фактории Нады-Мара.
Сколько таких выездов будет еще на ее пути, который только начинается?
Фактория Нямбойто.
[image]
Примечания
1
Нгаць лекар — молодой лекарь. (ненецк.).
2
Сава! Спасибо, пирибтя! — Хорошо! Спасибо, девушка! (ненецк.).