Д. А. Сергеев

Одинокая женщина на пустынном пляже

ОДИНОКАЯ ЖЕНЩИНА НА ПУСТЫННОМ ПЛЯЖЕ
(Курортный детектив)

I

Артём Тропинин летел на юг, к морю. После долгой сибирской зимы, что может быть лучше яркого солнца и шелеста волн, выкатывающихся на мелкую гальку. Вот самолет сделал вираж, яркая синяя поверхность моря в иллюминаторе ушла вправо, уступая место зелёной полосе берега. Артём ещё успел увидеть белый пароход, оставляющий на водной глади светлый след. А потом лайнер пошёл на посадку.

Люди в майках и пальмы в окрестностях аэропорта показались почти нереальностью, а неожиданная жара несколько поубавила восторгов в душе писателя. Такси заполняли всё свободное пространство перед аэропортом, и пассажиры были нарасхват. Разговорчивый таксист тут же поведал пришельцу из далеких северных краёв обо всех местных достопримечательностях, прекрасной погоде, а заодно и о местных слухах, в том числе и на криминальные темы.

― Трое мужиков утоплено на местных пляжах за последние две недели, ― сообщил он таинственным голосом. ― Похоже на работу маньяка. Причём, как выяснило следствие, топит он всех исключительно по ночам. Кто ночью приходит на море купаться ― тот и становится жертвой.

Артём не стал придавать большого значения россказням таксиста, и не стал спрашивать, откуда тому может быть известно, к какому выводу пришло следствие, если до завершения расследования его результаты, как правило, не разглашаются. Ему вообще не хотелось думать о каких-то маньяках и утопленниках. В конце концов, он приехал насладиться отдыхом, получив при этом исключительно приятные ощущения и впечатления.

Санаторий, в котором предстояло провести три недели, был довольно уютным, окружённым буйной зеленью пальм, кипарисов и ещё каких-то южных растений с белыми или удивительными розовыми цветами. Спуститься к морю можно за пять минут. Артёма также поразило большое количество красивых женщин, одетых в яркие или пастельных тонов летние одежды, сильно приоткрывающие их разноцветные, в зависимости от времени пребывания на юге, тела ― от редко встречающихся нежно-белых, чуть розоватых или, едва тронутых солнцем, золотистых до светло-коричневых и шоколадных. Словом, всё обещало приятный, беззаботный отдых.

Была уже вторая половина дня. Близился вечер, и солнце вскоре должно было склониться к закату. Поэтому Артём, поселившись в просторный, уютный, с большой лоджией номер, поспешил на пляж поздороваться с морем и приобщиться к всеобщей для отдыхающих радости ― загару и купанию. После дороги не терпелось плюхнуться в чуть прохладную прозрачную морскую купель.

Вдоль спускавшихся к морю каменных ступеней росло множество зелени, создававшей приятную тень. Отдыхающие в одиночку, парами или небольшими группками из трёх-четырёх человек, одетые уже почти по пляжному, легко, но неспешно спускались вниз. А иные, разморенные на жарком солнце и уставшие от долгого купания, зачастую уже пресыщенные всеми прелестями юга, медленно и тяжело поднимались вверх, периодически отдыхая на межлестничных площадках, где в тени деревьев стояли удобные разноцветные лавочки. Всюду ощущался запах моря и каких-то экзотических растений. Тёплый влажный ветерок доносил снизу шум плещущейся воды и голоса купающихся.

Пляж оказался нешироким, упиравшимся в срезанный под прямым углом и укреплённый бетонными плитами крутой склон зелёной горы. Впрочем, это создавало затишек и ощущение какого-то уюта, а мелкая гладкая галька под ногами приятно щекотала стопы и убаюкивающе шуршала, перекатываемая легкими волнами. В первый день главное — не утратить бдительности и не обгореть на солнце, иначе последующие дни могут омрачиться неприятными ощущениями и разными хлопотами, связанными с лечением обожжённой кожи. Причем понять, что уже обгорел, незадачливый отдыхающий, скорее всего, сможет лишь по возвращению в свой номер. А потому надо просто строго ограничить себе время первого соприкосновения с палящим южным солнцем, и большую часть этого времени провести в воде. Именно поэтому Артём не стал брать шезлонг.

Пройдя вдоль кромки волн, он насладился запахами моря, покрывавшего собой всё пространство до самого горизонта, и прикосновением лёгкого ветерка и солнечных лучей к обнажённому телу. В этот момент он ощутил состояние того беспредельного покоя, которое бывает только в самом начале отдыха, и постепенно улетучивается по мере приближения его к окончанию, уступая место мыслям о возвращении домой и переживаниям о нерешённых проблемах и предстоящих делах. Затем Артём медленно, стараясь получить максимум удовольствия от соприкосновения с живительной морской влагой, погрузился в воду и так же медленно поплыл, щурясь от ярких проблесков солнца, разбираемого на мелкие осколки зеркальной поверхностью мелких волн. Купальный сезон начался.

― Про маньяка-убийцу уже слыхали? ― спросил за ужином оказавшийся за одним столом с Артёмом полноватый лысоватый мужчина, работавший главным бухгалтером в какой-то коммерческой фирме.

― Я стараюсь ничего такого не слушать, ― ответил Артём, допивая из стакана последний глоток подававшегося к столу сухого красного вина. ― И вам советую никакой ерунды в голову не брать.

― Да я и не беру, ― ответил бухгалтер. ― Но купаться ночью всё равно не стану. По крайней мере, в одиночку. А вы?

Артём замялся ― об этом он как-то не думал, потому что раньше ночью в море никогда и не купался. Он вообще не был хорошим пловцом, поэтому даже днём старался не заплывать за буйки и не плавал в шторм. Но тут его вдруг повело ― чёрт знает, может, вино с жары в голову ударило.

― А вот я обязательно искупаюсь! ― вдруг упрямо сказал он. ― Причём непременно в самую полночь! И непременно один!

― Да, Бог с вами, купайтесь, мне-то что! ― удивился бухгалтер. ― А я всё-таки не стану.

Артём любил одиночество в толпе, когда вокруг много народу, но в то же время никто не лезет с разговорами, и ты не должен всё время придумывать, как поддержать беседу. Он любил тех редких собеседников, с которыми разговор складывался как-то сам собой и протекал естественно, непринуждённо. Бухгалтер был явно не из их числа. Артём скучающе огляделся по сторонам. Среди мужчин, которых в зале было меньшинство, он не нашёл ни одного сколько-нибудь знакомого лица, да и вообще никого, кто показался бы ему интересным собеседником. Женщины, так поразившие его днём в свете яркого солнца, за ужином казались совершенно обыденными, даже скучными. Жёны о чем-то напутствовали мужей, мамы давали подзатыльники разбаловавшимся или капризничающим за столом детям. Одни оделись в столовую, как в спортзал, другие, как на званый ужин. Была также женщина в роли таинственной блоковской незнакомки. Такие хороши для романтического приключения с последующей длительной перепиской, которая, может, ничем и не закончится, но оставит множество приятных впечатлений и воспоминаний.

Ещё одна выделяющаяся из общей массы представительниц слабого пола ― женщина-вамп, в ярком макияже, в длинном тёмно-синем платье с разрезами и вырезами, сверху и снизу доходящими почти до талии. Это худший вариант в случае, если вы собрались спокойно и приятно отдохнуть. Такая женщина своей экстравагантностью и претенциозностью измотает любого самого галантного кавалера в течение первых трёх дней. А далее она будет обращаться с ним, совершенно подавленным и обезволенным, как со своим дворецким; и ему во избежание скандала и для сохранения репутации истинного джентльмена останется только ждать, когда, наконец, закончится срок путёвки и весь этот сюрреалистический бред на тему курортного романа. Ещё за столиком справа сидела светленькая девушка в лёгком голубом сарафанчике, которая украдкой с любопытством рассматривала Артёма. Хорошенькая, но очень уж юная.

Впрочем, это так, лирические отступления. У Артёма не было цели заводить курортный роман. Он всего лишь решил отдохнуть. От всего и от всех. А заодно, может быть, и сочинить что-нибудь. Если будет вдохновение.

II

После ужина он ещё подышал прохладным морским воздухом, посмотрел на закат солнца. Там, где край его уже успел погрузиться в море, вода зажглась ярким красноватым светом, в то время как остальная её поверхность быстро темнела. Тёмная южная ночь упала на маленький курортный городок. Со стороны танцплощадки зазвучала музыка, и отдыхающие, в первую очередь молодёжь, устремились туда. Артём, набравшись свежих впечатлений, направился в свой номер в надежде что-нибудь написать.

Проходя по пустынному коридору мимо соседнего номера, Артём увидел, что дверь его приоткрыта и услышал доносившуюся из глубины комнаты возню и громкие шлепки, а затем и раздражённый голос, судя по всему, не очень трезвого человека.

― А, зараза! ― рычал голос. ― Как же ты мне осточертела! Ну-ка вон! Вон отсюда, или я тебя уничтожу!

Артём в нерешительности остановился ― кто знает, что там происходит. Может, кому-то нужна помощь. И пока он раздумывал, не постучать ли в приоткрытую дверь, и придумывал повод для вторжения в чужую частную жизнь, дверь неожиданно распахнулась, и перед глазами писателя возникло злое красное лицо, сердито крикнувшее:

― Получи!

При этом Тропинин действительно получил по лбу свёрнутой в трубочку газетой, а, скорее всего, несколькими свёрнутыми в трубочку газетами. Артём окаменел от неожиданности. Красное лицо вдруг подобрело:

― Ох, простите, ради Бога, ― сказало оно. ― Это я тут муху гоняю. Совершенно не даёт сосредоточиться. Просто вывела меня из равновесия.

Теперь писатель разглядел, что красное лицо принадлежало седовласому человеку лет пятидесяти, среднего роста, одетому в спортивные штаны и рубаху навыпуск. От соседа явно разило перегаром. Он вышел в коридор и продолжил извинения:

― Ради Бога простите. Надеюсь я вас не сильно того… Сам не знаю, как это у меня так неловко получилось.

― Ничего-ничего, ― вышел из оцепенения писатель. ― Будем считать инцидент исчерпанным.

― Правда? Вы действительно не сердитесь? ― не унимался сосед.

― Да нет же, я не сержусь, ― окончательно пришёл в себя Артём.

Сосед вдруг замолчал и пристально посмотрел в лицо Тропинину.

― А я вас, кажется, знаю, ― сказал он, продолжая бесцеремонно разглядывать Артёма. ― Вы писатель из Сибири по фамилии… Постойте, как же… Трофимов? Нет, простите, не Трофимов.

― Тропинин, ― подсказал Артём, понимая, что сосед ждёт от него этой подсказки.

― Ну, конечно же, Тропинин. Чёртов склероз! Вы меня, конечно, не знаете, вернее, знаете заочно. А я вас запомнил по фотографии. Я литературный критик Кондратий Зарубин. Слыхали, наверно? Это я лет пять назад написал и опубликовал рецензию на ваш, простите, роман или повесть. Да, по-моему, это была повесть. Припоминаете?

― Да-а, кажется. Что ж, хорошая была рецензия.

― Ну что вы! Рецензия была совершенно ужасная! Я ваш, простите, роман, или, простите, повесть разнёс в пух и прах! Ну, согласитесь, коллега, в то время вы писали ещё слабенько. Я прав

― Да как сказать…

― А вот так прямо и скажите, что я, мол, в то время писал ещё не очень… Во всяком случае, совсем не так, как сейчас. Ваши «Легенды о русалках» это уже кое-что. По крайней мере, совсем не то, что тот ваш… та ваша повесть. Ну, что ж мы всё в коридоре, да в коридоре. Пойдёмте ко мне. Пойдёмте-пойдёмте. Приятно всё-таки в каком-нибудь захудалом курортном городишке, в какой-нибудь Тьмутаракани встретить ну, почти коллегу. Да не кукситесь вы. Кто старое помянет…

Критик почти силой затащил писателя в свой номер.

― Да я, честно говоря, и не припомню этой вашей рецензии, ― соврал Артём.

― Вот и хорошо, ― критик засуетился вокруг стола, сгребая в дальний угол какие-то бумаги, авторучку, наручные часы, морскую ракушку и ещё какие-то мелкие вещи. ― Хотя могли бы и припомнить. Хорошая была статья, острая, хлёсткая!

Он поставил на середину стола наполовину выпитую бутылку коньяка и пустой стакан с коричневой каёмкой у самого дна. Затем метнулся к шкафу, достал оттуда ещё один стакан, дунул в него, потряс вверх дном и тоже поставил на стол.

― Вы, видимо, приехали сегодня или вчера, ― продолжил он, наливая коньяк в стаканы. ― Иначе я бы вас раньше заметил.

― Сегодня во второй половине дня.

― Ну, что ж, ― критик подставил Артёму стул, и они оба подсели к столу. ― За ваш приезд и за наше знакомство!

Они выпили по полстакана, закусив кусочками сыра, очевидно, местного производства. Через минуту Артёму стало хорошо. Наступило состояние блаженного покоя. С открытой лоджии веяло прохладой, пахло морем и свежей зеленью. Издалека доносился шелест волн и мелодичная неспешная музыка. Критик был человеком, который мог разговаривать за двоих, а потому беседа с ним не слишком утомляла. Порассуждав немного о трудностях творчества, он вдруг спросил:

― Про трёх утопленников уже слыхали?

― Да уж, конечно!

― Ну и что?

― Что?

― Не вдохновляет?

― На что?

― Ну, как на что? Во-первых, это тема, по крайней мере, для рассказа, а то и для повести.

― Вы же знаете, что детектив ― не мой жанр.

― А вы пробовали?

― Нет, но и не вижу в этом необходимости.

― Вот и зря. Никто не знает точно, что не его жанр, пока в этом жанре себя не попробует. А во-вторых, совсем не обязательно, что это будет детектив.

― Не знаю, может, вы и правы.

― Но сначала надо проникнуться этой обстановкой, впечатлениями, обстоятельствами. Вот, например, не хотелось ли вам искупаться в море ночью. Представляете: ночь, море, вы…

― …И убийца? ― пошутил Артем.

― Ну, разумеется, условно, мысленно, для ощущения ситуации. А история с маньяком ― это же все отдыхающие от скуки сочиняют. В купальный сезон всегда есть утопленники.

― Честно говоря, раньше у меня мысль о ночном купании как-то не возникала, но лишь только я услышал историю про маньяка, мне захотелось сделать это. Просто для того, чтобы доказать себе, что я действительно не верю во всякие россказни и могу спокойно пойти ночью искупаться в море. Ну, и вообще стало интересно.

― Вот именно! Это очень интересно! И мы с вами сейчас осуществим эту идею.

За разговором они успели допить остатки коньяка, и критика порядком развезло.

― Да вы-то куда? Это я собирался искупаться ночью, и притом непременно один. А иначе не будет желаемого результата.

Тут критик и сам уже, кажется, понял, что слабо стоит на ногах, и до моря ему, возможно, уже и не дотянуть.

― Ладно, ― сдался он, с размаху усаживаясь на кровать. ― Сегодня ваша очередь. Но и я тоже непременно…
Тут он замолчал и рухнул на подушку.

― Вы сможете закрыть за мной дверь? ― спросил Артём, собираясь уходить.

Критик вздрогнул, открыл глаза и стал неловко подниматься:

― Да, пожалуй, это я ещё смогу.

III

Артём, не спеша, спускался к морю по каменной лестнице. Там, наверху остались звуки музыки и голоса отдыхающих, гулявших по территории санатория или направлявшихся в кафе «Приморское», удобно расположившееся на скале над морем. Чем ниже уводила писателя лестница, тем пустыннее становилось вокруг. Вот, наконец, и пляж. Море казалось огромной чёрной пропастью, и лишь у берега свет фонарей, расположенных на скале, над пляжем, играл слабыми бликами на чуть колыхавшейся поверхности воды. На прохладном морском воздухе в голове Артёма быстро прояснилось, и ему стало как-то неуютно одному на пустынном пляже. Он немного постоял у самой кромки воды, раздумывая, не вернуться ли обратно. Но решил, что раз уж пришёл, надо хотя бы разок окунуться, пусть даже у самого берега. Тут слева от себя, шагах в двадцати, в той части пляжа, куда из-за росших на склоне деревьев почти не попадал электрический свет, он уловил какое-то движение. Присмотревшись, Артём разглядел очертания женщины, которая, видимо, тоже готовилась к купанию в море. Ему стало неловко, будто он тайком подсматривал за раздевающейся дамой, и чтобы сгладить эту неловкость, писатель решил заговорить.

― Вы не боитесь одна плавать в море в такое позднее время? ― спросил он первое, что пришло в голову.

― Была живой, боялась, а теперь ― нет, ― бесцветным голосом ответила женщина и, заметив замешательство Артёма, ― звонко рассмеялась. ― Извините, это старая глупая шутка из анекдота про кладбище. А вообще я люблю купаться ночью, когда на пляже никого нет. А вы, я вижу, тоже любитель ночных купаний.

― Нет, честно говоря, я не очень хороший пловец, а в тёмное время и вовсе никогда не купался. Вот решил попробовать.

― Ну, так что же вы? Раздевайтесь!

Девушка быстро сбросила с себя оставшуюся одежду и совершенно нагая прошла шагах в десяти от Артёма. На ней остался только чёрный широкий пояс, который на обнажённом теле казался неуместным. Артём хотел отвернуться, но с первого раза это у него не получилось, словно все суставы его на мгновение одеревенели. Со второго раза это ему всё же удалось.

― Простите, ― спокойно сказала женщина, ― по ночам я привыкла плавать без всего. Надеюсь, это вас не слишком смущает.

― Нет-нет, ничего, ― пробормотал Артем, про себя решив, что женщина, видно, со странностями. А, может, это обнажение в присутствии мужчины и этот чёрный пояс ― всего лишь проявление некоей экстравагантности, призванной завлекать мужчин. Мало ли с какими целями приезжают люди на отдых.

Артём услышал плеск воды, создаваемый идущей по воде женщиной, и, не удержавшись, посмотрел ей вслед. У женщины было красивое спортивное тело, которое по мере её удаления за пределы отблесков электрического света, таяло во мраке, распадаясь на отдельные части, словно изображение на полотне художника-абстракциониста. Белые линии рук, отделялись от остального тела тёмными, спадающими на плечи волосами, наиболее светлую, незагорелую часть тела чёрный пояс отделял от более тёмной спины, и быстро уменьшающиеся линии ног тоже казались ни с чем не связанными мазками белой краски на чёрном фоне. Затем раздался громкий всплеск, и женщина стала почти не видна с берега.

― Ну что же вы? Передумали или боитесь? ― раздался её голос из глубины тёмного пространства.

― Чего мне бояться? ― замялся Артём.

― Тогда плывите сюда!

Артём медленно, как-то с неохотой разделся до плавок, и, ступая по прохладной гальке, словно цапля по болоту, вошёл в море. Вода оказалось довольно тёплой, но сомнение всё ещё не покидало Артёма.

― Смелее! Смелее! ― подбадривала женщина.

Наконец, Артём решился, и, оторвав ноги от зыбкого галечного дна, поплыл в её сторону.

― Ну вот, видите, купание ночью ― это замечательно, ― сказала женщина, если, конечно, вам никто не захочет помешать.

― А кто может помешать? ― спросил Артём, разворачиваясь, чтобы посмотреть, как далеко он отплыл от берега.

― Ну, мало ли, всегда может найтись кто-то, кто думает, что он может всё.

Женщина, теперь уже находясь совсем близко от Артёма, несколько раз перевернулась в воде, показав из неё, заманчиво белевшие окружности.

― Ну что, плывём дальше? ― спросила она, медленно удаляясь от берега и останавливаясь, чтобы подождать Артёма.

Берег уже был виден тонкой светлой полосой, с ярко поблескивавшими на тёмном склоне горы огоньками фонарей. Артём вдруг всем телом ощутил под собой мрачную бездонную глубину.

― Нет, я, пожалуй, возвращаюсь, ― сказал он. ― Да и вам не советую уплывать слишком далеко.

― Тогда подождите меня, попросила женщина. ― Я не хочу оставаться здесь одна.

Она быстрыми, стремительными движениями приблизилась к Артему и, неожиданно обхватив его руками, прильнула к нему гладким прохладным телом так, что писатель от неожиданности, словно окаменел и вместе с женщиной стал погружаться под воду. Он даже не успел разглядеть её лица, частично закрытого длинными мокрыми волосами. Ему лишь показалось, что оно было довольно красивым, но в глазах женщины он не столько увидел, сколько ощутил что-то холодное и даже злое. В этот момент женщина скользнула вниз по его телу, словно проваливаясь в морскую бездну, и крепко ухватив его за ноги, потянула вниз за собой. Он ушёл под воду, ещё надеясь, что это всего лишь игра, но, когда попытался высвободиться, почувствовал, как отчаянно она цеплялась за его ноги, продолжая изо всех сил рывками утаскивать его в глубину. Ему всё же удалось высвободить одну ногу, тогда женщина вдруг оставила его, но едва он начал всплывать, она появилась рядом и, ухватив его за руки, снова потащила под воду. На этот раз Артём освободился быстрее ― чувствовалось, что женщина, несмотря на виртуозность спортсменки-пловчихи и довольно крепкое тело, начинала уставать. Она снова, словно растворилась в воде, но тут же нависла сверху и сильно толкнула его вниз крепкими ногами. Артём понял, что в воде может противопоставить этой женщине только своё умение надолго задерживать дыхание ― следствие долгого увлечения дыхательными упражнениями йогов. И он решил больше не испытывать судьбу. Расслабившись, Артём покорно пошел ко дну. Женщина, догнав его, ещё раз сильно толкнула руками обмякшее тело и снова исчезла. Артём остановил свое падение, но резко всплывать не стал ― надо было дать женщине отплыть на почтительное расстояние. Схватка, а, точнее, утопление длилось в подводном мраке не более полуминуты, но забрала много сил, и жажда вдоха раздирала Артёму грудь. Он стал быстро всплывать. Едва его лицо показалось из воды, Артём на фоне светлой полосы освещенного песка увидел бредущий по отмели женский силуэт и сделал глубокий вдох. Женщина, остановившись, обернулась. Артём тут же погрузился в воду. Когда он снова осторожно всплыл, женщина уже была на берегу. Она подняла свою одежду, надела купальник и, держа остальные вещи в руке, стала быстро подниматься по лестнице. Выходя на сушу, Артём вдруг почувствовал сильную усталость и лёгкий озноб. Но отдыхать было некогда. Надо было не упустить русалку ― так назвал ее Артём про себя. На ходу одеваясь, он поспешил вслед за ней, но вскоре вынужден был нырнуть в заросли, идущие вдоль лестницы. Женщина задержалась на одной из освещенных межлестничных площадок и, бросив одежду на лавку, наклонилась, чтобы надеть босоножки. Продолжая осторожно подниматься по склону в тени кустов и деревьев, он оказался достаточно близко и успел разглядеть на левой ноге женщины, под самой ягодицей, тёмное пятно величиной с тополиный лист, которое сначала и принял за прилипший к влажному телу листок. Однако тут же подумал, что, скорее всего, это было родимое пятно.

У Артёма мелькнула мысль, не задержать ли её сейчас, здесь, на этой площадке, но вдруг подумал, что не сможет аргументировать свои действия. Чем он сможет подтвердить, что она едва не утопила его. А, кроме того, не будет ли это выглядеть, как его нападение на одинокую женщину в укромном безлюдном месте. Да ещё от него наверняка разит выпитым с критиком коньяком. Нет, сейчас он только проследит за ней, узнает, кто она, где живёт, а дальше будет видно, как правильнее поступить.

Женщина оделась и теперь уже спокойно стала подниматься дальше. Артём пошел параллельно, путаясь в тёмных зарослях. Но вдруг, зацепившись за торчащие из земли корни, он упал. Боясь, что создал подозрительный шум, писатель замер, прислушался, несколько секунд полежал без движения, а когда медленно и осторожно встал на ноги, русалки уже не было. Он выскочил на лестницу и помчался по ступенькам. Наверху женщины также не оказалось.

Возвращаясь к себе, Артём думал о том, что должен немедленно рассказать о том, что с ним сейчас произошло, да так и не решил кому. К тому же время было позднее. Единственным, кто мог бы его выслушать был критик Аркадий, но вряд ли того сейчас удалось бы растормошить, и вряд ли он в таком состоянии что-либо понял бы из рассказанного. Наконец, возбуждение и волнение полностью уступили место усталости, безразличию и непреодолимому желанию лечь спать.

IV

Утро было облачное, ветреное. Море штормило. При воспоминании о ночном приключении Артёму сначала показалось, что это был просто сон, но он быстро вошёл в реальность и вспомнил всё до мелочей. Ему стало как-то не по себе, даже появилось желание собрать вещи и уехать. Казалось, отдых был испорчен. Но мысль о том, что он остался жив, а это уже само по себе почти чудо, несколько улучшило его моральное самочувствие. К тому же его летний отдых только начинался, и впереди могло быть ещё много интересного и приятного. В душе Артёма поселилась надежда на то, что все неприятные воспоминания и ощущения быстро пройдут, и вчерашний случай будет вспоминаться ему как далекий, нелепый и досадный эпизод жизни. А ещё немного погодя в ночном происшествии начала угадываться некая увлекательная и в известном смысле романтическая история, хотя неприятный осадок всё равно остался.

Писатель решил принять освежающий душ и отправиться на завтрак. Однако едва на него обрушились шумные прохладные струи воды, случай с ночной русалкой вновь стал близкой и опасной реальностью. Её длинные мокрые волосы спадали на едва различимое во мраке лицо, и она тащила его за собой в чёрную холодную глубину. Артём резко выключил душ, то ли зябко, то ли нервно передернув плечами, наспех обтёрся большим махровым полотенцем, которых здесь полагалось на отдыхающего целых четыре, и, одевшись, вышел из номера.

За столом к нему подсел оживший, посвежевший, но, видимо, уже слегка опохмелившийся критик.

― Я, кажется, вчера немного того… ― извиняющимся голосом начал он.

― Того-того… ― быстро подтвердил Артём. ― И, по-моему, отнюдь не немного.

Пережёвывая кусок жареной рыбы, он соображал говорить или не говорить критику о своём случае. Впрочем, рассказывать об этом было больше некому, а не рассказывать он уже не мог.

― Ну, на отдыхе, знаете ли, я себе иногда позволяю. А вы разве нет? ― продолжил критик.

― Бывает иногда. Но ведь мы с вами хотели искупаться в ночном море, и мне пришлось идти на пляж одному.

― Вот как?! Вы всё-таки сделали это? И что же? Как впечатления?

― Да уж, не знаю, как и рассказать.

― Что так? ― насторожился критик.

― Вы можете мне не поверить и, может быть, даже будете смеяться… Однако меня вчера едва не утопили.

Критик перестал жевать, положил вилку и внимательно уставился в лицо Артёму.

― Да-да, ― подтвердил писатель, ― самым настоящим образом. Ещё чуть-чуть, и я не сидел бы сейчас перед вами.

― И кто же это хотел сыграть с вами такую злую шутку? ― всё еще недоверчиво спросил Аркадий.

― Ни за что не угадаете ― это была женщина!

― Женщина? В самом деле? Вас хотела утопить женщина? ― оживился критик. ― Чем же это вы ей так досадили?

― Да в том-то и дело, что ничем! Я даже не пытался за ней ухаживать.

― То есть, просто так, ни с того, ни с сего напала на вас и попыталась утопить?

― Именно так.

― Ну, позвольте, не так просто женщине утопить взрослого мужчину. На что она рассчитывала?

― Судя по всему, она спортсменка и, скорее всего, пловчиха. А я как раз не очень хороший пловец.

― Интересно, ― критик перестал иронизировать, ― а если бы ей попался хорошо плавающий человек и тоже спортсмен? Что тогда?

― Не знаю.

Глаза критика вдруг заблестели, и лицо как-то особенно оживилось, словно он что-то вспомнил или увидел нечто неожиданное и очень увлекательное.

― Я понял! ― воскликнул он. ― Вы попали в руки жестокой маньячке, которая уже утопила троих, а, может, и больше мужчин. Да-да, коллега, это настоящая детективная история.

― Я не знаю. Мне иногда кажется, будто это вообще было не со мной, или со мной, но во сне.

― Вы твёрдо уверены, что эта женщина не шутила?

― Абсолютно уверен.

― Так-так. И как она выглядела?

― В темноте трудно разглядеть, но, по-моему, она была очень красива.

― Тоже мне, фоторобот! Подробнее можете вспомнить? Ну, хоть что-нибудь…

― Да вам-то это зачем?

― Не мне, голубчик, а вам. Может быть, от этого теперь зависит ваша жизнь.

― В каком смысле?

― Ну, как же! Напрягите свою фантазию, вы же писатель!

― В данном случае, я потерпевший.

― Э-э, дорогой, писатель остаётся писателем даже когда он жертва убийства. Подумайте, ведь вы единственный свидетель, единственный человек, который видел серийного убийцу. Понимаете?

― Вот чёрт!

― Ага! Сообразили?! ― всё более распалялся критик. ― Вам срочно надо в милицию, иначе вы можете унести с собой в могилу очень ценные для следствия сведения.

― Да будет вам. В какую ещё могилу? Вы, может быть, ещё недостаточно протрезвели?

― Не задирайтесь, коллега, я всего лишь хочу вам помочь. И с вами ничего страшного не случится, если вам хватит мудрости послушаться старшего, умудренного богатым жизненным опытом человека. Так что бросайте жевать, мы идём в милицию. И, кстати, вы мне ещё не рассказали самого интересного: как вам удалось спастись.

Артем посмотрел на критика и обречённо вздохнул.

V

Небо прояснилось. Солнце ярким светом заливало зелёные улочки приморского городка, а неутихающий прохладный ветерок приятно освежал, не давая воцариться жаре. Поэтому в уличных кафе, у магазинов и многочисленных базарчиков, пахнущих рыбой, домашними винами и фруктами, было людно. Женщины пестрели разноцветными летними нарядами, пикантными шляпками и полуобнажёнными телами. Где-то играла лёгкая музыка, и не хотелось идти ни в какую милицию. Напротив, хорошо было бы занять столик в одном из расположенных вдоль тротуаров кафе под открытым небом, попивать холодное пиво и смотреть по сторонам. Вот молодая женщина в короткой синей юбочке с разрезом, в полупрозрачной белой блузке и синей шляпке с кокетливо загнутыми полями, проходя вдоль зеркальной витрины, замедляет шаг и, слегка повернув голову в сторону стекла, наблюдает за своим отражением. Затем она отводит взгляд от витрины, и её губы трогает едва заметная улыбка — женщина осталась довольна собой. Артёму тоже понравилась.

― Какого она роста? ― спрашивает сосредоточенно шагающий рядом критик.

― Кто?

― Ну, твоя ночная русалка, кто же ещё.

― Примерно сто семьдесят, ― прикидывает Артём. ― Хотя я уже говорил, что…

― Что в темноте разглядеть трудно, ― продолжает за него критик. ― А волосы у неё длинные?

― Ниже плеч.

― Светлые, тёмные?

― Рыжеватые, с золотистым отливом.

― И вы разглядели это в темноте?!

― Ах, у этой… у русалки? Тёмные, скорее всего чёрные.

― Послушайте, о чём вы думаете? Сосредоточьтесь. Сейчас у вас всё это будут подробно выспрашивать. А вы какой-то рассеянный, словно, это касается не вас, а, например, меня.

― Ну, хорошо-хорошо…

― Как она была одета?

― Я вам, кажется, уже рассказывал, что на ней не было ничего, кроме чёрного пояса.

― Нет, до того. А, впрочем, пояс… Да, именно пояс. Дело в нём.

― Какое дело?

― Уголовное! Вы опять не слушаете?

― Так что пояс?

― Помните, я спросил, на что она может рассчитывать, если нарвётся на человека, которого, несмотря на свои плавательные способности, не сможет утопить? Так вот: она рассчитывает на пояс! Если бы вы оказались заправским пловцом, и не притворились бы, что тонете, то, скорее всего, я вас уже не увидел бы. Так что не такая уж она сумасшедшая, как это может показаться на первый взгляд ― у неё все предусмотрено.

У здания милиции стояли «Жигули» с «мигалками». У входа курили несколько милиционеров. Возле дежурной части было пустынно. За стеклом, у пульта связи сидел седоватый капитан и о чем-то говорил со стоявшим рядом молодым худощавым лейтенантом.

― Извините, ― прервал их беседу Зарубин. ― К кому нам обратиться? Мы хотим сообщить сведения о маньяке-убийце, который топит на ваших пляжах ночных купальщиков.

Милиционеры переглянулись.

― А кто вам сказал, что их кто-то топит? ― спросил капитан.

― Ну, если вы ещё не знаете, то мы вам как раз собираемся об этом рассказать, ― не полез за словом в карман критик.

Милиционеры снова переглянулись, а затем оба внимательно посмотрели на Аркадия и Артёма.

― Переговори с ними, и если что стоящее, проводи к Гусакову. ― Сказал дежурный лейтенанту.

Они прошли с лейтенантом в маленький, сумрачный, зато прохладный, кабинет, где тот внимательно их выслушал, но расспрашивать ни о чём не стал, а повёл в соседнее двухэтажное здание. В кабинете с табличкой «Старший следователь Гусаков Г. Г.» сидел долговязый, с большими залысинами человек в очках, лет тридцати пяти, одетый в гражданский костюм.

― Это по делу об утопленниках, ― коротко объяснил лейтенант. ― Кажется, им действительно есть что рассказать.

― Мне Палыч уже звонил, ― сказал Гусаков, и, приподнявшись, протянул руку сначала критику, а потом писателю. ― Старший следователь Гусаков Григорий Григорьевич.

Лейтенант вышел. Гусаков длинной тонкой рукой указал на стулья. Кондратий и Артём присели.

― Насколько я понял, вы видели человека, который, по-вашему, топит отдыхающих, купающихся в море в ночное время.

― Да, ― подтвердил Кондратий, ― и мой коллега даже стал жертвой нападения.

― А вы тоже видели этого человека?

― Нет, но я был первым, кто обо всём узнал, и убедил коллегу прийти в милицию.

― Это вы правильно сделали, ― похвалил Зарубина следователь и, кажется, потерял к нему всякий интерес.

― Подождите, пожалуйста, в коридоре. Я вас потом приглашу.

― Как хотите, ― ответил тот и с несколько обиженным видом вышел за дверь.

Рассказ Артёма следователя заинтересовал, и тот долго выспрашивал все подробности, уточняя их по несколько раз. Наконец, Гусаков, всё тщательно записав, отпустил писателя.

― Продолжайте отдыхать, как ни в чём не бывало, ― сказал он. ― Об остальном мы позаботимся сами и до конца вашей путёвки вызовем вас ещё раз. Теперь пригласите вашего коллегу, а сами можете подождать в коридоре.

У Кондратия следователь спрашивал, как давно он знает Артёма, что думает о нём и тому подобное, не имеющее прямого отношения к делу. Зарубин всё же не удержался от высказывания своих версий. Следователь выслушал всё молча, и никак на сказанное не прореагировал. Словом, Кондратий вышел от следователя несколько разочарованным.

― Нет, ― сказал он. ― Не найдут. Может, зря я вас сюда привёл. А, впрочем, мы свой долг выполнили ― и это главное.

Они уже шли по улице, когда Артём неожиданно остановившись, хлопнул себя ладонью по лбу:

― Чёрт! Я же забыл сказать о самой важной примете! Ну, просто из головы вылетело!

― Спокойно, коллега. Что это за примета? ― оживился Зарубин.

― Понимаете, я когда за ней шёл и видел, как она одевалась, заметил у нее на левой ноге под самой ягодицей тёмное пятно. Я почти уверен, что это родимое пятно, большое такое, величиной с тополиный листок.

― Родимое пятно? Под ягодицей? М-да, не слишком очевидная, но зато какая важная примета!

― Может быть, вернуться?

― Да бросьте вы. Вряд ли эта примета сильно поможет следствию. Ну, не будут же они всем женщинам под юбки заглядывать. В крайнем случае, вы можете просто позвонить этому Гусакову из гостиницы.

― Действительно, не стоит возвращаться, ― успокоился Артём, и они направились к одному из небольших кафе выпить по кружечке прохладного пива.

VI

Утром следующего дня Артём лежал в назначенной врачом лечебной ванне. Расположенное напротив него большое окно выходило на склон горы, и за ним на густо-синем фоне медленно плыли маленькие пушистые белоснежные облачка, и тихо покачивались верхушки сосен и кипарисов. И всё это ярко отражалось в наполненной водой ванне, создавая странное впечатление, будто Артем лежит среди этого синего неба, и у самых его ног колышутся древесные кроны. Ему, наконец, удалось избавиться от неприятных ощущений, связанных с недавним происшествием, и теперь он настроился спокойно отдохнуть, укрепить здоровье перед долгой сибирской зимой и, может быть, даже что-нибудь написать.

― Вода не холодная? ― заботливо спросила женщина в белом халате, остановившись в узком длинном проходе, тянущемся вдоль кабинок с ваннами, отделёнными друг от друга перегородками.

― Нет, спасибо, в самый раз, ― ответил Артём.

― Кажется, я слышу знакомый голос, ― вдруг послышалось из-за перегородки. ― Артём, это вы, если не ошибаюсь?

В соседней ванне явно отмокал критик.

― Вы угадали, ― оживился Артём. ― Нам с вами везёт на нечаянные встречи.

― И это неспроста, ― снова отозвался критик. ― Кто, как не я, поможет вам в вашей ситуации? ― У вас какая ванна?

― Родоновая. А у вас?

― У меня тоже. А вы органы движения не лечите?

― Ну, вообще-то у меня спина иногда побаливает.

― Это проблема всех много пишущих людей. А лечебную физкультуру вам назначили?

― Да, на десять тридцать.

― А мне ровно на десять. Но это не важно. Я пойду в одну группу с вами. Веселее будет. А заодно присмотрю за вами. Вы же теперь ценный свидетель.

― Да ладно вам, а то я уже начинаю думать, что вы мне немного завидуете.

― А, может, и действительно завидую. В глубине души. В такую романтическую историю угодить! В первый день приезда!

― А я, наоборот, стараюсь об этом больше не думать.

― А вот это зря. Ну, ладно, моё время вышло. Увидимся на физкультуре.

Человек пятнадцать самого разного возраста и самой различной комплекции, одетые в спортивную одежду или просто в шорты и майки, ходили друг за другом по кругу и поднимали руки вверх, после чего плавно возвращали их в естественное положение. Кроме писателя и критика в числе физкультурников было ещё только два мужчины: кругленький лысый пожилой, скорее всего, пенсионер, и высокий худощавый нескладно сложенный молодой человек в клетчатой рубашке.

― Вдохнули! Выдохнули! Расслабились! ― уныло командовал ведущий занятие кучерявый медик с пышными черными усами. ― Хорошо! Молодцы! Замечательно! А теперь пошли в обратную сторону.

― С вами никто из женщин не пытался знакомиться? ― серьёзно спросил Кондратий, на ходу повернув голову назад, насколько это было возможно.

― Увы…

― Понятно. Учтите, что вы должны быть предельно осторожны. И помните: главная примета ― родимое пятно.

― Да как я его увижу?

― Вот ещё, нашли проблему. Да хотя бы на пляже! Можно и другое что-нибудь придумать. Словом, не важно, как вы это увидите; главное, чтобы мы знали, что это она. Вы вообще смогли бы ее узнать?

― Ну, разве что в том виде, в котором она была тогда на пляже.

― Понятно.

― По-моему вы всё усугубляете.

― Как знать.

Увлекшись разговором, Зарубин махал руками невпопад, путая упражнения, и всякий раз, когда надо было идти в обратную сторону, сталкивался то с Артёмом, то с другим своим соседом.

― Повнимательнее! Повнимательнее! Не отвлекаемся! ― наставлял медик. ― Времени здесь много. Все ещё успеем наговориться. А теперь расстелили полотенца… и стали на них коленями. Так. Теперь опустились на руки. Упражнение «кошка, подлезающая под забор».

Все, прогибая спину, сгибая руки в локтях и низко опуская плечи, подавались всем телом вперёд, а затем возвращались в исходное положение. Высокий молодой человек, как только подавался вперёд, терял равновесие и, переваливаясь вниз лицом, откидывал голову назад, чтобы не разбить нос, и громко падал на грудь. Зато это упражнение замечательно получалось у молодой девушки напротив Артёма и Кондратия. Она двигалась очень изящно и грациозно.

― Продолжаем! Не останавливаемся! Некогда смотреть по сторонам, ― сказал медик, и Артём снова «полез под забор».

У Кондратия спина никак не хотела прогибаться, поэтому он, стоя на четвереньках и низко опуская голову, просто раскачивался взад-вперед, что очень забавляло грациозную девушку.

Потом они лежали на спине, положив согнутые в коленях ноги налево, а руки вытянув вправо, словно стараясь перекрутиться пополам. Когда пришло время сменить позу на обратную, Зарубину уже совсем не хотелось шевелиться.

― Меняем положение! Ноги направо, руки налево! — специально для него объявил врач.

Кондратий с трудом последовал указаниям.

― Нет, ― сказал он, когда они снова поднялись на ноги. ― Это была моя последняя поза. На физкультуру я больше не ходок.

― Да и я, пожалуй, тоже, ― поддержал его Артём. ― Несерьёзно всё это как-то. Словно для маленьких детей.

― На пляж идёте?

― Ближе к вечеру. Не люблю жару.

VII

Артём сидел на длинной лоджии, выходившей в тенистый уголок парка. Отсюда, с первого этажа, почти не было видно моря, лишь местами между деревьями просматривались клочья его густой синевы. Зато и солнце сюда добиралось с большим трудом, а потому на лоджии было прохладно. Обстановка располагала почитать кого-нибудь из известных эстетов ― Набокова или Бродского, книги которых Артём всегда брал с собой в длительные поездки. А можно, конечно, попытаться писать. Кстати, Зарубин советовал взяться за детектив на основе произошедшего с Андреем случая. Вообще-то это не тот жанр, в котором работал Тропинин. Но что-то было в ночной истории заманчивое. Может не детектив? А что? Можно обойтись без убийств, маньяков, трупов и написать обычный курортный роман. Отдыхающий отправляется ночью на пляж, там знакомится с таинственной незнакомкой, и у них возникает роман. Ну, что-нибудь в этом роде. Надо будет подумать. Артём откинулся в плетёном кресле, посмотрел по сторонам и полной грудью вдохнул пряный морской воздух ― хорошо!

Но тут раздался торопливый стук в дверь и, начиная с этого момента события курортной жизни писателя стали развиваться так стремительно и непредсказуемо, что ему было уже не до чтения Бродского или Набокова, а тем более не до написания романа о курортном романе.

Когда Артём открыл дверь, перед ним оказался возбуждённый, с горящими глазами критик Зарубин, который нетерпеливо махал свёрнутой газетой. В первый момент Артёму даже показалось, будто тот снова собирается хлопнуть его по лбу.

― Вы уже видели?! ― закричал он, врываясь в комнату. ― Нет, вы это видели?! Они же просто дают наводку!

― Кто? Кому? На какую водку? Что случилось вообще? ― растерялся Артём.

― Да не на водку, а наводку. В смысле наводят убийцу на ваш след.

Артёма все это начало уже порядком раздражать.

― Вы опять с идеями по поводу возможного покушения на меня?

― Да вы прочтите, прочтите!

Зарубин, развернув, ткнул писателю газету, указав пальцем на какую-то заметку в левом нижнем углу страницы, и, усевшись на стул, стал внимательно всматриваться в лицо Артёма, пытаясь определить его реакцию на прочитанное. Это была местная городская газета, а заметка называлась «Схватка в ночном море». «Очередной жертвой прокатившихся на местных пляжах ночных убийств едва не стал отдыхающий в нашем городе сибирский писатель Артём Тропинин», ― сообщалось в газете. И далее говорилось о том, что ему удалось отбиться от маньяка, которым оказалась молодая красивая женщина.

― Какого черта?! ― пришёл в ярость Артём. ― Откуда у них эта информация?

Кондратий недоумённо пожал плечами.

― Так, ― зашелестел страницами Артём. ― Где здесь их телефоны? Ага, вот: редактор.

Он быстро подошел к стоявшему на столе телефонному аппарату и стал набирать номер.

― Вам звонит тот самый писатель из Сибири, о котором ваша газета опубликовала заметку в сегодняшнем номере, ― начал он после непродолжительной паузы. ― Меня интересует, откуда у вас эта информация. Какая разница, правда это или неправда? Я хочу знать, кто вам это рассказал. Что значит конфиденциальный источник. Да, и в суд подам, если понадобится! Вы что не понимаете, что это следственная тайна? Так вот я и хочу узнать, кто дал вам эту информацию. Ну, нет, я этого так не оставлю. Ещё увидимся.

Тропинин бросил трубку и нервно зашагал по комнате:

― У них, видите ли, конфиденциальная информация. А как эта публикация может отразиться на мне, их не волнует!

― Да не расстраивайтесь вы так сильно, ― наконец заговорил Зарубин. ― Как говорится, худа без добра не бывает. Может, как раз эта заметка и заставит убийцу себя проявить.

― Что вы имеете в виду? И вообще, у меня вдруг мелькнула догадка: а не вы ли, уважаемый Кондратий, подкинули газетчикам эту информацию. Не входило ли это в планы вашего доморощенного расследования?

― Да Бог с вами. Как вам это в голову пришло? За кого вы меня вообще принимаете? Я был нем, как рыба!

― Ну, хорошо, извините, если это не вы. Я просто не знаю, на кого думать. Ведь я всё рассказал только вам, да следователю. Не мог же следователь опубликовать эту заметку!

― Ну, почему не мог? В наше время всё возможно. А, кроме того, об этой истории что-то знал дежурный, что-то ― лейтенант, мог ещё кто-нибудь из их коллег дело полистать. А вообще, я тоже теряюсь в догадках. Вы-то сами никому больше не рассказывали?

― Да с чего вдруг! Зачем мне это надо?

В дверь снова постучали.

― Войдите! ― хором крикнули критик и писатель.

Дверь отворилась, и в комнату вошла женщина в халате горничной. Она была не старше тридцати, довольно симпатичная, среднего роста, крепко сбитая, с черными, коротко остриженными волосами.

― Добрый день, ― приветливо улыбнулась она, бросив любопытный взгляд сначала на Артёма, потом на Кондратия.

― Здравствуйте, ― снова ответили хором писатель с критиком и переглянулись.

― Я ваша новая горничная. Меня зовут Виктория. Можно прибрать в вашей комнате или мне зайти позже?

― Да-да, пожалуйста, ― сказал Артём и, обернувшись к Кондратию, предложил, ― перейдём в лоджию.

Они удобно расположились в плетёных креслах на свежем воздухе.

― Почему вдруг новая? ― понизив голос почти до шёпота, спросил Кондратий.

― А вы считаете это подозрительным?

― Но ведь сразу после публикации в газете!

― Просто совпадение.

― Мне бы вашу беспечность. А если это она?

― По-моему вы наделяете обычную маньячку навыками и способностями какого-то агента спецслужб.

― Ну, знаете, если маньяка на чём-нибудь заклинит, он способен проявлять таланты шпиона, диверсанта, кого угодно.

Они старались переговариваться как можно тише, хотя дверь, выходившая на лоджию, была ими предусмотрительно закрыта. Вдруг эта дверь резко отворилась, заставив обоих вздрогнуть от неожиданности и замолчать.

― Здесь ничего прибрать не надо? ― всё с той же приветливой улыбкой спросила горничная.

― Нет, спасибо, ― ответил Артём.

― А вы, почему на море не идёте? ― полюбопытствовала женщина.

― Не любим жару, ― поддержал разговор Кондратий. ― Мы ведь с Севера. Вот если бы вы составили нам компанию…

― Нет-нет, я на работе. И вообще мы, местные жители, ходим на пляж далеко не каждый день.

― Жаль, ― сказал Кондратий. ― Я покатал бы вас на лодке. Может быть завтра?

Горничная тихонько засмеялась и отрицательно покачала головой.

― А вы, видимо, из соседнего номера? ― спросила она.

― Да, ― ответил Кондратий, ― мы с коллегой соседи.

― А вы на ночь лоджию закрываете? ― обратилась горничная к Артёму.

― Когда как. А что?

― Скажу вам по секрету, здесь были случаи краж из номеров. Так что настоятельно рекомендую по ночам держать лоджию закрытой.

С этими словами горничная удалилась, прикрыв за собой дверь.

― Не слишком ли она любопытна для обычной горничной? ― снова начал Зарубин.

― Если бы это была она, зачем бы ей понадобилось рекомендовать мне закрывать на ночь лоджию? ― рассудил Артём.

― Да, конечно, при открытой лоджии ей было бы проще проникнуть ночью к вам в комнату и… Но это было бы слишком просто. Возможно, здесь кроется какая-то хитрость, какой-то отвлекающий ход.

― Ну, хорошо. Так что же вы всё-таки предлагаете?

― У нас есть одна очень важная улика ― родимое пятно. Вот если его у неё нет, то, скорее всего, это не она.

― И как мы это узнаем, если она не хочет идти с нами на пляж?

― Доверьтесь мне. Завтра я дам вам точный ответ на интересующий нас вопрос.

VIII

Вязкая южная ночь накрыла небольшой курортный город и что-то вкрадчиво шепчущее море. Где-то в густых зарослях, укрывших склон горы, протяжно прокричала большая хищная птица. На территории санатория пустынно. И только одинокая женская фигура в светлом халате крадется вдоль стены одного из корпусов. Вот она остановилась, прислушалась, осторожно огляделась по сторонам и легко перемахнула через парапет лоджии. Осторожно, на цыпочках она, слабо освещённая пробивающимся с улицы бледным лунным светом, входит в комнату, где спит Артём. Но он уже проснулся и лишь притворяется, что спит. Чуть приоткрыв глаза, он наблюдает за приближающейся к нему женщиной. А она уже так близко, что Артём без труда узнаёт в ней новую горничную. Вдруг она быстрым распахивающим движением сбрасывает с себя халат, под которым на её теле нет ничего, кроме широкого чёрного пояса. И это так поражает писателя, что он буквально цепенеет, не в силах ни шевельнуться, ни что-либо произнести. А обнажённая горничная, словно дикая свирепая кошка, ловким движением запрыгивает на него и, крепко ухватив обеими руками за горло, с громким истерическим хохотом начинает его душить. При этом кровать сильно раскачивается, ритмично ударяясь спинкой в стену: бум-бум-бум…

От этого звука Артём проснулся. На улице уже наступил яркий солнечный день. Кто-то, видимо, давно, настойчиво и громко стучал в его дверь.

― Сейчас-сейчас! ― крикнул Артём, торопливо попадая ногой в штанину. ― Иду!

За дверью стоял Кондратий Зарубин. Но с первого взгляда узнать его было трудно. Он был аккуратно причесан, одет в белую рубашку, белые брюки, белый жилет и яркий галстук. Глаза его прикрывали чёрные очки.

― Крепко вы спите! ― воскликнул он, протискиваясь в приоткрытую дверь. ― Я уже беспокоиться начал ― двенадцатый час всё-таки.

― Да что-то я сегодня… Даже голова разболелась. А вы уже и оделись, как Джеймс Бонд. Это что, для конспирации?

― Для тайной операции и для маскировки.

При этих словах Зарубин снял чёрные очки, открыв расположенное под левым глазом красное с синеватым оттенком пятно.

― Ничего себе! ― изумился писатель. ― Вы и подраться успели? И, кажется, вам здорово досталось.

― Зато теперь мы с вами знаем, что у горничной под ягодицей нет родимого пятна. Ни под левой, ни под правой.

― Так это вас горничная, что ли?!

― Крепкая женщина. Но без риска и без определённых потерь ничего не узнаешь.

― Ну, нет. Это следствие надо прекращать. Пусть милиция занимается.

― А вы, кстати, звонили следователю по поводу нашей главной приметы?

― О, чёрт! Совсем забыл. Всё откладывал, откладывал…

― Так звоните же!

Артём с трудом нашёл визитку следователя. Тот оказался на месте.

― И что же вы раньше молчали? Ведь это очень важно, ― сказал он.

― Так ведь всё равно каждой женщине под юбку не заглянешь, ― стал оправдываться Артём.

― А это уже не ваша забота, ― ответил следователь.

Артём сидел на пляже в полосатом шезлонге и скучающе смотрел по сторонам. Поверхность моря искрила солнечными зайчиками, в неисчислимом количестве бегавшими по изгибам мелких волн, и, если бы не тёмные очки, на него невозможно было бы глядеть не щурясь. Вокруг на пляжном песке и на мелководье кишел отдыхающий народ. По мере удаления от берега купающихся становилось всё меньше, и вдали, у красных буйков видны были лишь единицы, а дальше простиралась бесконечная морская равнина с белым пароходом на горизонте. Осматривая окружающих, Артём периодически ловил себя на том, что непроизвольно у каждой проходящей мимо или лежащей на шезлонге женщины пытается взглядом отыскать в строго определённом месте теперь уже постоянно волнующее его родимое пятно. Постепенно от обилия ягодиц и ляжек различной конфигурации, полноты и степени загара у него буквально начало рябить в глазах. «Нет, ― подумал он, ― так, пожалуй, и свихнуться недолго». Он пошёл в море и с удовольствием погрузился в приятную, чуть прохладную влагу. Однако, нырнув, и увидев в почти прозрачной воде купальщицу в ярком оранжевом купальнике, непроизвольно поинтересовался, не она ли. Наверное, ему стоило пойти в город, прогуляться по шумным улицам, как-то развлечься и, наконец, отвлечься от разных нелепых мыслей, навеянных ночным происшествием и доводами Зарубина. И уж, конечно, Кондратия лучше с собой не брать.

И пока Артём, обсыхая на солнце, прогуливался взад-вперед по песку возле своего шезлонга и размышлял, как он сейчас пойдёт в город и чем там займётся, по пляжу со стороны санатория медленно, словно выискивая кого-то среди купающихся и загорающих, шла женщина лет тридцати, в светлых брюках, тёмной блузке и белом жилете. Среди пляжного народа она выглядела как-то неуместно. Артёму показалось, что ей должно быть ужасно жарко в таком наряде. Когда женщина подошла ближе, Артём разглядел, что у неё были тёмно-каштановые волосы, скреплённые на затылке серебристой заколкой, а на плече висела небольшая чёрная сумка. Женщина несколько раз внимательно посмотрела на Артёма, а затем в некоторой нерешительности направилась к нему.

― Извините, ― сказала она, подойдя, ― случайно, не вы писатель из Сибири Артём Тропинин?

― Я, ― удивился Артём, и у него появилось смутное, неприятное предчувствие. ― А что?

― Я вас вычислила с третьей попытки, ― не отвечая на вопрос, продолжала женщина. ― Во дворе санатория я приняла за вас какого-то литературного критика, вашего земляка. Он мне и подсказал, что вы, скорее всего, здесь. А на пляже, несмотря на такую массу людей, я ошиблась всего лишь раз ― вот что значит профессиональная интуиция!

И незнакомка бесцеремонно уселась на его шезлонг.

― Простите, а вы, вообще-то, кто? И зачем я вам понадобился?

― Вообще-то я корреспондент местной городской газеты. А понадобились вы мне как заезжий творческий человек, писатель. Я пишу об интересных людях, отдыхающих в нашем городе. У нас даже есть специальная рубрика в газете.

― Ну, что ж, я польщён интересом ко мне со стороны местной прессы, а тем более со стороны такой интересной корреспондентки, ― постарался улыбнуться Артём, хотя неприятное предчувствие всё ещё не покидало его. ― Кстати, как ваше имя?

― Имя у меня такое же, как у одной известной царицы.

― Екатерина?

― Она загадочно улыбнулась и отрицательно покачала головой.

― Елизавета?.. Что, снова не угадал?.. Тогда, может быть, Анна?

― Ладно, не мучайтесь, ― махнула она рукой. ― Все равно никто не отгадывает. Моё имя Тамара.

― Ах, да, была такая просвещённая грузинская царица.

― Где мы могли бы с вами уединиться для беседы о вас и о вашем творчестве, ― резко перешла к делу журналистка.

Её появление было неожиданным, подозрительным и неуместным. Артём уже настроился пойти в город и своих планов менять не хотел.

― Вы знаете, я сегодня как-то не готов, ― замялся он. ― Давайте завтра, скажем, в три часа. Я живу в шестнадцатом номере. Вы можете мне позвонить, и мы решим, где лучше встретиться. А сейчас у меня другие планы.

― Ну, что ж, завтра, так завтра, ― согласилась она, однако было заметно, что журналистка такого оборота событий не ожидала и была несколько сконфужена.

«И зачем я назвал ей номер, в котором живу? ― думал Артём, поднимаясь по лестнице к санаторию. ― Странно это всё».

― Конечно, странно! ― тут же согласился Кондратий, уже поджидавший его наверху. ― Я подсказал, где вас найти ― в конце концов, она всё равно вас нашла бы ― и видел, как вы с ней общались. Ну, что не похожа на ту?

― По-моему, та была несколько моложе, хотя с каждым днём я все меньше помню её и хотел бы забыть вообще.

― В любом случае, будьте осторожнее. А главное ― не лезьте в ночное море. Вы сейчас куда?

― Пока к себе, а там видно будет, ― схитрил Артём, боясь, что критик увяжется за ним.

IX

Переодевшись, Артём, наконец, выбрался в город. Однако жара к долгим прогулкам не располагала. Всё время хотелось в тень. Остановившись под навесом, у стоявшего на тротуаре прилавка с изделиями из разнообразных морских ракушек и прочих сувениров, Артём постоял, посмотрел. Кое-что ему понравилось, и он подумал, что перед отъездом надо будет приобрести что-нибудь на память и для подарков. Рядом с ним стоял невысокий, коренастый человек в широкополой зелёной панаме и в синей майке, из под рукавов которой упруго выпирали хорошо накачанные бицепсы. Он поочерёдно брал в руки каждую из лежащих на прилавке вещей и долго, очень внимательно осматривал и ощупывал её. Скорее всего, ему так же, как и Артёму, было нечего делать, и он просто слонялся по городу, убивая время.

Потом Артём зашёл в небольшой магазинчик, где тихо шуршащий кондиционер навевал спасительную прохладу. Несколько отдыхающих ходили вдоль витрин с ювелирными изделиями. Уже выходя, Тропинин обратил внимание на хорошенькую молодую женщину, лет двадцати шести в ярком фиолетовом платье из полупрозрачного материала и в изящной шляпке почти такого же цвета. В её внешности чувствовались кротость и в то же время глубокая внутренняя сосредоточенность. Женщина показалась Артёму очень привлекательной, и ему вдруг захотелось купить для неё какое-нибудь из украшений, которые она рассматривала, например, вот этот золотой кулон на цепочке или вон ту брошь в форме цветка с маленьким бриллиантиком. Но она, конечно же, не приняла бы подарка от постороннего человека.

Выходя на улицу, Артём едва не столкнулся с качком в большой панаме, которого видел у уличного прилавка. «Похоже, у всех праздных обитателей курорта здесь один маршрут», ― подумал он.
Наконец, Артём дошел до зелёного тенистого парка с аттракционами и, повинуясь общему потоку отдыхающих, побрёл по его центральной аллее. «Акванариум» ― было написано на крупном панно, установленном у ответвления от большой аллеи, и пририсованная внизу жирная стрелка указывала в сторону этого ответвления. «Маллюски, членистоногие, разные породы рыб, в том числе акула» ― гласила мелкая надпись рядом. «На акулу, пожалуй, стоит взглянуть», ― подумалось Артёму, и он свернул в узенькую аллейку. Акванариум располагался в довольно тесном строении без окон, по форме напоминавшем большой шатёр. Там в полумраке по периметру помещения стояли небольшие мутные аквариумы с подсветками, в которых плавала и ползала разная морская мелюзга, в том числе акула, больше похожая на селёдку, у которой на спине по какой-то странной прихоти природы вырос акулий плавник. Склонившись над акулой, Артём ощутил, что рядом с ним стоит ещё кто-то. Он поднял голову, и от приятного волнения у него слегка перехватило дыхание. Это была она, женщина в фиолетовом, которую он уже видел в ювелирном магазине. В зыбком жёлтом свете, исходящем из аквариума, он увидел и по-настоящему оценил, насколько она мила. Женщина скучающим взглядом смотрела на сонную акулу и, кажется, Артёма вовсе не замечала.

― Унылое зрелище, не правда ли? ― сказал он, кивком головы указав на хищную рыбу.

― Да, ― холодно согласилась женщина, ― акула, конечно, могла быть более внушительной.

― А вы знаете, я вас где-то уже видел, ― торопливо произнес Артём, опасаясь, что женщина уйдёт.

― В ювелирном магазине, ― уже более доброжелательно ответила женщина и приятно улыбнулась.

― Вот как? Вы меня тоже заметили?

― Выходит, заметила, ― сказала она и снова улыбнулась.

― А вы местная или тоже приехали на отдых?

Артём, видя, что женщина направляется к выходу, поторопился за ней.

― Приехала на отдых, ― коротко ответила она, убыстряя шаг.

Они вышли из акванариума, щурясь на яркий солнечный свет. Неподалеку на лавочке сидел тип в зелёной панаме и чертил что-то на пыльной дорожке обломком тонкой сухой ветки. «А вот это уже странное совпадение», ― подумал Артём и тут же мысленно укорил себя за излишнюю подозрительность. Вообще, о типе в панаме думать было некогда, поскольку женщина в сиреневом, кажется, пыталась уйти, так и не познакомившись. Артём пошёл напролом:

― А вы сейчас куда идёте?

― А что?

Женщина остановилась и очень пристальным, можно даже сказать пронизывающим взглядом поглядела в глаза Артёму.

― Я подумал, что, может быть, вам скучно одной. А я мог бы составить вам компанию, предложить какое-нибудь интересное времяпрепровождение.

― И что же вы хотите мне предложить?

Артём осмотрелся по сторонам.

― Ну, например, давайте прокатимся вон на той карусели. По-моему, это очень впечатляюще. Вы давно не катались на каруселях?

Взгляд женщины смягчился, и на губах снова появилась приятная улыбка.

― Я очень давно не каталась на карусели, ― сказала она, блеснув ровными белыми зубами.

Разноцветные металлические ракеты, поднимаясь на десятиметровую высоту, бешено носились по кругу, вызывая восторг у пассажиров. И в этот миг в лучах заходящего солнца женщина в сиреневом была особенно прекрасна. Её звали Жанна. Артём догадывался, что у столь интересной и необычной женщины должно быть какое-то редкое, интересное имя, и оно ему понравилось. Сначала Артём смотрел только на неё, как она, стряхнув с себя некоторую, видимо, присущую ей скованность, непосредственно веселилась и с восторгом смотрела вокруг. Артём тоже осмотрелся. С десятиметровой высоты был хорошо виден парк с его зелёными аллеями, кафе, магазинчиками и множеством отдыхающих. Обернувшись назад, Артём увидел на одной из ближних ракет всё того же крепыша в зелёной майке. Сначала писатель подумал, что этот тип уже просто грезится ему едва ли не в каждом встречном. Однако, присмотревшись, он понял, что не ошибся. Писателю показалось, что тип в панаме попытался спрятаться за спиной впереди сидящего юноши, и это очень не понравилось ему. У него в очередной раз за этот день появилось странное неприятное предчувствие, которое с этой минуты не покидало его все последующие дни отдыха. К тому же к концу катания писатель почувствовал, что его слегка укачало. Наверное, причиной тому было то, что он с детства не катался на карусели, а, кроме того, день выдался жарким, и было довольно душно.

― Ну что ж, теперь мне пора, ― сказала Жанна, едва они оказались на земле. ― Только не надо меня провожать. Я сейчас очень спешу.

― Неужели мы больше не увидимся? ― спросил Артём, чувствуя, что у него всё ещё не проходит легкое головокружение.

Жанна долго, внимательно и словно оценивающе посмотрела на него из-под полей своей изящной шляпки.

― Ну почему же. Если вы хотите, мы можем встретиться, например, в этом же парке и снова прокатиться на карусели. Во всяком случае, мне это понравилось.

― Я мог бы зайти за вами домой или в дом отдыха, не знаю, где вы сейчас живёте.

― Ну, нет, не стоит. Я снимаю маленький уголок у одной местной жительницы, к тому же совсем близко отсюда.

― Тогда в следующий раз я покажу вам санаторий, где я отдыхаю. Кстати, там у нас чудесный пляж и замечательное кафе у самого моря.

― Ну что ж, ловлю вас на слове.

Они договорились увидеться завтра на этом же месте, почти в это же время, и на прощанье Жанна очень мило, хотя и с неожиданно вернувшейся к ней сосредоточенностью в выражении лица, улыбнулась ему. Видимо, она действительно спешила, и думала уже о чём-то своём.

Вечерело. Сквозь густую листву деревьев с трудом пробивались последние красно-оранжевые отблески солнца. Тем не менее, возвращаться в санаторий не хотелось. Артём вошел в кафе под навесом и под ненавязчивую, медленную мелодию и лёгкую закуску опрокинул пару рюмочек армянского коньяка. Однако этого, видимо, делать не следовало, поскольку слегка побаливавшая от катания на карусели голова теперь разболелась всерьёз. «Надо было взять холодного пива», ― подумал он и, расплатившись, вышел наружу. Там, в импровизированном тире, расположенном рядом с кафе, стрелял из воздушного ружья всё тот же противный толстозадый тип в отвратительной панаме с бесформенными полями. Артём непроизвольно попытался пройти мимо него незаметно, и это ему удалось. Быстро темнело. Артёму вдруг захотелось вернуться в свой номер, принять душ и вволю отдохнуть после длинного, жаркого дня. Он направился в сторону центральной аллеи, ведущей к выходу из парка. Но что-то беспокоило его. Перед тем, как свернуть на центральную аллею, он оглянулся, словно хотел увидеть позади кого-то из знакомых. И увидел. Тип в панаме сразу замедлил шаг и попытался скрыться за спинами других курортников, неспешно гуляющих по вечернему парку. Артём быстро свернул налево и, скрывшись с глаз крепыша, помчался через буйную южную зелень, прорываясь сквозь кусты, избегая столкновения с деревьями и наступая на роскошные, яркие и душистые цветы. «Сообщник! ― вертелось у него в голове. ― Но разве у маньяков бывают сообщники? А может это редкий случай содружества маньяков-убийц? Или нет, она могла просто нанять киллера. Да, не сумев утопить его, и не желая оставлять в живых свидетеля, она просто наняла убийцу». От бурного потока мыслей у писателя перестала болеть голова, однако в ней остался тот густой, но прозрачный туман, который делает всё происходящее полуреальным, похожим на сон. Артём выскочил на асфальтированную площадку перед аттракционом «Замок ужасов» и оказался в тупике, образованном высокой оградой и ещё какими-то небольшими строениями. Замок ужасов действительно был похож на миниатюрную средневековую крепость с готическими башенками. В десяти шагах от входа стоял киоск-касса, у которого никого не было, а при входе в замок скучал билетёр, показавшийся Артёму похожим на самого Дракулу. Писатель помнил, что выход у таких аттракционов обычно не там, где вход, а значит, у него был шанс выбраться из тупика.
Он ринулся к кассе, на ходу доставая мелочь из кармана, взял билет и, отдав его билетёру, поспешно уселся в открытый вагончик, который стоял на рельсах, ведущих в глубину замка.

― А где выход? ― спросил он на всякий случай.

― С той стороны, ― билетер махнул рукой.

― Отлично! Поехали!

Но хозяин замка не спешил. Он смотрел в сторону кассы и явно кого-то ожидал. Артём обернулся, когда киллер уже был рядом. Прежде чем писатель сообразил, как ему поступить, убийца быстро уселся на сиденье позади него, и поезд тронулся, погружаясь во мрак. «Тут-то мне и конец», ― подумал Артём. В темноте замелькали светящиеся страшные физиономии, зубастые пасти, ужасные глаза. Что-то завыло, заскрипело. Артём ткнулся лицом во что-то мягкое, тряпочное. Но все же главное его внимание было обращено назад, туда, где сидел опасный попутчик. Артём ощущал его кожей и всеми мышцами спины. Казалось, уши писателя сильно сместились на затылок. Ещё момент и… Поезд выехал на небольшую площадку, где стоял освещенный гроб. И когда из этого гроба вдруг поднялся покойник с очень нездоровым цветом лица и торчащими изо рта острыми зубами, писатель от нервного напряжения и от неожиданности громко вскрикнул. В то же время краем глаза он увидел, как наёмный убийца всем телом резко подался вперёд. Тут нервы у Артёма окончательно сдали, и он с криком с разворота въехал киллеру кулаком в ухо так, что тот, потеряв панаму, шлепнулся обратно на сиденье. А Артём соскочил с вагончика и побежал в обратную сторону. По пути он, всё ещё пребывая в сильном возбуждении, машинально дал кулаком в челюсть неожиданно выскочившему из-за угла светящемуся скелету, от которого что-то отлетело и с цокотом покатилось по полу.

― Испугались? ― с радостной улыбкой спросил у входа похожий на Дракулу билетёр.

Но посетитель замка ничего не ответил, а лишь, опасливо оглянувшись, поспешил прочь.

― Видели? ― продолжая радоваться, обратился Дракула к подошедшей с билетами молодой паре. ― Многие очень пугаются.

― Может, мы не поедем? ― спросила девушка своего кавалера, с опаской заглядывая в тёмный тоннель.
Тот неопределённо пожал плечами.

X

Судя по несколько растерянному виду, Кондратий не ждал Артёма. Он был слегка выпившим, но при этом не в растянутых спортивных штанах, как он привык быть у себя в номере, а в довольно приличных джинсах и шёлковой голубой рубашке, поверх которой свисал сильно приспущенный жёлтый галстук.

― Что-нибудь случилось? ― спросил он, глядя на взъерошенного писателя, нервно оглядывающегося по сторонам.

― Возможно, за мной следят! ― напряженным и таинственным голосом сказал тот. ― И не исключена возможность, что меня сегодня хотели убить.

Кондратий несколько секунд, не мигая, смотрел на писателя, словно пытаясь понять, не пьян ли он, и вообще, в своём ли он уме. Затем критик энергично потёр ладонью лоб, и встряхнул головой.

― Проходите, обсудим, ― деловым тоном сказал он, оставаясь в некотором замешательстве.

В комнате Кондратия за столом, сервированным тарелками с фруктами, стаканами и двумя бутылками красного вина местного разлива, сидела слегка полноватая, но при том вполне симпатичная темноволосая брюнетка с разрумянившимся от вина лицом и слегка затуманенными чёрными очами.

― Я, кажется не вовремя, ― смутился Артём.

― Нет-нет, проходите, раз уж пришли, ― Кондратий взял его под локоть и потащил к столу.

― К тому же мне уже пора, ― увидев смущение гостя, сказала женщина, поднимаясь из-за стола.

― А может быть… ― начал было Артём, вновь собираясь уйти.

― Нет, мне действительно пора, ― твёрдо сказала женщина и слегка покачивающейся походкой направилась к двери.

Кондратий проводил её за порог и быстро вернулся.

― Кто это? ― настороженно спросил писатель, кивком головы, указав на дверь.

― Зинаида, ― ответил критик, глядя на писателя так, словно видел его первый раз. ― А что, разве она похожа на вашу русалку?

― Я уже сам не знаю, кто на кого похож! ― Артём устало плюхнулся в кресло.

― Да что случилось? ― нетерпеливо спросил критик.

― За мной следят.

― Она?!

Писатель отрицательно покачал головой:

― Он!

Кондратий снова энергично потёр ладонью лоб:

― Простите, вы же говорили, что это была женщина.

― Да, но, похоже, она наняла киллера.

― Почему вы так решили?

― Он превратился в мою тень, весь день преследуя меня по всему городу. А потом, кажется, пытался меня убить.

― Пытался или «кажется, пытался»?

― Когда мы ехали в этом… поезде, и из гроба встал мертвец, он сделал резкое движение, как будто, хотел наброситься на меня.

― Погодите, погодите, ― Кондратий в очередной раз потёр ладонью лоб, затем плеснул в стакан из бутылки немного вина и залпом выпил его. ― Вы говорите, что в поезде из гроба встал мертвец и хотел на вас наброситься?

― Не путайте меня! ― занервничал писатель. ― Я говорю, что мертвец встал из гроба, а киллер хотел на меня наброситься.

― Так-так-так, ― совсем уже озадаченно произнес Кондратий. ― А куда вы ехали в поезде?

― Мы ехали через этот, как его… где тёмный коридор с вампирами, где скелеты выскакивают из-за угла, через этот чёртов ― ну как его?.. Замок ужасов!

Наступила длительная пауза, в течение которой Кондратий широко раскрытыми глазами смотрел на писателя, силясь постигнуть смысл сказанного.

― Фу ты, господи! ― наконец с чувством облегчения сказал он. ― Вы посещали аттракцион «Замок ужасов»? А я уж грешным делом подумал, не выпили ль вы случайно какой-нибудь самодельной водки из ядовитого спирта ― в наше время на этой почве, знаете ли, много чего случается.

― Я пил коньяк. И притом совсем немного. А этот человек точно за мной следил, я проверял.

― Интересно…

― То-то и оно!

― Честно говоря, я теряюсь в догадках. Может, вы замешаны в какой-нибудь истории, или кто-то полагает, что вы в ней замешаны, и на вас охотится целая криминальная группировка или, попросту говоря, уголовная шайка. Но насколько это может быть вероятным?

― Вообще не вероятно!

― Но тогда, что же?

― Не знаю!

― Постарайтесь успокоиться. Сейчас главное не впадать в панику. На ближайшие дни ваши прогулки по городу отменяются. В тёмное время суток вам тоже лучше от санатория не отходить. В крайнем случае, я буду вас сопровождать. Неплохо было бы нам чем-нибудь вооружиться.

― Не собираетесь ли вы приобрести автомат Калашникова? Нет, мне, пожалуй, пора уезжать.

― А, по-моему, вы всё преувеличили. Мне кажется, если бы в замке ужасов с вами был профессиональный киллер, и он хотел бы вас убить, то он сделал бы это. Не обижайтесь дружище, но вы, в конце концов, не из отряда «Альфа» и даже не Джеймс Бонд. Скорее всего, за вами всего лишь следили, а, может, просто хотели попугать.

― Зачем?

― Пока не знаю. Но, думаю, нам надо проверить журналистку. Её появление подозрительно.

― Почему?

― Подумайте, коллега, кто вас как писателя знает в этом городишке, в тысячах километрах от вашей пальмиры. Да не хмурьтесь, меня здесь тоже как литературного критика никто не знает. Это же естественно.

Хотя и обидно, конечно. И вдруг такое внимание местной прессы!

― А, чёрт! Совсем забыл, что у меня завтра встреча с этой журналисткой. А я ещё и свидание женщине назначил.

― Что за женщина? ― насторожился критик.

― Замечательная женщина!

― Ну, дай-то Бог, дай-то Бог. А журналистку всё-таки надо проверить на наличие родимого пятна.

XI

На следующий день Артёму предстояло две встречи с женщинами ― с журналисткой Тамарой и милой зеленоглазой Жанной. Кондратий уже во время завтрака начал его напутствовать:

― Тащите обеих на пляж ― там поглядим, нет ли среди них вашей русалки.

― Ну, Жанна вряд ли, ― сказал Артём. ― А вот появление журналистки действительно неожиданно.

― Перестраховка никогда не помешает. И не важно, что вы были инициатором знакомства с Жанной. Это тоже могло входить в её планы.

― Как всегда, вы преувеличиваете.

― И всё же посмотреть на неё на пляже не помешает.

― Не возражаете? ― спросил толстый бухгалтер, подсаживаясь к литераторам.

Артём замялся, ему не хотелось, чтобы ещё кто-то слушал их разговоры.

― Да, конечно, ― ответил Кондратий. ― Только мы уже уходим.

― Ничего, ― с каким-то самодовольством в лице и голосе сказал бухгалтер, располагаясь за столом. ― Я всего лишь хотел спросить вашего соседа, не его ли чуть было не утопили во время ночного купания.

― Да вы-то откуда знаете? ― занервничал Артём.

― Так ведь все говорят, ― развел руками толстяк.

― Да, уж, шила в мешке не утаишь, ― угрюмо подытожил критик и стал подниматься из-за стола.

Артём последовал было его примеру, но лысый бухгалтер вдруг удержал его за локоть.

― Я всего лишь хотел убедиться, что был прав в том нашем разговоре, ― с нескрываемым удовольствием сказал он.

― Что ж, считайте, что так и есть, ― Артём медленно высвободил локоть из руки бухгалтера и поднялся из-за стола.

― Что за личность? ― осведомился критик, как только они вышли на улицу.

― Так, бухгалтер какой-то фирмы.

― Бухгалтер фирмы? ― насторожился критик. ― А вы случайно не имели никаких дел с какими-нибудь фирмами, бухгалтерскими делами, финансовыми махинациями? Может быть…

― Да ничего не может быть! ― прервал его Тропинин. ― Не было у меня никаких бухгалтерских дел и тем более ― финансовых махинаций. Это вообще не моя сфера деятельности. А бухгалтер ― просто случайный знакомый.

― Ну, пусть так, ― согласился Кондратий и глубокомысленно замолчал.

Было время принимать ванны, и литераторы вернулись к себе, чтобы взять необходимые для этого атрибуты. Проходя мимо открытой настежь (видимо из-за жары) комнаты горничной, они заметили, что Виктория говорила с кем-то по телефону и, увидев Андрея с Кондратием, как-то испуганно, на полуслове, прервала разговор. Пройдя несколько дальше, Кондратий неожиданно резко обернулся. Артём машинально последовал его примеру и увидел, как горничная зашла, вернее, заскочила в свою комнату.

― У вас нет ощущения, что она за нами следит? ― спросил Кондратий.

― Это странно, ― ответил Артём и тут же улыбнулся. ― Хотя, возможно, это вы вызвали у неё такой живой интерес своими необычными методами проведения расследования.

Кондратий насупился и непривычно молчал почти всю дорогу до лечебного корпуса, где они принимали ванны. А у самого входа снова спросил:

― А что, этот человек… ну, бухгалтер, убеждал вас не купаться ночью?

― Да, было дело.

― А не спровоцировал ли он вас этим разговором к прямо противоположным действиям? Не было ли здесь специального умысла?

― Может, он меня и спровоцировал отчасти. Но ведь и вы совершенно однозначно провоцировали меня пойти ночью на пляж. Однако, я вас не подозреваю в каком-то умысле.

― Вот и напрасно. Нельзя быть таким беспечным. Впрочем, со мной вам повезло. А вот о бухгалтере, если вы считаете, что у вашей русалки есть сообщники, надо подумать.

Тёплая ванна разморила Артёма. Он расслабился, закрыл глаза. Шум моря приятно убаюкивал. «Откуда здесь этот шум?» ― подумал Тропинин и открыл глаза. К его удивлению, ванна, в которой он лежал, стояла на пустынном песчаном пляже метрах в десяти от набегающих на песок пенных волн. Море было так же пустынно, как и пляж. Вдруг недалеко от берега из воды показалась темноволосая голова, а затем над волнами целиком возникла стройная женская фигурка, и раздался звонкий смех.

― Идите сюда, ― позвала женщина, лица которой Артём никак не мог разглядеть. ― Да оставьте же вы, наконец, свою ванну!

Но Тропинину никак не хотелось вылезать из теплой купели и входить в море, которое казалось ему холодным и неспокойным.

Тогда женщина сама вышла на берег, и Артём увидел, что на её теле нет ничего, кроме широко черного браслета на запястье левой руки.

― Вы теперь так сильно боитесь моря? ― спросила она, и Артём узнал в ней журналистку Тамару, с которой ему сегодня предстояло встретиться. ― И напрасно.

Женщина вплотную подошла к ванной, и лицо её вдруг исказила злобная гримаса.

― Напрасно! ― истерически закричала она, хватая писателя за горло. ― Потому что ванна тебя не спасёт! Не спасёт!

Артём изо всех сил барахтался, разбрызгивая воду и пытаясь освободиться от смертельного захвата. Но руки женщины, крепко сжимая его горло, все глубже погружали его голову в тёплую обволакивающую влагу. Тропинин почувствовал, что задыхается, и изо всех сил рванулся из её цепких рук, выскакивая из воды и жадно хватая ртом воздух, но тут же, поскользнувшись, снова упал, шумно расплескивая воду.

― Коллега, что у вас там происходит? ― послышался из-за перегородки встревоженный голос Кондратия.

― Нет-нет, ничего, ― смутился окончательно проснувшийся Артём. ― Просто поскользнулся.

― Не ушиблись?

― Кажется, нет.

Тут же в проходе на фоне окна появилась женщина в белом халате.

― Всё в порядке? ― спросила она.

― Да, спасибо, ― смутился Артём и стал снова укладываться в ванной.

― Не устраивайтесь, ― сказала женщина. ― Ваше время вышло… И ваше тоже, ― добавила она, проходя уже мимо ванны Кондратия.

XII

После обеда Артём гладко выбрился, побрызгался дорогим дарёным одеколоном, оделся понаряднее и отправился в кафе «У моря», где условился встретиться с журналисткой Тамарой. А затем ему предстояла встреча в парке с Жанной.

Ввиду раннего времени в кафе было почти пусто. Артём выбрал место у невысокого ограждения, шедшего вдоль края террасы, обрывавшейся в море. Солнце было высоко, но навес над кафе создавал тень, а влажный, пахнущий водорослями ветерок с моря приятно освежал. Слева, за зеленью, покрывавшей склон горы, Артёму был виден краешек пляжа с кишащими на нём купальщиками. А справа до горизонта простиралось темно-синее море с белеющим вдали одиноким судном.

Тамара появилась почти вовремя. На ней был красивый, бело-розовый брючный костюм. Она сразу заметила Артёма среди немногочисленных ещё посетителей кафе, и торопливым шагом пройдя между столиков, подсела к нему.

― Добрый день. Надеюсь, я не опоздала, ― она взглянула на наручные часы.

― Нет-нет, вы довольно пунктуальны, ― успокоил её Тропинин, ― но я сразу должен сказать вам, что в связи с некоторыми обстоятельствами у нас с вами будет максимум сорок минут.

― Ну что ж, я привыкла укладываться в строго определённое время.

Она открыла сумочку, достала из неё и положила на стол кассетный диктофон, голубой блокнот с белыми силуэтами чаек и простенькую прозрачную авторучку, в которой осталось примерно четверть стержня чёрной пасты.

― Начнём, раз у нас всего сорок минут?

Но тут подошла официантка. Тамара заказала себе только винный коктейль, а Артём ― красного вина и морской салат. Потом Тамара включила диктофон, взяла в руки блокнот, ручку и приготовилась записывать.

― Не доверяете диктофону? ― полюбопытствовал Артём.

― Техника иногда подводит, ― ответила журналистка, ― к тому же имена, названия, цифры лучше записывать от руки и сразу уточнять, если, к примеру, не уверен, как правильно написать незнакомое название или редкую фамилию.

Её интересовал творческий путь Тропинина, что он пишет сейчас, планы на будущее ― словом то, что обычно спрашивают в таких случаях. Артём отвечал машинально, думая о свидании с Жанной, и украдкой посматривал на часы.

Когда она спросила: «Какое ваше последнее изданное произведение?» ― Артем оживился:

― Это сборник, связанных общей сюжетной линией рассказов-аллегорий о женщинах. Причем, о женщинах необычных, в чём-то даже роковых.

― Сложная тема для мужчины. Вы считаете, что справились с ней?

― Надеюсь, что так. Хотя судить, конечно, читателю.

― Официантка принесла счёт. Артём хотел заплатить за Тамару, но она решительно воспротивилась:

― Извините, но я разрешаю платить за себя только близким друзьям.

― Что ж, ― сказал Артём, ― чтобы сгладить возникшую неловкость, ― надеюсь, и мне вы когда-нибудь позволите за вас заплатить.

Похоже, беседа была закончена. Артём подумал, что зря они с Кондратием подвергли эту симпатичную женщину несправедливому, может, даже нелепому подозрению, и в глубине души даже пожалел, что встреча оказалась столь короткой.

Но вдруг Тамара, словно между прочим, но, как показалось Артёму, отнюдь неспроста сказала:
― А правду говорят, что на днях вас здесь пытались утопить?

― Я ни с кем не хотел бы говорить на эту тему, ― отрезал Артём после долгой паузы и прочёл в лице журналистки разочарование и досаду. Настроение у него сразу испортилось, а журналистка перестала казаться симпатичной.

Теперь уже Тамаре пришлось сглаживать возникшую неловкость:

― А я смогу прочитать вашу последнюю книгу? ― спросила она, стараясь казаться весёлой.

― Да, конечно. У меня в номере есть парочка экземпляров.

― Тогда до встречи. Я позвоню вам.

XIII

Жанна заставила ждать себя около получаса. Она совершенно неожиданно возникла из-за спины Артёма с вопросом:

― Давно ждёте?

― А я побаивался, что вы не придёте, ― вместо ответа сказал Артём.

― Раз пообещала ― приду. Какая у нас сегодня программа?

Она была так же красива, как и в прошлый раз, но держалась более свободно, и не казалась напряженной и сосредоточенной.

Они гуляли по парку, катались на колесе обозрения, осматривая с высоты весь город и его окрестности, стреляли в тире, где Артём выиграл приз ― небольшого зубастого и почему-то синего плюшевого крокодильчика. Потом они зашли в бар, Артём подошёл к стойке, чтобы выбрать напитки, а Жанна заняла место за столиком. В это время из-за соседнего стола вышли трое изрядно выпивших молодых людей. Двое направились к выходу, а один ― самый шумный и развязный ― неожиданно опустился на стул рядом с Жанной.

― Мадам, ― кривляясь, сказал он, вы позволите составить вам компанию?

Артём, предчувствуя неприятный инцидент, направился к столику. Но Жанна вдруг с каким-то окаменевшим лицом так посмотрела на незнакомца, что он тут же подхватился со стула, сделав успокаивающий жест рукой, и затараторил:

― Понял, понял, пардон, уже ухожу.

Вместе со своими приятелями он вышел из бара.

― Как это вам удалось? ― подойдя спросил Артём. ― Чем вы его так напугали?

― Такие всегда чувствуют, с кем имеют дело. Покажи слабину ― и в них сработает инстинкт преследования.

Они взяли бутылку «Каберне», салат и какое-то лёгкое блюдо, выпили за знакомство, разговорились. Впрочем, говорил в основном Артём, изо всех сил стараясь, чтобы женщине не было скучно с ним. Рассказывал о Сибири, о писателях, о своих книгах.

― Легенды о русалках? ― удивилась Жанна, когда он сказал о своей последней книге. ― Интересно, о чём это?

― Несколько обобщая, можно сказать, что это рассказы о роковых женщинах, с элементами фантастики.

― Вы так хорошо знаете роковых женщин? Богатый опыт?

― Да как сказать… Когда не хватает опыта, на помощь приходит фантазия и интуиция.

― Ах, вот как. Интересно. А можно будет прочитать эти ваши легенды?

― Да, конечно, у меня в номере есть пара экземпляров, вернее, уже один. Считайте, что он уже ваш. А вы, если не секрет, чем занимаетесь?

― Работаю учительницей в школе.

― И какой предмет преподаете? Не литературу, случайно?

― Увы, зоологию. Вы изучаете роковых женщин, а я разнообразных зверьков и насекомых.

― Ну что ж, наверное, это тоже интересно.

― Ужасно интересно!

Они взяли ещё бутылку красного вина, слегка захмелели, ещё больше разговорились. И Артём, не зная, что ещё рассказать и чем привлечь внимание женщины, вдруг сказал:

― А вы знаете, меня тут по приезду ночью едва не утопили в море. Причём, кто бы вы думали? Женщина. И, кажется, довольно хорошенькая.

― Постойте, постойте, ― оживилась Жанна, ― я где-то что-то такое читала, или мне кто-то рассказывал. Ах, да, хозяйка квартиры, у которой я живу. Так это вы потерпевший? До чего же интересно! Расскажите подробнее.

Андрей вдруг пожалел, что завел разговор на эту тему и уже без особого азарта, довольно кратко и скучно изложил суть дела.

― Так вы же теперь ценный свидетель! А вы могли бы опознать свою обидчицу, или составить этот… забавное слово… фоторобот?

― Вот и Кондратий считает меня ценным свидетелем, ― снова разговорился Артём.

― Кондратий? Редкое имя. Кто это?

― О, это один очень строгий литературный критик, мой земляк. Мы живём с ним в соседних комнатах. Человек он немножко странный, но добрый и общительный. Когда-то он в пух и прах разнёс одну мою повесть. А теперь мы с ним даже подружились. Так вот, Кондратий считает меня ценным свидетелем, и если бы не он, я, возможно, даже не стал бы обращаться в милицию. Но он к этому случаю отнёсся с чрезвычайной серьёзностью, тут же связал его с другими подобными случаями и даже спровоцировал меня заняться вместе с ним частным расследованием.

― Что вы говорите! Это чрезвычайно интересно, хотя и несколько забавно. И что же вы с ним предприняли?

Жанна уже заметно опьянела, бледное личико её слегка зарумянилось, глаза заблестели, сделавшись немножко лукавыми ― и всё это придавало ей особый шарм и привлекательность.

― Я, знаете ли, не уверен, что смогу узнать её в одежде среди других женщин…

― Значит, вы можете узнать её без одежды среди других обнаженных женщин?

― Не уверен. Однако, у этой женщины есть одна редкая и, можно сказать, пикантная примета.

― Вы меня совсем заинтриговали.

― Да, одна очень редкая примета.

― Ну, что же это? Не тяните!

― Это крупное родимое пятно, расположенное под левой, извините, ягодицей.

Жанна расхохоталась:

― И что же вы с вашим другом проверяете всех встречных женщин на наличие этой приметы? Ну, это же смешно и нелепо!

― Я сначала тоже так подумал. Но, вы не знаете Кондратия. Это человек одержимый идеей поимки женщины-убийцы. Кстати, вы слыхали о троих курортниках, утопленных на пляжах города?

― Краем уха.

― Так вот, скорее всего, это дело рук одного маньяка, а точнее, одной маньячки.

― Да что вы?!

― Да-да. Вот только со мной ей не повезло, а то было бы уже четыре утопленника.

― Кошмар! А вы, должно быть, хороший пловец.

― Ну, не то, чтобы очень хороший. Скорее даже так себе пловец. Просто мне повезло.

― Ну, и что же ваше частное расследование?

― Честно говоря, мне порой кажется, что под руководством Кондратия, мы найдем эту женщину раньше, чем милиция, прокуратура или кто там ещё её ищет.

В этот момент в голове Артёма начало проясняться, он вдруг почувствовал неловкость за свою излишнюю болтливость и скомкал дальнейший разговор на эту тему.

― Я, наверное, уже утомил вас своими россказнями. Возможно, мне не надо было вам всего этого рассказывать.

― Нет-нет, честное слово, мне было интересно! Но… ― она посмотрела на часы. ― Но мы, кажется, уже пересидели.

― На этот раз я не позволю вам одной идти так поздно по ночному городу, ― сказал Артём, когда они уже вышли на улицу.

― Ну, что ж, на этот раз можете меня проводить, ― с лёгкой усмешкой согласилась Жанна.

XIV

Они шли по ночному городу, центральные проспекты и скверы которого, несмотря на поздний час, были полны гуляющими людьми. У одной пустынной улочки, уходившей в сторону от оживлённого центра города, они остановились.

― Мы почти пришли, ― сказала Жанна. ― Но, если вы намерены проводить меня до самой двери и, может быть, даже зайти в гости, вам придётся выполнить одно условие, которое, без сомнения, покажется вам странным. Вы готовы?

― Ну, в общем, да.

― Да не пугайтесь, от вас не потребуется никаких жертв или проявления героизма.

― Да я и не пугаюсь. Просто это несколько неожиданно. Однако же ради вас я готов на многое.

― С чего вдруг?

― Просто вы мне очень понравились.

― Посмотрим-посмотрим. Для начала вам надо всего лишь завязать глаза.

Она сняла со своей шеи голубую косынку с изображением мелких сиреневых цветов и протянула её Артему.

― Это похоже на детектив, ― сказал Тропинин, прикладывая к лицу тонкую приятно пахнущую ткань.

― Ничего детективного, ― рассмеялась Жанна. ― Просто, если мужчина мне разонравится, я не хочу, чтобы он докучал меня своими визитами, выяснениями отношений и так далее. Словом, вы не узнаете, где я живу.

Она взяла его за руку и увлекла за собой. Артём шагнул, словно в тёмную бездну. На мгновение дыхание у него перехватило. «Что я делаю? ― вдруг подумал он. ― А если это она, та самая русалка с ночного пляжа? Если она действительно не случайно попалась ему на глаза во время прогулки по городу? Но даже, если это не убийца, она может оказаться сообщницей каких-нибудь грабителей или вымогателей, похищающих людей. Нет, прав Кондратий: нельзя быть таким беспечным». И все же, шагая вслед за Жанной, чувствуя ее руку, ощущая её близость, Артём испытывал какое-то необъяснимое доверие к этой почти незнакомой ему женщине.

― Осторожно, ступеньки, ― сказала Жанна. ― Мы входим в подъезд.

За спиной захлопнулась дверь, и шаги стали гулкими.

― Ступеньки, ― снова сказала Жанна.

Артём пытался определить, на какой этаж они поднимаются. Вот, кажется, дошли до третьего.

― Пришли, ― сказала Жанна и уже шутливым тоном добавила, ― Вы выдержали испытание на отлично.

Артем снял с глаз повязку. Они стояли перед дверью с номером 66.

― Хорошо, что не шестьсот шестьдесят шесть, ― пошутил Артём.

― Одна шестёрка отвалилась, ― в тон ему ответила Жанна.

Она повернула ключ, щёлкнул замок, и дверь медленно отворилась, открывая взгляду узкую тёмную прихожую.

― Входите, ― Жанна щелкнула выключателем.

― А хозяйка спит? ― полушёпотом спросил писатель.

― Хозяйки нет, ― ответила Жанна. ― В прошлый раз я немного слукавила. Я снимаю не комнату, а однокомнатную квартиру, и хозяйка появляется здесь лишь один-два раза в неделю.

Они сидели в небольшой простенько обставленной комнате с жёлтыми обоями. На полочке над кроватью горел ночничок, рядом с которым Жанна поставила выигранного Артёмом в тире игрушечного крокодила. У Жанны нашлась бутылка вина, они снова выпили за знакомство и перешли на «ты».

― Послушай, ― вдруг как-то озадаченно сказал Артём. ― Я шёл сюда с завязанными глазами, чтобы не видеть, где ты живёшь. Но ведь обратно ты не поведёшь меня таким же образом.

― Конечно, нет.

― Тогда в чём был смысл этого загадочного действа?

― А в том, что обратно ты не пойдёшь.

― Почему?

― Да потому, что я тебя не отпущу.

Жанна приблизилась к нему, выжидательно посмотрела в глаза и, обхватив руками за шею, опрокинула на диван. Артём ощутил на своем лице ее длинные пушистые волосы, почувствовал упругость её тела и все посторонние мысли, сомнения, подозрения разом вылетели из его головы. Жанна приподнялась, дотянулась рукой до выключателя и погасила торшер. Теперь в полумраке комнаты горел только маленький ночничок, зыбко освещая зубастого плюшевого крокодила с удивлённо вытаращенными стеклянными глазами.

Тропинин проснулся, когда за окном светило солнце, и его свет, пробиваясь в окно сквозь окрестные деревья, образовывал на стене комнаты длинные причудливые узоры. Жанна в лёгком голубом халатике, облегавшем её бедра, стояла у открытого шифоньера, перебирая какие-то вещи.

― Ну, наконец-то, ― сказала она, обернувшись. ― Ты не обиделся на мою вчерашнюю шутку с завязыванием глаз. Ты так много говорил на детективные темы, что мне вдруг захотелось тебя немножко разыграть. Сознайся, что испугался.

― Да нет, я просто был немного озадачен.

― Ну ладно! Извинил?

― Конечно.

Все его вчерашние сомнения и переживания теперь казались ему абсолютной нелепостью, а эпизод с завязыванием глаз ― просто забавным. Он был счастлив оттого, что Жанна оказалась именно такой, какой он узнал её теперь.

― Ты чего расселся? ― вдруг встрепенулась Жанна. ― Хозяйка обычно заходит в это время, и я не хочу, чтобы она тебя здесь застала. Ну-ка одевайся!

И она шутливо бросила в Артёма его рубашкой.

XV

― И вы не посмотрели, есть ли у неё родимое пятно под ягодицей?! ― изумился Кондратий, когда узнал, почему Артем не ночевал в санатории. ― Я поражаюсь тому, насколько вы не любопытны!

― Да как-то не до того было.

Писатель и сам изумился, как это ему ни на секунду не пришло в голову окончательно развеять даже намёк на сомнение относительно Жанны.

Нет, он и без того уверен, что не она его топила в ту ночь и всё же…

― Ну, вам видней, ― махнул рукой Кондратий. А я только что видел девушку с именем как у царицы. Вы обратили внимание, что она постоянно, в любую жару ходит в брюках? Меня это очень настораживает. Кстати, что вы сегодня собираетесь делать?

― Я договорился с Жанной о встрече на нашем пляже.

― Когда?

Артём посмотрел на часы:

― Через час.

― Может быть, познакомите меня с ней?

― Могу. Я даже ей о вас немного рассказывал.

― Тем более.

На Жанне был яркий купальник с мини юбочкой. Волосы она подобрала и заколола на затылке. Артём узнал её издали, когда она прогуливалась вдоль кромки волн. Жанна не заметила его. Она подошла к лежащей на песке пляжной сумке и брошенной поверх нее одежде, повернулась к Артему спиной.

― Она? ― угадал Кондратий по направлению взгляда Тропинина.

Тот молча кивнул.

― В то время, когда они приближались к наклонившейся к сумке Жанне, Артём не оборачиваясь на слегка отставшего Кондратия, точно знал, куда сейчас направлен его взгляд. Артём непроизвольно посмотрел в ту же точку, но бутафорская юбочка как раз доходила до того самого таинственного места на теле женщины и скрывала его. И лишь когда до Жанны оставалось шагов пятнадцать, она резко наклонилась и подняла с песка свою одежду. В этот момент Артём и Кондратий, не сговариваясь, остановились и замерли, затаив дыхание. Вожделенное место на её теле они видели всего какую-то секунду, но этого было достаточно, чтобы разглядеть, что родимого пятна у неё там не было. Писатель и критик переглянулись. Артём был доволен, а Кондратий, кажется, разочарован.

Жанна быстро надела сарафан с силуэтами белых чаек по сине-голубому фону, и обернулась.

― Ах, вот ты где, ― сказала она, улыбнувшись.

― Неужели я заставил тебя ждать? ― озабоченно спросил Артём и посмотрел на часы.

― Нет-нет, не волнуйся, ― ответила женщина, надевая на голову белую шляпку с голубой лентой. ― Я просто не рассчитала время и пришла слишком рано. Уже успела искупаться и немного позагорать. Может, мы пойдём куда-нибудь в тень? Кажется, становится слишком жарко.

― Конечно, ― обрадовался Тропинин, не любивший загорать в полуденную жару. ― Да, кстати, спохватился он, вспомнив об оставшемся стоять в стороне критике, ― это мой коллега Кондратий Зарубин, тот самый грозный литературный критик, о котором я тебе рассказывал.

― Жанна, ― коротко представилась женщина и пронзила критика внимательным взглядом.

Кондратий, всё ещё держась в стороне, слегка поклонился и тоже бросил на женщину быстрый оценивающий взгляд.

У Артёма возникло ощущение, что Кондратий Жанне не понравился, и по пути к бару, где они все вместе решили выпить холодного пива, он старался больше говорить, шутить, чтобы между ними не возникало ощущения неловкости. После пивопития Кондратий решил искупаться, а Артём повел Жанну к себе, чтобы показать свои временные апартаменты и заодно подарить обещанный экземпляр книги. Уже входя в номер, он как будто почувствовал на себе чей-то взгляд и обернулся. Ему показалось, что какая-то женщина, похожая на горничную с его этажа мелькнула в дальнем переходе. Впрочем, если даже это была она, в простом женском любопытстве нет ничего подозрительного и необычного.

Почти весь день они провели вместе с Жанной, и когда Артём пошел проводить её, у выхода из корпуса они обратили внимание на стенд с рекламой экскурсионных маршрутов. Рядом с ним за небольшим столиком продавал билеты мужчина средних лет, который, как оказалось, был экскурсоводом.

Артём с Жанной остановились.

― Куда хотите поехать? ― спросил экскурсовод.

― А куда вы посоветуете?

― Смотря чего вы хотите и на какое время рассчитываете.

― Ну, времени у нас много, а поехать хотели бы в какое-нибудь экзотическое место с красивой природой, ― сказал Артём и вопросительно посмотрел на Жанну.

Женщина согласно кивнула.

― Тогда вам лучше ехать к Серебряному водопаду, ― посоветовал экскурсовод.

― Поедем? ― Артём снова посмотрел на Жанну.

― Пожалуй, ― согласилась она. ― Хочется новых впечатлений.

Артём стал покупать билеты.

― Вы едете на экскурсию? ― спросил появившийся рядом Кондратий. ― Я бы тоже не прочь куда-нибудь выбраться отсюда для разнообразия. ― Надеюсь, я вам там не помешаю?

Критик старательно шарил у себя в карманах.

― Кажется, я не взял с собой денег, ― наконец, сказал он… ― Артём, вы не возьмёте мне билет? Не хочется возвращаться.

Артём, уже купивший два билета, взял и третий.

XVI

Экскурсия на Серебряный водопад должна была состояться через день. А следующий день Артём и Кондратий вновь проводили за процедурами, загаром и купанием. С Жанной Артём в этот день не встречался ― у неё оказались какие-то дела, о которых писатель не стал выспрашивать. И вот, ближе к вечеру, когда Тропинин, вернувшись с пляжа, решил отдохнуть в прохладе своего номера, создаваемой тихо шуршащим кондиционером, прибежал озабоченный Кондратий. На нём непривычно смотрелась тёмная шляпа, которую раньше он никогда не надевал. К тому же в руках у него был длинный зонт, хотя на улице было совершенно ясно. Артём подумал, что критик, возможно, только что приобрел его где-то и ещё не успел занести к себе.

― У нас есть шанс! ― торопливо сказал Зарубин.

― Какой? ― вяло спросил Артём.

― Только что возле нашего санатория я видел Тамару.

― И что?

― Вы когда-нибудь видели её без брюк, ну, в платье или юбке?

― Никогда!

― Так вот: она в платье! У нас есть шанс проверить её на наличие приметы.

― По-моему, мы с вами и сами уже превращаемся в каких-то маньяков.

― Ну, живенько, живенько, собирайтесь. Потом будете рассуждать. А сейчас время не ждёт. И Тамара тоже.

― Ну, а как мы это сделаем, ― спросил Артём, когда они уже быстро шли к выходу из корпуса.

― У меня есть план.

В это время они прошли мимо комнаты горничной, и через настежь распахнутую дверь помимо самой горничной, увидели там толстого бухгалтера, который, кажется, пытался с ней заигрывать.

― По-моему, бухгалтер увлёкся нашей горничной, ― предположил Артём.

― Может быть, может быть, ― озабоченно пробормотал Кондратий.

На улице Кондратий надел тёмные очки и стал похож на шпика из старых советских фильмов о революционерах. К тому же он всё ещё держал в руке свой длинный зонт.

― А это зачем? ― не удержался от вопроса Артём, когда они торопливо пошли к выходу с территории санатория.

― Это нам очень понадобиться, ― загадочно ответил критик.

― А шляпа, очки ― это тоже неспроста?

― Знаете, когда занимаешься с виду не очень приличным делом, хочется быть наименее узнаваемым.

― А мы будем заниматься чем-то неприличным?

― Ну, конечно! Неужели еще не догадались? Впрочем, не буду вас томить. План чрезвычайно прост. Я роняю зонт за спиной журналистки, быстро наклоняюсь, поднимаю его, и при этом как бы нечаянно цепляю зонтом подол её платья. А вы стоите чуть в стороне и внимательно смотрите. Всего за пару секунд мы с вами можем выйти на след преступницы или снять подозрения с ещё одного подозреваемого лица.

― Ну вот, ― после небольшой паузы сказал Артём, ― дожили…

― Только не начинайте, ― резко прервал его Кондратий. ― Розыскная работа порой требует и не таких жертв. К тому же вы, как я понял, той ночью так испугались, что умудрились совершенно не запомнить обнаженной женщины, с которой провели несколько, пусть и не очень приятных минут. Так что у нас, кроме этой единственной улики, ничего нет. Зато есть подозрительные личности, появившиеся возле вас сразу после странной публикации в газете.

― Ну, хорошо, хорошо, ― сдался писатель. ― Давайте осуществлять ваш план: вы будете задирать подол, а я заглядывать под платье.

― Это другое дело, ― успокоился Кондратий.

Они вышли с территории санатория. Критик стал быстро осматриваться по сторонам:

― Неужели опоздали?

На улице было довольно людно, и среди многочисленных прохожих Артём, сколько ни смотрел, тоже не мог обнаружить журналистки.

― Вон она! ― радостно воскликнул Кондратий, указав вдаль остриём зонта.

Артём посмотрел в указанном направлении и увидел метрах в ста от них быстро удаляющуюся женщину в платье солнечного цвета. Если бы не критик, Артём на таком расстоянии, да ещё и со спины, никогда не узнал бы в ней Тамару. Литераторы, увиливая от столкновений с прохожими, почти бегом пустились вдогонку. Когда они почти догнали женщину, она остановилась у киоска.

― Останьтесь позади, ― шепнул Кондратий коллеге. ― Она вас хорошо знает.

Артём остановился и, повернувшись спиной к Тамаре, стал читать на столбе объявления, большинство из которых предлагали временное жильё для заезжих отдыхающих.

Кондратий подошёл к журналистке сзади, уронил зонт, наклонился, но женщина успела отойти. Артём улыбнулся, поскольку критик в чёрных очках, шляпе и длинным зонтом очень напоминал ему киношного кота Базилио, и это было забавно. Зарубин сделал Артёму жест, предлагая следовать за ним, и вновь устремился в погоню. Тамара уже стояла у пешеходного перехода. Кондратий, приблизившись, вновь уронил зонт, но в это время на светофоре зажёгся зелёный человечек, и журналистка вместе с другими пешеходами быстро пошла через дорогу.

Кондратий с выражением досады поднял зонт, снова сделал жест едва не рассмеявшемуся Артёму и вновь устремился за женщиной в жёлто-оранжевом платье. Теперь Артём ясно видел, что это была Тамара.

Перейдя улицу, она направилась к входу в кафе-бар ― видимо, решила освежиться холодными напитками, поскольку уже стояла сильная жара. В это время из бара навстречу ей вышел высокий мужчина в длинных зелёных шортах и белой спортивной майке. Они остановились, поздоровались и стали о чём-то говорить. Артём подумал, что если это не случайный знакомый, а они с Тамарой договорились встретиться у бара, то план Кондратия находится под угрозой. Кондратия тоже смущал неожиданно возникший знакомый журналистки, но по доносившимся до его слуха обрывкам разговора критик знал, что мужчина в шортах ― случайно встреченный Тамарой человек, который сейчас уйдёт. Тамара, скорее всего, войдет в кафе-бар, и там выполнение плана может значительно усложниться. Была не была, наконец, решил он и, проходя мимо, в очередной раз уронил свой несчастный зонт. Повернувшись к журналистке спиной и, сделав вид, что не замечает её, он заодно посмотрел, занял ли Артём удобную для наблюдения позицию, и в очередной раз нагнулся. В это время знакомый Тамары пошёл дальше, Тамара вошла в бар, а из бара вышла немолодая уже крупная женщина в белой шляпе. Критик, не углядев столь быстрой смены диспозиции, поднял зонт, высоко задрав им подол незнакомой женщине. Та вскрикнула, обхватив подол руками.

― Тысячи извинений! Тысячи извинений! ― оглянувшись, растерянно затараторил Кондратий. ― Сам не знаю, как это у меня так неловко получилось…

― Старый хулиган! ― то ли шутя, то ли всерьёз сказала женщина, оттолкнула зонт и опустила, наконец, подол юбки.

― Тысячи извинений! ― как заведённый повторил Кондратий и, кивком головы повелев Артёму следовать за ним, юркнул в кафе-бар.

После яркого солнечного света помещение бара казалось сумеречным. Тамара стояла у стойки, опершись на неё локтем, и что-то заказывала бармену. Кондратий решил, что сейчас самый подходящий момент, ибо, если она сядет ― всё пропало! Он быстро оглянулся на Артёма, уже занявшего наблюдательный пункт за одним из ближних столиков, и уронил зонт. Тамара услышала довольно громкий звук от упавшего на пол предмета, коротко оглянулась и, увидев спину наклонившегося за зонтом человека, снова повернулась к бармену. Артём весь напрягся и, не мигая, уставился на чётко выступающие под платьем женщины округлые выпуклости.

Кондратий поднялся, зацепив кончиком зонта подол платья, и посмотрел на Артёма, ожидая от того сигнала, что их замысел уже осуществлён. Но Тропинин только крутил головой и делал какие-то непонятные жесты, из которых было ясно, что что-то не получилось.

― Может, вы все-таки опустите мой подол, ― слегка обернувшись, спокойным и невозмутимым голосом сказала Тамара. ― Или вам так понравились кружева на моем белье?

Повернув голову, Кондратий наткнулся на её насмешливый взгляд и отдёрнул зонт.

― Тысячи извинений! Тысячи извинений! Сам не знаю, как это у меня так неловко получилось, ― снова затараторил он теперь уже заранее заготовленные фразы и поспешно направился к выходу.

Артём, осторожно прошмыгнув за спиной Тамары, последовал за ним.

― Ну что? ― спросил поджидавший его на улице Кондратий.

― Пятно у неё с левой стороны, ― ответил писатель. ― А вы задрали платье ― с правой.

― Тьфу ты чёрт! ― расстроился Кондратий. ― Как же это меня угораздило? Ведь я всё так продумал! Наверное, сказалось нервное напряжение, первые неудачи…

― Ладно вам, ― успокоил его Артём. ― Не вышло ― так не вышло. Пойдёмте отсюда.

Они медленно побрели по улице.

― А кружева действительно были красивые? ― оживился Зарубин.

― Да, ну вас! ― рассмеялся Артём.

― Ну, это я так, к слову, ― улыбнулся Кондратий и тут же снова сделал серьезное лицо. ― Теперь у нас есть только один способ проверить её.

― Какой? ― насторожился Артём.

― Вам придётся с ней переспать.

Артём остановился.

― Вам придётся с ней переспать, ― решительно повторил Зарубин.

― Во-первых, кто сказал, что она согласится? А во-вторых, почему я?

― Ну, знаете, и придумывать я, и исполнять я? А между тем, ценный свидетель у нас вы, Артём, и всё, что мы делаем, в первую очередь в ваших интересах.

― Да какой я ценный свидетель?! Вы же сами говорили, что я умудрился совершенно не запомнить эту женщину.

― Но она-то этого не знает! Да и вообще, вы моложе, элегантнее. К тому же вы уже знакомы и, кажется, находитесь в приятельских отношениях. Вы с ней договаривались ещё встретиться?

― Я обещал ей свою книгу.

― Ну, вот. Я подозревал, что она от вас так просто не отстанет. Так что повод для встречи у вас уже есть. Остальное ― дело техники. А что, собственно, вас смущает? Она не нравится вам?

― Да нет, женщина она вполне привлекательная. Но я же встречаюсь с Жанной.

― Жанна не узнает. А если вам самому неловко, отнеситесь к этому, как к выполнению важного задания, к вынужденной необходимости.

― Мне кажется, это уже игра без всяких правил.

― Знаете, часто ход игры рождает правила, а не правила определяют игру. Словом, вы должны с ней переспать. Это решено и обсуждению не подлежит! Иначе не стоило браться за это дело. Да, когда будете с ней спать, не забудьте всё-таки про улику.

XVII

А на следующий день была экскурсия к Серебряному водопаду. С утра стояла лёгкая облачность, и это вселяло надежду, что во время экскурсии будет не слишком жарко. Жанна была одета в светлые бриджи и лёгкую летнюю курточку, и Артём любовался её стройной фигурой. Светлые, скорее всего подкрашенные волосы её, были собраны и заколоты на затылке, и это очень шло к её лицу. Они стояли у экскурсионного автобуса, не желая раньше времени париться в его душном салоне. Чуть в стороне курил Кондратий, изредка перебрасываясь с Артёмом короткими фразами о погоде, о длительности поездки и т. п.

Вдруг подошла Тамара, одетая в джинсы, кофточку и светлый джинсовый жилет.

― Поеду с вами на экскурсию, сказала она, поприветствовав уже собравшихся экскурсантов.

Кондратий, хотя и не был уверен, что она узнала его, испытывал некоторую неловкость и продолжать курить, прогуливаясь поодаль.

― А вы что, никогда не были на Серебряном водопаде? ― удивился Артём. ― Вы же местная.

― Я была там, но очень давно. К тому же я никогда о нём не писала. А вот теперь решила сделать очерк, и мне надо освежить впечатления. Увидела, что у вас здесь продают билеты, и решила съездить вместе с отдыхающими, ― объяснила она.

Всё же Артёму её появление показалось странным. Затем стали подходить другие экскурсанты, включая толстого бухгалтера, имени которого Артём так и не вспомнил. А потом появилась их горничная, одетая не в свою рабочую одежду, и потому выглядевшая особенно женственной и симпатичной, хотя и несколько угловатой.

― Вы тоже с нами? ― спросил кто-то из узнавших её отдыхающих.

― Да, у меня сегодня выходной, а я живу здесь недавно, но уже много наслышана о Серебряном водопаде.

К ней тут же стал клеиться толстый бухгалтер фирмы, но ей, кажется, это не очень нравилось. Наконец, все расселись по местам, ещё минут пять подождали опаздывающих и поехали.

Водопад оказался небольшим, правда, выглядел действительно экзотично, и, несмотря на холодную воду, нашлись смельчаки, которые решились немного постоять под ниспадающими сверху струями. Располагался водопад в довольно живописном месте. Вдоль русла спадавшей с обрыва неглубокой речки, которую можно было перейти вброд или по камням, густо росли деревья и кустарники. У воды ощущалась приятная свежесть. Вокруг туристы вытоптали несколько тропинок, одна из которых уходила вверх, в тенистую чащу деревьев.

― Посмотрим, куда она ведёт? ― предложила Жанна, когда экскурсовод закончил незамысловатый рассказ о водопаде с обязательной в таких случаях легендой о его происхождении и дал полчаса на самостоятельный осмотр местности.

Артём тут же согласился. Ему порядком надоело хождение тесной туристической группой и хотелось побыть вдвоём с Жанной среди зелени и тишины, нарушаемой только шумом водопада, который уже на расстоянии ста метров казался лишь отдаленным шелестом ветра в лесных кронах. Тропинка всё длилась, длилась, и ей не было конца, а времени на самостоятельную прогулку оставалось всё меньше.

― Посидим? ― предложил Артём.

Жанна молча кивнула и, сойдя с тропинки, пошла вправо, вверх по склону горы. Артём последовал за ней. Они расположились на торчащих наружу больших и гладких, словно отполированных, древесных корнях. Где-то поблизости часто и гулко стучал дятел.

― Хорошо! ― сказал Артём и, обняв Жанну за плечи, привлёк её к себе.

Она опустила голову на его плечо и прерывисто вздохнула.

В это время на тропинке, которая просматривалась между кустами метров на десять-двенадцать, показался куда-то спешащий и постоянно осматривающийся по сторонам Кондратий. Артём и Жанна затаились, и он их не заметил. Буквально через десять секунд на тропке возникла журналистка Тамара, тоже явно куда-то торопившаяся. Артём и Жанна молча переглянулись. Вслед за Тамарой в том же направлении лёгкой спортивной походкой быстро проследовала горничная Виктория. Теперь Артём смотрел на тропинку, не отрываясь, словно ждал ещё кого-то. И не напрасно. Потому что ещё через какое-то время по тропинке прошествовал бухгалтер. Артёму показалось, что вслед за ним вот-вот пройдёт ударенный в «Замке ужасов» крепыш в зелёной панаме. Но тот так и не появился.

― Куда это они все? ― прервала тишину Жанна.

― Кондратий, видимо, ищет нас, ― ответил озадаченный Артём, ― а про остальных не знаю.

Жанна саркастически усмехнулась:

― Тоже, должно быть, кого-нибудь ищут. А твой приятель, похоже, опекает тебя, как надзиратель, или, вернее, как телохранитель.

― Просто он увлечён расследованием. А, кроме того, он уверен, что мне угрожает опасность и считает своим долгом всех подозревать.

― А меня он тоже подозревает?

― Ну, не то, чтобы очень, ― начал было Артём и по лицу Жанны понял, что этого говорить не стоило.
Выражение её лица вдруг сделалось таким же холодным и сосредоточенным, каким оно было в тот момент, когда они только познакомились.

― Да не придавай этому значения, ― поспешил он успокоить женщину. ― Всё это как-то не всерьёз, нечто вроде игры в детектив.

― Просто неприятно, когда тебя кто-нибудь подозревает. Пусть даже не всерьёз.

Вдали послышался сигнал автобуса, созывавший экскурсантов в обратную дорогу. Жанна поднялась с места:

― Пойдём, а то придётся добираться своим ходом.

На обратном пути у Тропинина из головы не выходило странное шествие по тропе знакомых ему людей. «Нет, ― думал он, ― эти игры и головоломки не для меня. Надо идти к следователю Гусакову или покупать билет домой. А как же Жанна? Нет, лучше всё-таки ― к Гусакову».

По возвращении в санаторий Жанна сказала, что у неё были планы походить по магазинам, купить себе кое-что из одежды, что к вечеру она наверняка устанет, и поэтому предложила Артёму встретиться завтра.

XVIII

По пути в номер Артёма догнал Кондратий и спросил, не собирается ли он этот вечер проводить с Жанной. Артём ответил, что нет, и Кондратий тут же куда-то умчался. Спустя десять-пятнадцать минут он появился в номере Артёма.

― Всё в порядке, ― деловито сказал он. ― Я передал Тамаре от вас приглашение на свидание, сказав, что вы хотите подарить ей обещанную книгу.

― И как она отреагировала?

― Расслабьтесь, коллега, нет никаких проблем. Она с радостью согласилась. Только сказала, что ей надо переодеться. Короче, ждите журналистку у себя к семи часам вечера. Ну, что вы снова задумались? Всё просто. Поите женщину хорошим вином… Нет, лучше коньяком. Хорошо поите женщину хорошим коньяком, дарите книгу с нежной дарственной надписью, беседуете об искусстве, читаете стихи, убеждаетесь, что у неё нет родимого пятна под ягодицей — и ваша тайная миссия выполнена.

― Вы ходили меня искать у водопада? ― вдруг спросил Тропинин.

― Ну, да. Вы так неожиданно куда-то испарились. А что?

― Она шла за вами по пятам.

― Кто?

― Тамара. Я это видел.

Теперь задумался Кондратий. Артёму хотелось и дальше рассказать, кто за кем шёл, но он подумал, что всё это будет выглядеть какой-то нелепицей. К тому же в данном случае, наверное, это и не важно.

― А вы сами-то как думаете, это может быть ваша русалка? — спросил Кондратий.

― Сам я ничего не думаю. Похоже, вы правы: я совершенно не способен опознать эту женщину. Хотя иногда у меня появляется ощущение, что эта женщина где-то рядом, и она наблюдает за мной. Ну, это, видимо, уже неврастения.

― А может быть интуиция, ― сказал Зарубин. ― Но не паникуйте. Я буду рядом, за стеной. Звукоизоляция здесь ни к чёрту, и я услышу любой крик или шум. Проследите только, чтобы ваша дверь не была закрыта на замок. Спрячьте ключ, чтобы он не был на глазах. В случае чего, думаю, что мы с вами ещё способны справиться с одной женщиной, какой бы стервой она ни оказалась. Тем более на суше. Впрочем, это я так, на крайний случай. Вот, вы снова загрустили. Давайте выпьем по чуть-чуть, чтоб вы не сидели перед ней, как парализованный. С таким выражением лица женщин не соблазняют.

И они зашли к Кондратию, где выпили по рюмочке водки. Затем Артём купил букет цветов, которыми местные жительницы торговали у входа на территорию санатория, и зашёл за коньяком в бар, расположенный в холле жилого корпуса. Там среди редких посетителей Артём сразу узнал бухгалтера, который долго смотрел на него нетрезвым затуманенным взором, а потом догнал его уже в холле.

― Извините, ― сказал бухгалтер слегка заплетающимся языком, ― но я вам должен сказать, что вы много чего не замечаете вокруг себя.

― Чего я не замечаю? ― резко спросил Артём, желая быстрее отвязаться от нетрезвого собеседника.

― Ну, может, вы и замечаете. Может, вы полагаете, что интересны ей как мужчина. Может, вы даже думаете, что она в вас влюблена. Нет, уважаемый! Здесь совсем другое.

― Да о ком вы говорите?

― А вы ещё не поняли? Я говорю о Виктории. Да именно о горничной по имени Виктория. А что вы так удивляетесь? Разве вы не замечали её интереса к вам? Лжёте, дорогой вы мой! Но вы не понимаете ― здесь совсем другое.

― Да что здесь такое другое? Скажите, наконец, если уж я действительно чего-то не понимаю.

― А то, что она… Нет, я конечно, не знаю, во что вы вляпались. И, может быть это не моё дело, но вляпались вы, кажется, крепко! Да… О чем я? А! Так вот: у неё к вам абсолютно не женское любопытство. Она за вами следит!

― Послушайте, у меня вдруг появилась смутная догадка. Может, вы за ней хотели приударить, а она вас, мягко говоря, отвергла?

― Ну, это тоже было, ― сознался бухгалтер. ― Так ведь я же не о том! Хорошо, пусть я вру, и она, может быть действительно увлечена вами. Но… Но зачем, скажите, горничной пистолет Макарова? Может, для того, чтобы от назойливых ухажеров отстреливаться? Вряд ли.

― Да с чего вы взяли, что у неё пистолет Макарова?

― Я, конечно, человек не военный, однако же, пистолет Макарова от нагана или тэтэшника как-нибудь отличу, ― обиделся бухгалтер.

― Да я не об этом. С чего вы вообще взяли, что у неё есть пистолет?

― Подглядел, ― сознался бухгалтер. ― Мы, бухгалтеры, вообще народ любопытный и внимательный, в отличие от некоторых. Ну, вот. Не хотел, а рассказал. Может, оно и к лучшему. Короче, я сказал, а другие пусть думают. Над тем, что я сказал.

Тут он махнул рукой, грузно развернулся и, заметно качаясь, снова пошёл в бар, оставив писателя застывшим посреди холла с букетом цветов и бутылкой коньяка.

XIX

Кажется, всё было готово к встрече гостьи. На стеклянном журнальном столике в хрустальной вазе стоял букет ярко-красных роз, рядом ― бутылка конька, два стакана, зелёная стеклянная ваза с фруктами, тут же лежала большая коробка шоколадных конфет, купленная Кондратием для своей знакомой и пожертвованная для общего дела. Артём, волнуясь, прохаживался по комнате и периодически поглядывал на стену, отделявшую его номер от соседнего, за которой уже занял свою позицию Кондратий. Тот действительно сидел на стуле у стены. Рядом на тумбочке стоял стакан, который критик собирался использовать в качестве подслушивающего устройства. Журналистке пора было появиться, но она явно опаздывала. Кондратий взял стакан, повертел его в руках, зачем-то заглянул внутрь, дунул в него, потряс вверх дном, и, приложив краями к стене, плотно прижался ухом к его донышку. В соседнем номере было тихо, но, если как следует прислушаться, можно было расслышать шаги Тропинина. Несмотря на то, что в комнате было жарковато, Кондратий сидел в пиджаке, словно собрался идти на какое-то торжественное мероприятие. Он оторвал стакан от стены, снова повертел его в руках, затем встал, подошёл к шкафу, достал из него бутылку, вылил в стакан остатки водки, залпом выпил, пошарил глазами в шкафу, нашёл недоеденный кусочек сыра и закусил. Затем снова вернулся на свое место, поправил что-то мешавшее ему под пиджаком и, поудобнее развалившись на стуле, положил ноги на тумбочку ― кто знает, сколько ещё ждать придется. Впрочем, в это время в дверь соседнего номера постучали, что было слышно и невооружённым ухом. Кондратий снова приложил стакан к стене.

― Да-да! ― крикнул утомлённый ожиданием писатель. ― Входите!

Он бросился к двери, но журналистка не стала ждать, когда ей отворят.

― Добрый вечер! ― сказала она, входя в номер. ― Так вот, где вы обитаете. Что ж, недурно.

У нее были пушистые, слегка волнистые, свободно спадающие на плечи волосы, что было ей очень к лицу. Лёгкий макияж тоже был очень кстати. Чёрно-красный брючный костюм красиво облегал её тело. Словом, она была довольно привлекательна, и Артём подумал, что, если бы не вся эта нелепая детективная история, свидание с Тамарой могло бы стать замечательным эпизодом его курортной жизни.

Артём предложил женщине присесть на уютный диванчик.

― Ах, какие шикарные розы! ― изумилась она, присаживаясь у журнального столика.

― Это вам, ― волнуясь, сказал Артём, ― и они очень подходят к вашему замечательному костюму и вообще к вашей внешности. Я ещё не видел вас такой красивой.

Журналистка впервые слегка смутилась, и лицо её даже покрылось лёгким румянцем.

«Ну, очень недурна!» ― заметил про себя Артём.

― Я предлагаю сначала отметить наше знакомство, а уж потом подпишу обещанную вам книгу.

― Ну, если только не много, ― ответила Тамара, глядя как Артём разливает коньяк.

Они выпили за знакомство, и Тропинин почувствовал себя несколько увереннее, хотя ощущение неловкости у него всё ещё не проходило и не позволяло полностью расслабиться.

― Как вам понравился Серебряный водопад? ― спросил он, подсаживаясь поближе.

― По-моему, чудесное место. Но, думаю, вам он понравился ещё больше, ведь вы там были не одни, ― напомнила Тамара.

― Просто знакомая, приятельница, ― неубедительно соврал Артем, и от этого ему снова стало не по себе.

Чтобы сгладить неловкость, Артём вновь стал разливать по стаканам коньяк.

― Такими темпами мы с вами быстро напьёмся, ― заметила Тамара.

― По чуть-чуть, ― оправдывающимся голосом сказал Артём.

― Хорошо. Мы выпьем за ваши творческие успехи, и вы подарите мне вашу последнюю книгу.

Они чокнулись и снова выпили. Артём взял с тумбочки уже приготовленный экземпляр книги и, снова подсев поближе к Тамаре, стал подписывать. Коньяк уже ударил в голову, но мысль о том, что Кондратий сейчас прислушивается ко всему, что происходит в этом номере, сильно сковывала. «Милой Тамаре на долгую добрую память» написал он, и эта подпись вдруг показалась ему банальной и фальшивой. Отдавая книгу, Артём задержал руки Тамары в своих. Он посмотрел ей в лицо, пытаясь не думать больше ни о чём и ни о ком, кроме этой женщины. И, кажется, ему это всё же удалось. Артём приблизился губами к ее губам, ощутив едва уловимый запах сладковатых духов и почувствовав тепло её пылающего лица. Она не отстранилась, но вдруг как-то странно посмотрела на него в упор и сказала:

― Я не могу.

― Почему? ― спросил Артём, возвращаясь в реальность.

― Мне неловко всё время лгать и притворяться. Я не для того охотилась за вами, чтобы написать о вашем творчестве. У меня была совсем другая цель.

Артём замер. Наступила полная тишина, в которой было слышно, как за стеной, в соседнем номере уронили что-то стеклянное, и оно разбилось.

― Зачем же вы охотились за мной? ― наконец, спросил писатель, всё ещё удерживая её руки, которых она по-прежнему не отнимала.

― Скажите, ― вопросом на вопрос ответила женщина, ― что вы чувствовали тогда, ночью. В море, на грани жизни и смерти? Думали вы о чем-нибудь в этот момент?

Снова наступила длительная пауза. Артём медленно отпустил её руки.

― Вы хотите знать, что испытывает жертва в тот момент, когда её топят ночью в море безо всяких на то причин?

Артём почувствовал, как напряглись его мышцы, как на него накатывает волна обиды, негодования и возмущения.

― Да, мне это интересно, ― призналась женщина, ― а спросить у других жертв, как вы понимаете, я уже не смогу.

― Господи! ― воскликнул Артем. ― Стольких людей ни за что ни про что! Ради чего? Ради чего я вас спрашиваю? Может, из одного только любопытства?!

― Успокойтесь, ― заволновалась Тамара. И простите, если я причинила вам боль. Я понимаю, что вам это тяжело вспоминать.

― Тяжело вспоминать, ― задумчиво повторил Артём. ― Да, мне тяжело вспоминать, но я жив! А другие уже ничего не будут вспоминать! Никогда! Вам это нравится?!

― Простите, ― сказала Тамара, ― я вижу, что не надо было этого затевать.

― Затевать что?! ― всё более распалялся Артём. ― Затевать этот разговор или затевать моё утопление, равно как и убийства многих других людей? В чём конкретно вы раскаиваетесь? Интересно, а что вы чувствовали тогда, ночью, в море, когда пытались так безжалостно убить меня?!

― Боже мой! Что вы говорите?! ― Тамара побледнела и закрыла лицо руками. Когда она отняла их, лицо её просветлело и даже, как будто, повеселело. ― Постойте. Так вы что, считаете меня той самой серийной убийцей-маньячкой, которая топит ночных купальщиков, и которая пыталась утопить вас?
Она снова закрыла лицо руками, и её плечи мелко задрожали. Наконец, она отняла руки от лица, и уже не в силах сдерживаться громко рассмеялась.

― Боже мой! ― сказала она смеясь. ― А я сразу не поняла.

― Погодите. ― Артём совершенно растерялся. ― Но ведь вы же сами сказали, что охотились за мной не из-за моего творчества, и что у вас была другая цель.

― Да, действительно, у меня была другая цель. Я хотела сделать сенсационный материал с откровениями жертвы покушения, и справедливо полагала, что вы не захотите говорить на эту тему. Вот и придумала себе прикрытие, чтобы поближе познакомиться с вами и уговорить вас на такие откровения.

Артём на некоторое время впал в оцепенение.

― Фу ты, какая нелепость! ― после продолжительной паузы сказал он. ― Впрочем, хорошо, что всё обстоит именно так. Что ж, простите меня за это подозрение. Я тоже буду с вами откровенен и открою вам одну тайну: у женщины, которая на меня покушалась, было большое родимое пятно в довольно пикантном месте ― под левой ягодицей. И мне очень хотелось узнать, нет ли и у вас такого пятна в этом месте. А потому позвольте мне обратиться к вам с дерзкой просьбой: не могли бы вы позволить мне убедиться, что у вас нет этой важной приметы?

― Мужская память очень избирательна, ― усмехнулась Тамара. ― Лица женщины вы не помните, но зато можете опознать её по ягодицам. Что ж, если для вас это так важно, я могу убедить вас в том, что у меня нет той приметы, о которой вы говорите. Но с одним условием: вы всё-таки дадите мне интервью по поводу того ночного происшествия и честно ответите на вопросы, которые я буду задавать. Я понимаю, что вам будет неловко рассказывать некоторые подробности происшествия, но, согласитесь, что и мне будет неловко обнажать перед вами некоторые интимные места. Договорились?

― Хорошо, ― согласился Артём.

― Я первая?

― Если можно…

Тамара встала и, выйдя из-за столика, повернулась спиной к Артёму. Затем сняла и бросила на диван жакет, так же молча расстегнула брюки, приспустила их и уронила на пол, оставшись лишь в узких плавках.

― А можно подойти ближе? ― попросил Артём.

― Хорошо. Только побыстрее.

Артём приблизился вплотную и, вспомнив слова Кондратия о том, что пятно можно закрасить, осторожно провел пальцами по Тамариной ляжке, ощутив, как она покрылась гусиной кожей. В этот момент раздался короткий стук в дверь, и в комнату решительно, можно даже сказать стремительно, вошла Жанна. Артём отдернул руку.

Жанна застыла в растерянности:

― И что это значит? Надо же, как я не вовремя.

― Ты сказала, что не придёшь сегодня, ― только и смог произнести Артём.

― Я передумала. И теперь вижу, что напрасно.

Она быстро подошла к журнальному столику, схватила хрустальную вазу с розами и изо всей силы швырнула её в стену, как раз в ту, за которой сидел Кондратий. Вода, цветы, стекла ― всё разлетелось в стороны, а Жанна, резко развернулась и, громко хлопнув дверью, выскочила из номера. Артём стоял в оцепенении. Он никогда не видел у Жанны такого злого, даже свирепого выражения лица. Растерявшаяся Тамара только теперь стала надевать брюки. Но в это время дверь с грохотом распахнулась, и в комнату с неистовым криком «Всем стоять!» влетел явно нетрезвый Кондратий. Артём был удивлен, что критик уже успел так здорово подзаправиться, но больше всего его поразило, что в руке у него был пистолет ― этого их сценарий никак не предусматривал. Тамара вскрикнула и уронила брюки.

― Всё в порядке, ― как можно спокойнее сказал Артём не то журналистке, не то Кондратию.

Кондратий, оценив ситуацию и поняв нелепость своего положения, поспешил всё загладить.

― Прошу прощения за неуместную шутку, это всего лишь стартовый пистолет. Вот…

И в подтверждение сказанного он пальнул в потолок, с которого что-то посыпалось. Тамара громко вскрикнула, схватилась за голову руками и вновь уронила только что подобранные брюки. Артём машинально хотел их подхватить, но не успел, и вместо этого просто схватил женщину за обнажённые бёдра, от чего та вскрикнула ещё громче. Артём, сконфузившись, отпрянул, споткнулся о журнальный столик, повалился назад и, чудом не поранившись осколками, провалился сквозь стеклянную столешницу. По полу покатились апельсины и яблоки. Артём безуспешно пытался выбраться из стола.

― Простите ради Бога, ― сказал Кондратий, ― я только хотел…

― Да ну вас всех! ― разозлилась журналистка.

Она уже овладела собой и теперь быстро застегивала брюки, которые ей, наконец, удалось надеть.

― Откуда у вас пистолет? ― спросил Артём, не оставляя попыток полностью выкарабкаться наружу.

― Приобрёл по случаю на рынке, — виновато объяснил Кондратий. ― Он стартовый.

В раскрытой двери появилась горничная. Внимательным взглядом она окинула комнату и находившихся там людей:

― Что у вас здесь происходит?!

Ей никто не ответил.

― У вас всё в порядке? ― спросил в свою очередь появившийся в номере метрдотель.

― Видите ли, ― учтиво улыбнулся критик, поймав взгляд метрдотеля, устремлённый на его руку с пистолетом. ― Это всего лишь стартовый пистолет. ― С этими словами он двинулся в сторону двери. ― Вы когда-нибудь видели стартовый пистолет?

― Нет, ― ответил метрдотель и попятился.

― Да не бойтесь же, возьмите его, посмотрите сами.

― Нет! ― повторил метрдотель и спрятал руки за спину. ― Не суйте мне его. Я не собираюсь оставлять на нём свои отпечатки. Может, вы из него уже застрелили кого-нибудь.

― Да вы посмотрите, ― не переставал настаивать Кондратий.

― Сейчас охрана посмотрит, ― метрдотель снова попятился, а потом развернулся и быстро выскочил в коридор.

― Куда же вы? ― критик последовал за ним. ― Я вас уверяю: это стартовый пистолет. Вот смотрите…
Оба скрылись из виду. Артём, наконец, выбрался из стола. Тамара, схватив свой жакет и сумочку, устремилась к двери. В коридоре послышался гулкий выстрел и пронзительный женский визг. Словом, вышел грандиозный скандал, в результате которого обоих литераторов едва не выдворили из санатория.

XX

Ночью Артём плохо спал, а под утро увидел странный сон. Будто идёт он от Серебряного водопада по тропинке, ведущей вверх по склону горы, и видит, что впереди спиной к нему стоит Тамара в своём черно-красном костюме. А в это время вниз по склону горы, петляя между деревьев, бежит Кондратий, стреляет в воздух из своего пистолета и что-то кричит. Но какой-то шум ― то ли это ветер разгулялся в кронах деревьев, то ли с водопада доносится звук падающей воды ― не даёт расслышать, что именно кричит Кондратий. Отчётливо слышны только гулкие, протяжные, отдающиеся эхом выстрелы. Кондратий указывает Артёму рукой в сторону Тамары. Артём смотрит на неё. В это время Тамара поворачивается, и Артём видит, что это не Тамара, а горничная Виктория. Горничная достаёт из-под одежды пистолет и стреляет в Кондратия. Обернувшись, Артём видит, что критик куда-то исчез. Он поворачивается к горничной, но и её уже не видно. Артём бежит по лесу в поисках Кондратия, и вдруг видит его в чёрном костюме, белой рубашке и галстуке-бабочке неподвижно лежащим на траве с закрытыми глазами. Артём, склоняясь к нему, кричит:

― Кондратий! Кондратий! Что с вами?! Вы живы?!

Тот медленно открывает глаза и приподнимает голову.

― Это всё не всерьёз, ― говорит он. ― Это просто игра. Вот видите, у меня стартовый пистолет.

При этом Кондратий поднимает правую руку с пистолетом. И тут Артём видит под его распахнутым пиджаком большое кровавое пятно на белой рубашке.

― Нет, Кондратий, ― говорит он, ― это не игра. Смотрите, здесь кровь. У неё был пистолет Макарова.
И вдруг за спиной Артём слышит чей-то смех. Он оглядывается. Позади него уже нет леса. Там песок, пляж. И это шумит не водопад и не ветер, а тёмное, холодное, бурлящее море. А на песке стоит бухгалтер в ярко-фиолетовом женском купальнике на полном теле и в длинном чёрном парике, развивающемся на ветру.

― Вы думали, это была горничная!? ― радостно кричит он. ― А на самом деле это был я! Я!
И бухгалтер истошно хохочет визгливым женским голосом.

Артём проснулся весь в поту. «Ну, хватит! ― подумал он. ― Кажется, мой экстремальный отдых сильно затягивается. Завтра же уеду. Но сначала схожу к следователю и скажу всё, что знаю и что думаю по поводу всей этой детективной истории». О своём решении Кондратию за завтраком он не сказал. И вообще за столом был угрюмым и неразговорчивым.

― Расстроены вчерашними событиями? ― участливо спросил тот. ― Я, знаете ли, тоже. Но зато мы исключили из списка подозреваемых ещё одно лицо, ― без особой радости в голосе сказал он. ― Не хотите пойти искупаться и позагорать?

― Нет, что-то не хочется.

― А я, пожалуй, пойду.

Следователя Гусакова на месте не оказалось, и Тропинин долго прогуливался по коридору в надежде, что тот появится.

― Ко мне? ― спросил Гусаков, пробегая мимо.

Артём кивнул.

― Ну, пойдёмте.

Следователь уже открывал ключом дверь своего кабинета.

― Слушаю вас, ― пристально глядя на посетителя сказал он, когда они расположились за столом.

― Как, по-вашему, зачем горничной пистолет Макарова? ― мрачно спросил Артём.

― Горничной? Пистолет Макарова? ― Гусаков удивлённо поднял брови так, что они вышли за рамки очковой оправы.

― Вот именно. Зачем горничной нашего этажа вот этот самый пистолет?

― Ну, я думаю, что он ей совершенно ни к чему. А что, у неё есть пистолет?

― Именно пистолет. И, честно говоря, меня не покидает мысль, что это вы её ко мне приставили.

― Я? Горничную? Да Бог с вами. Что у нас в органах мужчин нет, что ли? А с чего вы взяли, что у неё пистолет? Вы видели?

― Я ― нет. Но мне сказали.

― О-о! Да сказать могут что угодно. Могли пошутить, а могли просто напутать что-нибудь. Например, у горничной мог быть игрушечный пистолет, пистолет ― зажигалка или стартовый пистолет, как у вашего друга Зарубина.

― Я не знаю, зачем горничной игрушечный или стартовый пистолет, а что касается пистолета-зажигалки, то она, по-моему, не курит.

Гусаков махнул рукой:

― Да все они сейчас не курят! А вообще эту вашу информацию мы обязательно проверим, можете не сомневаться. У вас ещё что-нибудь?

― Да. Я завтра же уезжаю.

― С чего вдруг?

― Да надоело всё это!

― По-моему, вы сами создаёте себе проблемы, а потом сами же и раздражаетесь. Ну, что за спектакль с пальбой вы вчера устроили в своём номере? Я ведь вам говорил: отдыхайте спокойно, ни о чём не беспокойтесь. У нас всё под контролем… Сколько у вас ещё до конца путевки?

― Две недели.

― Вот и отдохните эти две недели от души. Купайтесь, загорайте, поправляйте здоровье.

― Скажите честно, на меня действительно может быть совершено повторное покушение?

― Вряд ли. Но мы на всякий случай начеку.

― А почему вы не хотите, чтобы я уезжал?

― Дело еще не закрыто. К вам могут возникнуть дополнительные вопросы. Не хотелось бы потом вызывать вас из Сибири. Тем более, сами понимаете, денег на оплату дороги у нас может и не найтись.

― А кто, по-вашему, дал заметку о моём приключении в местную газету?

― Да я и сам был удивлен. Но вскоре мы всё выясним.

― И всё же я, очевидно, уеду.

― Ну, хорошо, давайте договоримся так: недельку вы ещё отдыхаете, а дальше, как хотите.

― За неделю вы собираетесь закончить дело?

― Собираюсь, ― уверенно сказал Гусаков.

― Ну, дай-то Бог, ― сказал Артём, поднимаясь и направляясь к выходу.

― Так вы не уедете?

― Пока нет, ― ответил писатель, уже выходя из кабинета.

XXI

Вечером к Артёму заглянул Кондратий.

― А не выпить ли нам для снятия нервного напряжения? ― предложил он и достал из пакета бутылку коньяка.

― Боюсь, у меня не найдётся закуски, ― замялся Артём.

― Предусмотрено!

Кондратий из того же пакета высыпал на стол несколько яблок, персиков и виноград.

― Можно и выпить, ― согласился Артём.

― И даже нужно. Кстати, как у вас с Жанной? Всё нормально?

Артём неопределенно пожал плечами:

― Я с ней не виделся после вчерашнего.

― А разве не её я сейчас видел у входа в санаторий? Впрочем, мне могло показаться. Тем более, что на улице уже темно.

Кондратий наполнил стаканы.

― За успешный отдых! ― сказал он поднимая стакан. ― Именно теперь, когда мы убедились, что среди нашего окружения нет, или по крайней мере пока нет женщины с особой приметой, мы можем нормально отдохнуть.

Они выпили.

― Знаете, ― Артём пересел в кресло и откинулся на спинку. ― Наверное, я скоро уеду отсюда.

― Когда?

― Пока не знаю. Хотел сегодня. Но вроде как пообещал Гусакову остаться ещё на неделю.

― Вы видели следователя? Где?

― Ходил к нему.

― А мне не сказали. Впрочем, вам видней. Если вы уедете, я, видимо, тоже не останусь. Что я буду здесь делать без вас и без этой вашей истории с ночной русалкой? Эх, зря я той ночью не пошёл с вами на пляж!

Они выпили ещё, и Артёма разморило.

― Самое время подышать свежим воздухом, ― сказал Кондратий. ― Не желаете?

Артём приподнялся было, но снова плюхнулся в кресло.

― О, нет. Кажется, мне пора на покой.

― Ну, как знаете. А я пройдусь перед сном.

Критик ушёл, а Артём дистанционным пультом стал бессмысленно перебирать телеканалы, ни на одном не останавливаясь более нескольких секунд. Проведя за этим занятием минут десять, он выключил телевизор, решительно встал и перебрался на кровать.

А Кондратий побродил по территории санатория и, не ощутив в достаточной мере вечерней морской свежести, решил спуститься ближе к морю. Он медленно шёл по пустынной каменной лестнице, радуясь тишине и запахам зелени и цветов, образовывавших сплошную стену, освещаемую жёлтыми фонарями и скрывающую за собой весь остальной мир. Чем дальше вниз, тем прохладнее встречный ветерок, тем ощутимее запах моря. Вот уже и лёгкий шелест его стал хорошо слышимым. Кондратий так и дошёл до самого пляжа. Затем он побрёл вдоль кромки моря, очерчиваемой появляющимися и исчезающими белыми линиями пены. Он ушёл уже довольно далеко, когда по путям, проходящим по горе над пляжем, в северном направлении прогромыхал пассажирский поезд, приветливо поблескивая яркими окошками, за которыми сидели возвращающиеся с моря отпускники.

На одном из пляжей, куда забрёл критик, у небольшого причала стояла пришвартованная вёсельная лодка. Кондратий долго стоял возле неё, вглядываясь в тёмное пространство впереди. «Интересно, ― думал он, ― как выглядит берег с моря в ночное время?» Эта влажная, шепчущая тьма неудержимо влекла его к себе. Он огляделся по сторонам, быстро отшвартовал лодку, подтолкнул её и вскочил на борт, чертыхнувшись оттого, что замочил штанину. Затем, усевшись поудобнее, он взялся за вёсла. Уютно светившийся огнями берег стал, слегка покачиваясь, уплывать в темноту. И вдруг между облаков сначала робко, а затем всё смелее забрезжил лунный свет, и, наконец, показался яркий месяц. В воде заиграли серебристые блики. Стало как-то радостно и тревожно от вида огромного пустынного искрящегося пространства. И в это время какая-то большая рыба плеснулась у самого борта лодки.

Кондратий перестал грести, прислушался, стал озираться по сторонам. Вдруг плеск повторился, но уже тише, и что-то белое, выплеснувшись из воды, зацепилось за край борта. И едва критик в лунном свете успел разглядеть, что это была человеческая рука, рядом показалась вторая. Кондратий оцепенел и смотрел, как заворожённый. В голове его вертелась одна единственная мысль: «Не может быть!» А чего и почему не может быть он, наверное, и сам в этот момент не мог объяснить, потому что это, возможно, была его подсознательная реакция на какие-то смутные личные ассоциации или предчувствия. И пока он сидел так неподвижно, над бортом лодки возникло женское личико в оправе мокрых волос. Оно опустилось на скрещенные локти и заговорило:

― А утонуть не страшно? Пьяный человек на воде ― потенциальный утопленник.

Её голос несколько успокоил Кондратия. Женщина была самой обыкновенной ночной купальщицей, да ещё и со здоровым чувством юмора. И всё же Зарубину было не по себе, словно по спине его ползал какой-то скорпион или тарантул.

― Разве сейчас время для купания? ― спросил Кондратий и не узнал собственного голоса.

Вместо ответа женщина протянула ему ладонь.

― А руку женщине не подадите?

Теперь её голос показался Кондратию знакомым.

― Что ж, милости прошу, ― Кондратий окончательно взял себя в руки, и к нему даже вернулось обычно присущее ему чувство юмора, ― если, конечно вы такая смелая, что не боитесь ночью одна подниматься на борт таинственного судна к одинокому морскому волку.

С этими словами он приподнялся и, наклонившись к женщине, протянул ей ладонь.

Женщина взяла его за руку и слегка подтянулась на ней, показав из воды обнаженную грудь.

― Вы?! ― удивленно спросил Кондратий, и в этот момент женщина с силой рванула его за руку и, обхватив другой рукой за шею, стремительно пошла вниз, увлекая мужчину за собой. Но критик успел левой рукой ухватиться за борт, больно ткнувшись в него коленом. Теперь у него был надёжный упор. Нет, он ещё не был настолько стар и слаб, чтобы женщина могла так запросто стащить его с лодки. Он отнял у русалки свою правую руку и ею тоже вцепился в борт. Всё. Теперь его не одолеть. Мокрая рука женщины соскользнула с его шеи и вцепилась в ворот рубашки. Рубашка затрещала, и было бы хорошо, если бы она порвалась. Но крепкая джинсовая ткань и надёжно застроченные швы не поддались.

Женщина, подтягиваясь на его вороте и упираясь другой рукой в край борта, снова выпрыгнула из воды и упёрлась в лодку ногой. Теперь Кондратию было видно почти всё её обнажённое тело, перехваченное на бёдрах черной полоской ремня. Всё еще не отпуская его ворот, она другой рукой, как показалось Кондратию, оторвала пряжку от ремня. В лунном свете блеснуло что-то тонкое металлическое. Женщина ударила жертву в живот, Зарубин ощутил острую боль и что-то горячее на теле.

― Так я и думал, ― прошептал он.

Оторвав одну руку от борта. Кондратий хотел освободиться от захвата, но тут же, потеряв равновесие, повалился вперёд, получил удар острым лезвием в шею и, увлекаемый обнажённой женщиной рухнул в воду. Тёмная бездна поглотила их обоих.

На пустынный пляж медленно, покачиваясь от усталости и дрожа всем телом то ли от холода, то ли от нервного возбуждения, из воды вышла красивая обнаженная женщина. Она, как подкошенная упала на землю и, беспрестанно разгребая руками песок вокруг себя, стала полушепотом, как в бреду, приговаривать:

― Всё хорошо. Всё точно, как тогда. Только теперь я охотница. Теперь им страшно. А мне уже нет. Мне уже не страшно. Мне хорошо. И не смейте меня подозревать! Потому что это не я…

XXII

Артём спал, как убитый. Этой ночью ему на удивление ничего не приснилось. После вчерашней выпивки осталась небольшая тяжесть в голове, которая с утра довольно быстро улетучилась. Он решил всё связанное с убийствами, милицией, Жанной ― всё, что изначально не входило в планы его отдыха, выбросить из головы и неделю посвятить купанию, загару и незавершённым оздоровительным процедурам. И, наконец, попытаться что-нибудь написать. С принятием этого решения у него на душе стало легко и приятно. Но уже по пути на завтрак новые планы начали рушиться.

― Извините, это вы Тропинин из шестнадцатого номера? ― спросила его при выходе из корпуса женщина ― дежурный администратор. ― Вам просили передать вот это письмо.

Артём развернул сложенный лист бумаги. Там незнакомым женским почерком было написано: «Сначала я очень злилась. Но потом решила, что нам всё-таки надо встретиться и поговорить. По крайней мере, для меня это очень важно. С квартиры я уже съехала. Так что встретимся в гостинице «Чайка», я сняла 613-й номер. Жду тебя в 11 часов дня, поскольку вечером у меня самолёт. Надеюсь, придёшь. В конце концов, наша последняя встреча ни к чему тебя не обяжет. Жанна».

День выдался пасмурным, ветреным и прохладным, больше похожим на осенний. Временами срывался мелкий моросящий дождик. Море штормило. Во время завтрака с Кондратием Артём не встретился. «Отсыпается, наверное», ― подумал он. На обратном пути в свой номер Тропинин постучал приятелю в дверь, но тот не отозвался. «Может, это и к лучшему», ― подумал Артём. ― Наверное, не стоит говорить ему о моей предстоящей встрече с Жанной, а то он снова разовьёт бурную детективную деятельность, которая закончится очередным конфузом».

Тропинин принял душ, побрился, надел светлую рубашку, галстук, летний бежевый костюм и отправился в город искать гостиницу «Чайка». Впрочем, долго искать не пришлось. Это была одна из лучших, а может, и самая лучшая гостиница в городе, и Артём удивился, откуда у учительницы деньги на столь дорогой отель.

Она ждала его. Её крашенные в светло-рыжий цвет волосы были заколоты с левой стороны, так что на ушко небрежно спадала лишь одна волнистая прядь. Полупрозрачный, шёлковый бледно-розовый халатик зыбко и заманчиво проявлял контуры её тела и очертания нижнего белья. Она была очень мила, и в то же время в лице её появилось что-то новое — то ли это была печаль, то ли обида. Временами лицо её становилось напряженным, глаза сосредоточенными, но очень подвижными. В этот момент её милое личико казалось озабоченным и в то же время злым, но это быстро проходило, и женщина снова обворожительно улыбалась. Артёма поразила способность её лица быстро, почти мгновенно изменять выражение.

― Здравствуй, ― улыбнувшись, сказала она, когда он вошёл, и тут же стала грустной и напряжённой. ― Проходи.

Ощущая некоторую неловкость за последнее происшествие в его номере, он вошёл в комнату, удивившись её простору и комфортабельности. Всё ещё обводя взглядом помещение, он неуверенно присел на край дивана.

― Я подумала, что мы должны увидеться, прежде чем я улечу, ― сказала она, присаживаясь в кресло напротив. ― А ты разве не хотел этого?

― Не скрою, у меня была мысль, что наши отношения ― это всего лишь банальный курортный роман. Но мне было так хорошо с тобой. И я рад снова видеть тебя. Очень рад.

Он дотянулся до её руки, взял её прохладную ладонь и, наклонившись, коснулся губами её длинных пальцев.

― Извини, ― сказала она, плавно высвобождая руку. ― Я собиралась принять ванну, но не успела до твоего прихода. Подождёшь?

Она встала и быстро прошла в ванную комнату. Было слышно, как там шумит вода. Вскоре Жанна появилась в дверях в расстегнутом халатике.

― Помоги мне, ― попросила она. ― Здесь что-то с краном.

Артём, на ходу сняв пиджак и бросив его в кресло, вошёл в большую светлую ванную с окном из рельефного узорного стекла. В ванну уже набежала вода, которая вот-вот должна была выплеснуться за края.

― Что с краном? ― спросил он. ― Не выключается?

― Да что с ним может быть! ― сказала женщина, останавливая Артёма и обвивая его шею руками.

Артём обнял её за талию. Она на секунду опустила руки, буквально стряхнув с себя розовый халатик, и Артём дал ему возможность бесшумно упасть на пол. Послышался плеск, стекающей на пол воды. Теперь в большом зеркале за спиной Жанны ему было хорошо видно ее стройное крепкое тело. И он гладил ладонями её шелковистую, гладкую с легким загаром кожу. Вот только под одной из её упругих ягодиц ему показался небольшой синячок, будто след от удара. Он нежно провел по нему пальцами, и даже хотел спросить Жанну, где она так ушиблась. Но синячок стал ярче и больше. Артём вновь провёл по нему рукой, и он стал еще больше и отчётливее. Да и не синячок это вовсе… Артём окаменел. Как же он мог так потерять бдительность? Ведь говорил ему Кондратий… Артём оторвал взгляд от зеркала и посмотрел на Жанну. Она пристально, не мигая, глядела ему в лицо. Потом она повернула голову назад, скосив глаза, через плечо посмотрела на свое отражение в зеркале и, повернувшись, снова уставилась в лицо Артёму холодным, как лёд, взглядом.

― Да, ― тихо и вкрадчиво сказала она. ― Это меня ты искал. А я нашла тебя раньше. Но мне показалось, что ты какой-то особенный, не такой, как все, другой. И я думала, что мы… Но ты оказался таким же, как все… Как все!

Последнюю фразу она выкрикнула истеричным голосом с совершенно свирепой гримасой на лице и изо всей силы толкнула Артёма обеими руками в грудь. Он поскользнулся на мокром полу, споткнулся о ванну и, срывая красивую занавеску с изображением играющих дельфинов, повалился в воду, сильно ударившись головой о противоположный край ванны. Жанна, шумно разбрызгивая воду, прыгнула на него сверху, больно упёршись коленом в грудь. Прежде, чем Артём успел отойти от удара головой и выпутаться из мокрой занавески, женщина крепко схватила его руками за горло, стала душить и топить одновременно, не давая высунуться из воды. Артём видел, как порозовела вокруг вода — видимо, из его разбитой головы сочилась кровь. Он сделал последнюю попытку сбросить с себя женщину и подняться, но руки его лишь скользнули по её мокрому телу и по гладким краям ванны. В голове помутилось, в глазах потемнело.

Артём изо всех сил старался не потерять сознание и, кажется, ему это удалось. В глазах вновь посветлело, но он увидел перед собой уже не Жанну, а явно мужское лицо, в котором тут же узнал лицо крепыша, ударенного в «Замке ужасов», только без панамы. «Не нашёл, видать, панаму», ― подумал Артём. Крепыш мощными руками сильно давил Артёму на грудь, не давая ему подняться, и что-то злобно кричал, наверное, нечто вроде «Умри, проклятый! Вот и пришёл твой смертный час!» Однако сначала ничего расслышать Артём не мог, уши его были словно зацементированы. Но вдруг в ушах приятно зажгло, и он услышал голос крепыша.

― Дыши! Дыши! Дыши, наконец! — кричал тот.

Тут крепыш замер и очень внимательно посмотрел на Артёма.

― Дышит, ― сказало продолговатое лицо в шляпе, выглядывавшее из-за плеча крепыша. ― Хоть в этом повезло.

И Артём узнал в продолговатом лице следователя Гусакова. По мере того, как Тропинин приходил в себя, он всё более ощущал дискомфорт от холода. Насквозь мокрый Артём лежал на влажном полу, и когда какие-то люди, постоянно входившие в номер и выходившие из него, открывали дверь, его неприятно обдувало ветром. Писатель приподнялся на локтях и, повернув голову, посмотрел назад. Выходившее на улицу окно с узорными стеклами было настежь распахнуто. У окна стоял милиционер в форме и смотрел вниз. Вдруг в ванную вошла горничная Виктория, но не в своём привычном рабочем халате, а в брюках и куртке, как она ездила к водопаду.

― Ну что? ― спросил её Гусаков.

Горничная с печальным лицом отрицательно покачала головой. И это сообщение, похоже, расстроило следователя.

― М-да-а, ― протянул он. ― Будет служебное расследование.

Затем появилась женщина в белом медицинском халате. Артём подумал, что если бы ванная была хоть чуточку меньше, все эти люди ни за что не поместились бы в ней.

― Перевяжите его, ― Гусаков указал на Артёма. ― И, в конце концов, найдите ему какую-нибудь сухую одежду, ― обратился он к кому-то в комнате.

Только теперь Артём понял, как сильно у него болит голова. И вдобавок его начинало знобить. Он уселся поудобнее на полу, потрогал рукой голову и посмотрел на ладонь ― она была в крови.

― Пустяки, ― сказал крепыш. ― В худшем случае небольшое сотрясение. Да вы пересядьте на сухое.

Он быстро вышел и вернулся со стулом, на который с помощью медички пересадил Артёма. Впрочем, писатель и сам, кажется, уже был в состоянии передвигаться.

― Одежду нашли? ― спросил крепыш кого-то в комнате.

― Ищут, ― ответили ему.

― Снимайте мокрое, ― сказал он, когда Артёму перебинтовали голову.

Крепыш снова вышел в комнату и притащил какое-то одеяло или покрывало:

― Обмотайтесь пока что этим, а то простынете.

Тем временем в ванной никого не осталось, кроме стоявшего у окна Гусакова. Сняв мокрую одежду и оставив её на стуле, Тропинин обмотался покрывалом и осторожно, боясь поскользнуться на мокром полу, подошёл к следователю. Тот, присел на подоконник, достал сигарету, закурил и нервно затянулся, глядя куда-то вниз.

― А где Жанна? ― спросил Артём после долгого молчания.

― Никакая она не Жанна, ― ответил Гусаков и снова, нервно затянувшись, посмотрел вниз.

Артём тоже выглянул в окно. Там, внизу, на асфальте, в багряном кровяном ореоле лежало распластанное тело обнажённой женщины. Рядом стояло две милицейские машины и машина скорой помощи. Несколько человек возле трупа что-то обсуждали. Тут принесли белое полотно, похожее на простыню, и накрыли им беспомощное разбитое тело.

― Жанна, ― тихо сказал Артём, и все только что произошедшее в этом самом помещении разом предстало перед его глазами.

― Она Марина, ― ответил ему Гусаков. ― Лемешева Марина.

Артём, с трудом вникая в смысл сказанного, внимательно посмотрел на следователя:

― А как вы все здесь оказались? А-а… Понимаю. Вы что, использовали меня в качестве наживки?

Следователь снова выдержал паузу, глубоко затянулся, выпустил дым и лишь потом ответил:

― Куча трупов и никаких зацепок, кроме свидетеля, который ничего толком не помнит. Что нам оставалось делать?

― Понимаю, ― снова тихо и задумчиво сказал Артём. ― И статья в газете… Тоже вы?

Гусаков последний раз затянулся, пальцами затушил окурок, скомкал его и щелчком запустил подальше вдоль стены, чтобы не попасть в стоящих внизу людей.

― Понятно, ― сказал Артём. ― Вы же говорили, что всё под контролем, и что всё будет хорошо.

― Но ведь вы живы, ― оправдывающимся тоном сказал следователь. ― А вашему приятелю надо было меньше пить, меньше заниматься розыскной самодеятельностью и не угонять чужих лодок по ночам.

― Каких лодок? ― Артём болезненно поморщился и осторожно потрогал ладонью перевязанную голову. ― Где Зарубин?

― На дне. Вернее, час назад достали. Три колотых раны, но умер от удушья. На рассвете обнаружили лодку с окровавленным бортом, а недавно ― и труп Зарубина. Хорошо, там было не глубоко. И вода чистая, прозрачная…

Гусаков достал из кармана пачку, вынул из неё сигарету, видимо, хотел закурить. Но передумал и, повертев сигарету между пальцев, сунул её обратно в пачку, а пачку ― снова в карман.

― И что, ― сказал Артём, несколько оправившись от шока, вызванного сообщением следователя, ― это не входило в рамки вашего контроля? И вот это, ― Артём показал рукой за окно, ― тоже результат вашего контроля, или это всё так, возможные потери?

― Ну, неприятности по этому поводу у нас ещё будут, можете не сомневаться. А вы знаете, сколько трупов за ней числится? Сегодня этого точно никто не знает. И ваш приятель ― один из них. Не мы его убили. А она выпрыгнула в окно, когда мы ворвались в номер. Прошляпили, не учли, что здесь есть окна в ванных комнатах.

― Но почему?! ― Артём снова потрогал рукой забинтованную голову. ― Зачем ей это было надо?!

― Это тяжёлый случай, ― сказал Гусаков и снова опустился на подоконник. ― В юности она увлекалась плаванием, участвовала в соревнованиях. Любила плавать везде, при любой погоде, в любое время суток. И однажды она стала жертвой насилия во время ночного купания в море. В полусознательном состоянии насильники бросили её в воде, и она не утонула лишь благодаря своим плавательным способностям. Потом лечилась у психиатра. Но, видимо полностью избавиться от последствий психической травмы так и не смогла. Стала заниматься восточными единоборствами и ездить по курортам. Ходила по пляжам, выходила ночью к морю, искала своих обидчиков. Однажды ей показалось, что она нашла одного из них, и она утопила его. Однако это оказался другой человек, просто немного похожий. Об этом знала её подруга, которая несколько лет хранила молчание. Потом Марина после ссоры утопила в ванной своего сожителя. Доказать этого тогда не смогли, и дело зависло. А Марина вскоре снова угодила на лечение в психдиспансер, откуда сбежала. Переехала в другой город поближе к морю. Там связалась с местным уголовным авторитетом, который помог ей сделать документы на имя Жанны и открыть собственный клуб аквааэробики. Кстати, авторитет этот вскоре в состоянии алкогольного опьянения утонул в ванне. Марина закрыла клуб, исчезла из города и объявилась на пляжах южных курортов, уже, видимо, окончательно выйдя из колеи, и топя всех мужчин, попадавшихся ей на ночных пляжах. Вы стали одним из них. Такова фабула этого длинного дела.

― Ну что, мы труп увозим? ― спросил, входя в ванную, медик в белом халате.

― А криминалист что говорит? ― в свою очередь спросил Гусаков.

― Криминалист говорит, что у него ― всё.

― Тогда увозите, ― ответил следователь.

― Нашли одежду для потерпевшего, ― сказал заглянувший в комнату крепыш и по-свойски подмигнул Артёму.

XXIII

Артём Тропинин поднялся из-за стола, в задумчивости прошёлся по своему номеру. Затем остановился, взял с прикроватной тумбочки книгу в яркой синей обложке, на которой крупным витиеватым шрифтом было написано «Легенды о русалках», перелистал её и бросил на кровать. Потом вновь подошёл к столу и несколько секунд стоял неподвижно, глядя на лежащие на нём листы бумаги. На одном из них была зачёркнута крупная надпись «Ночные купальщики», и ниже так же крупно написано «Одинокая женщина на пустынном пляже». Следующая страница начиналась словами: «Море манило к себе ночной свежестью и шёпотом прибоя…». И больше ничего. Дальше не шло.

Артём вышел в лоджию, вдохнул ночной, душистый воздух южного лета, прислушался к отдалённым голосам полуночных курортников, резко развернулся и пошёл к двери. В коридоре он остановился перед дверью соседнего номера. Очень захотелось постучать. И он постучал. Дверь открыла молодая женщина в наброшенном наспех халате:

― Вам кого?

― Извините, я ошибся.

Затем Тропинин постоял немного перед комнатой горничной Виктории, которая здесь уже не работала, и вышел на улицу. Каменная лестница увлекла его к морю. Пляж был пустынным, море ― необыкновенно спокойным. «Вот здесь она раздевалась», ― подумал Артём, и ему живо представилась входящая в воду обнажённая женская фигурка. «Ну, что же вы, плывите сюда или вы боитесь?» ― позвала она. Странно, что он потом не узнал её голоса. Впрочем, тогда, на пляже он звучал как-то иначе. Хотя, если вслушаться внимательнее, да и присмотреться как следует… Вот что значит потерять голову!

― Ничего я не боюсь, ― вслух сказал Артём, быстро разделся и вошёл в воду. Ещё несколько шагов, и он оторвал ноги от прохладного галечного дна и поплыл, сначала медленно, потом все быстрее и быстрее. А берег приятно подмигивал ему покачивающимися приветливыми огоньками, которые становились всё меньше и меньше.