Д. А. Сергеев

Одинокая женщина на пустынном пляже

НАДЕЖДА

Вокруг Донецка населённые пункты расположены близко друг к другу. Из Надеждиной квартиры с седьмого этажа ещё до того, как был плотно застроен центральный микрорайон, в ясную погоду можно было увидеть авдеевский коксохимзавод. С балкона, выходящего на другую сторону, просматривалась окраина Донецка, а, если, высунувшись из лоджии, повернуть голову налево, то зимой, когда деревья не покрыты листвой, можно увидеть завод, расположенный на окраине Макеевки.

Вокруг Ясиноватой, в районе Донецкого аэропорта, посёлков Спартак и Опытное то и дело звучали взрывы. Но до последнего момента жители городка верили, что война, казавшаяся каким-то сюрреалистическим явлением, обойдёт Ясиноватую стороной ― ведь рядом крупный железнодорожный узел, который нужен всем ― и Донецкой республике, и украинским властям. Тёплая летняя солнечная погода давала положительный настрой, и по зелёному городку по выходным прогуливались люди, многие сидели в кафе.

Днём Надежда работала в ломбарде, располагавшемся в небольшом киоске, оборудованном внутри продовольственного магазина. По соседству стояли несколько столиков импровизированного кафе. Этот магазин Надежда хорошо знала ещё с детства. Он располагался в двухэтажном доме довоенной постройки, рядом с которым находился ещё один подобный дом, куда её родители переехали в 1960 году ― там она росла и жила до самого замужества, и туда же переехала вновь после смерти родителей и мужа. В этот магазин ей приходилось частенько заходить, когда мама посылала её за продуктами. Ломбард, в котором она теперь работала, принадлежал её сыну, имевшему также небольшую юридическую конторку в Донецке.

Вообще-то Надежда уже давно была на пенсии, но сын попросил её помочь с ломбардом и даже понемногу платил за это. Ломбард сначала приносил одни убытки, и лишь в последнее время начал давать небольшую прибыль. Но когда в Донбассе начались военные действия, и вокруг Ясиноватой загремели взрывы, сын, у которого было двое малышей, решил увезти семью подальше от войны. Сначала он перебрался под Мариуполь, но предчувствие подсказало ему, что там спокойной жизни тоже не будет, и он с семьёй переехал сначала поближе к Киеву. А затем, его старый знакомый из Западной Украины, на неопределённое время уехавший куда-то в Европу, предложил приятелю пожить в его квартире, и тот принял это предложение, тем более, что плату за квартиру знакомый не брал и лишь просил оплачивать жилищно-коммунальные услуги.

Надежда покидать город не спешила, не хотела на старости лет срываться с места и надеялась на лучшее. И осталась она за хозяйку ломбарда. Только работы там теперь особо не было. Зарплату в городе не платили, с деньгами у людей было туго, а потому заложенные предметы никто не выкупал, и всё просроченное надо было продавать. Находились люди, имевшие возможность по случаю приобрести золотое украшение, видеоплеер или мобильный телефон. Но таких было немного, и заметной прибыли не получалось.

Чаще подходили люди, желавшие что-нибудь сдать. И когда она отвечала, что в ломбарде нет денег, народ удивлялся и возмущался: «Как это нет денег? А когда привезут?». Кто привезёт? Откуда? В Ясиноватой многие жили ещё советским прошлым, считая, что кто-то должен всех и всем обеспечивать. «Вы должны нас поддерживать в это трудное время», ― говорили ей некоторые посетители. Вообще Надежде страшно не нравилась эта работа. «Я себя чувствую какой-то старухой-ростовщицей из Достоевского», ― говорила она знакомым. Да и с людьми, сдававшими вещи в ломбард, было не просто. Некоторые откровенно старались обмануть ― выдать какую-то безделушку за ценную вещь или подсунуть неисправную бытовую технику.

Важно ещё было не принять краденное. Казалось, хорошая гарантия от этого ― документы на товар. Однажды приняла телевизор, на который у сдававшего его человека имелся паспорт, но оказалось, что телевизор этот украли вместе с документами. Пришлось долго объясняться с милицией. Порой приходили какие-нибудь алкаши и требовали, чтобы у них приняли негодную вещь. Надежда уже не раз просила сына, отпустить её с этой работы, но он уговаривал мать поработать до конца года, и она согласилась. А тут война. Двое наёмных сотрудников куда-то уехали, а после отъезда сына Надежда и вовсе осталась один на один с ломбардом и его посетителями. Если кто-то всё же выкупал своё или просроченное, вырученные деньги она тут же отправляла сыну, оставляя себе лишь минимум на пропитание, поскольку выплачивать пенсии в Донбассе прекратили.

Артиллерийская канонада вокруг Ясиноватой становилась всё громче и интенсивнее. И однажды несколько снарядов залетели в город. Первый попал в четырёхэтажную школу повышения квалификации железнодорожников. В здании, кажется, никого не было, лишь у входа курили двое мужчин. На них и обрушился фасад здания. Ещё одним снарядом на улице убило семилетнюю внучку Надеждиного соседа по старому дому. Так война пришла и в Ясиноватую.

После этого на ночь люди стали уходить в подвалы. Но Надежда продолжала ночевать дома. Сначала, как обычно, в своей спальне, а потом на постеленном в прихожей матраце.

Свет по ночам включать не рекомендовали, а потом и вовсе из-за обстрелов периодически стала отключаться электроэнергия. Было жутковато оставаться одной в тёмной квартире опустевшего подъезда на седьмом этаже девятиэтажного здания, сотрясаемого близкими разрывами. Но это было всё же лучше, чем находиться в сыром, холодном подвале. Рядом с Надеждой всегда примащивался старый рыжий кот, также опасавшийся орудийной канонады. Кота звали Котя. Надежда долго не могла подобрать ему подходящее имя, а одна знакомая, увидев его, восхищённо воскликнула: «Ой, какой котя!». Так эта кличка к нему и приклеилась.

«Я не боюсь, ― говорила Надежда знакомым и родственникам по поводу того, что не ночует в подвале, стараясь при этом держаться бодро и поддерживать чувство энтузиазма в себе и в окружающих. До неё доходили слухи о разбитом Спартаке, где у Надежды жила родственница, о разрушениях в Авдеевке, об обстрелах Яковлевки, где Надежда, когда-то работала библиотекарем и там вышла замуж за местного шахтёра, ныне уже умершего.

Много лет перед пенсией она, как и мама, проработала на железной дороге, в том числе проводницей в поезде. Эта работа, требовавшая энергии, расторопности и некоторой боевитости (ведь с кем только не приходилось сталкиваться в поездках), дала ей определённую закалку, благодаря которой она умела не пасовать перед трудностями или перед наглыми хамоватыми людьми.

Однажды два снаряда угодили в её дом ― один в первый подъезд (Надежда жила в последнем), а второй ― этажом ниже, отчего у соседки по лестничной площадке провалился пол. «Вот теперь и я боюсь!» ― сказала Надежда, и тоже стала ночевать в подвале. Вообще ночная жизнь города стала переходить в подземелья. Один из её старых знакомых, который теперь жил в многоэтажке через дорогу, в подвале даже организовал празднование своего юбилея.

Как-то поздно вечером на улицах города послышался сильный гул, шум, громкие голоса ― это в город вошла украинская колонна. По телефону позвонил племянник и посоветовал не включать свет, поскольку, говорили, будто солдаты стреляют по всему, что светится. Но в ту же ночь украинская колонна ушла, и вскоре в Ясиноватой появился отряд молодых крепких парней в камуфляжной форме ― это были ополченцы ДНР. Впрочем, в городе ходили слухи, будто это россияне. Они остановились в отдельно стоящем здании кафе «Теремок». Туда пришла инициативная группа местных жителей и стала просить, чтобы ополченцы не оставались в городе, иначе опять начнутся обстрелы. «Мы переночуем и уйдём», ― сказали они, и обещание своё выполнили. Но спустя какое-то время «Теремок» всё равно сгорел во время очередного обстрела.

Днями Надежда по-прежнему сидела в ломбарде, слушая, как по соседству за столиками местные мужики, попивая пиво, обсуждали военные новости. Однажды по пути домой она зашла на рынок, расположенный буквально в ста метрах от её дома, купила кое-какие продукты и, едва войдя в свою квартиру, услышала с улицы страшный взрыв и крики, а затем увидела за окном клубы чёрного дыма. Это снаряд ударил по рынку. После этого Надежда стала думать об отъезде, хотя не знала, как оставить ломбард. Но вскоре снаряд прилетел и в магазин, где он располагался. Надежде повезло, что это случилось, когда её там не было. Повреждённый ломбард был разграблен. Теперь она точно знала, что уедет.

«Странно так всё, ― думала Надежда. ― В годы Великой Отечественной войны в Донбассе бабушка с дочкой и двумя сыновьями так же пряталась от бомбёжки, и в её дом тоже попал снаряд. Теперь на старости лет и я переживаю такую же беду. Кто бы мог подумать, что это может произойти! Казалось, после Второй мировой до Донбасса может лишь ядерная боеголовка долететь, но и это было бы на уровне фантастики. А чтобы вот так: солдаты, танки, пушки, развалины!..». Весной в Донецке умер её родной дядя. Перед смертью он сказал ей: «Надо же, ерунда какая: в моём детстве была война, и теперь, когда я умираю, опять война!».

Перед отъездом Надежда подумала, что надо сходить на кладбище посмотреть, как там памятники бабушке, маме, отцу ― ветерану Великой Отечественной войны. Не дожили они до этих дней, не увидели всего этого. По кладбищу тоже била артиллерия и неизвестно, что теперь там творится. Но идти туда страшно. Кладбище ― в степи за городом, в направлении Авдеевки. А ведь именно оттуда бьют всё время украинские войска. Ну, а на могилу к мужу, похороненному в его родной Яковлевке, сейчас и вовсе не просто выбраться. И она оставила эту затею до лучших дней ― должно ведь всё это когда-нибудь закончиться!

Сын по телефону договорился, чтобы её довезли на автомобиле до Амвросиевки, где ещё ходили поезда. Оттуда через Интернет он приобрёл ей железнодорожный билет на Киев, сразу оплатив его, так, что Надежде оставалось только назвать в кассе определённый код. Таким же образом он купил матери билет в Западную Украину. И Надежда, оставив Котю на попечение соседки, отправилась в дальний путь через линию боёв, через донецкие и украинские блок-посты. Появившееся в последнее время сильное нервное напряжение прошло только тогда, когда она выехала из зоны боевых действий.

И вот она уже в тихом, спокойном городке. На улице чудесная осень. Она гуляет с внуками, по ночам не просыпается от артиллерийской канонады. И, казалось бы, всё хорошо, но всё больше мучает её ощущение, что это чужая земля, чужой город, в котором никто не говорит по-русски, да и на приезжих из Донбасса посматривают косо.

«Я русский человек, ― сказала она. ― Мне это всё не близко, и я хочу домой, тем более, что в Донбассе объявлено перемирие».

Тем временем приближалась зима, надо было ехать за тёплой одеждой, и Надежда с охотой взяла эту миссию на себя. На этот раз добиралась через прифронтовой Мариуполь. И снова ― Ясиноватая. Квартира оказалась целой, но город вызывал жалость и тоску — всюду следы обстрелов, пенсии не платят, зарплату получают в основном только железнодорожники, да и то не всю. Непонятно, как люди выживают. Говорят, в Донецке раздают российскую гуманитарную помощь, но до Ясиноватой она не доходит. По ночам снова слышна канонада. Да иногда и днём постреливают. Надежду поразила молодёжная компания, сидевшая у подъезда во время обстрела.

― Вы хотя бы в подъезд зашли, ― сказала она им, поспешая в укрытие.

― А какой смыл? ― ответили ей. ― Всё равно, что на роду написано, то и будет. От судьбы не уйдёшь.

Многие молодые люди под гул артиллерии продолжали прогуливаться по городу, как ни в чём не бывало. Кажется, они уже привыкли к этому шуму.

Надежда поехала в Макеевку на квартиру к сыну. Там было тихо, в районе, где он ранее проживал, не было разбитых домов. На лавочке возле дома сидели старушки, обсуждавшие новости и утверждавшие, что «надо бить укропов».

― Может, хватит уже бить друг друга? ― спросила Надежда. ― Пора уже договариваться, да заканчивать весь этот кошмар.

― Нет, ― ни в какую не соглашались старушки. ― Укропов надо бить!

На следующий день Надежда собиралась вернуться в Ясиноватую, но оттуда доносились громовые звуки. Она позвонила старой знакомой. «Сюда вошла украинская колонна, ― сказала та. ― Сейчас идёт сильный бой. Так что сиди в Макеевке, сегодня не возвращайся». Колонну ту дэнээровцы разбили, и Ясиноватая осталась под их контролем. А Надежда задержалась в Макеевке. Телевизор в квартире был давно отключён за неуплату. Она не знала новостей, не смотрела никаких передач, просто наслаждалась тишиной и одиночеством. Тёплые вещи семье сына она отправила почтой, а свой отъезд откладывала со дня на день, с недели на неделю. Всё-таки здесь она была дома. Однажды ночью Надежде приснилась мама. Она изо всей силы трясла её за плечи и, не переставая, громко кричала: «Надя! Надя! Надя!..». Надежда проснулась и села на кровати. Вокруг было темно и тихо. И вдруг раздался страшный долгий грохот. Стены тряслись, весь дом ходил ходуном. А мимо окон проносились яркие огни. Казалось, сознание полностью отключилось, и осталось только чувство ужаса и инстинктивное желание куда-то бежать, где-то прятаться. Но куда бежать с восьмого этажа?

«Всё, ― сказала утром Надежда самой себе. ― Ещё один такой обстрел, и я заработаю инфаркт. И так уже психика на грани». Она собралась и поехала к сыну. Снова чужой, но тихий и спокойный город, внуки, политические споры между сыном и его женой, занимающими в донецких событиях противоположные позиции. Сын надеялся, что майдан приведёт Украину к светлому будущему. Теперь, когда в Донбассе шла война, а в Украине ничего хорошего не предвиделось, он мечтал уехать в Европу, правда, было неизвестно куда именно и на какие средства. Кое-какую подработку на компьютере он себе нашёл, впрочем, как и его жена, но этого было недостаточно. Жена мечтала вернуться в Донбасс, как только там станет спокойно. Как-то вечером Надежда краем уха слушала их очередной спор и смотрела новости по телевизору. Одно сообщение сразу привлекло её внимание, вызвало некоторое волнение и заставило опять призадуматься: в зоне АТО снова начиналось какое-то перемирие…

Пенсионер Антон Кузьмич, работая на даче, зашёл в сарай за инструментом. Ещё при входе заметил с десяток ос, круживших у двери.

― Откуда налетели? ― раздражённо сказал он, осторожно отмахиваясь от них рукой.

Но, когда он, взяв инструмент, вышел наружу, ос уже было вдвое больше, и вели они себя довольно агрессивно, кружа вокруг головы и зависая у самого лица, словно прогоняя человека.

― Вот заразы! ― совсем рассердился Антон Кузьмич, оглядываясь по сторонам, ― откуда они летят?

И вдруг заметил, что в портике чердака над дверью в одном месте дощечки не плотно подогнаны, и в щель между ними проползают осы, снуя то внутрь, то наружу.

― Понятно, ― грустно сказал Антон Кузьмич. ― У них там гнездо.

У соседей он узнал, что самое верное средство избавиться от ос ― это, защитившись от укусов, взять осиное гнездо и бросить его в ведро с водой. Однако, этот вариант не годился. Чердачок у сарая был низенький, человек туда и на четвереньках с трудом пролез бы, поэтому наёмные строители, возводившие сарай, никаких входов на чердак не сделали. Как туда проникнешь? Не ломать же потолок или разбирать крышу. Зная, что жена, борясь с огородными вредителями, покупала какие-то отравы от них, полюбопытствовал у неё, нет ли чего от ос.

― Так ведь ос у нас никогда не было, ― ответила жена, ― потому и не покупала от них ничего.

Антон Кузьмич пошарил на полках на веранде, но обнаружил только дихлофос и средство от комаров.

― Не знаю, ― сказала жена, ― подействует ли это на ос.

― А я их не качеством, так количеством задавлю, ― ответил Антон Кузьмич. Буду каждый день им эти два средства в больших количествах впрыскивать через щели. Они может и не вымрут, но в конце концов улетят оттуда. Прямо сейчас и начну!

― Начни-начни, ― согласилась жена, а я пока до магазинчика прогуляюсь ― куплю хлеба, да, может, ещё чего. Только ты как-то замотайся, чтоб они тебя не ужалили.

― Это самой собой, ― ответил Антон Кузьмич, соображая, во что бы ему облачиться.

Жена вышла за калитку, которая немного просела набок, и если изнутри, её ещё можно было как-то закрыть на задвижку, то снаружи никак не захлопнуть. Жена прикрыла её, но едва она ушла, резкий порыв ветра распахнул калитку вновь.

Антон Кузьмич подумал, что в первую очередь надо прикрыть лицо и вообще голову, и тут же обнаружил небольшой тряпичный мешок белого цвета из-под какой-то крупы. По размеру прикинул ― как раз на голову налезет. Большим и указательным пальцем он промерял расстояние между глазами, и соответственно полученным замерам в мешке вырезал ножницами дырки для глаз. Потом подумал, что глаза тоже защитить надо. Он взял свои очки для чтения, но решил, что под них осы могут легко проникнуть, а значит надеть их надо под маску, то есть под мешок. Но тут же выяснилось, что дыры он вырезал слишком большие для этих очков. Антон Кузьмич осмотрелся и увидел на столе оставленные женой очки от солнца с большими круглыми стёклами. «Это как раз что надо, ― подумал он. ― Тем более, что на улице сегодня такое яркое солнце».

Антон Кузьмич надел очки и сверху натянул на голову мешок.

― Жуть какая! ― довольно сказал он, глядя в зеркало, из которого на него смотрел настоящий инопланетянин, с белым лицом, на котором едва прорисовывался нос и рот, зато глаза были огромными, чёрными и блестящими.

Затем среди старых вещей он обнаружил чёрный плащ из кожзаменителя, купленный ещё в лихие девяностые. Шею Антон Кузьмич замотал шарфом, надел плащ, натянул на голову капюшон, как у какого-нибудь монаха-инквизитора. Потом нашёл тяжёлые резиновые шахтёрские сапоги, подаренные ему ещё на малой родине родственником-шахтёром. Они были велики Антону Кузьмичу, но оно и лучше. В них он хаживал, бывало, за клюквой, а чтобы ноги на болотах осенью не мёрзли, надевал толстые тёплые носки, связанные ему когда-то тёщей. Теперь же, сунув ноги в сапоги, Антон Кузьмич ощутил, как они велики. «Ничего, ― подумал он. ― До сарая как-нибудь доковыляю». Оставалось защитить руки. Для этого Антон Кузьмич взял резиновые хозяйственные перчатки синего цвета, но тут же решил, что они тонковаты, и осы, возможно, смогут проткнуть их своими острыми жалами. Тогда под эти перчатки пенсионер надел ещё одни, трикотажные. Теперь пальцы торчали в разные стороны, словно их накачали воздухом и довольно трудно сгибались.

― Ничего, ― успокоил себя Антон Кузьмич. ― Это как у космонавтов в скафандрах при выходе в открытый космос.

Кое-как затолкав в карманы дихлофос и комариную отраву он, направился к сараю. Там у входа по-прежнему суетился осиный рой.

― Ну, всё, конец вам пришёл! ― злорадно сказал Антон Кузьмич и, подставив стремянку, взобрался на неё. Осы почувствовали приближающуюся угрозу и, массово вылетев наружу, устроили настоящий кавардак. Чердак внутри тоже встревоженно гудел. Антон Кузьмич сначала запустил в щель несколько длинных струй дихлофоса, а потом несколько струй средства от комаров. Суета вокруг чердака усилилась.

― Ага, не нравится? ― довольно сказал Антон Кузьмич. ― Ничего, скоро вас всех здесь не будет.

Тем временем две подруги из того же дачного кооператива ― Ангелина и Галина, добрые знакомые жены Антона Кузьмича Татьяны, не то отправились в магазин, не то просто решили прогуляться. Проходя мимо дачи Ивана Кузьмича, они увидели открытую настежь калитку.

― Что-то давно мы Татьяну не видели, ― сказала Ангелина. ― Может, зайдём, поздороваемся, узнаем, как у неё дела.

― Давай зайдём, ― согласилась Галина, ― раз уж открыто.

Они вошли и, посчитав, что калитку не стоит оставлять распахнутой, с трудом закрыли её на тугой засов. Увидев, что в саду и возле грядок никого нет, решили, что хозяева в доме. Они вошли на веранду, затем постучали в слегка приоткрытую дверь, ведущую вглубь дома.

― Есть кто-нибудь? ― спросила Ангелина, но ей никто не ответил.

Несмело перешагнув порог, они остановились, осмотрев комнату первого этажа ― в ней никого не было.

― Хозяева, вы где?! ― громко крикнула Галина, ожидая, что кто-нибудь сейчас спустится со второго этажа, но там была полная тишина.

― Странно, ― сказала Ангелина, выходя обратно. ― Всё открыто, и нигде никого.

― Может, на участке, ― неуверенно предположила Галина.

― Так вроде и там никого не видно и не слышно, ― озадаченно сказала Ангелина.

― Может они за домом, где сарай, ― не отступала Галина.

― Ну, пойдём, посмотрим, ― согласилась Ангелина.

Тем временем, Антон Кузьмич, поставив в сарай стремянку, и не желая разоблачаться, прежде чем отойдёт подальше от осиного гнезда, направился в дом. Выходя из-за угла, он едва не столкнулся с двумя подругами.

― А-а-а! ― хором закричали женщины и бросились к калитке.

Антон Кузьмич вместо того, чтобы открыть лицо, машинально побежал за ними, крича: «Не бойтесь, это я!». Он бежал, громко топая и шаркая о бетонную дорожку спадающими с ног сапогами, и неуклюже размахивая руками с торчащими в стороны большими синими пальцами. Маска на лице бегущего и грохот сапог, видимо, не позволяли женщинам расслышать, что именно он кричит, и его громогласный голос только ещё больше пугал их.

Добежав до калитки, женщины попытались её открыть, но из-за тугого засова с первого раза это у них не получилось, а на вторую попытку времени уже не было.

― А-а! ― ещё громче закричали женщины, обернувшись к догнавшему их Антону Кузьмичу, и Ангелина замахала на него руками, как на привидение.

Только теперь Антон Кузьмич откинул назад капюшон и снял с головы мешок вместе с очками.

― Чего вы? Это же я. Вот… ― Антон Кузьмич плохо гнущимися пальцами вытащил из кармана баллончик с дихлофосом и потряс им в воздухе. ― Ос травлю!

Но женщины продолжали смотреть на него в оцепенении и в каком-то ужасе. Теперь испугался Антон Кузьмич.

― Что?! Теперь-то что не так?!

Почувствовав что-то на лице, он стянул с правой руки перчатки и, проведя ладонью по щеке, посмотрел на свои пальцы. Мешок был не из-под крупы, а из-под муки, и её остатки, сохранившись где-то на дне, стряслись ему на голову и лицо.

― Да мука это! ― сказал он и, немного наклонившись вперёд стал, стряхивать белый порошок с лица и с головы.

― Антон Кузьмич, ты нас чуть в гроб не загнал! ― возмутилась Ангелина. ― А если б с нами инфаркт случился?!

― Ну, что ж вы такие пугливые?! Мне же надо было как-то от ос защититься, ― оправдывался пенсионер, продолжая стряхивать муку с головы. ― А вы, что подумали?

― Господи! Да когда ж нам думать было, если ты в своём маскараде выскочил из-за угла, как чёрт из табакерки?! Тут ноги сами понесли. Даже артрит колена сразу прошёл.

В это время откуда-то из капюшона откинутого за спину Антоном Кузьмичём, или из-под него, вылетела оса и в одно мгновение ужалила его прямо в щёку. Тот вскрикнул и, хлопнув себя ладонью по лицу, поразил вредное насекомое, безжизненно рухнувшее на землю.

― Укусила? ― участливо спросила оттаявшая Ангелина.

― …Да так больно! ― приложил ладонь к лицу Антон Кузьмич. ― Что делают в таких случаях?

― Примочку надо сделать, ― подобрела Галина. ― Пойдёмте в дом, там сообразим…

Когда жена вернулась из магазина, Антон Кузьмич, сидя за столом, чинно пил чай и мило беседовал с её приятельницами. Он переоделся, причесался, умылся и выглядел почти презентабельно. Только лицо слегка перекосило, да глаз немного заплыл.