Д. А. Сергеев

Одинокая женщина на пустынном пляже

НЕЧТО ИЗ СНОВ

Над домами висело низкое, свинцовое небо, и город весь был серым, сумеречным. По нему, гонимые ветром, летали крупные грязно-белые хлопья, похожие на клочья густой мыльной пены. Через чёрную бурную реку тянулся длинный и широкий мост. Всюду царила пустота ― нигде не было видно ни прохожих, ни машин. Только на мосту, сунув голову под парапет, на четвереньках стоял человек, одетый во всё бесцветное, и, кажется, высматривал что-то внизу, в быстром течении местами густо пенящейся реки.

Я подошёл к нему и задал вопрос. Кажется, я спросил, что случилось с городом, и куда делись люди, или что-то в этом роде. Он испуганно обернулся, и я с ужасом увидел, что у человека была собачья голова. Какое-то время он затравленно смотрел на меня, а потом, развернувшись, всё так же, на четвереньках быстро побежал прочь. А я пошёл дальше, и вдруг увидел другой человеческий силуэт в длинном бесцветном плаще с капюшоном, стоявший слева у парапета, спиной ко мне. Я подошёл сзади и, ничего не говоря, стал ждать, когда человек обернётся. Он, словно почувствовав мой взгляд, развернулся всем телом. Ни по его одежде, ни по лицу невозможно было определить, мужчина это или женщина. Но в неподвижности бледного лица было что-то пугающее. Тогда я вспомнил «Искусство сновидений» Карлоса Кастанеды и мои тренинги по его методике. После того, как я написал своё «Путешествие во снах», мне посоветовали прочитать эту книгу, и, надо сказать, она тогда произвела на меня большое впечатление. Но когда я по совету её автора во время сновидения пытался всматриваться в детали окружающего, эффект получался не тот, что у Кастанеды ― вместо того, чтобы становиться реальнее, мой сон начинал блёкнуть, терять очертания и разваливаться, после чего я неизбежно просыпался. Почувствовав себя неуютно и тревожно под взглядом незнакомца (или незнакомки), я решил воспользоваться этим неудачным опытом, чтобы выйти из сна.

Я стал внимательно всматриваться в лицо и в глаза незнакомца. Но, вопреки моему ожиданию, контуры его лица делались всё отчётливее и выразительнее. Я даже увидел в нём тень то ли злорадной, то ли высокомерной улыбки, и отчётливо разглядел яркие, желтовато-зелёные, как у кошки, глаза. Мне стало нехорошо, и я попытался отвести взгляд, но не смог. На меня вдруг нашло полное оцепенение, я был не в состоянии даже повести глазами. А глаза незнакомца становились всё ярче и как будто крупнее. Меня стало одолевать то ощущение невесомости, которое бывает при падении с самолёта до раскрытия парашюта. Я изо всех сил попытался сорваться с места, чтобы побежать, но из этого абсолютно ничего не вышло, и всё вокруг вместе со мной стало проваливаться в огромную тёмную пропасть. И только глаза незнакомца по-прежнему ясно стояли передо мной. «Ты попался», ― едва слышно прошептал мне кто-то на ухо, и мне показалось, что у меня останавливается сердце.

Я бился, словно в каменном мешке, пытался кричать, закрывать глаза, ударять незнакомца ― всё безрезультатно. «Чёрт с тобой», ― снова шепнули мне на ухо, но сказано это было с интонацией, из которой невозможно было понять: то ли на меня, образно говоря, махнули рукой, то ли мне сообщили, что где-то рядом со мной находится чёрт. Уже задыхаясь, я сделал отчаянный рывок, и, проснувшись, подскочил на кровати. Я был в крайней степени возбуждения, сердце бешено билось, чувствовалось, как по жилам течёт горячая кровь, и каждый, даже самый тихий звук, гулко отдавался в мозгу ― тиканье часов, дальний гул машины за окном, невнятные шорохи этажом выше…

«Больше никаких игр со снами, никаких экспериментов по Кастанеде», ― сказал я себе.

Впрочем, ужасный незнакомец явился в мой сон, спустя лет пять. Это произошло в пустом, кажется, недостроенном здании, в длинном полутёмном коридоре, вдоль которого с одной стороны располагались дверные проёмы. В самом конце коридора послышались быстрые шаги, и появился ещё с трудом различимый силуэт. «Идёт», ― прошептал кто-то невидимый. Я метнулся в один из дверных проёмов и, оказавшись в абсолютно пустой, без всякой мебели, белой комнате, заскочил в неглубокую прямоугольную нишу в стене, прижался спиной к холодному бетону и замер. Шаги приближались. «Главное не смотреть в лицо», ― подумал я. Незнакомец (я узнал его даже увидев боковым зрением) стремительно вошёл в комнату, быстрыми лёгкими шагами сразу направился ко мне и, приблизив своё лицо к моему, стал смотреть в глаза. Я старался ничего не видеть перед собой и ни о чём не думать, хотя это было трудно. Тогда незнакомец так приблизился, что, каким-то образом, его холодные липкие зрачки коснулись моих глаз, и я увидел перед собой сначала огненно-жёлтый свет, а потом непроглядную тьму. Затем незнакомец отстранился от меня и так же легко и быстро, как вошёл, покинул комнату. Хотя в этот раз я не всматривался в него, всё же заметил, что, если в прошлое появление его глаза были скорее зелёными, чем жёлтыми, то теперь они стали больше жёлтыми. И если в прошлый раз я подумал, что мой незнакомец ― скорее мужчина, то теперь мне показалось, что он больше похож на женщину.

Впрочем, это не уменьшило ощущения страха перед ним (или перед ней), тем более, что самый большой ужас во сне я ощутил, как раз тогда, когда мне приснилась женщина, причём довольно красивая. Она гналась за мной в пустынном подъезде, совершенно бесшумно, почти не касаясь ступенек, и так стремительно, что её длинные чёрные волосы и свободное белое платье развивались, как на сильном ветру. Днём, вспоминая это сновидение, я не видел в нём ничего ужасного и не понимал, почему было так страшно. Но во время сна я подспудно ощущал опасность, соизмеримую с угрозой близкой смерти и, казалось, ужасом было пронизано всё вокруг. Словом, это было одно из тех ощущений, которые логически трудно объяснить и, по сути, невозможно выразить словами.

А моего ночного гостя (или гостью) с жёлто-зелёными глазами в своих сновидениях я больше не встречал.