Евгений Ананьев Под стальным парусом
ТЮМЕНСКОЕ КНИЖНОЕ ИЗДАТЕЛЬСТВО 1963 г.
ЗАПАХ НЕФТИ
ПОЛETОB сегодня не было. Елена Владимировна Каравацкая, инженер-оператор Ханты-Мансийской геофизической партии, решила использовать свободный день для осмотра своей сейсмостанции. Работы хватало: где подпаять контакты, где проверить усилитель, где просто удостовериться в четкой работе приборов. Только после обеда она освободилась и решила отправиться в контору экспедиции, а уж оттуда в самый город.
Дорога поднималась вверх по некрутому холму. Собственно, это была даже не дорога, а тропинка из аэропорта прямо в новый поселок экспедиции, выросший на окраине таежного города Ханты-Мансийска. Елена Владимировна шла, не торопясь, радуясь редкому для этих мест осеннему дню. Справа, из-за негустого строя сосен и начавших желтеть лиственниц, порой показывался Иртыш — здесь, смыкаясь с Обью, он был особенно широк. Тронутая первыми заморозками трава податливо склоняла свои острые хоботки. Временами из нее выглядывали ярко-красные ягоды спелой брусники. Каравацкая машинально срывала их, продолжая думать о своем: надо узнать план полетов на декаду, потом добыть на базе изоляционной ленты. И в универмаг сходить — говорят, привезли маленькие шубки, может, есть Андрюшкин размер.
Она мечтательно улыбнулась, вспомнив, как сынишка провожал ее в последний раз из Тюмени. И снова вернулась к будничным хлопотам: авоськи с собой, надо продуктами запастись. В летные дни времени не хватало, поэтому хозяйственные вылазки организовывались капитально, с расчетом на неделю, не меньше.
Под ноги покатилась опавшая шишка. Послышались встречные шаги.
— На смотрины бежишь, Ленушка? — знакомый работник экспедиции сказал это, как нечто само собой разумеющееся.
— Кого смотреть? — удивилась она.
— Не кого, а что, — голос знакомого зазвучал назидательно. — Нефть смотреть.
— Так-таки и нефть. Какую?
Теперь наступил черед удивляться собеседнику.
— Неужели не знаешь? — остальное он произнес восторженной скороговоркой, словно боясь, что кто-то раньше него сообщит сенсационную новость. — Из Шаима нефть! Фонтан, понимаешь! Вчера вечером! Сейчас пробу привезли. Первая нефть, понимаешь!
Дальше она не стала слушать. Вначале торопливым шагом, потом почти бегом бросилась к поселку. И уже исчезли из поля зрения узенькая тропинка, Иртыш и редкая цепочка деревьев. Осталось одно. Нефть. Шаим. Подумать только — десять лет работы! Скорей, скорее.
Запыхавшись, она вбежала на холм. Усилием воли удержала себя: что это, как девчонка… Оглянулась по сторонам, не видел ли кто-нибудь.
Тогда отдышавшись, внешне спокойно и, как всегда, неторопливо направилась в контору экспедиции.
Первая сибирская нефть… История ее поисков зафиксирована в десятках статей, сотнях таблиц и отчетов, тысячах радиограмм. Но как пережить эту минуту тому, кто отмечал ее трудными километрами пройденных дорог, многими названиями разведанных площадей, незабываемыми вехами жизненного пути?..
Есть у каждого человека заветный уголок памяти, который хранит самые дорогие, самые важные воспоминания. Не всегда они связаны с наиболее яркими обстоятельствами жизни. Наоборот, порой малопримечательная встреча, небогатый событиями эпизод врезается в память на долгие годы, окрашивая их в особые, только им присущие тона.
Таким был для Елены один из первых зимних сезонов в Сибири. Сейсмическая партия работала тогда в тобольских болотах.
Тобольские болота, поросший чахлыми березками и осинками клочок хлюпающей суши… Они не замерзали до конца даже в самую холодную зиму. Едва отвлечешься, ослабишь внимание — трактор уже ковыряет гусеницами податливую трясину. В самых трудных местах выручала собственная «дорога»: впереди укладывался большой железный лист, трактор полз прямо по нему. И так до новой позиции, до новой «отстрелянной» точки.
Каждая такая точка — маленькое «землетрясение», мирный взрыв небольшого подземного заряда. В этом существо сейсморазведки: по времени пробега взрывных волн она определяет структурные формы скрытых в глубине пород.
В описании все выглядит просто. Но попробуй на морозе пробурить несколько скважин, заложить в них пачки тола, растянуть по глубокому снегу «косу» — так называется многожильный кабель с сейсмоприемниками на выходах. Наконец, оператор застыл у пульта сейсмической станции. Взрыв! Через несколько минут появляется еще не просохшая лента сейсмограмм. Затем уже другие специалисты — их называют интерпретаторами, — находясь на оседлой базе, сравнят идущие одна за другой ленты, переведут их на «геологический язык», составят стройную картину невидимых глазом подземных пластов.
С раннего утра Елену захватывал неудержимый поток малых и больших забот. Оператор назначает норму сгущения сейсмоприемников и разрешает выезд в поселок; распоряжается передвижением отряда и производством взрывов; оценивает качество полученных лент и подает команду на обед. Словом, оператор — главная фигура в разведке.
Это очень непросто — сразу после учебной скамьи руководить коллективом, где каждый работник намного старше тебя. В своем неизменном полушубке с кокетливыми меховыми отворотами и стеганых брюках Елена напоминала лихого, расторопного паренька. И лишь поздно вечером, закончив работу и отдав распоряжения на завтра — целую ночь единственный трактор перевозил сейсмостанцию и четыре копра ручного бурения на новые места — она вдруг снова превращалась в молоденькую девчушку, писала письма маме в Киев, скучала по старым подружкам и украдкой роняла в костер тоскливые слезинки.
Начальник партии Александр Шмелев понимал, что творится в душе у его юной помощницы. Однажды они допоздна засиделись около походного костра.
— Александр Ксенофонтович, — спросила вдруг Елена, — как вы думаете, будет здесь нефть? Не пропадут труды наши?
Шмелев ответил не сразу. Он долго рассматривал причудливые узоры подвижного огня.
— Эх, Леночка, задай вопрос полегче. Одно знаю твердо — не пропадет труд. Здесь ли, в другом месте, сегодня ли, завтра, а нефть мы найдем. Ты только начинаешь, а я уж порядочно обхаживаю ее, проклятую. Даже во сне снится. Она для меня, понимаешь, живая. И прячется, как живая.
Он смолк, подбросил в костер сухую лесину. И добавил уже весело:
— Не тушуйся, мы еще с тобой понюхаем эту нефть. Нашу, сибирскую!
Всякое бывало потом у оператора Каравацкой — и удачи, и огорчения. Но и в самые трудные времена воспоминания о том вечере наполняли ее верой и бодростью.
Менялись партии, менялись их стоянки. Елена продолжала искать нефть. А нашла свою судьбу. Судьба явилась в облике рыжеволосого армейского радиста, приехавшего с берегов Байкала, Алексея Будникова назначили радиотехником отряда.
Радиотехник — ближайший помощник оператора. Но каково быть под началом девчонки, пигалицы? Алексей всячески подчеркивал свою независимость: то не выполнит распоряжения, то без спроса уйдет в соседнюю деревню.
Но у пигалицы оказался «взрослый» характер. Не сделал, что положено — не приняла станцию, простой за счет виновного. Выпил на работе — отстранила от дежурства. Как ни хорохорился Алексей — ничего не скажешь, нрава. Он все внимательней присматривался к этой строгой девчушке со смешным носом уточкой и иронической складкой в уголках губ.
Операторов в партиях не хватало. Вскоре Алексею предложили перейти на самостоятельную работу. К общему удивлению, он наотрез отказался, не вдаваясь ни в какие объяснения.
Только вечером, словно случайно оставшись наедине с Еленой, сказал:
— Елена Владимировна, знаете, почему я не дал согласия?
— Понятия не имею.
Он вдруг выпалил с решимостью отчаяния:
— От тебя уходить не хочу!
— Неужто мало насолила? — неловко рассмеялась девушка. И покраснела, как-то по-новому глядя на своего строптивого сослуживца…
Вскоре они поженились. А через год родилась дочурка Сашенька.
Геофизики стояли тогда в Заводоуковском. Алексей работал за Елену оператором. Из родильного дома он привез жену и дочурку на специализированной машине — сейсмостанции. Долго потом разыгрывали товарищи:
— Быть вашей дочурке геофизиком. Только на свет появилась — сразу на «профиль»[1].
Сведущие люди говорили: ну, кончилась оператор Каравацкая. Ребенок появился — забудь о полевой работе. Но Елена думала по-другому. Ей не хватало уже и трудных ночевок в тайге, и привычных волнений вокруг каждой «точки», и всей этой обстановки ожидания открытий. Она вызвала из Киева мамашу, а сама при первой возможности снова вышла «в поле».
Так и работали они «семейным» отрядом: жена — оператор, муж — ее помощник, радиотехник.
— Все за твоей широкой спиной прячусь, — шутливо жаловался Алексей. — А еще говорят, глава семьи…
Жизнь шла своим чередом — кочевая и беспокойная. Они по-прежнему ездили вместе, и рождение детей заставало их в районе очередной стоянки партии. В селе Суерском появилась на свет вторая дочь, Наташа, в Тюмени — сын Андрейка. Уже начала ворчать и бабушка: пора остепениться, не молоденькая — трое детей на руках.
Тем временем разведки сибирской нефти и газа переместились далеко на север. Уже гордились тюменцы своим Березовым, и десятки новых партий уходили в приполярную тайгу. Перебралась в новый район и их партия.
Впрочем, на север Елена Владимировна поехала одна. Она впервые расставалась с Алексеем он отправился на юг.
Правда, это был особый юг, южнее которого уже нет ничего.
Когда самолет доставил оператора Елену Каравацкую в Ханты-Мансийск, дизельэлектроход увозил оператора Алексея Будникова в Антарктиду.
Долго идут письма с другого конца планеты. Елена скучала, жадно выискивала короткие газетные заметки об антарктической экспедиции. Она еще больше сил стала отдавать текущим рабочим делам.
Подступала очередная зима с ее морозами, от которых страдали не только люди, но и сама техника. Именно в это время капризная сейсмостанция особенно часто выходила из строя. Причем самые уязвимые ее детали: конденсаторы, сопротивления, наконец, главное устройство — осциллограф. Станцию берегли, как больного ребенка: кутали в ватные чехлы, густо смазывали, при всяком удобном случае таскали в теплое помещение. Но полевые условия все-таки отличаются от курортных — полностью уберечь ее от стужи не могли.
«Чего боится станция? — задумывалась Елена. — Морозов?.. Вряд ли. Скорее всего, ее выводит из строя смена температур. Избавиться от холода мы не в силах. Может быть, избавимся от тепла?..»
Она посоветовалась с начальником партии Евгением Суторминым.
— Это мысль, — поддержал тот. — Давай попробуем.
Не без внутренней тревоги начала Елена своеобразное «закаливание» станции. Вначале она очистила ее от всякой смазки — застыв, смазка могла нарушить нормальный режим работ. Затем освободила от всех чехлов, прочих «грелок». И начинала каждый день, со страхом: что-то случится?..
Но ничего не случалось. Станция вела себя на редкость прилежно. Приезжавшие на «профиль» инженеры удивлялись: почему у Каравацкой, известной своим бережным отношением к технике, станция находится в таком запущенном состоянии? На самом деле, она казалась осиротевшей: стылая, запорошенная блестящим инеем, с насквозь промороженными кнопками и переключателями.
Узнав, в чем дело, коллеги еще придирчивей следили за показаниями приборов. И не могли не согласиться: да, избранный режим самый подходящий. Но тут же оговаривались: а как сезонная смена температур? Нужно дождаться, что скажет весна.
Пожалуй, ни одну весну Елена не ждала с таким нетерпением. Станция казалась ей живым, беззащитным существом, требующим волнений и ухода. Но работала она безотказно, качество сейсмограмм оставалось хорошим.
Едва окрепли дороги, Каравацкая забрала станцию и отправилась на тракторе в мастерскую. Весна уже набирала силу. Яркая празелень молодой травы еще больше подчеркивалась остатками лежалого снега в оврагах. На голых недавно ветвях лиственниц проклюнулись свежие пики молодых иголок. Солнечные лучи расцветили промасленный тракторный корпус, и от этого казалось, что на машину легла радуга. Вся красота только усиливала беспокойство: что покажет осмотр станции?..
Напрасно тревожилась Елена: ни холодная зима, ни мокрая весна не повредили сейсмостанции. Специалисты тщательно осмотрели ее, проверили в работе.
— Порядок. Ты, Лена, оказывается, не только людей, но и машины перевоспитывать можешь, — одобрительно рассмеялся Шмелев, явно намекая на давнишнюю историю с Будниковым. Старший инженер управления, он должен был дать окончательную оценку новому методу.
— Скажете, Александр Ксенофонтович, — смущенно возразила своему бывшему начальнику партии Каравацкая.
— Шутки шутками, а мы этот метод берем на вооружение. Поздравляю, Елена Владимировна, — он крепко пожал ей руку.
За Каравацкой прочно утвердилась слава отличного оператора. Однажды к ней в партию приехал корреспондент.
Он застал геофизиков за необычным занятием. Любители-рыбаки наловили в тот день много карасей. Хорошо бы их поджарить, но сковородка в походной жизни не предусмотрена. Впрочем и здесь выход был найден. Сковородки с успехом заменили… обыкновенные лопаты. Все с хохотом занялись самообслуживанием. А потом в один голос утверждали, что караси, поджаренные на лопате, ничем не уступают своим ресторанным сородичам. Особенно, если учесть свежий воздух и хороший аппетит.
Только у корреспондента испортилось настроение — Елена Владимировна ничего о себе не рассказывала.
— Что говорить, работаю, как все. Вы лучше еще карасей отведайте. Да вот и чай вскипел…
— Ну, какие-нибудь случаи интересные, героические, — взмолился бедняга.
— Про героизм — увольте. Он у нас чаще всего оборачивается нарушением техники безопасности. — Каравацкая улыбнулась чуть насмешливо. — Я боюсь приключений — как ни говорите, слабый пол. Работаю осторожно, того же и от подчиненных требую. Мы ведь со взрывчаткой дело имеем…
«Стандарт» геолога с «легкой руки» кино выработан давно — этакий бодряга в клетчатой ковбойке и с горящим взором. Попробуйте связать его со спокойной полнеющей женщиной, матерью трех детей, с ее начисто лишенным внешних эффектов обликом и поведением. Это самое трудное — увидеть скрытую от любопытных глаз человеческую глубину и устремленность…
Так и не рассказала Елена Владимировна ничего «героического». Зато поводила по «профилю», познакомила с обычной работой партии. Прощаясь, корреспондент с надеждой спросил:
— Ну, хоть скажите, о чем вы мечтаете?
Она задумалась. «Может, в самом деле про нефть рассказать… Тоже, как тогда Шмелеву, по ночам снится. Нет, нескромно. Вот уж найдем, тогда…» И вслух ответила:
— В отпуск к ребятишкам поехать.
…«Неужели дождались?.. Нефть…» Знакомая дорожка от края холма до конторы экспедиции показалась на этот раз бесконечной. Но Елена все-таки сдержалась, спокойно вошла в людный кабинет начальника экспедиции:
— Говорят, нефть из Шаима привезли? Можно посмотреть?
Кто-то подал ей бутылку с темной, маслянистой жидкостью. Она отлила немножко в стеклянную пепельницу, зажгла спичку. Скользнуло желто-голубое пламя, комната наполнилась характерным бензиновым запахом.
Запах нефти, первой сибирской нефти… Она, не отрываясь, смотрела на подвижное, словно живое, пламя. И видела тобольские болота, памятный разговор у другого огня. Видела Заводоуковск, Суерское, Шаим — все, все десять лет, прожитые ради этой вот счастливой минуты…
* * *
Жизнь в походе… Елена Владимировна Каравацкая уже переехала из Ханты-Мансийска в Тюмень, работает оператором сейсмической лаборатории, недавно созданного в нашем городе научно-исследовательского института. Подросли и ребята: в этом году самый младший, Андрейка, пошел в школу. А старшая, Сашенька, уже оправдывает высказанные при ее рождении шутливые прогнозы: все просится поехать с матерью в геофизический маршрут.
Ранним нынешним летом в гидропорту на озере Андреевском стоял самолет АН-2. Легкие волны чуть заметно колыхали его пухлые поплавки, и в такт им покачивалась небольшая металлическая лестница у входа в самолет.
Здесь уже хлопотали люди. Они выгружали с катера сейсмостанцию, буровой инструмент, спальные мешки. Институтский геофизический отряд вылетал в тайгу. Сейчас ему предстоит дальний воздушный бросок, и посадка в поселке Луговом. Здесь только база, а работы будут вестись на всем окрестном участке, от Луговой до Шаима.
Шаим… Елена Владимировна задумчиво стояла на краю большой деревянной «подковы» — самолетного причала. Снова жизнь сталкивает ее с этими краями. Как он изменился, Шаим?.. Она, конечно, знала и о новых буровых, и о поселках, выросших в безлюдных недавно местах. Но одно дело знать, а другое увидеть, воочию представить себе новый облик недавней таежной пустыни.
— Вправо заноси, вправо! Теперь кантуй! — слышался голос с катера. Это Алексей Иванович Будников командовал погрузкой. Каравацкая привычно улыбнулась краешками губ: теперь роли переменились — муж, начальник отряда, командует женой, оператором. «У тебя тоже спина широкая», — с нежностью подумала она, вспоминая прошлые сетованья Алексея. Сколько труда отдал он новому методу сейсмозондирования преломленными волнами, очень важному для Сибири. Сам смонтировал эту станцию, сам испытывать ее будет. Ну, конечно, и она помогала, все вместе делали. Теперь в тайгу до осени…
Елена Владимировна внимательно разглядывала привычный пейзаж, прощаясь с ним на несколько месяцев. Гидропорт жил, как всегда, шумливо и суматошно. Самолеты то с ревом взмывали в воздух, то, наоборот, притихнув, шли на посадку. В лесной прогалине мелькнуло синее пятно — приближался автобус с пассажирами. Ветер разгуливался, он клонил книзу шапки древесных вершин, сгибал дымки дальних котельных, все более дерзко тревожил озерную гладь. И Каравацкой показалось вдруг — ветер несет с собой знакомый-знакомый запах нефти — запах исканий, тревог и находок.
Примечания
1
Профиль — рабочий маршрут геофизической партии.
Евгений Ананьев Под стальным парусом
ТЮМЕНСКОЕ КНИЖНОЕ ИЗДАТЕЛЬСТВО 1963 г.
ЗАПАХ НЕФТИ
ПОЛETОB сегодня не было. Елена Владимировна Каравацкая, инженер-оператор Ханты-Мансийской геофизической партии, решила использовать свободный день для осмотра своей сейсмостанции. Работы хватало: где подпаять контакты, где проверить усилитель, где просто удостовериться в четкой работе приборов. Только после обеда она освободилась и решила отправиться в контору экспедиции, а уж оттуда в самый город.
Дорога поднималась вверх по некрутому холму. Собственно, это была даже не дорога, а тропинка из аэропорта прямо в новый поселок экспедиции, выросший на окраине таежного города Ханты-Мансийска. Елена Владимировна шла, не торопясь, радуясь редкому для этих мест осеннему дню. Справа, из-за негустого строя сосен и начавших желтеть лиственниц, порой показывался Иртыш — здесь, смыкаясь с Обью, он был особенно широк. Тронутая первыми заморозками трава податливо склоняла свои острые хоботки. Временами из нее выглядывали ярко-красные ягоды спелой брусники. Каравацкая машинально срывала их, продолжая думать о своем: надо узнать план полетов на декаду, потом добыть на базе изоляционной ленты. И в универмаг сходить — говорят, привезли маленькие шубки, может, есть Андрюшкин размер.
Она мечтательно улыбнулась, вспомнив, как сынишка провожал ее в последний раз из Тюмени. И снова вернулась к будничным хлопотам: авоськи с собой, надо продуктами запастись. В летные дни времени не хватало, поэтому хозяйственные вылазки организовывались капитально, с расчетом на неделю, не меньше.
Под ноги покатилась опавшая шишка. Послышались встречные шаги.
— На смотрины бежишь, Ленушка? — знакомый работник экспедиции сказал это, как нечто само собой разумеющееся.
— Кого смотреть? — удивилась она.
— Не кого, а что, — голос знакомого зазвучал назидательно. — Нефть смотреть.
— Так-таки и нефть. Какую?
Теперь наступил черед удивляться собеседнику.
— Неужели не знаешь? — остальное он произнес восторженной скороговоркой, словно боясь, что кто-то раньше него сообщит сенсационную новость. — Из Шаима нефть! Фонтан, понимаешь! Вчера вечером! Сейчас пробу привезли. Первая нефть, понимаешь!
Дальше она не стала слушать. Вначале торопливым шагом, потом почти бегом бросилась к поселку. И уже исчезли из поля зрения узенькая тропинка, Иртыш и редкая цепочка деревьев. Осталось одно. Нефть. Шаим. Подумать только — десять лет работы! Скорей, скорее.
Запыхавшись, она вбежала на холм. Усилием воли удержала себя: что это, как девчонка… Оглянулась по сторонам, не видел ли кто-нибудь.
Тогда отдышавшись, внешне спокойно и, как всегда, неторопливо направилась в контору экспедиции.
Первая сибирская нефть… История ее поисков зафиксирована в десятках статей, сотнях таблиц и отчетов, тысячах радиограмм. Но как пережить эту минуту тому, кто отмечал ее трудными километрами пройденных дорог, многими названиями разведанных площадей, незабываемыми вехами жизненного пути?..
Есть у каждого человека заветный уголок памяти, который хранит самые дорогие, самые важные воспоминания. Не всегда они связаны с наиболее яркими обстоятельствами жизни. Наоборот, порой малопримечательная встреча, небогатый событиями эпизод врезается в память на долгие годы, окрашивая их в особые, только им присущие тона.
Таким был для Елены один из первых зимних сезонов в Сибири. Сейсмическая партия работала тогда в тобольских болотах.
Тобольские болота, поросший чахлыми березками и осинками клочок хлюпающей суши… Они не замерзали до конца даже в самую холодную зиму. Едва отвлечешься, ослабишь внимание — трактор уже ковыряет гусеницами податливую трясину. В самых трудных местах выручала собственная «дорога»: впереди укладывался большой железный лист, трактор полз прямо по нему. И так до новой позиции, до новой «отстрелянной» точки.
Каждая такая точка — маленькое «землетрясение», мирный взрыв небольшого подземного заряда. В этом существо сейсморазведки: по времени пробега взрывных волн она определяет структурные формы скрытых в глубине пород.
В описании все выглядит просто. Но попробуй на морозе пробурить несколько скважин, заложить в них пачки тола, растянуть по глубокому снегу «косу» — так называется многожильный кабель с сейсмоприемниками на выходах. Наконец, оператор застыл у пульта сейсмической станции. Взрыв! Через несколько минут появляется еще не просохшая лента сейсмограмм. Затем уже другие специалисты — их называют интерпретаторами, — находясь на оседлой базе, сравнят идущие одна за другой ленты, переведут их на «геологический язык», составят стройную картину невидимых глазом подземных пластов.
С раннего утра Елену захватывал неудержимый поток малых и больших забот. Оператор назначает норму сгущения сейсмоприемников и разрешает выезд в поселок; распоряжается передвижением отряда и производством взрывов; оценивает качество полученных лент и подает команду на обед. Словом, оператор — главная фигура в разведке.
Это очень непросто — сразу после учебной скамьи руководить коллективом, где каждый работник намного старше тебя. В своем неизменном полушубке с кокетливыми меховыми отворотами и стеганых брюках Елена напоминала лихого, расторопного паренька. И лишь поздно вечером, закончив работу и отдав распоряжения на завтра — целую ночь единственный трактор перевозил сейсмостанцию и четыре копра ручного бурения на новые места — она вдруг снова превращалась в молоденькую девчушку, писала письма маме в Киев, скучала по старым подружкам и украдкой роняла в костер тоскливые слезинки.
Начальник партии Александр Шмелев понимал, что творится в душе у его юной помощницы. Однажды они допоздна засиделись около походного костра.
— Александр Ксенофонтович, — спросила вдруг Елена, — как вы думаете, будет здесь нефть? Не пропадут труды наши?
Шмелев ответил не сразу. Он долго рассматривал причудливые узоры подвижного огня.
— Эх, Леночка, задай вопрос полегче. Одно знаю твердо — не пропадет труд. Здесь ли, в другом месте, сегодня ли, завтра, а нефть мы найдем. Ты только начинаешь, а я уж порядочно обхаживаю ее, проклятую. Даже во сне снится. Она для меня, понимаешь, живая. И прячется, как живая.
Он смолк, подбросил в костер сухую лесину. И добавил уже весело:
— Не тушуйся, мы еще с тобой понюхаем эту нефть. Нашу, сибирскую!
Всякое бывало потом у оператора Каравацкой — и удачи, и огорчения. Но и в самые трудные времена воспоминания о том вечере наполняли ее верой и бодростью.
Менялись партии, менялись их стоянки. Елена продолжала искать нефть. А нашла свою судьбу. Судьба явилась в облике рыжеволосого армейского радиста, приехавшего с берегов Байкала, Алексея Будникова назначили радиотехником отряда.
Радиотехник — ближайший помощник оператора. Но каково быть под началом девчонки, пигалицы? Алексей всячески подчеркивал свою независимость: то не выполнит распоряжения, то без спроса уйдет в соседнюю деревню.
Но у пигалицы оказался «взрослый» характер. Не сделал, что положено — не приняла станцию, простой за счет виновного. Выпил на работе — отстранила от дежурства. Как ни хорохорился Алексей — ничего не скажешь, нрава. Он все внимательней присматривался к этой строгой девчушке со смешным носом уточкой и иронической складкой в уголках губ.
Операторов в партиях не хватало. Вскоре Алексею предложили перейти на самостоятельную работу. К общему удивлению, он наотрез отказался, не вдаваясь ни в какие объяснения.
Только вечером, словно случайно оставшись наедине с Еленой, сказал:
— Елена Владимировна, знаете, почему я не дал согласия?
— Понятия не имею.
Он вдруг выпалил с решимостью отчаяния:
— От тебя уходить не хочу!
— Неужто мало насолила? — неловко рассмеялась девушка. И покраснела, как-то по-новому глядя на своего строптивого сослуживца…
Вскоре они поженились. А через год родилась дочурка Сашенька.
Геофизики стояли тогда в Заводоуковском. Алексей работал за Елену оператором. Из родильного дома он привез жену и дочурку на специализированной машине — сейсмостанции. Долго потом разыгрывали товарищи:
— Быть вашей дочурке геофизиком. Только на свет появилась — сразу на «профиль»[1].
Сведущие люди говорили: ну, кончилась оператор Каравацкая. Ребенок появился — забудь о полевой работе. Но Елена думала по-другому. Ей не хватало уже и трудных ночевок в тайге, и привычных волнений вокруг каждой «точки», и всей этой обстановки ожидания открытий. Она вызвала из Киева мамашу, а сама при первой возможности снова вышла «в поле».
Так и работали они «семейным» отрядом: жена — оператор, муж — ее помощник, радиотехник.
— Все за твоей широкой спиной прячусь, — шутливо жаловался Алексей. — А еще говорят, глава семьи…
Жизнь шла своим чередом — кочевая и беспокойная. Они по-прежнему ездили вместе, и рождение детей заставало их в районе очередной стоянки партии. В селе Суерском появилась на свет вторая дочь, Наташа, в Тюмени — сын Андрейка. Уже начала ворчать и бабушка: пора остепениться, не молоденькая — трое детей на руках.
Тем временем разведки сибирской нефти и газа переместились далеко на север. Уже гордились тюменцы своим Березовым, и десятки новых партий уходили в приполярную тайгу. Перебралась в новый район и их партия.
Впрочем, на север Елена Владимировна поехала одна. Она впервые расставалась с Алексеем он отправился на юг.
Правда, это был особый юг, южнее которого уже нет ничего.
Когда самолет доставил оператора Елену Каравацкую в Ханты-Мансийск, дизельэлектроход увозил оператора Алексея Будникова в Антарктиду.
Долго идут письма с другого конца планеты. Елена скучала, жадно выискивала короткие газетные заметки об антарктической экспедиции. Она еще больше сил стала отдавать текущим рабочим делам.
Подступала очередная зима с ее морозами, от которых страдали не только люди, но и сама техника. Именно в это время капризная сейсмостанция особенно часто выходила из строя. Причем самые уязвимые ее детали: конденсаторы, сопротивления, наконец, главное устройство — осциллограф. Станцию берегли, как больного ребенка: кутали в ватные чехлы, густо смазывали, при всяком удобном случае таскали в теплое помещение. Но полевые условия все-таки отличаются от курортных — полностью уберечь ее от стужи не могли.
«Чего боится станция? — задумывалась Елена. — Морозов?.. Вряд ли. Скорее всего, ее выводит из строя смена температур. Избавиться от холода мы не в силах. Может быть, избавимся от тепла?..»
Она посоветовалась с начальником партии Евгением Суторминым.
— Это мысль, — поддержал тот. — Давай попробуем.
Не без внутренней тревоги начала Елена своеобразное «закаливание» станции. Вначале она очистила ее от всякой смазки — застыв, смазка могла нарушить нормальный режим работ. Затем освободила от всех чехлов, прочих «грелок». И начинала каждый день, со страхом: что-то случится?..
Но ничего не случалось. Станция вела себя на редкость прилежно. Приезжавшие на «профиль» инженеры удивлялись: почему у Каравацкой, известной своим бережным отношением к технике, станция находится в таком запущенном состоянии? На самом деле, она казалась осиротевшей: стылая, запорошенная блестящим инеем, с насквозь промороженными кнопками и переключателями.
Узнав, в чем дело, коллеги еще придирчивей следили за показаниями приборов. И не могли не согласиться: да, избранный режим самый подходящий. Но тут же оговаривались: а как сезонная смена температур? Нужно дождаться, что скажет весна.
Пожалуй, ни одну весну Елена не ждала с таким нетерпением. Станция казалась ей живым, беззащитным существом, требующим волнений и ухода. Но работала она безотказно, качество сейсмограмм оставалось хорошим.
Едва окрепли дороги, Каравацкая забрала станцию и отправилась на тракторе в мастерскую. Весна уже набирала силу. Яркая празелень молодой травы еще больше подчеркивалась остатками лежалого снега в оврагах. На голых недавно ветвях лиственниц проклюнулись свежие пики молодых иголок. Солнечные лучи расцветили промасленный тракторный корпус, и от этого казалось, что на машину легла радуга. Вся красота только усиливала беспокойство: что покажет осмотр станции?..
Напрасно тревожилась Елена: ни холодная зима, ни мокрая весна не повредили сейсмостанции. Специалисты тщательно осмотрели ее, проверили в работе.
— Порядок. Ты, Лена, оказывается, не только людей, но и машины перевоспитывать можешь, — одобрительно рассмеялся Шмелев, явно намекая на давнишнюю историю с Будниковым. Старший инженер управления, он должен был дать окончательную оценку новому методу.
— Скажете, Александр Ксенофонтович, — смущенно возразила своему бывшему начальнику партии Каравацкая.
— Шутки шутками, а мы этот метод берем на вооружение. Поздравляю, Елена Владимировна, — он крепко пожал ей руку.
За Каравацкой прочно утвердилась слава отличного оператора. Однажды к ней в партию приехал корреспондент.
Он застал геофизиков за необычным занятием. Любители-рыбаки наловили в тот день много карасей. Хорошо бы их поджарить, но сковородка в походной жизни не предусмотрена. Впрочем и здесь выход был найден. Сковородки с успехом заменили… обыкновенные лопаты. Все с хохотом занялись самообслуживанием. А потом в один голос утверждали, что караси, поджаренные на лопате, ничем не уступают своим ресторанным сородичам. Особенно, если учесть свежий воздух и хороший аппетит.
Только у корреспондента испортилось настроение — Елена Владимировна ничего о себе не рассказывала.
— Что говорить, работаю, как все. Вы лучше еще карасей отведайте. Да вот и чай вскипел…
— Ну, какие-нибудь случаи интересные, героические, — взмолился бедняга.
— Про героизм — увольте. Он у нас чаще всего оборачивается нарушением техники безопасности. — Каравацкая улыбнулась чуть насмешливо. — Я боюсь приключений — как ни говорите, слабый пол. Работаю осторожно, того же и от подчиненных требую. Мы ведь со взрывчаткой дело имеем…
«Стандарт» геолога с «легкой руки» кино выработан давно — этакий бодряга в клетчатой ковбойке и с горящим взором. Попробуйте связать его со спокойной полнеющей женщиной, матерью трех детей, с ее начисто лишенным внешних эффектов обликом и поведением. Это самое трудное — увидеть скрытую от любопытных глаз человеческую глубину и устремленность…
Так и не рассказала Елена Владимировна ничего «героического». Зато поводила по «профилю», познакомила с обычной работой партии. Прощаясь, корреспондент с надеждой спросил:
— Ну, хоть скажите, о чем вы мечтаете?
Она задумалась. «Может, в самом деле про нефть рассказать… Тоже, как тогда Шмелеву, по ночам снится. Нет, нескромно. Вот уж найдем, тогда…» И вслух ответила:
— В отпуск к ребятишкам поехать.
…«Неужели дождались?.. Нефть…» Знакомая дорожка от края холма до конторы экспедиции показалась на этот раз бесконечной. Но Елена все-таки сдержалась, спокойно вошла в людный кабинет начальника экспедиции:
— Говорят, нефть из Шаима привезли? Можно посмотреть?
Кто-то подал ей бутылку с темной, маслянистой жидкостью. Она отлила немножко в стеклянную пепельницу, зажгла спичку. Скользнуло желто-голубое пламя, комната наполнилась характерным бензиновым запахом.
Запах нефти, первой сибирской нефти… Она, не отрываясь, смотрела на подвижное, словно живое, пламя. И видела тобольские болота, памятный разговор у другого огня. Видела Заводоуковск, Суерское, Шаим — все, все десять лет, прожитые ради этой вот счастливой минуты…
* * *
Жизнь в походе… Елена Владимировна Каравацкая уже переехала из Ханты-Мансийска в Тюмень, работает оператором сейсмической лаборатории, недавно созданного в нашем городе научно-исследовательского института. Подросли и ребята: в этом году самый младший, Андрейка, пошел в школу. А старшая, Сашенька, уже оправдывает высказанные при ее рождении шутливые прогнозы: все просится поехать с матерью в геофизический маршрут.
Ранним нынешним летом в гидропорту на озере Андреевском стоял самолет АН-2. Легкие волны чуть заметно колыхали его пухлые поплавки, и в такт им покачивалась небольшая металлическая лестница у входа в самолет.
Здесь уже хлопотали люди. Они выгружали с катера сейсмостанцию, буровой инструмент, спальные мешки. Институтский геофизический отряд вылетал в тайгу. Сейчас ему предстоит дальний воздушный бросок, и посадка в поселке Луговом. Здесь только база, а работы будут вестись на всем окрестном участке, от Луговой до Шаима.
Шаим… Елена Владимировна задумчиво стояла на краю большой деревянной «подковы» — самолетного причала. Снова жизнь сталкивает ее с этими краями. Как он изменился, Шаим?.. Она, конечно, знала и о новых буровых, и о поселках, выросших в безлюдных недавно местах. Но одно дело знать, а другое увидеть, воочию представить себе новый облик недавней таежной пустыни.
— Вправо заноси, вправо! Теперь кантуй! — слышался голос с катера. Это Алексей Иванович Будников командовал погрузкой. Каравацкая привычно улыбнулась краешками губ: теперь роли переменились — муж, начальник отряда, командует женой, оператором. «У тебя тоже спина широкая», — с нежностью подумала она, вспоминая прошлые сетованья Алексея. Сколько труда отдал он новому методу сейсмозондирования преломленными волнами, очень важному для Сибири. Сам смонтировал эту станцию, сам испытывать ее будет. Ну, конечно, и она помогала, все вместе делали. Теперь в тайгу до осени…
Елена Владимировна внимательно разглядывала привычный пейзаж, прощаясь с ним на несколько месяцев. Гидропорт жил, как всегда, шумливо и суматошно. Самолеты то с ревом взмывали в воздух, то, наоборот, притихнув, шли на посадку. В лесной прогалине мелькнуло синее пятно — приближался автобус с пассажирами. Ветер разгуливался, он клонил книзу шапки древесных вершин, сгибал дымки дальних котельных, все более дерзко тревожил озерную гладь. И Каравацкой показалось вдруг — ветер несет с собой знакомый-знакомый запах нефти — запах исканий, тревог и находок.
Примечания
1
Профиль — рабочий маршрут геофизической партии.