Арнольд Райсп

КАРЫШОК


Карышок

В десятом часу утра Колька неожиданно проснулся от пронзительного свиста, когда, погружённый в сон, он досматривал картину своего необычайно лёгкого, свободного полёта в прозрачной пелене утреннего, ещё не совсем прогретого от ночной свежести воздуха. Свист повторился с новой силой, словно Соловей-разбойник, который не удовлетворился одной попыткой и решил повторить, раздувая в полную силу округлые щёки, всей своей мощью стараясь пробудить королевское царство от сна.
Зевая и потягиваясь, ещё не совсем освободившись от сонных видений, Колька вышел на крыльцо дома, попав в объятия давно ожидавшего друга — ласкового утреннего солнышка, успевшего взобраться на половину пути к полуденному зною. Задрав голову ввысь и оценив проделанный солнцем путь, Колька заметил в вышине прозрачного безоблачного неба кружение стайки голубей. Они, пушинки отцветшего кипрея, опускались и вновь поднимались ввысь, поддерживаемые слоями прогретого утреннего воздуха.
Догадка пришла сразу! Это Генка-голубятник, сосед, живущий напротив, свистом гонял голубей, размахивая куском старой мешковины, сигнализируя с земли о запрете посадки, любуясь небесным полётом белоснежных птиц.
Подобное чувства полёта Кольке было знакомо только во сне. Он задумался на минуту: «Хорошо, если бы у людей были крылья, и я так же смог бы парить в вышине, ощущая наяву это прекрасное чувство полёта!». С этой вздорной на первый взгляд мыслью Колька запрыгнул, словно взлетел, на жердину ворот, как всегда это делал и, облокотившись всем телом на прогретую солнцем перекладину, уподобившись гимнасту на турнике, опасаясь кувыркнуться вниз головой, стал наблюдать за голубятником Генкой, который продолжал размахивать тряпкой, пританцовывая и кружась, словно исполнял севильский танец.
Продолжая глазеть по сторонам, Колька вдруг увидел, как из подворотни, где жил сосед Серёга, выскочила кудлатая курица, теряя на бегу перья и громко кудахтая, стала метаться вдоль ворот.
«Кто-то орудует во дворе», — подумал Колька и, спрыгнув с ворот, помчался во всю прыть во двор к Серёге.
Серёга, забравшись на сеновал, бойко перебирал старый хлам, давно хранившийся неизвестно для каких целей, озабоченно заглядывая по всем углам в поисках чего-то.
— Ты чё там делаешь? Распугал всех куриц! Смотри, как кричит хохлатая! Согнал небось курей с гнезда, посмотри, там должны быть яйца, — закричал Колька. — Неплохо бы заправиться свежим яичком! — добавил он и, привстав на ступеньку лестницы, стал с любопытством наблюдать за Серёгой.
— Нужны мне яйца! Я уже раздавил одно, пока искал удочку-закидушку. Вторую удочку никак не могу найти! Была же здесь, чертовка! Мы решили с братком Юркой по вечёрке смотаться на речку порыбачить. Что-то уж больно ухи захотелось… Суп с макаронкой — вот где! — и, проведя рукой вдоль подбородка, показывая, что сыт им по горло, Серёга продолжил шарить вдоль стенки сарая.
— Ну, наконец-то, вот она, родная, — Серёга стал отряхивать рубашку от облепившей тенёты.
Позванивая колокольчиками, болтавшимися на леске, он, спускаясь с сарая, спросил:
— Не хочешь присоединиться?
Колька потёр затылок, почесал за ухом и, пришлёпнув комара, орудовавшего хоботком на носу, посмотрев на Серёгу, спросил:
— А ты дашь колокольчик с крючком?
— Поройся в сумке, там должны быть, — ответил Серёга. — Запас шею не трёт, и голове спокойней, — с улыбкой добавил он.
Колька, усевшись на рассохшееся дощатое крыльцо дома, ловко опрокинул сумку, еле сдерживая её содержимое, ограждая ладонями щели крыльца, словно от рыбы пираньи с разинутой пастью, готовой поглотить свою жертву. Колька сразу увидел блестящий колокольчик, сверкнувший солнечным отражением и издавший мелодичный звук: «Я здесь, я здесь! Только возьмите меня с собой!».
— Да-да, ты мне очень нужен! — ответил Колька и, обтерев о штанину осевшую пыль, сунул в карман говорливого друга. Коробок из-под спичек с крючками, подслушав их разговор, без слов напросился в руки Кольки. Крючки, сцепившись, никак не хотели расставаться друг с другом. Выбрав зачинщика постарше, Колька аккуратно развёл их, осторожно, чтобы не пораниться, и слегка наколол на валявшийся прутик.
— Серёга! Я взял, что мне нужно. Пойду ладить свои снасти. Вечером жду твоего сигнала! — сказал Колька и вприпрыжку припустил к своему дому.
В этот момент Колька забыл о своём сне, о свободном полёте, о белоснежных комочках, круживших в синеве неба. Стихия воды с её бурным безудержным течением вскружила Колькину голову, словно водоворот на стремнине, взбудоражила ход мыслей, окрасив фантазией рыбалки, ночного костра у воды и запаха ухи, пропитанной дымком ночного костра, для которой ещё предстояло изловить «золотую рыбку».
С удочкой Колька возился долго. Надо было приладить на леску беспокойный колокольчик, который всё время норовил позабавить своей звонкой мелодией грузилок из податливого сплава и самое главное — ершистый крючок, норовивший всё время ужалить палец. Упругий узелок лески сопротивлялся и никак не хотел подружиться с колечком крючка, им почему-то не нравилось быть вместе. Изловчившись и удачно поймав своенравный конец лески, Колька ловко просунул внутрь кольца леску и обвил настоящим морским узелком дужку крючка, соединив их дружбу надёжным стежком. Дело осталось за червями, которых набрать не представляло труда. Их в огороде трудилась целая червячья колония, и Колька знал их точное место в перегное, в тени у забора. Припасённая железная банка в сарае с наклейкой «Щука в томатном соусе» кстати пригодилась для этой цели. Ковырнув влажную землю вперемешку с перегноем, Колька потревожил червячье семейство, дружно рыхлившее грунт вдоль забора, выполняя дневное задание.
— Ну что, друзья навозные, придётся поработать не только в земле, но и под водой! — сказал Колька, любовно укладывая самых упитанных червей в банку. — А пока посидите и послушайте щучьи, сдобренные томатным соусом, рассказы, небылицы, — добавил с усмешкой Колька, закрыв банку.
Время клонилось к вечеру.
Случайно набежавшая странница — белоснежная тучка — решила дать передышку утомлённой от солнца природе, на короткое время прикрыв перистыми крыльями ещё по-дневному жаркие солнечные лучи.
Горделивое краснощёкое солнышко, не обидевшись на такую заботливость, в знак благодарности поспешило одеть в парчовый наряд свою спутницу, озарив и осыпав её золотистыми лучами.
Весь вечер Колька старательно помогал отцу по огороду, таскал воду, как никогда, полными вёдрами для полива помидоров и огурцов, при этом дважды успел растянуться среди грядок и вымазаться не хуже червяка, уложенного в консервную банку, стараясь успеть справиться с огородом до условного сигнала отхода на рыбалку.
Управившись с работой, измазанный грязью, Колька незаметно подкрался к отцу:
— Пап, с работой я уже управился! Можно мне сходить сегодня с ребятами на рыбалку?
— Какая рыбалка? Скоро солнце будет садиться! — удивлённо отреагировал отец.
— Ночная! С ребятами идём в ночь! А утром я буду уже дома.
«Ну и выдумал!» — подумал про себя отец, стараясь понять, кто его надоумил.
— С кем идёте? — переспросил отец, разглядывая чумазое лицо Кольки.
— Серёга и брат его Юрка! С утра готовились! — бойко отрапортовал Колька.
— Иди вначале умойся и смотри, без всякой шалости у воды! И с огнём осторожно! В кладовке можешь взять телогрейку — ночи прохладные, можно простудиться. Мать предупреди! Скажи, что я разрешил, — произнёс отец.
От радости Колька закрутился, как волчок, не зная, что делать: сперва бежать к матери, мыться или в кладовку за телогрейкой. Буксонув ногами в луже от пролитой воды, Колька решил помыться, чтобы не испугать своим видом мать.
Не успев собрать пожитки для ночной рыбалки, он услышал, как прозвучал прерывистый свист Серёги, означавший вечерний сбор.
— Всё, пока! Я убежал, — прогорланил Колька и шемелой выскочил из ворот.
Друзья при полном параде, с удочками-закидушками за спиной сидели у канавы, дожидаясь рыбака Кольку.
— Ну что, тронули! В колонну по одному стройся! Дров по дороге наберём! — скомандовал Серёга и деловито возглавил строй.
Путь до речки занимал не более получаса.
Место выбрали у береговой кручи с песчаной отмелью, невдалеке от деревянного моста с дощатым настилом, поверх которого для надёжности была сооружена ажурная арка из серых брёвен, успевших пожухнуть от солнца, ветра и влаги. Накрывшая вечерняя тишина готовила реку к ночи. Последние лучи солнца, раздарившие за день тепло, стыдливо и робко прятались за макушки деревьев. Только редкий гул от пробегавших по мосту машин нарушал тишину надвигавшихся сумерек.
— Будем разматывать удочки и готовить место для костра, пока не стемнело. Может, вечерний клёв успеем захватить, а то без ухи сидеть ночь будет голодно и тоскливо, — сказал Серёга и, позванивая колокольчиками закидушки, стал готовить снасть для рыбалки.
— Давай, Юрок, разложим пока кострище, зажжём позднее, когда рыбка в котелок проситься будет! — с улыбкой сказал Колька и ловко, с хрустом, ломанул через колено сухую ветку, подобранную на склоне берега.
Уставшая за день река сонно ласкала остывающий берег, оставляя на влажном песке замысловатый след. В траве раздался стрекот кузнечика, проснувшегося от спячки. Прошуршала трава и затихла, прикрыв своими листьями пугливого мышонка, пытавшегося пробежаться по отмытой водой полосе, оставившей случайной волной пенный след на песке.
Ночь вступала в свои права.
Колокольчики на удочках Серёги притихли, словно согласились с тишиной наступавшей ночи, задремали и никак не хотели звонить.
— Серёга, может, подёргать леску? А то и мы так заснём! — Колька не успел договорить, как раздался ленивый подзвон, словно намёк на улов, переросший в тревожный набат.
— Подсекай, Серёга, — зашептал Колька, боясь спугнуть удачу.
— Вторая задергалась!
Серёга ловко, двумя руками, сделал подсечки и, быстро перебирая руками, стал вытягивать леску.
— Есть! — прокричал первым Колька и стал помогать Сергею, пока Юрка тянул леску второй закидушки.
Два крупных окунька затрепыхались в ведре, словно ошиблись своим водоёмом, поднимая фонтан брызг.
— Юрок, поджигаем костёр, ставим воду на уху! — воскликнул Колька и, чиркнув подготовленной спичкой, зажёг пучок сухой травы.
Костёр полыхнул, словно ждал этого момента, потрескивая, стал разбрасывать искры, радуясь успеху ребят, одаривая ярким фейерверком. Отблески костра упали на сонную воду реки, заметались, закружились на водной глади, приглашая речных обитателей поучаствовать в необычном ночном шоу.
Вода в котелке закипела, забурлила, несогласная с отражением в бурлящей воде рогатой луны, успевшей первой снять пробу ухи. Облачко пара взлетало вверх и отлетало в сторону, где развевался горячий воздух над разгоревшимся костром.
— Пора и нам пробу снимать! — выпалил Колька, нетерпеливо крутясь с черпаком у котелка.
Он зачерпнул кипящее варево, поднёс ко рту, подул и осторожно, остерегаясь обжечься, втянул краешками губ мелкие пузырьки, всплывающие из пены мутноватой жидкости: «Готова!».
Ещё горячая, разлитая по чашкам уха отдавала запахом костра, обжигала, покусывала язык, как бы дразнясь и ещё больше вызывая разыгравшийся аппетит.
Полученное наслаждение ухой и присутствие в одиночестве у реки под ярким звёздным небом переполняли ребячье чувство единения с природой.
Повеяло свежестью, лёгкий туман потянул из-за поворота русла, медленно укрывая песчаные отмели, едва касался сонной воды, стараясь не нарушить недолгий её сон. Река притихла и плавно продолжала свой путь, осторожным течением раскачивала остывшие берега, приглашая ко сну рыбаков. Плотная пелена ночи накрыла своим покрывалом поверхность реки, словно заботливая нянька.
Только бессонный огонёк бакена, одиноко маячивший в створе реки, словно в ночи светлячок, подмигивал, стараясь разорвать ночную мглу. Опустившиеся на притихшую водную гладь звёзды вспыхивали и пропадали, переговариваясь между собой, словно азбука Морзе служила им общением.
Расположившемуся у костра Кольке совсем не хотелось спать, он долго рассматривал звёздное небо, мерцание звёзд, Млечный путь, увлекающий в неизведанную даль, наклонённый звёздный ковш, готовый опуститься к реке за водой. Вместе с падающими звёздами с небосклона и рыбачьими байками мысли постепенно стали притупляться, и сон незаметно пленил Кольку.
Под утро повеяло прохладой, роса опустилась на траву и прибрежный песок, догоревший костёр изредка поблёскивал тусклым светом одиночных углей.
Далеко за горизонтом забрезжил рассвет, лёгкий туман над рекой стал нехотя рассеиваться. Зарождалось утро нового дня.
— Ну что, рыбаки! Что приснилось? Небось золотая рыбка пообещала по новенькому велосипеду? — пошутил Серёга, протирая заспанные глаза. — Рыбачить будем или сразу домой?
— А как же насчёт этой… золотой? — вставил Юрка и побежал в кусты помочиться, распугав ночных стрекачей-кузнечиков.
Утренний туман, висевший вровень с водой, расступился, и первые лучи утреннего солнца едва коснулись воды — река встрепенулась и медленно покатила на берег ещё сонные волны.
На этот раз Колька, ловко раскачав леску, забросил крючок с грузилом почти на середину реки и, присев на корягу у воды, стал ждать поклёвки. Колокольчик на леске слегка покачивался, но звенеть не хотел. Серёга с Юркой уже по разу поймали гольянов-красавцев и в очередной раз, поплевав на крючок с толстопузым червём, закинули удочки и потирали ладошки в ожидании новой удачи.
Кольке надоело сидеть без поклёвки, и, смотав удочку, он решил уйти на стоявшую у берега пришвартованную баржу из-под леса.
— Пошёл на посудину у моста! — доложил Колька и поплёлся по песку вдоль кромки приливной волны в сторону одинокой баржи.
С расстояния баржа казалась Кольке небольшой, но по мере приближения она росла на глазах, превращаясь в огромное судно. С трудом забравшись на палубу, измазавшись в глине и песке, Колька закинул снасть, не забыв нашептать и напомнить о золотой рыбке своему земляку-червяку, жившему под забором. Он слегка поплевал на червя наудачу. На барже Кольке нравилось. Набегавшие волны, ударяясь о борт, с шумом шлепали по корпусу баржи, звук от удара гулко отзывался в пустом трюме, и Колька представил себя в роли капитана дальнего плавания, бороздящего речные просторы. Правда, на барже не было мотора, рубки и штурвала, только удочка-закидушка. Замечтавшись, Колька неожиданно услышал звон рынды, то бишь колокольчика на удочке и, запнувшись за какую-то железяку на палубе, чуть не выпал за борт судна, но успел среагировать на сигнал колокольчика и подсечь леску. Леску заводило из стороны в сторону, волнение Кольки нарастало, и он уже забыл про наказ земляку-червяку, стал ловко работать руками, выбирая леску из воды. Удивлению не было предела: вместо золотой рыбки на крючке трепыхалась светло-серебристая стерлядка-карышок, напоминавшая своим видом остроносую торпеду, но значительно меньшего размера, ну наполовину Колькиного локтя! Есть такая мерка у местных рыбаков! Карышом рыбаки называли мелкую северную стерлядку.
Радостный Колька под мелодию славянки, напеваемой себе под нос, спустился по трапу, точнее, слетел, чуть не отпустив в речную стихию карыша, и побежал оповещать личный состав рыбаков об исполненном желании золотой рыбкой!
Серёга и Юрка от неожиданного сюрприза остолбенели и, не веря своим глазам, стали рассматривать Колькин улов. Улов Кольки подогрел азарт Серёги и Юрки. Они, по новой забросив свои снасти в не совсем ещё бурные воды реки, стали ждать у моря погоды. Но карыши, по всей видимости, решили больше не попадаться на эту удочку и избрали для себя иной маршрут. Шлёпая бортовыми колёсами-гребцами по воде, навстречу заигравшему утренними лучами солнцу прошёл пассажирский пароход, оставляя за собой пенные буруны на не совсем пробудившейся реке.
— На встречу с Тоболом небось спешит, — заметил Колька. — Глядишь, спугнёт в Тоболе в нашу сторону одну-другую стайку карышей! А здешнюю уже всю распугал паровыми колёсами. Ловить сегодня здесь больше нечего, пора сматывать удочки! — сказал Колька и с сожалением посмотрел на карыша, который с любопытством рассматривал через мутное стекло банки непривычную для него обстановку.