ГЕННАДИЙ КОЛОТОВКИН


ЛЕСНАЯ ДЕВОЧКА


ЛЕСНАЯ ДЕВОЧКА


ДИКИЙ ГРАМОТЕЙ
Перед усадьбой выцвел старенький аншлаг. Маринка загорелась заменить его. Пришлось мне вырезать хороший трафарет. А дочке буквы написать. Получился яркий и красивый щит. Его мы выставили напоказ: на полосатый столб прибили. Надпись броская гласила: «ЛЕСНЫХ ЖИЛЬЦОВ НЕ ОБИЖАЙ! Егерь Магатских озер, Богушинских угодий, хранитель заячьих троп, глухариных токов и прочая, прочая, прочая». Чтоб, прочитав его, и пришлые, и наши помнили, что озорничать в лесу нельзя, надо вести себя прилично. И не забывали: коли запрет в этих местах нарушат, дело иметь придется не с каким-то простофилей, а со знатным егерем, лесовиком поднаторелым.
На свой указ полюбовавшись, мы с дочкой в лес пошли. Мне нужен был к лопате черенок. Маринке ягод захотелось.
Принюхались — далеко краской пахло. Зверье, конечно, всполошилось, что значит этот запах?
Срубив лесину, я ее топориком неспешно обстругал. Дочка на корточках малину собирала, снизу у куста. Пока в лесу бродили, запах краски притупился: нитра сохнет быстро.
Маринка любознательно спросила:
— Мишка, наш сосед, учуял или нет дух краски?
— Еще как. Встревожился, заволновался: «Что это такое?»
Я не ошибся. Уремною тропой вернулись мы к заимке. У полосатого столба медведя увидали. Встав на дыбки, он, будто шамкая, в раздумье шевелил губами и нюхал крашеные буквы на щите.
Мы диву дались. Ведь он, дикарь косматый, тянется к грамоте, с потугами, но учится читать! Как дети пальчиком, так он по буквам когтем старательно водил, заучивая, повторял их напряженно.
Маринка, восхитившись, прошептала:
— Грамоте-ей!
Мы за ветвистою сосенкой схоронились.
Медведь прочел Красный Указ. Вздохнул завистливо: теперь не зверь в лесу хозяин, а человек. И, смысла нашего писания не поняв, отправился к реке, на водопой.
Но мы с дочуркой стали примечать: мишук приглядывается к нам. То из-за выворотня у реки украдкой наблюдает, то, уступив тропинку, из кустов следит. Интересуется, что мы за люди? Каковы хозяева лесные?
Лето стояло знойное. Указ наш скоро выцвел, потускнел. Маринка его краской подновила. Буквы снова ярче ягод заалели. Дух нитрокраски растекся по угодью. О силе строгого Указа напомнил птицам и зверям.
Медведь опять к щиту приковылял. Лапой буквы трогал осторожно. Что-то нашептывал усердно. Иногда глухо бубнил:
— Лес… лес…
Маринка за рукав подергала меня. Нетерпеливо, заинтересованно спросила:
— Что он бормочет?
— Никак не разберу.
Мы перебежками приблизились к медведю. И, спрятавшись за ствол, отчетливо услышали:
— Лес-ных жиль-цов не оби-жай!
Маринка ахнула. Дикарь косматый, а грамоту постиг! По слогам уже читает!
Мишук, суть Красного Указа уяснив, одобрительно башкою покивал: «Хорошо. Теперь у нас, у меньших братьев, есть заступники, друзья». Размашистую роспись когтем на щите оставив, побрел вразвалку на бугры поспевшую бруснику объедать.
Он за нами больше не следил. Привык, что мы теперь хозяева в лесу. С почтением к нам с Маринкой относился.
Осень ненастная настала. Дожди, ветра побили нашу надпись. К зиме ее Маринка освежила. Вчера у полосатого столба мы вновь увидели медведя. Грозно рыча, он вслух читал Красный Указ:
— Лесных жильцов не обижай! Егерь Магатских озер, Богушинских угодий, хранитель заячьих троп, глухариных токов и прочая, прочая, прочая.
Без запинки текст осилил. Перед зверями, птицами похвастал, как складно он читает. От Указа отойдя, на пень користый умостился. При тусклом солнышке немножко посидел. Окинул взглядом избу, колодец под навесом, поленницу, конюшню, баню, погребок. Буркнул одобрительно, негромко:
— Прижились люди. В обиду нас, косматых, не дадут.
С пенька по-стариковски встав, мохнатый грамотей поплелся неохотно в глухомань, готовить на зиму берлогу.