Артур Чернышов
РАЗНОЛЕТЬЕ
НА ДОРОГАХ ЖИЗНИ
рассказы, новеллы, были
ПАМЯТНИК
Сказку эту Федор Макарович не раз рассказывал в послевоенные годы истосковавшимся по отцовской ласке ребятишкам.
«Давно это было. Так давно, что и звезды тогда другие горели, и жизнь со смертью в друзьях-товарищах ходила, а земля была такой, что ткни ее в полночь палкой — увидишь полдневное солнце на другой стороне света».
Шел солдат с войны домой. Сорок-сороков провоевал. Всех врагов, его земле грозивших, сразил. И возвращался он домой к земле, к жене и малым детям. Шел он день и ночь, от солнца к солнцу, от месяца к месяцу, по пожарищам, по дорогам, войной исковерканным, по лесам и полям, грохотом сражений запуганным. Видел солдат эту беду и сокрушался, что не ожить земле после таких разрушений.
Остался ему последний переход к дому. И прилег он под куст отдохнуть, ночь провести. И вот ранним утром, когда солнце только проснулось и принялось умывать себя росами студеными, полоскать туманами белыми, очнулся вдруг солдат от странного гула… Прислонился он ухом к земле и слышит — земля постанывает да потрескивает…
Приподнялся солдат и видит — из-за горизонта к нему навстречу крестьянский сын идет, как бы из земли вырастая. За чапиги сохи держится, коня саврасого понукает — бедный конь от труда непомерного хоть и шатается, но тащит соху стопудовую. И где раз лемех пройдет, там пшеница стеной поднимается, где другой пройдет — сады от урожая к земле пригибаются, а в третий пройдет — избы, как грибы, растут… Обрадовался солдат — не погибнуть земле!
Остановился крестьянский сын возле солдата и говорит ему: «Бью челом за твои подвиги. Шел ты сражаться вместе с товарищами, а вернулся сам-перст. Много плача будет вдовьего. Но не исчезнет жизнь с лица земли, пока мои руки работают… А в память о погибших я построю среди оживших полей, садов, деревень и городов памятник. Пусть он посреди земли стоит и каждый ему низко поклонится…».
* * *
…В Кудояровке, деревеньке небольшой, беда и радость — все на виду. Возвращался ли он в те годы вечером с работы или копался в редкие свободные минуты на своей грядке, часто слышал плач. Тот плач, святей и неутешней которого на белом свете нет. Однажды собрались старики и стали вспоминать да подсчитывать, кто с войны не вернулся, кто где голову сложил, на каждый двор в аккурат по человеку пришлось. Что ни изба, то горе.
Федор Макарович не жалостлив сердцем — жизнь к старости всему научила, но плача этого не мог переносить. Уходил в избу, садился на лавку и бросал жене сквозь сжатые губы:
— Эх-ма… вот и Павла Кряжова не стало…
Во всей деревне всего две фамилии было — Кряжовы да Чернышовы. Люди здесь жили рослые и крепкие, как на подбор.
— Наш один мужик десяти стоит, — говаривал Федор Макарович. — Наших десять погибнет — считай, рота полегла. На Кряжовых да Чернышовых вся земля держится, их руками кормится и строится…
В этих словах была великая истина, потому что в Кудояровке издавна жили большие труженики, замечательные мастера, а трудом не то что земля — вся жизнь держится:
— Эх, Татьяна, — вздыхал старик. — Горя много. Слыхала, что соседке нашей пишут из Белоруссии, — камня на камне не оставили, изверги. Но все равно отстроимся. И еще сильнее станем. А тех, кто за нас голову сложил, никогда не забудем. В каждый вновь отстроенный дом память о них будем вкладывать. Я вот детишкам сказку рассказываю, а мне ведь и в самом деле хочется обелиск поставить погибшим деревенским. Я уже и место облюбовал — под окнами нашего дома…
Время было послевоенное. Не то что камень — гвоздь был на вес золота. Но место он приготовил заранее, расчистил его, принес из леса с десяток елочек и белых березок. И скоро деревья принялись, зазеленели, напоминая о данном им слове.
Потом от военных ран у него умер сын. Это старика сильно опечалило. Стал оп молчаливым. А все невысказанные днем слова заносил по ночам в синюю клетчатую тетрадку: пришла ему такая охота — воспоминания писать.
«У меня сын помер, — жаловался он неизвестно кому на первой странице тетради. — Он работать умел и воевать умел».
Старуха часто его укоряла:
— Ты что, Федор, спятил — по ночам строчишь. Ишь, домашний писарь завелся.
Но старик отмахивался:
— Не мешай, мать, мне историю писать. Я, может быть, уже памятник начал строить.
Татьяна Федоровна удивляясь, за окошко посмотрела:
— Когда же это ты успел? Только вчера жаловался, что цемента нет.
Федор Макарович хитро улыбался:
— Эх, мать. Много лет мы с тобой прожили, а все ты меня понимать не научилась.
По годам, как по ступенькам, поднимался он в своих воспоминаниях к теперешней жизни, как бы все время она учила его: «Счастье оно дается ценой крови и жизнью самых лучших и самых верных борцов». И, может быть, тогда же, в тоске по своим павшим товарищам, понял он, что нельзя забывать их, — слишком пуста была без этой памяти его собственная жизнь.
Ему пришлось больше строить, чем разрушать. Он понял: труд — основа всему, труд человека — это памятник всей его жизни. Писатели оставляют после себя книги, знаменитые люди — память о громких деяниях, а человек труда — дома и города, заводы и фабрики, умные механизмы и богатые нивы. Пусть это безымянно, но все это и есть жизнь, эпоха, все это и есть то время, которым он жил, которое будут столетия спустя изучать, изумляясь мастерству и проворству его рук, ученые-историки.
Сколько бы в мире ни было войн и разрух, все равно венцом всего будет и есть не винтовка, не штык, а серп крестьянина и молот рабочего, поднятые в гордом движении. Но если приходит такая необходимость, этот рабочий и этот крестьянин берут в руки винтовку и идут защищать построенное.
Вот, наверное, поэтому в сказке Федора Макаровича крестьянский сын, оживив нивы, построив дома и города, воздвигает памятник, увековечивший подвиг солдата-защитника…
…А сосны напротив его дома все росли и росли. И березы на их темном фоне казались невестами, ожидающими возвращения своих суженых.
И вот майским днем собрались односельчане, вдовы, состарившиеся без мужей, дети, выросшие без отцов, невесты, не дождавшиеся суженых. И Федор Макарович, обнажив голову, сказал просто, негромко:
— Это память о тех кудояровцах, которые погибли в боях, защищая нашу жизнь. И мы всегда будем верный ей.
Обелиск стоит как раз напротив избы Федора Макаровича, а изба его — как раз в центре деревни.
И впрямь, все как, в сказке получилось. Помните, что говорил крестьянский сын солдату: «А в память о погибших я построю среди оживших полей, садов, деревень и городов памятник. Пусть он посреди земли стоит и каждый ему низко поклонится…».
1970
Артур Чернышов
РАЗНОЛЕТЬЕ
НА ДОРОГАХ ЖИЗНИ
рассказы, новеллы, были
ПАМЯТНИК
Сказку эту Федор Макарович не раз рассказывал в послевоенные годы истосковавшимся по отцовской ласке ребятишкам.
«Давно это было. Так давно, что и звезды тогда другие горели, и жизнь со смертью в друзьях-товарищах ходила, а земля была такой, что ткни ее в полночь палкой — увидишь полдневное солнце на другой стороне света».
Шел солдат с войны домой. Сорок-сороков провоевал. Всех врагов, его земле грозивших, сразил. И возвращался он домой к земле, к жене и малым детям. Шел он день и ночь, от солнца к солнцу, от месяца к месяцу, по пожарищам, по дорогам, войной исковерканным, по лесам и полям, грохотом сражений запуганным. Видел солдат эту беду и сокрушался, что не ожить земле после таких разрушений.
Остался ему последний переход к дому. И прилег он под куст отдохнуть, ночь провести. И вот ранним утром, когда солнце только проснулось и принялось умывать себя росами студеными, полоскать туманами белыми, очнулся вдруг солдат от странного гула… Прислонился он ухом к земле и слышит — земля постанывает да потрескивает…
Приподнялся солдат и видит — из-за горизонта к нему навстречу крестьянский сын идет, как бы из земли вырастая. За чапиги сохи держится, коня саврасого понукает — бедный конь от труда непомерного хоть и шатается, но тащит соху стопудовую. И где раз лемех пройдет, там пшеница стеной поднимается, где другой пройдет — сады от урожая к земле пригибаются, а в третий пройдет — избы, как грибы, растут… Обрадовался солдат — не погибнуть земле!
Остановился крестьянский сын возле солдата и говорит ему: «Бью челом за твои подвиги. Шел ты сражаться вместе с товарищами, а вернулся сам-перст. Много плача будет вдовьего. Но не исчезнет жизнь с лица земли, пока мои руки работают… А в память о погибших я построю среди оживших полей, садов, деревень и городов памятник. Пусть он посреди земли стоит и каждый ему низко поклонится…».
* * *
…В Кудояровке, деревеньке небольшой, беда и радость — все на виду. Возвращался ли он в те годы вечером с работы или копался в редкие свободные минуты на своей грядке, часто слышал плач. Тот плач, святей и неутешней которого на белом свете нет. Однажды собрались старики и стали вспоминать да подсчитывать, кто с войны не вернулся, кто где голову сложил, на каждый двор в аккурат по человеку пришлось. Что ни изба, то горе.
Федор Макарович не жалостлив сердцем — жизнь к старости всему научила, но плача этого не мог переносить. Уходил в избу, садился на лавку и бросал жене сквозь сжатые губы:
— Эх-ма… вот и Павла Кряжова не стало…
Во всей деревне всего две фамилии было — Кряжовы да Чернышовы. Люди здесь жили рослые и крепкие, как на подбор.
— Наш один мужик десяти стоит, — говаривал Федор Макарович. — Наших десять погибнет — считай, рота полегла. На Кряжовых да Чернышовых вся земля держится, их руками кормится и строится…
В этих словах была великая истина, потому что в Кудояровке издавна жили большие труженики, замечательные мастера, а трудом не то что земля — вся жизнь держится:
— Эх, Татьяна, — вздыхал старик. — Горя много. Слыхала, что соседке нашей пишут из Белоруссии, — камня на камне не оставили, изверги. Но все равно отстроимся. И еще сильнее станем. А тех, кто за нас голову сложил, никогда не забудем. В каждый вновь отстроенный дом память о них будем вкладывать. Я вот детишкам сказку рассказываю, а мне ведь и в самом деле хочется обелиск поставить погибшим деревенским. Я уже и место облюбовал — под окнами нашего дома…
Время было послевоенное. Не то что камень — гвоздь был на вес золота. Но место он приготовил заранее, расчистил его, принес из леса с десяток елочек и белых березок. И скоро деревья принялись, зазеленели, напоминая о данном им слове.
Потом от военных ран у него умер сын. Это старика сильно опечалило. Стал оп молчаливым. А все невысказанные днем слова заносил по ночам в синюю клетчатую тетрадку: пришла ему такая охота — воспоминания писать.
«У меня сын помер, — жаловался он неизвестно кому на первой странице тетради. — Он работать умел и воевать умел».
Старуха часто его укоряла:
— Ты что, Федор, спятил — по ночам строчишь. Ишь, домашний писарь завелся.
Но старик отмахивался:
— Не мешай, мать, мне историю писать. Я, может быть, уже памятник начал строить.
Татьяна Федоровна удивляясь, за окошко посмотрела:
— Когда же это ты успел? Только вчера жаловался, что цемента нет.
Федор Макарович хитро улыбался:
— Эх, мать. Много лет мы с тобой прожили, а все ты меня понимать не научилась.
По годам, как по ступенькам, поднимался он в своих воспоминаниях к теперешней жизни, как бы все время она учила его: «Счастье оно дается ценой крови и жизнью самых лучших и самых верных борцов». И, может быть, тогда же, в тоске по своим павшим товарищам, понял он, что нельзя забывать их, — слишком пуста была без этой памяти его собственная жизнь.
Ему пришлось больше строить, чем разрушать. Он понял: труд — основа всему, труд человека — это памятник всей его жизни. Писатели оставляют после себя книги, знаменитые люди — память о громких деяниях, а человек труда — дома и города, заводы и фабрики, умные механизмы и богатые нивы. Пусть это безымянно, но все это и есть жизнь, эпоха, все это и есть то время, которым он жил, которое будут столетия спустя изучать, изумляясь мастерству и проворству его рук, ученые-историки.
Сколько бы в мире ни было войн и разрух, все равно венцом всего будет и есть не винтовка, не штык, а серп крестьянина и молот рабочего, поднятые в гордом движении. Но если приходит такая необходимость, этот рабочий и этот крестьянин берут в руки винтовку и идут защищать построенное.
Вот, наверное, поэтому в сказке Федора Макаровича крестьянский сын, оживив нивы, построив дома и города, воздвигает памятник, увековечивший подвиг солдата-защитника…
…А сосны напротив его дома все росли и росли. И березы на их темном фоне казались невестами, ожидающими возвращения своих суженых.
И вот майским днем собрались односельчане, вдовы, состарившиеся без мужей, дети, выросшие без отцов, невесты, не дождавшиеся суженых. И Федор Макарович, обнажив голову, сказал просто, негромко:
— Это память о тех кудояровцах, которые погибли в боях, защищая нашу жизнь. И мы всегда будем верный ей.
Обелиск стоит как раз напротив избы Федора Макаровича, а изба его — как раз в центре деревни.
И впрямь, все как, в сказке получилось. Помните, что говорил крестьянский сын солдату: «А в память о погибших я построю среди оживших полей, садов, деревень и городов памятник. Пусть он посреди земли стоит и каждый ему низко поклонится…».
1970