499 Шамсутдинов Избранное Т. 3
Николай Меркамалович Шамсутдинов
Николай Шамсутдинов
ИЗБРАННОЕ
Том 3
Повседневность без грима
* * *
…чем вы, фарисеи, ни обрамите этот мир, —
одушевляя смерть,
Лепесток ороговевшей памяти, безнадежней под ногами твердь…
Пифии морочат нас прогнозами, ибо конвульсивною весной
Страсти лечат авитаминозом и, в древнем помраченье новизной,
Время держит взаперти нас, полное пустотою. Глубже, чем в душе,
Нет для человека дна… И он ее утопил в скабрезностях Буше.
Вызволи себя из голошения мелочей, которыми живем,
Овладев искусством отрешения от абсурда, что еще зовем
Бытием… С оракулом в компьютере, мир, чреват потерею лица,
Предстает — конгломератом утвари твари, забывающей Творца.
Человек, верни из прозябания верность и любовь, и — сей же час!
Скопом, под «опекой» подсознания бесы держат, обступая, нас,
Ведь, клубясь в душе, что стала гневною, так и рвется
(для иного — китч)
Бездна, обреченная геенною слыть, и только, — нечистью настичь
Смертного. Казним иносказанием, эпос умолчания, дробя
В прах нас, завершается изгнанием, в мелосе проклятий, из себя…
Господи! Яви уродам истину — испокон не к месту здесь, она,
В строевом радении, филистеру, горькая, на откуп отдана.
И, с душой в смятении и панике, сколько ни кивай на чернь:
«Судьба…»,
У нее, нахрапистой, наставники — подлость, лицемерие, алчба.
Торжествуют в торжищах, что — варево,
закоснев в кичливости своей,
Вещи, что расселись в нас, — хозяева алчущих,
приплюснутых людей,
Что грешат порой исповедальностью.
Тем паскудней в изысках, фигляр,
Галлюциногенною реальностью оплодотворяемый кошмар.
Разминувшись с прошлым — в назидание смертным,
пафос Вышнего угас
В обескровленном существовании тупиками тычущихся масс.
Им, спешащим «рвать!» с прогорклой срочностью,
сострадать, понятно, — не с руки,
Даром что с отточенною точностью закипают сединой виски.
Но, с душой, в буквальном смысле вынутой,
если есть и отдышаться где,
То в горах — на полном вдохе выгнутой тверди здесь,
у моря, что — везде
Высятся над нами. К прекословию «доброхотов», прорве их назло,
Речь взахлеб, сегодня, — дань безмолвию,
что вчера от фальши берегло…
Ссадины на памяти суть тернии. И, непостижимы, вопреки
Небесспорной яви, — достовернее крови бестолковые толчки
В пальчиках притихшей… К неизбежности комплексов,
жизнь мытаря сейчас
Каверзнее — в судорожной нежности «фурии», вжимающейся в вас
И (еще) чревата, в нарастании, грубым сочлененьем рук и ног,
Ибо в мимолетном миловании — вечности, вам вопреки, исток.
Это вас роднит — не эфемерная, но испепелившая твои
Доводы,
вполне закономерная мерность в эволюции любви…
_2009_
Николай Меркамалович Шамсутдинов
Николай Шамсутдинов
ИЗБРАННОЕ
Том 3
Повседневность без грима
* * *
…чем вы, фарисеи, ни обрамите этот мир, —
одушевляя смерть,
Лепесток ороговевшей памяти, безнадежней под ногами твердь…
Пифии морочат нас прогнозами, ибо конвульсивною весной
Страсти лечат авитаминозом и, в древнем помраченье новизной,
Время держит взаперти нас, полное пустотою. Глубже, чем в душе,
Нет для человека дна… И он ее утопил в скабрезностях Буше.
Вызволи себя из голошения мелочей, которыми живем,
Овладев искусством отрешения от абсурда, что еще зовем
Бытием… С оракулом в компьютере, мир, чреват потерею лица,
Предстает — конгломератом утвари твари, забывающей Творца.
Человек, верни из прозябания верность и любовь, и — сей же час!
Скопом, под «опекой» подсознания бесы держат, обступая, нас,
Ведь, клубясь в душе, что стала гневною, так и рвется
(для иного — китч)
Бездна, обреченная геенною слыть, и только, — нечистью настичь
Смертного. Казним иносказанием, эпос умолчания, дробя
В прах нас, завершается изгнанием, в мелосе проклятий, из себя…
Господи! Яви уродам истину — испокон не к месту здесь, она,
В строевом радении, филистеру, горькая, на откуп отдана.
И, с душой в смятении и панике, сколько ни кивай на чернь:
«Судьба…»,
У нее, нахрапистой, наставники — подлость, лицемерие, алчба.
Торжествуют в торжищах, что — варево,
закоснев в кичливости своей,
Вещи, что расселись в нас, — хозяева алчущих,
приплюснутых людей,
Что грешат порой исповедальностью.
Тем паскудней в изысках, фигляр,
Галлюциногенною реальностью оплодотворяемый кошмар.
Разминувшись с прошлым — в назидание смертным,
пафос Вышнего угас
В обескровленном существовании тупиками тычущихся масс.
Им, спешащим «рвать!» с прогорклой срочностью,
сострадать, понятно, — не с руки,
Даром что с отточенною точностью закипают сединой виски.
Но, с душой, в буквальном смысле вынутой,
если есть и отдышаться где,
То в горах — на полном вдохе выгнутой тверди здесь,
у моря, что — везде
Высятся над нами. К прекословию «доброхотов», прорве их назло,
Речь взахлеб, сегодня, — дань безмолвию,
что вчера от фальши берегло…
Ссадины на памяти суть тернии. И, непостижимы, вопреки
Небесспорной яви, — достовернее крови бестолковые толчки
В пальчиках притихшей… К неизбежности комплексов,
жизнь мытаря сейчас
Каверзнее — в судорожной нежности «фурии», вжимающейся в вас
И (еще) чревата, в нарастании, грубым сочлененьем рук и ног,
Ибо в мимолетном миловании — вечности, вам вопреки, исток.
Это вас роднит — не эфемерная, но испепелившая твои
Доводы,
вполне закономерная мерность в эволюции любви…
_2009_