498 Шамсутдинов Избранное Т
Николай Меркамалович Шамсутдинов
НИКОЛАЙ ШАМСУТДИНОВ
ИЗБРАННОЕ
СТИХОТВОРЕНИЯ
ТОМ 2
НИКЕЯ
* * *
Перебранка посуды за ланчем. По смене
Декораций, примерной походкой премьера
Надвигается тенор… В запущенной лени,
Синтетический холод кондиционера
Вспоминает былых постояльцев, чьи тени
За спиною портье. Забываясь, портьера
Погружается в дрему. Источник аллюзий —
Изнуренное знойным генезисом, лето,
В приодетых условностях, снова в союзе
С легкомыслием_ню…_Депрессивного цвета,
Ткань, уже пережившая осень иллюзий,
В выцветающих складках, по воле сюжета,
Отдает себя, грузная, легкому бризу
С неподвижного моря… И, словно с натуры
Списаны, прямиком по фривольному фризу
Бурно мчатся, сметая препоны, амуры,
Догоняя наяд — повинуясь капризу
Живописца, ценителя плотной фактуры.
И, с геенною в гении, ночью, к удушью
Местной флоры без вас, недра архипелага
Дышат, освобождая от лишнего, сушью,
Распинающей душу. Коробясь, бумага
Шелестит о былом, испещренная тушью,
На столе, наподобие белого флага.
Но, не боле, в бикини, чем частность пейзажа,
Поутру, отдавая кой-где белизною,
С мифом накоротке, нимфы пестрого пляжа
Предают себя, неистощимые, зною,
И, средь стаек их, тем соблазнительней кража
Презентабельных (si!) реноме, новизною
Положенья — дразня… Полдень. Жажда окрепла
На пронзительном зное. Без аперитива,
Что ни иронизируй о «возрасте пепла»,
Усыхает, ввергая в столбняк, перспектива
Полновесного дня… Порождение пекла,
Подостлав полотенце, читает, лениво
Затянувшись… Сознанье мордуемо лимфой,
Поглупевшей от зноя. Шезлонги рядами…
Мельтешня… Рядом с нимфой, пришпиленной рифмой
К ситуации, вам прожигают сосцами
Бренный разум — о да, рядом с этою нимфой,
Благоденствуя в комплексах… Перед глазами —
Ликование плоти, и горизонтальны —
Мысли о предстоящем, чьи всполохи пылки.
При наличии алчущих листьев, у пальмы
Нет усидчивой тени. Токует в затылке…
И стакан, задушевно ласкающий пальцы,
Уже пуст, тем прискорбнее убыль в бутылке,
Побелевшей от соли. Тосклив крик баклана
На диете… Порой за усмешкою сноба,
Отводящего взор свой не от океана —
От себя ж, — верность ветреной не твердолоба —
Опрометчива. И — накрывает нирвана
Ветеранов альковных ристалищ, и оба
Замирают в объятии — чтобы расстаться,
Навсегда… под ладонью — жемчужная спинка…
Для того, чтоб, светясь, хорошо одеваться,
Нужно чаще, спеша, раздеваться… Разминка
В еженощных объятиях, надо признаться,
Обращает любого в поджарого инка.
Исполать — опрометчивым, легким, доступным,
Не грешащим моралью! Прилежным прибоем
Вас выносит лицом прямо к маленьким ступням
Поджидающей у парапета. С подбоем
Пены, море вжимается в душу вам, крупным
Планом — на просоленной рекламе… С привоем
Легкомысленной юности, чье любопытство
Все готово попробовать на язычок, но —
Неизменно по таксе,
мотает стилиста
По всему побережью за нею… И, чокнут,
Мир из вас, посмуглевшего, лепит софиста,
Посвятившего мысли софе. Душно… сохнут
Снасти на берегу… Лишь неведенью ведом
Вкус копченой ставриды… Под взглядом предгорий,
Сведены к «хмари харь», вопросительным летом
Дни — кипящее капище как аллегорий,
Так и интерпретаций, сводимых к обетам
Воздержания. В ревности фантасмагорий
К прозе жизни, обильем фантазий, мычащих
В подсознанье, — безропотно жертвуют дружбе,
Ибо время, вместилище памяти, чаще
Резонирует в вас, резонере, — на службе
У двусмысленностей, не всегда подлежащих
Порицанию. Жизнь, норовящая глубже
Запустить коготок, приспускает личину
Добродетели, что своего не упустит,
Между тем как свежо запустившая в спину
Коготки — как ни бейся, уже не отпустит,
Снизу, взглядом греха озирая лепнину
На слепом потолке, засыпающем в Прусте,
На слепом потолке, наблюдавшем кончину
Не одной из интрижек… В сомненьях, по сути,
В приблудившейся лжи чаще ищут причину,
Между тем как в игривом порой атрибуте,
Подвигающем на безрассудство мужчину, —
Нетерпение ополоумевшей ртути
На сплошном солнцепеке… Слепима перстами
Юной пифии и в неизменном соседстве
С вдохновеньем,
на «ты» с любострастием, память
О любовницах, о тесных бдениях вместе,
Помыкая, в румянце пришпоренной, вами, —
Нестерпимей соседства двух фурий в контексте.
Вечность,
с сакраментальным «великое — в малом»,
Заморочив могучею мерностью, море
Бьет за окнами в мол… И ее,
под усталым
И отпавшим от жизни, с пустыней во взоре, —
Бьют конвульсии, бьют — пригвожденную жалом,
С жаждой, хриплые жабры встопорщившей в горле.
Боль не знает соперников — с стоном из зева,
Вдруг впиваются в рот, обмерев, так упрямо
Обнимая вас,
что сук от райского древа,
Бремя, если поверить преданью, Адама, —
Откровенно свербит нетерпеньем, и дева
Вновь обваливается в конвульсии… Драма? —
В лютом сердцебиении, дрожь… Ноги сводит
Неизменною слабостью… В зряшных заклятьях
«Оборвать! Прекратить!»,
фарисейка, в природе
Амазонки, истекшая в нежных проклятьях
«Бонвивану», к кому она влажно уходит,
Погибая, ослабшая, в ваших объятьях?..
_2006_
Николай Меркамалович Шамсутдинов
НИКОЛАЙ ШАМСУТДИНОВ
ИЗБРАННОЕ
СТИХОТВОРЕНИЯ
ТОМ 2
НИКЕЯ
* * *
Перебранка посуды за ланчем. По смене
Декораций, примерной походкой премьера
Надвигается тенор… В запущенной лени,
Синтетический холод кондиционера
Вспоминает былых постояльцев, чьи тени
За спиною портье. Забываясь, портьера
Погружается в дрему. Источник аллюзий —
Изнуренное знойным генезисом, лето,
В приодетых условностях, снова в союзе
С легкомыслием_ню…_Депрессивного цвета,
Ткань, уже пережившая осень иллюзий,
В выцветающих складках, по воле сюжета,
Отдает себя, грузная, легкому бризу
С неподвижного моря… И, словно с натуры
Списаны, прямиком по фривольному фризу
Бурно мчатся, сметая препоны, амуры,
Догоняя наяд — повинуясь капризу
Живописца, ценителя плотной фактуры.
И, с геенною в гении, ночью, к удушью
Местной флоры без вас, недра архипелага
Дышат, освобождая от лишнего, сушью,
Распинающей душу. Коробясь, бумага
Шелестит о былом, испещренная тушью,
На столе, наподобие белого флага.
Но, не боле, в бикини, чем частность пейзажа,
Поутру, отдавая кой-где белизною,
С мифом накоротке, нимфы пестрого пляжа
Предают себя, неистощимые, зною,
И, средь стаек их, тем соблазнительней кража
Презентабельных (si!) реноме, новизною
Положенья — дразня… Полдень. Жажда окрепла
На пронзительном зное. Без аперитива,
Что ни иронизируй о «возрасте пепла»,
Усыхает, ввергая в столбняк, перспектива
Полновесного дня… Порождение пекла,
Подостлав полотенце, читает, лениво
Затянувшись… Сознанье мордуемо лимфой,
Поглупевшей от зноя. Шезлонги рядами…
Мельтешня… Рядом с нимфой, пришпиленной рифмой
К ситуации, вам прожигают сосцами
Бренный разум — о да, рядом с этою нимфой,
Благоденствуя в комплексах… Перед глазами —
Ликование плоти, и горизонтальны —
Мысли о предстоящем, чьи всполохи пылки.
При наличии алчущих листьев, у пальмы
Нет усидчивой тени. Токует в затылке…
И стакан, задушевно ласкающий пальцы,
Уже пуст, тем прискорбнее убыль в бутылке,
Побелевшей от соли. Тосклив крик баклана
На диете… Порой за усмешкою сноба,
Отводящего взор свой не от океана —
От себя ж, — верность ветреной не твердолоба —
Опрометчива. И — накрывает нирвана
Ветеранов альковных ристалищ, и оба
Замирают в объятии — чтобы расстаться,
Навсегда… под ладонью — жемчужная спинка…
Для того, чтоб, светясь, хорошо одеваться,
Нужно чаще, спеша, раздеваться… Разминка
В еженощных объятиях, надо признаться,
Обращает любого в поджарого инка.
Исполать — опрометчивым, легким, доступным,
Не грешащим моралью! Прилежным прибоем
Вас выносит лицом прямо к маленьким ступням
Поджидающей у парапета. С подбоем
Пены, море вжимается в душу вам, крупным
Планом — на просоленной рекламе… С привоем
Легкомысленной юности, чье любопытство
Все готово попробовать на язычок, но —
Неизменно по таксе,
мотает стилиста
По всему побережью за нею… И, чокнут,
Мир из вас, посмуглевшего, лепит софиста,
Посвятившего мысли софе. Душно… сохнут
Снасти на берегу… Лишь неведенью ведом
Вкус копченой ставриды… Под взглядом предгорий,
Сведены к «хмари харь», вопросительным летом
Дни — кипящее капище как аллегорий,
Так и интерпретаций, сводимых к обетам
Воздержания. В ревности фантасмагорий
К прозе жизни, обильем фантазий, мычащих
В подсознанье, — безропотно жертвуют дружбе,
Ибо время, вместилище памяти, чаще
Резонирует в вас, резонере, — на службе
У двусмысленностей, не всегда подлежащих
Порицанию. Жизнь, норовящая глубже
Запустить коготок, приспускает личину
Добродетели, что своего не упустит,
Между тем как свежо запустившая в спину
Коготки — как ни бейся, уже не отпустит,
Снизу, взглядом греха озирая лепнину
На слепом потолке, засыпающем в Прусте,
На слепом потолке, наблюдавшем кончину
Не одной из интрижек… В сомненьях, по сути,
В приблудившейся лжи чаще ищут причину,
Между тем как в игривом порой атрибуте,
Подвигающем на безрассудство мужчину, —
Нетерпение ополоумевшей ртути
На сплошном солнцепеке… Слепима перстами
Юной пифии и в неизменном соседстве
С вдохновеньем,
на «ты» с любострастием, память
О любовницах, о тесных бдениях вместе,
Помыкая, в румянце пришпоренной, вами, —
Нестерпимей соседства двух фурий в контексте.
Вечность,
с сакраментальным «великое — в малом»,
Заморочив могучею мерностью, море
Бьет за окнами в мол… И ее,
под усталым
И отпавшим от жизни, с пустыней во взоре, —
Бьют конвульсии, бьют — пригвожденную жалом,
С жаждой, хриплые жабры встопорщившей в горле.
Боль не знает соперников — с стоном из зева,
Вдруг впиваются в рот, обмерев, так упрямо
Обнимая вас,
что сук от райского древа,
Бремя, если поверить преданью, Адама, —
Откровенно свербит нетерпеньем, и дева
Вновь обваливается в конвульсии… Драма? —
В лютом сердцебиении, дрожь… Ноги сводит
Неизменною слабостью… В зряшных заклятьях
«Оборвать! Прекратить!»,
фарисейка, в природе
Амазонки, истекшая в нежных проклятьях
«Бонвивану», к кому она влажно уходит,
Погибая, ослабшая, в ваших объятьях?..
_2006_