Жизнь, что реченька бурлива... Избранное
А. Е. Шестаков
КАК МОЛОДЫ МЫ БЫЛИ...
_Тюменскому_горвоенкому_капитану_Дмитриенко_порядком_поднадоели_эти_два_парня,_вот_уже_несколько_недель_настойчиво_вымаливающих_повестку_на_войну._Сказал_им_строго,_но_не_зло:_«Мошкин_и_Кодочигов,_если_завтра_снова_сюда_явитесь_пошлю_на..._картошку»._
Друзья-романтики чуть поостыли. Пришлось ждать своего срока. Ликовали неуемно, когда их наконец-то зачислили в кремлевские курсанты. Правда, Владимиру Мошкину в Москве повезло меньше, через шесть месяцев его комиссовали, хворь прицепилась неожиданно...
Возвратился в Тюмень. Но ненадолго. Принял решение однозначное: «На проклятые болячки махнуть, в армию во что бы то ни стало попасть». И попал, усыпив бдительность докторов. Сначала в запасной полк в Еланьских лагерях. А в апреле сорок третьего воинский эшелон доставил сибиряков на станцию Елец. Своим ходом отшагали километров сто по соседней Орловщине, остановились около железнодорожного Русского Брода, и тут рядовой Мошкин попал под первую бомбежку. Но все обошлось. Владимира записали в 282-й отдельный истребительно-противотанковый дивизион 16-й литовской стрелковой дивизии. Огорчился парень такому «распределению». Языка чужого не знает. Как сладится служба-дружба? Но зря огорчался парень. Получились и служба, и дружба. И речь в пределах окопного общения быстро осилил. И душевные привязанности вскорости появились. Первыми и самыми надежными друзьями его стали Антанас Арбутавичюс, Ираклий Диджюлис, Станиславас Суходольскис, Казис Каушпадас. В первой же разведке боем Мошкина ранило в ногу. Всё гудит и взметается от взрывов. А в немилом небе жаворонок, малая птаха родная, пронзительной смелой песней побеждает войну. Смотрит, слушает боец и говорит себе: «Ну, Мошкин, знать, жив будешь». Ночью вдвоем ползли к своим, то и дело натыкаясь на рыскающих фашистов. К счастью, вышли на соседнюю часть. Соседи позвонили в литовский дивизион, прибывший командир-артиллерист забрал раненого. «Сегодня, – размышляет Владимир Германович, – я никак не могу объяснить целесообразность этих разведок боем. Дикий способ получения информации о противнике. Ценой огромных жертв. Ну рванут обреченные вперед, ну покосит их почти всех противник, обнаружив свои огневые точки. Пока с учетом новых разведданных организуют наступление, немцы к тому времени эти огневые точки уже передислоцируют. Стоила ли игра свеч?».
Но вернемся к началу июля сорок третьего. Восстановленный в санчасти солдат с противотанковым ружьем снова в строю. Его подразделение под Орлом. В стыке 13-й, 48-й армий. В канун битвы «рыли мы, как кроты, землю, укрепляя танкоопасные направления. Одну батарею поставили на прямую наводку, остальные замаскировали в резерве. С четвертого на пятое всю ночь работали лопатами. А утром...»
Упреждая немцев, соседи слева утром начали артиллерийскую контрподготовку. Всесокрушающим шквалом огня началась Курская. Десять дней бились две силы, меряясь стойкостью металла и сердец. Десять дней ураганом гремела земля. Ничто живое, казалось, не уцелеет тут. Грохот орудий делал солдат глухими. А «юнкерсы» низко-низко шныряют выискивают жертвы. Страшные птицы могильного цвета.
- Ваше участие в Курской? – спрашиваю ветерана.
- В атаки ходил, по танкам стрелял, – говорит Владимир Германович и переводит разговор на других. Среди «других», отличившихся в этом сражении, командир взвода лейтенант Шерепка, батареец сержант Миколас Золотас, удостоенные орденов Боевого Красного Знамени, дивизионный связист Борис Коварский. Многие бойцы и командиры «шестнадцатой» работали на взлете мужества и отваги. «А вот один-единственный солдат наш не выдержал ада атаки, сломался психически, застрелился. У этого человека не оказалось сверхчеловеческой прочности...».
А дивизия 15 июля пошла в наступление. Страшно было смотреть на вчерашние немецкие рубежи. В перепаханной боем земле груды искорененного металла, месиво растрепанных трупов. Тяжкие мысли, не отпускающая печально-победная фраза: «Кто с мечом к нам...»
Между тем боевой путь литовских артиллеристов после «огненной дуги» прошел через Змиевку и Кромы, через Дмитровск-Орловский и деревеньку Литва. Да, такое вот совпадение. Существует такое селеньице, с которым у Владимира есть еще одно личное воспоминание. Получил интересное письмо от друга Густава Кузьмицкого, волею судьбы не годного для фронта, но от зари до зари энергично работающего для фронта, добывающего живицу, без которой не получится горючая смесь, влитая в обыкновенную бутылку. Грозное оружие в руках истребителей немецких танков. ...А в простеньком карманном блокнотике-дневничке артиллериста уже вписан новый город Тула. Чем памятна ему испокон ружейно-самоварная Тула? Тут дивизион во время отдыха снабдили 76-миллиметровыми новыми пушками. Тут, в Туле, опять пополнили ряды свои новичками и в сентябре сорок третьего железнодорожным эшелоном отправились на Калининский фронт. Через столицу-матушку ехали. Грандиозный салют в честь освобожденного Смоленска видели. Воодушевляющее зрелище! Перед Великими Луками спешились на станции Кунья и походным порядком на юго-запад, к Невелю. Взяли город Городок в тридцати верстах от Витебска, двинули на Полоцк. На станции Дретунь в июне сорок четвертого в составе 1-го Прибалтийского фронта стартовали в операцию «Багратион». Четыре фронта громили тут врага. В сокрушительной победе есть вклад и артиллериста рядового Мошкина.
Ну а следующая заметная строка истории дивизии Шяуляй. В конце июля сорок четвертого части 3-го мехкорпуса западнее Риги вышли к заливу.
Но успех этот не был закреплен.
Противник вновь оттеснил наступавших. Вернуть потерю было нелегко.
«В боях при отражении вражеского контрудара немало новых героических страниц вписал личный состав 16-й литовской стрелковой дивизии генерала В.А. Карвялиса. Всему миру в те дни стало известно имя славной дочери литовского народа Дануте Станелене. Огнем пулемета она помогла отбить тринадцать вражеских атак. За этот подвиг Дануте была награждена орденом Славы I степени и стала обладательницей ордена Славы всех трех степеней». Процитировал краткий научно-популярный очерк «Великая Отечественная война», изданный в Москве в 1973 году под редакцией генерал-лейтенанта, членкора Академии наук П.А. Жилина.
А вклад Мошкина на этом ратном отрезке?
Рядовая работа, ничего особенного, скромно молвит Владимир Германович. Но про него охотно и подробно расскажут его товарищи, расскажут о его мужестве, стойкости, о его трудной солдатской работе.
...Октябрь сорок четвертого. В прорыв обороны немцев, юго-западнее Шяуляя, был брошен специально сформированный в составе 16-й литовской Клайпедской Краснознаменной дивизии передовой подвижной отряд преследования, в который вошел и отдельный истребительный противотанковый дивизион, в котором служил Мошкин. С ходу сбивая вражеские заслоны и небольшие гарнизоны, обходя стороной крупные населенные пункты, отряд стремительно продвигался по направлению к Неману. Возглавлял группу полковник Владас Мотека. Смел, грамотен, уважаем солдатами. Уверенный, подтянутый, справедливо строгий, гордо вышагивал он с внушительным маузером в массивной деревянной кобуре: «Нам с ним в самые напряженные схватки не было страшно», говорили его подчиненные. Этот пятидневный рейд в тылу врага понаделал переполоха. Почти на полторы сотни километров углубившись от линии фронта, мотомехчасть, специально наученная жить по командам сигнальных ракет, появлялась перед врагом неожиданно, сеяла страх и панику.
...Отряд на коротком привале. Красное усталое солнце медленно уходит за горизонт. Тишина. И вдруг нервный мотоциклетный треск. Трое немцев на приличной скорости чуть лбами не стукнулись о стволы русских пушек. Нежданная встреча, ужас в округленных глазах.
В память Владимира Германовича врезалось еще одно событие этого вечера. ...Колонна, сотня фашистов, в сумерках спокойно приближается к перекрестку шоссе Клайпеда Тильзит. Впереди осанистый офицер в черном элегантном плаще на рыжем коне гарцует. Наши автоматчики по глубоким кюветам незаметно к ним навстречу двинулись. Да так неожиданно гаркнули «руки вверх!», что те, ошалевшие, пальцем шевельнуть не посмели. Остолбенели и сдались все безропотно.
«А у офицера на карте пометку про нашу часть обнаружили «дерзкое русское соединение». Ни одного выстрела в толпу эту мы не сделали. И когда их, плененных, повели от нас, они замахали приветливо руками, улыбались нам... И мы, готовые простить врагу его зверства, тоже заулыбались в ответ. Вот такие мы».
А еще однополчане Владимира поведали про одну «маленькую» разведку Мошкина на фоне большущей войны в Курляндии.
«Нужен «язык», сказал комдив. Немцы что-то затевают на нашем участке. Разобраться надо».
Пятеро вышли в метель. Роли распределили так: Казис Каушпадос, Алексей Панкратов, Владимир Мошкин - группа захвата; Антанас Дрбутовичюс, Ираклий Вилкос - прикрытие. Нейтралку изучили раньше. Каждый кустик, деревце, воронку запечатлели. С помощью стереотрубы. До позиции гитлеровцев добрались без приключений.
Объект нападения блиндаж, из трубы которого вылетали снопы искр. У входа часовой. Бросок Владимира Мошкина, удар. И для фашиста навсегда померк белый свет. Ворвались в блиндаж. Два офицера бражничают. Один мигом за пистолет. Но шустрый Казис опередил пристрелил немца. Второй взметнул руки. Засунули ему в рот перчатку, связали его срезанным телефонным кабелем, прихватили фрицевские планшет и полевую сумку. Ушли.
Немцы спохватились, огонь открыли, но было уже поздно. Пленного и трофеи передали в разведотдел, а сами отправились к Станиславу Суходольскису. Тот умел не только лезгинку лихо танцевать, но и обеды великолепные готовить. Перекусили и спать. Чуть задремал Владимир, а посыльный тут как тут: «К командиру, срочно!» Вошел полусонный разведчик в штабную землянку и доложил так:
- Товарищ Мошкин, майор по вашему приказанию явился...
Расхохотался майор. Сказал значительно:
-Ценные сведения вы принесли. Пододвигайся к столу, водочкой угощу...
И вот 21 декабря сорок четвертого. Последний день войны для сержанта, кавалера трех орденов (Отечественной войны I степени и двух Красной Звезды) Владимира Германовича Мошкина. У прибрежного прибалтийского селения Помпали крепко его «стукнуло». В позвоночник, в легкие. Парализованного в Шяуляй доставили, потом в Пермь. Около года в госпиталях провел. Семь операций выдержал. В сорок девятом хирурги сделали последнюю. Но коварный осколок из позвоночника убрать не смогли. Очень уж в опасном месте, проклятый, застрял. Ушел в «гражданку» воин инвалидом второй группы. Куда податься ему? Помог пример друга Павла Кодочигова, который с послевоенной тросточкой уже осваивает в Свердловске юридическую профессию. Владимир туда же. А потом долгие годы работал в юридических учреждениях области и не забывал своих фронтовых друзей.
А. Е. Шестаков
КАК МОЛОДЫ МЫ БЫЛИ...
_Тюменскому_горвоенкому_капитану_Дмитриенко_порядком_поднадоели_эти_два_парня,_вот_уже_несколько_недель_настойчиво_вымаливающих_повестку_на_войну._Сказал_им_строго,_но_не_зло:_«Мошкин_и_Кодочигов,_если_завтра_снова_сюда_явитесь_пошлю_на..._картошку»._
Друзья-романтики чуть поостыли. Пришлось ждать своего срока. Ликовали неуемно, когда их наконец-то зачислили в кремлевские курсанты. Правда, Владимиру Мошкину в Москве повезло меньше, через шесть месяцев его комиссовали, хворь прицепилась неожиданно...
Возвратился в Тюмень. Но ненадолго. Принял решение однозначное: «На проклятые болячки махнуть, в армию во что бы то ни стало попасть». И попал, усыпив бдительность докторов. Сначала в запасной полк в Еланьских лагерях. А в апреле сорок третьего воинский эшелон доставил сибиряков на станцию Елец. Своим ходом отшагали километров сто по соседней Орловщине, остановились около железнодорожного Русского Брода, и тут рядовой Мошкин попал под первую бомбежку. Но все обошлось. Владимира записали в 282-й отдельный истребительно-противотанковый дивизион 16-й литовской стрелковой дивизии. Огорчился парень такому «распределению». Языка чужого не знает. Как сладится служба-дружба? Но зря огорчался парень. Получились и служба, и дружба. И речь в пределах окопного общения быстро осилил. И душевные привязанности вскорости появились. Первыми и самыми надежными друзьями его стали Антанас Арбутавичюс, Ираклий Диджюлис, Станиславас Суходольскис, Казис Каушпадас. В первой же разведке боем Мошкина ранило в ногу. Всё гудит и взметается от взрывов. А в немилом небе жаворонок, малая птаха родная, пронзительной смелой песней побеждает войну. Смотрит, слушает боец и говорит себе: «Ну, Мошкин, знать, жив будешь». Ночью вдвоем ползли к своим, то и дело натыкаясь на рыскающих фашистов. К счастью, вышли на соседнюю часть. Соседи позвонили в литовский дивизион, прибывший командир-артиллерист забрал раненого. «Сегодня, – размышляет Владимир Германович, – я никак не могу объяснить целесообразность этих разведок боем. Дикий способ получения информации о противнике. Ценой огромных жертв. Ну рванут обреченные вперед, ну покосит их почти всех противник, обнаружив свои огневые точки. Пока с учетом новых разведданных организуют наступление, немцы к тому времени эти огневые точки уже передислоцируют. Стоила ли игра свеч?».
Но вернемся к началу июля сорок третьего. Восстановленный в санчасти солдат с противотанковым ружьем снова в строю. Его подразделение под Орлом. В стыке 13-й, 48-й армий. В канун битвы «рыли мы, как кроты, землю, укрепляя танкоопасные направления. Одну батарею поставили на прямую наводку, остальные замаскировали в резерве. С четвертого на пятое всю ночь работали лопатами. А утром...»
Упреждая немцев, соседи слева утром начали артиллерийскую контрподготовку. Всесокрушающим шквалом огня началась Курская. Десять дней бились две силы, меряясь стойкостью металла и сердец. Десять дней ураганом гремела земля. Ничто живое, казалось, не уцелеет тут. Грохот орудий делал солдат глухими. А «юнкерсы» низко-низко шныряют выискивают жертвы. Страшные птицы могильного цвета.
- Ваше участие в Курской? – спрашиваю ветерана.
- В атаки ходил, по танкам стрелял, – говорит Владимир Германович и переводит разговор на других. Среди «других», отличившихся в этом сражении, командир взвода лейтенант Шерепка, батареец сержант Миколас Золотас, удостоенные орденов Боевого Красного Знамени, дивизионный связист Борис Коварский. Многие бойцы и командиры «шестнадцатой» работали на взлете мужества и отваги. «А вот один-единственный солдат наш не выдержал ада атаки, сломался психически, застрелился. У этого человека не оказалось сверхчеловеческой прочности...».
А дивизия 15 июля пошла в наступление. Страшно было смотреть на вчерашние немецкие рубежи. В перепаханной боем земле груды искорененного металла, месиво растрепанных трупов. Тяжкие мысли, не отпускающая печально-победная фраза: «Кто с мечом к нам...»
Между тем боевой путь литовских артиллеристов после «огненной дуги» прошел через Змиевку и Кромы, через Дмитровск-Орловский и деревеньку Литва. Да, такое вот совпадение. Существует такое селеньице, с которым у Владимира есть еще одно личное воспоминание. Получил интересное письмо от друга Густава Кузьмицкого, волею судьбы не годного для фронта, но от зари до зари энергично работающего для фронта, добывающего живицу, без которой не получится горючая смесь, влитая в обыкновенную бутылку. Грозное оружие в руках истребителей немецких танков. ...А в простеньком карманном блокнотике-дневничке артиллериста уже вписан новый город Тула. Чем памятна ему испокон ружейно-самоварная Тула? Тут дивизион во время отдыха снабдили 76-миллиметровыми новыми пушками. Тут, в Туле, опять пополнили ряды свои новичками и в сентябре сорок третьего железнодорожным эшелоном отправились на Калининский фронт. Через столицу-матушку ехали. Грандиозный салют в честь освобожденного Смоленска видели. Воодушевляющее зрелище! Перед Великими Луками спешились на станции Кунья и походным порядком на юго-запад, к Невелю. Взяли город Городок в тридцати верстах от Витебска, двинули на Полоцк. На станции Дретунь в июне сорок четвертого в составе 1-го Прибалтийского фронта стартовали в операцию «Багратион». Четыре фронта громили тут врага. В сокрушительной победе есть вклад и артиллериста рядового Мошкина.
Ну а следующая заметная строка истории дивизии Шяуляй. В конце июля сорок четвертого части 3-го мехкорпуса западнее Риги вышли к заливу.
Но успех этот не был закреплен.
Противник вновь оттеснил наступавших. Вернуть потерю было нелегко.
«В боях при отражении вражеского контрудара немало новых героических страниц вписал личный состав 16-й литовской стрелковой дивизии генерала В.А. Карвялиса. Всему миру в те дни стало известно имя славной дочери литовского народа Дануте Станелене. Огнем пулемета она помогла отбить тринадцать вражеских атак. За этот подвиг Дануте была награждена орденом Славы I степени и стала обладательницей ордена Славы всех трех степеней». Процитировал краткий научно-популярный очерк «Великая Отечественная война», изданный в Москве в 1973 году под редакцией генерал-лейтенанта, членкора Академии наук П.А. Жилина.
А вклад Мошкина на этом ратном отрезке?
Рядовая работа, ничего особенного, скромно молвит Владимир Германович. Но про него охотно и подробно расскажут его товарищи, расскажут о его мужестве, стойкости, о его трудной солдатской работе.
...Октябрь сорок четвертого. В прорыв обороны немцев, юго-западнее Шяуляя, был брошен специально сформированный в составе 16-й литовской Клайпедской Краснознаменной дивизии передовой подвижной отряд преследования, в который вошел и отдельный истребительный противотанковый дивизион, в котором служил Мошкин. С ходу сбивая вражеские заслоны и небольшие гарнизоны, обходя стороной крупные населенные пункты, отряд стремительно продвигался по направлению к Неману. Возглавлял группу полковник Владас Мотека. Смел, грамотен, уважаем солдатами. Уверенный, подтянутый, справедливо строгий, гордо вышагивал он с внушительным маузером в массивной деревянной кобуре: «Нам с ним в самые напряженные схватки не было страшно», говорили его подчиненные. Этот пятидневный рейд в тылу врага понаделал переполоха. Почти на полторы сотни километров углубившись от линии фронта, мотомехчасть, специально наученная жить по командам сигнальных ракет, появлялась перед врагом неожиданно, сеяла страх и панику.
...Отряд на коротком привале. Красное усталое солнце медленно уходит за горизонт. Тишина. И вдруг нервный мотоциклетный треск. Трое немцев на приличной скорости чуть лбами не стукнулись о стволы русских пушек. Нежданная встреча, ужас в округленных глазах.
В память Владимира Германовича врезалось еще одно событие этого вечера. ...Колонна, сотня фашистов, в сумерках спокойно приближается к перекрестку шоссе Клайпеда Тильзит. Впереди осанистый офицер в черном элегантном плаще на рыжем коне гарцует. Наши автоматчики по глубоким кюветам незаметно к ним навстречу двинулись. Да так неожиданно гаркнули «руки вверх!», что те, ошалевшие, пальцем шевельнуть не посмели. Остолбенели и сдались все безропотно.
«А у офицера на карте пометку про нашу часть обнаружили «дерзкое русское соединение». Ни одного выстрела в толпу эту мы не сделали. И когда их, плененных, повели от нас, они замахали приветливо руками, улыбались нам... И мы, готовые простить врагу его зверства, тоже заулыбались в ответ. Вот такие мы».
А еще однополчане Владимира поведали про одну «маленькую» разведку Мошкина на фоне большущей войны в Курляндии.
«Нужен «язык», сказал комдив. Немцы что-то затевают на нашем участке. Разобраться надо».
Пятеро вышли в метель. Роли распределили так: Казис Каушпадос, Алексей Панкратов, Владимир Мошкин - группа захвата; Антанас Дрбутовичюс, Ираклий Вилкос - прикрытие. Нейтралку изучили раньше. Каждый кустик, деревце, воронку запечатлели. С помощью стереотрубы. До позиции гитлеровцев добрались без приключений.
Объект нападения блиндаж, из трубы которого вылетали снопы искр. У входа часовой. Бросок Владимира Мошкина, удар. И для фашиста навсегда померк белый свет. Ворвались в блиндаж. Два офицера бражничают. Один мигом за пистолет. Но шустрый Казис опередил пристрелил немца. Второй взметнул руки. Засунули ему в рот перчатку, связали его срезанным телефонным кабелем, прихватили фрицевские планшет и полевую сумку. Ушли.
Немцы спохватились, огонь открыли, но было уже поздно. Пленного и трофеи передали в разведотдел, а сами отправились к Станиславу Суходольскису. Тот умел не только лезгинку лихо танцевать, но и обеды великолепные готовить. Перекусили и спать. Чуть задремал Владимир, а посыльный тут как тут: «К командиру, срочно!» Вошел полусонный разведчик в штабную землянку и доложил так:
- Товарищ Мошкин, майор по вашему приказанию явился...
Расхохотался майор. Сказал значительно:
-Ценные сведения вы принесли. Пододвигайся к столу, водочкой угощу...
И вот 21 декабря сорок четвертого. Последний день войны для сержанта, кавалера трех орденов (Отечественной войны I степени и двух Красной Звезды) Владимира Германовича Мошкина. У прибрежного прибалтийского селения Помпали крепко его «стукнуло». В позвоночник, в легкие. Парализованного в Шяуляй доставили, потом в Пермь. Около года в госпиталях провел. Семь операций выдержал. В сорок девятом хирурги сделали последнюю. Но коварный осколок из позвоночника убрать не смогли. Очень уж в опасном месте, проклятый, застрял. Ушел в «гражданку» воин инвалидом второй группы. Куда податься ему? Помог пример друга Павла Кодочигова, который с послевоенной тросточкой уже осваивает в Свердловске юридическую профессию. Владимир туда же. А потом долгие годы работал в юридических учреждениях области и не забывал своих фронтовых друзей.