Жизнь, что реченька бурлива... Избранное
А. Е. Шестаков






ОТ ТЮМЕНИ ДО ПРАГИ




_Героям_рожденной_у_нас_истребительно-противотанковой_артиллерийской_бригады_резерва_главного_командования._



В обороне или наступлении мы всегда с гордостью и особым уважением относились к воинам, у которых на левом рукаве был черный бархатный ромб с золотыми перекрещенными стволами пушек – эмблема истребителей танков, людей исключительного героизма и воинского мастерства, пишет генерал армии Алексей Жадов. Это они первыми вступали в бой, жгли «пантер», «тигров», «фердинандов», расчищали дорогу нашим славным пехотинцам. Я вспоминаю, с какой верой в правоту нашего дела сражались гвардейцы десятой бригады...».

Эти слова военачальника адресованы боевому подразделению, которое в сорок втором уходило на фронт после формирования и спешного обучения в Тюмени как «шестая» отдельная. На военных дорогах эта часть дважды меняла номера была двадцать восьмой, стала десятой гвардейской Тернопольской Краснознаменной орденов Ленина, Кутузова, Богдана Хмельницкого. А славу бригады, естественно, ковали отважные люди.

В Тюмени начался боевой путь Саши Турина. Был наводчиком, командовал орудием. Первый танк со свастикой подбил под Ольховаткой. Помогли маскировка и железная выдержка, помноженные на точный расчет. Подпустил противника метров на двести. Рисковал, бесспорно, но успел первым же снарядом разворотить вражескую башню. Этот геройский парень имел на своем счету восемнадцать сожженных танков.

...Коля Родионов - курганец. Стройный, чернобровый, с лихим чубом. Жизнелюб, весельчак. Храбрости неимоверной. Потому-то и стал Николай Иванович Героем Советского Союза. В одном из его наградных листов имеется характеристика: «Бесстрашный командир!» Его личные смелость и решительность не раз помогали брать верх над противником. В архивах бригады зафиксированы эпизоды «работы» родионовской батареи при подходе к Одеру и форсировании его. В ночь с 23 на 24 января сорок пятого вместе с первыми пехотинцами артиллеристы старшего лейтенанта Родионова быстро преодолели этот водный рубеж и в районе деревни Эйхенрид заняли плацдарм. Немцы дважды за ночь пытались сбросить смельчаков в реку, но тактически важный клочок земли стойко удерживали истребители-гвардейцы до подхода подкрепления.

А как горько переживали гибель Николая, прошедшего всю войну и павшего... перед самым Рейхстагом. Похоронили героя в Берлине, недалеко от Бранденбургских ворот. Земляки увековечили память о нем, назвав его именем улицы в Кургане и Варгашах. В Варгашовской школе-интернате сооружен обелиск в честь храброго воина-артиллериста.

...Борис Российский. Как с такой патриотической фамилией не постоять за матушку-Русь! И сержант Борис Николаевич одухотворенно сражался с бандитской ратью. Он стал ярким примером беззаветного выполнения солдатского долга. В один из жарких боев от разрыва вражеской мины в хозяйстве Российского загорелись снарядные ящики. Свирепствует пламя, а Борис с четырьмя товарищами мечется, сбивая языки огня, сохраняя то ценное, без чего пушка уже не грозное оружие. Спасли снаряды. Отбили очередную танковую атаку.

– В десятой бригаде было много замечательных бойцов и командиров, вспоминал ветеран 230-го полка Дмитрий Ивченко. Всех не перечислишь. Назову среди них лейтенанта Анатолия Толстых. Сильный духом человек. Оптимистичный, остроумный говорун-пересмешник. Не унывающий в трудную минуту, подбадривающий сникшего солдата.

В ряду умелых и бравых друзья-ратники называли разведчика-сибиряка, старшего сержанта Ивана Козырева, спокойного, умного старшего сержанта Степана Полоскова, людей исключительной храбрости – капитанов Мельникова, Светинова, Григорьева. Друзья вспоминали не рядовой батальный первомайский эпизод сорок пятого года, великолепно характеризующий качества бойца и командира.

...Подразделение полковника Андрея Долгова наступало на Дрезден в составе пятой армии Жадова и третьей танковой армии Рыбалко. Механизированные части чаще всего вырывались вперед, оставляя позади линию фронта, решительно действуя в тылу врага. Пользуясь внезапностью, занимали значимые населенные пункты и крепко держали их до прихода главных сил. В одну маленькую деревеньку Блохвиц и вошел 230-й полк 30 апреля. Утром разведчики доложили: немцев нет. В середине дня комбриг Базыленко с помощниками выехали на рекогносцировку. За машиной Владимира Ивановича следовал полк, в голове которого шла батарея Героя Советского Союза Фомы Григорьева. Шли по шоссе на приличной скорости и вдруг... На обочине с поднятыми стволами поперек дороги стоят шесть «королевских тигров». Автомобиль Базыленко с лету проскочил под этими стволами-арками. Да так молниеносно проскочил, что немцы не успели среагировать. Батарейцам Григорьева остался единственный выход: развернуться и бить в упор по технике врага. Три ошарашенных танка задним ходом отползли в растерянности в ближайший лесок. Три загорелись. Быстротечная схватка затихла. Батареи полка заняли боевой порядок. Штаб расположился в отдельном домике севернее деревни. До ночи неприятельская сторона ничем себя не проявляла. Измотанные батарейцы и штабисты крепко уснули. Не смыкали глаз только радисты-телефонисты да полковник Долгов. Он-то знал, что тишина может оказаться обманчивой. И действительно, туманным утром 1 мая около окон штаба разглядели немцев. Под прикрытием темноты те тихо прошли мимо тщательно замаскированных русских. По приказу Долгова исполняющий обязанности начштаба Ивченко вызвал к телефону всех комбатов: «Видите дом, где мы находимся?». Отвечают: «Видим». «Немедленно открыть по нему огонь. Немцы вокруг нас». Отвечают: «Ты, Федорыч, не хватил спозаранку по случаю Первомая?». Тогда трубку взял сам комполка: «Огонь! Приказываю! По нам!».

Двадцать орудий шпарили в обозначенную точку, а Долгов да Ивченко прямо из окна одинокой избенки корректировали стрельбу. Точные попадания буквально расшвыряли фрицев. Но часам к одиннадцати с их стороны возобновилось движение. Из ближнего леска доносился шум моторов. Разведка подтвердила: готовится удар в сторону 230-го артполка. В броске могут участвовать танки, бронетранспортеры. Пришлось опять просить огонька у начальника артиллерии пятой армии генерала Полуятова. Дали ему ориентиры для залпа батальона катюш. Представляете, в гуще наступающих разом ухнуло 192 снаряда РС да плюс снаряды артполка. Это был праздничный салют для красноармейцев и ад для немцев, которые никак не могли смириться с разгромом. И ночью с 1-го на 2 мая вновь приготовились к наступлению, определив, что истребители танков не подкреплены пехотой. И опять разведка «бога войны» не дремала, вычислила район скопления сил неприятеля и упредила его действия. Взялись это сделать капитан Светинов с парторгом полка капитаном Самариным и добровольцами. В кромешной тьме подползли к немцам и их же фаустпатронами накрыли. Тактически благополучный плацдарм отстояли при активных действиях истребительной бригады.

Имеется подробнейшая статистика подразделения. Впечатляет первая строка ее – уничтожено 533 танка и 45 самоходок противника. Начало этой статистики в сорок втором, на Воронежском фронте у Коротояка, Давыдовки. Пять дней тогда шли бои. Верх взяли сибиряки-уральцы. Примечательно: потерпевшие поражение на вторые сутки уже гремели по радио, словно в оправдание, что против них брошена бригада кремлевских сталинских курсантов. Вот такой оценки удостоилась после первых своих боев шестая, выпестованная в Тюмени истребительная бригада.






Солдаты ее отчаянно сражались у Белгорода и Киева, у Житомира и Львова, у Перемышля и Тернополя. Штурмовали Штрелен, Дрезден и Прагу. Они первыми форсировали Днепр и Буг, Вислу и Нейсе, Одер и Шпрее. В строю героев-артиллеристов тюменцы: адъютант командира полка Юровский, лейтенант Лапия, командир орудия Гурьев, артмеханик Безроднов, наводчик Слемнев, командир орудия Мочалов. Павел Мочалов, например, дважды был заживо похоронен. Вот его короткий рассказ: «Под селом Снежков Кут мы попали в окружение, связь с передовыми отрядами прекратилась. К своим пробились только через полтора месяца. Меня уже посчитали погибшим. В Тюмень маме Марии Климентьевне извещение отправили: «Пропал без вести». А второй случай произошел в районе станции Обоянь. Тяжелые бои тут вели. Мое орудие три танка подбило. А четвертый фашист изловчился и «положил» снаряд точнехонько под наш лафет. Весь расчет погиб. Погибли и командир полка, и медсестра. Меня сильно контузило. Отступавшие пехотинцы подняли полуживого, дотащили до санчасти, которая оперативно переправила в тыловой госпиталь. Командир батареи послал гонца, чтобы узнать, почему мое орудие умолкло. Тот вернулся в полк и доложил: весь расчет погиб, а Мочалова и вовсе нет. В клочья, наверное, разнесло. И полетело в Тюмень второе извещение о моей смертушке. В лазарете несколько суток без сознания лежал, потом около двух месяцев возвращали к памяти. И ведь встал в строй. Часть свою догнал на подходе к Днепру. Опять однополчане удивились моей бессмертности, а мама никак не верила, что я все же жив».